Полководцы Великой Победы

– А ведь Баграмян дело говорит. По-моему, с его предложениями следует согласиться.

Подготовка операции завершалась уже в ходе Курской битвы и была проведена столь умело, что враг до самого последнего момента так и не заметил сосредоточения мощной ударной группировки буквально у себя под боком. Рано утром 12 июня тысячи советских орудий возвестили о начале наступления. Успех первого дня превзошел все ожидания: уже к 15.30 главная полоса обороны противника была прорвана на всю глубину, а потери фашистов только от огня артиллерии достигли половины первоначального состава.

Опомнившись, фашистские войска начали ожесточенно сопротивляться: память о прежних успехах мешала признать, что перед ними армия не 41-го и даже не 42-го года.

Иван Христофорович радовался малым потерям и тому, как искусно, избегая фронтальных схваток, управляют боем командиры, обрушивал на узлы обороны противника шквальный огонь артиллерии, блокировал выдвижение его резервов ударами авиации, наращивал успех вводом вторых эшелонов. В штабе врага воцарилось смятение: фашистские стратеги начали понимать, что их летним планам пришел конец.

Взбешенный Гитлер стал искать козла отпущения и в конце концов назначил таковым командующего 2-й танковой армией генерала Шмидта Но положение от этого лучше не стало. Общее наступление советских войск успешно развивалось.

Шла вперед и 11-я гвардейская армия. К началу осени за ее плечами было 227 пройденных с боями километров, более 800 освобожденных населенных пунктов, 10 наголову разгромленных вражеских дивизий.

Успех заметил и Сталин. В начале ноября Иван Христофорович был вызван в Москву.

– В Ставке обсуждался вопрос о смене командующего 1-м Прибалтийским фронтом, – сказал ему Верховный главнокомандующий. – Принято решение назначить вас на этот ответственный пост. Как вы к этому относитесь, товарищ Баграмян?

Иван Христофорович заверил Сталина, что он приложит все силы для оправдания высокого доверия. В тот же день был подготовлен проект постановления Совета народных комиссаров о присвоении Баграмяну воинского звания «генерал армии».

19 ноября новый командующий прибыл на командный пункт фронта, чтобы принять должность у своего товарища по Высшим кавалерийским курсам А.И.Еременко. Андрей Иванович причину своих неудач объяснял просто: раскисшие дороги даже боеприпасы подвозить не позволяли, в то время как противник, используя преимущества в сообщениях, стянул против главной ударной группировки фронта все, что мог.

Вскоре генерал Баграмян убедился в правоте своего предшественника. Лишь в начале зимы, когда морозы покончили с бездорожьем, удалось завершить подготовку наступления с целью ликвидации занятого гитлеровскими войсками опасного выступа с Витебском в основании и Городком в центре.

Гитлеровское командование, как всегда, умело использовало сложную, изобилующую реками и озерами местность, тщательно подготовило оборону в инженерном отношении. Иван Христофорович понимал, что внимание Ставки сейчас приковано к освобождению Правобережной Украины и окончательной ликвидации блокады Ленинграда, а потому рассчитывал только на доблесть и выучку войск, качество советского оружия да на свое мастерство полководца. Последнее в этой операции развернулось в полной мере.

Не было ни одной возможности, которую бы не использовал генерал Баграмян, чтобы добиться победы. Специалисты могли оценить по достоинству тщательно организованное огневое поражение противника, мощные, дробящие удары, глубокие обходы, искусное выманивание резервов противника из подготовленных районов с целью их блокирования и уничтожения, внезапные ночные атаки и скорейшее, нежели у гитлеровцев, восстановление поврежденной боевой техники. Недаром эту относительно небольшую операцию Иван Христофорович считал одной из сложнейших за всю войну!

Враг потерял без малого 70 тысяч солдат и офицеров. Но главным итогом наступления стало создание благоприятных предпосылок для проведения Белорусской стратегической операции, в рамках которой 1-му Прибалтийскому фронту предстояло освободить Витебск, Полоцк, а затем выйти к границам Литвы и юго-восточной Латвии.

Рассвет 22 июня 1944 года генерал Баграмян встретил на наблюдательном пункте. Войска, завершив сложную перегруппировку, застыли в ожидании первых залпов. Они раздались ровно в 5.00 утра, а к вечеру глубина прорыва достигала уже 18 километров!

Впереди – Западная Двина; нельзя позволить противнику закрепиться на ней, построить систему огня. Командующий фронтом обрушил на врага всю мощь своей артиллерии и авиации, чтобы облегчить задачу пехоте, и достиг цели: следующим утром передовые отряды форсировали крупную водную преграду и захватили плацдармы на противоположном берегу.

Фашистское командование, заметив угрозу окружения, обратилось к Гитлеру с просьбой отвести войска. Но не Гитлер, а советская армия решала судьбу витебской группировки. 25 июня войска 1-го и 3-го Прибалтийских фронтов замкнули кольцо западнее города. В «котле» оказалось более 50 тысяч солдат и офицеров противника.

Москва салютовала освободителям Витебска, а 1-й Прибалтийский фронт продолжал неудержимо продвигаться вперед – командующему приходилось часто перемещать командный пункт. Неизгладимое впечатление на него произвел участок дороги от города Камень до Лепеля: весь он был забит уничтоженной техникой противника, а по обочинам лежали убитые солдаты и офицеры. Тысячи и тысячи. Всякое повидавшим солдатом был Иван Христофорович, но тут ему стало не по себе…

Очистив от фашистов город Лепель, советские солдаты обнаружили концлагерь, а в нем – более 40 тысяч полузамученных людей. Ярость бойцов была так велика, что противник не смог их остановить даже на прикрывавшей Полоцк мощной оборонительной линии «Тигр», искусно вписанной в систему озер и болот.

Сам город был тщательно подготовлен к круговой обороне шестью засевшими в нем фашистскими дивизиями. Генерал Баграмян решил начать штурм со всех сторон одновременно, предотвратив попытку противника вывести войска из города. Дружная атака началась утром 7 июня.

Фашисты выводили спрятанные в укрытиях танки и бросались в яростные контратаки. Но огромные потери заставили их отказаться от активных действий и засесть в укреплениях. Каждый дом приходилось брать, словно крепость, но 3 июля в боях наступил решительный перелом, а на следующий день Полоцк был полностью освобожден. Шесть гитлеровских дивизий нашли здесь свою смерть, а войска фронта и его командующий получили бесценный опыт по овладению укрепленным городом, что вскоре пригодилось на земле Прибалтики.

Мастер короткой осады и решительного штурма не забывал и о других способах действий, безошибочно выбирая именно тот, который был оправдан в данной обстановке. Так было с городом Тукумс, освобожденным решительным броском танкистов генерала В.Т.Обухова. Противник не успел парировать молниеносный удар, и гитлеровская группа армий «Север» оказалась в кольце советских войск. За спиной ее были только волны Балтики.

Гитлер собрал с других участков фронта все, что было возможно, и бросил на деблокирование группировки 800 танков. Но генерал Баграмян предвидел такой поворот событий и приказал войскам перейти к обороне еще за двое суток до контрудара противника. Этого оказалось достаточно, чтобы фашисты, оставив на полях сражений сотни сгоревших машин и тысячи убитых, остановились.

Правда, ценой жизни еще 15 тысяч солдат и офицеров гитлеровскому командованию все же удалось пробить узкий коридор вдоль побережья, но меч для нового, еще более грозного удара по группе армий «Север» уже был занесен. Ставка Верховного главнокомандования планировала очередную стратегическую операцию, вошедшую в историю под названием «Прибалтийская». Войскам генерала Баграмяна в ходе ее предстояло выйти к устью Даугавы и во взаимодействии с соседними фронтами разгромить рижскую группировку противника.

И опять Иван Христофорович проводил ночи над картой в решении сложных оперативных головоломок: неожиданностей быть не должно, а на каждый возможный ход противника заранее следует подготовить сокрушительный ответ.

Фашистские генералы возлагали особые надежды на заградительные свойства рек Лиелупе и Мемеле, но к полудню 13 сентября уровень воды в них вдруг упал до 30 сантиметров. Грянули артиллерийские раскаты, и через обмелевшее русло бросилась в атаку советская пехота. Ошеломленный противник даже не контратаковал, а генерал Баграмян мысленно благодарил своих саперов, перекрывших верхние течения рек плотинами.

Две позиции были прорваны с ходу, и лишь на третьей враг оказал упорное сопротивление. Генерал фон Шернер, известный своей беспощадностью, в том числе и к собственным войскам (в поездках его сопровождал автобус с членами полевого суда и расстрельной командой), погнал пехоту и танки в бессмысленные контратаки.

Но дивизии 1-го Прибалтийского фронта неумолимо продвигались к Риге. До города оставалось всего лишь 16 километров, когда Ставка приказала изменить направление наступления на более выгодное, мемельское.

Иван Христофорович готовил очередную операцию в ходе предыдущей, а перегруппировку огромного количества войск и грузов провел так, что мощный удар, нанесенный утром 5 октября, застал противника врасплох. Осознав просчеты, фон Шернер превзошел самого себя в количестве контратак – до 20 в сутки, – одновременно пытаясь вывести войска из-под Риги узким коридором вдоль берега моря в Восточную Пруссию. Но генерал Баграмян пресек его попытки решительным броском 5-й танковой армии к Паланге.

– Высылаем вам фляжку балтийской воды в подарок, – радостно сообщили командующему фронтом танкисты.

– Спасибо, но фляжки маловато, – ответил Иван Христофорович. – Все море подавай!

– Приезжайте, товарищ командующий, оно в вашем распоряжении!

– А как на это посмотрит Шернер?

– Это от него уже не зависит…

Так 300-тысячная группа армий «Север» во второй раз была отсечена от Германии и теперь уже окончательно.

Она оказалась выключена из вооруженной борьбы и больше не могла влиять на ход войны. Советское командование перенесло усилия в Восточную Пруссию, где на долю 1-го Прибалтийского фронта выпало уничтожение земландской группировки фашистских войск и штурм города-крепости Кенигсберг.

Впрочем, крепостью была вся Восточная Пруссия с ее прочными, подготовленными к обороне зданиями, перекрытая линиями заграждений и долговременных огневых точек.

Началась привычная работа по подготовке операции, напряженная, тяжелая, но в то же время творческая, захватывающая поиском нестандартных решений. 18 февраля Иван Христофорович получил скорбное известие: шальной осколок прервал боевой путь его фронтового друга и соседа генерала И.Д.Черняховского. Вскоре последовали организационные изменения. 1-й Прибалтийский фронт упразднялся, а его войска передавались в состав 3-го Белорусского, в командование которым вступил маршал А.М.Василевский. Генерал Баграмян назначался его заместителем и одновременно командующим земландской группировкой советских войск. Задача оставалась прежней: освобождение Кенигсберга и разгром его 130-тысячного гарнизона.

Ровно сутки оценивал обстановку Иван Христофорович, вырабатывая замысел штурма. Но это была лишь основа для проведения огромного числа подготовительных мероприятий. Чего стоило только лишь обеспечение аэродромами группировки авиации, насчитывающей 2444 самолета!

Немало забот требовала и артиллерия: прокладывать дорогу наступающим должны были 5 тысяч орудий и почти четыре сотни «катюш». А для разрушения прочных укреплений Кенигсберга адмирал флота Советского Союза Н.Г.Кузнецов прислал 15 особо мощных береговых орудий, способных вести огонь снарядами весом в 350 кг на дальность до 34 километров.

Огневое поражение противника должно было обеспечить успех в уличных боях 26 штурмовым отрядам и 104 штурмовым группам, состоявшим из стрелковых, артиллерийских, саперных и огнеметных подразделений. Наиболее сложные задачи предстояло решать «кротам» – так называли бойцов инженерно-штурмовых бригад. Облаченные в бронежилеты, напоминавшие средневековые доспехи, вооруженные автоматами, пистолетами и острыми, как бритва, малыми пехотными лопатами, они были мастерами боя в кромешной тьме замкнутых пространств казематов и подземных галерей.

История учит, что самую большую угрозу для войска, осадившего вражескую крепость, представляет деблокирующая группировка. Не всякому полководцу удавалось отразить внешний удар! Иван Христофорович предусмотрел и это: наступление 39-й армии в сторону Пиллау должно было предотвратить попытки противника помочь гарнизону Кенигсберга.

2 апреля прибыл маршал А.М.Василевский, чтобы, согласно решению Ставки, лично возглавить штурм. Все было готово, но погода мешала использовать авиацию. Ждать денек-другой, пока рассеется туман, было нельзя: действия фронта тесно увязаны с операциями советской армии на других направлениях.

Утром 5 апреля Иван Христофорович был на командном пункте 43-й армии генерала А.П.Белобородова. Ровно в 9.00 от раскатов артиллерийского грома задрожала земля, а спустя два часа на скрытый пеленой разрывов передний край обороны противника ринулась пехота.

Вскоре последовали доклады об уверенном продвижении вперед. Но вдруг мощный взрыв отбросил генерала Баграмяна в угол комнаты: вражеский снаряд угодил точно в здание, где располагался командный пункт. Несколько мгновений спустя Иван Христофорович пришел в себя. Голова болела, уши заложило, но…

– Кажется, обошлось, – сказал А.П.Белобородов, также по счастливой случайности избежавший ранений.

Тем временем операция шла по плану: штурмовые группы прорывались в промежутки между фортами, вели за собой войска, а те методично уничтожали гарнизоны многочисленных укреплений.

Ожесточенные бои продолжались и ночью, а 7 апреля волна за волной к городу потянулись советские бомбардировщики.

– Последний день Помпеи, – произнес один из генералов, глядя на их работу.

После ударов авиации оборона Кенигсберга распалась на отдельные части. Но прочные железобетонные сооружения все еще давали противнику возможность упорно сопротивляться.

Саперы во взаимодействии с артиллерией подбирались к фортам, проламывали стены направленными взрывами, затем в бреши устремлялись штурмовые группы. Некоторое время спустя на командный пункт поступало очередное победное донесение.

«Да, без специальной подготовки и оснащения нелегко бы пришлось в этом железобетонном лабиринте», – думал Иван Христофорович, любуясь четкой работой воинов. Размышления его прервал доклад о переходе земландской группы фашистских войск в контрнаступление с целью помочь гарнизону Кенигсберга.

Генерал Баграмян лишь кивнул головой – это событие ждали и были к нему хорошо подготовлены. Восемнадцать раз бросались гитлеровцы в контратаки, и все напрасно! А в середине дня советские войска и вовсе отсекли гарнизон Кенигсберга от группы «Земланд». Теперь у противника оставалось два выхода: или попытаться ближайшей ночью прорваться к своим, или, опираясь на проходящий вокруг центра города укрепленный рубеж, отчаянным сопротивлением продлить свое существование еще на несколько дней.

Маршал Василевский предложил осажденному гарнизону капитулировать, но фашистское командование предпочло иное. Два удара, в которые были вложены все оставшиеся силы, были нанесены ровно в полночь: со стороны Земландского полуострова двинулись крупные силы пехоты и танков, а навстречу им с отчаянием обреченных рванулся осажденный гарнизон.

Жестокие бои шли до самого утра, а затем противник вновь «уполз» в железобетонные укрытия и подвалы. К западу же от Кенигсберга земля дрожала весь день – это советская авиация обрушивала на деблокирующую группировку шквал огня с неба.

Кольцо советских войск неумолимо сжималось вокруг центра города. 9 апреля штурмовые группы пробили бреши в стенах королевского замка и ворвались внутрь, завязав рукопашные схватки с офицерскими батальонами, оборонявшими старинную твердыню. Исход последних боев предвидеть было нетрудно, и тогда комендант города генерал Отто Лаш отдал приказ о капитуляции.

– Никак нельзя было ожидать, – с горечью и изумлением сказал он, – что такая крепость, как Кенигсберг, падет так быстро…

Взбешенный фюрер объявил генерала предателем и велел арестовать его семью.

Утром 10 апреля тысячи солдат и офицеров противника начали сдавать оружие, а вечером того же дня Москва салютовала героям штурма Кенигсберга. Теперь настал черед группы «Земланд».

Гитлеровские войска полагались на многочисленные фортификационные сооружения, инженерные заграждения и населенные пункты, каждый дом был превращен в крепость. Но оказалось, что в 1945 году не только остановить, но даже нанести существенный урон умелым, прекрасно вооруженным частям советской армии – дело чрезвычайно трудное.

Положение фашистов вскоре осложнил десант, высаженный в их тылу Балтийским флотом. Гитлеровское командование бросило на него последний резерв – офицерский полк, но тот весь полег в бесплодных контратаках.

Наконец остатки группы «Земланд» укрылись за 5 оборонительными рубежами на узком Пиллаусском полуострове, южную часть которого защищала старинная крепость со стенами пятиметровой толщины. Сам город Пиллау был превращен в мощный укрепленный район.

– Кенигсберг в миниатюре, – сказал Иван Христофорович, изучив разведывательные данные. Заболоченная местность исключала маневр, оставляя лишь один способ действий – лобовой удар. Но искусство полководца в том и состоит, чтобы даже в подобном случае решить задачу, избежав лишних потерь.

Вновь пошли вперед героические саперы. Они подводили под укрепления противника мощные заряды, взрывали их, а броски пехоты закрепляли успех. 24 апреля враг был надежно окружен в своем последнем пристанище – Пиллау.

Гитлеровские генералы стянули сюда всю оставшуюся на полуострове зенитную артиллерию, но советские самолеты превратили город-крепость в извергающийся вулкан. Утром 25 апреля город вновь скрылся в дыму и пламени разрывов, затем в атаку пошла гвардейская пехота, и к полудню над центром вражеского сопротивления взвился алый флаг.

Гитлеровцы бросились спасаться на узкую косу Фришес-Нерунг. Здесь, на полоске земли шириной всего в полтора километра, их скопилось до 40 тысяч. Утром следующего дня началась и к полудню закончилась заключительная фаза операции. В плен сдались всего лишь 8 тысяч солдат и офицеров противника…

В это время маршал Василевский был вызван в Москву. Уезжая, он сдал фронт генералу Баграмяну и поставил задачу завершить разгром ушедшей в плавни Вислы группировки фашистских войск, насчитывавшей несколько десятков тысяч человек. Потери должны быть минимальными. Впрочем, об этом Иван Христофорович и сам никогда не забывал.

9 мая, в день, когда во всех городах и селах победившей страны царило ликование, бойцы генерала Баграмяна нанесли последний удар по врагу. Из плавней вышли, складывая оружие, 30 тысяч солдат и офицеров противника во главе с тремя генералами. Вскоре полководец убыл в Москву, чтобы на Параде Победы провести по Красной площади сводный полк 1-го Прибалтийского фронта.

Прошагав мимо Мавзолея, Баграмян застыл в положении «смирно» у его подножья, а затем по приглашению Сталина поднялся на трибуну. Многое было за плечами военачальника, и многое было впереди. Он будет командовать войсками округа, возглавит академию Генерального штаба, станет Маршалом и дважды Героем Советского Союза, отдаст целых 10 лет труда на посту заместителя министра обороны – начальника тыла Вооруженных сил СССР.

Но кому дано знать будущее? А тогда, 24 июня 1945 года, Иван Христофорович смотрел на поверженные знамена врага, на колонны танков и артиллерийских орудий, чьи жерла, казалось, еще хранили пороховой запах победных залпов, на лица воинов-победителей и по праву гордился великой армией, великим народом, великой страной.

Генерал армии И.Д.Черняховский

Лето 1941 года в Латвии выдалось погожим, теплым. И утром 22 июня, когда полковник Черняховский, командир расположенной неподалеку от Шауляя танковой дивизии, закончил неотложные дела и решил немного отдохнуть, ничто, казалось бы, не предвещало грозы. Но раздавшиеся в отдалении грохот разрывов и вой сирен заставили забыть об усталости. Иван Данилович не колеблясь объявил частям тревогу и попытался связаться по радио с командиром 12-го механизированного корпуса генералом Н.М.Шестопаловым. Бесполезно: эфир был забит сотнями работающих немецких радиостанций. Лишь к 7 часам окончательно стало ясно то, во что не хотелось верить: началась война.

В соответствии с полученным приказом полковник Черняховский стал готовить дивизию к решительному контрудару на шауляйском направлении. Советское командование еще не знало, что именно здесь наступал мощнейший танковый таран из 8 дивизий под командованием генерал-полковника фон Гепнера. В составе группировки действовал и 41-й моторизованный корпус генерала Рейнгардта, вооруженный новыми танками Т-IV. С ним-то и столкнулись полки Черняховского близ Калтиненай.

Бои с самого начала развернулись ожесточенные. Советские танкисты мужественно сражались, продолжая разить врага даже из горящих машин так, как командир полка майор Борис Петрович Попов, павший смертью храбрых на второй день войны и посмертно удостоенный звания Героя Советского Союза. Черняховский, руководивший боем из танка, под разрывами снарядов устремился к нему на помощь, но не успел…

В схватке с его 28-й дивизией враг терял пехоту целыми ротами, артиллерию – батареями, но силы были слишком неравны. Гитлеровская авиация господствовала в воздухе, а танки Т-26 и БТ уступали новым немецким машинам и в толщине брони, и в калибре пушки. Возможности дивизии иссякали, противник, нанеся поражение соседям, обходил обнаженные фланги. Героически погиб, сражаясь на своем командном пункте, командир корпуса генерал Шестопалов. Боевой техники почти не осталось, и 4 июля командование Северо-Западного фронта решило отвести полки Черняховского в глубокий тыл для доукомплектования.

Действия молодого командира соединения в те дни отличались академизмом в лучшем смысле этого слова: несмотря на сложные условия начала войны, отсутствие достоверных данных о противнике и царившую в вышестоящих штабах неразбериху, выдвижение и вступление в бой 28-й танковой дивизии было организовано в полном соответствии с требованиями военной науки. Разведка, передовой отряд, походное охранение, главные силы, удаление и построение которых позволяло реагировать на любое неожиданное изменение обстановки. Сам Иван Данилович показал высокое личное мужество и способность ни при каких обстоятельствах не терять управления войсками.

Опытный, прекрасно вооруженный, превосходивший числом противник так и не смог ни окружить, ни разгромить его дивизию.

Советские части расположились в лесах восточнее Новгорода. Новые танки ожидали с нетерпением, но получить их так и не удалось: 12 августа враг прорвал оборону у Шимска и спешенные танкисты встали на защиту древнего русского города. Они отражали атаки фашистов на ближних подступах, на уличных баррикадах, в самом кремле.

В разгар битвы за Новгород в дивизию прибыл новый начальник штаба фронта генерал Н.Ф.Ватутин, сразу обративший внимание на энергию и мастерство молодого полковника. Опытный штабист уже знал его биографию: Иван Данилович Черняховский родился 29 июня 1907 года в селе Оксанино Уманского уезда Киевской губернии в семье батрака. Детство и юность прошли в селе Вербово близ станции Вапнярка. Родителей лишился рано – их унес тиф. С 12 лет сам зарабатывал себе на кусок хлеба, по вечерам учился на шофера, много читал.

В 1924 году поступил в Одесскую пехотную школу, но заканчивал уже Киевскую артиллерийскую. Успешно командовал взводом, батареей, получил высшее военное образование в академии механизации и моторизации – отсюда глубокие знания в тактике различных родов войск и умение организовать взаимодействие между ними.

В Киевском военном округе был известен как отличный командир танкового батальона, в Белорусском – как командир лучшего танкового полка, в Прибалтийском был выдвинут на должность командира дивизии с досрочным присвоением звания «полковник» всего лишь за три месяца до начала войны…

А бои за Новгород продолжались. Остаткам полков Черняховского приходилось отражать атаки трех гитлеровских дивизий под непрерывными ударами авиации. Когда соединение заняло оборону на озере Селигер, в строю оставалось всего лишь 552 человека. Боевые машины так и не поступили, и дивизию, пополнив людьми, переформировали в стрелковую. В январе – феврале 1942 года она вела тяжелые, но уже наступательные бои по окружению демянской группировки противника.

Полковник Черняховский прошел многие десятки километров, его видели в штабах, в атакующих цепях, среди саперов и артиллеристов. Он проявил себя как незаурядный знаток боя пехоты, но не переставал мечтать о танках.

Мечта сбылась в июне, когда уже генерал-майор Черняховский был назначен на должность командира 18-го танкового корпуса. В штабе Воронежского фронта, в состав которого входил корпус, его встретил новый командующий стратегическим объединением; им был не кто иной, как хорошо знакомый по обороне Новгорода генерал Ватутин.

Восемь дней спустя, во время заседания Военного совета 60-й армии, которой оперативно подчинялся его корпус, Черняховский был внезапно приглашен к аппарату ВЧ.

– Ватутин попросил назначить вас командующим 60-й армией, – прозвучал неторопливый голос с кавказским акцентом. – Мы не возражаем. А вы как сами смотрите на это?

– Как прикажете, товарищ Сталин. Ваше высокое доверие постараюсь оправдать всей своей жизнью, – взволнованно ответил Черняховский.

– Вот и хорошо. Принимайте армию, – произнес Верховный главнокомандующий.

Задача объединения была непростой. Противник оборонял Воронеж упорно и умело, а главное, крупными силами. Затяжные бои, которые развернула армия под руководством молодого командующего на подступах к городу, закончились безрезультатно, и к исходу августа наступило затишье.

Потянулись однообразные фронтовые будни, но каждый солдат чувствовал, что бурные события не за горами. Командарм готовился особенно тщательно, изучал опыт предыдущих боев, пристально всматривался в оперативную карту, измерял, прикидывал, взвешивал, сопоставлял…

Долгожданное наступление началось в январе 1943 года. Всего за четыре дня штаб армии под руководством генерала Черняховского скрытно осуществил крупную перегруппировку и подготовку войск, а за пять первых дней его дивизии уничтожили и пленили более 15 тысяч солдат и офицеров противника. Это была первая победа 60-й армии и ее командующего.

Утром 8 февраля соединения Черняховского завязали сражение за Курск и уже к исходу дня полностью овладели городом. Вторая крупная победа!

Возобновив наступление, генерал Черняховский 11 марта вывел армию к реке Сейм, где та и закрепилась, образовав вершину Курского выступа. Пройдено было с боями более 300 километров, освобождены Курск, Щигры, Льгов, свыше тысячи сел и деревень. Но несколькими днями ранее противник обрушил сильнейший удар на 3-ю танковую армию генерала Рыбалко, захватил Харьков, а за ним Белгород. Дальнейшее продвижение врага было остановлено войсками Воронежского фронта. Так образовалась знаменитая Курская дуга.

В ходе Воронежско-Касторненской и Курской наступательных операций проявились характерные черты полководческого искусства генерала Черняховского; развиваясь от сражения к сражению, они принесут ему славу одного из самых ярких военачальников советской армии.

Прежде всего это умение предвидеть развитие событий, основанное на непрерывной оценке обстановки. Это позволяло Ивану Даниловичу быстро принимать решение, определять и ставить боевые задачи войскам, предоставляя им больше времени для подготовки к боевым действиям. Так, получив оперативную директиву, командующий отвел себе и своему штабу всего одну ночь, а уже утром командирам соединений были отданы приказы на перегруппировку.

Заслуживает внимания и умелое сосредоточение сил в направлении главного удара: на фронте в 25 километров наступали четыре стрелковые дивизии и одна бригада, в то время как в остальной 75-километровой полосе действовали всего лишь две дивизии и несколько учебных батальонов. С началом операции Иван Данилович упорно добивался поставленных целей, четко ощущая пульс наступления, молниеносно использовал каждую ошибку противника, перенося усилия в глубину его обороны.

В развернувшейся тем же летом гигантской битве 60-я армия, включенная в состав Центрального фронта, непосредственного участия не принимала. Главные сражения шли в 100 километрах от ее флангов. Каждое утро и вечер Иван Данилович докладывал о состоянии обороны командующему фронтом генерал-полковнику Рокоссовскому, получал от него информацию о боях, тщательно изучал свежий опыт.

– Все идет хорошо, врага не пропустим, – спокойно говорил Рокоссовский молодому командарму и добавлял, сдерживая его порыв: – Не торопитесь, всему свое время.

Решающий час настал с переходом войск Центрального фронта в наступление. За 5 дней генерал Черняховский осуществил всестороннюю подготовку армейской операции, провел штабные игры и тренировки. При общем равенстве с противником в силах и средствах Иван Данилович сумел обеспечить на направлении главного удара превосходство по пехоте в три, а по артиллерии – в девять раз! Осмыслив опыт предыдущего, зимнего наступления, немало внимания уделил он также и внезапности.

26 августа, в 9.30 утра, ударная группировка 60-й армии атаковала противника с рубежа Обжи – Романовка. Справа перешла в наступление 65-я армия генерала Батова – именно ей по плану фронта отводилась главная роль, – но продвижение там развивалось медленно.

Иначе было у Черняховского: высокая концентрация сил на участке прорыва, взвешенно определенные задачи соединений и тщательно организованное взаимодействие позволили его войскам продвинуться в глубину на 60 километров при ширине фронта в 100 километров!

Развивая успех, Иван Данилович приказал посадить пехоту на собранные со всей армии автомобили. Он шел на разумный риск, делая выбор между поддержанием высоких темпов наступления и бесперебойным снабжением, но риск этот блестяще оправдался.