Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Онд (№3) - Властелин Некронда

ModernLib.Net / Фэнтези / Уэлч Джейн / Властелин Некронда - Чтение (стр. 16)
Автор: Уэлч Джейн
Жанр: Фэнтези
Серия: Онд

 

 


Когда беглец нырнул под деревья, лесничий развернулся, вскинул свой короткий лук и выстрелами отогнал атакующих грифонов, дав и Трогу время добраться до спасительных зарослей. Пыхтя, задыхаясь, пес рухнул рядом с хозяином. Талоркан выпустил в воздух последнюю стрелу. Один из грифонов полетел на землю, а остальные в испуге взмыли ввысь, кружа над лесом, точно гигантские стервятники.

Мерцающий дух закинул лук на плечо и обернулся к Каспару. У юноши от усталости и напряжения подкашивались ноги. Он поднял руку, приветствуя лесничего, но Талоркан словно не замечал его. Улыбаясь, призрак протянул руку, коснулся лобика дочери. Та радостно задрыгала ножками.

Не веря глазам, Каспар смотрел на Талоркана. В груди лесничего, там, где ее пронзила стрела, что оборвала его жизнь, зияла глубокая рана.

– Позаботься о ней. – Голос духа звучал не громче ветерка в траве. – Защити мое дитя. Помни, ты передо мной в долгу. Это самое меньшее, что ты можешь сделать.

Каспар кивнул и вдруг вспомнил, что в первую очередь должен избавить Изольду от тяжкой ноши обладания Некрондом. Развернув шаль, он протянул руку к Яйцу. Малышка протестующе завопила, от возмущения личико ее превратилось в тугой красный шарик. Стоило Каспару взять Некронд, и Талоркан исчез.

Юноша засунул Яйцо за пазуху и сел на корточки, мрачно глядя на двух своих товарищей по несчастью.

До сих пор необходимость бежать, мчаться, спасать Изольду отнимали у него все силы души и тела, не давали возможности осознать, прочувствовать боль утраты. Теперь же горе буквально навалилось на него, мешая дышать. Май мертва.

Каспар повалился на кочку и зарыдал.

– О, Мать, Великая Мать, как ты могла так со мной поступить? Май! Ты забрала мою Май!

Он колотил кулаками землю, пока у него не кончились все слезы, и когда перестал рыдать, услышал совсем рядом другой плач, полный страдания, ярости… и голода. Голода! Все беды и горести Каспара померкли перед настоятельными потребностями ребенка. Но чем же накормить этакую кроху?

Малютка надрывалась от крика. Что же делать? Это хрупкое тельце без еды долго не протянет. Попробовать дать ей воды? Вытащив из заплечного мешка флягу, юноша попытался влить тонкую струйку в ротик девочке, но Изольда захлебнулась и закашлялась.

– Тебе надо попить! – сердито заявил ей Каспар, в страхе гадая, как же быть.

Он сунул палец в воду и вложил в рот малышке. Хвала небесам, Изольда жадно зачмокала. Идея! Молодой воин оторвал лоскут от рубашки и намочил. Самодельная соска пришлась малютке по вкусу, так что Каспар все мочил и мочил лоскут, пока девочка не напилась. Но через несколько минут она вновь расплакалась, да так громко, что у него голова пошла кругом. В новом приливе паники он сообразил, что ребенку нужна женская забота – но до деревни добираться по меньшей мере дня три. Вынесет ли столько Изольда? Молоко – младенцы пьют молоко. Да только где его взять?

Сейчас весна. В лесах должны водиться оленихи с детенышами. У них есть молоко. Повесив на плечо лук, Каспар привязал Изольду перед собой – как носила ее Май. К неимоверному его облегчению, пока он шел, малышка молчала.

Не успел он отыскать следы оленей, как в ужасе остановился перед отпечатком медвежьей лапы. Эта зверюга была раза в полтора крупнее бурых медведей Торра-Альты. Каспар поспешил свернуть на другую тропинку. Трог обнюхал след, поджал хвост и шмыгнул за хозяином. Каспар уже шатался от усталости, голова кружилась, ноги еле-еле поднимались. Ежеминутно приходилось смахивать с глаз слезы – хотя тревога за ребенка отчасти и вытесняла горе из-за гибели Май, ужасное осознание произошедшего постепенно начинало подниматься из глубин сознания на поверхность.

Наконец меж деревьев показалось стадо оленей. У трех маток были сосунки. Каспар вскинул лук, но тотчас же опустил его. У мертвой оленихи молока не нацедишь.

– О, Великая Мать, прости меня, – пробормотал он, покрепче укутывая малютку и устраивая ей гнездышко меж корней дерева, у самого ствола. На ум вдруг пришли старые сказки о волках, выкармливающих брошенного в лесу человечьего младенца. Ох, если бы это было правдой! Ведь у волков очень силен родительский инстинкт, они всегда помогают друг другу выхаживать малышей. Вот многие и считают, что волчица запросто могла бы выкормить и человечьего детеныша. Как бы сейчас пригодилась ему, Каспару, такая волчица. Но, увы, перед ним была лишь олениха – и ее предстояло поймать, подоить, а потом убить.

Нужна веревка. Оглядевшись, юноша пошарил в подлеске, пока не нашел заросли крапивы. Спустив рукава на ладони, нарвал охапку, ободрал листья со стеблей, а сами листья сплел в некое подобие веревки – довольно жесткой, зато прочной.

Из трех маток выбрал ту, у которой был самый старший олененок. Да, убивать кормящую мать – преступление, но этот олененок крепкий, он, верно, выживет и без матери. А его, Каспара, ребенок – юноша привык считать Изольду своей – умрет, если не получит еды. Выстрелом перебив коленное сухожилие оленихи, юноша помчался к ней с веревкой в руке. Остальное стадо в ужасе разбежалось. Самому Каспару никогда еще не доводилось иметь дело с рогатым скотом, хотя он не раз наблюдал, как Бульбак и его сыновья управляются с быками. Тут немалая сила требуется.

Раненая олениха отчаянно брыкалась и вырывалась, пребольно засадив охотнику по голове и челюсти. Не думая о том, как зверски обращается с несчастным животным, он кое-как привязал ее задние ноги к одному дереву, а передние к другому, чтобы можно было подобраться к вымени. Надоить удалось не больше чашки молока: животное было слишком испугано, а он – слишком неопытен в этом деле.

Выжав из злополучной оленихи все, что мог, юноша торопливо перерезал ей горло, избавляя от страданий. Теперь – как накормить ребенка? Он снова использовал лоскут вместо соски и радостно улыбнулся: все сделано правильно. Изольда напилась, закатила глазки и тотчас уснула. Устроив ей постельку из своей медвежьей шкуры, он снова занялся оленихой. Потрошить не стал, просто вырезал куски мяса из бедер и позволил Трогу самому позаботиться о своем пропитании. Пес, как то водится у собак, более всего ценил требуху и зарылся мордой в окровавленное брюхо оленихи.

Каспар отыскал тихую поляну, где из чистой заводи вытекал прозрачный ручей, и развел на берегу огонь, чтобы приготовить мясо. Жадно поев, он тщательно разжевал немного оленины и попытался накормить Изольду. Малышка даже вроде бы что-то проглотила, чем несказанно его порадовала. Укачивая ее, юноша размышлял, каким же неприспособленным сделало его это вот крохотное беспомощное существо. Она-то сейчас насытилась, а вот ему настоятельно требовался отдых, чтобы с новыми силами отправиться в путь. Все тело от головы до ног болело и саднило, было покрыто синяками и ссадинами.

Свернувшись рядышком с малышкой, Каспар заснул и проспал долго, но все время видел во сне Май в когтях грифона. Проснувшись с криком, он сел, скорбно взирая на свое отражение в ручье, и просидел так, пока не проснулась Изольда. Все тело у него занемело от неудобной позы, по щекам катились слезы – даже во сне он не переставал оплакивать Май.

С приходом утра времени предаваться горю уже не осталось. С тяжелым сердцем пришлось приниматься за работу. Каспар неумело перепеленал Изольду в свежие тряпки, дивясь, как это Май справлялась со столь тяжкой задачей без жалоб. У него лично все постоянно развязывалось и сползало. После долгих стараний, весь покрывшись потом, он умудрился намотать основную часть ткани на бедра малышке и счел, что этого вполне хватит. Стирка использованного тряпья, занятие малоприятное, хоть немного отвлекла его от боли утраты.

На миг юноше почудилось, будто Май стоит здесь, рядом, наблюдая за ним и подбадривая.

– Я не подведу тебя, – пообещал он, глядя на воду, где словно бы проглядывало отражение любимой. – Я люблю тебя, Май. Я с самого начала любил тебя. И мне жаль, что я причинил тебе столько боли. Мне плохо без тебя.

Затем он выследил еще одну кормящую олениху и отловил ее точно так же, как накануне. Теперь можно и собираться в обратный путь через выжженную равнину. Но сперва надо сделать крут по лесу, чтобы обойти хрустальный трон, где несут дозор грифоны. Юноша поднял Изольду и легонько покачал ее. Сердце его разрывалось от горя. Трог вскочил передними лапами на плечи хозяину и нежно, хотя и чувствительно, куснул за ухо. Каспар поморщился, но слабо улыбнулся четвероногому другу.

– Я могу некоторое время сохранять Изольде жизнь, но только недолго, – признался он псу. – Ей все равно понадобится хорошее молоко, не то она заболеет, а я ведь обещал Май позаботиться о ней.

Изольда с силой схватила его за палец и уставилась прямо в лицо огромными темно-синими глазами, которые, кажется, начали потихоньку светлеть. Каспар когда-то слышал, что от рождения у всех детей глаза темно-синие, а потом уже приобретают настоящий цвет.

– Я позабочусь о тебе, – сказал он малышке.

Изольда крепче сжала его палец и задрыгала ножонками. Каспар улыбнулся, а она вдруг раскричалась. Когда он покормил ее жеваной олениной и напоил водичкой, малышка чуть притихла, но окончательно успокоилась лишь после того, как он привязал ее к груди и тронулся в путь. В спину ему колотилась тяжелая флага с водой.

Хрустальная гора осталась далеко позади, занималось утро третьего дня. Каспар обратил внимание на то, что Изольда начинает слабеть. Похоже, ее нежный желудок еще не в состоянии как следует переваривать оленину. Плач, еще недавно такой громкий и настойчивый, превратился в слабое хныканье. По щекам юноши покатились слезы. Он ускорил бег, оставив Трога далеко за спиной. В тот же день, поздно вечером он добрался до деревни. Дикари как раз загоняли черных коз в загон. Когда, шатаясь, Каспар остановился у ворот, малышка уже едва шевелилась. Откинув плетеные створки, он закричал во все горло, зовя на помощь.

Из хижин, возбужденно крича, высыпала орава людей в звериных шкурах.

Каспар из последних сил поковылял им навстречу. Он был весь покрыт царапинами и синяками, глаза покраснели от недосыпа, одежда порвалась в клочья.

– Мне нужна помощь! Ребенок! – прохрипел он. – Где знахарка? Помогите! Во имя Великой Матери, помогите!

Старуха торопливо выбежала ему навстречу, возвещая о своем приближении дребезжанием костей, привязанных к верхушке тяжелого посоха. Бросив один-единственный взгляд на пришлеца, она защелкала пальцами, выкрикивая приказания. В считанные секунды Каспара провели в хижину, а ребенка передали кормящей матери. Сидя на полу и приложив Изольду к груди, молодая дикарка раскачивалась взад и вперед. Трог поскуливал у ее ног.

Каспар уставился в пол, но не знал, что и думать – не мог думать от душевной боли. Старуха похлопала его по плечу. Выйдя из хижины, юноша уселся перед алтарем, на котором запеклась кровь веков. Глядя в глаза высеченному из камня медведю, он благодарил его за то, что хоть кто-то мог поселиться в жестоком краю, что уже забрал жизнь Май, а теперь грозил забрать и ребенка.

– Великая Мать, я знаю, это святилище не твое, а медведя, но другого здесь нет…

Вытащив нож, он сделал надрез у себя на руке – так у него на глазах делала Брид, когда ей отчаянно требовалась помощь Великой Матери. Кожа настолько задубела, что пришлось продолжить разрез глубже, пока не полилась кровь. Он поднял руку и капнул кровью на холодный камень.

– О, Великая Мать, услышь меня! Спаси ребенка!

Вокруг собралась толпа дикарей. Они что-то гудели и распевно причитали – должно быть, решили, что он приносит жертву великому медведю, и присоединились к его мольбам. Каспар решил, что Великая Мать поймет и не обидится. В конце-то концов огромный медведь – одно из Ее созданий.

Он ничем не мог помочь Изольде – лишь ждать и надеяться, что молоко кормилицы сделает свое дело. Каспар сел на алтаре, глядя на запад, на солнце, садившееся за причудливые горы, которыми так богат был этот край. Он просидел так всю ночь, молясь за жизнь Изольды.

К утру, уже буквально падая с ног от изнеможения, он поднялся и принялся нетерпеливо расхаживать по улице, дожидаясь новостей. Из хижины кормилицы послышались какие-то шорохи. Не выдержав, Каспар заглянул туда. Малышка мирно спала рядом с дикаркой, уткнувшись мордашкой ей в грудь. Он осторожно подобрался поближе и улыбнулся, счастливый – бледные щечки Изольды вновь порозовели. Выбравшись из хижины, юноша вознес хвалы Великой Матери и, наконец, рухнул наземь и заснул.

Когда же проснулся, день был уже в разгаре. Приемная мать, привязав Изольду к спине, ворковала с собственным малышом и толкла какие-то семена в ступке. Трог лениво развалился в грязи неподалеку, приоткрыв глаза ровно настолько, чтобы приглядывать за малышкой.

Присев в уголке, Каспар всерьез задумался, как же быть с ребенком. Да и без долгих размышлений ясно: малышке лучше и безопаснее оставаться здесь, чем отправляться вместе с ним в тяжелый поход. Да, если он погибнет, пытаясь избавиться от Некронда, девочке придется расти в грязной хижине, поклоняясь медведю, – но бывают в жизни вещи и пострашнее. Гораздо честнее оставить ее здесь. Размышляя, юноша окончательно убедил себя, что именно таким образом и выполняет данное Май обещание позаботиться об Изольде.

Он провел в деревне еще одну ночь, чтобы набраться сил, а заодно убедиться, что Изольда и впрямь окончательно выздоровела. На рассвете он пришел проведать ее. Малютка лежала на груди у кормилицы. Каспара внезапно охватила ревность. Он любил этого ребенка, он был рядом с Май во время родов, потом столько претерпел, чтобы сохранить Изольде жизнь – а теперь кто-то чужой спит рядом с этим крохотным, тепленьким, обожаемым тельцем.

Но все же решение принято. Надо уходить. Юноша глубоко вздохнул. Хорошо бы оставить Изольде что-то на память, чтобы она знала, кто она такая и откуда пришла. Он порылся в карманах, подыскивая подходящий предмет. Лунный камень из Иномирья? Нет, он слишком прекрасен, он так таинственно и красиво светится, что ребятишки постарше, а не то и сама кормилица, непременно отберут его у малышки. Каспар спрятал лунный камень обратно и продолжил поиски.

Он с удивлением обнаружил в нагрудном кармане три флакона из-под триночницы. Стекло еще пахло остатками драгоценного лекарства. Но стеклянный флакон – не самая подходящая вещица для маленького ребенка. В результате Каспар остановился на мешочке с рунами Май и ее локоне.

А что же оставить Изольде от себя? Самое важное, что у него еще сохранилось, – это руна волка. Он привязал костяную руну к узкому кожаному шнурку, надел на шею малышке и нежно погладил ее по головке.

Прощание было закончено. Каспар свистнул Трогу и зашагал к выходу, чувствуя на себе многочисленные взгляды дикарей.

12

Каспар раздраженно покосился на темный проем входа под тяжелой соломенной крышей хижины и свистнул еще раз, громче и настойчивее. Остановившись, подождал, когда же из тени высунется тупорылая белая морда пса. Подождал еще. Напрасно.

Непослушание Трога стало последней каплей. Каспару и без того было хуже некуда. Так хотелось скорее уйти, не думать, что Изольда осталась у чужих людей. И как только бросить такую малышку? Она ведь для него дороже всего на свете! Но разве есть выбор? Сам он заботиться о грудном младенце не в состоянии. Закусив губу, чтобы унять дрожь, юноша сердито позвал пса.

– Трог, сюда! – Голос его срывался. – Ах ты, противная, непослушная псина!

Но Трог так и не покинул хижины, где спала маленькая Изольда. Лишь когда Каспар со слезами на глазах отвернулся, решив уходить один, пес выскочил на улицу.

– Нет! Фу! Прекрати!

Вместо того чтобы послушно трусить у ноги хозяина, терьер вцепился ему в штаны и принялся тянуть обратно к хижине.

Каспар со злости ударил его по носу. Пес отпустил. Но стоило юноше двинуться дальше, широкогрудый змеелов преградил ему путь и приподнял верхнюю губу, демонстрируя зловещие клыки и розовые крепкие десны. Из горла его вырывалось угрожающее рычание.

Никогда прежде Трог не рычал на хозяина. Молодой торра-альтанец был потрясен и даже, к стыду своему, слегка струхнул. Выглядел Трог сейчас весьма устрашающе, а Каспар как никто другой сознавал силу своего пса. Сколько раз он видел, как Трог в два счета разгрызает толстенные бычьи кости, которых дирхаундам хватило бы на несколько часов.

Собравшись с духом, он шагнул вперед. Трог зарычал и даже прихватил его за лодыжку, но всерьез не кусал. Когда же на улице показался один из закутанных в меха дикарей, пес стрелой рванулся назад и скрылся в хижине, оберегая ребенка.

– Да не бросаю я ее, Трог, – воззвал Каспар вслед псу, чувствуя себя обязанным объясниться, пусть даже и перед бессловесным животным. – Я не могу позаботиться о ней, а вот женщина сможет.

Он прикусил губу. Ну не глупо ли – стоять и оправдываться перед собакой? Резко повернувшись, он зашагал прочь.

Ужасно, конечно, уходить без Трога, но как заставишь непослушное животное повиноваться? Можно уволочь его силой – но если Трог не хочет уйти, он попросту убежит обратно при первой возможности. Стиснув зубы, юноша продолжал путь.

Но тут на душе у него стало совсем тяжело. Ребенок начал кричать – громко и яростно. Каспару казалось – Изольда плачет из-за него. Слышно было, как кормилица пытается утешить разбушевавшуюся малышку – но тщетно. Сердце Каспара сжималось от боли, но юноша заставлял себя идти. Сейчас для него существует только одна цель, одна задача – избавиться от Некронда.

Стремясь поскорее выбраться из деревни, не слышать больше надрывного плача, юноша перешел на бег и бежал, пока не оказался далеко в глубине выжженной территории. Там стонал и завывал ветер, вздымая тучи гари, хлеща по ногам. Но юноша почти не замечал этого – так давил груз взятой ответственности.

Не в силах приближаться к гнезду грифонов и телу Май, он свернул на север. Но скоро поймал себя на том, что думает лишь о погибшей. Теперь, когда заботиться о ребенке было уже не нужно, ничто не могло заполнить зияющую пустоту утраты. Юноша смутно подумывал продолжать идти на север, в неизведанные края, пока не найдет места, чтобы спрятать Некронд – зарыть или утопить в глубоком озере. Но толком сосредоточиться на этой проблеме он так и не мог. Перед глазами неотступно стояло истерзанное, разбитое тело Май.

Она ушла. Он остался один. Запрокинув голову, юноша завыл в лицо ветру, силясь излить накопившуюся боль. Опять перешел на бег, безотчетно уповая расстоянием смягчить горечь вечной разлуки. Май умерла. Умерла потому, что он не слушал советов матери. Каспаром владело безысходное одиночество. И страх. Вся тяжесть мира лежала у него на груди, но теперь мир стал так далек, так незначителен.

Много дней он брел вперед все в том же горестном оцепенении, от зари до глубокой ночи, останавливаясь передохнуть, лишь когда усталость валила с ног. И всякий раз, стоило заснуть, голос Май звал его, и в ушах звучал детский плач.

– О, Великая Мать, какое зло совершил я, что заслужил эту муку? Неужели и Твои надежды я не оправдал, как не оправдал ничьих надежд? – кричал он на рассвете, приходя в себя после тягостных снов.

Примерно через неделю Каспар взглянул на сбитые ноги и понял, что абсолютно не представляет, ни где находится, ни как его сюда занесло. Он так погряз в своих несчастьях, что шел и шел, тупо уставившись в землю и не замечая ничего кругом, кроме пары ярдов прямо перед собой.

– Май, прости меня, прости! – время от времени выкликал он, почти ожидая, что она ответит ему.

Порой он ощущал ее присутствие рядом с собой, порой же слышал лишь собственное хриплое дыхание. И вот теперь обнаружил, что стоит посреди топких зыбей и лесистых островков, вокруг которых плескалась вода. Безрадостная картина. Каспар понуро повесил плечи. Участки суши соединяла гать, плетенная из ореховых прутьев и тростника.

Каспар сам не понимал, что именно вывело его из транса. Должно быть, какое-то безотчетное ощущение опасности. Склонив голову набок, он прислушался, потом огляделся.

Ну неужели на всей земле и уголка нет, где он не отыщет следов человека? Каспар разозлился. Ну надо ж – продраться сквозь пепелище лишь затем, чтобы попасть в очередное населенное место! И вот, бредет-спотыкается под грузом ответственности, нести которую ему явно не хватает мудрости.

Юноша так и продолжал ругать себя, как вдруг снова услышал звук, который, должно быть, и насторожил его раньше. Теперь звук этот раздался ближе и отчетливее. Голос человека. Предупреждающий крик – предупреждающий, без сомнения, о его, Каспара, присутствии. Держа наготове лук, юноша снова огляделся. Куда идти? И тут из ниоткуда ярдах в двадцати от него возникло трое низкорослых, широкоплечих дикарей, бородатых и в медвежьих шкурах. Каспар встревоженно покосился на их дротики и каменные топоры. Дикари что-то заворчали.

Оглянувшись, он обнаружил за спиной еще четверых. Путь к отступлению отрезан. Двое дикарей уже подняли дротики.

Юноша, не раздумывая, прыгнул в болото. Вода доходила до пояса, идти было трудно. Потом пришлось плыть. Одной рукой юноша поднимал над головой лук, чтобы не замочить тетивы. Слева, подняв тучу брызг, упал дротик, за ним второй – на сей раз до противного близко.

Нащупав почву, Каспар повернулся и, держа лук плашмя над поверхностью воды, трижды спустил тетиву. Двое преследователей упали, остальные куда-то попрятались. Юноша попытался ускориться. Очередной дротик задел руку, но в следующий миг торра-альтанец уже добрался до раскидистой ивы, свисающие до самой воды ветви которой обещали хоть какое-то укрытие.

Он замер, прислушиваясь. Где-то неподалеку шлепали по мокрому дереву мягкие башмаки. Должно быть, преследователи бежали параллельно ему по одной из этих плетеных дорожек-гатей. Однако все загораживали деревья.

Вода была неглубокой, но очень грязной. Юноша высоко поднимал ноги. Похоже, от погони уйти все же удастся – дикарям явно неохота сходить с тропы.

Внезапно он остановился. Дорогу ему заступил медведь – но не обычный, а гигантский. Высился мрачной башней, стоя на задних лапах и угрожающе помахивая передними в воздухе. Темно-шоколадный мех на спине чуть подернулся сединой. Очень-очень осторожно и плавно Каспар поднял лук, готовый стрелять в ту же секунду, как зверь бросится на него. Топот бегущих ног за спиной стал громче: должно быть, дикари отыскали новую гать, что вела в нужном направлении. Кажется, он в западне!

Из-за деревьев с обеих сторон от юноши раздалось ворчание, звуки тяжелой поступи. Еще трое медведей вышли из зарослей и присоединились к огромному вожаку. Каспар оглянулся на преследователей. Те так и замерли на месте – похоже, не рассчитывали на встречу с хозяевами леса. На лицах их читался неприкрытый страх. Медведь шагнул вперед, и Каспар попятился, но тут же остановился в ужасе.

– Не беги, господин! – произнес из-за спины медведя негромкий, мелодичный голос.

– Урсула! – не веря своим глазам, выдохнул юноша, вглядываясь в тень под сводами леса.

Оттуда, шлепая когтистыми лапами по воде, появились еще три медведя. А на одном из них – огромном звере с серебристо-седой спиной – восседала сильная гибкая женщина. С неторопливой тяжеловесной грацией гигантский медведь шагнул в болото и неторопливо двинулся к Каспару.

Дикари разразились громкими воплями, бросились в гати в трясину и, стоя по грудь в воде, протягивая вперед руки, принялись бормотать молитвы, долженствующие умилостивить медведей. Урсула Что-то резко и повелительно произнесла на их языке. Дикари закланялись еще пуще, смиренно залопотали что-то в ответ, а потом торопливо развернулись, вылезли на плетеную тропу и побежали прочь. С них потоками текла грязь.

Урсула приблизилась к молодому воину. Но как же она изменилась! Блестящие черные волосы, успевшие слегка отрасти, придерживал золотой обруч, на смену львиному плащу пришла шкура огромного медведя. Глаза ее сияли. Сейчас Урсула выглядела могущественной, даже величественной. Вокруг бывшей рабыни шагал надежный эскорт из дюжины воинов со стальным оружием, а впереди – еще три медведя-исполина.

Урсула произнесла какую-то отрывистую команду, и Каспар подивился тому, с какой легкостью изъясняется она на варварском наречии. Сам он так и не овладел до конца всеми этими прищелкиваниями и порыкиваниями, хотя и успел поднатореть в языке дикарей остаточно, чтобы понять хотя бы основной смысл сказанного.

Девушка остановилась перед ним. Юноша в изумлении поглядел на нее, а потом подозрительно покосился на вытянутую морду медведя, оказавшуюся в опасной близости от его головы. Урсула приветственно протянула руку – и он ощутил, сколько силы в пожатии тонких пальцев.

– Окажешь ли мне честь сесть позади меня?

Юноша усмехнулся – с непривычки улыбка его походила скорее на гримасу на осунувшемся от горя лице – и залез на медведя позади нее.

– Рада, что с тобой ничего не случилось, господин, – тихо и сочувственно сказала девушка.

– Случилось… Май… Май… она…

– Знаю. – Урсула избавила его от мучительной необходимости произнести эти слова вслух. – Я слышала. Я пыталась отыскать тебя раньше, но тут такое творилось! Я послала гонцов во все пограничные поселения, приказывая, чтобы вам повсюду оказывали гостеприимство. Я отравила на поиски медведей, но все равно опоздала.

– Это не твоя вина, – ошеломленно возразил Каспар.

Неужели Урсула хочет сказать, что старуха-знахарка помогала им по ее приказанию?

Он обхватил Урсулу за талию, наслаждаясь прикосновением теплого тела. Урсула так и замерла в его объятиях, но он слишком устал и ничего не заметил.

Один из спутников девушки вернулся с сообщением, что отыскал деревню, куда бежали преследовавшие Каспара дикари.

– Едем, господин, тебе надо поесть и отдохнуть. И я должна позаботиться, чтобы эта деревня тихо и мирно вернулась в мое королевство и признала мою власть, – произнесла Урсула, одергивая красную тунику, расшитую теми же странными рунами, что были изображены у нее на руке.

Маленький отряд двинулся вперед по плетеной гати. Под тяжестью огромных медведей прутья пружинили и прогибались. Тропа уводила все глубже в болото, то и дело пересекаясь с другими дорожками, что образовывали сложный лабиринт меж зарослей плакучих ив и орешника.

За деревьями, на возвышавшемся над топью пригорке, жалась друг к другу кучка жалких лачуг. Как и в селении, где Каспар оставил Изольду, центральное место занимало резное изображение медведя. Учитывая, сколько тут водилось этих могучих зверей, Каспар ничуть не удивлялся, что примитивные местные племена поклоняются им. Однако прием, оказанный отряду Урсулы, юношу слегка обескуражил.

Деревня потонула в громе истерических криков. Женщины в панике простирались ниц перед дверями лачуг, а шестеро мужчин поспешно вытащили из загона громко блеющую козу, оттащили ее к алтарю и, не теряя ни секунды, перерезали ей горло.

Урсула застонала от досады:

– Они смертельно боятся медведей и пытаются задобрить их всеми этими жертвоприношениями, порой даже человеческими. Глупцы! Если бы они не делали этого, медведи в деревни и носа бы не показывали. А от постоянных подачек они разохотились на человечинку и домашний скот. Привыкли, что в деревнях всегда угостят чем-нибудь вкусненьким.

У юноши голова шла кругом, он почти не вникал в слова спутницы. Урсула велела эскорту унять беспорядки, и очень скоро молодые люди уже сидели перед весело потрескивающим огнем. Хотя Каспар был голоден, но есть не мог и лишь вяло отщипывал кусочки пищи.

Урсула внимательно поглядела на него.

– Пожалуй, новая роль подходит тебе больше.

– Правда?

Бывшая рабыня бойко обгладывала козлиную кость. Огонь сильно чадил, все кругом изрядно отсырело, да и сухие дрова, похоже, раздобыть здесь было нелегко.

Юноша пожал плечами, но не стал развивать свою мысль. И все же, как уверенно бывшая рабыня отдавала приказания своим солдатам: спокойно, решительно, но не резко. По всему видно, они готовы пойти за ней в огонь и воду. Но почему они выбрали Урсулу в предводительницы? Каспар просто понять не мог. Да и вообще, как она оказалась здесь? Зачем?

– Ешь, господин, – настойчиво сказала она.

– Я не господин тебе.

– Ты всегда останешься моим господином, – вкрадчиво произнесла девушка. – Как ты думаешь, почему я пришла сюда?

Каспар недоуменно поглядел на нее и заставил себя откусить кусок недопеченного хлеба.

– Не знаю. Я думал, что после того, как мы расстались, ты отправишься к Рейне. Но ты, судя по всему, решила вернуться на родину.

Урсула рассмеялась. Каспар улыбнулся ей и сам подивился тому, насколько легче стало у него на душе. Они так и улыбались, глядя друг на друга. Огромные карие глаза девушки радостно засверкали.

– Что тебя так смешит? – поинтересовался он.

– Да ты же и смешишь. Я понятия не имела, где моя родина. Я всего лишь следовала за тобой. Я волновалась за тебя.

– За меня? – изумился юноша.

– Ну да, господин. Я в долгу пред тобой.

– Ерунда! – торопливо выпалил Каспар, побаиваясь подобной ответственности.

– Я последовала за тобой – и пересекла линию рун. Они тянулись по земле в обе стороны, на много миль.

– Линия рун, – тупо повторил Каспар, внезапно вспомнив эту черту.

– Вот этих самых рун. – Урсула постучала себя по предплечью, изгибаясь, чтобы получше разглядеть таинственные значки на гладкой упругой коже. – Все, что осталось от меня, настоящей меня. Понимаешь, сначала я их не заметила. Почувствовала. Оказывается, я стояла прямо на них – и поглядела вниз. Все тело вдруг стало так странно покалывать, и я ощутила… Знаешь, звучит глупо, но я внезапно ощутила себя медведем. А потом вспомнила! Вспомнила, как уже стояла на том самом месте. Вспомнила лес и этот вулкан. Я держалась за чью-то руку, и все кругом чего-то боялись, ужасно боялись. Мы обернулись поглядеть назад, на родные края. Чудно, но все эти годы я помнила только руку.

Каспара пробрала дрожь. Ну до чего же ему это знакомо! Все детство его тоже преследовало ощущение, будто он забыл что-то важное и вот-вот вспомнит. Но воспоминания упорно ускользали. В два года он лишился матери и вновь обрел ее лишь в четырнадцать, а до того невыносимо страдал от одиночества, чувствуя себя заброшенным и никому не нужным.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36