Онд (№3) - Властелин Некронда

– Очень многие женщины ездят верхом во время беременности, – заверил он.

Море, что виднелось вдали узкой полоской серой дымки, приблизилось, заполонило чуть ли не полгоризонта, обрело цвет. Руна на бегу держалась так близко к коню, что Каспар несколько раз всерьез боялся задавить ее. Внезапно Перрен споткнулся. Юноша придержал коня, чтобы удостовериться, что с горовиком все в порядке.

– Не останавливайтесь! – одышливо пропыхтел тот. – Только возьмите немного к югу.

Каспару еще никогда не доводилось видеть, чтобы горовик запыхался. Должно быть, Перрен еще не окончательно оправился после жара пустыни. Юноша напомнил себе, что надо быть осторожнее.

– А почему к югу?

– Доверьтесь мне! – Не отпуская Трога, горовик широко взмахнул рукой. – Вам потребуется корабль, а чуть к югу отсюда есть порт.

– Откуда ты знаешь? – подозрительно выкрикнул Каспар, хотя у него не было иного выбора, кроме как следовать указаниям Перрена.

Нельзя терять времени! Забрав вправо, он пустил Огнебоя в галоп. Сзади доносились жуткие улюлюкающие вопли, от которых кровь в жилах стынет куда сильнее, чем от любого звериного рыка или потусторонних завываний. Звук охоты, крик кровожадной погони.

Папоротник, напуганный еще пуще прежнего, рванул вперед, как пришпоренный. Твердая каменистая почва по мере приближения к морю становилась все более рыхлой и песчаной. Кругом торчали куртинки пересохшей от зноя травы. Огнебой весь покрылся пеной, а уздечка повлажнела и сделалась скользкой от пота Каспара.

Местность пошла под уклон, в ложбинку. Море на некоторое время скрылось из виду, а когда появилось вновь, оказалось на удивление близко: искрящаяся синяя гладь, здесь и там испещренная пятнами буровато-коричневых участков поглубже. Берег был изрезан бухточками и заливчиками, галечные пляжи чередовались с глубоко врезающимися в воду утесами.

Пришпорив Огнебоя для последнего, решающего броска, Каспар опередил Перрена. Впереди уже виднелся обнесенный стенами порт и корабли – огромные судна, что деревянными крепостями высились над волнами гавани.

Юноша резко натянул поводья Огнебоя. Май тяжело ударилась ему в спину. Из-за стен неслись тревожные вопли верблюдов и звон набата. От городских ворот навстречу беглецам ринулась стая черных теней.

– О нет! – ахнула Май. – Они зашли спереди. Мы в ловушке!

Долю секунды Каспар ошеломленно глядел на приближающиеся тени, что на глазах приобретали волчьи очертания. Затем, испугавшись, что враги окружат их, торопливо принялся оглядываться, в какую сторону свернуть. Над равниной сзади звенели крики преследователей. Уповая на то, что остальные сумеют не слишком отстать, он вихрем погнал коня на юг, прочь от порта и от волков. Через некоторое время свернул к морю, надеясь, что пологий склон выведет его к самой воде.

Склон окончился крутым, осыпающимся обрывом. Внизу – зубья скал и острые камни. Зато там, за скалами, на галечном пляже у самой воды лежал ряд рыбацких лодок. Сам Каспар вполне мог бы спуститься даже по такому обрыву, однако Май это было бы куда труднее, а Огнебою так и вовсе невозможно. Оставалось лишь скакать вдоль обрыва в поисках спуска.

Подстегиваемые воем волков, беглецы мчались на умопомрачительной скорости, а с равнины лились потоки призрачных воинов верхом на единорогах. Единственное, что еще давало Каспару надежду на спасение, так это то, что когда погоня приблизилась, единороги остановились и воины спешились. Судя по всему, они не привыкли сражаться верхом и желали сойтись с врагом в пешем бою, рассчитывая, что волки возьмут беглецов в кольцо. Призраки двигались довольно неуклюже – кто с перебитой ногой, кто с рукой. Они скользили над серебристыми травами и скоро Каспар явственно различал их: крепко сбитые бойцы в звериных шкурах, сандалии на шнуровке до самого колена. На плечах болтались светлые боевые пледы. Воины были вооружены арбалетами и тяжелыми боевыми топорами.

Ваалаканцы! Ошибки быть не могло. Каспар стиснул зубы. Ветер бешеной скачки хлестал в лицо. Каким-то чудом мертвые ваалаканцы проскользнули в щель между мирами – скорее всего на крыльях сотворенного Некрондом магического вихря. Эти подробности сейчас совершенно не интересовали Каспара. Очевидно одно: все эти воины, покрытые следами ран, что некогда лишили их жизни, погибли по его, Каспара, приказу. Они ненавидят его каждой частицей души!

Воины приближались с неестественной скоростью. Волки наступали вместе с ними. Молодой воин отчаянно ударил пятками коня по бокам и вдруг с невыразимым облегчением увидел, что склон спускается к укромной бухточке. Отлив обнажил широкую полосу песка, так что Каспар надеялся выбраться на нее и, пустив коня во весь опор, вернуться к тем рыбачьим лодкам. Ох, только бы Перрену и всем остальным удалось спуститься с обрыва. Выйти бы в море – а там они все будут в безопасности!

Погоня шла за ними по пятам. Внезапно сзади раздался грозный рев, от которого у Каспара кровь в жилах стыла.

– Взять его! Взять! – гремел низкий рокочущий рык, ни волчий, ни человечий.

Голову Каспара пронзила невыносимая боль. Почти теряя сознание, он поник в седле. Лишь руки Май не дали ему упасть.

– Держись, Спар! Держись! – отчаянно кричала она.

Голова кружилась. Движения Огнебоя, что стремительно несся вниз, к берегу, казались какими-то странно отдаленными, нездешними. Пульсирующая боль в ране одурманивала юношу, больше всего хотелось броситься с седла и размозжить себе череп о камни, лишь бы покончить с этой мукой. Море! Лишь бы добраться до моря.

– Спар! – стонала Май. – Сделай же что-нибудь! Ваалаканцы, Спар!

Не дожидаясь приказа хозяина, Огнебой прыгнул на узкую полоску гальки, такой неровной, что на ней можно было в два счета переломать все ноги. Лишь самую чуточку замедлившись, благородный скакун помчался вперед, звонко стуча копытами по камням. Вот он достиг невысоких дюн и, прижав уши, устремился по плотному песку. От головной боли Каспар почти ничего не видел, но влажный морской воздух немного привел его в чувство. Юноша различил на мелководье очертания лодки под парусом. Она шла прямо к ним.

Порыв ветра донес собачий лай и Каспар понял, что Трог там, на борту. Похоже, стремясь окружить их с Май, волки не обратили на остальных никакого внимания, так что Перрену удалось спуститься с осыпающегося обрыва к рыбачьим лодкам. Не теряя времени даром, горовик поднял парус и пустился вдоль мыса на выручку друзьям.

Ободрившись, юноша снова пришпорил Огнебоя. Надежда на спасение слегка притупила боль. Теперь только бы дотянуть до лодки!

Призрачные ваалаканцы верхом на самых настоящих живых троллях почти догоняли их. Воздух потемнел от арбалетных стрел, что втыкались в песок, глубоко уходя в мягкую землю. Огнебой споткнулся и сбился с галопа. Ваалаканцы приблизились еще на несколько шагов. Очередная стрела ободрала Огнебою бок. Жеребец дернулся, но, как подобает вышколенному боевому коню, с новой силой рванулся вперед. Теперь скакать стало легче – под копытами скакуна потянулась полоса отлива, покрытая рядами морщин и складок, следами отступающих волн.

Следующая стрела просвистела над ухом у Май. Девушка завизжала. Однако до воды было уже рукой подать. Каспар воспрял духом. Волки тем временем начали заходить с боков, стараясь отрезать беглецов от лодки.

– Великая Мать, помоги нам! – вскричал молодой воин.

До лодки оставалось добрых двадцать шагов, а высокий киль не давал ей подойти ближе к берегу.

Перрен уже спешил на выручку. Утопая по грудь в воде и размахивая тяжелым веслом, он яростно обрушился на волков, что норовили напасть на юношу сбоку. Заботясь единственно о том, как бы спасти Май, Каспар промчался мимо горовика прямо к лодке.

Лодка болталась на мелководье, удерживаемая якорным канатом, что шел вниз за борт. Каспар одним движением схватил Май и зашвырнул на борт. Руна и Папоротник вскарабкались следом. Девушка с лесиком спустили за борт широкую доску и пытались втянуть по ней Огнебоя. Спрыгнув с коня, юноша принялся помогать подпихивать его сзади. Наконец их совместные усилия увенчались успехом – но лишь после того, как торра-альтанец раза три с головой окунулся в воду. Весь в синяках, выбившись из сил, он оглянулся посмотреть, где же Перрен.

Волки и призраки столпились на берегу, боясь войти в воду, но тролли кинулись в море, атакуя вооруженного веслом горовика. Один за другим нападавшие падали с разбитыми черепами, но на смену им по трупам упавших уже рвались следующие, так что Перрен только успевал махать своим импровизированным оружием. И все-таки в целом они продвигались. В борт утлого суденышка вонзилась стрела. Каспар невольно вздрогнул. Перрен обрушился на очередного тролля, который чуть не схватился за лодку.

– Поднимайте якорь! – закричал горовик.

– Скорее лезь в лодку! – торопила Май, сидя на корме и цепляясь за деревянную банку на корме. Руна прижималась к ней, а Трог лежал у ног. – Перрен, скорее!

Горовик отшвырнул тролля и зашлепал по воде к лодке.

– Спар, я до тебя доберусь! – пронзительно взвыла черная фигура с берега.

Перрен остановился и бросил на Каспара выразительный взгляд.

– Постарайся получше спрятать Некронд. – Горовик снова повернул к берегу.

– Нет! Нет! – выпрямившись, завопил юноша. – Перрен, мы все можем спастись!

Не обращая внимания, поднимая тучи брызг, тот бешено устремился к человеку-волку. На горовика с обеих сторон ринулись тролли. Над бухточкой неслись дикие крики. Тролли один за другим гибли с разорванными глотками, сраженные неукротимым Перреном.

Якорь тяжело стукнул о палубу. Налегая на весла, Каспар снял лодку с мели и вместе с Папоротником попытался развернуть ее. Внезапно паруса поймали ветер и лодка заскользила прочь. Вода вокруг вспенилась от очередного шквала стрел. Несколько из них вонзились в скатанную парусину позади Май. Девушка жалась к палубе.

– Перрен, торопись!

Каспар развернул лодку по ветру, чтобы держать ее на глубине и вне досягаемости стрел.

Но горовик и не думал поворачивать. Наконец тролли окружили его со всех сторон и, ухватив за руки и за ноги, поволокли на сушу, к своим бесплотным хозяевам. Там Перрен тотчас же оказался в кольце занесенных для удара топоров.

– Нет, нет, Перрен, – отчаянно кричала Май.

Горовик скрылся из виду под сплошной живой массой троллей, что облепили поверженного врага, точно мухи. Один из ваалаканцев щелкнул бичом, отгоняя их от добычи.

– Он еще шевелится, – простонала Май.

Огромные серые руки на миг взметнулись над головами врагов. Встав в круг, ваалаканцы поочередно заносили и опускали топоры. По бухте прокатился тяжкий гул, словно исходящий из самых недр земли. Громкое эхо тотчас подхватило его, многократно усиливая и повторяя.

Каспар вытянулся на качающейся палубе, молча салютуя отваге горовика.

6

Ночь за ночью Халь просыпался весь в поту. Ему снился один и тот же кошмар. Юноша встряхнул головой, силясь изгнать из разума дурноту, но все равно не мог отделаться от страха и смятения. Голова кружилась, тело неимоверно затекло и занемело. Он не в силах был пошевелить ни единым мускулом. Казалось, он не закован в колодки, а заперт в гробу.

Зеленую поляну окружала вихрящаяся дымная тьма, ноздри были забиты запахом прелой листвы. Повернув, насколько мог, голову, Халь обнаружил, что чародеи все так же ворожат над котлом, набрасывая на пленников дурманные чары. Зеленый дым беспрепятственно проходил через бесплотные тела. Злобные призраки вскидывали костлявые руки, ловя и втягивая в себя пустоту – как будто выдергивали из воздуха самые мысли своих жертв.

Его, Халя, мысли. Вот что бесило молодого воина сильнее всего. Враги крали его же собственные мысли и использовали против него. Нельзя даже замыслить побег так, чтобы чародеи не проведали о его планах. И где же Брид? Халь страшно боялся за нее.

Время шло, а он только и мог, что горько наблюдать за чародеями, мучаясь от боли и гадая, что же они, во имя всего святого, делают? Постепенно из пара, что поднимался над варевом, проступило видение – смутные очертания фигуры, что стояла на качающейся палубе, вскинув руки вверх, точно отдавая кому-то прощальный салют. Чародеи затянули какое-то монотонное заклятие, обходя видение хороводом. Халю чудилось, будто где-то за ними, исходя слюной от нетерпения, затаилось огромное черное чудовище.

Часы сменялись часами – молодой воин давно потерял им счет в тягостной пытке ужасных снов. Ночь за ночью чародеи вызывали все то же видение – и каждый раз Халь знал, что это Каспар. Вот и сейчас он видел изображение своего племянника – тот съежился на дне лодки и время от времени досадливо потирал голову. Потом Каспар неуверенно поднял глаза и прищурился – он глядел прямо на чародеев и, хотя не видел их, явно чувствовал вкруг себя присутствие некой зловещей силы. Злобные духи все так же водили свой нескончаемый хоровод, над котлом поднимался уже не зеленый, а пурпурный дым. Каспар снова улегся на дно лодки – изображение его скользнуло прочь, теряясь во мгле между тенями чародеев, дым сгустился – и Халь более ничего не видел.

– Спар! – попытался позвать он, но так и не получил ответа.

От отчаяния молодой воин заскрипел зубами. Близился миг начала еженощного кошмара. Черный туман вокруг полянки исчез, а вместе с ним – и колодки. Халь стоял посреди изрытого копытами ристалища. Дрожа от гнева, он наблюдал, как трое рыцарей тащат через все поле Брид и привязывают ее к столбу. И каждую ночь он слышал, как Брид кричит, умоляя его спасти ее. В этот момент сна в руке его неизменно появлялся старый меч – и Халь, точно разъяренный медведь, сражался с многочисленными подлыми негодяями, что приходили предъявить права на его прекрасную возлюбленную.

Вскоре через арену проскакал черный рыцарь, во всеуслышание требующий отдать Брид ему.

– Она станет моей! Моей! А уже потом можно и жечь! – издевался он. – Конечно, очень уж она мала, но все равно приятно будет перед ужином насладиться ее девственностью.

– О, ты, недостойный даже целовать подошвы ее башмаков! За столь грязные речи я разделаюсь с тобой! Прощайся с жизнью! – загремел Халь.

Развернув коня, рыцарь бросился в атаку, нацелив стальное копье прямо в горло юноше. Халь, не дрогнув, выдержал этот натиск. Наконечник царапнул его по плечу, молодой воин пошатнулся, но сумел сохранить равновесие и нанести удар. Безрезультатно. Рыцарь, громоздкая махина мышц и металла, вновь повернулся и во весь опор понесся на Халя, на сей раз направляя острие ему в грудь.

Бросившись наземь, чтобы увернуться, Халь с размаху подрубил ноги проносящемуся мимо скакуну. Земля вздрогнула. В падении конь подмял под себя незадачливого всадника, перекатываясь на нем.

Халь, пошатываясь, поднялся на ноги и, обеими руками сжимая меч, поднял его над головой, точно собираясь рубить дрова топором. Тяжелый клинок с размаху опустился на шею противника. Удар разрубил доспех и впился глубоко в тело врага. Из раны фонтаном забила алая кровь.

Отшатнувшись, Халь в ужасе глядел на поверженного противника. Ему уже доводилось убивать людей прежде – грязное, неприятное занятие. Но тогда, в пылу борьбы не на жизнь, а на смерть, его мало волновало зрелище хлынувшей крови. Сейчас это было отвратительно. Рыцарь корчился в доспехах и пронзительно выл, не до конца перерубленная шея подергивалась, точно туловище гигантского червя. Халь ударил еще раз, чтобы прекратить страдания несчастного, и, перекатив тело, обнаружил, что это уже не рыцарь, а костлявый гоблин с длинными руками и ногами.

Черный конь, в свою очередь, обернулся тремя извивающимися гоблинами.

Ночь за ночью эти самые существа атаковали его: Халь уже убедился на деле, что самый быстрый способ уничтожить противника – убить широкогрудого черного коня. И каждый раз прекрасный конь и могучий рыцарь превращались в визжащих полуголых гоблинов. Такие же гоблины потом оттаскивали тела своих погибших собратий прочь. А Брид к концу сражения неизменно исчезала, просто таяла на глазах.

Затем в одну из подобных ночей ему явился все тот же черный рыцарь, но на другом коне. На сей раз он восседал на гнедой кобылке Халя, Тайне. Молодой воин никогда не испытывал никаких сентиментальных чувств по отношению к лошадям, но Тайна – это же совсем другое дело. Безупречно обученная, сильная, верная и бесстрашная. Убить ее было бы невыносимо.

Но это не она, твердо сказал себе Халь.

Привязанная к столбу, Брид взывала о помощи.

– Отвези меня домой, к Керидвэн! – кричала она. – Если мы не вернемся домой с Кимбелин, все пропало.

Халь не знал, настоящая ли это Брид или же просто морок, насланный чародеями. И неопределенность сводила с ума.

Черный рыцарь уже скакал к нему. Тайна с невероятной скоростью несла своего седока к юноше, стройные крепкие копыта гулко стучали по земле. Халь поднял меч. Тайна настороженно приподняла уши, а глаза ее, милые добрые глаза, были полны доверия.

Но это же не настоящая Тайна, заверил себя юноша, отводя меч назад и готовясь пронзить ей грудь. Настоящая Тайна осталась с Абеляром. Покрепче упершись ногами в землю, он ждал атаки, а потом, в последний миг перед тем, как рыцарь врезался бы в него, отпрыгнул в сторону и ударил вслед. Лезвие рассекло грудную клетку и переднюю ногу кобылки. Из раны, пятная землю, потоком хлынула кровь, почти отсеченная от туловища нога подсеклась – и несчастная лошадь тяжело рухнула, подминая под себя седока.

Грудь Тайны была залита пенящейся кровью, кобылка отчаянно била копытами и пронзительно ржала от боли. Вот она с усилием перекатилась на грудь и приподнялась, но тотчас же упала снова, задев горячим твердым боком Халя – он еле успел отпрыгнуть. Халь в ужасе следил за ее агонией. Тайна еще два раза пыталась встать, но падала и, наконец, без сил распласталась на земле. Бока ее тяжело вздымались, в обезумевших глазах застыла мука.

Но в мерзких зеленых гоблинов она не превратилась.

– О нет, нет! О, Великая Мать, что я натворил? – еле слышно выдохнул юноша, глядя, как уволакивают прочь того гоблина, что играл роль рыцаря.

Лошадь так и осталась умирать на земле.

Чародеи разразились торжествующими и радостными криками.

– Видишь, Халь, тебе нипочем не отличить реальность от вымысла. С виду все совершенно одинаково.

Халь почти не слушал их. Слезы заволокли его взор. Стоя над умирающей кобылкой, он поднял меч, чтобы прекратить ее страдания, но длиннорукие гоблины уже схватили его и поволокли назад, к колодкам – во всяком случае, тому, что казалось ему колодками.

Весь тот день несчастный наблюдал, как медленно умирает Тайна. Весь день молился о том, чтобы агония ее наконец прекратилась. Накрепко закрывая глаза, он спрашивал себя, сколько продлится эта мука, уже заранее страшась предстоящей ночи. Кто в силах сказать – настоящая ли Брид будет привязана к столбу или нет?

Наконец Тайна испустила дух. Халь до последнего надеялся, что вот теперь-то она превратится в одного из этих отвратительных зеленых тварей. Но нет – пред ним по-прежнему лежала верная рослая боевая лошадь, которую он так любил. Халю хотелось неистовствовать, бить кулаками от гнева – но колодки не давали даже пошевелиться.

Настал вечер, а с ним и неизбежный кошмар. Изображение Каспара медленно растворилось в тенях, а Халь снова оказался на том же ристалище. Но на сей раз по красно-белому клетчатому сюрко он опознал в атакующем рыцаре Кеовульфа. Сердце Халя бешено подскочило в груди и застучало о стены своего узилища. Вчера он убил настоящую Тайну. А Кеовульф – настоящий? А привязанная к столбу девушка? Халь впился глазами в плененную красавицу: длинные каштановые локоны с медным отливом, манера вызывающе вскидывать округлый подбородок. Брид ли это? Или ему предстоит убить настоящего Кеовульфа в защиту гоблина, принявшего обличье Брид?

– Халь, я люблю тебя! – закричала девушка, поймав его взгляд.

Прежде она всякий раз кричала ему одно и то же – разными выражениями, но смысл не менялся.

– Спаси меня! Забери меня отсюда, мы должны вернуться домой. Мы не можем проиграть, мы должны вернуться, чтобы спасти Керидвэн.

Это было так похоже на Брид – волноваться не за себя, а за других. Однако сегодня она говорила иначе – и Халь дрогнул.

– Не трогай его, Халь. Ты не должен рисковать. Это Кеовульф, но он обезумел от пытки. Ты видишься ему гоблином – разум его затуманен. Отойди, он будет сражаться с тобой не на жизнь, а на смерть. Отойди, не становись у него на пути.

Халь не мог послушаться ее. Вдруг это настоящая Брид? Необходимо защитить возлюбленную. Он только и мог, что завопить во все горло:

– Кеовульф! Это я, Халь!

– Тебе его не образумить. Слух обмануть так же легко, как и зрение, – предупредила девушка у столба.

На противоположном конце ратного поля всадник развернул вороного скакуна и угрожающе понесся к юноше. Халю необходимо было принять какое-то решение. Настоящий ли это Кеовульф? Настоящая ли Брид? Или оба они именно те, кем кажутся? А ведь он даже не знал, сумеет ли справиться с Кеовульфом в открытом поединке. Ох, сомнительно. Но и жизнью Брид рисковать нельзя.

Халь в отчаянии воздел руки, моля о помощи:

– Великая Мать, дай мне сил! Научи, как быть!

Никакого ответа – лишь издевательский хохот чародеев, упивающихся его смятением. Халь стиснул зубы. Выхода нет. Придется сражаться с Кеовульфом, с его лучшим другом – ведь ставить Брид под угрозу нельзя.

В последнюю минуту он взмахнул мечом, решившись биться, и ударил вороного промеж передних ног. Меч скользнул по нагрудной пластине и вонзился в плоть. Могучий жеребец приподнял Халя над землей и пронес вперед еще несколько шагов, прежде чем закачался и рухнул. Всадник умудрился ловко скатиться в сторону. Отступив, Халь увидел, что натворил, и в полной мере осознал свою вину.

Вместо того чтобы скорчиться и распасться клубком зеленокожих гоблинов, скакун так и остался лежать на земле. Халь и в самом деле убил Чернокнижника, стройного вороного жеребца Кеовульфа. И кровь на груди жеребца была настоящей густо-красной кровью, а не той пурпурной водицей, что лилась из корчившихся колдовских прислужников. Юноша несколько секунд в ужасе взирал на дело своих рук, но тут на него вихрем налетел поднявшийся на ноги рыцарь в красно-белом сюрко.

– Гнусный гоблин, прочь от нее! Прочь от Брид! – яростно вопил рыцарь.

Если это и вправду Кеовульф, значит, Халь предстает его глазам врагом, гоблином. Юноша не сомневался: ради спасения Брид Кеовульф готов на все. Халь еле успел поднять меч и встать потверже, как сила обрушившегося удара буквально оглушила его. Ведь прежде они с Кеовульфом никогда не сражались всерьез и хотя не раз сходились в дружеском поединке, юноша всегда понимал: рыцарь бьется не в полную силу. Что ж, сейчас ему предстоит испробовать эту силу на деле.

Он думал, Кеовульф продолжит биться на мечах – но тот перебросил меч в левую руку, а правой выхватил боевой цеп. Тяжелый шар взметнулся вверх, готовый размозжить Халю голову.

Юноша пригнулся и вскинул меч, чтобы отбить удар, но не успел. Цепь захлестнула клинок, посылая тяжелый шар в левое плечо Халя. Не удержав меча, одурманенный болью, молодой воин упал на колени, прижимая раненую руку к груди.

Он знал: следующий удар его прикончит. Невыносимая, сокрушающая боль была слишком реальной. Хотя Халь и догадывался, что все происходит исключительно в иллюзорном мире, однако ж ничуть не сомневался: если представит себе, как умирает, то и вправду умрет. Кеовульф уже стоял над ним, обеими руками сжимая меч и собираясь разрубить поверженного противника надвое.

На миг в глазах рыцаря промелькнула нерешительность, но затем лезвие со свистом опустилось. Халь сделал вид, будто собирается отклониться вправо, и, зная, что рыцарь не успеет отгадать его намерение, резко перекатился влево, подминая под себя сломанную руку. От боли потемнело в глазах. Меч Кеовульфа сверкающей молнией прорезал воздух и вонзился в землю буквально в дюйме от уха Халя. Халь снова резко перекатился и метнулся к своему упавшему мечу. Теперь короткий выпад – и перерезать противнику сухожилия на ногах… но юноша, в свою очередь, заколебался.

Это же Кеовульф – настоящий Кеовульф: Халь видел, как в глазах рыцаря на долю секунды сверкнуло сомнение. Такой закаленный в боях наемник, как Кеовульф, никогда бы не стал колебаться прежде, чем поразить врага. А гоблин и тем паче напал бы без всяких раздумий – но рыцарь не мог побороть неуверенности, надо ли убивать противника. Халь задумался, как бы открыться другу, пробиться сквозь пелену магии, что, несомненно, окружала его, искажая его облик и являя его в глазах Кеовульфа врагом.

– Кеовульф! Стой! Это я, Халь! – закричал он, отбегая в сторону.

– Халь, осторожнее! – в смятении застонала Брид. Откуда нам знать, что он слышит именно то, что ты говоришь?

Похоже, она была права. Рванувшись вперед, Кеовульф яростно пнул Халя по ребрам и рубанул мечом, сильно ранив во вторую, еще здоровую руку. Выронив меч, Халь беспомощно смотрел на нависающего над ним грозного противника.

Обе руки юноши теперь висели, как плети, вдоль боков. Дрожа от боли, он взмолился:

– Великая Мать, покажи ему, кто я такой! – Он жалобно впился глазами в рыцаря. – Ради всего святого, Кеовульф, ублюдок ты этакий, погляди только, что ты со мной сделал!

Рыцарь попятился.

– Халь? Халь, это ты? Мне-то откуда знать? Я вижу лишь рыцаря в богатых доспехах с метательными кинжалами у пояса и ятаганом в руках. И этот рыцарь неутомимо нападает на меня, сколько бы я ни отражал его атаки. Халь, это и в самом деле ты?

– Я! Я! Кеовульф, это я.

Рыцарь ответил сокрушительным ударом тяжелого кованого сапога по ребрам Халя. Молодой воин услышал сухой треск ломаемых костей и невольно застонал. Он не пошевелился, но, судя по всему, Кеовульфу показалось, будто он потянулся к мечу или ножу.

Закрыв глаза, Халь снова взмолился:

– Великая Мать, – начал он, но передумал, решив, что знает Великую Мать не в пример хуже, чем Брид. – Брид! – закричал он во все горло. – Почему ты покинула меня? Почему, Брид? Уж кому-кому, а тебе должно хватить сил разбить этот морок.

Но нет: ведь Троицы больше не существовало.

Кеовульф занес меч для удара, но снова заколебался.

– Халь, ради всего святого, это ты?

Мужество покинуло Халя. Он отдал бы все на свете за доспех, чтобы защититься от меча Кеовульфа. Теперь он понял, что прежде недооценивал мастерство друга, его силу и боевой дух. Уж Каспар-то, пронеслось в голове юноши, начертал бы какой-нибудь рунический символ и тем самым развеял бы наваждение. Впрочем, было уже слишком поздно: ни одна рука у него не шевелилась.

– Мать! О, Великая Мать, заставь его услышать меня! – вскричал он, когда Кеовульф вновь обрушил боевой цеп на его разбитое плечо.

Все тело свело судорогой от боли, взор помутился. Юноша выгнулся дугой, ища спасения.

Почему Кеовульф не слышит имени Великой Матери? Почему? И вдруг из мук агонии явился ответ. Потому что Кеовульф – неверующий циник, он слишком хороший воин, чтобы допустить столь безоговорочную веру во что-либо. Да сколько раз рыцарь сам говаривал, что повидал столько кровопролитных схваток, что утратил веру в богов. Но если имя Великой Матери не несет ему утешения – что тогда? Ну, разумеется, имя его родной матери! О, только как же, как же ее зовут? Халь напряг последние силы, стараясь вспомнить.

– Алиция! – завопил он во все горло. Ну, конечно же! – Алиция!

Кеовульф отступил назад.

– О, Халь, клянусь землей милосердной!

Выронив меч и цеп, рыцарь бросился на колени рядом с другом, неуверенными руками ощупывая его раны. Затем, собравшись с мыслями, сорвал с себя рубаху и принялся раздирать ее на бинты.

– О небо! Рыцарь, с которым я сражался, был весь закован в доспехи. Я слышал лязг при каждом ударе. Я хотел лишь оглушить его. О, Халь, силы небесные, что же я сделал с тобой? – шептал он, спеша остановить Халю кровь из ран.

Юноше казалось, от боли его сейчас вырвет.

– Халь, ты жив?

Торра-альтанец невнятным рыком подтвердил, что жив, хотя сейчас и жалел об этом.

Правая рука была не так уж сильно изувечена: рана пусть и длинная, но неглубокая, разрез чистый. Зашить бы, но и так заживет. А вот с левым плечом и предплечьем дело обстояло гораздо хуже. Кеовульф приложил все усилия, чтобы промыть кровавое месиво и разобраться с торчащими обломками костей.

– Тут без Брид не обойдешься, – тяжело произнес он, поглядывая на столб, хотя изображение Брид уже давно пропало.

Халь крепко зажмурился, превозмогая боль.

– Брид, где ты? Ради тебя я пересек столько миров! Найди же меня теперь! – Он с отчаянием воззрился на Кеовульфа. – Где она?

– Тс-с, Халь, спокойнее. Мы не знаем, где она, и, если не найдем Брид в самом скором времени, мне придется отнять тебе руку – иначе ты умрешь.

– Не трогай меня! – прошипел Халь, дрожа от боли.

7

Май водила пальцем по зеленоватому полукругу синяков и ссадин у себя на руке – в том месте, где оставили свой отпечаток гигантские зубы горовика. Подумать только: эти следы – единственное, что осталось у них на память о Перрене. Губы у нее задрожали, глаза обожгли горячие слезы.

– Не могу поверить, что его больше нет. – Она несколько раз шмыгнула носом и наконец начала всхлипывать. – Он ведь мог успеть к нам. Почему он даже не попытался? О, Перрен!

Папоротник молча кивнул. Он как всегда что-то энергично жевал. Каспар заметил в руке лесика обвисший мешок с едой и резко вырвал его.

– Как ты можешь есть в такую минуту? Перрен погиб! Он за нас жизнь отдал – ты мог бы хотя бы проявить к нему хоть какое-то уважение!

Папоротник пожал плечами.

– Я уже оплакал его вчера. Правда, он мне никогда особо не нравился, но все равно жалко такое юное создание. Он был уже мертв.

– Что ты имеешь в виду? – Голос молодого торра-альтанца дрогнул.