Навеки твоя Эмбер. Том 1

Когда дамы вошли внутрь и стали подниматься по лестнице, Эмбер последовала примеру Салли Гудмен и надела маску, хотя и неохотно. Что толку от миловидного лица, если никто его не видит? И она раскинула полы плаща, чтобы показать свою фигуру. Но несмотря на маску, она привлекала внимание. Ибо пока они шли по торговому ряду, останавливаясь, чтобы примерить пару перчаток, рассмотреть расшитые ленты или кружева, их сопровождали комментарии мужчин.

— А она хорошенькая… очень даже хорошенькая! Держу пари!

— Какие глазки! Прямо убивают на месте!

— Такая красотка на две недели любви — мечта мужчин.

Эмбер ощутила приятное волнение, она бросала взгляды по сторонам, чтобы определить, сколько мужчин смотрят на нее и насколько они красивые. Однако миссис Гудмен по-другому расценивала комплименты. Она прищелкивала языком и качала головой.

— Боже, как нахальничают нынче молодые люди! Несколько удивленная этим, Эмбер перестала посматривать по сторонам и чуть нахмурилась, чтобы показать, что тоже недовольна. Но недолго она оставалась нахмуренной, потому что выкрики и общая обстановка прямо одурманивали ее.

Ей хотелось купить почти все, что она видела, хотя совсем не разбиралась ни в ценах, ни в товарах, а любопытство захватывало ее целиком. Эмбер считала себя безгранично богатой и не видела причин, почему бы не купить все, что хочется.

Наконец она остановилась у прилавка, где торговала пышнотелая черноглазая молодая женщина в окружении клеток с птицами. В каждой из разноцветных — золотистых, серебряных ярких клеток сидела или канарейка, или попугай, или какая-нибудь другая экзотическая птица.

Пока Эмбер выбирала и никак не могла решить, то ли остановиться на длиннохвостом попугае бирюзового цвета, то ли на большой зеленой птице, она вдруг услышала за спиной мужской голос:

— Господи, какая красавица. Как ты думаешь, кто она?

Эмбер обернулась на голос, и в этот момент его собеседник ответил:

— Никогда не видел ее при дворе. Наверное, из загородных поместий. Во что бы то ни стало познакомлюсь с ней!

Мужчина шагнул вперед, широким жестом скинул шляпу и поклонился.

— Мадам, если вы позволите, я бы хотел подарить вам эту птицу, которая, на мой взгляд, далеко не так красива, как вы.

Восхищенная этим комплиментом, Эмбер улыбнулась и только собралась сделать реверанс, как раздался резкий голос миссис Гудмен:

— Как вы смеете так развязно разговаривать с благородной дамой, сэр? Уходите немедленно, пока я не вызвала констебля и вас не забрали в каталажку за дерзкое поведение!

Франт удивленно поднял брови и на мгновение заколебался, не зная, принимать вызов или нет, но миссис Гудмен так грозно взглянула на него, что он очень церемонно поклонился разочарованной Эмбер и отошел в сторону к своему приятелю, пробормотав уходя:

— Так я и думал — шлюха под охраной хозяйки. Она, очевидно, бережет ее для какого-нибудь старого козла-графа.

В этот момент Эмбер осознала, что слишком открыто радуется всякому новому знакомству. Она стала нервно обмахиваться веером.

— Боже мой! Клянусь, мне показалось, что видела этого молодого человека у тетушки! — Она плотнее завернулась в плащ и снова занялась выбором птицы в клетке.

Она заплатила за позолоченную клетку с бирюзовым попугаем монетой, которую наугад вынула из муфты. И тут миссис Гудмен снова пришла ей на помощь. Она схватила Эмбер за руку, когда та брала из рук продавщицы полученную сдачу.

— Подождите, дорогая. Думаю, вам недодали шиллинг.

Продавщица быстро дала шиллинг и, улыбнувшись, сказала, что обсчиталась. Миссис Гудмен сурово посмотрела на нее, дамы вышли из магазина и спустились к карете.

По дороге обратно миссис Гудмен взялась предупреждать Эмбер об опасностях, которые подстерегают в городе молодую хорошенькую женщину. Времена наступили жестокие, говорила она, благородная дама вынуждена сохранять не только свою честь, но и внешнее достоинство.

— Потому что мир устроен так, дорогая, — поучала она, — что дама столько же теряет от не верного поведения, сколько и от неблаговидных поступков.

Эмбер кивнула с серьезным видом, она чувствовала свою вину и сейчас размышляла: не дала ли она действительно повод для этих нравоучений. Тут карета остановилась, Эмбер выглянула в окно и, резко отшатнувшись, громко испуганно вскрикнула: по улице вели женщину; она была обнажена до пояса, длинные волосы прядями свисали ей на грудь, женщина еле тащилась, а мужчина время от времени ударял ее хлыстом по плечам, отчего она вздрагивала и стонала. За ними тянулась большая толпа — мальчишки, мужчины, женщины — они смеялись, дразнили несчастную, всячески издевались над ней.

— О, посмотрите на эту женщину! Ее бьют!

Салли Гудмен взглянула в окно и равнодушно отвернулась.

— Не растрачивайте на нее свое сочувствие, дорогая. Мерзкое создание. Она, должно быть, родила незаконного ребенка. Это вполне обычное наказание, и девка его заслужила.

Эмбер, как завороженная, не отрывая глаз от ужасной процессии. На голых плечах женщины виднелись рубцы и кровоподтеки. Эмбер снова оглянулась на несчастную и крепко зажмурила глаза. На мгновение ей стало плохо до обморока, и только из страха перед миссис Гудмен Эмбер сумела взять себя в руки. Вся ее веселость испарилась, и, как никогда прежде, Эмбер осознала, что совершила ужасное преступление — преступление, за которым следует наказание.

«О Господи Всевышний, — думала она в отчаянии, — ведь это могла быть я! Это буду я!»

На следующее утро Эмбер встала, накинула халат и принялась за крыжовенное желе, которое, как считали, помогает от тошноты. Раздался стук в дверь, а затем веселый голос миссис Гудмен, которая позвала Эмбер. Та быстро спрятала тарелку с желе под кровать и впустила соседку.

— А я как раз причесываюсь.

Миссис Гудмен подошла с ней к туалетному столику.

— Позвольте я помогу вам, дорогая. А ваша служанка уехала за границу?

Опытные руки ловко укладывали прическу, переплетали волосы в толстую косу сзади, взбивали наверху, затем миссис Гудмен закрепила тяжелые локоны шпильками с золотыми головками.

— Я… я уволила служанку. Она… она забеременела, — это единственная причина, которая пришла ей в голову.

Миссис Гудмен покачала головой, но ее рот заполняли булавки, и она не могла осуждающе прищелкнуть языком.

— Ужасные нравы в наше время, вот что я вам скажу. Но, Господи, милочка, как же вы обходитесь без служанки?

— Не знаю сама. У моей тети много слуг, она всех привезет с собой, — нахмурилась Эмбер.

Миссис Гудмен закончила прическу, и Эмбер расчесала длинные пряди с боков и распустила густые локоны по плечам.

— Конечно, дорогая. Но пока что — Боже, разве может дама обойтись без служанки?

— Не может, конечно, — согласилась Эмбер. — Но я не знаю, где мне найти служанку, ведь я никогда не жила в Лондоне, а одинокая женщина должна быть очень осторожной с незнакомыми, — добавила она добродетельно.

— Непременно, дорогая, это совершенно верно. Вы очень разумно рассуждаете. Возможно, я смогу вам помочь. Одна моя приятельница только что переехала к себе в загородное поместье и оставила кое-кого из прислуги здесь. Я имею в виду одну подходящую особу — опрятную, скромную девушку, и если она еще не подыскала себе места, я пришлю ее к вам.

Эмбер согласилась, и не прошло часа, как появилась пухленькая девушка с простым лицом в аккуратной темно-синей юбке, в чистеньком белом переднике и белой блузке с длинными рукавами, в полотняной косынке, закрывавшей волосы и завязанной узлом под круглым подбородком. Она сделала реверанс, скромно опустив глазки, и тихо сказала, что никогда не обманывала своих хозяев. Звали девушку Онор Миллз. Эмбер сразу наняла ее за два фунта стерлингов в год, включая жилье, питание и одежду.

Теперь, когда служанка расчесывала ей волосы, следила за одеждой, бегала по мелким поручениям и сопровождала на улице и в лавках, Эмбер чувствовала себя очень богатой и элегантной. Ей доставляла удовольствие также и компания девушки. Онор была спокойной, всегда аккуратной, всегда в хорошем настроении и являла собой превосходную слушательницу, влюбленную в хозяйку.

Но тем не менее, Эмбер помнила совет лорда Карлтона, что следует хорошенько прятать деньги и никому не доверять. Однако она не стала обращаться к Шадраку Ньюболду, как рекомендовал Брюс, ибо никогда даже не слышала о банкирах, поэтому боялась доверить деньги совершенно чужому человеку и решила, что справится сама. Она не последовала и другому совету Брюса — насчет пансиона у женщин, сдающих квартиры, — она отложила это до тех пор, пока ее внешний вид не вынудит заняться поиском нового жилья.

Эмбер и миссис Гудмен стали неразлучными подругами. Они вместе обедали, вместе ездили в Гайд-парк или на улицу Мэлл[17], вместе захаживали в Чейндж или торговый дом Ост-Индской компании. Однажды Эмбер предложила посетить театр, но миссис Гудмен очень сурово отозвалась о нравах, царящих в театрах, после чего Эмбер уже и не заикалась о спектаклях.

Муж миссис Гудмен задерживался на Континенте по делам дольше, чем предполагалось. А Эмбер заявила, что получила письмо от тети, где сказано, что она тоже пробудет во Франции еще недели две. А подойдет срок, Эмбер придумает что-нибудь другое. Она убедилась, что у окружающих складывается лучшее мнение не тогда, когда выкладываешь о себе правду, а когда приукрашиваешь свое положение.

Приятельницы были знакомы не менее двух недель, когда Салли Гудмен рассказала Эмбер о своем племяннике. Они как раз возвратились из церкви — было воскресенье — и беседовали в комнате Эмбер. Подруги лакомились креветками в горячем масле и запивали их рейнским вином. Онор раздувала мехами огонь в камине: день стоял довольно прохладный, и над городом повис тяжелый туман.

— Держу пари, — проговорила миссис Гудмен, не поднимая глаз и сосредоточив все внимание на тарелке, — вы получили бы большое удовольствие, если бы послушали, как мой глупый племянник расхваливал вас вчера вечером. Говорит, такой красавицы никогда в жизни не встречал.

Эмбер сунула в рот толстую хрустящую креветку и быстро взглянула на собеседницу:

— А когда же он меня видел?

Эмбер не познакомилась еще ни с одним молодым человеком, хотя возможностей имела много: она была убеждена, что не сможет ни в кого больше влюбиться, и в то же время тосковала по мужскому обществу. Она считала, что женская компания скучна и пресна, как стакан воды. Что же касалось мужчин, то среди них она не встречала ни одного, кто не обладал бы хоть одним подкупающим достоинством.

— Вчера, когда вы выходили из кареты. Думала, он вывалится из окна и сломает себе шею. Но я сказала ему, что у вас есть жених, граф.

О, ну зачем же! — посерьезнела Эмбер.

А почему бы нет? — теперь миссис Гудмен занялась французской булочкой. Она разломила ее на две части, намазала маслом, вареньем из розы и добавила миндаля. — Ведь это в самом деле так, верно?

— Ну да, конечно. Но он ваш племянник, а вы так добры ко мне, миссис Гудмен, поэтому если ваш племянник захочет познакомиться со мной…что же тут плохого?

Льюк Чаннелл собирался навестить свою тетю в тот же вечер, и миссис Гудмен пообещала привести его к Эмбер и познакомить. Он как раз возвращается из путешествия и сейчас на пути к своему загородному поместью в Девоншире. Эмбер очень оживилась в надежде, что он окажется красивым. Она переоделась и велела Онор снова сделать ей прическу. Она не надеялась, что Льюк будет похож на лорда Карлтона, потому что не встречала в Лондоне таких мужчин, как Брюс, но перспектива побеседовать с молодым человеком, возможно, немного пофлиртовать с ним и заметить блеск восхищения в его глазах — все это чрезвычайно взволновало Эмбер.

Однако Льюк Чаннелл глубоко разочаровал ее.

Немногим выше Эмбер, коренастый, с курносым носом и без двух передних зубов, с каким-то зеленым лишайником под носом вместо усов — вот каким оказался племянник миссис Гудмен. Но по крайней мере, он был хорошо одет, с лентами, повязанными на локтях, бедрах и коленях, и вел себя уверенно и по-светски, но главное, он оказался без ума от Эмбер. Льюк не переставал улыбаться, он не сводил глаз с Эмбер и даже по временам терял нить разговора посредине предложения, так его поразила девушка.

Как и большинство молодых людей, вернувшихся из-за границы, он вставлял в речь французские выражения и поговорки, через слово добавлял «морбле» или «морди»1. «Черт побери, (франц.)» Он рассказал ей, что Лувр гораздо больше, чем Уайтхолл, и что в Венеции проститутки ходят по улице с голой грудью, и что немцы пьют больше, чем англичане. Перед уходом он пригласил Эмбер и свою тетю в Малберри Гарден на завтрашний вечер, и Эмбер приняла это приглашение с улыбкой.

Не успели они закрыть дверь, как Онор спросила хозяйку:

— Ну что, мэм, он понравился вам? Какой щеголь, правда?

Но Эмбер неожиданно почувствовала себя усталой и разбитой. Такие приступы мрачного настроения становились все чаще по мере увеличения срока беременности. Она безразлично пожала плечами.

— Он не стоит того, чтобы о нем говорить.

На нее вдруг нахлынуло сразу все — разочарование, одиночество, мучительная тоска по Брюсу, безнадежность ее положения. Эмбер бросилась на диван и зарыдала. Беременность как бы заточила ее в четырех стенах и не выпускала, ее охватил ужас, как при встрече с чудовищем.

«Что же мне делать! Что делать, — отчаянно думала она. — Ведь он растет и растет во мне! Я не могу этого остановить. Он становится все больше и больше, пока я не лопну, как раздутая жаба, и тогда все узнают… О, лучше бы мне умереть!»

Глава восьмая

Эмбер и Льюк Чаннелл поженились в середине октября, через три недели после знакомства. Обручение состоялось в старой церкви неподалеку от «Розы и короны». Как было заведено, Эмбер купила обручальное кольцо жениху и получила от него красивое с несколькими мелкими бриллиантами, за которое она попросила ювелира прислать счет. Она обнаружила, что оплачивать таким образом покупки очень удобно, тем более что она все еще плохо разбиралась в ценах и деньгах и порой попадала впросак. Эмбер отнюдь не стремилась к браку с Льюком. Она считала его одним из самых малоприятных мужчин, каких только знала, и лишь непрекращавшийся ужас, охватывавший ее при мысли о беременности, заставил Эмбер назвать Льюка мужем. У него было только одно положительное качество — любовь к ней.

Но на следующее утро она поняла, что и в этом обманулась.

Его подобострастное обожание мгновенно исчезло, и он стал грубым и несносным. Вульгарность Льюка шокировала ее и вызывала омерзение. Он не оставлял ее в покое ни на минуту и набрасывался на нее в любое время дня и ночи. С первого же дня Льюк начал надолго уходить из дома, напиваться до беспамятства и требовать с посыльным ее денег. Без какого-либо повода Льюк впадал в ярость и не останавливался ни перед чем.

Финансовые дела мистера Гудмена оставались непонятными, и вообще само наличие этого господина казалось столь же эфемерным, как и существование тетушки Эмбер, хотя обе женщины сочиняли все новые отговорки, когда кончался срок предыдущих небылиц. После свадьбы Эмбер и Льюка обе квартиры объединили в одну, и теперь Салли запросто одалживала у Эмбер то веер, то перчатки, то украшения. Она даже пыталась влезть в платья Эмбер, правда, безуспешно. Эмбер почувствовала себя зажатой с двух" сторон — теткой и племянником, они каким-то образом сумели поставить ее в зависимое положение, и она никак не могла понять, когда и как это произошло.

Онор оставалась такой же тихой и незаметной, как и прежде, но стала неопрятной, и Эмбер не раз приходилось повторять ей, что и в помещении надо ходить в обуви, а грязный передник следует менять. Когда Льюк бывал дома, Онор глядела на него с такой скотской похотью, что Эмбер становилось тошно, а когда он приходил пьяным, Онор помогала ему во всем: держала голову, вытирала за ним блевотину, раздевала и укладывала в постель. Такие обязанности входили в круг работы прислуги, но Онор выполняла их с особой истовостью, присущей только женам. Тем не менее, Льюк не испытывал к ней никакой благодарности, цеплялся к ней по пустякам, бил по лицу, когда бывал раздражен, что случалось довольно часто, и даже в присутствии Эмбер обращался с ней фамильярно.

Не прошло и двух недель после их обручения, как, неожиданно войдя в комнату, Эмбер застала Льюка и Онор в постели. Эмбер застыла пораженная, испытывая омерзение и негодование, Льюк испуганно вскочил с кровати, а Онор с криком бросилась в комнату Салли, плача и повизгивая.

Льюк уставился на Эмбер:

— Каким ветром тебя сюда занесло?

Эмбер готова была разрыдаться, но не потому, что муж совратил служанку, а просто у нее сдавали нервы.

— Как я могла знать, чем вы тут занимаетесь?

Он не ответил, молча надел камзол, пристегнул шпагу, нахлобучил шляпу и вышел, хлопнув дверью. Некоторое время Эмбер молча глядела ему вслед, а потом пошла искать Онор. Служанка забилась в дальний угол комнаты Салли, она спряталась за кровать, выла и раскачивалась, закрыв голову руками. Хозяин или хозяйка имели право избить непослушную прислугу, этого и боялась Онор.

— Прекрати немедленно! — крикнула Эмбер. — Я ничего тебе не сделаю! — Она швырнула монету на колени Онор. — Вот, возьми. И будешь получать каждый раз, как переспишь с ним. Может, тогда он оставит меня в покое, — добавила она вполголоса, развернулась и вышла, шурша юбками.

Но не только личная неприязнь к мужу и его дурные манеры злили Эмбер. И Льюк, и его тетя тратили очень много денег — на их имена чуть ли не каждый день посыльные приносили пакеты из магазинов, но они не платили ни копейки. Она сказала об этом миссис Гудмен, когда они вместе отправились за покупками:

— Когда Льюк собирается получить деньги из дома? Ведь далее на обед в таверне или на театр он просит денег у меня.

Салли засмеялась и энергично замахала веером, потом поглядела в окошко на запруженную народом улицу:

— Видите вон то желтое атласное платье, дорогая? Как раз напротив? Я собираюсь сшить себе такое же. Так что вы говорили? Ах да, деньги Льюка. Честно говоря, мы хотели скрыть это от вас, но раз уж вы сами об этом заговорили, то имейте в виду: отец Льюка прямо-таки впал в ярость, когда узнал, что сын женился без его благословения. Бедняжка Льюк женился по любви и теперь может остаться без наследства. Но, дорогая моя, поскольку вы имеете деньги, то вполне безбедно можете прожить на них, — и она льстиво улыбнулась Эмбер, хотя глаза оставались жесткими и ищущими.

Эмбер обомлела: Льюка оставили без наследства, и они двое будут жить на ее пятьсот фунтов. Эмбер начинала понимать, что пятьсот фунтов — это не безграничное богатство, как представлялось ей вначале, особенно при том безудержном расточительстве, которое они себе позволяли.

— Интересно, а с чего это его отец так разгневался, что лишил его состояния? — вопрос прозвучал резким вызовом — Эмбер и Салли отбросили всякую вежливость, с которой общались прежде, и теперь их разговор граничил с ссорой. — Я недостаточно хороша для него, что ли?

— Что вы, милочка, отнюдь! Ничего подобного я не говорю. Просто у отца была на примете другая невестка, подождите, пока он сам вас не увидит. Он скоро приедет, я вам верно говорю. Между прочим, моя дорогая, как насчет тех денег, тысячи фунтов, за которыми вы послали к своей тетушке, что-то они долго не приходят, вам не кажется? — теперь голос Салли опять стал шелковым и успокаивающим. Точно таким же голосом она однажды уговаривала Льюка умерить пыл, не рвать карты, когда он проиграл партию, и относиться к Онор помягче.

Но Эмбер надула губы и, не глядя на Салли, сердито ответила:

— Может быть, банкир тетушки вообще не пришлет денег, ведь я теперь замужем!

А тем временем деньги Эмбер понемногу утекали. Они шли на карманные расходы Льюка, на миссис Гудмен, которая каждый раз обещала возместить истраченное, как только она получит деньги от мужа, когда тот вернется из Франции; деньги уходили на торговцев, которые являлись и требовали погасить задолженности за два или три месяца.

«Что же я буду делать, когда кончатся деньги?» — тоскливо думала Эмбер и в отчаянии снова рыдала. Она плакала со времени отъезда Карлтона чаще, чем за всю предыдущую жизнь. Поводом могла послужить очередная грубая выходка Льюка, не вовремя полученная юбка от прачки; малейшее расстройство, малейшее неудобство вызывало теперь у Эмбер потоки слез. Иногда слезы просто тихо текли, а бывало, она разражалась бурными рыданиями, как летний ливень. Жизнь больше не веселила и не радовала ее, а стала пустой и безнадежной.

Ничего хорошего не ожидало ее и впереди. Вот родится ребенок, за ним последуют другие, и так год за годом нескончаемой чередой. Без денег, с ребенком, о котором надо заботиться, с грубым мужем, с тяжелой работой вся ее красота скоро исчезнет. И она состарится.

Иногда Эмбер просыпалась ночью от кошмара: будто она боролась с какой-то растущей живой сетью. Она садилась на кровати настолько испуганная, что едва могла дышать. Потом вспоминала о Льюке, спавшем рядом и занимавшем три четверти постели. Она его так ненавидела, что готова была задушить собственными руками. Эмбер сидела и глядела на него, размышляя, с каким бы наслаждением вонзила в него нож, пригвоздила бы его к постели, пока он вот так, раскинувшись, беспомощно спит. Или, может быть, лучше отравить? Но она ничего не понимала в ядах и боялась оказаться пойманной. Женщину, виновную в убийстве мужа, сжигали на костре заживо.

Пока что никто из них не догадывался о ее беременности, хотя пошел уже шестой месяц. Многочисленные накрахмаленные нижние юбки и пышные верхние помогали скрывать живот в дневное время, а одеваться ей удавалось тогда, когда никого не было рядом или повернувшись спиной. Ночью свет всегда гасили, потому что Онор спала в той же комнате, где и хозяева, на сундуке, который днем убирали. Но все равно они скоро все узнают. Эмбер была уверена, что ей не удастся заставить их поверить, будто ребенок от Льюка. Она не представляла, что можно предпринять.

Время от времени Эмбер меняла потайное место, где хранила деньги, оставляя лишь несколько монет на ежедневные расходы, и она считала, что поступает весьма разумно. Однажды, когда она заглянула в свой тайник, то обнаружила, что кошелек исчез.

Эмбер запрятала кожаный мешочек за тяжелый резной дубовый комод, а завязки намотала на гвоздь. Теперь же она в панике ползала на четвереньках вокруг, смотрела снизу и сбоку, но ничего, кроме комков пыли, под комодом не нашла. Эмбер испугалась, ей стало плохо. Она обернулась и заорала на Онор, та прибежала из соседней комнаты и застыла, пораженная видом разгневанной хозяйки, сидевшей на полу у шкафа. Раскрыв рот, Онор от растерянности сделала реверанс.

— Слушаю, мэм?

— Ты передвигала этот комод?

— О нет, мэм! — Она вцепилась в свои юбки, будто искала в них защиту.

Эмбер решила, что служанка лжет, хотя, вероятно, она действовала по наущению Льюка. Эмбер устало поднялась с колен. Она даже удивилась, что переживает случившееся легче, чем можно было ожидать, и пошла к двери, за которой ее ждал портной с неоплаченным счетом в руках. Он вел себя исключительно вежливо, когда Эмбер сообщила ему, что в доме нет денег. Портной пообещал прийти в другой раз. Мистер Чаннелл — прекрасный клиент, неразумно портить с ним отношения.

Льюк вернулся домой поздно и слишком пьяный, чтобы что-то выяснять, поэтому Эмбер пришлось отложить разговор до завтра. Однако, когда она проснулась на следующее утро, комната была пуста, дверь в комнаты Салли заперта. Но Эмбер могла слышать тихие голоса за стеной. Она быстро выскочила из постели, схватила нижнюю сорочку, чтобы одеться и поговорить с Льюком, пока он не ушел.

Она натягивала сорочку через голову, когда открылась дверь и в комнату вошел Льюк. Эмбер быстро потянулась к нижней юбке, но Льюк успел раньше. Он ухватил Эмбер за локоть, развернул к себе лицом, вырвал у нее из рук одежду и швырнул в сторону.

— Не спеши так. Надеюсь, муж имеет право иногда поглядеть на свою жену? — он посмотрел на большой живот Эмбер. — Ты очень стеснительная для шлюхи, которая вышла замуж, на третьем месяце беременности, — произнес он медленно со злостью. — Значит, ты для этого вышла за меня замуж, вшивая потаскуха? Чтобы узаконить своего выродка…

Эмбер неподвижно смотрела на него: ее беспокойство и нерешительность внезапно исчезли, остались только отвращение и ненависть, настолько сильные, что вытеснили все другие чувства.

Она размахнулась и с яростью ударила его по уху. Льюк схватил ее за волосы и энергично встряхнул, а другой рукой ударил в челюсть. Страшно напуганная, Эмбер увидела в глазах Льюка желание убить ее. Она закричала, и в комнату ворвалась Салли Гудмен.

— Льюк! Льюк! Какой же ты дурак! Ты все испортишь! Прекрати сейчас же!

Салли начала бороться с ним, а Эмбер не принимала участия в свалке, опасаясь, что Льюк ударит ее в живот и погубит ребенка. Она старательно прикрывала живот руками, но муж. стиснув зубы, с искаженным от ярости лицом и изрыгая ругательства, снова и снова бил ее, не разбирая куда. Наконец Салли удалось оттащить его, и Эмбер свалилась на пол, ее душили спазмы, она громко стонала и истерически вскрикивала.

— Будь ты проклят, Льюк! — услышала она крик Салли. — Твой сумасшедший нрав нас всех погубит!

Льюк, не обращая внимания на Салли, крикнул Эмбер:

— В следующий раз, шлюха поганая, ты от меня так легко не отделаешься! Я тебе шею сломаю, слышишь? — Он еще раз пнул ее, Эмбер закричала, закрыв глаза и прикрывая живот. Льюк вышел, громко хлопнув дверью.

Онор и Салли сразу же бросились к Эмбер и уложили ее на кровать. Эмбер несколько минут лежала, всхлипывая и содрогаясь не столько от боли, сколько от гнева, ненависти и унижения. Салли присела на постель, растирая ей руки и успокаивая, а Онор наклонилась над Эмбер и глядела на нее широко раскрытыми глазами с сочувствием и испугом.

Когда Эмбер стала приходить в себя, она ощутила резкие толчки в животе и поняла, что это движения ребенка.

— О, — гневно вскричала она, — если он погубил моего ребенка, я клянусь, что этот сукин сын будет болтаться на виселице на Тайберн Хилл!

Хотя Эмбер и сама много раз мечтала, чтобы несчастный случай вызвал у нее выкидыш, теперь она поняла, что больше всего на свете хочет выносить ребенка. Этот ребенок — последнее, что осталось у нее от лорда Карлтона.

— Более мой, милочка! Что вы такое говорите! — взвизгнула Салли.

Тем не менее, она послала Онор к аптекарю за средством для предотвращения выкидыша, и когда девушка вернулась, она всыпала смесь трав в чашку, заварила и подала Эмбер. Та выпила снадобье, зажав нос и скорчив гримасу от отвращения. Шли часы, и никаких симптомов преждевременных родов не появилось, Эмбер стала чувствовать себя лучше, ибо кроме синяков и кровоподтеков, никаких серьезных повреждений не было. Но она продолжала думать только о Льюке Чаннелле, о том, как она ненавидит его. Эмбер решила, что как только получит свои деньги обратно, она уйдет от него, уедет из Лондона в какой-нибудь другой город и спрячется там. Эмбер пролежала в постели несколько часов, закрыв глаза, погруженная в свои планы.

Салли вела себя чрезвычайно внимательно и заботливо. Даже если Эмбер притворялась спящей, она бесконечно интересовалась, не нести ли ей что-нибудь поесть, уверяла, что если она присядет ненадолго, развлечет себя игрой, то почувсвует себя лучше. Наконец, глубоко вздохнув, Эмбер согласилась, и они стали играть в ломбер, разложив доску на коленях.

— Бедняжка Льюк, — произнесла Салли через несколько минут. — Боюсь, что мальчик унаследовал ужасный характер своего отца. Поверишь ли, иногда я видела сэра Уолтера Чаннелла с пеной у рта, а потом он коченел и оставался окаменевшим на несколько минут. Но когда приступ проходил, он становился самым приятным и милым джентльменом, совсем как Льюк.

Эмбер бросила на Салли скептический взгляд, пошла дамой и взяла взятку.

— Совсем как Льюк? — переспросила она. — Тогда я очень сочувствую леди Чаннелл.

— Ну что ты, дорогая, — вытянула губки Салли, — разве может хоть какой-нибудь мужчина быть довольным, когда обнаруживает свою жену беременной от другого? И знаешь что… — она сделала ход, взяла взятку и взглянула на Эмбер, — мне кажется, ты прекрасно знала о своем состоянии, когда выходила за него замуж.

Эмбер злорадно улыбнулась.

— В самом деле? — Потом в ее глазах сверкнул недобрый огонек, и она выпалила: — Да иначе стала бы я выходить замуж за этого мерзкого негодяя?

Салли поглядела на нее, перевела дыхание и начала считать взятки. Она перетасовала карты, сдала, и потом некоторое время они играли молча.

Неожиданно Эмбер заявила:

— У меня пропал кошелек с деньгами. Он висел на гвозде за тем комодом, и кто-то украл его.

— Украл? Здесь есть воры? О Боже мой!

— И я думаю, что украл Льюк!

— Льюк? Вор? Боже мой, что ты говоришь. Во всем Лондоне нет человека честнее, чем мой племянник! И потом, в любом случае, моя дорогая, как он мог украсть деньги? Деньги жены становятся собственностью мужа с того момента, когда они отходят от алтаря. Должна сказать, дорогая, что удивлена: как можно прятать несколько паршивых фунтов от мужа.

— Несколько паршивых! Это было не несколько паршивых фунтов! Там находилось все, что у меня есть в этом мире!

Салли быстро взглянула на нее.

— Все, что есть? А как же насчет твоего наследства? А пятьдесят тысяч фунтов? — ее голубые глазки сузились и стали жесткими, благодушие и доброжелательность исчезли.

— А как насчет его наследства?

Салли удалось сдержаться:

— Я же объяснила тебе, дорогая. А теперь получается, что ты обманула моего племянника — убедила его, что имеешь состояние, а оказывается, что пятьсот фунтов — это все, что есть?

Эмбер внезапно швырнула карты и опрокинула игорную доску на пол.