Невероятные путешествия

Все чаще подводят рули. Хорошо хоть держатся кили и паруса находятся в удовлетворительном состоянии. Если б не авария рулей, «Беспредельный возраст» находился бы уже на сотни миль западнее. Быть может, если бы не опоздание, он встретил более благоприятные ветры, с помощью которых в эти дни преодолевал бы уже последние мили огромного пути. Умение смириться с собственным бессилием перед непредвиденными обстоятельствами и капризами океанской стихии — самое трудное для того, кто отважился плыть на плоту. Уиллис обладал этим качеством.

Рули! Они стали нескончаемым кошмаром этого рейса. Именно их неисправность была причиной того, что «Беспредельный возраст» в течение двух последних недель блуждал в океане, то и дело меняя курс.

Ежедневно по нескольку раз Уиллис отправлялся за борт, чтобы укрепить новые тросы, которые в зависимости от силы ветра и состояния океана держались дни, а иногда лишь часы. В этом была причина продления рейса по меньшей мере на месяц, со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Погода все более портилась, плот изнашивался, а одинокий человек терял силы. Только силы, ибо стойкость и мужество не покидали его никогда.

Октябрь приходит к концу, и Уиллис с сожалением делает для себя т лл-вод, что при такой ситуации ему никогда не достичь Австралии. Следует прервать путешествие, зайти в порт, чтобы произвести ремонт, необходимость в котором существует вот уже четыре месяца. Уиллис выбирает Паго-

Пагона Самоа. Решение трудное, но логичное. Дальнейшие блуждания среди множества островов и рифов на неуправляемом плоту были бы лишь вызовом судьбе…

Ветер дует с юго-востока. «Беспредельный возраст» устремляется между островами Самоа и архипелагом Токелау. Под потоками дождя и порывами ветра мореплаватель бьется над отказывающим рулем… До 3 ноября Уил-лис плывет северо-западным курсом, достигая 12-й южной параллели на 170°15' западной долготы, затем ветер меняется на северный. Опять около двух суток он плывет почти точно на юг.

6 ноября очередное изменение ветра, на этот раз он становится попутным — северо-восточным. Небо заволакивают тяжелые тучи, и сила ветра быстро растет. Несмотря на это, Уиллис не сбрасывает парусов. Однако вскоре раздается троекратный оглушительный треск — сломаны три киля, не выдержавшие напора воды. Ветер яростно треплет паруса. С огромными усилиями Уиллис стягивает вниз полотно, которое разорвано ветром в нескольких местах, затем поднимает один лишь фок и всю ночь плывет по ветру. Только после восхода солнца он выясняет, какие повреждения причинены ветром, и принимается зашивать паруса.

Согласно вычислениям плот находится в 50 милях от Апиа. Но как теперь — после поломки килей, с неисправным рулем — справиться с маневрированием среди рифов, окружающих остров? Уиллис рассчитывает на то, что ему удастся связаться с каким-либо судном или хотя бы с моторным катером. Необходимо все же как можно скорее добраться до суши. Медлить нельзя. Он торопливо зашивает паруса, ремонтирует руль, надеясь, что тот будет функционировать хоть несколько часов, и поддерживает, насколько это возможно, точный курс.

После полудня он несколько раз взбирается на мачту, чтобы попытаться разглядеть остров Тутуила или Уполу, если положение вычислено неточно. Ничего не видно. С наступлением сумерек небо заволакивают крупные темные тучи, и Уиллис опасается, что ночь будет тяжелой.

Через час после наступления темноты перед носом плота по правому борту появляется огонь. Да, это маяк. Блинкерный огонь на западной оконечности острова Тутуила! Ветер свежеет, и через некоторое время Уиллис сбрасывает грот. В течение ночи он намерен держать курс на запад, чтобы находиться на безопасном расстоянии от острова. Ночью ветер еще более усиливается, плот скрипит и стонет, но держится хорошо. Борясь с напором ветра, прижимающего плот к суше, Уиллис до рассвета не отходит от штурвала. Когда рассветает, он различает очертания побережья. Суша! Первая после 130 дней плавания. К счастью, расстояние до нее не внушает опасений. Мореплаватель осторожно берет курс на порт Апиа. Борясь с гротом, который после утраты килей немыслимо затрудняет управление плотом, Уиллис после нескольких бесплодных попыток наконец сбрасывает его и решает плыть только под фоком и бизанью. Он мобилизует все внимание, всю свою энергию, ибо знает, что не может позволить себе ни малейшей ошибки. Утратить шанс попасть на Тутуила — это сейчас равносильно потере всего… С высоты мачты он рассматривает побережье, контролирует рули, готовит необходимое для высадки снаряжение. Вскоре мореплаватель замечает белую полосу разбивающегося на рифе прибоя. Риф кажется сплошным, без единой бреши, через которую мог бы проскользнуть плот.

Мореплаватель поднимает флаг в перевернутом положении, что означает просьбу о помощи. Быть может, плот будет все же замечен. Тем временем судьба, подвергавшая мореплавателя столь тяжким испытаниям, как бы признав его мужество, посылает радостную неожиданность: Уиллис замечает в рифе проход!

«Беспредельный возраст» плывет вдоль побережья острова западным курсом, постепенно приближаясь к нему. Не видно ни людей, ни судов. Оба кота с любопытством взирают на сушу: еще бы, они провели среди волн четыре месяца. «Океанские мореплаватели до мозга костей», — с нежностью думал о них Уиллис.

Поскольку на помощь нечего рассчитывать, он решает править на проход в рифе. На палубе все готово к высадке на берег, если неуправляемый плот не удастся провести через риф. Уиллис не выпускает из рук штурвала. Остается только миля. На карту поставлено все. Если он не пройдет к берегу до наступления темноты, то будет вынужден уйти по ветру в открытое море.

Пока все складывается хорошо. Наконец до прохода остаются последние метры. Оба кота заперты в домике. Уиллис стоит, изо всех сил ухватившись за штурвал.

«Я двигаюсь вперед. Метр за метром. Риф — как черная стена вышвырнутых океаном глыб. Огромный пенистый вал подхватывает плот, бросает вперед, и тут же откатывается. На какое-то мгновение плот беспомощно застывает, чтобы снова взмыть на волне и сделать рывок вперед. Я впиваюсь взглядом в преграждающий дорогу вал рифа, который высится тут же передо мной. Еще раз океанская волна подхватывает плот. Судорожно вцепившись в штурвал, я бросаю взгляд вверх, на мачту, чтобы знать, куда отскочить, если она обрушится. Когда ударяет очередная волна, и плот, и домик — все скрывается в водовороте пены. Кажется, плот развалится от страшных сотрясений. Я ударяюсь о спицы штурвала. Океан продолжает толочь нас об острые выступы рифа, что неизбежно должно кончиться полным разрушением плота. Поскольку глубина составляет каких-то несколько футов, все оставшиеся кили оказываются сломанными, а некоторые доски палубы — оторванными вместе с ними. Нос плота внезапно вздымается вверх, чтобы затем медленно опуститься. Вскипающие валы обрушиваются на корму. Не прекращаются конвульсивные сотрясения плота. Я удивляюсь, что мачта все еще стоит. Плот начинает переваливаться с боку на бок. Волны снова поднимают его и бросают вперед; как только он опускается на все поплавки, очередная волна опять подбрасывает его и еще раз опускает вниз, с креном на правый борт. Очередной вспененный гребень подхватывает нас и несет через кипень прибоя. Снова мгновенная передышка — и плот бьет о дно на протяжении нескольких метров. Наконец он несется вперед и, после очередного толчка, подхваченный новой волной, перекатывающейся через риф, плавно опускается вниз. Мы оказываемся по другую сторону рифа, в лагуне…»

Уиллис все еще сжимал в руках штурвал, а паруса были наполнены ветром. Плот плыл к берегу. Когда он подошел на расстояние двадцати метров, Уиллис оставил штурвал и поспешил на нос, чтобы бросить якорь. Затем спустил фок и бизань: плот повернулся и стал на якорь. После 130 дней плавания, пройдя около 7500 миль, он добрался до суши. «Все в порядке, друзья. Мы это сделали», — произнес Уиллис, обращаясь к котам, и поднял их высоко над головой.

Чуть позже показалась лодка, которая подошла к борту плота. «Рад вас видеть, — сказал Уиллис, — я, собственно, прибыл из Южной Америки…» Онемевший поначалу экипаж лодки поспешил обратно к берегу, чтобы уведомить власти. Уиллис остался один. Накормил животных, прибрал на палубе и наконец мог передохнуть и полакомиться привезенными ему фруктами. Высадился он, как ему сообщили, на Пуи-Пан, в пяти километрах к западу от Апиа. Итак, навигация до конца путешествия была точной.

На следующий день Уиллиса приветствовали местные власти во главе с премьером Западного Самоа и толпы энтузиастов. Здесь его знали и ценили. Его поздравляли и осыпали похвалами. Уиллиса помнили со времен прибытия на плоту «Семь маленьких сестер». Новый его подвиг вызвал невиданный энтузиазм и восхищение.

Плот отбуксировали в порт Апиа, где он должен был стать на ремонт. Уиллис поселился в снятом бунгало. Теперь он мог наконец вволю отоспаться и отдохнуть, слушая шум океана и удары падающих кокосовых орехов.

Однако продолжение плавания представлялось весьма проблематичным. Во-первых, условия навигации к берегам Австралии совершенно изменились в связи с тем, что затянулся рейс. Во-вторых, местные врачи категорически возражали против продолжения путешествия — грыжа требовала хирургического вмешательства. Взвесив все эти обстоятельства, Уиллис решил возвратиться в Нью-Йорк, пройти тщательное медицинское обследование у специалистов и, возможно, лечь на операцию. Затем через несколько месяцев вернуться в Апиа, чтобы в следующем навигационном сезоне отправиться в дальнейший путь. Решение малоутешительное, но разумное.

Мореплаватель застраховал плот и все снаряжение, после чего попрощался с многочисленными друзьями и благожелателями, которые на каждом шагу оказывали ему всяческие услуги, взял под мышку котов и сел в самолет, чтобы через Паго-Паго, Гавайи, Лос-Анджелес попасть в Нью-Йорк, где его на следующий день встречала жена.

На запад, к Австралии!

«Беспредельный возраст»— Уильям Уиллис

Когда Уильям Уиллис возвратился в Нью-Йорк после прерванного на Самоа рейса, его сердечно приветствовали друзья и энтузиасты, которых было немало. Пресса и телевидение отнеслись к его записям о путешествии, как к сенсационному материалу.

Мореплаватель нормально перенес столь быстрый переход от длительного одиночества к бурному темпу жизни большого города. Он радовался тому, что опять находится среди близких, и верил, что в следующем году сможет пройти оставшуюся часть огромного маршрута.

Завершив свои дела с прессой и телевидением, благодаря которым он смог получить необходимые денежные средства, Уиллис отдал себя в руки врачей. Они подтвердили вывод своих коллег из Апиа, что грыжа требует хирургического вмешательства. Продолжение плавания в таком состоянии было бы не только опасным, но могло иметь трагические последствия.

Все это достаточно убедительно изложили Уиллису. Но тот, невзирая на протесты жены и советы друзей, решил не соглашаться на операцию. Он считал, что хирургическое вмешательство на долгое время лишит его возможности продолжить плавание. К тому же, по его мнению, существовала известная доля риска, что операция может сделать его немощным. Ведь Уиллису было 70 лет. так что его опасения не были безосновательны. Он боялся, что, если попадет в больницу, выйти из нее будет нелегко. Расходы начнут расти, вре мя уплывать, а плот — ржаветь и ветшать.

Из Апиа сообщали, что погода в западной части Тихого океана оставляет желать лучшего: штормы, ураганы и неблагоприятные западные ветры. Проходили месяцы. Погода все еще была скверной. Время от времени Уиллис узнавал о трагических последствиях штормов — затопленных судах, по гибших в океане людях…

Ветры были настолько сильными, что «Беспредельный возраст», прочно заякоренный в защищенной лагуне, был дважды вынесен на берег.

Приближалось лето 1964 года. Уиллис не мог больше усидеть в Нью-Йорке. В один из дней он решил, что пришла пора отправляться на Самоа. Перед отъездом жена предприняла последнюю попытку уберечь его от грозящей опасности. Она предложила сопровождать его в последней части путешествия, чтобы оказать помощь, если его состояние здоровья ухудшится, Уиллис отказался. Памятуя о трудностях, которые испытал во время маневрирования среди островов, а также зная, что его ожидает значительно более сложный путь среди множества рифов и островов, он не хотел подвергать жену опасности. По тем же причинам старый мореплаватель на этот раз не взял с собой котов. Но он верил, что преодолеет все трудности и рейс завершится благополучно. Кроме всего прочего, он хотел плыть в одиночку.

Самолет перенес Уиллиса и взятое им из Нью-Йорка снаряжение (в том числе новый комплект парусов) через тысячи миль суши и океана.

В тот же день он прибыл в Апиа. Там не верили, что он вернется, что старый, 70-летний человек после бесчисленных невзгод и опасностей прошлогоднего рейса будет способен еще раз начать поединок с Тихим океаном. Тем не менее Уиллис был снова здесь, улыбался, позируя фотографам, и беззаботно шутил.

Друзья встретили его очень сердечно. Уиллис поселился в тех же апартаментах, которые снимал год назад.

Оставив вещи, он отправился на берег океана, где его ждал «Беспредельный возраст». Вскоре мореплаватель был уже на его палубе. Только теперь он понял, как много потребуется вложить труда, чтобы восстановить плот, над разрушением которого поработали океан и время. Часть палубы была сорвана волнами, металлические части сильно изъедены ржавчиной, многие детали требовали замены…

Началась работа. Плот вытащили из воды, корпус очистили и покрыли краской. Таким нее образом законсервировали все остальные детали конструкции. Работая от зари до ночи, Уиллис заменил оснастку и такелаж. Новые блоки, канаты, паруса и десятки мелких деталей медленно, но неуклонно возвращали «Беспредельному возрасту» его прежний вид и мореходные качества. Плот стоял теперь на якоре недалеко от бунгало Уиллиса, а для сообщения между ними служила небольшая пирога с поплавком.

Наконец все подготовительные работы были закончены, а погода так и не изменилась к лучшему. Уиллис решил, что нет смысла ждать, и назначил день старта — 27 июня. Следовало поторопиться, чтобы не оказаться в океане в сезон ураганов. Местные жители пообещали устроить мореплавателю традиционные торжественные проводы с песнями, цветами и множеством лодок, которые выведут плот за риф.

На плот уже переправили все необходимое, кроме овощей и фруктов, которые хранились пока в холодильнике, — кокосов, дынь, ананасов, бананов и лимонов, картофеля и лука. Именно этими продуктами Уиллис предпочитал обеспечить себя в рейсе. Бочки наполнили водой: запаса должно было хватить на длительное плавание.

И вдруг кто-то из местных жителей доверительно сообщает Уиллису, что владелец моторной яхты — «Алоха-Гавайи» хочет на собственный страх и риск заснять фильм о рейсе «Беспредельного возраста». С этой целью он собирается, разумеется без согласия мореплавателя, следовать какое-то время за плотом, делая съемки с помощью телеобъектива. Не говоря уже о моральном аспекте, для Уиллиса это был бы серьезный удар с финансовой точки зрения, ибо все связанные с путешествием расходы он рассчитывал покрыть за счет публикаций и отснятого собственноручно любительского фильма. Ловкий пройдоха тем более чувствовал себя безнаказанным, что право не запрещает ни осуществлять такие киносъемки, ни плыть поблизости от другого судна. Этот деляга учитывал и то, что Уиллис, особенно при плохой погоде, не сможет скрываться в домике. Располагая моторной яхтой, он, таким образом, имел шансы не только реализовать бесчестный замысел, но и продать свой фильм задолго до того, как Уиллис закончит путешествие.

Уиллис решил обратиться за помощью к близким знакомым. Эндрю Коллинз — американский инженер, начальник строительства порта, и Джонс — капитан порта Апиа, живо отреагировали на рассказ Уиллиса о заботе, которая на него свалилась. После короткого совещания они постановили, что самым лучшим выходом будет быстрейшее отплытие в океан — ночью и в совершенной тайне. Поскольку все уверены, что проводы Уиллиса состоятся завтра, в субботу 27 июня, выход из порта накануне этого дня имеет все шансы на успех. С наступлением темноты Уиллис должен быть полностью готов и находиться на борту «Беспредельного возраста», а в 22 часа буксир «Савайи» выведет его из порта.

Погода стояла дождливая, и небольшой помост, возле которого стоял «Беспредельный возраст», был неразличим во мраке. Условия просто идеальные, чтобы незамеченным выйти из порта. Эндрю Коллинз крепко пожал руку Уиллису, с «Савайи» просигналили, что буксир отходит, и плот начал отдаляться от берега. Сквозь пелену дождя Уиллис, настороженно всматриваясь в темноту за кормой, успел разглядеть на набережной силуэт человека, наблюдающего за плотом. Через несколько минут, послушно следуя за буксирным судном, «Беспредельный возраст» миновал волнорез…

Буксирование, как и было запланировано, продолжалось до утра следующего дня. В 8 часов утра плот находился примерно в 35 милях от берега— сильное волнение затрудняло продвижение. Уиллис готовился к самостоятельному плаванию. Он поднял фок и бизань, опустил шесть деревянных килей. Три из них были слишком широки и не входили в отверстия на палубе. Однако Уиллис быстро нашел выход, обтесав их топором. Опущенные на 1,5 метра ниже корпуса, они хорошо противодействовали дрейфу.

Трижды прогудел буксир, члены экипажа, размахивая руками, желали Уиллису счастливого плавания. Ровно в 9 часов 00 минут буксир «Савайи» повернул обратно.

Ветер уже не дул с такой силой, как минувшей ночью, и мореплаватель вскоре поднял грот, взяв курс на северо-запад, чтобы обойти остров. Оставшаяся часть дня ушла на установление двух 3,5-метровых железных бомов — симметрично по обе стороны плота. Это была часть нового такелажа, разработанного Уиллисом во время перерыва в рейсе. Новые бомы давали возможность ставить при попутном ветре два дополнительных треугольных паруса. Шестиметровая рея, прикрепленная на верхушке мачты, поддерживала верхние углы парусов, нижние же крепились на концах бомов. Поверхность каждого такого треугольного паруса составляла 30 квадратных метров. То есть они давали увеличение поверхности реевого грота, оставаясь вместе с тем независимыми частями парусного вооружения. Такое, пока экспериментальное, решение позволяло использовать большую поверхность парусов при умеренной силе ветра и легко уменьшать ее, если сила ветра возрастала, а также по-разному модифицировать ее в зависимости от того, каким курсом плывет плот.

Лишь поздним вечером Уиллис справился с монтажом всех частей такелажа. Когда он поднял один из дополнительных парусов, уже смеркалось…

Наступила ночь, ветер притих, а затем и вовсе пропал. «Беспредельный возраст» покачивался на мертвой зыби. Уиллис был расстроен. Легко могло случиться, что весь замысел и приложенные для его реализации усилия будут сведены на нет: «кинопират», как называл его мореплаватель, должно быть, кружил где-то неподалеку.

На следующий день, 28 июня, отчаявшийся Уиллис вновь увидел остров, на этот раз значительно ближе.

Прошло немного времени, и Уиллис мог уже различить покрытые лесом горные склоны острова. После полудня, не видя выхода из сложившейся ситуации, мореплаватель с тяжелым сердцем решает просить помощи, надеясь, что сигналы SOS будут приняты радиостанцией Апиа. Единственным разумным решением было вызвать лоцманское судно, которое отвело бы «Беспредельный возраст» на 20 миль от берегов Савайи — всего лишь 4 часа буксирования.

Уиллис настроил автоматический спасательный передатчик, прикрепленный к стене каюты, и начал вращать ручки. В какой-то момент резкая боль в левой части живота вынудила его прервать передачу. Как только он снова начал крутить ручку передатчика, боль тотчас же возобновилась. То же самое произошло во время следующей попытки. Однако угроза сноса на рифы была настолько велика, что мореплаватель еще несколько раз возобновлял передачу, превозмогая боль и не считаясь с риском. Когда боль стала невыносимой, он лег на палубу и тщательно исследовал поверхность живота. Сомнений не было — грыжа. Сбылись зловещие предсказания врачей, притом в самом начале рейса, в особенно трудной для Уиллиса ситуации.

Одинокий человек припомнил ужасные детали, в каких ему описывали весь процесс развития заболевания — вплоть до гангрены и смерти. Только теперь он осознал, что чуть ли не с самого начала рейса чувствовал себя скверно. Работа с радиостанцией была лишь последней каплей, основная же причина крылась, очевидно, в тех тяжелых усилиях, которые он приложил для установления килей и при налаживании такелажа. Угроза быть выброшенным на побережье острова, как пишет Уиллис, внезапно перестала его волновать. Теперь существовала лишь одна проблема — как спасти жизнь, не допустив тех необратимых последствий, которые, как правило, сопровождают подобное заболевание. Уиллис постарался вспомнить до мельчайших подробностей все, что узнал от врачей и что прочитал по этому поводу. Самое главное сейчас — полностью расслабить мышцы живота. Если добиться этого не удастся и боль будет нарастать, вероятно, придется прибегнуть к собственноручной операции. В таком случае его жизнь будет зависеть от того, удастся ли ему остановить кровотечение, не имея никаких соответствующих инструментов и средств.

Мореплаватель очень старательно размассировал напряженные мышцы, и боль несколько уменьшилась. Лежа на палубе, он поглядывал изредка на приближающиеся берега острова, все еще надеясь на то, что его призывы о помощи были услышаны.

Когда солнце начало садиться, а помощь все не приходила, Уиллису вдруг пришел на ум один старый, испытанный способ, издавна применявшийся моряками парусных судов. Долго не раздумывая, он обмотал ноги одним концом пропущенного через блок каната и начал подтягивать себя вверх, чуть ли не повисая вниз головой. Повторенная несколько раз с некоторыми видоизменениями, эта процедура принесла ему определенное облегчение.

Ночь Уиллис пролежал на палубе. Все еще господствовал штиль, и плот легко покачивался на спокойной волне. Когда взошло солнце, остров Са-вайи находился несколько западнее, но расстояние до берега было приблизительно такое же. Это стояние на месте — без движения, без ветра, без сил и без помощи—усиливало чувство безнадежности… Состояние Уиллиса было не хуже, чем вчера, что само по себе в общем не свидетельствовало ни об улучшении, ни об ухудшении. Воспалительный процесс, которым пугали его врачи, мог проявиться не сразу. Обычно развитие гангрены требует нескольких дней…

Так прошел следующий день в ожидании все более сомнительной помощи, в надежде, что угроза смерти миновала или по крайней мере несколько отодвинулась, и, наконец, в высматривании ветра, появление которого избавило бы его хотя бы от риска разбиться на прибрежных рифах.

За час до очередного захода солнца поверхность океана начала морщиться, а паруса наполняться приходящими с востока порывами ветра. Простояв два дня при гнетущем штиле, «Беспредельный возраст» наконец двинулся вперед! Как только плот начал отдаляться от острова, Уиллис испытал благотворное чувство облегчения. Состояние здоровья мореплавателя по-прежнему не ухудшалось, и все указывало на то, что давний метод моряков дал хорошие результаты. Конечно, Уиллис был истощен и все еще испытывал боль в животе. Он совершенно ничего не ел, лишь выпил немного морской воды. Понемногу мореплаватель начинал верить, что и на этот раз счастье ему улыбнулось.

Сила ветра возрастала, и небо все больше затягивали тучи. В полдень следующего дня Уиллис почувствовал себя настолько хорошо, что мог ходить по палубе. Прежде всего он, конечно же, взялся за определение координат.

Внезапно плот повернулся к ветру, главный парус начал бить о мачту с такой силой, что казалось, разорвется в клочья, весь плот сотрясался. Уиллис отложил секстан и бросился спасать паруса. Это было нелегким делом даже для сильного и здорового мужчины. Мачта и бомы гнулись под напором ветра, ударяющего с носа. В неравной борьбе Уиллис слышал треск лопающегося полотна. Удвоив усилия, он крепил канаты, совершенно забыв о своем состоянии. Внезапный толчок отбросил его, как мяч, к корме. Мореплаватель покатился по палубе и упал за борт. Когда он вынырнул из воды, то в последнее мгновение непроизвольно ухитрился зацепиться ногой за цепь, соединяющую рулевые лопасти. В отчаянном усилии он подтянулся на палубу. Лишь через полчаса Уиллису удалось справиться с парусами: такелаж был спасен. Немного передохнув после драматического падения в воду и тяжелой борьбы за паруса, он приготовил пятнадцатиметровый трос, прикрепил его к мачте и свободный конец опустил за корму.

Прошел еще один день. Теперь Уиллис знал, что здоровье возвращается к нему, и благодарил провидение за то, что нелегкая возня с парусами не повлекла за собой никаких отрицательных последствий. Силы восстанавливались, ветер оправдывал надежды, хоть погода была не наилучшая. «Беспредельный возраст» вел себя прекрасно, плывя со скоростью, доходящей до трех узлов. Все, не считая неудачного начала, складывалось благоприятно. Дорога в Австралию была открыта!

Не прошло и недели, как Уиллис записывает в журнале: «Постепенно время начинает терять свое значение. Мой курс, трижды на день измерение высоты солнца, если небо не затянуто тучами, и ветер — вот что становится содержанием моей жизни…»

В течение нескольких последующих дней держится отвратительная погода, которая вынуждает мореплавателя уменьшить парусность. Плот плывет медленно, зато прекратился снос на север. 7 июля «Беспредельный возраст» находится, как и пять дней назад, немного ниже 12-й параллели. За девять дней, проведенных в океане (из них двое суток без ветра), он прошел 400 миль. Это не слишком много, но и причины были очень серьезные.

Состояние здоровья мореплавателя не совсем удовлетворительное, хотя нет ничего угрожающего. Ведь грыжа еще перед рейсом требовала оперативного вмешательства, так что никакие временные меры не могли привести к радикальным изменениям. Поскольку Уиллис все еще испытывал боли, он повторно решился на единственную доступную ему терапию, подвешивая себя, как он пишет с юмором, «наподобие ломтя мяса». Этот способ снова принес ожидаемое облегчение, хоть был настолько изматывающий, что Уиллис пролежал потом много минут на палубе, прежде чем нашел в себе силы встать.

14 июля, через три дня, плывя несколько выше 14° южной широты, плот пересекает 180-й меридиан и оказывается в Восточном полушарии. Со времени отплытия из Кальяо в прошлом году «Беспредельный возраст» пересек 100 меридианов! От Австралии его отделяет уже только 30 меридианов — около 2000 миль. Итак, теперь, поддерживая любой ценой курс на юго-запад, Уиллис будет плыть прямо к Сиднею, лежащему менее чем в 3000 милях отсюда.

К сожалению, 19 июля ветер задул почти точно с юга, и «Беспредельный возраст» направился на северо-запад — прямо к Новым Гебридам! Уиллис был поставлен перед необходимостью сделать рискованный выбор: отказавшись от курса на Сидней, пытаться обойти Гебридские острова сверху или же идти вперед в надежде, что ветер снова подует с востока или, что еще лучше, с севера, позволив плоту плыть запланированным курсом.

Мореплаватель часами колдовал над картами в поисках нужного решения. Приходилось принимать во внимание еще и такую возможность: если он решит плыть на северо-запад, то, оставив с левого борта Новые Гебриды и выйдя в Коралловое море, он будет вынужден при существующем направлении ветра высадиться на Новой Гвинее. В таком случае ему вряд ли удастся добраться до Австралии, путь к которой окажется прегражден полосой Большого Барьерного рифа…

Наконец, 23 июля, после долгих раздумий и многочисленных бесплодных попыток, не имея другого выхода, преследуемый южными ветрами, Уиллис решился огибать Новые Гебриды с севера.

Тем временем южный ветер достиг силы шторма. Плот заливали потоки воды, а Уиллис корпел над картами. То была самая трудная ночь со времени отплытия из Апиа. Ветер ударял с такой яростью, что казалось, набегающие волны вот-вот разобьют «Беспредельный возраст». Уиллис поплыл на северо-запад, понимая, что рисковать и дальше было бы непростительной ошибкой.

Наверное, старому мореплавателю нелегко далось это решение. С прибытием в Сидней у него были связаны, кроме престижных соображений, многие личные планы. Однако он избрал более верный путь, не желая рисковать: плот мог разбиться о рифы возле Новых Гебридов. Будущее показало, что он поступил разумно.

Вот уже несколько дней мореплаватель не мог измерить координаты с помощью секстана. Основываясь лишь на вычислениях трассы, он постоянно был настороже, опасаясь оказаться слишком близко от первых, на восточной окраине Новых Гебридов, островов Аурора или Пентекост. Иногда за дождевыми тучами мореплавателю мерещились очертания суши.

Приближалась ночь. С наступлением сумерек опасения Уиллиса возросли. Ветер гудел в такелаже, не умолкая ревел океан. В таких условиях, разумеется, было невозможно ни заметить рифы, ни услышать грохот прибоя. Только бы выдержал такелаж — это было самое главное.

Всю ночь мореплаватель не смыкал глаз. Время тянулось мучительно медленно, а опасения наткнуться на рифы с каждым часом все возрастали.

Уиллис испытал немалое облегчение, когда наконец начало светать. Океан был пустынен! Куда ни кинешь взгляд, видны только белые гребни бегущих на север волн. Небо хмурилось, но, к счастью, перед самым полуднем выглянуло солнце, и Уиллис измерил его высоту. Через несколько минут он уже знал широту, что в тот момент было самым существенным. Согласно результатам вычислений «Беспредельный возраст» плыл на безопасном расстоянии севернее острова Аурора.

Наступила следующая ночь. Измученный мореплаватель позволил себе немного вздремнуть. Когда он открыл глаза, было совершенно темно. Он понял, что проспал долго. Бросился к компасу — плот шел нужным курсом. Океан был почти совсем спокоен и именно эта неожиданная тишина вызывала тревогу. Во мраке волны мягко и легко перекатывались через доски палубы. Инстинктом моряка Уиллис ощущал опасность. Поднявшись, он осмотрелся вокруг и… остолбенел.

«Сразу же за мной выросла высокая, черная гора; она была так близко, что, казалось, можно дотянуться до нее рукой. Не могу понять, миновали мы ее или вот-вот врежемся? Это зрелище парализовало меня, как будто я увидел страшное чудовище.