Ко(с)мическая опера

Пожалуй, не откажусь от экземпляра лично для себя. Нет, не для рабочего стола! Поставлю у кровати и буду разглядывать, перед тем как отойти ко сну. Чтобы кошмары снились, разумеется. Исключительно для раннего пробуждения, потому что в последнее время будильник все чаще проигрывает битву с моим сном. Наверное, я устал. Нужно взять маленький отпуск и уехать подальше от всего этого сумасшествия. На какой-нибудь кypopт. Нет, на курорт не поеду — это слишком утомительно. Это...

Рассветная Аллея, 23-7, апартаменты семьи Кейн, лет пять назад.

— Сколько ты еще будешь копаться, а?

Рассерженный голосок Лионы зудит везде. В коридоре. На кухне. В ванной. Прямо у меня в ухе.

— Я тороплюсь, как могу!

— Я вижу! — Загорелые кулачки упираются в гибкую талию. Стальная зелень глаз из-под темной челки не сулит мне ничего хорошего.

— Котенок, я, в самом деле, спешу...

— О да! Мы опоздаем на лайнер!

— Не опоздаем — Мэг обещала нас подвезти...

— Опять?! Я не намерена на отдыхе передвигаться в ритме истребителя и с удобствами десантного бота!

— Все не так плохо...

— Ты всегда со всеми соглашаешься! Не надоело?

— Ну...

Лейтенант Корпуса Быстрого Реагирования Лиона Кейн устало присаживается на диван:

— Знаешь, дорогой братик, по-моему, тебя родителям подкинули!

— Почему ты так решила? — Немного обижаюсь.

— Сам посуди: на кого ты похож? На маму, царствие ей небесное? Нет! На папу? Ни капли! На нас с Мэг? И рядом не стоял! Точно, тебя, похоже, усыновили в раннем детстве!

— Ты еще скажи, что я результат генетического эксперимента!

— А что? Очень может быть... — Лиона сощурилась, — По выведению особого вида тормозов.

— Ну, знаешь! — Запускаю в нее подушкой. Спустя мгновение снаряд летит обратно, причем, куда с больше точностью, чем в моем исполнении.

— Мо — искусственный человек! — Сестра демонстрирует мне язык. Потрясающе розовый и потрясающе длинный.

— Лиона!

— И родом из пробирки!

— Я бы попросил...

— Ошибка эксперимента!

Довольная девчонка предусмотрительно держится вне пределов моей досягаемости.

Закрываю чемодан и затягиваю ремни:

— Готово. Можешь забирать.

— Тогда идем вниз!

— Я никуда не пойду.

— Мо, не дуйся!

— У меня нет настроения.

— Ты меня не проводишь?

— Не думаю, что ты нуждаешься в таком провожатом.

— Мо...

— Всего хорошего. Желаю приятного отдыха.

— Мо, ну что ты вечно... Шуток не понимаешь.

— Понимаю. Особенно то, что в каждой шутке есть определенная доля правды.

— Не надо. — Сестра подходит ко мне и мягко кладет ладонь на мое плечо. — Я часто говорю глупости, зачем же принимать их всерьез?

— Ты слышала поговорку: «Устами младенца глаголет истина»?

— Я — не младенец!

— Я не об этом.

— Извини, пожалуйста. Я не хотела тебя обижать. Я тебя люблю. Очень-очень люблю. И Мэг тоже любит. И папа... Тебя все любят!

— Интересно — за что?

Неопределенное пожатие плечами.

— Наверное, вопреки.

— Вопреки?

— Вопреки твоей тормознутости!

— Ах так?!

— Жду тебя внизу вместе с чемоданом!

— Сейчас как отсыплю тебе горячих!

— Сначала поймай!

Снова клуб «Гиацинт».

Нет, на курорт не поеду. Если учесть, что провожать меня родственники будут с шутками и прибаутками, то я рискую не добраться до порта по причине преждевременного инфаркта. Впрочем, есть еще одно обстоятельство, которое... Сидит рядом и прижимается ко мне так, словно мы и в самом деле... Пихаюсь в тщетной попытке установить хоть какую-нибудь дистанцию. Не получается. Ну и ладно! Пусть ему самому будет хуже! О чем я думал-то? А, об отпуске. Так вот, если меня и отпустят «погулять», то только под присмотром — во избежание возникновения угрозы галактической войны из-за того, что я опять что-нибудь не так пойму или не так сделаю. Еще хуже — не сделаю. А голубоглазый «присмотр» отдохнуть не поможет. Совершенно. Но отгул после всего этого я выпрошу! В ультимативном порядке!

Следственное Управление Службы Безопасности Федерации, кабинет полковника Барбары фон Хайст, 29 октября, полвторого ночи.

Спустя пять минут после того, как Амано закрыл за собой дверь, а я так и не сдвинулся с места, Барбара подарила моей безвольно обмякшей в кресле тушке долгий и нежный взгляд. Сверкание глаз эффекта не возымело, и тетушка решила воспользоваться вербальными способами воздействия:

— Тебе нужно особое приглашение? Вон отсюда!

— Тетя, мне так плохо! — совершенно искренне простонал я.

— Не надо было надираться!

— Я не надирался! Я вообще ничего не пил... Только губы смочил.

— Так я и поверила!

— Честное слово! Не знаю, что случилось.

Барбара вздохнула и хмуро пробурчала:

— Ладно, не оправдывайся. Я сама виновата...

— В чем?

— Не надо было тебя туда отправлять. И как додумалась-то?

— Почему — не надо?

Пытаюсь принять вертикальное положение. Удается, но с великим трудом.

— «Почему», «почему»... Из-за твоей неадекватности. В самом прямом смысле.

— Ты имеешь в виду...

— Ничего я не имею! Хорошо еще, что неприятности минимальны.

— Я же не предполагал, что отравлюсь, в самом деле.

— Ты не отравился. — Барбара отвела взгляд в сторону.

— А? — не верю своим ушам. — Что же тогда?

— Видишь ли, мой мальчик... Не знаю, стоит ли тебе сообщать такие подробности... — Тетушка явно не в своей тарелке. Почему это?

— Нет уж, сообщи! Должен же я знать!

— В подобных заведениях напитки очень часто содержат слабую концентрацию синтетических афродизиаков. Переводить не нужно? — Ехидный и в то же время печальный вопрос.

— Н-нет... Ты хочешь сказать...

— Что у тебя своеобразная реакция на химию, только и всего.

— Нет, не только! Значит, всем вокруг было хорошо, а я оказался на грани смерти?!

Укоряющий взгляд поверх очков.

— Смерти? Вот уж нет! От промывания желудка еще никто не умирал.

— Много ты знаешь! Да мне до сих пор так плохо...

— Это я вижу. Вот что, пожалуй, дам тебе отгул.

— Благодетельница!

Я рухнул на стол и пополз по лакированной поверхности в сторону тетушки. Барбара скривилась:

— Клоун... Брысь отсюда!

— Тетя, у меня все болит...

— То-то я смотрю, что ты не только зеленый, но еще и помятый. Ты что там, на полу валялся?

— Нет.

— Тогда...

— Это все из-за твоего любимчика.

— А именно?

— Как, ты не знаешь, кого любишь? — распахиваю глаза, несмотря на жуткую боль, сопроводившую движение век.

— Морган, прекрати кривляться!

— Амано.

— Что — Амано?

— Это он меня мял.

— В смысле?

Кажется, тетушка опешила.

— В прямом. Лапал. Тискал. И как до поцелуя не дошел!

— Не говори ерунду! Он не мог.

— Тебе откуда знать? — растягиваю рот в довольной улыбке. — Что, если...

— Никаких «если»! Сэна воспылает к тебе страстью не раньше, чем небо упадет на землю!

— Ревнуешь?

— С чего это? — растерянно моргнула Барбара.

— Тебе виднее. — Еще минуту наслаждаюсь ее замешательством, потом решаю, что хорошенького понемножку: — Я пошутил. Наверное, на него так подействовали эти... Которые в выпивке.

— Не притворяйся, что забыл название! Или привычка строить из себя дурачка так к тебе прилипла, что иначе уже не получается?

— Не получается, — пожимаю плечами и сажусь на столе. — Легче, когда тебя не принимают всерьез.

— Легче?

— Ну... С теми, кто туповат, не нужно быть настороже например. Не нужно обдумывать каждую фразу, чтобы не позволить собеседнику получить истинное представление о твоих мыслях и намерениях... Конечно, легче!

— Я не поняла только одного — кому?

— Что?

— Кому легче-то?

— Не мне, разумеется!

Тяжелый вздох.

— Тебе надо было идти в театральный. Глядишь, получился бы талантливый...

— Комик?

— Трагик! И все-таки, зачем Сэна тебя обнимал?

— Не имею представления. Из вредности, наверное. Да еще потом девица какая-то завыла из динамиков.

— Девица? — Внимательный взгляд.

— Девица, певица... Какая разница? Что-то про луну, крылья... Про любовь, в общем.

— Так плохо пела?

— Почему — плохо? Нормально.

— Но ты же слова не разобрал!

— Не разобрал. Я в японском, знаешь ли, не рублю. Впрочем, что-то вроде «tsuki» и «tsubasa» понять могу. Хотя совершенно не понимаю, почему храню в памяти глупые увлечения детства. Причем не моего детства, что характерно, а моих сестер, которые увлекались (и, подозреваю, до сих пор увлекаются) некой странной музыкой, которая именуется J-POP.

— Лентяй! Давно бы уже выучил... — Она осеклась. — Певица пела по-японски?

— Какое счастье, мне удалось донести до тебя самое важное!

— Не ерничай! Кажется, я знаю, в чем дело.

— Просвети меня, сделай милость!

— Слезь со стола!

— А мне тут так уютно...

— Кому сказала?!

— Ладно, подчиняюсь твоему непререкаемому авторитету. — Кряхтя, сползаю на пол. М-да, стоять трудновато, потому что ноги как ватные, а голова... Нет, чувствую, с головокружением мы еще долго будем идти рука об руку. — Так что за припадок был у Амано?

— Припадки происходят только у тебя! — Тетушка вернула меня с небес на землю. В своей излюбленной манере — лицом в грязь. — А Сэна... Он просто вспомнил.

— Угу. И что же он вспомнил?

— Свою жену.

— Мой милый напарник женат? Какая неожиданность! А почему в анкете...

— Ко времени заполнения анкеты его жена уже умерла.

— Какая неприятность! От чего же? Не выдержала страстных объятий? Могу ее понять.

Хлесткая пощечина обжигает мое лицо.

— Ненавижу, когда ты такой.

— Не любишь меня таким, какой есть? Зря, тетушка, зря.

— Ты сам не знаешь, какой ты на самом деле!

— Глубокомысленно. Почти философски. Все же вернемся к нашему барану...

Отшатываюсь назад, избегая очередного рукоприкладства со стороны непосредственной начальницы. Ей-то дозволено — в своем праве, а я даже возразить не могу, не то, что дать сдачи.

— К Амано, я имел в виду! Хотя рифмуется.

— Прекрати!

— Что именно?

— Если сию же минуту не начнешь вести себя нормально, получишь не отгул, а направление в психдиспансер!

— По поводу?

— По поводу своей неадекватности!

— Ох... Ладно. И что же ты полагаешь «нормальным поведением»? Мою извечную рассеянность?

— Хотя бы, — уже спокойнее согласилась Барбара.

— Как прикажете, мэм! — На пару секунд прикладываю ладонь к виску. Тетушка смотрит на меня и, не выдержав, улыбается:

— И все-таки ты очарователен.

— Только, кроме тебя, этого никто не замечает, — вздыхаю. Искренне.

— Ничего, заметят! — Барбара не пытается меня ободрить, но фраза звучит почти уверенно. — Так о чем мы говорили?

— Что за девица-певица-жена? И с какого расстройства решила покинуть сей суетный мир?

— Морган! Ты опять?

— Что?

...Душераздирающая история. Чертовски душераздирающая. Но не для меня. Я не романтик. Собственно, не знаю, кто я — хотя могу прослезиться над самым дрянным любовным фильмом, но через минуту после завершения очередной серии плююсь и иду на кухню заваривать чай. Потому что понимаю: так не бывает. Не то чтобы вообще не бывает... Просто так не бывает со мной. Посему любая романтическая история представляется мне чем-то сродни фантастике. Сказочной.

Ах-ах, бедный, несчастный Амано! Тьфу. Здоровый лоб, не в пример мне. Не обделенный благами жизни и вниманием окружающих. Вообще ничем не обделенный, кстати. Почему его все должны жалеть? И почему — самое главное! — почему его должен жалеть я? Ну уж нет! Ни за какие коврижки!

Ах, жена в катастрофе погибла. И что? Дело житейское, между прочим. Я, кстати, каждый раз с замиранием сердца жду звонки от сестер, потому что прекрасно знаю: можно и не дождаться. В любой момент. Но я же не плачусь всем подряд в жилетку? Нет. Просто жду. Жду, понимая: мне будет плохо. Очень плохо. Но моя личная жизнь на этом не закончится. Хотя бы потому, что заканчиваться нечему.

Бутик «Masaki Matsumoto», 29 октября, после полудня.

Я напряженно разглядывал свитера, развешанные на длинной штанге держателя. Какой же выбрать? Может быть, белый с норвежскими снежинками? Или антрацитово-серый со строгим переплетением кос? Так сказать, под цвет глаз. Очень трудно решиться. Особенно если делаешь выбор не для себя, а...

Забыл сказать: ночью, после разговора по душам с нежно любимой тетушкой, меня загрызла совесть. Нет, не по поводу Амано, ошибаетесь! Гораздо сильнее оказалось чувство вины перед Джеем. Попользовался, можно сказать, его имуществом — и даже «спасибо» не сказал. Не успел просто. Да и не в том состоянии я был, чтобы кого-то благодарить. В общем, проснувшись рано поутру, я посвятил несколько часов своего полудрагоценного времени размышлениям о том, как мне поднять настроение Паркеру. Тем более в свете только что выясненных подробностей из прошлого моего напарника можно заключить одно: Джею надеяться не на что. И даже если он об этом догадался раньше меня, что ж... Подарок лишним не будет. Теперь я тупо пялился в разноцветье вешалок в одном из самых дорогих бутиков города. Магазина, в который меня не хотели пускать, пока я не показал администратору свою кредитку. Ну не свою, а папину, но суть от этого не меняется.

Ну какой же?! Так я до следующего утра не выберу. Правда, гнать меня отсюда не будут, но ночевать в торговом зале не входит в мои намерения. Придется спросить совета.

Я кашлянул и со всей возможной и невозможной вежливостью обратился к стоящей рядом женщине:

— Простите, что отвлекаю вас, мадам, но мне нужна помощь — никак не могу выбрать свитер для своего друга. Понимаете, он такой светлый блондин с серыми...

Женщина обернулась, мягко поправляя мою путаную речь:

— Если вам угодно обращение на французский манер, то я мадемуазель... — И тут она застыла, проглотив окончание фразы, а темные глаза, казалось, стали еще чернее, хотя затмить своим сиянием блеск роскошных волос так и не смогли.

— Ты?!

Я сглотнул. Отступать некуда: сзади — вешалка, в руках — два свитера, передо мной... Взбешенная фурия. Тамико Амано.

— И как только таких... таких... пускают в приличные места!

— Госпожа Амано, я...

— Я буду жаловаться! Эй, позовите директора!

— Госпожа...

— Не желаю ничего слышать! Где директор?!

Ну вот, как всегда. Куда ни приду, нигде не нужен.

— Всем стоять на местах! Это ограбление!

Тьфу! Даже в магазин сходить без приключений не могу. Это уже начинает раздражать. На самом деле.

Парочка крепышей в черном. На физиономиях маски. Можно подумать, когда они проходили внутрь, их биометрические показатели не были сняты и занесены в базу... Идиоты. И на что рассчитывают? Впрочем, если я знаю, каким образом обхитрить аппаратуру, они тоже могут знать.

— Эй, вы: к вам это тоже относится!

О, парни заметили меня и Тамико. А была робкая иадежда, что пройдут мимо.

Тигрица наконец-то прекратила испепелять взглядом меня и обратила свое внимание на грабителей:

— Да по какому праву...

— Заткнись, цыпочка, а то хуже будет! — Один из крепышей недвусмысленно погрозил Тамико взведенным «шоддером».

Глупейший выбор оружия. Во-первых, дешевка, во-вторых, энергетическая имитация пуль выполнена из рук вон плохо: не всякую поверхность пробивают. В-третьих...

— Да кто ты такой?! — Госпожа Сэна не желает принимать во внимание даже наставленное на нее дуло и делает шаг в сторону грабителей. Наверное, чтобы обезвредить: боевая семейка, ничего не скажешь.

А дальше события разворачиваются так стремительно, что времени ни на рефлексию, ни на анализ у меня не остается.

Грабитель, испуганный напором Тамико, нажимает на спусковой крючок, выпуская в пространство торгового зала довольно сильный и совсем не одиночный заряд. Заметьте, в пространство, а не в сестренку моего напарника, потому что я, бросив, к чертовой матери, свитера (вместе с желанием сделать приятное Джею), хватаю Тамико за талию и тяну к себе, освобождая линию выстрела. Госпожа Амано, недовольная моими действиями, к счастью, не успевает вырваться из моих объятий, потому что, срикошетив от штанги, один из импульсов отскакивает в потолок. Потолок... Тьфу!

Делаю Тамико подсечку и роняю на пол. Вместе с собой, только сам оказываюсь сверху, чтобы принять на свою несчастную спину стеклянный град вдребезги разбитого купола. Угораздило же этого идиота попасть в «точку напряжения»!

Ошеломленные случившимся грабители замешкались. Ровно на те несколько секунд, которые позволили охранникам магазина справиться с нарушителями спокойствия.

— М-м-м-м... — раздалось у моего уха. — Я не то чтобы против, но... Может быть, пора встать?

— А? О да... разумеется.

Встаю и помогаю Тамико вернуться в вертикальное положение. Неуловимым движением всего тела от пальцев ног до макушки сестра Амано ухитряется привести себя в порядок. Ну, по крайней мере, выглядит она снова сногсшибательно. Я вытряхиваю из волос и из-за шиворота прозрачные осколки.

Темные глаза глядящей на меня женщины загадочно блестят.

— Простите, что причинил вам некоторые неудобства...

— Тебе никогда не говорили, что ты дурак? — прямо и просто вопрошает Тамико.

Осекаюсь, хлопая ресницами.

— Ну... говорили.

— Это хорошо.

— Хорошо?

— Конечно. Чем больше знаешь о самом себе, тем лучше. Но речь не об этом. Первый раз вижу человека, который извиняется за то, что спас кому-то жизнь!

— Я не... это получилось случайно.

— Да. Разумеется. Случайно. — Палец с обалденным маникюром упирается в мою грудь. — Ты не умеешь врать!

— Простите еще раз, госпожа Сэна, но не думаю, что вам известны все мои таланты.

— Да? Надо будет расспросить Амано подробнее... — Она задумчиво ставит галочку в памяти. — Так зачем ты полез меня спасать?

— Я не лез. Рефлекс, не более.

— Могу допустить, что первое движение было рефлекторным, — соглашается. — Но от стекла ты закрывал меня вполне осознанно!

— Неужели?

— Только не притворяйся! Хоть братец и утверждает, что ты с приветом, твоя голова, когда нужно, работает не хуже швейцарских метрономов!

— Хм... — Прекращаю изображать идиота. Надоело. Тем более что Тамико не менее пронырлива, чем моя тетушка, и, похоже, раз поставив себе что-либо целью, своего добьется. Даже через мой труп. — Правы вы или нет — какая разница?

— Большая! Ты рисковал...

— Я ничем не рисковал! Этот бедолага и так не попал бы туда, куда целился, уж поверьте! В траектории движения импульсов я кое-как разбираюсь.

— А стекло?

— Стекло? Закаленное! Оно даже не могло меня порезать. Еще вопросы будут?

Тамико несколько секунд смотрит на меня, потом улыбается. И как улыбается! Такой я тигрицу Амано еще не видел.

— Значит, риска не было?

— Ни малейшего.

— Чем тогда объяснить твои поступки?

— Чем вам будет угодно.

— Ты хотел завоевать мое расположение?

Последний удар. Ниже пояса. Точнее, был нацелен ниже пояса, но амазонка промахнулась.

— Зачем?

— Откуда я знаю? Чтобы подобраться поближе к моему брату, например.

Я не выдержал и расхохотался:

— Поближе? Ой, держите меня! На кой мне сдался ваш брат?

— Кто вас, извращенцев, знает?

— Ах да, мы ж извращенцы. И как мог забыть? Спешу заверить: мне нет до Амано никакого дела. Со вчерашнего вечера, когда он едва не задушил меня в своих воспоминаниях...

— Что ты хочешь сказать? — Нахмуренные брови.

— Услышал песню покойной жены, и... повело парня. Вы бы его к психиатру отвели, что ли. Если он в следующий раз так вырубится на задании, я с ним рядом оказаться не хочу.

— Почему же?

— Потому что.

И как ответить? Потому, что мне неприятны и непонятны переживания типа «любовь-кровь-морковь»? Потому, что я, не удержавшись в рамках, могу ранить нежную психику своего напарника сильнее, чем давняя авария? Потому, что...

— Я не гожусь в утешители.

— Да уж. — Тамико небрежным жестом стряхивает с меня прозрачную бусину. — Но ты очень удачно отвлекаешь его от грустных мыслей.

— Вот как? И здесь меня держат за клоуна...

— Ты хочешь исполнять другую роль? — Хитрый взгляд сквозь ресницы.

— Я вообще не хочу играть. Никакие роли.

— Даже если это кому-то нужно больше жизни?

— При чем здесь жизнь?

Перестаю понимать происходящее. Окончательно.

— Тебе совсем не жаль Амано? — Взгляд становится печальным.

— Жаль?! Ну, знаете!

Возмущенно отворачиваюсь и предпринимаю попытку найти выбранные мною свитера в общем бедламе раскуроченного магазина. Тщетно. А потом... Потом меня дергают за рукав:

— Ты что-то потерял?

— Да! Подарок!

— Подарок?

— Я хотел кое-что купить для...

— Своего друга, который светлый блондин с чем-то серым? — усмехнулась Тамико. И когда только запомнила мой бред? — Помнится, ты просил помочь. Пошли!

— Куда?

— Туда, где ты еще не побывал и не превратил все в руины!

— Можно подумать, это я...

Следственное Управление Службы Безопасности федерации, Третий Корпус, следующее утро.

Дождавшись, когда Паркер водрузит-таки свое вялое спросонья тело на рабочее место, я подошел и положил перед ним пакет. Заспанные глаза непонимающе посмотрели на меня, потом уделили некоторое время разглядыванию лиловой упаковки.

— Это что?

— Это... я подумал... в общем, ты же одалживал мне на днях свою, м-м-м, одежду?

— И? — Ясности в сером взгляде не прибавилось.

— Неудобно получилось. Кажется, я немного ее... испортил.

— К чему ты клонишь?

О, Джей уже заинтересовался! Это плохо. Пора заканчивать бормотание.

— В качестве компенсации... это тебе. Подарок.

Молчание.

— Не бойся, там нет ничего такого.

— Какого?

— Ну... э... если не хочешь, я себе возьму!

Последняя фраза подействовала безотказно: Паркер заграбастал сверток обеими руками.

— Фигушки! — Раздался треск рвущейся бумаги.

— Надеюсь, тебе понравится. Я не сам выбирал.

— Оно и видно!

Джей восторженно уставился на рубашку.

— Стопроцентный шелк, натуральный. Цвет тебе как? Нравится?

Цвет, кстати, чудесный: и не серый, и не голубой, но к белокурым локонам Паркера подошел, как нельзя лучше.

— Нравится? Нравится?! Да это же настоящее чудо. Мне никто такого не дарил! Иди сюда, я тебя...

— Может, не надо?

Не успеваю оказаться вне пределов досягаемости Джея и получаю очень даже горячий поцелуй. Не в губы, потому что в последний момент уворачиваюсь, но очень близко.

— Светлые ками услышали мои мольбы! — проникновенно-ехидно замечает с порога Амано. — Наконец-то! Неужели Паркер вычеркнул меня из своего сердца?

— Очень ты мне нужен, когда у меня есть Мо! — Джей показал моему напарнику язык. — Он мне такие подарки дарит... Закачаешься! Все, буду любить только его одного!

— Может, не надо? Ты это... Примерь лучше: вдруг я с размером ошибся?

— А это идея... — Блондин разжимает объятия, подхватывает рубашку и уносится в коридор.

Амано смотрит на меня как-то странно. Очень странно. Можно подумать, его волнует что-то, кроме самого себя.

— Кстати, тебе посылку принесли. — На мой стол падает сверток. Побольше Джеева.

— От кого?

— Понятия не имею. Оставили на проходной, я и взял по пути.

Разворачиваю обертку. Рисовая бумага? Что за черт?

Внутри... Ну, я туп, конечно, но не до такой степени, чтобы не узнать в ворохе ткани кимоно. Какое нежное на ощупь! Тоже шелк, наверное. А может, шерсть — сейчас так научились делать и то и другое, что не всегда различишь. Насыщенная лазурь, темная, как вечернее небо в июле. И нежная россыпь крохотных цветов по подолу. Кажется, именно так и выглядит пресловутая сакура.

И записка. От...

Узрев знакомый почерк, Амано выхватывает листок бумаги из моих рук.

— «С благодарностью за сильные объятия днем и теплое общество вечером. И не забудь, что завтра обещал зайти! Все будет скромно и по-семейному. Непременно надень то, что я для тебя присмотрела, — тебе должно пойти. Жду встречи! Твоя тигрица». Что все это значит?!

— Э... ничего... — улыбаюсь. Надеюсь, что незлорадно.

— Какие объятия? Какое общество? Почему «тигрица»?!

Напарник начал надвигаться на меня с явным желанием искалечить.

— Кто-то упомянул о тиграх? — Заглянувшая в комнату Барбара удивленно обозрела поле начинающегося боя и, естественно, заметила кимоно. — Какая прелесть! Детектив Сэна наконец-то решил заняться образованием своего напарника в сфере культуры народов мира?

— Скорее, не сам детектив, а его... — Умолкаю, потому что Амано показывает мне за спиной тетушки кулак. Очень страшный кулак.

— «Его»? О ком идет речь? — переспрашивает тетушка.

— Да так... — Кулак сжимается до мертвенной белизны костяшек пальцев. — Я тебе потом расскажу.

— Хорошо... — Барбара подозрительно переводит взгляд с меня на Амано. — Кстати, мальчики, а где Джей? Он до сих пор не сдал отчет.

— Он... э... немного занят, — поясняю, прислушиваясь к веселому свисту, доносящемуся с той стороны коридора, которая заканчивается холлом с зеркалами во весь рост. — Примеряет обновку.

— Обновку? Опять? Ладно, придется проинструктировать его о поведении на рабочем месте еще раз. И вас тоже! Или скажете, что ничего не собирались примерять? — Синие глаза ехидно щурятся.

— Мы отложим примерку. На вечер, — улыбнулся я.

И отложили. Хотя лучше бы не откладывали.

Эпизод 12

ЗАЛОЖНИК ТРАДИЦИЙ

Амано Сэна.

Следственное Управление Службы Безопасности Федерации, комната для отдыха сотрудников Управления, 30 октября 2103 г., после работы.

Моя несчастная жертва взирает на своего мучителя прекрасными, полными отчаяния глазами. Дрожащие ладони безуспешно пытаются оттолкнуть мои уверенные руки от своего тела. Одежда, небрежно сброшенная на пол, придает сцене дополнительный оттенок пикантности...

— Господи, может, не надо? — Мольба в голосе моего напарника.

— Я не «Господи»! Поэтому надо!

Я дергаю за ткань — и кимоно распахивается, естественно!

— Амано — придурок!

Ну вот, возвращаемся к реалиям жизни!

— Да?

— Ты что творишь?

— Угу, помню, негодяй и извращенец, — заканчиваю за друга его гневную реплику. — Если оно не закрепляется сейчас, то может сползти в любой момент. Да не бей ты копытом, постой хоть минутку спокойно! Или это такой коварный замысел по соблазнению моей сестрицы?

Вышеупомянутый вопрос вкупе с кулаком, продемонстрированным во всех возможных ракурсах, действует безотказно: моя вторая половина покорно замирает. Кажется, даже глаза зажмуривает. Я закрепляю края одежды снова и критически озираю свою жер... бр-р-р, своего подопечного. Вроде подол нигде не обвисает. Рукава нормально. Складочки ровные. А если потянуть вот тут... Так, ладно, подоткнем еще раз.

— Да сколько можно?! — взвивается мой напарник. — Не умеешь, не берись! Ты сам-то, когда последний раз это носил?

— Десять лет назад, — невозмутимо пожимаю плечами. — А что?

— Так какого дьявола навязался в помощники, если сам давно забыл, как это делается?!

Чувствую, что раздражение Мо начинает переливаться через край, как вода из переполненной чаши.

— Потому что я хотя бы знаю, как это должно выглядеть!

— Давай булавками заколем, и фиг с ним!

— Осквернение традиции!

Грожу пальцем. Ишь чего надумал!

— Осквернение традиции — это надевать такое на меня! — огрызается замученный мой.

Вообще, в некотором смысле он прав. Вид исключительно нетрадиционный! Ощущения, наверное, тоже. Скажу по секрету, что наш национальный костюм вообще не предназначен для удобства ношения... никем. Особенно теми, кто надевает его первый раз в жизни. Перед глазами же крайний случай, просто патология какая-то. Нарушение координации движений плюс тотальная неуверенность в себе минус минимальная артистичность — равняется Морган. А ведь надо будет еще рассказать ему, как в этом ходить. Привык, понимаешь, к штанам!

— У тебя дома что, халата нет? Самого обыкновенного.

— Нет!

— А в чем же ты тогда по квартире гуляешь? — любопытствую я. Нет, похоже, без булавок не получится.

— Ни в чем!

Кажется, меня сейчас стукнут.

— Не ожида-а-ал... Смелый выбор! А уж как гостям, наверно, нравится. — Ну как не съязвить на такой ляп? Морган осознает сказанное, и его щеки мгновенно наливаются алой краской. Хорошо гармонирует с лепестками сакуры на шелке, однако!

— Я хотел сказать, отцепись! Что есть, в том и хожу! Какое твое дело?

— Сиротинушка... Так и быть! Надо будет порыться в старом тряпье: может, раздобуду парочку поношенных футболок и треников.

— Ты... Ты!

Негодование Кейна вступило на новый этап своего развития. Этап, на котором...

— А ну не смей драться: кимоно испортишь! — Угрожающее шипение с моей стороны, похоже, кое-кому уже до лампочки, и я на всякий случай незаметно отодвигаюсь. — Все, мир! Сейчас последнюю булавочку заколю — и ладушки. Морган, ну не злись, я ж любя! Я тебе новые треники подарю, хочешь?

— Амано...

Пауза. Кажется, Мо сражается с последними сомнениями относительно здравомыслия намеченного мероприятия. Причем борется на стороне самих сомнений. Ну уж нет! Никаких поворотов на полпути!

— Ну что? — ободряюще спрашиваю.

— Амано!

— Да в чем дело? — топаю в нетерпении.