Прикосновение

Вам нет нужды участвовать в их крестовом походе. Долина вас не удерживает. Вы можете жить здесь, в Шайенне, можете ходить в оперу, носить красивую одежду, обсуждать Теннисона, Байрона и Шекспира с другими литературными умами. Здесь есть школа для таких, как Сэмми, гдеон может получить помощь, для него найдется работа в платной конюшне. Даже Джозеф спустя некоторое время перестанет чувствовать себя ненужным; я знаю несколько закусочных, которые будут драться за его бисквиты. Больше не будет ни борьбы, ни изнурительной работы, ни угроз. Подумайте об этом, Джуд.

И Джуд задумалась. Ее мысли завертелись в водовороте Раскрытых перед ней перспектив, которые казались таким заманчивым, таким многообещающим воплощением всех ее мечтаний, пока Долтон не подытожил свою убедительную речь:

– Джуд, вы сможете иметь все это, если примете предложение Джемисона.

Упоминание имени Джемисона пробудило Джуд от сна наяву, туман фантазий рассеялся, и она увидела Долтона, по-настоящему увидела его, стоявшего перед ней в элегантной одежде, с отсутствующим видом, старательно прячущего взгляд. Внезапно до Джуд дошло, что он даже не упомянул о своем месте в этих блистательных планах. Конечно, он не собирался принимать в них участие, а, видимо, должен был только уговорить ее согласиться, чтобы она оказалась прямо в руках Джемисона.

До чего же она была глупа!

Теперь Джуд все стало совершенно ясно. Долтона послали вслед за ней, чтобы он отвлек ее от цели и склонил отказаться от дел долины. И до чего убедительно было все организовано – ночь страсти, призванная склонить одинокую старую деву поверить в то, что с крупными средствами она сможет спастись от тягот жизни. Как хорошо им были известны ее слабости!

Что ж, Долтон узнал всю убогость ее существования и, воспользовавшись ее отчаянием, заставил поверить, что старается от чистого сердца. И Джуд чуть не уступила его убедительным доводам.

– Вы рисуете соблазнительную картину, мистер Макензи, и все на холсте Джемисона. А я, очевидно, не должна была заметить этого, пока не было бы слишком поздно, верно? – Джуд, к своему крайнему огорчению, полностью уверилась в своей правоте, когда Долтон даже не моргнул и не сделал попытки возразить. – Вам, должно быть, невероятно хорошо платят за то, что вы делаете, – вьмученно улыбнулась она. – Иначе как бы вы еще могли сделать все таким убедительным? – Джуд сделала быстрый вдох, прозвучавший хрипло и прерывисто, но слова, последовавшие за ним, были твердыми как сталь. – Скажите Джемисону спасибо, но не только спасибо. Ему придется прийти с более убедительными аргументами. – Вскинув голову жестом оскорбленной гордости, Джуд прошла мимо Долтона и вышла за дверь.

Долтон позволил ей уйти, хотя мог удержать Джуд, сказав ей правду. А правда заключалась в том, что его поступком руководили не деньги Джемисона, а скорее собственная забота о Джуд. Меньше всего он хотел, чтобы Джуд и ее семья попали в перестрелку в долине. Но он промолчал и позволил ей своим уходом разбить ему сердце. Ибо для того, чтобы убедить ее, что он не марионетка Джемисона, ему пришлось бы сказать ей всю правду – он так безумно, слепо влюблен в нее, что деньги не имеют для него никакого значения и даже стены его репутации начали давать трещины под такой нагрузкой.

Однако не деньги и не профессиональная честь удерживали Долтона от признания в том, что угнетало его душу. Это был страх. Глубокий инстинктивный страх, что Джуд, как прежде все другие, обманет его. Поэтому вместо того, чтобы пойти за ней и исправить допущенную ошибку, Долтон сел завтракать, механически жуя пищу, как научили его монахини, пока не исчез последний кусок. А затем, прежде чем уложить вещи, он долго смотрел на выцветшую почтовую открытку с величественными домами, выстроившимися вдоль крутой улицы, и с почтовым штемпелем Сан-Франциско.

Когда Джуд вошла в свою комнату, ее первым побуждением было сбросить с себя чудесное шелковое платье и вернуть его Долго ну разорванным на куски. Но пока она мяла в руках гладкую ткань, спокойная логика удержала ее от уничтожения изысканного наряда. Нет, она не уничтожит его, а использует его в дальнейшем. Ей нужно выбросить из головы глупости и сосредоточиться на важных делах… как она должна была сделать с самого начала. Сейчас не время оплакивать свою слабость к неподходящему человеку, позже она может наказывать себя воспоминанием о том, каким замечательным все казалось – пусть это было всего лишь на мгновение и пусть это было только притворство. А сейчас она забудет о Долтоне, который и так надолго отвлек ее от цели, и будет стремиться к осуществлению своих планов. Это будет лучшей местью бессердечному красавцу обманщику и его хитроумному хозяину.

Умывшись, Джуд погасила огонь унижения, обжигавший ей щеки, и пожалела о том, что нет способа залечить в сердце ожог от предательства. Джуд сделала глубокий вдох, и ее воля дрогнула, боль от разочарования была безмерна, утраченные грезы оставили огромную пустоту у нее в душе. Джуд не понимала, как мог Долтон так поступить, и считала, что с его стороны было бы милосерднее просто застрелить ее и разом покончить со всем. Крепко зажмурившись, Джуд изо всех сил старалась справиться с ужасной болью. Впереди у нее будет много одиноких ночей, когда она сможет предаться своим горестям, а сейчас ей нужно собрать разум и волю и заняться делом, ради которого она приехала в Шайенн.

Ее цель вернула Джуд к жизни, она загнала свое несчастье глубоко внутрь, где оно горело непрекращающейся болью сожаления, постоянно напоминая о том, как вредно мечтать.

Сидя в обеденной комнате клуба «Шайенн», Джуд нервничала, чувствуя неприязненные взгляды барменов в белых пиджаках и официантов, приехавших из Чикаго. Она не была уверена, вызвано ли это тем, что она была без сопровождающего мужчины, или тем, что им известно о причинах, побудивших ее добиваться разговора с Томом Стерджисом, полубогом Вайоминга.

У нее ушло все утро на то, чтобы выведать путь следования Стерджиса у одного из его малооплачиваемых чиновников, пожелавших обменять информацию на весомые монеты. Она не захотела обращаться к закону, чтобы ходатайствовать по своему делу. Ассоциация животноводов Вайоминга не только контролировала законы, как выяснила Джуд после коротких и бесплодных переговоров в юридической конторе, но сама была законом. И политику ассоциации определял, формулировал и проводил в жизнь ее секретарь Стерджис. Изнеженный и надменный молодой выходец из Нью-Йорка, основатель Ассоциации животноводов Вайоминга, кроме этого, был президентом финансируемой Бостоном Объединенной компании животноводов и первым президентом Национального банка животноводов. Разговор с ним имел больше значения, чем расположение президента, во всяком случае, в Вайоминге.

Джуд ждала, мысленно повторяя свою речь, но в тот момент, когда она увидела Стерджиса, входящего в зал в окружении своей свиты, тщательно подготовленные фразы обращения вылетели у нее из головы. При приближении группы Джуд встала и, чтобы не упустить своего шанса, быстро сказала:

– Мистер Стерджис, не могли бы вы уделить мне минуту вашего времени?

– Мадам? – Он остановился.

– Мое имя Джуд Эймос, и я представляю небольшую группу скотоводов из долины Чагуотер.

– Прошу извинить меня, мисс Эймос, – вежливое выражение исчезло с лица Стерджиса, когда он понял, какой оборот принимает разговор, – но сегодня мое время занято Другими вопросами. Если вас устроит встреча, скажем, в начале следующей недели…

– Простите, сэр, – Джуд скрыла свое возмущение под самой сладкой своей улыбкой, – но я сегодня вечером уезжаю из Шайенна, и мне жизненно необходимо поговорить с вами.

– Килгор – мой личный представитель, – жестом указал он на одного из своих прихлебателей, почувствовав ее настойчивость и не желая устраивать неприятную сцену в наполненном людьми зале, – он выслушает ваши жалобы и, можете не сомневаться, передаст их мне. – И прежде чем Джуд, оказавшись поставленной на ступень ниже, смогла что-либо возразить, он повернулся и, пожимая руки сидевшим за ближайшими столиками, решительно направился мимо нее.

Джуд рассматривала маленького человека с бледным лицом, который остался рядом с ней и, прищурившись, смотрел на нее сквозь толстые стекла очков. «Все же лучше, чем ничего», – философски вздохнула Джуд.

– Мистер Килгор, не хотите ли присоединиться ко мне? В течение следующего часа Джуд изложила все, что беспокоило владельцев земель в долине. Она высказала свою тревогу по поводу возможного кровопролития, спросила о законности угроз Джемисона и обрисовала в общих чертах возможные последствия, стараясь убедить собеседника в необходимости приложить силу, чтобы избежать их. Уполномоченный Стерджиса сидел и слушал, не прерывая ее, а в должное время кивая в знак согласия. Когда же Джуд упомянула об освещении их ситуации в «Лидере Шайенна», самой главной здешней газете, он просто передернулся, и тогда Джуд стала бояться, что все ее усилия напрасны. Выслушав ее жалобы, Килгор некоторое время собирался с мыслями, а затем отчетливо, отрывисто заговорил, разбивая вдребезги все ее доводы:

– Мисс Эймос, спор за землю и воду приводит к необходимости совместных действий владельцев ранчо. Наша Ассоциация животноводов работает в пяти штатах, контролирует почти два миллиона голов скота, регистрирует законные торговые марки, следит за отчетами, решает возникающие конфликтные вопросы, добивается железнодорожных скидок и действует в Вашингтоне в пользу многих.

– Все это я знаю, мистер Килгор…

Жестом изящной белой руки он попросил не перебивать его, пока он не закончит.

– Наша работа – укреплять мясную индустрию путем предотвращения застоя на рынке и борьбы против хаоса, угрожающего нашей стабильности. Мистер Стерджис в данный момент очень обеспокоен положением ваших фермеров, он уже не в первый раз слышит жалобы из вашей долины. Его особенно интересует, как вашим друзьям удается получать собственную породу, не имея явного дохода, обеспечивающего такие покупки. Вы ведь знакомы с нашими «Законами о нечестных сделках»? Это прежде всего должно заботить ваших фермеров, а не право мистера Джемисона работать в своей долине, как он считает нужным.

– Вы нам угрожаете, мистер Килгор? – Джуд пронзил жуткий холод.

– О нет, мисс Эймос. В угрозах нет никакой необходимости. Еще одно преимущество принадлежности к нашей организации – это наша поддержка, когда ее члены вынуждены нанимать помощь на стороне, чтобы провести в жизнь наши указы. Мы никогда не действуем непосредственно.

– То есть вы нанимаете киллеров, – выпалила Джуд.

– Называйте их как хотите, но они делают свою работу. А что касается заявлений в «Лидере», то, уверяю вас, у мистера Стерджиса такое же мнение, как у «Лидера». Вы не найдете сочувствия своему делу ни здесь, ни в другом месте. Мое предложение вам, мисс Эймос, – возвращайтесь в свою долину и посоветуйте своим друзьям переехать в другое место, пока ассоциация не проявила к ним персональный интерес. Благодарю вас за кофе, мадам, и всего вам хорошего.

Маленький гаденыш, повернувшись, встал со стула и направился туда, где Том Стерджис держал свою свиту. Острое разочарование Джуд еще усилилось, когда она увидела одного из мужчин, сидевших за тем важным столом. Нельзя было не узнать широкие плечи, элегантный покрой пиджака или пистолеты с костяными рукоятками – Долтону Макензи не понадобилось много времени, чтобы найти общий язык с властью Шайенна.

Джуд медленно встала, все еще сохраняя гордую, дерзкую осанку, несмотря на болезненный удар, который только что получила. Она смотрела, как Килгор что-то шепчет на ухо своему хозяину, и поймала на себе пристальный, жесткий взгляд этого человека, оценивающего ее как будущую угрозу, но не уклонилась от него. Пульс Джуд слегка скакнул, когда Долтон повернулся, чтобы проследить, куда направлено их внимание, но черты его красивого лица даже не дрогнули, когда он узнал ее. Все было так, словно их не связывали интимные мгновения, словно он никогда не слышал ее признания в любви.

Прежде Джуд думала, что безразличие на лице этого человека было просто маской, скрывавшей его внутренние переживания, а теперь поняла, что это предположение было ошибкой. Твердая, пустая оболочка – это и был Долтон Макензи: холодный, недосягаемый и совершенно бесчувственный. Кто мог знать это лучше Джуд? Даже не моргнув в знак того, что узнала его, Джуд вышла из обеденного зала, теперь ей незачем было оставаться и выкрикивать протесты в глухие уши.

У себя в номере Джуд нашла свое бархатное платье, вычищенное и тщательно отутюженное, а рядом с ним лежал сверток для Сэмми. Она взяла с собой и то и другое, даже не задавшись вопросом «зачем?». И, покидая Шайенн с вечерним дилижансом, она оставляла позади больше, чем свою невинность. Ее наивные мечты о том, какой чудесной могла быть любовь, тоже оставались там, как и плотно свернутое оранжево-розовое шелковое платье, положенное у двери номера Долтона.

Глава 20

– Они затягивают петлю, Джуд, это очевидно, – громко ворчал Тенди Баррет, расхаживая по общей комнате станции «Эймос».

Его брат Уэйд оставался сидеть за столом, но выражение его лица было не менее мрачным после того, как он услыбезрадостный отчет Джуд о том, с чем она столкнулась Щайенне. Они стояли на своем, и вся долина была напугана, особенно теперь, когда Джемисон сделал свой первый по-настоящему агрессивный выпад.

– Итак, – продолжал Тенди, – они придираются к незаявленным общественным землям, но мы должны приготовиться к тому, что и границы собственности не остановят их. Они доберутся до воды и проложат проезжую дорогу через мою землю прямо к вашему заднему двору. Как нам быть с этим, Джуд? Вы собираетесь просто позволить им войти, постучавшись? А я нет, чтоб им провалиться! Нет!

Джуд вполуха слушала тираду Тенди, понимая, что ему нужно выпустить пар, прежде чем он будет способен воспринимать какие-то доводы, а до этого было еще очень далеко. Она не обращала особого внимания на то, как Тенди нелепо бил себя в грудь; после возвращения ее занимали более личные проблемы, которые она старалась выбросить из сердца и из головы. Джуд интересовало, как отнесся Долтон к возвращению платья и не счел ли, что это по-детски. Она мучилась, представляя его снова вместе с Кэтлин, и корчилась от стыда, думая о том, что он мог сказать другой женщине. Будет ли хвастаться тем, с какой охотой она бросилась к нему в постель? Будет ли смеяться, рассказывая, как легко она поверила его лжи? Будет ли лежать сегодня ночью с Кэтлин и потешаться, сравнивая это очаровательное создание с глупой неуклюжей старой девой? И у нее внутри все застывало каждый раз, когда она рисовала себе картину того, как рыжеволосая красавица принимает поцелуи Долтона. О, как она сама упивалась ими! Как она наслаждалась всем, что он предлагал! Горькие слезы негодования, которые она сдерживала с момента возвращения из Шайенна, грозили нахлынуть и задушить Джуд, когда она думала о Долтоне, о Кэтлин вместе с ним, о них обоих, вместе смеющихся над ней. Ревность терзала ее душу, но хуже была правда, от которой она старалась спрятаться, – даже сейчас, зная то, что она знала, она все равно хотела его. Однако еще хуже было то, что, если бы он искренне попросил ее, она повернулась бы ко всему здесь спиной, чтобы получить его только для себя, и никакой стыд не мог бы ее удержать.

– Что вы думаете, Джуд?

Растерянно вскинув голову, она увидела, что Тенди пристально смотрит на нее, с нетерпением ожидая, чтобы она высказалась по поводу того, чего не слышала.

– Что думает ваш брат? – спросила Джуд, стараясь не показать, что отвлеклась, и не желая выдавать причину своей рассеянности. – Уэйд, вы до сих пор почти ничего не сказали.

Уэйд в отличие от своего горячего брата был не склонен к мгновенным решениям. Он всегда тщательно взвешивал последствия и был человеком, чье мнение уважали другие. На него, как на последнюю поддержку, рассчитывала Джуд, когда придется выступать против кровопролития, и сейчас, она прислушалась к тому, что он говорил.

– Я не вижу никакого выхода. Если они будут устанавливать изгороди на нашей земле, мы должны будем остановить их. Если закон не будет защищать нас, нам придется самим делать то, что в наших силах. Человек не может отказываться от того, что принадлежит ему, просто потому, что кто-то более большой и сильный приказывает убираться с его дороги. Наступает время, когда человек вынужден сопротивляться. Простите, Джуд, это время пришло.

Джуд слушала с тяжелым сердцем и, пока он произносил эти пророческие слова, представляла себе долину, залитую кровью невинных. Теперь, когда Уэйд высказал свою точку зрения, не важно, что скажет она, остальные все равно пойдут за ним. Все пропало, ничто не сможет остановить неминуемого столкновения, и теперь ей предстоит принять собственное решение. Остаться ли ей вместе с остальными, рискуя потерять все? Или принять то, что предлагал Джемисон, и вместе с семьей покинуть долину, унося с собой позорную вину за предательство друзей?

Но Джуд так и не получила возможности обдумать эти варианты, потому что в эту минуту с крыльца сбежал Сэмми с расширенными, безумными глазами и невнятно залопотал:

– Джуд… Джуд, небо, оно все сразу потемнело. Что это значит, Джуд? Сэмми боится всех этих темных облаков. Иди посмотри. Иди же!

– У нас нет времени идти смотреть на облака, не предвещающие грозу, дурачок, – проворчал Тенди, но Джуд встревожилась, когда Джозеф, повинуясь испуганным жестам Сэмми, поднялся и поспешил к двери.

– Боже мой!

Испуганный возглас Джуд заставил Тенди и Уэйда последовать за ней. Наступила жуткая тишина, когда они поняли, что означает тьма, закрывшая горизонт. Дым, черный и плотный, поднимался до самого неба. Ранчо Барретов.

– О Боже, – простонал Уэйд. – Лусинда!

Джуд побежала к конюшне, на ходу крича:

– Джозеф, поезжайте на юг. Сэмми, ты поедешь на север. Останавливайтесь у каждого дома и просите хозяев поскорее ехать к Барретам. Там пожар.

Джуд и Барреты неслись по покатым холмам, на которых сочная зеленая трава отливала серебром и колыхалась в лунном свете, как волнующееся море. Все трое скакали молча, глубоко погрузившись в собственные мысли и страхи и не спуская встревоженных глаз со все разраставшегося губительного облака. Все пришли в ужас от увиденного, когда поднялись на вершину последнего холма.

«Удар молнии или неосторожное обращение с фонарем, – сказала себе Джуд, – от этого мог начаться пожар». Но она понимала, что причина не в этом. Это Джемисон нанес свой первый жестокий удар по тем, кто вторгся в его владения. Ужас тяжело бился у нее в груди, тревожное предчувствие колотилось, стараясь вырваться наружу. Сейчас Барреты, а кто следующий? Неужели она, Сэмми и Джозеф проснутся однажды ночью и обнаружат, что у них над головами пылает деревянная крыша? Паника овладела Джуд с такой же стремительностью, с какой ее лошадь переставляла копыта. О чем они думали? О чем они все думали? Они не могли противостоять такому человеку, как Джемисон, человеку, который выжжет целую семью просто ради травы, растущей на ее земле. Это будет постепенное неизбежное самоубийство.

Когда всадники перевалили через последний холм, им показалось, что они попали в ад. Наткнувшись на невидимую стену жара как раз позади зловонного дыма, они были вынуждены остановиться, чтобы успокоить напуганных лошадей, и получили возможность в течение долгого, жуткого мгновения рассмотреть, какой нанесен ущерб.

Сарай Барретов, тот, в котором Джуд мечтала танцевать в кольце рук Долтона, был объят пламенем. Его распахнутые двери выглядели разверзшимися вратами в преисподнюю. Внутри никто не мог остаться в живых, и Джуд вознесла молитвы, чтобы оттуда успели вывести скот. Огонь уже перекинулся на дом, ненасытные языки в злобном веселье плясали на крыше крыльца и извивались, как живые, вокруг опорных столбов. Клубы дыма вырывались из разбитых окон, не оставляя надежды на то, что огонь не пробрался внутрь. Не считая прожорливого хруста и треска огня и стонов сдающихся балок, все было тихо – зловеще тихо, не было никаких признаков живых существ.

Выкрикивая имя молодой жены, Уэйд спрыгнул с седла, но Тенди удержал брата, не позволив ему безрассудно броситься в бушующее пламя, уже лизавшее запертую парадную дверь.

– Остановись, Уэйд, слишком поздно. – Тенди старался перекричать рычание огня и рыдания брата. – Слишком поздно, ты уже ничего не сможешь сделать, чтобы спасти ее.

Эта правда окончательно сломила Уэйда, и он рухнул на колени. Все его мечты превратились в руины.

Джуд сидела верхом, глаза ей застилали дым и боль потери, она смутно видела фигуру Тенди, который бросился к колодезному колесу, чтобы вытащить ведро воды, и понимала, что нужно спуститься с лошади и помочь ему, но логика шепнула ей: «Какой смысл?» Ни дом, ни сарай нельзя спасти, так же как нельзя спасти счастье молодой женщины, которая всего несколько дней назад радостно прижималась к руке мужа, выслушивая добрые пожелания друзей. Теперь в следующий раз они соберутся у ее могилы, и Джуд охватило отчаяние от собственной беспомощности.

Пока Тенди метался между колесом и пожираемым пламенем крыльцом, в черном дыму позади него слезящиеся глаза Джуд уловили какое-то движение. «Всадники, помощь, прибывшая слишком поздно», – решила Джуд, но, когда они пробились сквозь завесу дыма, она оцепенела от изумления, узнав их – это были Нед Фаррел, один из охранников Джемисона, и Долтон. Но она еще больше удивилась, когда они оба спрыгнули на землю и вместе с братьями Баррет образовали цепочку с ведрами. В конце концов Джуд спустилась с седла и заполнила пустое место между наемником и ковбоем.

Джуд передавала ведра, полные и пустые, чувствуя, что ее руки вытянулись и готовы вырваться из суставов, на ее ладонях образовались ссадины от тонких ручек, а влажные юбки только усугубляли ее страдания, и все же она продолжала работать; их малочисленная бригада постепенно пополнялась по мере прибытия соседей. Джуд с трудом дышала, ощущая, как дым обжигает ей горло, и неистово кашляла при каждом вдохе, ее глаза ничего не видели из-за копоти, жара и слез, но она готова была продолжать до последнего вздоха, до последней унции силы, ее выносливость никогда не подвергалась подобному испытанию.

В конце концов Уэйд остановил всех их, тихо крикнув: – Пошли, ребята, нет смысла продолжать. Больше нечего спасать.

Последнее наполненное ведро упало на землю и перевернулось, когда все в цепочке неохотно признали свое поражение. С победоносным треском и громом крыша обрушилась внутрь, предоставив огню быстро уничтожить то, что еще осталось от Барретов.

Хрипло дыша, подавленные жители долины начали осознавать, что среди них двое чужаков, и враждебные, негодующие взгляды обратились к охраннику и наемнику Джемисона. Оба мужчины стояли в рубашках с длинными рукавами, черные от сажи и забрызганные водой, такие же уставшие, как и все вокруг них.

– Как вы осмелились явиться сюда? – хрипло заорал Тенди. – Или вам нужно было вернуться и посмотреть на дело своих рук? Хотите убедиться, что уничтожили все? Негодяи! Кто-нибудь, дайте веревку!

– Это не мы! – выкрикнул Нед в неподдельной тревоге, и его покрасневшие глаза против его воли остановились на пеньковой веревке, которую один из мужчин отвязывал от своего седла. – Я просто ездил встречать мистера Макензи на ранчо «Медвежий ручей», а дилижанс запоздал. Мы услышали колокол и увидели дым. Мы не имеем к этому никакого отношения.

– Почему, черт побери, мы должны верить вам обоим, подлым убийцам? – Тенди схватил веревку.

– Это не мы. – Долтон старательно держал руки подальше от пистолетов и не спускал пронизывающего взгляда с Джуд.

Джуд не хотела участвовать ни в какой противозаконной расправе, хотя болезненно переживала утраты Уэйда. Она стояла за правосудие даже для тех, кто не заслуживал его, даже для Патрика Джемисона, который – она не сомневалась – был виновен во всех грехах. И когда Долтон выдержал не мигая ее взгляд, какая-то часть ее, глупая часть, которая отказывалась выучить полученный урок, поверила ему.

Но среди собравшихся у дымящихся остатков ранчо Барретов уже поднялся шум. Страх прогнал прочь здравый смысл, страх, что любой из них мог сейчас подсчитывать потери и хоронить жену. Страх делал людей жестокими.

– Повесить их, – раздался хриплый возглас, который тотчас вызвал ответное эхо среди мужчин с закопченными лицами, собравшихся в выгоревшем дворе.

– Нет! – Джуд выступила вперед в платье с обгоревшим подолом и с полосками сажи на щеках. – Этого нельзя делать! Доказательств нет, нужно обратиться к закону.

– К закону? – хмыкнул Тенди. – К какому закону, Джуд? К закону, который говорит, что у таких людей, как Джемисон, есть право отобрать у нас то, ради чего мы трудились? К закону, который скажет, что он имел право зажечь спичку, которая убила мою невестку, и зажарить наш скот в сарае? Это тот закон, на который вы рассчитываете, чтобы добиться справедливости? Это суд, – он поднял вверх веревку, – и сегодня мы проследим, чтобы он был справедливым.

Джуд быстро взглянула на Долтона. Его руки начали медленно приближаться к костяным рукояткам пистолетов, а по мрачному, напряженному лицу было понятно, что он не намерен болтаться на виселице за то, чего не делал. Сердце Джуд отчаянно стучало, не желая мириться с тем, что должно было произойти, и каждый болезненный удар требовал, чтобы она каким-то образом все это остановила. Несмотря на все его грязные уловки в пользу Джемисона, она все еще любила этого мужчину, который когда-то сидел на ее крыльце, восхищаясь восходом солнца.

– Вы не можете позволить им это сделать, – с мольбой обратилась она к Уэйду, – это неправильно.

– Так же неправильно, как то, что моя Лусинда умерла одна, – глядя на Джуд пустыми глазами человека, у которого полностью сломлен дух, безжизненно ответил Уэйд и по тянулся за веревкой.

– Вы не сделаете этого! – снова крикнул Нед, переводя взгляд с одного соседа на другого. – Мистер Джемисон не приказывал этого делать!

Но никто не стал его слушать. Малорослую кобылу Неда и большую лошадь Долтона подвели к обгоревшему дереву бузины и поставили под кривыми ветками, которые казались достаточно сильными, чтобы забрать человеческие души.

– Нет! – снова выкрикнула Джуд.

Но когда она шагнула вперед, чтобы вмешаться, один из мужчин схватил ее за локти. Она вертелась в его руках, как дикая кошка, и, чтобы успокоить ее, он, все время бормоча извинения, дернул ее локти вверх.

– Ну вот, перестаньте вертеться, мисс Джуд, я не хочу причинять вам боль. Вы не можете остановить то, что произойдет. Если хотите, просто отвернитесь, пока все не закончится.

«Закончится! – пришла в ужас Джуд. – Они собираются повесить Долтона!»

Завизжав как сумасшедшая, она стала вырываться с удвоенной силой, мучительные рыдания раздражали ее воспаленное горло и обжигали глаза, но совсем не ее протест остановил исполнение жестокого приговора, а неожиданный щелчок оружейного затвора и громкий, решительный мужской голос, потребовавший:

– Немедленно прекратите. Я не хочу никому причинить вреда, но вы не повесите моего друга. Если Мак говорит, что не делал этого, значит, он этого не делал.

Джуд от изумления перестала сопротивляться, когда увидела, что Сэмми, отделившись от разъяренной толпы, решительно встал перед Долтоном и направил револьвер прямо на своих соседей. Его поведение вдруг стало соответствовать его внушительной фигуре, а обычно жизнерадостное лицо покрылось мрачными морщинами. И не менее удивительным для Джуд было увидеть, что Джозеф с допотопным мушкетом в руке встал рядом с ее братом – Джозеф, который ненавидел насилие, стоял непоколебимо, как его воинственные предки; его тонкие седые косы и высохшее лицо придавали ему необыкновенно благородный и решительный вид.

Никто не знал, что делать с затягивающейся напряженной безвыходной ситуацией, пока новое неожиданное появление не привлекло всеобщее внимание: из-за дальнего конца дымящегося сарая, пошатываясь, вышла тонкая фигура.

– Уэйд?

Веревка выпала из рук Уэйда, и он с хриплым криком заключил в нежные объятия закопченную до черноты фигуру.

– Лусинда! Мой Бог, я думал, ты погибла. Я думал, ты осталась в доме. – Он рыдал, прижимая к себе хрупкое тело. – Что случилось, дорогая? Где ты была?

Соседи, друзья, а также и враги подошли ближе, чтобы послушать ее объяснение.

– Я была в… укромном месте и, услышав, как прискакали всадники, осталась там. Я почувствовала запах дыма и подождала, пока не убедилась, что они уехали. Я хотела войти внутрь, чтобы спасти лошадей, но дым был слишком густым и горячим. – Она виновато замолчала, а потом опять заговорила: – Я снова услышала топот лошадей и решила что они, возможно, вернулись, чтобы прикончить меня, поэтому я побежала в погреб. Мои глаза были полны дыма, я оступилась, упала с лестницы и, должно быть, ударилась головой. Следующее, что я услышала, были крики.

– Все хорошо, Лусинда. – Уэйд крепко обнял ее.

– О, Уэйд, мы все потеряли.

– Не то, что по-настоящему ценно, дорогая, не то, что по-настоящему ценно.

– Теперь можешь убрать эту штуку, Сэм. – Долтон спокойно положил руку на напряженное плечо Сэмми, отведя взгляд от молодой пары.

– С удовольствием, Мак. – Сэмми прерывисто выдохнул воздух, и вся его удивительная храбрость улетела с этим резким выдохом. – Вы в порядке?

– Да, Сэм, в порядке, – непроизвольная улыбка коснулась губ Долтона, когда он посмотрел на этого мальчика-мужчину, – благодаря тебе.

– Я просто сделал так, как вы говорили мне. – Смущенная гордая улыбка осветила лицо Сэмми. – Встал напротив них и прицелился. Я ведь все сделал правильно, да, Мак?

– Все правильно, Сэм. – Долтон крепко стиснул широкое плечо Сэмми и отвернулся от этого сияющего, обожающего взгляда. – А вы что здесь делаете, вождь?

– Я присматриваю за ним, – высокопарно объявил Джозеф, кивнув в сторону Сэмми. – Вы здесь совсем ни при чем. – Он, видимо, был возмущен вопросом Долтона.

Улыбка Долтона явно сказала, что он считает Джозефа лжецом, но затем он уже серьезно посмотрел на Джуд – на Джуд, которая сражалась как дьяволица, чтобы спасти ему жизнь. Она рассматривала его с тем откровенным чувством, которого Долтон не желал признавать и которое было очевидно для любого, имеющего глаза. Долтон отвел взгляд, не понимая, что делать с этими людьми и их неразумной любовью.

С появлением Лусинды Баррет толпа – даже Тенди – потеряла охоту к убийству. Хотя никто всерьез не верил заявлению чужаков о своей невиновности, они решили оставить все как есть.