Белое танго

— Это для отвода глаз, — сказала Таня. — Хотя он, если захочет, может и с бабой. Это у них называется «белый».

Она вновь взяла трубку и набрала номер Огнева.

— Слушаю! — раздался в трубке нервный, срывающийся голос.

— Будьте добры Юрия Сергеевича, — вежливо попросила Таня.

— Да слушаю я!

— Здравствуйте, Юра. Это говорит Таня, сестра Никиты Захаржевского. Мне он срочно нужен. Я знаю, что он в Москве, я сейчас тоже в Москве.

— Ничего я не знаю! С самого утра укатил на моей машине, сказал, что будет завтра, ничего не объяснил, я места себе не нахожу… Только я не верю, что он будет завтра! Мы поссорились вчера, он нахамил мне, ударил, я видеть его не желаю!

— И вы не догадываетесь, куда он мог поехать?

— Догадываюсь, только вам не скажу! Впрочем, нет, скажу — поехал трахаться с какой-нибудь бабой сисястой!

Таня поняла; что Огнев изрядно пьян.

— И вы не знаете, как бы мне эту самую бабу найти?

— Вы что, издеваетесь?! — взвизгнул Огнев и бросил трубку.

— Вот так, — вздохнув, сказала Таня. — Первый номер пустой. Будем искать Николая Квасова без телефона или Татьяну Ларину без адреса.

— Погоди-ка, — встрепенулся Шеров. — Ты сказала, Николай Квасов? Фигуры типа Огнева меня интересуют мало, а вот Николай Квасов — очень знакомое звукосочетание. Конечно, в Москве Квасовых вагон с прицепом, но посмотрим, вдруг тот?

Шеров пошел в кабинет и поманил за собой Таню. Кабинет напоминал музейный зал — размерами, антикварной мебелью из карельской березы, расписным плафоном и вообще всем, включая монументальный чернильный прибор из четырнадцати предметов.

Особенно удивил Таню огромный серый телевизор, к нижней панели которого была зачем-то приделана клавиатура от пишущей машинки.

— Это что? — спросила она Шерова.

— Персональный компьютер, — с гордостью ответил он. Тане это ничего не сказало, и Шеров пояснил:

— Гениальное устройство для хранения и обработки информации. Дорогой черт, но в деловых руках окупается мгновенно. Как-нибудь покажу, на что он способен. Ты ахнешь.

Он подошел к большому и красивому, как все здесь, картотечному шкафу, немного подумал и выдвинул один из ящиков.

— Компьютер компьютером, а по старинке ловчее, — сказал он, просовывая вдоль вынутых из ящика карточек вязальную спицу. — Алфавитно-систематический принцип. Помнишь?

Таня кивнула. Шеров аккуратной стопкой выложил оставшиеся на спице карточки, отсчитал с краю несколько дырочек, вновь просунул спицу и резко поднял ее. На ней осталось висеть три карточки.

— Вот, пожалуйста, известные мне Квасовы Николаи, проживающие в Москве.

Выбирай.

Квасов, Николай Константинович, 1920 г. р., генерал-полковник, начальник Академии тыла и транспорта.

Квасов, Николай Андреевич, 1954 г. р., референт, Комитет народного контроля.

Квасов, Николай Мефодиевич, 1938 г. р., директор, Центр техобслуживания ВАЗ.

— Не похоже, — сказала Таня, еще раз просмотрела карточки и все же отложила вторую. — Вот эту, пожалуй, посмотрим. Вот это что значит?

— Выпускник МГИМО 1976 года, — пояснил Шеров.

— Никиткин институт, Никиткин год. Тепло, тепло, — сказала Таня. — А вот тут что за закорючка?

— Склонен к нестандартным сексуальным проявлениям, — бесстрастно произнес Шеров.

— В яблочко! — воскликнула Таня. — Звоним.

— Знаю я этого Кольку Квасова, — сказал Шеров. — На побегушках у моего доброго приятеля Шитова. Шустрый парнишка.

— Рабочий или домашний? — спросила Таня.

— Рабочий, конечно. Это же трудовой чиновник, не то что Огнев.

Таня поспешно набрала указанный номер.

— Комитет народного контроля, приемная председателя, — ответил приятный молодой баритон.

— Будьте добры Николая Андреевича Квасова.

— Я у телефона. Чем могу быть полезен?

— Здравствуйте, Николай Андреевич. Я Татьяна, сестра Никиты Захаржевского.

Видите ли, мне сказали, что он в Москве, а он мне срочно нужен…

— Ах, вы та самая Танечка? Мне Никита много о вас рассказывал. Да, он здесь, утром заглянул ко мне, попросил взять кое-что… ну, в нашем буфете, вы понимаете. Обещал заехать в шесть часов. На всякий случай оставил номер, по которому его можно застать до шести. Вам дать?

— Да, будьте любезны.

— Записывайте…

Квасов продиктовал номер телефона и очень мило попрощался с Таней, взяв с нее слово непременно позвонить ему в конце недели. Судя по всему, отмеченная склонность Квасова к нестандартным сексуальным проявлениям не исключала, как и у родимого брательника, проявлений стандартных.

Не тратя времени даром, Таня тут же набрала записанный номер. Трубку снял Никита.

— Алло!

— Ну, здорово, братец милый! Узнал?

— Это ты, надо же… — Особой радости в голосе брата она не услышала — Как узнала? Впрочем, неудивительно…

— Да, я отличаюсь настойчивостью в достижении цели.

— Оттуда звонишь, или уже снова в седле?

— Оттуда — это, надо понимать, из «скворечника»? Нет, не оттуда. Из города от хорошего друга.

— Понятно.

— Я, конечно, очень рада слышать твой сладкий голосок, но звоню-то я по делу.

— Да?

— Видишь ли, после известных тебе событий я решила обосноваться в Москве.

— Это окончательно?

— Вполне.

— И что?

— И требуется некоторая помощь с твоей стороны. Мой друг может подыскать мне хорошую квартиру и помочь с пропиской. Только это требует определенных затрат. Понятное дело, я не собираюсь просить у тебя. Таких денег у тебя нет и никогда не будет. Речь идет о другом. Подмосковную дачку помнишь? Впрочем, глупый вопрос — такое не забывается. Так вот, теперь есть возможность ее хорошо продать. Если получится очень хорошо, то и тебе кое-что подкину…

Он гаденько хихикнул в трубку.

— А лысого промежду тут не хочешь ли? По всем документам она моя, и фига ты у меня ее получишь. Если жить негде, так и быть, я же не изверг какой, хоть завтра въезжай, только сегодня не смей. Но насчет продать и не думай.

Совсем распоясался, петух проколотый! Неужто запамятовал, как миксер работает? Напомнить?

— Ты не расслышал, наверное. Я продаю свою дачу и предлагаю тебе за оформление тысячу рублей. Соглашайся скорее, пока есть покупатели.

— Имел я в виду твоих покупателей!

Смелый, да? Совсем страх потерял за два последних года. Решил, видно, что сестренка теперь уже не та. Что политичнее будет — сразу поставить его на место или дать пожить в приятном заблуждении? Пожалуй, последнее.

— Не будь говном, — примирительно сказала Таня. — Если тебе вдруг так приспичило иметь дачу, так к лету я сумею выдать тебе двенадцать, а хочешь, пятнадцать тысяч и купи на них домик на лоне природы. Пусть поскромнее, но зато уж действительно твой. Да я бы тебе и эту дачу отдала, только мне деньги нужны.

Ты же знаешь, какой у меня облом получился…

— Ну и что?.. Да, наслышан. Покойный следователь докладывал. Немалые трудовые сбережения плюс энное количество дури с дрянью. Сочувствую. Кстати, саму-то как отмазали?

— Что значит «отмазали»? И не кажется ли тебе, что это вообще не твое дело?

— Ах, не мое дело? Конечно, не мое, слава Богу…

— Короче, так, — жестко заявила Таня. — Мне нужны деньги, и все тут.

— Ну знаешь, это твои проблемы, — столь же неприязненно отозвался Никита. — У тебя есть шикарная квартира с обстановкой…

— Возиться долго.

— Долго? Ну, нажми на дядю Коку, на Поля пусть почешутся. К тому же, как я понимаю, на сцену вновь вышел прежний благодетель с неограниченными возможностями…

— А вот это тебя не касается. Для твоей же пользы советую попридержать язык.

— Молчу, молчу, не дурак.

— Приятно слышать. Только имей в виду, какие бы у меня ни были друзья, богатые или бедные, я ни у кого не хочу быть в долгу.

— Ах, не хочешь быть в долгу? — Это он произнес уже совсем по-хамски. — Очень благородно, только я-то тут при чем?

— Напомнить тебе, что было при покупке? — не выдержала Таня. — А что ты потом обещал, когда Ваньку-идиота мне в кавалеры пристраивал?

— Ах, обещал? Да мало ли что я обещал?

— Вот как ты заговорил? Я должна это понимать так, что ты отказываешься от данного мне обещания? — ледяным тоном осведомилась Таня.

Давно надо было так, чем в объяснения с этим козлом вдаваться, к совести несуществующей взывать.

Он молча сопел в трубку.

— И это твое последнее слово, братец? Советую еще раз хорошенько подумать.

Видно, он наконец перепугался, стал буквально блеять в трубку:

— Нет, нет, я не отказываюсь, но… Таня эффектно бросила трубку. Пусть побздит, гнида. Нет, все-таки здорово он ее разозлил! Что бы такое придумать, чтобы завтра сам к ней прибежал, нет, на коленях приполз, умоляя продать дачу, и даже отказался бы от доли, предложенной Таней в начале разговора?! Эти деньги ей и самой пригодятся.

— Вот ведь пиздрила зловонный! — в сердцах высказалась Таня.

Щеров, сидевший в глубоком кресле, поднял на нее насмешливые глаза.

— Что за словечки, а? Юность бурную вспомнила?

— Да ну его, сволочь!

— Не захотел помочь родной сестре? — участливо спросил Шеров.

— Это бы ладно, — сказала Таня. — Я бы, может, тоже, не стала ему помогать.

Главное, что он не хочет отдать мне мое, хотя и знает, что это мое. И данное слово назад берет. Я такого не прощаю никому.

— И теперь прикидываешь, как его получше прищучить?

— Да, прикидываю.

— Знаешь, — сказал Шеров, — я тут невольно все твои разговоры слушал, и наметился у меня один вариантик, как братца твоего примерно наказать. Только мы его оформим как интеллектуальную игру, вроде теста для тебя. Я дам тебе две наводки, а до остального ты додумаешься сама. Если не додумаешься, я подскажу, только тогда пять тысяч с дачки — мои. Согласна?

У Тани загорелись глаза. Такими штучками она с детства увлекалась.

— Согласна. Но если додумаюсь, то столько же сверх цены — мое.

— Ладно… Наводка первая. Ты звонила в четыре места. В связи с этим ты задашь мне один вопрос, на который я в состоянии дать совершенно точный ответ.

Подумай, какой вопрос ты мне задашь. Даю три минуты на размышление. Пойду помогу Архимеду заварить еще кофе, а ты пока думай.

Он вышел, а Таня закурила и сосредоточилась. Так. Она звонила в четыре места. Домой, Огневу, Квасову и… А, собственно, куда? Откуда с ней разговаривал Никита? Пожалуй, это и есть тот самый вопрос. Она встала, потянулась и вышла на кухню Шеров действительно возился с кофе.

— Ты что тут? — спросил он.

— Вопрос готов, — сказала Таня. — Куда я звонила в четвертый раз?

Правильно?

— Умница! — воскликнул Шеров. — Чтобы прищемить зверю хвост, сначала надо узнать, где этот зверь сидит… Теперь ты последи за кофе, а я позвоню одному знакомому и узнаю ответ. Номер ты записала?

— Да. Последний на листочке. Листочек на столе.

— Кстати, можем добавить интересу. Пока я буду узнавать, ты хорошенько вспомни содержание всех разговоров и напиши на бумажке свой вариант ответа. Я приду сюда, и мы поменяемся бумажками. Если совпадет — получишь лишний балл.

— Маловато будет, — усмехнулась Таня.

— Ну, два балла. Только чур, не подслушивать. Не возвращался он довольно долго. Таня успела выпить чашку кофе, выкурить сигарету, полистать синий томик Мандельштама. И, естественно, написать свой вариант. Появившись на кухне, Шеров сказал:

— Немного затянулось, извини. Пришлось вместо одного звонка сделать три.

Давай свою бумажку.

Взамен он отдал ей свою записочку. Таня прочитала: "Гостиница «Россия», н.

1352, Ларина Т. В." и посмотрела на Шерова.

Он развернул Танину записку. Там было одно слово: «Ларина».

Шеров развел руками.

— Нет слов… А теперь главное. Ты сделала четыре звонка и в каждом случае получила какую-то информацию. Ты восприняла ее как последовательную цепочку: узнав одно, ты узнала другое, вследствие этого узнала третье, и так далее.

Теперь представь себе все это не как цепочку, а как кусочки головоломки, которую нужно собрать и получить целостную картину. Когда все, повторяю, все кусочки сложатся в единую картину, нужно будет проанализировать ее и произвести логически вытекающее из нее действие, которое уязвит твоего братца самым неприятным образом и очень тонко, но в то же время убедительно покажет ему всю серьезность наших намерений и при этом не подставит никого из нас под удар. Я ненадолго отлучусь. Ты пока подумай, я тоже подумаю, а потом сопоставим наши решения и выработаем единый план.

Ровно через час Шеров вернулся. Таня сидела на кухне и с аппетитом уплетала яичницу с баночной ветчиной.

— Придумала? — спросил Шеров. Таня кивнула.

— Кому звоним, что говорим?

Она придвинула ему лежащий на столе листок бумаги с коротким текстом: «Юрий Сергеевич! Приезжайте сегодня вечером на дачу Захаржевского. Вас ждет незабываемое зрелище. Кто говорит? Ваш искренний поклонник и доброжелатель».

— Так, — моргнув, сказал Шеров. — Вообще-то я имел в виду не совсем это.

Кстати, откуда ты взяла, что там будет зрелище?

— Как ты учил, сопоставила факты. Братец приехал в Москву с Лариной и торчит у нее в гостинице — это раз. Послал на фиг своего Огнева — это два.

Взвился, как ошпаренный, когда я о даче заговорила — это три. Заказал продукты в Народном контроле, хотя к его услугам если не лучшие, то очень неплохие столичные ресторации — это четыре. Из этого можно предположить, что братец мой задумал вечерок типа «гранд-интим», с эротической кухней и прочими ништяками.

Это в его духе. А где такой вечерок устраивать, как не на даче? Ведь не в номере же запершись, пайку ведомственную хавать — это как-то совсем уж не комильфо…

Хотелось бы, чтобы в разгар веселья явился Огнев и закатил что-нибудь этакое…

Приятный сюрприз для братца и для Лариной тоже. Как я полагаю, Никитушка не откровенничал с нею о своих астических наклонностях… Но даже если я что-то не так вычислила и товарищ Огнев поцелует замок у пустой дачи, большой беды не будет. Еще что-нибудь придумаем.

— С тобой на пару мы покорим весь мир! — воскликнул Шеров. — Теперь давай немного подредактируем текст и…

— Уже! — сказала Таня, качая головой.

— Что? — не понял Шеров.

— Звоночек уже имел место.

— Зачем же ты сама? Он ведь мог узнать тебя по голосу.

— А кто сказал, что я сама? Архимеда попросила.

— Отсюда?

— Зачем отсюда? Снабдила двушками и отправила к автомату на углу…

Через полчаса Шеров вошел в гостиную, где Таня, лежа на диване, смотрела по видику какой-то боевик с мордобоем.

— Интересно? — спросил он.

— Не-а, — ответила Таня, посмотрела на него и ахнула.

Он был одет в драный ватник, из-под которого выглядывала тельняшка.

— Ты что, Папик?

— Да вот, тряхнуть стариной захотелось, — смущенно сказал он и протянул ей байковые бабские панталоны.

III

Таня, конечно, не предполагала, что запущенная ею цепочка событий совьется в столь крутую петлю: получив звонок от безымянного «поклонника», Огнев тут же рванул на вокзал, на ближайшей электричке добрался до дачи, увидел собственную «ниву», ярко освещенное окно, припав к которому наблюдал, как непристойно счастливый Никита, насвистывая и пританцовывая, со смаком творит основу грядущего праздника на двоих. Что творилось в этот момент в его помраченном сознании — одному Богу известно. Но, должно быть, он окончательно съехал с катушек, когда увидел, как Никита перед зеркалом примеряет золотое кольцо.

(Потом в доме нашли два таких кольца, из чего можно было без труда представить, что замышлял он там отнюдь не рядовой интим.) Должно быть, тогда уже все задумал, не бросился с кулаками на коварного изменника, не стал выяснять отношения, а выждал, когда тот отъедет из виду, отпер дачу, от которой имел, оказывается, свой ключ, устроил в ней дикий, отвратительный погром, а в довершение всех подвигов забрался в главную спальню на втором этаже (неплохо знакомую и Тане) и хватил себя по горлу опасной бритвой, добавив к созданному им натюрморту последний штрих — собственную «мертвую натуру».

Понятное дело, у Никитушки, когда он эту картину увидел, тоже все проводки закоротило — несостоявшуюся невесту свою избил так, что ее потом еле в больнице откачали, набросился на пришедших под утро ментов, а когда те его маленечко усмирили, стал орать, что это он убил Юрия Огнева. Ну, и соответственно…

Конечно, не присутствуя при событиях, Таня не могла быть на сто процентов уверена, что Никита и в самом деле не пришил своего чересчур неуравновешенного друга, но такой вариант Таню не устраивал. Жалеть этих тварей — что одного, что другого — не приходилось, но за всеми этими уголовными страстями дача уплывала из ее рук надолго, если не навсегда. Хочешь — не хочешь, а брата надо отмазывать, да побыстрее. Позвонила дяде Коке, изложила ситуацию, он обещал пособить. Шеров, естественно, тоже. Оставалось надеяться, что идиотская ситуация разрешится быстро, пока не уплыла квартира на Кутузовском. Покамест Таня жила у Шерова. Артем Мордухаевич получил из шеровских денег пять тысяч задатка и согласился ждать остальное ровно один месяц.

Наутро после «вечера длинных звонков», еще не зная о развернувшейся на даче кровавой драме, Таня села вместе с Шеровым в поданную к подъезду черную «волгу» и отправилась на новое свое место работы — в постоянное представительство Украинской Советской Социалистической Республики, где, как она с немалым удивлением узнала накануне, Вадим Ахметович долго и плодотворно трудился в должности заместителя постпреда по торговле. Впрочем, по зрелому размышлению Таня удивляться перестала: в стране, где любое предпринимательство уголовно наказуемо, каждому деловому человеку необходимо прикрытие в виде надежной государственной службы. А служба Вадима Ахметовича была в этом плане идеальной — место и ответственное, оправдывающее определенный стиль и уровень жизни, разъезды и прочее, и притом не слишком руководящее, избавленное от тотального взаимного рентгена, неотъемлемого атрибута любой высокой должности. Опять-таки место работы — Москва, а каналы отчетности — в Киеве. В общем, если бы не было такого местечка, его следовало бы изобрести. Кстати, а кто сказал, что его не изобрели?

Случайных людей, как сразу заметила Таня, в постпредстве не держали. Два номенклатурщика, бровастых и бравых, внешне не сильно схожих меж собой, но удивительным образом напоминавших молодого Леонида Ильича. Одного, собственно постпреда, звали Иван Иванович Рубанчук, второго, его зама — Иван Соломонович Рубинчик. В приемной, куда выходили двери их шикарных кабинетов, восседала монументальная секретарша с простым хохляцким именем Лиана Авессаломовна.

Познакомилась Таня и с Валерией Романовной, директором расположенной в постпредстве гостиницы, и с громадным, бритым наголо шофером Илларионом, откликающимся на имя Ларик. С Архимедом ее знакомить было не надо. Оказалось, что и он тут подъедается в должности делопроизводителя, а по совместительству — мужа бойкой Валерии Романовны.

— Ну вот, — сказал он, приложив фиолетовый штамп к Таниному заявлению о приеме на работу в должности экспедитора с окладом сто пять рублей, скрепленному подписями Рубанчука и Рубинчика. — Поздравляю. Трудовую давай.

— Да вот как-то… — замялась Таня. Скорее всего, ее трудовая книжка благополучно покоится в недрах областного Управления культуры.

Прокол! Ну да всего не упомнишь.

— Ладно, — успокоил ее Архимед. — Не проблема.

Остальные проблемы тоже разрешились без труда. Через пару недель отпустили, во всем разобравшись, из следственного изолятора дурака Никиту, который первым делом позвонил ей (телефончик, по просьбе Шерова, передал Никите следователь) и выразил готовность немедленно решить вопрос с дачей. Пришел он какой-то странный, тихий, пришибленный, глазки так и бегают. Таня приготовила ему душистую ванну, накормила, напоила, попыталась разговорить на известные темы, но он упорно отмалчивался.

Дача, естественно, требовала ремонта и частичной замены обстановки, так что Шеров дал за нее несколько меньше, чем рассчитывала получить Таня. Добрав разницу у Николая Николаевича под залог будущей реализации ленинградского жилья, она вручила деньги Артему Мордухаевичу и уже в апреле въехала в свеженькую, сверкающую квартирку напротив Бородинской панорамы. Вскоре подоспели и денежки от Николая Николаевича, и Таня смогла обставить ее по своему вкусу. С Павлом, как она и предполагала, никаких проблем не возникло — из их имущества он не захотел ничего и выдвинул одно требование: чтобы Таня оставила ребенка ему, фактически и юридически. Что-то побудило ее передать ему записку: «Я отпускаю тебя, Большой Брат». Ей очень хотелось присовокупить к записке голубой алмаз, подаренный ей Павлом еще до свадьбы. Но золотой медальончик с алмазом куда-то делся — не было его ни в ленинградской квартире, ни среди вещей, переправленных в Москву.

За организационными хлопотами как-то незаметно прошла весна. Таня устраивалась в новой жизни, а Шеров развернул полномасштабную реконструкцию дачи — возводил третий этаж, копал бассейн.

Жизнь ее обрела постепенно размеренность и своеобразный московский шик: ванны с шампанским вместо пенки, еженедельные театральные премьеры и абонемент в Большой, наряды из ателье для дипкорпуса, сауны, массажи, спецмагазины со спецтоваром, спецбуфеты со спецпродуктами, поездки на закрытую конноспортивную базу, где в ее распоряжение был выделен вороной ахалтекинец-семилетка — именно верхом на Агате ее запечатлел модный художник Илья Омлетов… Чистую радость от роскоши отравляло какое-то жалкое, противное восприятие этих благ со стороны привилегированного круга: радовались они не самим вещам, сколько принципиальной недоступности этих вещей для простых смертных. Самым важным для них было не то, что вещи эти вкусны, удобны, красивы, даже не то, что они дороги — а то, что они дефицитны. Скажите, разве наслаждение хорошим, скажем, коньяком уменьшится, если этот коньяк свободно продавать в Елисеевском, чтобы каждый, имея деньги, мог позволить себе аналогичное удовольствие? Оказывается, еще как. Уж не это ли одна из причин, по которым в лавках так голо — и с каждым годом становится все голей?

Летом Таня съездила на болгарские Золотые Пески а на обратном пути Шеров встретил ее в Ужгороде снял с поезда и отвез в горную курортную деревеньку.

Места, которые они проезжали, представлялись Тане прямо-таки райскими. Вскоре брусчатую дорожку, круто вьющуюся меж отвесных стен и пропастей, за километр до въезда перегородил толстый полосатый шлагбаум. Шофер бибикнул, и из будочки неспешно вышел разъевшийся, исполненный непрошибаемого достоинства гаишник.

Впрочем, разглядев в подъехавшей «волге» Вадима Ахметовича, блюститель весьма шустро откозырял и дал отмашку. Шлагбаум стремительно взмыл в безоблачное небо.

В непростой этой деревеньке погостили они недолго, дней десять, наслаждаясь чистейшим воздухом, ходили по горным тропам стрелять куропаток, собирать опят, полазать по руинам средневекового замка, ловили в прудах зеркальных карпов.

Попутно встречались с разными людьми, значительными и не очень, решали всякие вопросы. Здесь было хорошо, вольготно, пребывание омрачилось лишь одним пустячным эпизодом, как досадным, так и смешным.

С утра к Шерову с официальным визитом прибыл пузатый и надутый дяденька, распираемый от ощущения собственной важности. Они надолго уединились. Таня погуляла по холмам, вернулась — а мужчины все болтали. Ей стало скучно, и она решила съездить в соседнее село и отведать в тамошнем ресторанчике копченой оленины, которая накануне очень ей понравилась.

В ресторанчике было пусто. Вчерашний курносый официант поспешно принес ее заказ — зелень, порцию оленины, бутылку воды и…

— Шампанского я не заказывала, — сказала Таня, но чуть-чуть опоздала: официант уже откупорил бутылку и наливал в высокий бокал.

— Это от меня, уж не откажи, красавица, — бухнул откуда-то сбоку пропитой голос с непонятным, явно не украинским акцентом, и на соседний стул шумно приземлился грузный, краснорожий мужичок. — Одну здесь уговорим, пару с собой возьмем… Олешка любишь? — Он чуть не носом ткнулся в ее тарелку. — И олешка завернем, хошь целый оковалок, и айда на Латорицу!

Удивленная и раздосадованная таким хамским натиском, Таня в упор посмотрела на непрошеного кавалера. Редкие пегие волосешки, близко посаженные глаза неопределенного цвета, нос остренький — на вид типичный комсомольский вожак из сельских выдвиженцев, который много лет обжирался галушками и салом, щедро запивая горилкой.

— Не знаю, что такое Латорица, — холодно сказала она, — но меня туда что-то не тянет. Особенно с незнакомыми.

— Так познакомимся, — заявил пегий, обдавая Таню сложным букетом ароматов — водка, табак, «Шипр», гнилые зубы. — Яне Поп.

— Хоть и не поп, а шел бы отсюда, — с усмешкой посоветовала Таня.

Он что-то хрюкнул, налил себе шампанского, залпом осушил бокал и придвинулся совсем близко.

— Поехали, ну! — настойчиво прогудел он. — Искупнемся, позагораем, ну и прочее разное…

Он положил толстую потную лапу ей на плечо. Этого Таня уже не выдержала.

— Здесь искупаешься, клоп липучий! — отрезала она и вылила шампанское из бутылки ему на голову.

Он вскочил, сверкая глазами, и двинулся на нее. Она спокойно ждала, сжимая в руке вилку, нацеленную ему в харю. Он остановился, пошарил в кармане, поднес к губам свисток и пронзительно засвистел. От входа к ним направился швейцар, бармен вышел из-за стойки, у дверей на кухню показался повар. Особой решительности в их лицах Таня не усмотрела.

— Да я тебя… — захрипел незадачливый кавалер, подтирая морду рукавом расшитой рубахи. — Да я здесь участковый… Нападение на сотрудника…

Таня вилку не опускала. К мокрому правоохранителю подскочил официант, что-то зашептал в ухо.

— В таком случае, гражданин участковый, составляйте протокол происшествия.

Дайте-ка ему карандаш, — обратилась она к официанту. — Записывайте: Захаржевская Татьяна Всеволодовна, местный адрес — Соколяны, коттедж номер три…

Участковый смачно плюнул на пол, буркнул что-то вроде «Предупреждать надо!» и вышел.

— Вы уж извините, — нагнулся к Тане официант. — Пересядьте на тот столик, будь ласка. А я тут скатерочку поменяю.

— Спасибо, не надо. Что-то аппетит пропал.

Счет, пожалуйста.

Дома рассказала Шерову. Оба похихикали над злополучным околоточным, и вылетел из головы этот нелепый случай.

Московская Танина служба в принципе мало отличалась от работы в Отрадном, только масштабы были совсем другие. Она стала основной «хозяйкой» Шерова. Ее уютная квартира постепенно превратилась в некое подобие салона, где встречались и деловые, и светские знакомцы Шерова; многих он приводил к ней на смотрины.

После милых бесед и развлечений с очаровательной хозяйкой гости уходили довольные, а Шеров оставался и выяснял у проницательной Тани ее мнение… Здесь встречались люди, которых немыслимо было бы видеть вместе в какой-либо другой обстановке. Полковник из ОБХСС деловито обсуждал перспективы частных капиталовложений с начснабом «Ростсельмаша». Главный московский раввин Менахем Плоткин пил брудершафт с кагэбэшным журналистом Кислюком.

Полуопальный режиссер Началовский мило беседовал с начальником зарубежного отдела Главпура генералом философских наук Кошкохватовым, известным общественности по периодическим статьям о низком политико-моральном состоянии армий блока НАТО, а лауреат Ленинской премии драматург Шундров делился творческими планами с очаровательной Шурочкой Колчак-Пепеляевой из парижской газеты «Монд».

Все это было очень мило, но быстро приелось, и Таня с радостью ухватилась за предложение Шерова отправиться в компании Архимеда и малознакомого ей толстого бодрячка по фамилии Сосновский с инспекционной поездкой на некоторые точки его обширного хозяйства. Никакой особой миссии на Таню не возлагалось, но по возвращении Шеров ожидал от нее кое-какого конфиденциального доклада по итогам ревизии. Об этом знал только Архимед, для всей же местной публики она должна была оставаться скучающей московской барышней из окружения «хозяина».

Поездка началась с орденоносного колхоза на Кавказе, промышлявшего чаем, специями, но основной доход получавшего с конопляного поля и цеха по производству мешковины… Спустя много лет Тане принесли любопытную русскую книжку. В английском переводе она называлась «The Place of Skull», что примерно означало «лобное место». Имя автора — Чингиз Айтматов — было ей хорошо знакомо, равно как и тематика первой части этого романа, который она нашла многословным и претенциозным. Она еще сильно хохотала над страстями по поводу добычи конопляного зелья: там герои мотались по диким степям, бегали от ментов, срывались с подножек товарняков, попадая под колеса… Господи, зачем, когда все можно вполне законно, тихо-мирно? В ту поездку, пока мужчины сидели в правлении и шуршали бумажками, Таня погуляла по окрестностям, посмотрела… Трактор после работы в поле тряпочкой обтереть пыль собрать аккуратненько — вот тебе готовый «пластилин» высшего качества. А уж с цветочками и вершками матерки и вовсе просто — идет за отход, списывается по акту, а чаще так. С транспортировкой тоже несложно: катит отсюда дурь по всей стране в баночках якобы с аджикой, перцами, томатной пастой. Кому надо, разберутся. В свое время ее немного просветил покойный Якуб, но воочию работу всей машины она увидела только сейчас. В одном из местных бригадиров, носатом, в полувоенном френче, она чуть было не признала легендарного Гамлета Колхозовича, которого видела пару раз. Впрочем, вряд ли это был он — тот, скорее всего, рулит у себя в Азербайджане, а здесь Дагестан, другие люди, хотя без поллитры не разберешься…

Понятно, движением такого товара Вадим Ахметович впрямую не занимался — слишком стремно, несмотря на фантастические доходы. А вот с умом распорядиться образовавшейся наличкой помогал. В умелых руках Шерова и компании денежки проходили длинный цикл перерождений и возвращались владельцам не только с приличным приростом, но и начисто отмытыми… Будучи вхож практически во все нужные кабинеты, где, между прочим, тоже живые люди сидят и кушать хотят, Вадим Ахметович умело сцеплял экономические интересы самой разной публики, несхожей по сфере деятельности, по местоположению, по уровню, и создавал себе почти неограниченные возможности игры на разнице между налом и безналом, между государственными и реальными ценами, на прочих несуразностях экономики развитого социализма.