Дурак умер, да здравствует дурак!

— Слушай, широкая душа, я живу на Сто двенадцатой улице.

Немного смутившись, я присовокупил к первому доллару еще один и спросил:

— Этого достаточно?

— Хватит, хватит, — ответила Герти. — А то еще избалуешь меня.

Я придержал для нее дверцу и, когда Герти уселась в машину, спросил, склонившись к окошку:

— Когда я увижу вас снова?

При этом я испытывал множество разнообразных чувств, самым сильным из которых был трепетный страх.

— Никогда, если не запишешь номер моего телефона, — ответила Герти.

— О! — воскликнул я и принялся охлопывать себя в поисках карандаша и бумаги, но не нашел ни того, ни другого (я редко ношу с собой канцелярские принадлежности, потому что это помогает мне уклоняться от подписания всевозможных бумаг).

В конце концов водитель такси, который, вероятно, был родным или, по меньшей мере, двоюродным братом Герти, высунулся из окна и подал мне грязный огрызок карандаша и обертку из-под жевательной резинки, сказав при этом:

— Держи, Казанова.

Я положил фантик на крышу такси, разгладил и записал номер Герти, продиктованный мне, будто умственно отсталому ребенку:

— Университет-пять... сокращенно «ун», понятно? Университет-пять, девять, девять, семь, ноль. Записал?

Она не поверила мне на слово и потребовала, чтобы я прочитал ей номер вслух. Затем я спрятал фантик в бумажник, отступил на шаг от машины, и тут водитель окликнул меня:

— Эй, ты, Вилли Саттон!

Я нагнулся и с прищуром взглянул на него.

— Чего?

— Карандаш гони, — сказал он.

Я извлек из кармана огрызок карандаша, вернул владельцу, и такси, наконец-то, помчалось на север. При желании, которого не было, я мог бы разыграть в ролях разговор между водителем и пассажиркой. Уши у меня пылали.

Видно, сочувствовали мне.

А как определить другое, непонятное, ощущение? Ревность? Я ревновал Герти Дивайн (Мирские Телеса, давайте не будем забывать об этом) к водителю такси? Мне вдруг захотелось достать свой бумажник и прочитать удостоверение личности, чтобы вспомнить, кто я такой.

Вот почему я был так рассеян, когда брел домой, и вот почему не обращал никакого внимания на происходящее вокруг. Я думал о Герти, номер телефона которой столь неожиданно очутился в моем бумажнике, и гадал, пригодится ли мне этот номер в будущем.

До отъезда Герти на душе у меня было далеко не спокойно. Мне не нравились те приготовления, которыми она, судя по всему, занималась. Но у них была одна приятная черта: ответственность лежала не на мне. Все, что происходило, или могло произойти, делалось и готовилось не моими руками, и это приносило мне чувство облегчения, особенно если учесть, что я был затворником с плохо подвешенным языком.

Но теперь все вдруг изменилось. Теперь на меня, будто снег на голову, свалилась необходимость принимать самостоятельные решения. Я не сомневался в том, что Герти больше никогда не войдет в мою жизнь, не получив от меня особого приглашения. По сути дела, из-за нее я очутился по самую задницу в трясине. Неужели я захочу позвонить ей?

И, если да, то за каким чертом?

Все эти вопросы поглощали процентов девяносто пять моего внимания, и на окружающий мир почти ничего не оставалось. Пересекая Двадцать первую улицу, я, вроде, услышал пальбу, но пропустил ее мимо ушей. Свернув на Девятнадцатую, снова услышал выстрел, и почти одновременно где-то совсем рядом вдребезги разлетелось стекло, но и на сей раз я не выказал никакого любопытства по этому поводу.

Третий выстрел тоже не произвел особого впечатления, хотя должен был, коль скоро сразу же за ним последовало громкое «бррренннььь» мусорного ящика, стоявшего перед зданием, мимо которого я шествовал. Но и теперь я не обратил внимания, а посему оказался совершенно неподготовленным к встрече с уличным мальчишкой лет двенадцати, который подошел ко мне, дернул за рукав и сказал:

— Эй, мистер, в вас только что стреляли вон из той машины.

Я посмотрел на него, по-прежнему думая только о Герти.

— Что такое?

— Вон та машина, — мальчишка указал рукой на юг. — Они только что в вас стреляли.

— Да, конечно, очень смешно, — ответил я, решив, что меня разыгрывают.

— Думаете, я вру? Взгляните на этот мусорный бак.

Неужели он серьезно?

— Зачем? — спросил я.

— Затем, что в него попала пуля, — объяснил мальчишка. — Посмотрите, какая там дыра.

И тут я вспомнил пальбу, звон разбитого стекла, лязг мусорного бака.

Мальчишка был прав: в меня стреляли!

Пока я пялился на него, разинув рот и силясь переварить эту невероятную истину, мальчишка указал куда-то за мою спину и сообщил:

— Вон они опять.

— Что? Кто?

— Идите сюда! — настойчиво поманил меня мальчишка, снова хватая за рукав и подтаскивая ко входу в какое-то полуподвальное помещение. — Не теряйте голову, — посоветовал он мне. — Они не видели, как мы шмыгнули сюда.

Я попытался выглянуть на улицу, чтобы узнать, что там происходит, но это было нелегко, поскольку одновременно приходилось прятаться. К тому же, у тротуаров сплошной вереницей стояли машины. Тем не менее, я заметил ползущий мимо черный лимузин, зловещий, как затишье перед бурей. Я не видел, кто ведет машину и сколько в ней человек, но мне казалось, что вокруг лимузина витает ореол зла, от которого нет спасения.

Когда машина проехала и начала удаляться, мальчишка спросил:

— Хотите, сбегаю за легавым?

— Нет, нет, не надо, — ответил я. — Мне тут до дома рукой подать. Я вытащил бумажник, выудил из него купюру неведомого мне достоинства (я знал лишь, что это либо доллар, либо пятерка) и в некоторой растерянности вложил ее в руку мальчугана, добавив:

— Это — в знак признательности.

Он принял дар как должное и сказал:

— Ясное дело. Эти парни не хотят, чтобы вы давали показания?

— Не думаю, — ответил я. — Сам не знаю, чем они тут занимаются.

— Стреляют в вас, — резонно ответил мальчишка.

— А? Да. Что ж, до свидания.

— До встречи, — сказал он.

Я опрометью промчался полквартала до дома, взлетел по лестнице на третий этаж и стал перед дверью своей квартиры, как громом пораженный мыслью: «А что, если они внутри?»

Минуту-другую я в нерешительности потоптался перед дверью, изобретая способ проверить, нет ли в моем жилище душегубов, но в конце концов решил, что единственный возможный шаг — это шаг вперед, в квартиру, где я смогу увидеть все своими глазами. Смелости мне придала мысль о том, что, будь у них доступ в мой дом, эти люди, кто бы они ни были, едва ли стали бы палить по мне из машины на городской улице.

Предположение мое оказалось верным: в квартире после моего ухода ничего не изменилось, и народу не прибавилось. Второпях пробежавшись по комнатам и обшарив стенные шкафы, я бросился к телефону и набрал домашний номер Райли, но мне никто не ответил. Тогда я позвонил в управление, однако Райли не оказалось и там.

Итак, что дальше? Разумеется, я хотел сообщить о случившемся в полицию, но наверняка почувствовал бы себя дураком, если бы позвонил первому попавшемуся незнакомому легавому и заявил: «Кто-то стреляет в меня из машины». Потребовались бы пространные объяснения, а объяснить я, честно говоря, не мог почти ничего.

У меня мелькнула мысль позвонить Стиву и Ральфу в отдел расследования убийств (представлялось весьма вероятным, что в меня стреляли те же люди, которые прикончили дядюшку Мэтта), но эта водевильная труппа так действовала мне на нервы, что я вряд ли позвал бы их даже в том случае, если бы в каждом стенном шкафу моей квартиры притаился головорез.

Нет, надо найти моего дружка Райли, и пусть он сам расскажет все другим полицейским. Я снова позвонил ему домой, надеясь на чудо, но ответа по-прежнему не было. Не получив утешения, я вернулся в свое кресло и предпринял еще одну неудачную попытку почитать «Таймс».

До половины девятого я звонил Райли через каждые пять минут, но так и не застал его. А в половине девятого вспомнил о девице, которая приставала ко мне в парке на Мэдисон-сквер, предупреждала меня об опасности и заявляла, будто бы она на моей стороне. Тогда я не поверил ни одному из ее утверждений, но теперь, похоже, выяснилось, что хотя бы первая половина речи той девицы была в ладах с правдой жизни. Думается, она имела основания сказать, что я в опасности, коль скоро кто-то стреляет в меня пулями.

А может, и вторая часть ее речи тоже соответствует действительности?

Может, девица и впрямь на моей стороне? Может, она скажет, кто и зачем стреляет в меня?

В девять часов. По словам девицы, именно в девять часов мы должны встретиться у нее дома. Западная семьдесят восьмая, номер сто шестьдесят.

Оказывается, вопреки желанию, я все же запомнил адрес.

Идти или не ходить? Если идти, надо отправляться без промедления, потому что, вполне возможно, опоздание лишит мой поход всякого смысла. Но мне очень, очень не хотелось тащиться туда в одиночку, без Райли, или, по крайней мере, не обсудив это с ним, не поведав о случившемся, не спросив, что, по его мнению, нам следует предпринять.

Ладно, последняя попытка. Позвоню Райли домой и, если застану его, расскажу все как есть. А не застану, так отправлюсь на Семьдесят восьмую улицу и выясню, что творится. Все лучше, чем сидеть сиднем и без толку ломать руки.

Райли, понятное дело, дома не оказалось. Превосходно. Я принял решение, и теперь оставалось справиться еще с одной маленькой трудностью: выбраться из дома и покинуть пределы квартала, не рискуя снова угодить под огонь. В конце концов, едва ли разумно полагать, что эти стрелки навеки оставили меня в покое.

Что же делать? Переодеться? Нет. В нашем доме всего трое жильцов, и любой соглядатай без труда узнает меня, какой бы облик я ни принял.

Выскочить за дверь и броситься сломя голову по улице? Тоже нет. От машины все равно не убежишь. К тому же, если я дам понять, что мне известно об их происках, они перестанут прятаться и нападут воткрытую.

Черный ход? За нашим домом был небольшой садик, вотчина мистера Гранта, с трех сторон обнесенный высоким забором. Наверняка я этого не знал, но подозревал, что, перебравшись через забор, сумею пройти сквозным подъездом дома, стоявшего позади нашего, и очутиться на улице за квартал отсюда.

Во всяком случае, попробовать стоило. Я переоделся в черный костюм, предварительно натянув темную кофту, спустился по лестнице и постучался к мистеру Гранту.

Интересно, есть ли у него какие-нибудь увлечения, не связанные с потреблением пищи? На сей раз Грант держал в руке куриную ножку, а за воротником его белела неизменная салфетка.

— Простите, что опять беспокою, — сказал я, — но нельзя ли мне воспользоваться вашей задней дверью?

Грант растерялся настолько, что мне стало жаль его.

— Задней дверью? — переспросил он и оглянулся, словно хотел отыскать ее.

— Долго объяснять, — сказал я. — Честное слово. Но если вы позволите пройти через вашу квартиру и выйти в заднюю дверь...

— Вам надо в мой сад?

— Э... через ваш сад. Я хочу попасть за забор и войти в здание на той стороне улицы.

— На той стороне улицы?

— Обещаю, что при первой же возможности все вам объясню.

Полагаю, он посторонился и впустил меня в дом лишь потому, что сделать это было проще, чем пытаться разгадать смысл моих слов. Грант закрыл дверь и повел меня по своей чистенькой квартире к черному ходу. Отперев замок, он распахнул дверь и снова посторонился, выпуская меня. Когда я протискивался мимо Гранта, он спросил:

— Вы вернетесь?

— Другим путем, — ответил я.

Как же мало мы знаем о нашем будущем.

Глава 9

Света было более чем достаточно. Он лился из окружавших меня со всех сторон окон. Через сад вилась выложенная камнем дорожка, но я не стал следовать ее изгибам, а пробежал напрямик к дощатому забору и взобрался на стоявший под ним металлический дачный стульчик. Остаток пути наверх я преодолел, подтянувшись на руках, после чего плавно спустился с забора по другую его сторону и угодил в хитросплетение из миллиона витков ржавой проволоки. Это были какие-то пружины; они цеплялись за ноги и сжимались подо мной, издавая полнозвучные «прынги», а я выплясывал на них в стремлении обрести равновесие, хотя понимал, что падение неизбежно. Вскоре я рухнул, произведя громкий грохот, сопровождаемый лязгом и звоном.

Я замер, дожидаясь тишины, которая в конце концов наступила, но тотчас была нарушена скрипом распахиваемого окна и сиплым мужским криком:

— Брысь! Проклятые кошки! Брысь! Брысь отсюда к бесам!

Я не шелохнулся. Обладатель сиплого голоса застыл в ожидании и приблизительно через полминуты испустил еще пару-тройку вялых «брысь», после чего закрыл окно.

Пошевелиться без звуковых эффектов не было ровным счетом никакой возможности. Под левым коленом бухало, под грудью пухало, где-то рядом с правым плечом чухало. Под многочисленные «трень» и «брень» я отполз от забора и вездесущих пружин и освободился от большинства из них, за исключением тех, которые прицепились к ремню и манжетам. С приглушенными «дрнннн» и «брнннн» я поотрывал от себя и их, после чего поднялся на дрожащие ноги.

Здесь тоже был дворик, но гораздо темнее, чем у мистера Гранта, и далеко не такой ухоженный. Здание, к которому я стремился, стояло прямо передо мной, ощерившись заколоченным досками окном и запертой дверью. Окна наверху кое-где светились, но весь первый этаж был погружен во мрак.

Только теперь я подумал, что, возможно, буду вынужден пройти через одну из квартир этого дома, поскольку его планировка, скорее всего, ничем не отличалась от планировки нашего здания, и черный ход тут был только один в квартире первого этажа. Но мне определенно везло: судя по отсутствию света, в этой квартире никого не было, ибо вряд ли ее жильцы ложились спать в половине девятого вечера.

Прежде мне ни разу не доводилось взламывать двери, и я очень смутно представлял себе, как это делается. Начал я с того, что подергал дверную ручку, и к своему вящему удовлетворению убедился, что замок, подобно любому другому замку в городе Нью-Йорке, надежно заперт.

Но потом я заметил, что одно из окошек в двери разбито и заделано картонкой (временно, надо полагать). Воистину, закрытая дверь всегда сулит открытие. Ну насколько прочно можно прикрепить лист картона? Я слегка надавил на него, и лист подался, поскольку был приклеен липкой лентой. Я просунул внутрь руку, открыл замок и опасливо шагнул в кромешную тьму.

Единственным ориентиром мне служил тусклый серый прямоугольник окна.

Если он все время будет у меня за спиной и если я стану передвигаться с величайшей осторожностью, то, наверное, с успехом совершу путешествие по квартире и рано или поздно покину здание через парадную дверь. Поэтому я крадучись двинулся вперед: шшшик, шшшик... Шаркнув ногами раз шесть, я услышал скрип, остановился и прислушался.

Вспыхнул свет. Это был торшер, он стоял прямо передо мной. На кнопке выключателя все еще лежали тонкие пальцы. Я увидел длинную белую руку и покосился направо, где на двуспальной кровати сидела обнаженная женщина и таращилась на меня. В глазах ее читалось недоумение, присущее людям, которые никак не могут понять, что же их разбудило. Рядом с женщиной, чуть поодаль от торшера, громоздился прикрытый одеялом курган, все еще окутанный сонным оцепенением.

Впрочем, так продолжалось недолго. Не отводя от меня глаз и не снимая руку с выключателя, женщина принялась тыкать в курган кулаком и кричать:

— Джордж! Джордж! Проснись! Тут взломщик! Джордж!

Я застыл, утратив дар речи, и, следовательно, не мог ни бежать, ни предложить каких-либо объяснений. Я просто стоял на месте, будто пресловутая жена Лота.

Курган стремительно попер вверх и превратился в мужчину с на удивление тяжелым подбородком и на диво волосатой грудью. Он даже не стал смотреть на меня. Вместо этого мужчина повернулся к соседке по кровати и вкрадчиво, с угрозой в голосе, спросил:

— Что еще за Джордж?

Женщина посмотрела на него, захлопала глазами и, спрятав лицо в ладонях, воскликнула:

— О, господи, это Фрэнк!

Я не стал дожидаться продолжения, поскольку вдруг обнаружил, что ноги мои вновь обрели способность двигаться. Справа от кровати была дверь. Я бросился к ней, распахнул и со всего маху врезался в стенной шкаф, набитый дамским платьем. Отплевываясь и отбиваясь от этого шмотья, я попятился назад и обнаружил, что Фрэнк мало-помалу начинает осознавать мое присутствие, хотя, конечно, до сих пор не понимает, кто я такой. Он наблюдал, как я, спотыкаясь, мечусь перед ним с белой блузкой на шее, и, наконец, спросил:

— Джордж? Это Джордж?

Единственным путем к спасению был путь обратный. Запустив во Фрэнка блузой, я развернулся, выскочил за дверь и помчался через двор к родному забору, возле которого снова угодил в Саргассово море ржавой проволоки.

Размахивая руками, я продирался через него, когда где-то за спиной вновь распахнулось окно, и послышался все тот же сиплый старческий голос:

— Ну, коты, ну, скоты, получайте же!

Я достиг забора, но и только. Подняться на него мешали прилипчивые пружины. Мешком привалившись к доскам, я ждал развития событий, и оно не замедлило последовать. На пороге только что покинутого мною дома выросла голозадая фигура Фрэнка.

— Иди сюда, Джордж! — заорал он. — Ты мужчина или нет? Иди сюда, и давай сразимся!

Тем временем подоспела и женщина. Обхватив Фрэнка руками, она заверещала:

— Фрэнк, я все объясню! Это недоразумение! Фрэнк, прошу тебя!

В этот миг послышался еще один женский голос:

— Гарри! Не надо! А то легавые нагрянут!

— Пусти меня, Мейбл! — сипло взревел Гарри. — На этот раз они у меня получат!

— Гарри, не надо!

— Фрэнк, прошу тебя!

— Ты подонок и баба, Джордж!

Где-то сзади раздался тихий хлопок, и тотчас рядом со мной послышалось «дрзынннььь». Потом опять. Сначала «пупффф» сзади, затем «дрзынннььь» совсем рядом.

И снова. И снова. «пупффф-дрзынннььь, пупффф-дрзынннььь». Я не понимал, в чем дело, до тех пор, пока после очередного «пупффф» не почувствовал резкую боль в задней части правого бедра, значительно выше колена. Казалось, меня ужалила оса. Теперь я, наконец, осознал, что происходит. Гарри стрелял в меня из духового ружья.

«Пупффф-дрзынннььь».

Внезапно открыв в себе новый источник сил, я перемахнул через забор и кулем рухнул на дачный стульчик. Спустя минуту-другую я перевел дух, поднялся, отодрал от себя несколько пружин, зашвырнул их за забор, породив новую яростную смуту в зазаборном мире, и поковылял по дорожке к задней двери квартиры мистера Гранта.

В ответ на мой стук дверь приоткрылась ровно на дюйм, и мистер Грант с легким удивлением посмотрел на меня.

— Уже вернулись? — спросил он.

— Пришлось изменить планы, — выдохнул я.

Грант посмотрел в сторону источника шума и гама. Казалось, за забором развернулось что-то весьма похожее на военные действия: оттуда доносились вопли, визги и иные громкие звуки.

— Что все это значит? — с веселым изумлением осведомился мистер Грант.

— Вечеринка пошла вразнос, — объяснил я. — К нам это не имеет никакого отношения.

Я протиснулся мимо него в квартиру и добавил:

— Большое вам спасибо. Ну, что, я пошел?

Он был очень, очень удивлен.

Глава 10

Во втором ряду машин на той стороне улицы стоял черный лимузин, мотор которого урчал на холостых оборотах. Спрятавшись в темном подъезде, я смотрел на него, а он знай себе стоял и урчал, не выказывая признаков желания сделать что-нибудь еще. В полумраке кабины сидел шофер в ливрее, окно задней дверцы было задернуто черной занавеской.

Это они, сомнений быть не могло. Они еще не понимали, что я прозрел и теперь знаю об их попытке застрелить меня (точнее, не прозрел, а просто был предупрежден проходившим мимо ребенком), а посему внаглую поджидали прямо перед дверью моего дома в расчете на то, что рано или поздно я в беспечном неведении выйду на улицу, спущусь по ступенькам крыльца и тотчас попаду под град пуль.

Как бы не так. Выйти мне действительно нужно, причем другого пути, кроме парадной двери, у меня нет. Стало быть, надо как-то отвести от себя вышеупомянутый град пуль.

У меня было одно преимущество: они не знали, что мне известно об их стремлении разделаться со мной. Если мне удастся застать убийц врасплох, то при некой доле везения я, вероятно, все-таки сумею ускользнуть от них.

Выбраться за дверь, спрыгнуть с крыльца, опрометью промчаться по тротуару и скрыться из виду, прежде чем они поймут, что происходит, — вот моя задача.

Да, легко сказать. В теории все просто прекрасно, но я почему-то не спешил приступать к воплощению своего замысла. Тик-так, тик-так, тик-так.

Секунды убегали в прошлое, а я все никуда не убегал, продолжая трусливо таиться в подъезде.

До тех пор, пока не увидел вдали полицейскую машину, которая катила по улице в мою сторону. Как водится, она еле ползла, но, тем не менее, я понял, что спасен: едва ли они осмелятся открыть пальбу рядом с патрульной машиной.

Я напрягся, пригнулся, схватился за ручку двери и почувствовал, как мои нервные окончания завязываются в узелки. Машина все так же вяло приближалась ко мне. И вот, и вот... И вот она доехала до черного лимузина, поравнялась с ним...

В полном соответствии со своим замыслом я выскочил за дверь — вжик!

Сбежал с крыльца — прыг-скок! Бросился взапуски по тротуару — топ-топ! И — ни единого пиф-паф.

К тому же, на этой улице было одностороннее движение. Черный лимузин не мог просто развернуться и погнаться за мной. Он должен был объехать весь квартал. Когда он это сделает, я, если повезет, уже буду сидеть в такси, несущемся на север.

Разумеется, в Нью-Йорке нет ни одного такси. Во всяком случае, когда оно вам нужно. То есть, конечно, их тут многие тысячи, но все они едут в парк. Такси мчались мимо меня косяками, колоннами, стаями, сворами, и вся эта чертова армада стремилась в порт, курятник, стойло. Я размахивал руками, как регулировщик на палубе авианосца, но все было без толку.

Наконец появилось такси, водитель которого, по-видимому, решил оттрубить две смены. Я прыгнул в машину и заорал:

— На север! Шевелитесь!

Водитель лениво направил такси на север. Мы доползли до первого светофора, который был красным, и остановились.

— Светофоры рассчитаны на скорость двадцать две мили в час, друг мой, — объявил водитель. — Так что, если не возражаете, с этой скоростью и будем шевелиться.

— Как скажете, — согласился я, пытаясь укрыться от окружающего мира и одновременно высмотреть черный лимузин. Лимузина я не увидел, и, надеюсь, лимузин не увидел меня. Не прошло и недели, как светофор засиял зеленым глазком, и мы поползли на север со скоростью двадцать две мили в час.

Я воспрянул духом, когда увидел, что следом за нами на Семьдесят восьмую улицу свернул только маленький серый «пежо», управляемый женщиной в громадной широкополой шляпке. Когда он миновал нас, я расплатился с водителем, вылез из такси, пересек тротуар и юркнул в дом.

Передо мной была запертая стеклянная дверь, а справа от нее на стене висел щит с именами и кнопками. Но как звали ту девицу? Я напрочь забыл ее имя.

Может, если прочесть все имена, нужное вспомнится само собой? Я повел пальцем вдоль столбца и углубился в чтение.

Смит? Возможно ли, что девицу звали Смит? Ну кому придет в голову назваться таким именем? И тем не менее, оно привлекло мое внимание. Да, кажется, я вспомнил, что девица сказала «Смит», когда давала мне свой адресочек.

Ну, что ж. Похоже, оставалось только одно — нажать на кнопку. Было уже десять минут десятого, и время шло.

Я надавил на кнопку с надписью «Смит, 3-Б», и спустя минуту забранная решеткой дырка в стене спросила голосом железной леди:

— Кто там?

— Фитч, — сообщил я решетке. — Фред Фитч.

Дверь зазудела. Я толкнул ее и очутился в длинном коридоре, построенном в тридцатые годы. В конце его виднелся лифт.

Он стоял на девятом этаже. Я нажал кнопку и принялся наблюдать, как загораются цифры, медленно сменяя друг друга в порядке убывания. Наконец засветилась единичка, и вскоре створки расползлись в стороны. Лифт прибыл.

Когда я вышел из кабины на третьем этаже, то увидел, что квартира 3-Б расположена по правую руку от меня. Я позвонил, дверь мгновенно открылась, и я увидел девицу из парка на Мэдисон-сквер, облаченную в красные мешковатые штаны и пеструю безрукавку. Она была босиком и держала в руке бокал, который холодно приветствовал меня перезвоном ледяных кубиков.

— Вы опоздали на десять минут, — сообщила девица.

— Из-за небольшой неприятности, — ответил я.

— Что ж, пришли — и ладно. Это — главное. Заходите же.

Я ступил в белоснежную прихожую, из которой мне была видна часть гостиной. Мисс Смит закрыла дверь и сказала:

— Знаете, вы принесли мне пятьдесят долларов.

— Что?

— Ладно, проходите, — пригласила она и зашагала по ковру в гостиную.

Мне оставалось лишь последовать за девицей. Войдя в комнату, она сказала кому-то невидимому:

— Плати, умник, ты проиграл.

Что-то было не так. Я опасливо шагнул в гостиную, готовый в любую секунду развернуться и дать деру.

Впрочем, бежать было бессмысленно. Райли поднял с дивана свои мощные телеса, поставил бокал на кофейный столик и очень сердито сказал:

— Ну-ка, объяснись, дурак безмозглый.

Глава 11

Объясниться? Да ему самому впору объясняться. Вскоре все мы по колено увязли в объяснениях: я рассказывал, как в меня стрелали, а Смит и Райли втолковывали Фитчу, зачем залучили его сюда.

Похоже, что мисс Смит, которую звали Карен, была подружкой Райли и действовала по его наущению. Очевидно, они обсуждали меня (при этой мысли у меня запылали уши), и Райли утверждал, что свалившееся мне в руки богатство наконец-то вынудит меня более осмотрительно общаться с незнакомцами. А Карен Смит заявляла, что сумеет перехитрить меня и как бедного затворника, и как богатого наследника. Райли сказал, что, если это и впрямь удастся (иными словами, если я так и останусь неисправимым простофилей), он хочет видеть ее успех собственными глазами. Короче, если Карен сумеет заманить меня вечером в свою квартиру, не сообщив мне никаких правдивых сведений, кроме имени и домашнего адреса, то Райли будет должен ей пятьдесят долларов. А не сумеет, значит, он получит столько же с нее.

Я поверил в эту дичь, поскольку то и дело становился объектом всевозможных пари. А вот Райли довольно долго не хотел верить, что в меня действительно стреляли. Когда он, наконец, с ворчанием принял эту истину, то пожелал узнать, почему я не заявил в полицию.

— Как тебе известно, я — не единственный в мире легавый, — сообщил он мне.

— Ты — единственный в мире легавый, с которым я знаком, — напомнил я ему. — К тому же, я все время тебе звонил, но тебя не было дома.

— И в конце концов ты решил прийти сюда.

— Но ведь мисс Смит сказала...

— Карен, — вставила мисс Смит и улыбнулась мне.

— Карен, — согласился я, улыбнувшись в ответ. — В парке она сказала, будто бы моя жизнь в опасности, и она знает, как мне действовать. Вот я и решил прийти и все выяснить.

Райли тяжко вздохнул и покачал головой.

— Давай кое-что допустим, Фред, — сказал он. — Давай допустим, что Карен — наводчица и в сговоре с людьми, которые стреляли в тебя. Что тогда?

Тогда ты приходишь, а они тут как тут.

— Ну... — я беспомощно посмотрел на Карен. — Мне и невдомек, что такое могло быть. Она казалась совсем другой.

Карен рассмеялась.

— Спасибо, мистер Фитч. Большое спасибо.

— Фред, — поправил я ее.

— Фред, — согласилась она.

— Фред, — сказал Райли, — пойми, что именно легковерие то и дело доводит тебя до беды. Когда же, наконец, ты уразумеешь, что внешность обманчива?

— Иногда — нет.

— Когда это иногда?

Я не мог ответить на этот вопрос. К тому же, Райли немного злился на меня (наверное, отчасти — из-за того, что проспорил Карен полсотни долларов), поэтому на минуту-другую беседа прекратилась. Все ее участники старательно избегали смотреть друг на друга. Наконец Карен с деланной веселостью предложила:

— А давайте-ка выпьем. Вам что, Фред?

— Э... полагаю, шотландское виски.

— Со льдом?

— Да, пожалуйста.

Пока она возилась на кухне, гремя ледышницами, Райли сказал мне:

— Полагаю, ты не спросил, как его звать.

Я понятия не имел, о чем он.

— Кого?

— Мальчишку, — с легким раздражением ответил Райли. — Который сообщил тебе о выстрелах.

— Ах! Нет, он не представился. Мальчишка как мальчишка. Там их полно.

Райли опять вздохнул.

— Фред, — вкрадчиво молвил он, — можно я расскажу тебе, как ты должен был поступить?

— Да, уж будь любезен.

— Что ж, тогда слушай. Тебе следовало схватить мальчишку за шиворот, затащить в телефонную будку и позвонить в местный полицейский участок.

Мальчишка мог дать описание машины. Возможно, он даже рассмотрел сидевших в ней людей.

— Не думаю, — возразил я.

— Ах, не думаешь? В любом случае мальчишка был свидетелем. Ты звонишь в участок, приезжают полицейские, и ты им говоришь: «Этот ребенок утверждает, что в меня кто-то стрелял». Все очень просто.

— Тебя послушать, так и впрямь просто, — согласился я. — Но я не очень верил, что у меня получится.

— В это ты никогда не веришь, — сказал Райли, снова вздыхая и качая головой. — Ладно, мне надо позвонить. — Он тяжело поднялся на ноги. Полагаю, ты сообщил мне все подробности? Ничего не забыл? Может, номер машины?

— Чего ты на меня взъелся? В конце концов, это твоя работа, а не моя.

— Да, видит бог... — пробормотал Райли и отправился в другую комнату, где стоял телефон. Какое-то время я слышал, как он бубнит и мычит там, но потом с кухни вернулась Карен, мы сели и, дабы скоротать время в ожидании Райли, принялись обсуждать погоду, телевидение и иные интересные предметы.