Онд (№3) - Властелин Некронда

Изнемогая от усталости, Каспар продолжал сражать врагов одного за другим, уже не в силах отслеживать ход битвы. В ушах звучало лишь собственное тяжелое дыхание да хрипы и выкрики противников. Вот на него налетело сразу трое – и рядом тотчас же оказалась Изелла с ножом в руке.

– Посторонись! Дай мне место! – прорычал он.

– Ты же с ног валишься! – закричала она в ответ.

Чистая правда. Все мускулы у него дрожали и ныли от изнеможения, но присутствие под боком женщины мешало даже думать как следует. Хотя Каспар опять рыкнул на нее, она осталась на месте и тут уж ничего поделать было нельзя. Первый шахтер ринулся на молодого воина. Юноша косым ударом меча отразил нападение и отшвырнул врага. Но тут же на него налетел второй. Торра-альтанец уже замахнулся, чтобы описать широкую дугу и отсечь противнику голову, но краем глаза заметил рядом Изеллу и побоялся невзначай задеть ее. Рубанул вполсилы, пробить прочную кольчугу не сумел и остался совершенно беззащитен перед натиском третьего неграферрца.

Бок Каспара был открыт для удара – но его не последовало. Топор не спешил опускаться. По рядам шахтеров пронесся вопль паники. Не прошло и нескольких секунд, как все побросали оружие и пустились наутек. За ними – кузнецы и горожане.

Каспар зашатался и рухнул на колени, упершись подбородком в рукоять меча. Ну и зрелище! По всему полю битвы воины Ясеня безжалостно разили бегущих врагов.

Можно было не ломать голову, что же обратило в бегство неграферрцев. Сквозь толщу земли под ногами юноши прорезался странный животный крик, пронзительный и визгливый. Шахтеры мгновенно узнали этот звук. Тощие зеленые фигуры уже появились из-под земли и заскользили по траве к сражающимся. Пещерные гоблины!

Голова Каспара поникла на грудь. Сила Некронда обращена против него. Пещерные гоблины чуяли Яйцо, явились за ним – но не этого так страшился юноша. Поток зеленых чудищ извергался из похожих на раковины курганов, где находился вход в подземелье. Неудивительно, что шахтеры бежали при первом же крике гоблинов, заразив паникой солдат и кузнецов. Шахтеры испокон века боялись этих обитателей подземелий – те, дескать, обрушивают туннели и пожирают заблудившихся или отбившихся от своих рабочих. Правда, из наземных жителей подобным байкам мало кто верил. Самому Каспару уже доводилось встречаться с пещерными гоблинами и он тоже боялся – но не за себя.

– Изольда! – хрипло выкрикнул он, бросаясь к входу в туннели.

Около плеча снова выросла Изелла. Около тридцати охотниц Ясеня бежали впереди, тоже спеша на выручку родне. Влившись в их поток, торра-альтанец не то прыгнул, не то рухнул в подземелье и единым духом преодолел все изгибы вьющейся вниз спирали. Вот и самый глубокий чертог, где укрывались под надзором Ведуньи Ясеня женщины и дети. К своему ужасу, юноша увидел, что там уже кишат толпы пещерных гоблинов. Маленькие сыновья Ясеня, иные совсем еще младенцы, уже сражались с ними, яростно впиваясь зубами в зеленых чудищ.

Каспар обшаривал глазами темноту. Изольда – где же она? Нигде не видно! Но где-то совсем неподалеку свирепо рычал Трог. Внезапно – странное дело! – юноша увидел Пеннарда. Стоя над Придди, сын оружейника, как одержимый, разил гоблинов. Меч его перерубал тоненькие тела с одного взмаха. Не отставал от него и Трог – на глазах хозяина пес разорвал на части троих склизких жителей пещер.

Молясь о том, чтобы Изольда была с Придди, Каспар принялся пробиваться к ним. Малютка и впрямь оказалась там: согнувшись в три погибели, девочка защищала ее своим телом. Юноша встал бок о бок с Пеннардом – и вдвоем они кололи, рубили и крошили врагов, пока ему не показалось, что он вот-вот выронит меч от усталости.

К тому моменту, когда в чертог ворвался первый воин Ясеня, прошло, должно быть, не более десяти минут, но Каспар уже шатался, с неимоверным трудом поднимая меч для каждого нового удара. Сколько он еще сможет сдерживать натиск гоблинов, прежде чем они сметут его? Однако стоило лишь одному из гигантов появиться на пороге, пещерные жители вмиг исчезли.

Вслед за первым исполином появился второй и они вместе со страшным ревом принялись метаться по комнате, выискивая, кого бы еще убить. Скоро в укрытие влетело еще пятеро воинов в точно таком же безумии битвы. Один из них на ходу ударил кричащего ребенка – маленькое тельце взметнулось в воздух и отлетело на другой конец комнаты. Воинственно нагнув головы, точно разъяренные быки, исполинские сыновья Ясеня кружили по комнате. Женщины и дети вокруг в страхе пятились и жались к стенам. Наконец жажда крови угасла.

Пещерные гоблины попрятались, неграферрцы бежали. Подземелье наполнила странная тишина. В ней начал тихонько всхлипывать какой-то ребенок, застонала раненая старейшина. Битва закончилась.

– Моя малютка!

Каспар умоляюще повернулся к Придди.

Та с улыбкой вручила ему Изольду. Каспар лихорадочно прижал крошку к себе, твердя ей, что все будет хорошо, – хотя, честно сказать, похоже, все это светопреставление вокруг ничуть не испугало малышку. Весело хихикая, Изольда ткнула теплым пальчиком в подбородок приемного отца.

Юноша сглотнул слезы.

– Я так боялся за тебя! Он протянул руку Пеннарду:

– От всей души спасибо. Не знаю, зачем ты здесь, но все равно я тебе безмерно благодарен.

– Я пришел спасти Придди, – просто ответил сын оружейника.

Каспар кивнул, хотя все равно ничего не понял.

– Но ведь ее не надо было спасать от людей Неграферра.

– Я бы ни за что не побежал предупреждать Неграферр о том, что Изелла собирается разрушить плавильни, коли бы знал, что этим навлеку опасность и на Придди, – объяснил Пеннард. – Но когда я туда добрался, было уже поздно: великаны успели разнести печи по камушкам и перебить множество народу из окрестных деревень. Горожане пылали жаждой мести. Я умолял их не трогать живущих в долине людских детей. Но когда сказал, что Придди считает меня убийцей, они завопили, что разорвут на клочки всех, люди то или не люди. Я твердил, что со временем этих детей удастся вернуть к нашим обычаям, но все были так злы, что и слушать не стали. Сказали: эти дети все равно околдованы, и их тоже надо убить. Вот я и отправился со всеми вместе, надеясь прорваться в туннели и защитить Придди от ее же собственных соплеменников.

– Слов не хватает выразить, как я тебе признателен, – повторил Каспар.

Он чуть ли не целую минуту осматривал Изольду, чтобы убедиться, что та невредима, а потом бережно посадил ее в перевязь.

Лишь теперь Каспар смог оглядеться по сторонам. Кто-то зажег светильники. Женщины сновали туда-сюда, собирая детишек и разнимая маленьких мальчиков, которые уже начали вовсю тузить друг друга. Забияк поспешно распихивали по их манежикам. Ошеломленный и усталый, Каспар медленно брел посреди всей этой суеты, пытаясь отыскать выход на поверхность, как вдруг его остановили. Ведунья Ясеня медленно ковыляла к нему, опираясь на плечо Мирандель.

Старуха протянула руку к торра-альтанцу.

– Спасибо, мой мальчик. Ты просто молодец, мы в долгу перед тобой.

Она повела юношу к выходу, и тут сумрачную тишину подземелья прорезал странный крик. Множество голосов подхватило его, усилило, и вот он уже превратился в дикую, но ритмичную песнь. Каспар увидел, что воины Ясеня выстроились в круг и с мощным гиканьем завели ликующую пляску.

Древняя ведунья печально поглядела на юношу.

– Вот они, мой народ, которому нет более места в этом мире. Некогда земля была полна опасностей: кругом рыскали медведи, грифоны и драконы, и мы радовались бесстрашию наших мужчин. Ныне же мир стал ручным и спокойным, ему не нужны мои воины.

Ее взгляд, обращенный на пляшущих гигантов, был исполнен любви и печали.

– И все-таки до чего приятно видеть, как они танцуют. Они рождены сражаться, а после слагать песни о своих подвигах. Ярость битвы у них в крови. Грустно, что приходится опаивать их успокоительным зельем.

Она вздохнула, и Каспар прекрасно понимал ее скорбь.

– Да неужели? – фыркнула Мирандель. – Они убили пятерых детей.

– Зато спасли всех остальных. Кабы не эта их слепая ярость, мы все сейчас были бы мертвы, – как можно мягче возразил юноша.

– Мужчина! Вот речь типичного мужчины! Ты бы запел иначе, если бы погиб именно твой ребенок! – ответила она.

– Идемте! Разожжем костры, устроим праздник! Печей более нет, мы освободимся от наших недугов, – позвала их какая-то женщина.

Ведунья снова вздохнула.

– Мой народ тяжко пострадал. И исцеления нет – во всяком случае, пока. Наверное, новорожденные выживут, но у остальных из нас по жилам течет уже отравленная кровь.

– Триночница! – выпалил Каспар. – Я не говорил вам прежде, но на самом деле я дал ребенку Мирандель чудодейственное лекарство, которое называется триночница. Просто не хотел понапрасну обнадеживать вас – это была последняя капля, я добыл ее, ополоснув пустые флаконы. И больше взять мне ее неоткуда. Народ побережья утверждает, что добраться назад, на мою родину, совершенно невозможно.

– Ты должен принести нам еще этого средства, – просто и безапелляционно произнесла старуха.

– Но мне негде его взять! – повторил торра-альтанец с нажимом. – Я знаю только одну женщину, которая его готовит, но она живет за океаном – а я не могу вернуться домой.

– Да все ты прекрасно можешь, – засмеялась Ведунья Ясеня.

– Но ветер дует всегда с запада и…

– Ты должен идти на север и перебраться через макушку мира, – возбужденно перебила его старуха, но вдруг сникла. – Только ты слишком хрупок и слаб – ты не вынесешь путешествия.

– Слаб! Ничего я не слаб! – взвился Каспар, но тут же умолк.

Глаза ведуньи были устремлены на малютку Изольду.

– Она слишком мала для столь сурового похода.

18

Весь мир Брид целиком и полностью сосредоточился в водовороте боли, что разрывала ей грудь. Из мучительной тьмы девушка вдруг перенеслась в какое-то иное измерение, где кругом порхало множество сверкающих прекрасных женщин – шелковистые волосы сияли звездным огнем, гибкие обнаженные тела прикрывали лишь тонкие, как паутинка, покрывала, что ловили солнечный свет и отражали его мириадами крошечных радуг.

Ундины, дочери Земли. Брид узнала их с первого взгляда и попыталась приветствовать, но не смогла, слишком велика была боль.

– Мы с тобой, Брид, – пропела одна из них, склоняясь над страдалицей. – Ты нужна нам, нужна всему миру. Не теряй веры, не теряй веры в себя. Ты сумеешь преодолеть боль.

– Керидвэн, – взмолилась несчастная. – Она мне нужна. Ужасно нужна.

Ундины плясали вокруг, а несколько из них сели вокруг Брид, качая ее и прижимая к себе, приподняли ее голову, чтобы бедняжке было удобнее лежать.

– Тс-с, маленькая, тс-с, тише. Для всех нас ты – олицетворение Великой Матери. Ощути Ее силу.

– Не могу. Я ощущаю лишь боль, – созналась Брид.

Но ужаснее всех физических мук было сознание, что Халь пытался убить ее.

Много дней она покоилась в объятиях ундин, благодарная хотя бы за то мизерное облегчение, что они дарили ее измученному телу и разуму. Иногда, на краткие моменты, наступало прояснение – тогда ундины отступали, бледнели, и глаза девушки различали лишь дрожащие разрозненные огоньки на их мантиях, точно капельки росы поутру на тонкой-претонкой паутине. Кеовульф вез раненую перед собой в седле, и, ненадолго приходя в себя, хватая ртом воздух и задыхаясь от боли, Брид видела устремленные на нее большие карие глаза, в которых застыла скорбь.

Не в состоянии произнести ни слова, девушка тонула в жалости к себе самой. Халь, Халь пытался убить ее. Более ни о чем думать она не могла, хотя и понимала, сколько неотложных и жизненно важных дел требуют ее внимания. Ведь она же Высшая Жрица! Но, увы, бедняжка не находила в себе сил отвлечься от собственных несчастий.

Дыхание Халя раздавалось так близко. Брид изнывала от тоски и желания, чтобы он коснулся ее, обнял, утешил. Но не стала бы звать его, даже и найдись у нее силы. Халь пытался убить ее. О, Спар, думала девушка, о, если бы я только любила тебя, а не Халя! Каспар – вот кто наделен чуткостью, пылким воображением. Вот кто умеет уловить вибрацию самых тонких струн жизни. Да, Брид любила Каспара – вот только страсти к нему не испытывала. Нежному юноше не хватало великолепия, неколебимой уверенности в себе, дерзкой мужественности – словом, всего того, что являлось неотъемлемыми чертами Халя.

А сейчас Халь был с Кимбелин – Брид знала это наверняка. Неподалеку раздавался серебристый смех принцессы. Что, кроме неотразимого очарования Халя, могло вызвать столь влекущий смех? Ну неужели этот болван не понимает: Харле выбрала не она, не Брид – а Морригвэн! Старая Карга явно не сомневалась, что слепая ярость молодого воина толкнет его на убийство. А Брид-то наивно верила, что ее жених уже перерос подобные припадки буйства. Увы, как же она ошибалась!

Ну до чего же он похож на своего старшего брата Бранвульфа! Отпрыски старинного рода военачальников, что на протяжении тысячи лет обороняли маленькую пограничную крепость. Сыновья людей, отвоевавших свои земли у драконов. Неудивительно, что Халь столь буен – дикой, неукротимой буйностью. Он из того теста, из какого лепят победителей, завоевателей, великих воинов. Брид знала: что бы ни сулило им будущее, она все равно любит своего жениха. И всегда будет любить, даже если никогда уже не сможет заглянуть ему в глаза с прежним доверием.

Строй ее мыслей нарушило возвращение слепящей боли в груди. Девушка забилась и выгнулась в попытках избавиться от этой муки. Весь мир вокруг снова расплылся, голоса спутников доносились словно издалека.

– Погляди на нее! Поверь – я не желаю ей зла. На мече зазубрина – и если осколок не выйдет, Брид не исцелится.

В голосе Халя звучало страдание.

– Думаешь, в ней остался кусок железа? – со страхом переспросил Абеляр.

– Тише, лежи спокойнее. Тебе нельзя так метаться, – заботливо сказал девушке Кеовульф.

Брид медленно погрузилась в свой тихий мир боли. Ундины – кроме Брид их, кажется, никто не замечал – вновь вышли из лесов утешать и поддерживать ее.

– Милая Брид, ты только верь. Великая Мать с тобой.

Гибкие тела обвились вокруг нее, пытаясь согреть, но девушка и дышать-то еле могла: каждый вздох пронзал ее, словно кинжал.

Когда отряд начал разбивать лагерь, над Козьим Краем сыпал мелкий противный дождичек, кусты кругом все отсырели. Халь стоял над Брид, остро осознавая, что все остальные винят в ее страданиях именно его. Он спиной чувствовал обвиняющие взгляды. И юноша сорвался. Ярость, которую он сдерживал и копил в себе столько лет, вдруг выхлестнула наружу, сломала заслоны – так вырывается на волю из загона раненый бык.

– Да как вы смеете осуждать меня! – Он вихрем развернулся к своим обидчикам. – Где вам понять, через что я прошел! Вот вы, что бы вы сделали, если бы застали с этим чудовищем свою жену? Жену, которую вы любили превыше всего на свете!

– О да, так любили, что и убить впору! Видал я этакую безмерную любовь, – презрительно хмыкнул Абеляр.

Халь с пронзительным воем налетел на него. Боль в костяшках пальцев, ободранных о твердую кость, даже радовала, ибо давала выход злобе.

Узловатые кулаки Абеляра взметнулись в ответ. Гнев придал лучнику неожиданную силу.

– Как я смею? Да ты и в сотую долю не любил ее так, как я! – прорычал он.

Халь потянулся к ножу, но Абеляр опередил его, выбил оружие из рук.

– Фу-ты, ну-ты! Пусть ты и лорд-перелорд, но не воображай, будто умеешь драться лучше обычного солдата из гарнизона. Никакое твое самое могучее оружие не сравнится с парой вот этих загрубелых мозолистых рук.

Халь готов был согласиться: кулаки лучника с недюжинным проворством ударили его в висок, челюсть и солнечное сплетение. Рот мгновенно наполнился кровью, в голове помутилось.

Абеляр удовлетворенно фыркнул.

– И не думай, что я побоюсь бить тебя в полную силу из-за того только, что рука твоя еще не зажила. Я четыреста лет терпел лютую муку, чтобы защитить Троицу, а теперь видеть, как недоумок навроде тебя все поганит и пытается убить жрицу! Она ведь еще может умереть.

Следующий удар пришелся прямиком по левой руке Халя.

– Эй! Эй! Прекратите! Прекратите сейчас же! – завопил Кеовульф, оттаскивая лучника и швыряя его на землю. – Вы оба, а ну, хватит! Она пытается что-то сказать.

– Брид, любимая…

Слова сорвались с уст Халя невольно, сами собой.

Взгляд девушки бессмысленно блуждал, но она непрерывно бормотала, обращаясь к стоявшим вокруг, хотя не реагировала ни на какие слова – ни самого Халя, ни Кеовульфа, ни Абеляра.

– Она потеряла рассудок.

Внутри у Халя все сжалось. Что же он натворил! Что сделал со своей возлюбленной! Не в силах смотреть на ее страдания, он шагнул назад – туда, где молча ждала принцесса Кимбелин. За спиной у него Брид начала бредить.

– Они идут! Скорее! Скорее! – закричала она, но голос ее тотчас же оборвался, стал еле различимым шепотом. – Морригвэн, дай мне силы вернуться домой.

Кеовульф неуверенно обвел взглядом своих спутников.

– О чем она говорит?

Халь слышал вопрос, но ничего не ответил. Мир словно медленно вращался вокруг. Все чувства вдруг обострились. Молодой воин замечал мельчайшее движение, шорох, звук. Его конь нервно поводил ушами. Кобылка Пипа стукнула копытом, и звук этот прозвучал непривычно громко. Лошади к чему-то прислушивались. Халь не сомневался: Брид пытается о чем-то предупредить. А ему еще не приходилось видеть, чтобы она ошиблась.

– Козлы! – выкрикнула она и снова что-то забормотала.

– Козлы, – повторил Пип. – Вот бессмыслица! Это она просто во сне. Бедная Брид!

– Тс-с! – шикнул на него Халь, глядя на нагромождение валунов, что поднималось над ветреной пустошью. Ему померещилась там какая-то тень.

Безлесая местность кругом являла собой унылое зрелище. Землю одевал пурпурный по осени вереск, зеленели лишь пятна тростника в низинах. Халь вгляделся внимательнее – да, сомнений нет, это огромный горный козел. Брид никак не могла его видеть – но ведь откуда-то же знала, что он здесь.

Халь еще не видывал таких диковинных животных: размером не уступает лошади, с удивительно закрученными рогами и толстой, точно ствол дерева, шеей, на которой перекатываются мускулы, поддерживающие тяжелую голову.

Внезапно почувствовав желание хоть немного побыть в одиночестве, молодой воин покинул лагерь и зашагал к ближайшему холмику, чтобы осмотреться получше. Минут через десять он уже стоял на пригорке, оглядывая лиловато-бурую равнину. Земля тут шла складками, средь холмов и курганов прятались болотистые низинки. За ними виднелись острые конусы невысоких гор. Занятная местность: как будто какой-то великан срезал верхушки у величественной горной гряды и пересадил их сюда, на равнину. Халь прислушался – в вое ветра ему померещился стук копыт гигантских козлов, что несутся с тех вершинок.

Но ведь козлы – это совсем не опасно? Или опасно? Все еще гадая о смысле предупреждения Брид, Халь напомнил себе, что кеолотианские козлы – не чета обычным: они очень крупные, а кривые рога делают их заманчивой добычей для охотников. Ага! Ну конечно! Сами по себе козлы – не беда, но с ними могут явиться и охотники, а это уже совсем иной разговор.

Прищурившись, Халь внимательнее осмотрел окрестности, впиваясь взглядом в подножие ближайшей горы. Не заметно ли там какого-нибудь движения? Ну так и есть – крадущиеся тени средь вереска. Теперь, когда молодой воин разглядел первую движущуюся фигуру, ему стало легче искать остальные.

Сперва его порадовало, что все эти люди оказались лишь охотниками. Но скоро юноша обратил внимание на то, что они вовсю махали руками и топали, гоня стадо козлов прямо к лагерю. Скалистый уступ разделял стадо и отряд Халя, так что спутники его не видели никакой опасности.

– Сажай Брид на лошадь! – бешено закричал юноша Кеовульфу, но голос его утонул в громе копыт и устрашающем стуке тяжелых рогов. Налетая друг на друга, сталкиваясь, животные неслись прямо к лагерю.

– Нет! Нет! Спасайте Брид!

С бешено бьющимся сердцем он кинулся вниз по склону, споткнулся и неловко покатился, приземлившись прямо на больную руку. И только успел подняться, охотники оказались тут как тут.

Осадив поджарых коней, они поглядели на юношу сверху вниз и тут же, словно по команде, уставились на что-то у него за спиной. А потом без единого слова развернулись и все трое потрусили прочь, как будто исполнили возложенную на них задачу, и более ничего не требовалось.

Халю некогда было думать о них. По венам его бурной волной струилось облегчение: Кеовульф уже вскочил на коня. На блестящей кольчуге кинжалами сверкали солнечные лучи.

Стадо свернуло прочь и с беспорядочным блеянием вновь рассеялось где-то в холмах.

И тут взгляд Халя привлекло новое движение. Он ошибся. Всадники атаковали отряд с тыла. Уловка со стадом была задумана лишь для отвлечения.

– Сзади! Сзади! – отчаянно завопил Халь и со всех ног бросился к лагерю.

Он еще бежал, проклиная себя за то, что оставил Брид, когда товарищи все-таки услышали предупреждение и развернулись навстречу новой опасности. Пип отважно вызывал врага на бой, а Кеовульф преградил собой путь в лагерь. Всадники уже перемахнули через холм. Нет! Это же не обычные всадники. Кентавры – Халь видел их только в книгах: полулюди, полукони. Чудовища со свирепыми криками неслись на сгрудившийся в кучку отряд.

– Халь, лови меч!

Кеовульф швырнул юноше древний клинок поверх голов своих спутников – те пригнулись.

До Брид и Кимбелин оставалось всего несколько шагов. Халь взвился в воздух, ловя на лету рукоять, и тут же уши ему наполнил знакомый возбуждающий гул битвы. Не теряя ни секунды, торра-альтанец ринулся в бой. Кеовульф отпрянул вправо, освобождая Халю место для размаха, Пип – влево. Оба уже тоже выхватили мечи.

Мимо уха юноши просвистела стрела – ровнехонько в человечью грудь первого кентавра, что уже несся на Халя. Чудовище повалилось на колени и обрушилось наземь, сбив с ног и молодого воина. Тот высвободился и вскочил на ноги, молча благодаря Абеляра за то, что второго кентавра тот сшиб дальше, не подпустив слишком близко. А совсем рядом уже нависал третий. Халь наотмашь полоснул его по боку. Клинок разрезал тугую конскую грудь и вошел в мягкий человеческий живот.

Отчаянный крик Кимбелин предупредил юношу – сзади грозит опасность. Резко выдохнув, Халь энергично подсек рунным мечом передние ноги следующему кентавру. Фонтан крови брызнул ему в лицо, залил плечи и грудь. Развернувшись, молодой воин бросился на выручку Брид.

Огромный и проворный черный кентавр скакал к ней во весь опор, размахивая тяжелой палицей. Пип всадил ему стрелу в плечо, но остановить не сумел. Следующая стрела лишь царапнула широкий круп кентавра, уже нависавшего над Брид. Халь ничего не мог сделать, он не успевал… и тут Абеляр закрыл своим телом бессильно распростертое тело жрицы.

Палица опустилась. Раздался тошнотворный хруст костей и сдавленный вопль. Халь рубанул кентавра сзади и ощутил, как рунный меч рассек кость. Чудовище завизжало и обрушило палицу уже на торра-альтанца. Удар скользнул по руке Халя. Отпрянув, юноша описал мечом полный круг и перерубил одним махом все четыре ноги кентавра.

Падая, тот издал пронзительный вопль, но в верхней, человеческой половине еще оставалось довольно энергии для того, чтобы напоследок снова ударить юношу палицей. Молодой воин инстинктивно вскинул руку, защищаясь, – раздался треск, хруст, и она бессильно вмялась ему в плечо. Но пока еще Халь не чувствовал боли.

Земля задрожала от падения тяжелого тела. Не двигаясь с места, Халь с силой сделал выпад и пронзил мечом человеческую грудь кентавра. Смуглое лицо юноши побледнело от усилия. Остальные полулюди-полукони, задрав хвосты, поскакали прочь со скоростью настоящих ориаксийских чистокровок.

Осознание всего произошедшего едва не сбило Халя с ног. Брид!

Кеовульф уже стягивал с Абеляра плащ.

– О, силы небесные! – выдохнул рыцарь.

– Брид! Брид… она жива? Брид! – простонал Халь, делая шаг вперед.

Меч выпал из ослабевших пальцев, обе руки бессильно повисли.

Кеовульф осторожно снял Абеляра с тела девушки. Голова лучника безжизненно покачивалась, на затылке чернела огромная вмятина. Но на лице застыло торжественное и удовлетворенное выражение. Рыцарь сурово и печально опустил лучника на землю и закрыл ему глаза.

Не в силах даже пошевелиться, Халь молча наблюдал, как калдеец, сведя брови от волнения, опустился на колени рядом с Брид. По левой руке юноши растекалась жгучая, непереносимая боль. В горячке схватки он ничего не чувствовал, но теперь, когда боевой пыл угас, рана так пульсировала, что в голове у Халя помутилось, он пошатнулся и едва не упал.

– Все в порядке, – сообщил Кеовульф. – Абеляр спас ее.

Значение слов рыцаря накрыло юношу такой волной облегчения, что его аж затрясло. Кеовульф сочувственно поглядел на друга, кто-то еще сзади поддерживал юношу за талию, не давая упасть.

Следующие несколько часов Халь не воспринимал ничего, кроме леденящего холода во всем теле. Порой ему чудилось, будто он вновь погребен в могиле, и Кеовульф снова собирается отрезать ему руку, чтобы уберечь от гангрены.

– Нет, нет, не надо. Уж лучше смерть, – кричал он в бреду.

Кто-то, должно быть, Кеовульф, влил ему в горло какую-то жидкость. Впадая в блаженное оцепенение, торра-альтанец понял, что то был маковый настой.

Прошло несколько дней, прежде чем юноша вынырнул из череды странных снов, в которых ему почему-то виделся Спар с младенцем на руках, да еще в какой-то диковинной компании: сплошь великаны и нимфы. Из этих грез Халя выдернул звучный и скорбный напев, что унес его в штормовое, одетое облаками небо. Во всем мире словно не осталось ничего, кроме торжественной погребальной песни.

С усилием вырвавшись из нелепого сна, молодой воин открыл глаза. Стояла глубокая ночь, ничего не было видно, лишь чувствовался какой-то неприятный запах. Через несколько минут глаза раненого начали привыкать к тьме и различать в ней какие-то черные силуэты. Душу сжало от чувства невосполнимой потери. Левую руку жгло острой болью.

Совсем рядом кто-то пел. Глубокий звучный голос выводил прекрасную и печальную мелодию, и только теперь Халь узнал в ней песню из своего сна. Кеовульф сидел, скрестив ноги, возле костра и, глядя в огонь, слагал траурную песнь по Абеляру.

Халь попытался сесть.

– Спокойней, парень. Лежи, нам не к спеху, бежать некуда, – повернулся к нему рыцарь.

– Где Брид? – прохрипел молодой воин.

– Еще спит, – поспешно заверил Кеовульф.

Халь снова начал приподниматься, но дикая боль в руке повалила его обратно. Юноша понял, что удушающее зловоние исходит именно от его раны, но не мог заставить себя поглядеть на нее.

– Мне приснилось, или Абеляр и правда убит? Слова душили его.

– Мертв, – горько произнес калдеец.

– Как жаль, – неловко промямлил Халь. – Он был прекрасным человеком.

Кеовульф кивнул.

– Из самых лучших, – хрипло согласился он.

– Мы обязаны ему всем, – простонал Халь. Страшно подумать, что было бы, окажись Абеляр менее доблестен и благороден! – А все, что он знал обо мне, – это что я ревнивый и безмозглый кретин, проклятие всем своим друзьям и любимым.

Кеовульф неопределенно хмыкнул.

– Кабы не он, Брид была бы уже мертва.

Халь откинулся на спину, кляня себя, на чем свет стоит. Интересно, узнает ли когда-нибудь Абеляр о том, как благодарен ему юноша за самопожертвование? Молодой воин так и утопал в невеселых раздумьях, пока боль в ране не вырвала его из этого самобичевания.

Надо чем-то занять голову, как-то отвлечься.

– Где мы? Могу я быть чем-то полезен? Порыв свежего соленого ветра разогнал вонь. В воздухе витала влага.

– Ничем. Лежи, набирайся сил. Пип найдет корабль. Мы на западном побережье Кеолотии, на полуострове Трех сестер.

– Что! Сколько ж это дней я валялся в отключке? Халь попытался перекатиться на бок и встать, но тело свело болью и он снова обмяк.

– На твоем месте я бы этого не делал, – добродушно посоветовал Кеовульф. – Мне бы не хотелось, чтобы у тебя опять разыгралась лихорадка. Приятно, знаешь ли, слышать твой голос, дружище. А то я уже начал скучать. – Он улыбнулся, но тут же посерьезнел. – Халь, мы должны принять решение. Я промыл твою…

По его тону торра-альтанец сразу понял, что он хочет сказать. Хотя Халь не видел своей левой руки, но боль и отвратительный запах недвусмысленно говорили: все не так уж хорошо.

– Нет! Нет! Мне нужна рука! – резко вскричал юноша, объятый прежним ужасом, пережитым под чародейским наваждением. Застонав, он бессильно откинул голову и заплетающимся языком спросил: – А Брид? Она хоть раз шевелилась?

– Нет, – с суровой печалью ответил рыцарь. Халь кивнул.

– Надо доставить ее домой.

Набравшись храбрости, он глянул на левую руку, скрытую под толстой повязкой. Сквозь свежий бинт уже проступили тошнотворные гнойные пятна. Молодой воин вскинул глаза на старшего товарища.

– Скажи мне самое худшее.

– Кентавр раздробил тебе запястье, осколки торчат из кожи. Началась лихорадка, вся рука вокруг раны воспалилась. Ядовитый гной убивает тебя. Возможно, если бы Брид могла тебя лечить, все пошло бы по-другому, но прошло уже слишком много времени. Я должен…

– Нет! Я тебе запрещаю, слышишь? Оставь мне руку! Скоро уже мы вернемся к Керидвэн. Она уймет лихорадку и залечит мне руку. Буду как новенький!

Он устремил взор в небеса. При мысли об Абеляре горло сжалось от боли.

– Как бы хотелось доказать тебе, что и я не такой уж никчемный слабак, – пробормотал он.

Извернувшись, юноша поискал глазами Брид. Маленькая, закутанная в одеяло фигурка недвижно покоилась у костра рядом с Кимбелин. Золотые локоны принцессы сверкали в отсветах огня. Она отодвинула нетронутую тарелку с едой, нервно поднялась и направилась прочь от лагеря, точно хотела побыть наедине со своими мыслями. Однако Халь сейчас мог думать только о своей невесте.