Прикосновение

Долтон уже проскакал много миль по холмистым прериям и поросшим травой возвышенностям, но не появилось и признаков жизни. Только когда он уже начал думать, что ему еще не доводилось видеть такой унылой местности, его большая лошадь взлетела на гребень горы и перед ним открылся скотоводческий Эдем.

Стадо в несколько тысяч голов паслось под присмотром видневшихся там и тут ковбоев в широкополых шляпах, кованых гетрах и сапогах, украшенных большими мексиканскими шпорами с колесиками. Он проскакал прямо через середину стада, заработав несколько любопытных взглядов от мужчин, погонявших безмятежный скот медленными, красивыми вращениями манильской веревки. Долтон не удостоил их вниманием и, только добравшись до Свитграсса, остановился, чтобы обозреть внушительную картину.

Главное здание было кирпичным и приятно смотрелось среди аллеи из деревьев бузины, с их крепкими, искривленными стволами и сучковатыми ветвями, выстроившихся, как бригада древних рабочих, несущих последние из причудливых украшений к широкому крыльцу. Косые лучи солнца, поблескивавшие в окнах двух этажей, напомнили Макензи предупредительные вспышки оружейных выстрелов, и чем ближе он подъезжал, тем сильнее становилось это ощущение тревоги. Действительно, все здесь было огромных размеров; дома и конюшни располагались на большой территории, обнесенной высоким забором, кричавшим о богатстве и процветании. Но здесь не чувствовалось признаков теплоты или доброжелательности, а во всем сквозило только высокомерное превосходство над окружающей долиной. Не услышал он и радушного приветствия от трех мужчин, которые, ощетинившись оружием, поскакали ему навстречу.

– Куда, черт побери, вас несет? – заорал один из охранников, но Долтон, не обращая на него никакого внимания, продолжал свой путь к дому. Двое других в ожидании смотрели на своего командира, намекая тонкогубому охраннику ранчо, что лучше пропустить приезжего, а не задерживать, как он намеревался. – Эй, я к вам обращаюсь. Что за дело у вас здесь?

– Мое дело, – было все, что соизволил произнести Долтон, не глядя на них, как будто не считал, что они представляют какую-то угрозу.

Оскорбленный неуважением незнакомца, начальник пустил лошадь в галоп и резко осадил ее, так что животное остановилось перед кобылой Макензи. У Долтона не оставалось другого выбора, кроме как остановиться либо скакать прямо на них.

– Я спросил, что за дело у вас здесь?

Долтон опустил холодный взгляд синих глаз, раздраженный тем, что ему помешали.

– Мое дело куплено и хорошо оплачено вашим боссом и я полагаю, он не настолько ценит вас, чтобы обсуждать это с вами, иначе вы знали бы ответ. А теперь будьте добры освободить мне дорогу. – И он пустил кобылу вперед, заставив другую лошадь сделать крутой разворот.

Три охранника ранчо обменялись сердитыми тревожными взглядами, и один из них проворчал:

– Кем считает себя этот сукин сын?

«Тем, с кем мы не хотим иметь ничего общего», – был не произнесенный вслух ответ.

Выстроившись позади высокого незнакомца, они сопровождали его, как дворняги, до самого крыльца, и появившийся там Патрик Джемисон подтвердил их умозаключение своими первыми же укоризненными словами:

– Вы опаздываете, мистер Макензи.

– Не припомню, чтобы я точно назначил вам время, когда ожидать меня. – Остановившись, Долтон смотрел на хозяина ранчо с высоты своего седла немигающим и непримиримым взглядом, требующим ответа, который Джемисон, начав заметно нервничать, в конце концов дал.

– Хорошо, признаю, этого не было. Спускайтесь, Макензи.

– Я предпочел бы, чтобы вы впредь сохраняли слово» мистер», – с холодной медлительностью протянул он, продолжая сидеть верхом на высокой лошади, пока Джемисон не покраснел и не стал беспокойно дергаться.

– Прошу вас, спускайтесь, мистер Макензи. Мои люди проводят вас к вашему жилью.

– Прекрасное животное, – спрыгнув вниз, Долтон похлопал кобылу, – но не мое. Пусть один из этих ребят вернет его обратно на станцию «Эймос» вместе с достойной платой за прокат.

Охранники ранчо не собирались подчиняться приказам какого-то невооруженного чужака, но их хозяин бросил разговорчивому начальнику золотую монету:

– Проследи за этим, Монти.

Начальник охраны возмущенно посмотрел на высокомерного незваного гостя, который мог заставить их хозяина так грубо отправить его на лакейскую работу, а потом остановил взгляд на одном из своих подчиненных и сердито буркнул:

– Нед, проследи за этим.

Посторонившись, Джемисон жестом пригласил Долтона в дом.

– Мистер Макензи, у меня в кабинете есть бренди, который превосходно помогает смыть дорожную пыль. Монти, занеси его вещи.

– В главный дом? – недоверчиво переспросил Монти.

– Именно так я сказал. – И Джемисон подождал, пока Макензи прошед впереди него в дом.

«Что это за тип, у которого на рубахе дырка размером с Небраску, а он требует, чтобы босс называл его «мистер», и занимает комнату в главном доме, как важный гость? Черт побери, меня, начальника охраны, никогда не приглашали дальше пахнущего кожей кабинета, и то это случалось очень редко», – ворчал про себя Монти и, прищурившись, пристально всматривался в спину Макензи, удивляясь, почему это вдруг мужчина кажется ему таким знакомым. Он не мог отвлечься от своих мыслей, пока не вспомнил обстоятельства, уже сталкивавшие их.

И он надеялся, что эти обстоятельства не принесут ни чего хорошего гостю Джемисона.

Долтон бывал в достаточно шикарных домах и, войдя в кабинет Джемисона, не проявил благоговейного трепета перед богатой обстановкой. Он лениво окидывал взглядом переплеты книг на полках и головы буйволов – охотничьи трофеи, – пока хозяин дома у огромного буфета красного дерева наливал спиртное в два коньячных бокала.

– Мистер Макензи, позвольте, я немного введу вас в курс моих дел здесь. – Джемисон был необычайно взволнован присутствием известного человека у себя в доме. – Итак, для стада почти в семь с половиной тысяч голов я планирую огородить двадцать две тысячи акров на одной из территорий Вайоминга, где густая, сочная и питательная трава. Мои животные самые породистые в здешних краях, я получил их, скрещивая привезенных херефордов с прежним стадом, чтобы улучшить породу. У меня есть четыре короткорогих быка с тремя четвертями чистой крови, которые стоят около семисот долларов каждый. Все это мое, как вы могли понять. И не я выгонял буйволов и индейцев с этих равнин, чтобы освободить место для вторжения фермеров с претензиями сделать все всеобщим достоянием и лишить меня того, ради чего я трудился.

– И какая часть этого королевства действительно ваша? – спросил Долтон после того, как, подняв бокал, сделал на пробу глоток.

– Записанная за мной? И близко не достаточная. В этих краях каждой корове нужно двадцать акров самых питательных пастбищ, чтобы она приносила выгоду. Это означает, что мне нужно приблизительно сто пятьдесят тысяч акров, чтобы прокормить стадо, которое я имею. Но правительство дает мне право на владение только тысячью ста двадцатью акрами, которых достаточно лишь для тридцати или сорока голов, при том, что я здесь не развожу молочных коров, мистер Макензи. У меня нет иного выбора, кроме как взять то, что мне нужно.

– Даже если оно принадлежит кому-то другому.

– Человек вашей профессии – и с совестью? – раздался спиной Долтона мягкий горловой смех. – Уж не конфликт ли интересов здесь, мистер Макензи?

Долтон обернулся и был удивлен, увидев одну из очаровательных женщин, которых когда-либо встречал. Классическая красавица была увенчана копной золотисто-рыжих волос, она носила накрахмаленную кружевную английскую блузку, женственную в каждой детали, и мужские брюки так обтягивающие фигуру, что вид ее женского местечка действовал подобно быстрому удару в пах. Она не смутилась от его восхищенного внимания, а ответила таким же дерзким, оценивающим осмотром. Ее пухлые губки, манящие как клубника со сливками, улыбались, а горящий взгляд темных глаз целенаправленно двигался вверх вдоль внутреннего шва грубых хлопчатобумажных брюк Долтона от манжеты до гульфика. Это было не то внимание, которое мог игнорировать мужчина, даже если оценивающая его женщина едва ли была женщиной – вероятно, ей было не больше семнадцати лет.

– Мистер Макензи, моя дочь Кэтлин. Она тешится заблуждением, что управляет этим хозяйством. – И Джемисон с любовью улыбнулся, подтверждая, что это правда.

– Придет день, когда так и будет, папа. И вы воспитывали меня так, чтобы у меня голова была больше занята серьезными делами, а не легкомысленными женскими пустяками. – Ни на мгновение не отрывая взгляда от Долтона, она вошла в комнату; ее бедра раскачивались, как вывеска на сильном ветру, а ее улыбка становилась все более хищной.

– Мадам, – улыбнулся ей в ответ Долтон, – умная, честолюбивая женщина с вашей внешностью не нуждается в том, чтобы прибегать к чему-то еще.

– О, благодарю вас за порцию банальности, мистер Макензи. Если бы я была женщиной, которая поддается на сладкие разговоры, я определенно была бы у ваших ног.

– Думаю, вы женщина, которая привыкла к совершенно противоположному, – усмехнулся он.

– А по тому, что я слышу, я могу сказать, что вы мужчина, который привык все делать по-своему. – Она встала рядом с отцом, взглядом дав понять, что по достоинству оценила его ответ. – И так во всем?

o Во всем, что того стоит, мадам. Она на мгновение задумалась, надув вполне созревшие а потом заметила:

o У вас что-то случилось с бровями, мистер Макензи. Неосторожность во время курения?

– Я никогда не бываю неосторожным, мисс Джемисон. Просто несчастный случай.

– А где ваши знаменитые пистолеты с костяными ручками? Еще один несчастный случай?

Джемисону становилось все больше не по себе от их двусмысленной перепалки, и он решил, что настало время вмешаться.

– Кэтлин, у нас с мистером Макензи есть дела, и, я полагаю, у тебя тоже найдется чем заняться.

– Зачем мне нужно знать, как спрягаются латинские глаголы? – недовольно скривилась Кэтлин. – Я принесу больше пользы вам, если буду изучать рыночные цены в Чикаго.

– О рыночных ценах я позабочусь сам, а ты позаботься о своем образовании. Придется приложить самые серьезные усилия, чтобы соединить вместе одно и другое. Тебе нужен ум, чтобы жить с такой красотой. А теперь больше никаких споров в присутствии нашего гостя.

– Мистер Макензи не гость, папа. К тому же, я уверена, он не пользуется латынью.

– «Animis opibusque parati. Audentes fortuna juvat».

– «Будьте готовы телом и духом. Фортуна благосклонна сильным», – медленно перевела она, в изумлении глядя на наемника, и улыбнулась обворожительной улыбкой. – Хороший ход, сэр. Вы и в самом деле сюрприз. Возможно, Вы сможете помочь мне в занятиях.

– Мистер Макензи здесь не для того, чтобы работать учителем, – перебил ее отец, отвергая такую идею. – Его время будет занято другими делами, и теперь, если не возражаешь, дорогая, мы займемся ими.

Надменно тряхнув огненной гривой, Кэтлин вышла из комнаты, задержавшись на пороге, чтобы бросить на Долтона выразительный взгляд, который ему не стоило труда расшифровать – он понимал красивых женщин. Они не составляли для него ни тайны, ни проблемы в отличие от знакомой ему владелицы путевой станции, о которой он мог бы думать, но старался не делать этого. Джуд нельзя было сравнивать с этой дочерью хозяина ранчо. Мужчины переступили бы через Джуд с ее серьезными манерами и менее чем эффектной внешностью, чтобы быть рядом с великолепным созданием вроде Кэтлин. А разве сам он был другим? Мужчину привлекает женщина, уверенная в своей женственности, которая станет в его руках завидным трофеем. Кэтлин Джемисон была именно такой женщиной, и добивалась всего, чего хотела. А тем, что она хотела, по крайней мере на данный момент, был новый наемник ее отца. Так зачем ему сопротивляться?

Когда она ушла, Джемисон недовольно вздохнул, оторвав Долтона от чисто мужских раздумий.

– Не обращайте внимания на Кэтлин. Я постоянно позволяю ей слишком много свободы для ребенка ее возраста.

Долтон мог бы возразить против употребленного им слова «ребенок»: ни в ее внешности, ни в манере поведения не было абсолютно ничего детского. Но он промолчал, ибо кто он такой, чтобы открывать любящие отцовские глаза?

– Если не возражаете, мистер Макензи, давайте вернемся к делам. Теперь, когда вы здесь, я не хочу тянуть время, чтобы об этом узнали животноводы из долины.

Вместо того чтобы отправиться к себе в комнату, где надоедливый наставник снова собирался мучить ее спряжениями, Кэтлин вышла на крыльцо сделать глубокий очистительный вдох. Делая выдох, она вспомнила Макензи, и легкая улыбка заиграла на ее губах. Помимо того, что он был дьявольски привлекателен, он умел этим пользоваться. Кэтлин ждала сложная задача, но она чувствовала, что созрела для ее решения. В свои восемнадцать лет Кэтлин могла быть просто скромной и послушной, но у нее не было намерения покорно подчиняться диктату своего отца. Если бы не ее настойчивость, он не поехал бы в Дедвуд, чтобы нанять Макензи. Он, кажется, думал, что проблема паразитов, кишащих на их земле, решится сама собой, но он ошибался. И кроме того, он был слишком мягким и никогда не отдал бы приказа своим людям скакать под покровом темноты, чтобы кого-либо запугать. Да, настанет день, когда она будет править этим королевством трав, и будь она проклята, если из-за отцовской нерешительности потеряет хотя бы один акр.

– Мисс Джемисон?

Кэтлин с едва сдерживаемой досадой взглянула туда, где, комкая в руках шляпу, стоял Монти, их долговязый охранник. Он, как всегда в ее присутствии, нервничал и потел от вожделения. Несмотря на личное отвращение к нему, она полностью использовала его жгучие желания, но таким образом, чтобы всегда можно было пресечь их.

– Да, Монти? В чем дело?

Он поежился в нежданном луче ее улыбки, чуть не забыв, что собирался сказать.

– Э-этот парень… с вашим отцом…

– Вы имеете в виду мистера Макензи?

– Да, Макензи. Я видел его раньше, мисс Джемисон.

– Вот как? Переходите к делу, если вам есть что сказать. – Она начинала терять терпение с этим тугодумом.

– Понимаете, я видел его на станции «Эймос» в ту ночь.

– Что вы подразумеваете под «той ночью»? – Ее внимание заострилось до остроты бритвенного лезвия.

– Когда мы отправились проведать мисс Эймос.

– Он был там?

– Д-да. Он был в доме, а потом вышел с винтовкой и прогнал нас.

– Он? – Кэтлин в задумчивости наполовину опустила веки, скрыв блеск глаз.

– Д-да. Думаю, вам лучше знать это и то, что сегодня утром он приехал на одной из лошадей Эймосов, самоуверенный донельзя.

– Спасибо, Монти. Это любопытные новости. – Она, облизнула губы, размышляя, что бы это могло означать, и уже забыв об охраннике, который с восторженной преданностью смотрел на нее. – Будет очень интересно услышать, как это объяснит мистер Макензи.

Приняв обжигающе горячую ванну, побрившись и сменив одежду, Долтон выкроил время обдумать свою судьбу, прежде чем спуститься к обеду и встретиться с Джемисонами.

Его комната была полна изнеживающей роскоши, начиная от гигантских размеров кровати под полуопущенным балдахином и огромного шкафа, уже заполненного его вещами, и до ценных произведений искусства, развешанных по стенам. В этой оклеенной обоями и отделанной панелями комнате могла легко разместиться большая часть мебели дома Эймосов. Здесь никто не спал на комковатом матраце, брошенном на доски, никто не подавал еду прямо со сковороды из печи. Но здесь и не было божественного запаха бисквитов Джозефа и не звучал смех Сэмми. И вместо сдержанного юмора и пугливой страсти Джуд Долтон столкнулся с многообещающими обольщениями хорошенькой Кэтлин. На поверхностный взгляд все складывалось в пользу Долтона. Тогда почему ему было так грустно в этой роскоши? Ведь это была жизнь, к которой он стремился. Он мечтал, что его будут с почтением обслуживать, а он будет пить из и наслаждаться красивыми вещами. И одной из таких была дочь его хозяина. И ему платили чрезвычайно хорошо, чтобы он мог себе это позволить.

Долтон посмотрел в маленькое зеркало для бритья, чтобы проверить, гладко ли выбриты щеки; еще день назад это было просто неосуществимо. День назад он размышлял над участью слепого, в которой зависел бы от других, а сейчас все было опять как прежде. Но было ли? Или пребывание у Эймосов каким-то образом изменило его? Или это результат резкого потрясения, когда он сначала потерял, а потом снова обрел планируемое им будущее и расчувствовался над тем, чего никогда не могло быть? Он криво улыбнулся, чтобы избавиться от собственного грустного отражения. Ничто не изменилось. Он тот, кем был всегда, и это был человек, от которого Джуд Эймос не удастся так быстро отделаться. Она практически выставила его за дверь, как только узнала, что он снова обрел способность жить той жизнью, которую она не признавала. Нежные поцелуи, которыми они обменивались в темной комнате, были легко забыты, когда он перестал нуждаться в ее заботах. Долтон отказывался верить, что в этом следовало винить его тщательно скрываемую реакцию на ее внешность. Почему же он так крепко держится за воспоминания? Совсем не потому, что он никогда прежде не целовал женщин! И если все пойдет так, как предполагалось, он будет спать с Кэтлин Джемисон, даже если Джуд пересмотрит свое отношение к предложению этого фермера Тенди. Но почему это превосходное разрешение всех проблем оставляло у него чувство неудовлетворения?

Легкий стук в дверь прервал его грустные размышления, и распахнув дверь, он обнаружил Кэтлин Джемисон, и реакция его тела прогнала прочь все мысли.

О такой женщине, как Кэтлин Джемисон, мечтал каждый мужчина: она была богата, образованна, молода и невероятно красива. Она стояла перед Долтоном в открытом платье из гранатового шелка, и его складки и сборки выгодно подчеркивали ее стройную, изящную фигуру, ее блестящие волосы, зачесанные наверх, не отвлекали внимания от черт лица, и каждая малейшая деталь подчеркивала совершенство целого. В ней не было ничего похожего на Джуд, когда она улыбнулась в знак приветствия, ее улыбка стала многообещающим приглашением, гарантировавшим Долтону, что он сможет восхищаться всем, что видит, с более близкого расстояния. Долтон привык к таким женщинам, как Кэтлин, женщинам, которые пользовались своей внешностью, чтобы подчинить себе чувства мужчины. И так как он не был невосприимчив к такого рода воздействию, он не мог против него устоять.

– Мисс Джемисон, вы пришли, чтобы проводить меня кобеду? Я уверен, что и сам бы нашел дорогу к столу.

Так как в его откровенных словах не содержалось ни капли лести, сияющая улыбка Кэтлин несколько померкла, и девушка лукаво прищурилась.

– Нет, мистер Макензи, я пришла совсем не для этого. Я нисколько не сомневаюсь в ваших способностях. Мне хотелось бы больше узнать о том времени, которое вы провели с Джуд Эймос.

– Что именно вы хотели бы услышать? – Охватившие Долтона сладострастные мечтания были резко прерваны неожиданным требованием, и он бросил на девушку холодный взгляд, не желая обсуждать с ней ни Джуд, ни вообще семейство Эймосов – почему-то это казалось ему кощунством.

– Я хотела бы услышать, почему вы после того, как взяли деньги у моего отца, выступили против его посыльных? – Когда Кэтлин выступила с этим обвинением, в ней не было ничего нежного или мягкого, она была острой, как только что заточенный клинок.

– По дороге сюда я был ранен при ограблении дилижанса. Мисс Эймос оказалась в том же экипаже и приютила меня, чтобы я смог восстановить силы. Я не знал, что это за толпа ночных всадников, а мисс Эймос не знала, кто я. Когда мы обменялись тем, что знали, она что мне лучше всего продолжить мои путь, и я полностью согласился с ней.

Это была наспех состряпанная версия правды, и, не бучи дурочкой, Кэтлин почувствовала пробелы в его истории. Ее прищуренные глаза отметили зажившие рубцы у него на лице, подтверждавшие, что он действительно был ранен. Но на самом деле ее интересовало совсем другое.

– Значит, вы говорите, что мисс Эймос была вашей сиделкой… и здесь нет ничего личного.

– Нет, абсолютно ничего личного. – Долтон не старался скрыть, что ее любопытство ему неприятно.

– Какая я глупая. – Услышав ответ, который хотела получить, Кэтлин снова стала сладкой как мед. – Что же еще могло там быть? Ведь вы взяли деньги отца, и к тому же я видела Джуд Эймос.

Что-то в самодовольных заключительных словах девушки страшно разозлило Долтона. Ему хотелось видеть причину в том, что Кэтлин считала себя его хозяйкой, а не в том, что она оскорбила женщину, которая заботилась о нем. Что бы там ни было, он решил, что не будет этого терпеть.

– Мисс Эймос очень великодушная женщина, и то, что произошло или не произошло между нами, не имеет никакого отношения к тому, за что ваш отец заплатил мне. Он покупал мои услуги, мисс Джемисон, а не мою душу. Возможно, вам следует помнить это, когда в следующий раз захочется сунуть нос в мои дела. А теперь, я думаю, не стоит заставлять вашего отца ждать.

Кэтлин побелела, черты ее лица заострились, она смотрела на Долтона, сначала не веря себе, а затем с нескрываемой яростью, и постепенно ее вишневые губки скривились сладкую язвительную улыбку.

– О, мистер Макензи, я абсолютно уверена, что вы просто наняты моим отцом. За исключением этого, вы меня нисколько не интересуете. – Она повернулась и быстро побежала вниз по лестнице, оставив Долтона тихо посмеиваться над ее приступом гнева.

Кэтлин была очень юной и очень избалованной. Она привыкла получать все, не прикладывая никаких усилий и была немногим лучше жадного ребенка, принявшего соблазнительный женский облик. Но Долтон был не настолько глуп, чтобы не понимать, какую опасность она может представлять.

Глава 11

Скрипки визжали, как свиньи на бойне, но никто из собравшихся на празднике не обращал внимания на их пронзительные вопли. После сбора урожая в прошлом году у соседей не было повода собраться вместе, и после одиночества длинных зимних месяцев люди были рады поболтать и повеселиться. Сарай Барретов был дочиста выметен, и его двери широко распахнуты для всех желающих поздравить Уэйда Баррета и его молодую жену Лусинду. Они боялись, что погода помешает ожидаемому всеми празднику, но нынешнее утро выдалось свежим и ясным, как только что отчеканенная золотая монета, и уже с полудня по ухабистой дороге начали подъезжать экипажи.

Везя два лимонных торта, испеченных Джозефом, и лоскутное одеяло, которое сама стегала длинными холодными вечерами, Джуд со смешанными чувствами подъезжала к шумевшему сараю. Она не любила людных праздников, но волновалась за младшего из братьев Баррет и боялась, что Тенди использует собрание для проповедования насилия среди жителей долины. И кроме этого, она боялась, что он будет разыскивать ее, чтобы в радостной атмосфере праздника по случаю женитьбы брата снова настаивать на своем предложении.

– Джуд, ну разве это не великолепно?

Она улыбнулась брату, из-за которого, собственно, и приехала сюда, оставив Джозефа присматривать за станцией Дилижанс из Дедвуда уже проехал, а направлявшийся на юг не ожидался до следующего дня, поэтому она без колебаний оставила Джозефа одного. Церемонии белых людей не были для него священными, как он всегда заявлял, но Джуд подозревала, что он избегал таких событий, потому что они остро напоминали ему обо всем, что он потерял. Как бы то ни было, она очень уважала его, чтобы принуждать к чему-либо. Она понимала, что такое потеря, и не чувствовала этот праздник своим. Однако Джозеф, можно сказать, вытолкал ее за дверь, приказав наслаждаться молодостью и не торопиться домой, и, стиснув зубы, Джуд пообещала, что именно это и будет делать. Но сейчас, оказавшись здесь, где свет фонарей приветливо освещал большой сарай, она снова почувствовала, что ей не хочется туда идти.

– Почему ты еле волочишь ноги? – допытывался Сэмми. Держа Джуд под руку, он настойчиво тянул ее вперед. Статный, с кудрями, аккуратно зачесанными назад с помощью масла, одетый в праздничную белую рубашку, хлопчатобумажные брюки и кожаный жилет, он выглядел как любой сельский парень, стремящийся присоединиться к остальным. И только одна Джуд знала, что это не так. Ему гораздо интереснее было там, где играли дети, чем там, где стояли молодые девушки, глядя на взволнованных поклонников.

– Смотри, здесь Тенди. Привет, Тенди!

Было слишком поздно что-либо предпринимать, и Джуд ничего не оставалось, как приветливо улыбнуться. Широко улыбаясь, Тенди встретил их на полпути к сараю и, взяв у Джуд торты, отдал их Сэмми.

– Вот, дружище, отнеси-ка их на стол, а сам чем-нибудь займись, – распорядился он, не спуская с Джуд пристального взгляда. – Я очень рад, что вы приехали, Джуд, учитывая, как мы расстались в последний раз.

– Я ничего не имею против вас, Тенди. А кроме того, я не могла упустить возможность пожелать молодым всего наилучшего.

– Да, свадьбы помогают сводить людей вместе. Джуд была вынуждена отвернуться, заметив жадный блеск у него в глазах.

– Вы сами сделали это одеяло? Чудесная работа. Лусинда будет очень довольна.

– Они будут жить здесь? – спросила Джуд, радуясь, что разговор ушел от бесплодных надежд Тенди.

– Конечно. В доме достаточно места, по крайней мере пока у них не начнут появляться малыши или пока я не приведу собственную жену.

Смутившись от столь прозрачного намека, она крепко сжала зубы.

В противоположном конце вычищенного и вымытого сарая, в котором позже устроят танцы, Джуд увидела Уэйда с молодой женой, стоявших рука об руку и с улыбками кивавших в ответ на поздравления. Он выглядел несколько скованным в своем парадном костюме, а она, хрупкая и нежная, была очаровательна в белом платье, из парчи и атласа, окутанная густым облаком белой вуали, и они оба светились счастьем. Острая боль зависти ножом резанула сердце Джуд и так же быстро исчезла. Она не могла позволить себе завидовать счастью молодоженов в этот первый день их супружеской жизни.

Тем не менее она не могла справиться со сладостной горечью своих собственных грез. Ей виделось, как она сам стоит здесь в белом наряде под руку с мужчиной, которого любит, заливаясь румянцем, когда другие говорят ей о детях, не потому, что сконфужена, а потому, что сама мечтает об этом – о любимом мужчине, о собственном доме, о веселых детских голосах. Джуд представлялось, что ее мечта осуществилась, но мечта была далекой и несбыточной, потому что мужчина, стоявший рядом с ней в этой заветной мечте, был не Тенди Баррет или какой-то другой мужчина из долины. Это был мужчина, который уже поклялся не связывать себя даже мыслями о семье.

– А им, черт побери, что здесь нужно? – Недовольный тон Тенди заставил Джуд повернуться и проследить за его взглядом, и от того, что она увидела, у нее остановилось дыхание.

Патрик Джемисон помогал своей дочери Кэтлин выйти из двуколки, которую сопровождали несколько охранников из Свитграсса. И среди них был Долтон Макензи, словно возникший по заклинанию Джуд. Одетый в черное, он выделялся среди остальных, носивших праздничные ковбойские наряды – белые рубашки и мягкие красные шейные платки. На нем была длинная черная куртка, прикрывавшая шерстяной пиджак такого же темного цвета, но и то и другое было расстегнуто, и под ними был виден черный атласный жилет, прошитый серебряными нитками, а его вычищенный стетсон был надвинут на глаза. Хотя на бедрах у Макензи ничего не было, Джуд представила себе опоясывающий их пояс с пистолетами, словно они были неотъемлемой частью этого мужчины. Спрыгнув с высокого кожаного седла, Долтон на мгновение замер, встретившись с ней взглядом, и быстро отвернулся, а у Джуд сжалось сердце – ему было противно даже смотреть на нее.

– Вижу, Джемисон, не тратя зря времени, выпускает своего нового злобного пса, – фыркнул Тенди и от изумления вздрогнул, когда Джуд больно ущипнула его.

– Тенди, не порть своему брату и его жене этот день и затевай никаких ссор. Мы все соседи, и эти люди тоже имеют право быть здесь. Ни у кого из них нет оружия, так что, пожалуйста, успокойся и не устраивай скандала.

– Пожалуй, тогда нам стоит пойти и по-соседски дружелюбно поприветствовать их, – хмуро отозвался Тенди на предупреждение Джуд, но она почувствовала, что его рука расслабилась.

Джуд предпочла бы сделать все, что угодно, кроме этого но продолжала держать Тенди под руку, понимая, что ее присутствие успокаивающе действует на него. Никто не должен догадаться, какие эмоции бурлили под ее голубым ситцевым платьем простого фасона, когда она и Тенди провожали Джемисонов и их наемника поздравить молодоженов.

– Это серебряный чайный сервиз. – Кэтлин вручила аккуратно завернутый подарок молодой женщине, у которой округлились глаза. – К сожалению, должна сказать, просто посеребренный. Но он проделал путь из самого Нью-Йорка. Надеюсь, у вас нет еще одного такого же.

Ошеломленная Лусинда покачала головой, даже не веря, что будет обладать чем-то столь красивым. И хотя ее муж выглядел таким же растерянным, ему удалось сердечно произнести:

– Большое спасибо вам, мисс Джемисон. Я уверен, мы найдем ему хорошее применение. – Он уже прикидывал в уме, сколько зерна они смогут приобрести в обмен на каждую нелепую безделушку. – Я очень рад, что вы смогли заехать, вы и ваши… – его взгляд задержался на Долтоне, определяя род его занятий, и стоящая рядом с ним молодая жена стала совершенно белой, – люди.

– Это мистер Долтон Макензи. – Патрик Джемисон улыбнулся. Он не мог получить более щедрой награды, чем этот быстрый понимающий взгляд. – Я пригласил его не много побыть у нас в качестве гостя. Надеюсь, вы радушно примете его.

– Да, конечно. – Лусинда испуганно взглянула на щеголеватого джентльмена, который не мигая встретил его, потом посмотрела на устланную соломой землю. – Прошу вас, развлекайтесь. – Она подняла голову и с облегчением увидела стоящую рядом Джуд. – О, Уэйд, здесь Джуд, и посмотри, что она принесла нам. – Она взяла подарок из рук Джуд. – Вы ведь сами его сделали, правда? – Она погладила мягкую ткань, и у нее на пальце блеснуло золотое обручальное кольцо. – Я всегда буду беречь его.

– Да, очень симпатичное, – заметила Кэтлин, оскорбленная тем, что ее подарок отложили, даже не открыв и не высказав должного восхищения. – Какой хитроумный и расчетливый способ избавиться от старой одежды.

От унижения и стыда Джуд захотелось повернуться и убежать, но она взяла себя в руки и гордо вскинула голову, хотя внутри со страхом представляла себе, как выглядит рядом с богатыми Джемисонами и как на все это смотрят остальные. Джемисонам ее подарок казался простыми тряпками, явно предназначенными для других целей, они не понимали, что серебряный сервиз является беспричинным оскорблением всех простых и бедных соседей. Одно только упоминание Кэтлин о том, что он всего лишь посеребренный, ясно сказало, что в их глазах это была простая безделушка. Эти люди принадлежали к другому обществу.