Его выбор

– Нет, это правда, – возразил он.

– Благодарю тебя за эту ложь. Конечно, узнай газетчики, что смерть мужа и нашего с ним сына связана еще и с адюльтером, они бы сумели со всех сторон обсосать подобную сенсацию.

– Катрин, Богом клянусь, та женщина ездила со мной! Это я пригласил ее, и ночевали мы в моей палатке, а Гордон с Роном – в своей.

Она покачала головой.

– Не надо, Джеф. На похоронах она выла как оглашенная. А ты к ней даже не подошел. Не утешил ни жестом, ни словом.

– Но я стоял возле тебя! – горячо возразил Джеф. – Что мне до нее! Просто опытная альпинистка, которую я пригласил с собой, чтобы нас стало не трое, а четверо – ты и Гордон, я и она. Откуда мне было знать, что ты заболеешь и откажешься ехать. Мы разбили палатку, и только потом приехал Гордон. С Роном, но без тебя.

А вдруг правда? – подумала Катрин. Неужели она жертва собственной подозрительности? За ней такое водится – придумает версию и тогда малейшие намеки, случайные слова, недоговоренности, взгляды, жесты – все идет в подкрепление собственной уверенности. А потом спадет пелена с глаз и сама удивляется: как могла такую дурь придумать? Впрочем, на этот раз случай посерьезней. Разубедить ее будет трудновато. Однако, если быть до конца честной, хотелось, чтобы кто-нибудь развеял ее подозрения. Ну хоть Джеф, что ли…

– Но как, скажи, случилось, что Рон оказался у края пропасти? Почему Гордон не следил за ним? Рон – очень чуткий ребенок. Он никогда без причины не ослушался бы отца.

– Ради Бога, Катрин! Бывает так, что ничего нельзя сделать. Не мучь себя.

– Да теперь это уже не важно, – хмуро согласилась она. – Моего мальчика все равно не вернешь.

Женщина направилась вниз по лестнице. Ей хотелось скрыться от собственных мыслей, оставить все позади. Зачем причинять себе боль, снова и снова вспоминая трагический день? Нужно подумать о будущем, проститься с Джефом навсегда и начать новую жизнь. Другого выхода нет.

Никакой он не друг, и от этого только больнее. Правда, стоит признать, что он всегда вел себя с ней достойно. Но все же они с Гордоном два сапога пара. Жизнь для них– все равно что спортивное соревнование. И ей совсем не улыбается оказаться в этом соревновании призом.

Джеф шел рядом, стараясь приноровиться к ее шагу, явно не желая смириться с тем, что она уходит.

– Почему же ты не развелась с Гордоном? – спросил он.

Она не стала отвечать. Вряд ли мужчина сможет понять жизнь женщины. Сперва беременность– и ты стараешься оправдать этим поведение мужа. Потом появляется ребенок, и ради его блага идешь на компромиссы. И день ото дня надеешься, что все еще переменится к лучшему. Обманываешь себя, заставляя верить мужским обещаниям, потому что боишься взглянуть в лицо правде и признаться в очевидном: все безвозвратно потеряно. Одна, что ли, она такая? Сплошь и рядом женщины приносят себя в жертву ради детей.

Гордон в общем-то был не таким уж и плохим. Она влюбилась в его жизнелюбие и искрометный ум, в обаяние его неординарной личности, в его крепкое тренированное тело, способное преодолеть любые физические испытания, в удивительную способность быстро решать самые сложные проблемы. Катрин считала себя счастливейшей женщиной в мире. Как же – ее полюбил сам Гордон Гайс! Многие бы хотели оказаться на ее месте.

Себя она никогда не считала неотразимой. Приятное, но ничем, не примечательное лицо, неплохая фигура… Впрочем, в те времена, когда они только познакомилась с Гордоном, фигура у нее была очень даже хорошей.

Катрин тогда водила экскурсии по прибрежным лесам, и время от времени ей удавалось продать свои картины и рисунки кому-нибудь из туристов, которых кругом всегда было полным-полно. Ведь ее родной город – один из самых популярных приморских курортов. Вот и Гордон оказался одним из туристов. Жизнерадостный, влюбленный в природу, он как вихрь ворвался в ее жизнь; они поженились, и поначалу их брак казался настоящей идиллией.

Однако спустя некоторое время юная жена с болью и горечью вынуждена была признать, что для Гордона женщины – та же игра, спорт. Он во что бы то ни стало хотел все перепробовать, испытать себя со всеми. Правда, надо отдать должное, к ней он всегда относился с пиететом. Она была его избранницей – женой и матерью его ребенка.

Рон… Именно Рон всегда останавливал ее, из-за чего невозможно было сделать решительный шаг к разводу с Гордоном. А сам Гордон, вне всякого сомнения, сумел стать преданным и любящим отцом. Он очень гордился сыном, а Рон и вовсе боготворил отца. Катрин не считала себя вправе вот так взять и разорвать их отношения. Хотя, если бы они с мужем развелись, Рон сейчас был бы жив. Возможно, и Гордон тоже. Но не надо об этом думать. Слишком мучительны воспоминания.

– Гордон сам чувствовал, что не подходит тебе… – начал Джеф.

– Не болтай ерунды! – резко оборвала его Катрин. Гордон был самый талантливый и яркий человек из всех, кого она встречала. Среди других он сиял, как золотой слиток. Наоборот, все остальные, оказавшиеся рядом с ним, чувствовали себя ущербными. Взять того же Джефа… Впрочем, и ее не обошла подобная участь.

Джеф тронул ее руку.

– Если ты знала, что он тебе изменяет, почему же не развелась с ним? Что могло тебе помешать? – В его голосе слышалось раздражение.

Они уже спустились в холл. Неважно, подумала Катрин, что сейчас придется ответить Джефу. Пускай он ничего не поймет – они все равно больше никогда не увидятся. Желая поскорее закончить разговор, она твердо взглянула раздраженному человеку в глаза и назвала главную причину, удерживавшую ее с Гордоном:

– Потому что Гордон – отец моего ребенка.

Она не стала ждать ответной реакции. Ни к чему сейчас разъяснения и подробности. Быстрей бы только унести отсюда ноги. Странно, с первой же минуты их встречи все пошло не так, как хотелось. Просто стыдно, что сама себе позволила попасться на удочку и поверила в доброе отношение и заботу со стороны друга покойного мужа.

Конечно, Катрин всегда понимала, что Джеф видит в ней лишь продолжение Гордона, но тем не менее некоторые его поступки давали понять, что и она сама интересна ему как личность. Легко и приятно было поверить, что ему действительно небезразличны ее интересы, что он и вправду хочет помочь ее творческому становлению. И даже представить себе трудно, что все это… из-за Гордона. Во всем виновата странная, почти болезненная подвластность Джефа ее покойному мужу.

Глаза женщины наполнились слезами. Как она мечтала рассказать вечному «опекуну» про договор с издательством об оформлении детской книжки! Ведь именно Джеф в свое время помог ей почувствовать себя художником. Так долго искать работу и наконец найти удобный предлог для разговора. Уж теперь-то, думала Катрин, он порадуется за нее и скажет хотя бы одно слово одобрения. Впервые за долгое время появилась достаточно веская причина похвалить ее! Чтобы порадовать Джефа, она преодолела себя, постаралась снова вернуться к жизни и гордилась тем, что успела так много сделать за эти два месяца. Сама не понимая почему, Катрин хотела, чтобы Джеф мог порадоваться за нее.

И вот теперь все рухнуло.

Какое горькое разочарование! Что же она натворила! Позволила еще одному мужчине затронуть свое сердце, а он оказался таким же, как Гордон. Уже то хорошо, что не последовало никаких ненужных вопросов. Да и не о чем им больше говорить! Остается только попрощаться и расстаться навсегда…

– Подозвать вам такси? – спросил швейцар.

– Да, пожалуйста, – кивнула Катрин.

Швейцар побежал на стоянку за машиной. Джеф поспешно проговорил:

– Нам еще многое надо обсудить, Катрин.

– Нам нечего обсуждать, – отрезала та.

– Если бы ты знала, как заблуждаешься…

– Ничего подобного. Уже нет. Это ты продолжаешь заблуждаться.

– Посмотри на меня! – воскликнул он.

– Я не хочу на тебя смотреть.

Она повернула голову в сторону стоянки такси. Одна из машин тронулась и свернула на подъездную дорожку к гостинице. Катрин боялась снова увидеть полные страсти глаза Томпсона. Слишком уж трудно противостоять этому взгляду.

– Я столько всего должен сказать тебе, – продолжал он.

– Спасибо, уже наслушалась.

– Нельзя вот так за пять минут перечеркнуть пять лет жизни, Катрин! Человек на такое не способен!

– Вот видишь, я способна.

– Дай мне возможность объяснить тебе все. Неужели я этого не заслужил?

– Я не просила тебя помогать мне, Джеф.

– Но ты принимала мою помощь!

– Потому что была дура и не понимала, какую роль ты мне предназначил, – с горечью сказала она. – Ты хотел сделать из меня очередную подстилку.

– Неправда. Я хочу, чтобы ты стала единственной женщиной в моей жизни.

– На одну ночь, да?

– Пожалуйста, дай мне шанс.

– Чтобы ты развлекался, а я сидела с твоими детьми? – Она взглянула на него с презрением. Тут наконец рядом затормозило такси. – Нет, спасибо, Джеф. Все это я однажды проходила. Поищи себе кандидатку посговор-чивей – уверена, тебе обязательно повезет. Желаю всего хорошего.

Швейцар распахнул дверцу такси, и женщина опустилась на заднее сиденье.

– Катрин, пожалуйста, – настойчиво повторил Джеф. Она не отозвалась, но он уже втискивался в машину следом за ней. – Я еду с тобой. – Его сильное мускулистое бедро прижалось к ее ноге. Она поспешно отодвинулась в дальний угол машины и запротестовала:

– Нет, ты никуда со мной не поедешь.

– Иначе мы больше никогда не увидимся.

– Именно этого я и хочу!

Он захлопнул за собой дверцу, и тут же тесное пространство салона наполнилось какой-то странной, пульсирующей энергией. Сердце у Катрин тревожно забилось, чувства обострились до предела.

– Все кончено! – отчаянно вскрикнула она, изо всех сил стараясь избавиться от наваждения.

– Ничего еще не начиналось, – прозвучал в ответ тихий, страстный голос.

– Потому что нечему начинаться.

Забыв о всякой сдержанности, он повернулся к ней. Глаза мужчины горели желанием.

– Гордон причинил тебе боль. Но с какой стати наказанным быть мне? Просто несправедливо свои чувства к нему переносить на меня!

А ведь если вдуматься, Джеф прав. Да и вообще нельзя сравнивать его с Гордоном. Тот всегда был открыт перед всеми, а этот – вещь в себе. У Гордона все на поверхности – а у его друга спрятано в самых темных глубинах души. Темная, тайная, загадочная натура, полная скрытой и никому не подвластной силы. Справедливы его слова, но не стоит забывать: Томпсон для нее опасен, бесконечно опасен!

Годами Катрин силилась понять, что таится в душе этого человека, какие мысли так тщательно скрываются… На что обречена женщина, которая отважится разделить с ним его непонятную жизнь? Загадка на загадке, теребящая душу неясность… Но, кажется, теперь перед ней начала приоткрываться, завеса тайны, одновременно притягивая и пугая. Да, да, этот мужчина по сути своей охотник: раз увидев добычу, он будет преследовать ее, не останавливаясь ни перед чем, пока наконец не настигнет и не добьется своего.

Догадка заставила поежиться.

– Ты не нужен мне, Джеф. Я не хочу тебя, – сказала Катрин, не сумев скрыть в голосе своей настороженности.

– Да не усложняй ты ситуацию! Ну что, скажи, случится, если я возьму и обниму тебя? – Он посмотрел в глаза Катрин, и та глубоко вздохнула, стараясь унять сердцебиение. Джеф жадным взглядом окинул ее грудь. – Неужели мой поцелуй, мои ласки способны оскорбить тебя?

– Замолчи! Я не желаю тебя слушать! Убирайся отсюда прочь! – крикнула Катрин.

Но слишком велика колдовская сила его слов – поневоле заработало воображение. Да, Томпсон типичный охотник… Как женщина она понимала: стоит жертве оступиться, замедлить бег – и невозможное станет возможным. В одинокие, тоскливые минуты недавнего прошлого обманутой жене случалось сидеть в одиночестве и фантазировать… Она представляла себе Джефа – не скрытного и сдержанного, а неистового и страстного, влюбленного в нее, восхищенного, гордого ею. Надо сказать, самообманные мечтания хоть немного утешали. Они были своеобразной местью изменнику-мужу. Но всегда хотелось откреститься от подобных мыслей, как от дурного наваждения. Надо же – воображать такое о лучшем друге собственного мужа! Нет, это непозволительно для порядочной и благовоспитанной замужней дамы. Так, чего доброго, встанешь на одну доску с Гордоном, разве что он изменял в жизни, а она– мысленно.

И вот теперь Джеф сам пытается воплотить в жизнь ее безумные фантазии. Но что знает он о ее внутренней жизни? Никому не ведомы ее чувства – душа, ум и тело словно заперты на замок, и если бы нашелся мужчина, способный подобрать к ним ключ… Тогда все, возможно, переменилось бы. Впрочем, Гордон обладал таким ключом, но предпочел выбросить за ненадобностью.

Наверное, и у Джефа найдется ключ, но это уже ничего не значит. Может быть, с ним ее и ждет нечто волшебное, неизведанное и прекрасное, но в конце концов, как и в случае с Гордоном, придется за все расплачиваться нечеловеческой ценой именно ей, Катрин Гайс. Так что уйдите из ее жизни, мистер Томпсон, прекратите искушать, не втягивайте в отношения, которые наверняка опять кончатся разочарованием, горечью и болью. Разве понять мужчине, что женщина всегда отдает не только тело, но и душу.

Катрин нащупала ручку двери. Если Джеф сейчас не выйдет из машины, то…

– Ты всегда боялась дотронуться до меня, Катрин, – сказал он тихо.

– Ты тоже этого боялся, – отозвалась она.

– Мы не смели коснуться друг друга, потому что страшились последствий.

– В этом смысле для меня все осталось по-прежнему.

– А для меня – нет.

А ведь Томпсон говорит правду. Это ясно. Вот почему и следует немедленно бежать от него, от его слов и намерений. Катрин повернула ручку и распахнула дверцу машины. Прежде чем Джеф успел что-нибудь предпринять, она уже оказалась на дороге.

Кто-то закричал, но Катрин ничего не слышала, не видела. Не заметила и приближающейся машины. Страшно заскрежетали тормоза. Несчастная не почувствовала ни удара, ни боли, только фиолетовые, багровые и красные круги поплыли перед глазами. А потом чернота. Чернота, ничего кроме черноты.

3

Все вокруг казалось странным, призрачным. Катрин не чувствовала своего тела. Она лежала в постели, но отдавала себе отчет, что постель явно не ее. Неясно, откуда пришла такая уверенность, но она знала точно: не ее.

Катрин силилась сообразить, где она, вспомнить, как сюда попала. Но ничего не получалось. Память распадалась на куски, которые невозможно склеить, так что в конце концов пришлось сдаться и оставить бесплодные попытки что-либо понять. Неожиданно в голову пришла мысль, что можно попытаться открыть глаза. Это она и проделала с некоторым страхом. Постель оказалась больничной койкой. К ее руке тянулись прозрачные трубки. Катрин поскорее зажмурилась снова. Все ясно, подумала она, это отделение реанимации.

Вдруг будто издалека донесся голос:

– … Сотрясение мозга, травма черепа. Но никаких переломов. Ушибы тяжелые, но очень скоро заживут. Вы, видимо, слышали об амнезии?

– Да, потеря памяти…

– Сейчас речь о расстройствах памяти. Они бывают обратимыми и стойкими. Мы имеем дело с первым, когда с выздоровлением восстанавливается забытое и запоминается новое.

– И как скоро можно… рассчитывать на выздоровление?

– О, оно уже идет, и идет успешно.

– А память?

– При травмах черепа расстройства памяти могут носить характер полной утраты воспоминаний целого периода – от нескольких часов до многих месяцев. Человеческий мозг – удивительный инструмент. Любая «поломка» уникальна и результаты неповторимы. Зачастую утрачивается способность воспроизводить недавно полученные знания, а события далекого прошлого, скажем, детства, ранней юности, помнятся как вчерашние. Иногда амнезия охватывает определенное время и до и после травмы мозга. Благодарение Богу, это, я уверен, не наш случай. Женщина молодая, травма хоть и серьезная, но уже можно с достаточной долей вероятности говорить о том, что она не опасна. Сейчас, конечно, в голове бедняжки полный кавардак.

Голос звучал приветливо, человек говорил уверенно и со знанием дела… Однако как смеет незнакомец говорить о ее голове, как о каком-то старом сарае?

– Значит, вы считаете, что прогноз… – Это был уже другой голос – глубокий, приятный, полный заботы и тепла.

– Прогноз, повторяю, благоприятный. Уверен, что скоро больная без труда все вспомнит.

– Как скоро?

– Может быть, через несколько дней. Или через несколько месяцев.

– Значит, вспомнит все? Все события, впечатления, переживания?

– Да, абсолютно все. Вне всякого сомнения. Вам нечего волноваться.

Катрин с опаской приоткрыла один глаз. Интересно, кто эти двое и почему они так откровенно обсуждают ее состояние в ее же присутствии?

Свет оказался не слишком ярким, и можно открыть второй глаз. Возле постели стояли двое мужчин, очевидно, врачи.

– Ага, она очнулась, – сказал светловолосый, низенький и худощавый человек в очках. – Вы знаете, как вас зовут?

– Конечно, знаю. Катрин.

– Прекрасно. А дальше?

– Как это – дальше?

– Вы помните свою фамилию?

От такого откровенного допроса стало неуютно. Ответ крутился в голове, но не поддался ее желанию произнести нужное вслух.

– Катрин. Как-то там еще, – раздраженно сказала она. Против этого им уж точно нечего будет возразить.

– Хорошо, очень хорошо, – успокаивающим тоном проговорил светловолосый.

Больная решила больше не обращать на него внимания и перевела взгляд на другого человека – с приятным низким голосом. Мужчина был высокий, широкоплечий и очень красивый. Подумалось, что, наверное, в больнице к нему все сестры неравнодушны.

Высокий врач обошел вокруг кровати и опустился на стул, стоящий рядом. Глаза у него были необыкновенные – серые, глубокие, обрамленные густыми черными ресницами.

– Ты очень сильно ушибла голову, пришлось наложить семь швов, – объяснил он и добавил: – Но теперь все будет хорошо.

– Я знаю, доктор, – кивнула Катрин. Она ведь слышала, как тот, другой, говорил, что очень скоро все ее раны заживут.

– Я не доктор.

– Тогда кто же вы?

– Я… Джеф.

Его голос звучал как-то неуверенно, он явно волновался, и, чтобы подбодрить его, она улыбнулась.

– Привет, Джеф.

Он с облегчением вздохнул:

– Привет, Катрин.

Какой чудесный у него голос! Назвавшийся Джефом взял ее за руку, и от этого нежного, теплого прикосновения по коже у нее пробежали мурашки. Странное чувство, приятное и неуловимо знакомое. Человек словно передавал ей свою энергию – волны тепла бежали к ней от сильных пальцев. Может быть, он экстрасенс?

– Мне нравится, как вы держите меня за руку.

Джеф широко, радостно улыбнулся. Его взгляд, полный тепла и доброты, казалось, проникал до самого сердца.

– Вы психотерапевт? – спросила она.

Он взглянул на нее беспомощно, но потом, решившись, ответил:

– Я твой любовник.

Катрин ошеломленно смотрела на собеседника. Что за шутку сыграла с ней память? Какой еще любовник? Зачем он ей нужен? Она вспомнила, что лежит в больнице, а сюда пускают только членов семьи. А вдруг «любовник» соврал, что он любовник, лишь бы попасть в палату? Если да, то кто же послал его сюда? И зачем?

Она взглянула на светловолосого доктора. Неужели тот тоже считает, что красавец, сидящий рядом, ее любовник? Вид у доктора вполне спокойный. Стоит себе как вроде бы ничего не подозревающий у постели – хоть и заинтересованный ситуацией, но все же совершенно посторонний. Как будто так и надо. Нет, она должна немедленно все прояснить.

– Где моя мама? – спросила она.

Доктор повернулся к «любовнику», сделав ему какой-то знак. Катрин смотрела на них требовательно, с нетерпением ожидая ответа.

– Твоя мама в другом городе.

– Значит, «скорая помощь» привезла меня в Сидней?

– Нет. Ты в Брисбейне.

– Почему?

– Ты помнишь, что с тобой случилось?

– Я упала на тренировке. Хотела сделать двойное сальто через коня… – Она запнулась, неуверенная, что говорит верно. – Или тройное сальто?

– Ты уже два дня лежишь без сознания, Катрин.

Целых два дня выпали из памяти!

4

Неудивительно, что ей что-то капают в вены! Но никак не постигнуть, зачем врачи привезли ее в Брисбейн.

– Я могу прямо сейчас пойти домой? – спросила она.

– Ты наверняка упадешь, если попытаешься встать. Ну-ка, попробуй сесть.

Катрин попробовала и тут же сдалась: лежать неподвижно куда легче.

– С тобой произошел несчастный случай. Но не волнуйся – память обязательно вернется. И силы тоже. – Мужчина, назвавшийся Джефом, нежно гладил ее руку. – Надо немного подождать.

Ей была неприятна сама мысль – ждать. Чего, собственно, ей следует ждать?

– А что с моей памятью?

– То, что произошло в гимнастическом зале, должно быть, случилось много лет назад, Катрин. Ты здесь потому, что попала под машину.

Много лет назад? Ее охватило тревожное чувство смятения. Не может такого быть! Она уставилась на мужчину в надежде поймать отблеск сомнения в чужом пристальном взгляде. Никаких колебаний! В серых глазах отражались лишь беспокойство и забота. Впрочем, не только. Взгляд будто говорил: я здесь ради тебя, я буду заботиться о тебе, ты можешь опереться на меня, как на каменную стену.

– Сколько мне лет? – спросила она. Наверняка этому заботливому «любовнику» известен ответ. И она сама тоже должна знать.

– Двадцать восемь, – коротко отозвался он и сжал ее руку.

На нее будто обрушилась трагедия невосполнимой потери. Пропало двенадцать лет жизни: когда она упала в гимнастическом зале, ей было шестнадцать… Что же с тех пор происходило в ее судьбе? Память сохранила ее нетерпеливое желание стать художницей и великой гимнасткой. Должно быть, из этого ничего не вышло.

– Где я работаю? – Только из ответов на торопливые вопросы и можно поскорее заполнить провалы в памяти.

– Ты художник-оформитель. Недавно подписала контракт на иллюстрации к детской книге.

– Должно быть, у меня это неплохо получается, – удивленно сказала Катрин.

– Ты очень талантлива.

В голосе мужчины звучало искреннее восхищение, и на сердце у нее потеплело.

– Рассказывайте ей все, что подталкивает работу памяти, – воспользовался паузой беловолосый. – Я оставляю вас. – Доктор улыбнулся больной, кивнул ее собеседнику и быстро вышел из палаты.

Уверенность доктора утешала. Катрин изо всех сил старалась собраться. Она мысленно повторяла имя «Джеф», пытаясь вызвать в памяти какие-нибудь отклики, что помогло бы восстановить картину в целом.

Ничего.

Взгляд мужчины говорил, что между ним и ею существует какая-то связь. Она кожей чувствовала это. Катрин с любопытством взглянула на Джефа. Ей двадцать восемь. Ему на вид тридцать пять. Какие в действительности между ними отношения?

– Сколько лет ты уже мой любовник? Проницательные глаза мужчины смотрели прямо на нее.

– Много лет. Но мы никогда не были близки физически.

– Почему?

– Ты была замужем.

Еще один удар!

– За кем?

– Его звали Гордон. Гордон Гайс. – Он испытующе взглянул на нее.

Больная смущенно отвела глаза – надо же, ничего не помнит! Как можно забыть мужа? И… «любовника»? Катрин взглянула на свою руку. Колец нет. Наверное, их сняли в больнице. Она рассматривала палец, на котором носят обручальное кольцо. Золотистый загар и никакой светлой полосы. Значит, кольца она не носила.

– Я разведена?

– Нет. Ты вдова.

Перед Катрин вдруг словно приотворилась дверь памяти… Слабые проблески воспоминаний… что-то возвращалось к ней… что-то очень важное. Сердце наполнилось теплом материнской любви и гордости. Она победно взглянула на Джефа.

– У меня есть сын, прелестный мальчуган.

Тот кивнул.

– Его звали Рон.

– Где он сейчас?! – нетерпеливо воскликнула она. – Почему не здесь, не со мной?

Она увидела, что Джеф в смятении. Он поднял ее руку, поцеловал пальцы, словно пытаясь передать живительное тепло, и посмотрел на нее с таким состраданием, что она замерла в тревожном ожидании.

– Мне очень жаль, Катрин. Год назад… произошел еще один несчастный случай. Рон… погиб.

Она сразу поняла, что это правда. Радость вмиг покинула сердце, оставив ноющую, тревожную пустоту. Ее любимого мальчика больше нет. Но ведь малыш был смыслом ее жизни.

Джеф, казалось, разделял ее боль.

– Именно поэтому ты хочешь другого ребенка, – проговорил он, и убежденность его голоса заставила Катрин вернуться к действительности.

– Да? – безжизненно спросила она.

– Да. Больше всего на свете, – кивнул он. – И я буду счастлив стать отцом этого ребенка.

Сила его чувства заполнила пустоту в ее душе и пробудила интерес к будущему. Но Катрин не могла понять, почему человек называет себя ее любовником, хотя они еще не были близки. На вид он настоящий мужчина, такой не упустит своего. Должно быть, дело в ней… Это она – по какой-то причине – уходила от близости.

Сильные пальцы Джефа обхватили ее руку. Он словно ждал ответа – и вместе с тем ничего не требовал. Но его страсть проникала глубоко в ее сердце, и оно раскрывалось навстречу. Несомненно, мужчина говорит правду.

Странно, но мысль, что сидящий рядом человек– ее возлюбленный, казалась такой… умиротворяющей. Да, все правильно, все справедливо. Она хотела другого ребенка. И разве можно найти для сына лучшего отца? Да женщины с радостью выстроятся в очередь за таким супругом!

– Мы не женаты, – неуверенно сказала она.

– Вряд ли ты хотела выйти замуж еще раз.

– А почему?

– Твой первый брак… – Джеф запнулся. Катрин видела, как больно ему говорить об этом. Он покачал головой. – Не все получилось так, как тебе хотелось…

Значит, вот в чем дело. Стало страшно в предчувствии новых осложнений. Но… разве это справедливо – возлагать на Джефа груз ошибок, совершенных другим мужчиной? Он любил ее все эти годы и ждал так долго… Если так, то она должна знать…

– Томпсон, – вдруг сказала она. – Ты Джеф Томпсон.

– Верно.

– А я – Катрин Чалмерз.

– Это твоя девичья фамилия.

Как бы там ни было, ее несчастливый брак позади. Сейчас самое главное – это Томпсон. Она же вспомнила его фамилию!

– Спасибо, что тебе хватило терпения так долго ждать, Джеф, – искренне сказала она. – Спасибо за то, что ты заботишься обо мне.

Его лицо осветилось улыбкой.

– Я все сделаю для тебя, Катрин.

Женщина вздохнула, тронутая такой преданностью. И все же она очень устала от разговора – глаза закрывались сами собой. Нежные, сильные руки надежного человека, сидящего рядом, вселяли уверенность. Она поняла, что безгранично доверяет Джефу Томпсону.

– Мне нравятся твои руки, – тихо произнесла Катрин.

Да, многое еще непонятно. Но одно совершенно ясно – какой бы она, Катрин Чалмерз, ни была до аварии, инстинкт не подвел ее: она выбрала достойного возлюбленного. И дело не только в его внешнем обаянии. Впрочем, в этом тоже. Но главное – преданность, терпение. И то удивительное тепло, которое передавалось ей от глаз, рук, слов, жестов человека, пришедшего из забытого прошлого, чтобы стать олицетворением ее сегодняшней жизни. Чалмерз-Гайс-Томпсон… Три фамилии для нее одной. Первая и вторая – в исчезнувшем прошлом, третья – в приближающемся будущем. И не надо ничего бояться. Все хорошо. Так ли уж важна эта пропасть между мисс Чалмерз и миссис Томпсон? Кто из них уже заснул? Кто проснется?..

Мистер Томпсон навещал ее каждый день.

Больше не приходил никто. Мужчина приносил цветы, фрукты, шоколадные конфеты, журналы, очень дорогую и хорошую косметику – все, что душе угодно, лишь бы скрасить больничную скуку. Когда стало ясно, что больная идет на поправку, ее перевели из интенсивной терапии в обычную палату. Там, в более спокойной и свободной обстановке, заботливая преданность красавца-посетителя стала привлекать внимание сестер и больных. Все с любопытством обсуждали его романтическую влюбленность.

Настоящее можно было бы назвать прекрасным, но настоящему не хватало прошлого. Его предстояло обрести. С тех пор как Катрин пришла в себя после аварии, она терзалась мыслью, что двенадцать лет жизни пропали неизвестно куда. Все усилия вспомнить ни к чему не приводили, и она начала отчаиваться.

Почему к ней приходит только один человек? Неужели больше никого в ее жизни нет? Это тревожило. Надо прояснить это обстоятельство. Очередной визит Джефа она использовала для того, чтобы залатать в памяти еще одну прореху.

– Кроме тебя никто меня не навещает. Джеф, а кому-нибудь еще известно, что я здесь? Я ничего не помню, поэтому не знаю, кому позвонить, но должны же быть у меня друзья.

– После смерти Рона ты замкнулась в себе, – объяснил он. – В прошлом году многие друзья и знакомые пытались как-то вернуть тебя к жизни, но ты отвергла все приглашения и никого не хотела видеть. Поэтому они сдались и решили оставить тебя в покое.

Их можно понять – как бы ни было ей горько сейчас это слышать.

– Значит, я сама себя изолировала.

– Именно так.

– Но ты же остался?

– Я оказался настойчивее других. – Он смущенно улыбнулся.

Что же такого этот мужчина в ней нашел? Катрин повернулась и взглянула на себя в большое зеркало. Прямо скажем, швы на голове не слишком украшают прическу. Правда, глаза, пожалуй, можно назвать красивыми. Сестры и врачи польстили: фигура хорошая… Но все равно, она явно не из тех женщин, которые сразу привлекают внимание и ошеломляют красотой. А Джеф… Когда он появляется на пороге палаты, все разговоры затихают и женские взгляды сейчас же обращаются к этому статному обольстительному красавцу.