Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Мод Силвер (№12) - Светящееся пятно

ModernLib.Net / Детективы / Вентворт Патриция / Светящееся пятно - Чтение (стр. 4)
Автор: Вентворт Патриция
Жанр: Детективы
Серия: Мод Силвер

 

 


Порлок рассмеялся.

— Напротив, дорогая. Я был уверен, что моя Линнет найдет себе новое гнездышко. И ты в самом деле его нашла — причем куда более надежное и комфортабельное. Совсем как в той песенке — «В золоченой клетке птичка…»

Линнет Оукли ударила его по руке — это действительно походило на птичий клевок. Он снова засмеялся.

— Не валяй дурака! Я знаю, что тебе нелегко сейчас, но мы не можем обсуждать это целый день. Когда мы расстались, ты была на семь лет моложе и лет на десять красивее. Тебе хватило ума счесть меня мертвым и не составило труда найти гнездышко, о котором я говорил. Но если ты сейчас натворишь глупостей и подорвешь свое весьма удобное положение, я даже представить не могу, что с тобой произойдет. Не смотри на меня с таким ужасом — тебе вовсе незачем что-то менять в твоей жизни. Полагаю, ты сказала Мартину, что ты вдова?

Миссис Оукли заплакала.

— Я так и думала. Я действительно считала тебя мертвым.

В глазах Порлока снова заплясали искорки.

— Боюсь, наши законы жестоки: суд может потребовать свидетельство о смерти. Естественно, ты надеялась, что я умер, так как это позволяло тебе выйти замуж за Мартина. Люди склонны верить тому, чему хотят верить, но мне кажется, суд не отнесется к этому с сочувствием. Сколько времени ты надеялась на мою смерть, прежде чем выйти за Мартина — шесть месяцев?.. Неужели целых девять? Едва ли я мог ожидать, что меня будут оплакивать дольше. Но закон настолько консервативен, что до сих пор не одобряет двоемужие.

Миссис Оукли опять заплакала, и Порлок стал опасаться, что перегнул палку. Плач был отнюдь не громкий — для этого она была слишком испугана, — но любой плач, если его услышат, необходимо как-то объяснить. Он сменил поддразнивающий тон на искренний и дружелюбный.

— Тебе незачем опасаться меня, Линнет. Я не больше твоего хочу раскрывать карты — это не соответствует моим деловым планам. Конечно, закон нарушил не я, а ты. Но я не хочу расстраивать свои планы, поэтому у меня нет причин расстраивать твой брак. У тебя есть сын, не так ли?

В ее глазах мелькнул новый страх.

— Да, Марти…

— Не бойся — никто не собирается ему повредить. Теперь слушай меня внимательно. Ты можешь держать язык за зубами?

— Могу.

— Я бы в этом усомнился, если бы речь шла о чем-то другом. Но так как на карту поставлено все, что у тебя есть, ты, по крайней мере, постараешься. Не вздумай проболтаться Мартину, рыдая у него на плече, потому что, если ты это сделаешь, он выставит тебя на улицу, а я подам на тебя в суд за двоемужие. Поняла?

— Да, Глен…

— И не называй меня Глен, иначе ты когда-нибудь брякнешь это на людях. Запомни: мое имя Грегори Порлок, а друзья зовут меня Грег. Так что думай и говори обо мне, как о Греге, пока это не станет для тебя естественным. И, ради бога, не смотри на меня так, словно я собираюсь тебя убить!

Миссис Оукли действительно напоминала существо, которое видит занесенный над ним нож и понимает, что помощи ждать неоткуда — мышцы напряглись, в глазах застыл ужас. При каждом движении Порлока она вздрагивала. Он успокаивающе похлопал ее по плечу.

— Ты никогда не блистала умом, девочка моя, но если ты возьмешь себя в руки и выслушаешь меня, то тебе станет легче. Повторяю: я не хочу расстраивать твой брак с Мартином Оукли. Понятно?

Она кивнула.

— Вот и отлично. Лучше никому не знать, что мы когда-либо встречались. Если ты придержишь язык, то я и подавно. Но если ты проболтаешься Мартину или любой живой душе, сделка лопнет, и мне придется принять меры. Понятно?

Еще один молчаливый кивок.

— Сделка выгодна прежде всего для тебя. Ты сохраняешь Мартина и его деньги, свое положение и репутацию, наконец, своего ребенка и не попадаешь в тюрьму. Это немало — верно? Взамен я прошу только о двух услугах. Первая — держи язык за зубами. Любопытно, удастся ли это тебе. Вторая… — Он сделал паузу, внимательно глядя на нее.

К этому моменту страх миссис Оукли немного отступил, как приступ боли, который, впрочем, мог начаться снова в любую минуту. Когда Порлок с улыбкой откинулся на спинку дивана, она ощутила приближение очередного приступа.

— Вторая услуга состоит в следующем. Я хочу, чтобы ты кое-что для меня сделала. В этом нет ничего сложного, и когда ты сделаешь это, я больше не стану тебя беспокоить. Мы с Мартином — деловые партнеры, но у каждого из нас есть собственные интересы. Мне бы не мешало узнать кое-что из того, что известно Мартину. Когда он сегодня вернется домой, у него в «дипломате» будут кое-какие бумаги, на которые я бы очень хотел взглянуть.

— Нет! Я не могу… Не могу!

— Ну, заладила… Это же совсем просто. Когда Мартин идет переодеваться к обеду, где он обычно оставляет свой «дипломат»?

— В кабинете. Но я не могу… к тому же он заперт…

— Кабинет находится как раз под этой комнатой?

— Я не могу!..

— Дорогая Линнет, я не хочу выходить из себя, но если ты будешь бессмысленно повторять одно и то же, мне придется это сделать, а тебе это никогда не нравилось, не так ли?

Миссис Оукли задрожала всем телом. Сцены из прошлого предстали перед ней во всей своей чудовищной неприглядности. Только тот, кто видел Глена, вышедшего из себя, мог понять, насколько это ужасно.

Он снова засмеялся.

— Отлично. Ты сделаешь то, что тебе сказали, и у тебя не будет никаких неприятностей. Пока Мартин будет переодеваться, ты пойдешь в кабинет, возьмешь «дипломат», положишь его на подоконник и оставишь окно незапертым. Вот все, о чем я тебя прошу. Это займет всего полминуты и не потребует никакого риска. «Дипломат» снова окажется на столе в кабинете, прежде чем вы закончите обед, и Мартин никогда не узнает, что его выносили из дому. Будет неплохо, если ты после десяти вечера заглянешь в кабинет и запрешь окно.

— Я не могу это сделать! — испуганно сказала миссис Оукли.

— Но ведь это совсем легко.

— Хотя я плохо разбираюсь в финансах, но я не так глупа, как ты думаешь. Если я позволю тебе взглянуть на эти бумаги, ты получишь деньги, а Мартин их потеряет.

— Совершенно верно — и притом порядочную сумму. Но постарайся ненадолго поумнеть. Сколько, по-твоему, заплатил бы Мартин, чтобы спасти твою репутацию и избавить тебя от скамьи подсудимых, не говоря уже о спасении сына, которого, публично признают незаконнорожденным? Думаю, он бы не поскупился. Ведь Мартин любит тебя, верно?

— Да.

— А мальчика?

— О, Глен!..

— Если ты еще раз назовешь меня Гленом, я действительно тебя убью! Ну-ка быстро скажи: «О, Грег!»

Она повторила это испуганным шепотом.

— Так-то лучше! Ну, это и будет та сумма, которую заплатит Мартин за душевное спокойствие жены, сына и свое собственное. Думаешь, он стал бы ворчать, если бы узнал об этом? Не стал бы — даже если бы сумма была вдвое большей. Право же, я, как бывалый авантюрист, удивлен собственной скромностью и великодушием.

Линнет Оукли понимала, что ей придется это сделать — она не могла отказаться, не могла потерять Мартина, а тем более отправиться в тюрьму. Мартин этого бы не допустил. Он заплатил бы за нее или за Марти сколько угодно. В такой ситуации деньги не главное.

— Если я соглашусь, ты обещаешь, что Мартин ничего не узнает? — спросила она.

Грегори Порлок весело рассмеялся.

— Мне казалось, дорогая, даже ты в состоянии понять, что откровенничать с Мартином не в моих интересах!

Глава 10


Возвращение Доринды в Милл-хаус происходило в полном молчании. Мартин Оукли сидел рядом с шофером, не произнося ни слова. Доринда получила в полное распоряжение заднее сиденье с подушкой в углу и теплым пледом. Глядя на мелькающие за окошком улицы и прохожих, она думала, что у нее есть по крайней мере одна причина быть благодарной. Мартин Оукли, безусловно, не являлся Злым Дядюшкой. Он выглядел так, как выглядел бы Марти, повзрослев и став удачливым бизнесменом. Та же желтоватая кожа, тот же задумчивый взгляд, который у Марти предвещал очередную шалость, те же подвижные брови. Правда, в отличие от Марти, его отец отнюдь не страдал болтливостью, что давало Доринде еще один повод для признательности.

Она была рада, что не позволила Джастину уговорить себя бросить весьма удобную для нее работу. Несмотря на весьма скромный опыт в таких делах, Доринда не сомневалась, что немногословный хозяин, не стремящийся к панибратским отношениям — большая удача. Она твердила себе, что ей повезло и что Джастин говорил глупости, так как девушке сейчас нелегко устроиться на работу, поэтому, найдя хорошее место, следует за него держаться.

Доринда сняла брошь Джастина, посмотрела на нее и надела снова. Чудесно, что он подарил ее ей! Она не поблагодарила его как следует, боясь расплакаться от избытка чувств, а слезы в ресторане Джастин счел бы непростительным грехом. Поэтому она решила после чая написать ему.

Но усевшись за письмо, Доринда никак не могла должным образом выразить свои чувства. Потратив много времени и много листов бумаги, она в конце концов быстро написала уже не задумываясь:

Надеюсь, Джастин, ты не считаешь меня неблагодарной. Мне еще никогда не дарили такого чудесного подарка. Брошь такая красивая, что я боялась расплакаться. Если бы это случилось, ты больше бы не захотел со мной разговаривать.

Любящая тебя Доринда.

P.S. Миссис Оукли понравилось платье.

P.P.S. Мистер Оукли совсем не похож на Злого Дядюшку. Единственная фраза, с которой он обратился ко мне — «Здравствуйте, мисс Браун». Но это лучше, чем если бы он говорил слишком много.

P.P.P.S. Я в восторге от моей броши.

Окончив послание, Доринда переоделась в голубое платье, просто на всякий случай, так как не знала, будет ли она обедать с хозяевами, когда Мартин Оукли дома. Она спросила об этом у миссис Оукли, но та рассеянно ответила, что это решит сам Мартин. Это было унизительно, Доринда предпочла бы поднос с едой в собственной гостиной. Она вспомнила, что кое о чем не рассказала Джастину, взяла письмо и добавила четвертый постскриптум:

P.P.P.P.S. У меня своя гостиная.

Комната находилась напротив ее спальни — через коридор, рядом с детской, это был четвертый этаж. Она была такого же размера и формы, что и будуар миссис Оукли, если не считать более низкого потолка, там стояла удобная мебель и был электрокамин, который можно было включать и выключать, когда хочется. Сейчас он был раскален докрасна, и в комнате было очень тепло. Доринда думала, что ее гостиная расположена прямо над будуаром, но она еще не настолько ориентировалась в доме, чтобы быть в этом уверенной. Она попыталась представить себе планировку дома. Будуар находился в конце коридора слева, и ее гостиная тоже. Подойдя к окну, Доринда шагнула за портьеры и сдвинула их за собой, чтобы ей не мешал свет.

Сначала она ничего не могла разглядеть. Тьма висела за оконным стеклом, как еще один занавес, но вскоре она словно начала рассасываться, переходя в сумерки. Небо было пасмурным, как и весь день, но за облаками, очевидно, светила луна, так как Доринда смогла различить деревья, темную линию подъездной аллеи и гравиевую площадку, на которой стоял дом. Окно находилось в боковой стене. Действительно, этажом ниже было окно будуара, а под ним — окно кабинета. Миссис Оукли сказала ей, что она может пойти туда и выбрать себе книгу. «Кабинет в конце коридора, как раз под этой комнатой». «Эта комната» была будуаром.

Доринда видела, что в будуаре горит свет. Сквозь портьеры пробивалось розоватое сияние. А в кабинете портьеры были из плотного алого бархата, они, наверное, совсем не пропускают свет. Вся мебель там состояла из хромированных трубок, за исключением письменного стола — вполне традиционного и очень удобного.

Доринда думала, что ей бы действовали на нервы стулья, наводящие на мысль о кабинете хирурга, и обилие алых обивок, даже если они эффектно оттенены каминной полкой из черного мрамора и черным ковриком… Вдруг на гравиевой площадке неожиданно возникла чья-то фигура. Доринда не видела, откуда она появилась, и заметила ее только потому, что в этом месте было чуть светлее. Судя по очертаниям и быстрой решительной походке, это был мужчина, хотя Доринда не могла быть в этом уверена. Он подошел к окну кабинета, почти тотчас же повернулся и зашагал назад через площадку, после чего ступил на край лужайки и скрылся из виду. Ей это показалось очень странным.

Когда она вернулась в освещенную комнату, вошла Дорис с подносом.

— Мистер и миссис Оукли будут обедать вместе, мисс Браун, поэтому я принесла вам обед сюда.

Глава 11


Мистер и мисс Мастермен прибыли первыми, причем даже раньше обещанного. Они говорили, что будут к четырем, но вошли в холл Грейнджа, когда часы били половину четвертого.

Грегори Порлок радушно их приветствовал.

— Моя дорогая мисс Мастермен, не хотите ли немного отдохнуть перед чаем? Вам бы это пошло на пользу, а ваш брат и я могли бы пока поговорить о делах — до приезда остальных. Вы не против, Мастермен?.. Вот и отлично. Глэдис, проводите мисс Мастермен наверх и обеспечьте ее всем, что ей нужно. — Он добродушно рассмеялся. — Боюсь, для некоторых из нас это было бы нелегкой задачей — а, Мастермен?

Мисс Мастермен, следуя за горничной в щеголеватой темно-красной униформе, не улыбнулась в ответ. Ее красивое лицо выглядело утомленным, как будто она забыла, что такое сон. Когда Глэдис вышла, оставив ее в комфортабельно меблированной спальне, она медленно подошла к камину, сняла перчатки и расстегнула меховое пальто. Не упускающий ничего из виду Грегори Порлок отметил про себя, что пальто весьма поношенное. Стоя у очага, мисс Мастермен пыталась согреться, но холод, который она ощущала, был не только физическим, и справиться с ним не мог никакой огонь.

Опустившись в обитое ситцем кресло, стоящее у камина, мисс Мастермен закрыла лицо руками.

В кабинете Грегори Порлок разливал напитки.

— Очень рад, что вы смогли приехать пораньше. Лучше покончить с делами как можно скорее.

Джеффри Мастермен очень походил на свою сестру. Никто, видя их вместе, не усомнился бы в их родстве. Оба были высокими, худощавыми, с темными вьющимися волосами и красивыми глазами. Из них двоих брат выглядел более эффектно — довольно резкие фамильные черты больше подходили мужчине, чем женщине. Обоим на вид можно было дать лет пятьдесят.

Мастермен глотнул из стакана и поставил его ни стол. Если бы кто-нибудь наблюдал за ним так же внимательно, как Грегори Порлок, он бы отметил, что Мастермен тщательно контролировал даже это простейшее действие. Рука, держащая стакан, ни разу не дрогнула, но было нелегко определить, нет ли у нее никаких причин, чтобы дрожать, или же ее обладатель не позволяет ей этого делать. Откинувшись в мягком кресле, он посмотрел на хозяина дома.

— Сестра сказала, что вы нашли подходящее решение. Я бы хотел знать, в чем оно состоит.

Грегори засмеялся.

— Я просил ее передать, что вам не о чем беспокоиться, опасаясь, что вы слишком нервничаете. Между прочим, как много ей известно?

— Слушайте, Порлок, мне не нравится этот тон. Тот факт, что кое-кто, склонный к излишней подозрительности, думает, будто может делать деньги, предъявляя абсолютно необоснованные обвинения, не дает вам права говорить со мной так, словно я или моя сестра замешаны в чем-то… неблаговидном.

Грегори Порлок допил свой стакан и, наклонившись, поставил его на стол.

— Конечно нет, мой дорогой Мастермен. Тысяча извинений, если я внушил вам подобные мысли. Но видите ли, приятель, дело совсем не в том, что вы говорите или я думаю. Речь идет о свидетельнице, которая еще не решила окончательно, обращаться ли ей в полицию. Если вы не возражаете, чтобы она это сделала — ну, тогда не о чем разговаривать. Но вы ведь знаете, как это бывает — если вас начинают обмазывать дегтем, он может прилипнуть намертво.

Джеффри Мастермен сделал резкое движение.

— Кто эта женщина?

Грегори Порлок зажег сигарету и затянулся.

— Я как раз собирался сообщить вам это. Во время нашей весьма краткой предыдущей беседы я информировал вас, что вследствие ряда случайных обстоятельств я стал обладателем одной любопытной улики, касающейся смерти вашей пожилой кузины, мисс Мейбл Ледбери. Говоря, что эта улика в моем распоряжении, я, разумеется, не имел в виду это буквально. Дело в том, что ко мне за консультацией обратилась женщина, утверждающая, что располагает упомянутой уликой. Когда слышишь такое о своем друге, прежде всего хочешь предупредить его. Я начал вам об этом рассказывать, но нас прервали. Получив вашу записку с просьбой о встрече — право же, с вашей стороны было крайне неосмотрительно ее писать — я решил позвонить вам и пригласить сюда. И, надеюсь, теперь мы сможем все уладить к обоюдному удовольствию.

Мастермен взял стакан и сделал еще один глоток.

— Каким именно образом?

— Я к этому и подхожу. Но прежде чем мы продолжим, я хотел бы напомнить вам, что именно утверждает эта женщина. Кажется, я говорил, что она лежала в постели — из-за сломанной ноги — в комнате на верхнем этаже. А дом ее расположен на улице, соседней с вашей. Задние стены зданий на этих улицах обращены друг к другу, разделяясь лишь узенькой полоской сада. Ваша кузина занимала комнату прямо напротив той, где пребывала эта женщина — я буду называть ее Энни. Ей было абсолютно нечем развлечься, и она от скуки стала наблюдать за соседями в бинокль. Особенно ее интересовала мисс Мейбл Ледбери, так как у нее сложилось впечатление, что вы были не очень-то к ней добры.

— Какая чушь!

— Мисс Ледбери не была прикована к постели, но проводила большую часть времени в кровати. Иногда она вставала и ходила по комнате. Несколько раз Энни видела ее, роящейся в банке с печеньем и вытаскивающей оттуда продолговатый конверт. Энни утверждает, что она четко видела на нем в бинокль надпись «Последняя воля и завещание». — Что за чепуха! — Джеффри Мастермен повысил голос. На сей раз он не поставил стакана на стол, а сидел, держа его обеими руками. Черные брови Грегори Порлока слегка приподнялись.

— Вам не кажется, дружище, что лучше все выслушать до конца? — Значит, это еще не все? — Естественно, иначе я бы не стал вас беспокоить. Энни говорит, что четырнадцатого октября прошлого года она видела, как вы вошли в комнату вашей кузины. Мисс Ледбери в халате сидела за столом у окна с документом, который, по словам Энни, являлся завещанием. Старая леди была глуховата, не так ли? Энни говорит, что она вроде бы не слышала, как вы вошли. Вы остановились сзади, глядя ей через плечо и — прошу прощения, но так утверждает Энни — выглядели, как сам дьявол. Женщины обладают природной склонностью к мелодраме — это компенсирует однообразие их жизни.

Он посмотрел на неподвижное лицо Мастермена и снисходительно усмехнулся.

— Продолжим рассказ о том, что видела Энни. Не правда ли, это был бы интригующий заголовок — «Что видела Энни?» Газету раскупили бы сразу. Так вот, по ее словам, мисс Ледбери внезапно обернувшись, увидела вас и очень испугалась. Вы схватили завещание, старая леди пыталась его отнять, но вы грубо толкнули ее на кровать. В этот момент вошла ваша сестра, вы вышли, забрав завещание с собой, а мисс Мастермен постаралась успокоить мисс Ледбери, включила свет и задернула портьеры, поэтому Энни больше ничего не могла видеть. А утром молочник сообщил ей, что мисс Ледбери нашли мертвой в ее кровати. Лечащий врач заявил, что в этом нет ничего неожиданного, поэтому не было ни дознания, ни прочей суеты. Согласно завещанию, вы и ваша сестра стали единственными ее наследниками, разделив между собой сотню тысяч фунтов. В день похорон Энни попала в больницу и вышла оттуда только месяц назад. Услышав, что вы и мисс Мастермен унаследовали все деньги, она заинтересовалась, что произошло с завещанием, которое старая леди хранила в банке с печеньем. Когда вы читали его, стоя у нее за спиной, Энни, глядя на ваше лицо, никак не думала, что оно сулит вам пятьдесят тысяч фунтов. А потом она вспомнила, что ее подруга, миссис Уэллс, которая приходила убирать к мисс Мастермен, около полугода назад говорила ей, что старая леди как-то позвала ее, когда вас с сестрой не было дома, и попросила засвидетельствовать завещание и найти кого-нибудь еще, так как нужно два свидетеля, пообещав уплатить каждому десять шиллингов за беспокойство. Миссис Уэллс сбегала через дорогу в дом номер семнадцать, где у нее была знакомая кухарка. Обе женщины видели, как мисс Ледбери подписала документ, сказав, что это ее завещание.

Послышался звук бьющегося стекла. После того как руки Джеффри Мастермена, сжимающие стакан, невольно дернулись.

— Вы не порезались, приятель? — забеспокоился Грегори.

Оказалось, что нет. Крови на руках не было. Подобрав осколки и вытерев пятно от виски на брюках Мастермена, они вернулись к тому, что сообщила Энни.

— Все это ложь от начала до конца! — заявил Мастермен.

— Разумеется.

— Шантаж — вот что это такое!

— Если вы так считаете, дружище, то могу вам посоветовать только одно — идти прямо в полицию. Полагаю, завещание, по которому вы унаследовали деньги, было написано несколько лет тому назад. Если не существовало более позднего завещания, вам нечего опасаться.

— Даже если оно существовало, она сама его уничтожила. Старухи всегда пишут завещания, а потом их рвут.

— Значит, было другое завещание?

— Возможно. Откуда мне знать?

Порлок присвистнул.

— В таком случае положение усложняется.

— Это бессовестный шантаж! — повторил Мастермен.

— Дорогой мой, Энни ведь не потребовала у вас ни пенни. Она борется со своей совестью, и если решит обратиться в полицию…

— А каким образом она обратилась к вам? — прервал Мастермен.

Порлок безмятежно улыбнулся.

— Это длинная история — слишком длинная, чтобы в нее вдаваться. Случайная цепочка обстоятельств, весьма удачная для вас.

— Разве? — мрачно осведомился Мастермен.

— Несомненно — ведь она могла сразу пойти в полицию. Ее совесть буквально кипела. Пока что я притушил газ под кастрюлей, но она может закипеть снова.

Мастермен потерял самообладание. Он разразился бранью, проклиная всех женщин вообще и Энни в частности, после чего свирепо уставился на собеседника.

— Вы говорите, что все можно уладить, а сами только насмехаетесь надо мной! Вам известно не хуже, чем мне, что я не могу идти в полицию. Как бы все ни обернулось, грязь прилипнет, и от нее никогда полностью не отмыться!

— И вы не можете доверить вашей сестре дачу свидетельских показаний, не так ли? — В голосе Порлока звучало сочувствие. — Она нервная особа. К тому же она не прикасается к наследству, верно?

В наступившей паузе послышался шепот Мастермена:

— Кто вам это сказал?

Порлок рассмеялся.

— Ее шубка. Если бы ваша сестра имела доступ к деньгам, то купила бы себе новую. — Услышав тихий стон гостя, он быстро продолжил: — Нам лучше перейти к сути дела. Нет никаких оснований для паники. Никто из двух свидетельниц, подписавших завещание, не заподозрит ничего дурного, если кто-нибудь не вобьет это им в голову. Миссис Уэллс уехала к замужней дочери, а кухарка из дома номер семнадцать уволилась и вернулась на север, откуда прибыла. У Энни есть любящие родственники в Канале, которые уже несколько лет умоляют ее приехать жить к ним. Если оплатить ей дорогу и позволить ей положить немного в чулок, ее совесть перестанет кипеть — я совершенно в этом уверен. Перемена обстановки, новые интересы, воссоединение с любящей семьей поможет ей забыть о происшедшем. Конечно, вы не должны фигурировать в этом. Энни ничего не просила, деньги поступят от неизвестного благотворителя, и никаких вопросов не возникнет. Я обо всем позабочусь.

— Сколько? — процедил сквозь зубы Джеффри Мастермен.

— Тысяча фунтов.

Глава 12


Мистер и миссис Тоут и Мойра Лейн прибыли к чаю вовремя. Мисс Лейн была высокой и элегантной молодой женщиной с блестящими глазами, ослепительной улыбкой и неотразимым очарованием.

Миссис Тоут была совсем иной, абсолютный контраст. Полдорогой меховой шубой оказалась худая маленькая женщина, напоминающая мышь, с редкими пепельными волосами, стянутыми в узел на затылке. Иной прически миссис Тоут не носила с тех пор, как выросла. Вот и сегодня она аккуратно причесала волосы, нашпиговав их множеством шпилек. Не ее вина, что тяжелая меховая шапка свела на нет все старания. Она предпочла бы надеть легкую фетровую шляпу, какие привыкла носить, когда у них был бизнес в Клэпеме — до того, как Алберт заработал столько денег. От меховой шапки у нее болела голова, как, впрочем, и от многого другого с тех пор, как они разбогатели. Хорошо бы небрежно сбросить шляпу, как сделала мисс Лейн, продемонстрировав свои роскошные волнистые светлые волосы. Но в ее возрасте надо быть более сдержанной, к тому же наверняка выскочат все шпильки, как это уже произошло в машине.

Четкий мелодичный голос Мойры Лейн прервал размышления миссис Тоут.

— Джастин сейчас придет, — ответила она на вопрос Грегори Порлока, где ее молодой человек. — Он отводит машину. Хорошо, что вы позволили привезти его, Грег, иначе пришлось бы ехать поездом. Поездка третьим классом и возня с багажом на пересадках больше всего напоминают мне о моем безденежном состоянии, в то время как пребывание в чьем-либо автомобиле создает блаженную иллюзию не только платежеспособности, но хотя бы эфемерной принадлежности к классу богатых и праздных. Когда я встретилась с Джастином вчера вечером и узнала, что он умирает от желания с вами познакомиться, то не могла упустить такую возможность.

Грегори Порлок дружески положил ей руку на плечо.

— Все в порядке, дорогая — у меня нет никаких возражений. Но почему он так жаждет познакомиться со мной?

Мойра засмеялась.

— Точнее, он жаждет познакомиться с Мартином Оукли. Простите, если я вас разочаровала, но ведь это одно и то же — вы с Мартином старые приятели.

— А почему он хочет познакомиться с Мартином Оукли?

Она недовольно нахмурилась.

— Какая-то его молоденькая кузина — седьмая вода на киселе и только что со школьной скамьи — устроилась работать секретаршей жены Оукли. Джастин говорит, что он практически ее опекун, поэтому ему нужно познакомиться с этим семейством. Забавно — это совсем не в его духе. Неужели она настолько хорошенькая, что Джастин согласился взвалить на себя такую ответственность?

— Ну, через час или два вы сможете в этом убедиться, — с усмешкой отозвался Порлок, — так как Оукли обедают здесь, и я просил их привести с собой эту девушку.

Он отошел, чтобы приветствовать миссис Тоут.

Мисс Мастермен с усталым видом разливала чай. В качестве закуски фигурировали недурные лепешки и домашнее печенье, но единственной, кто воздал им должное, была миссис Тоут. Одной из традиций, которые она не выносила, были лондонские чаепития, сопровождаемые жалкими тостами с маслом. Миссис Тоут не любила поздние обеды, но обожала вкусно поесть за чаем. Мистер Порлок любезно предоставил ей отдельный столик и угостил ее медом.

Пришедший позже Джастин Ли составил ей компанию. Он пропустил ленч и был очень голоден, так что по достоинству оценил чай и закуски.

— Твоя кузина придет к обеду, — сообщила Мойра Лейн. — Нет, я не ем за чаем. Бесполезно размахивать передо мной булочкой, как перед обитателем зоопарка… Как ее зовут?

— Доринда Браун.

Мойра элегантно приподняла брови.

— Она совсем юная?

— Как сказать, — рассеянно отозвался Джастин.

Мойра рассмеялась.

— Почему я ни разу ее не встречала? Ты слишком хорошо ее прятал. Я не люблю внезапных потрясений — лучше расскажи мне, как она выглядит.

Джастин неожиданно улыбнулся.

— Неплохо, — ответил он и потянулся за очередной булочкой.

После чая гости разошлись. Мастермены куда-то исчезли, Мойра увела Джастина играть в бильярд, а миссис Тоут поднялась в свою комнату.

Примерно через полчаса муж присоединился к ней, и увидев его, она сразу же поняла, что что-то не так. Теперь ей придется его успокаивать, иначе он будет расстраиваться весь вечер и плохо спать ночью. Алберт сильно располнел, и когда волновался, лицо его становилось багровым, что при такой короткой шее отнюдь его не украшало. Войдя, он захлопнул за собой дверь и с ходу заявил, что не станет терпеть такое ни ради кого и ни ради чего.

— Но, Алберт…

— Не говори «но, Алберт», мама, — я сейчас не в том настроении, чтобы это выслушивать! Не забывай, что мне пришлось в свое время достаточно вынести! И другие пусть об этом не забывают!

Давно миссис Тоут не видела мужа в столь взвинченном состоянии — с тех самых пор, как Олли сбежала с Джимми Уилсоном, чей отец держал лавку по соседству с ними, когда они жили в Клэпеме. Конечно, Олли могла бы найти жениха и получше с теми деньгами, которые Алберт заработал во время войны. Но молодость бывает лишь один раз, а когда ты молода, деньги не имеют большого значения. Она вспомнила, как Олли говорила отцу: «Джимми — хороший и надежный парень. У него есть работа, и я собираюсь за него замуж. Нам не нужны твои деньги — мы можем содержать себя сами. Мы не хотим с тобой ссорится, но все равно поженимся, нравится тебе это или нет».

Конечно, Алберт рассвирепел. К тому же он был упрям как мул. Олли и Джимми думали, что он опомнится, но миссис Тоут на это не надеялась. Этого не произошло, даже когда у молодых родился ребенок — правда, Алберт продолжал называть ее «мама», не задумываясь о том, что он никогда не стал бы этого делать, если бы не появилась Олли.

Слушая крики мужа, миссис Тоут приготовилась проявить твердость.

— Объясни, что все это значит.

Она не сказала «папа», так как перестала называть его так с тех пор, как ушла Олли и он запретил упоминать ее имя. Нельзя быть папой, не имея ребенка.

— Лучше расскажи, в чем дело, и перестань ходить взад-вперед — в этом нет никакого смысла.

Весь красный и тяжело дыша, Алберт разразился потоком брани. Он продолжал мерять шагами комнату, натыкаясь то на умывальник, то на гардероб. Миссис Тоут не одобряла сквернословия, но терпела, понимая, что если не позволить мужчине ругаться, когда он в таком состоянии, то может произойти нечто худшее. Поэтому она подождала, пока мистер Тоут выдохся, и заявила с неожиданной твердостью:


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14