Кидалы

— Разумеется, мистер Диллон. Она просила передать вам, что ушла на скачки.

— На скачки? — удивился Рой. — Вы уверены?

— Да, сэр. Но она собиралась посмотреть только половину дневной программы. Сказала, что вернется пораньше.

— Ясно, — кивнул Рой. — Кстати, обо мне здесь справлялись из полиции пару часов назад?

Клерк вежливо подтвердил это и сказал, что звонили и миссис Лангтри тоже.

— Естественно, мы о вас исключительно высокого мнения, мистер Диллон. Надеюсь, ничего серьезного не произошло?

— Нет, благодарю, — сказал Рой и отправился в свою комнату.

Он постоял некоторое время у огромных двустворчатых окон, глядя на море, отливающее золотом. У него заболели глаза, и он растянулся на постели, ни о чем не думая, сосредоточив всю свою интуицию, чтобы сделать верные выводы.

Сперва Мойра проявляла любопытство, пытаясь узнать, как он жил и кем работал. Почему он год за годом живет в таком месте, как «Гровенор-Карлтон»? Почему он год от года цепляется за малопрестижную, низкооплачиваемую работу коммивояжера? Потом она выразила легкое сожаление, что они на самом деле не знают друг друга, и им нужно «познакомиться по-настоящему». Он запланировал это путешествие именно для того, чтобы «познакомиться», — и как же она себя ведет? Проверяет его на прочность? А потом наблюдает, чем все закончится.

А теперь она обо всем знала. Должна была знать. Ее сегодняшнее поведение было лишним тому доказательством.

Полиция позвонила ей, чтобы навести справки о Рое, и ее это ничуть не встревожило. Она знала, что он выкарабкается, что его легенда проверена годами и теперь поможет ему выйти сухим из воды. И, узнав все, что хотела, она ушла на скачки.

Скачки...

Помрачнев, он резко сел. Его раздражение уступило место гневу.

Она обманула его и с приездом в Ла Джоллу. Она так хотела сюда приехать, и вдруг по непонятной причине путешествие откладывается — до этой самой недели.

И в это время начинаются скачки в Дел-Map. А ипподромы в Лос-Анджелесе временно пустуют...

Или... все не совсем так. Трудно сказать, в самом ли деле она сунула нос в бизнес Лилли, как совала нос и в его дела. Может, она просто разозлилась, что Рой надолго оставил ее одну, и ушла на скачки, выразив таким образом свое недовольство.

В гостиницу Мойра вернулась около четырех. Она отпускала шуточки насчет езды на такси и притворялась, что дуется на Роя за то, что тот уехал и не взял ее с собой.

— Я хотела проучить тебя, негодник! Ты ведь не злишься, а?

— Не знаю пока. Значит, тебе звонили из полиции насчет меня?

— Ах это. — Она пожала плечами. — И что там случилось?

— А ты не знаешь?

— Ну... — вкрадчиво протянула Мойра. Подойдя к кровати, она осторожно присела на краешек. — Рой, я уже давно хотела с тобой поговорить. Но прежде мне нужно было точно знать, что...

— Ладно, успеем еще поговорить, — сказал он беспечно. — Ты не видела на скачках Лилли?

— Лилли? А, твою мать. Разве она не в Лос-Анджелесе?

— Вообще-то да, — подтвердил Рой.

— Но скачек в Лос-Анджелесе нет уже целую неделю. Поэтому она здесь, в Дел-Map, разве не так?

— Откуда я знаю? К чему ты клонишь?

Она начала подниматься. Он удержал ее, схватив за платье.

— Я еще раз тебя спрашиваю: ты видела Лилли в Дел-Map?

— Нет! Как я могла ее видеть! Я сидела в клубе!

Рой хмыкнул, заметив ее промах.

— А Лилли туда бы не пошла, а? Откуда ты это знала?

— Потому что я... я... — Она виновато покраснела. — Ладно, Рой, я ее видела. Я за ней следила. Но это не то, что ты думаешь. Мне просто было любопытно, зачем она приехала в Лос-Анджелес. К тому же она всегда так гадко себя вела по отношению ко мне! Я знала, что она хочет нас поссорить любым доступным ей способом. Я и подумала, с чего она так нос дерет и, в общем, поговорила с одним приятелем из Балтимора...

— Понятно. У тебя, оказывается, есть весьма осведомленные друзья.

— Рой, — произнесла она умоляющим голосом, — не злись на меня. Я бы не стала ничего делать ей во вред, так же как и тебе.

— Лучше и не пытайся, — предостерег он. — Друзьям Лилли палец в рот не клади.

— Знаю, — смиренно кивнула она. — Извини, дорогой.

— Лилли тебя не видела?

— Нет. Я была очень осторожна, честно. — Она поцеловала его, улыбаясь одними глазами. — Ну а мы с тобой...

— Да, — кивнул он. — Мы можем вернуться в Лос-Анджелес. Ты узнала, что хотела.

— Милый, не надо так. Наверно, я знала это уже очень давно. Просто ждала подходящей минуты, чтобы с тобой поговорить.

— И что же ты обо мне знаешь?

— Знаю, что ты кидала. Работаешь по мелочи. Но очень удачно.

— С жаргоном у тебя все в порядке. Чем сама-то занимаешься?

— Я по другому ведомству. Крупные аферы.

Он кивнул, помолчал. Она прижалась к нему, положив его руку себе на грудь.

— Мы могли бы составить отличную команду, Рой. Мы с тобой похожи, и нам хорошо вместе. Мы можем работать по два месяца в году и жить на широкую ногу остальные десять! Мне...

— Подожди, — сказал он, мягко отодвинув ее от себя. — С такими делами нельзя торопиться, Мойра. Все нужно очень подробно обговорить.

— Так давай обговорим!

— Не здесь. Мы приехали сюда отдыхать. И на эту тему мы здесь говорить не будем.

Она поймала его взгляд, и ее улыбка слегка увяла.

— Понятно, — сказала она. — Хочешь сказать, что тебе неловко отказывать мне здесь. Легче на своей территории.

— Ты хорошо соображаешь, — ответил он. — Может, даже слишком хорошо, Мойра. Но кто говорит об отказе?

— Тогда... — Она пожала плечами и встала. — Если ты так хочешь...

— Именно так я и хочу, — подтвердил он.

20

Обратно они ехали на шестичасовом поезде. Он был переполнен, как и тот, на котором они приехали, но вот публика была совершенно иной. В большинстве своем пассажирами были бизнесмены, которые провели выходные в Сан-Диего и теперь возвращались домой в Лос-Анджелес; были и такие, кто жил в Сан-Диего, но должен был оказаться в Лос-Анджелесе ранним утром. Кое-кто продлил себе выходные, и теперь, по возвращении в главный город Калифорнии, их ожидала серьезная разборка с начальством.

Атмосфера выходных улетучилась. В поезде царило задумчивое настроение, которое передалось Мойре и Рою.

Они выпили в полупустом баре. Потом, обнаружив, что в поезде нет ресторана, остались в вагоне до конца поездки. Уютно устроившись в кабинке и тесно прижавшись бедром к Рою, Мойра с щемящим чувством одиночества смотрела на море, на обнаженные, пустые холмы, на дома, словно ушедшие в самих себя. То, что она предложила ему, что было сначала только мечтой, теперь стало острой необходимостью — тем, что должно обязательно сбыться. Все или ничего, и никак иначе.

Она не могла больше жить так, как жила последние годы, наживая капитал собственным телом, обменивая его на средства к существованию. Ей оставалось не так уж много, и ее тело истратило больше, чем получило. Так происходит всегда: чем меньше остается лет, тем быстрее истаивает плоть. Конец всему, что было раньше. Конец скачкам наперегонки с собой. Практика отточила разум, придав ему гибкость: он быстро реагировал на любую ситуацию и мгновенно придумывал, как обеспечить средствами тело, дающее ему убежище, насытить его своей энергией, живостью или тем, что могло полноценно заменить эти качества. Отныне она будет прибегать лишь к разуму. Схемы обогащения, которые изобретал ее ум, нужно опробовать на практике. Ее мозг и мозг Роя будут работать сообща, и тогда они получат деньги, которые могут и должны получить.

Возможно, она была чересчур настойчива — мужчины не любят, когда их подталкивают к чему-то слишком явно. Возможно, ее интерес к Лилли Диллон оказался ошибкой: мать — чувствительная тема для любого мужчины. Но это не важно. То, что она предложила, было надежно и разумно. И выгодно им обоим.

Так и должно быть. И если он только...

Он о чем-то спросил ее, и, когда она повернулась к нему, все еще погруженная в свои мысли, ее лицо состарила ненависть. От неожиданности он отпрянул.

— Эй, — нахмурился он. — Что это с тобой?

— Ничего. Просто задумалась. — Она улыбнулась, и ее лицо так быстро приняло привычное выражение, что он засомневался в том, что видел. — Что ты говорил?

Он покачал головой: он уже и не помнил, о чем спрашивал.

— Может, леди, вы откроете мне ваше имя? Ваше настоящее имя.

— Ну хотя бы Лэнгли?

— Лэнгли? — Он удивился, а потом воскликнул: — Лэнгли! Ты имеешь в виду Фермера? Ты работала с Фермером Лэнгли?

— Именно так.

— Надо же... — Он помедлил. — А что с ним случилось? Я слышал множество разных историй, но...

— То же, что случается с ними со всеми — то есть с большинством. Его доконали пьянки, наркотики и дороги.

— Ясно, — сказал он. — Ясно.

— Тебе нечего волноваться. — Она прижалась к нему, неверно истолковав его реакцию. — Все это в прошлом. Теперь есть только Мойра Лангтри и Рой Диллон.

— Он жив?

— Может быть. Я, правда, не знаю, — сказала она.

А могла ответить: «Мне наплевать». Потому что внезапно она открыла — и не удивилась этому открытию, — что ей действительно все равно, что она никогда на самом деле его не любила. Будто тогда, как и многие другие, она находилась под давящим гипнозом его личности, словно он заставлял ее идти одним путем — своим, который и объявлял единственно верным. И все время она неосознанно сопротивлялась, медленно взращивая в себе ненависть к той своей жизни, — да и что это была за жизнь для молодой привлекательной женщины, жизнь, совершенно непохожая на ту, о которой она мечтала.

Во всем этом не было ничего ясного и определенного. Того, чего бы она сознательно боялась или в чем ей следовало бы признаться. В глубине души она все понимала и чувствовала себя виноватой. И потому, когда все подошло к концу, она должна была о нем позаботиться. Но даже это желание обернулось местью, последним ударом, толчком в спину над обрывом, — и, бессознательно понимая это, она все больше ощущала собственную вину и его постоянное мучительное присутствие. Теперь же, когда ее чувства обнажились, она поняла, что нет и никогда не было того, за что ей нужно чувствовать себя виноватой.

Фермер получил то, что заслужил. И каждый, кто пытается лишить ее желаемого, заслуживает той же участи.

Когда поезд въехал в Лос-Анджелес, была четверть десятого. Они позавтракали в привокзальном ресторанчике. Потом пробежались под мелким дождиком к машине и отправились к ней домой.

Она быстро разделась и обернулась к нему, протягивая руки. Он обнял ее, поцеловал, но в глубине души ощутил легкую отстраненность: ее поведение его слегка насторожило.

— Ну же, — сказала она и потянула его в гостиную. — К делу.

— К делу? — Он неловко рассмеялся. — Прежде чем мы к нему приступим, давай...

— Я могу без проблем наскрести десять штук. Вместе с твоими получается где-то двадцать — двадцать пять. В Оклахоме есть одно место, очень подходящее, если у тебя настоящие камешки. Не хуже Форт-Уорта в старые времена. Бизнес можно перенести туда...

— Погоди, — сказал Рой. — Тихо, тихо.

— Будет здорово, Рой! Скажем, десять штук на развитие бизнеса, десять на камни и десять...

— Я сказал, притормози! Не гони! — произнес он, уже разозлившись. — Я не говорил, что собираюсь войти в долю.

— Что?! — Она ошеломленно посмотрела на него, взгляд ее застыл. — Что ты сказал?

Он повторил, попытавшись улыбкой смягчить ответ.

— Ты называешь сумасшедшие цифры. С чего ты взяла, что у меня есть столько денег?

— Я уверена! Иначе и быть не может! — Она снисходительно улыбнулась ему, словно учительница, выговаривающая ученику-шалуну. — Ты же и сам это знаешь, Рой.

— Вот как?

— Ну конечно. Я видела, как ты работал в поезде, — с тобой никто не сравнится, уж я-то знаю. За один вечер так не научишься. На такое мастерство уходят годы, и у тебя с этим ремеслом долгий роман. Живешь на жалованье служащего и дуришь лохов...

— Я и сам попадался. Дважды за последние два месяца. Один раз оказался в больнице, да и в Сан-Диего сегодня...

— Ну и что? — быстро перебила она его. — Это ничего не меняет. Это только доказывает, что пора что-то менять. Ехать туда, где на кону большие деньги и не надо каждый день рисковать.

— Может быть, мне нравится, как я живу сейчас.

— А мне не нравится! Я-то как сюда вписываюсь? Что ты реально можешь мне предложить?

Он уставился на нее, в замешательстве кривя уголки рта, не зная, смеяться или злиться. Он никогда прежде не видел этой женщины. И никогда прежде не слышал, как она говорит.

За окном шумел дождь. Издалека доносилось жужжание лифта. И к звукам примешивался еще один — звук ее тяжелого дыхания. Тяжелого и гневного.

— Мне надо бежать, — сказал он. — Давай потом об этом поговорим.

— Нет, мы поговорим об этом сейчас!

— Тогда, — сказал он тихо, — нам больше не о чем говорить, Мойра. Мой ответ — нет.

Он встал. Она тоже вскочила.

— Почему? — требовательно спросила она. — Просто объясни почему, черт тебя дери!

Рой кивнул, сверкнув глазами. Скорее всего потому, что он ее боится, объяснил он.

— Я встречал таких людей раньше, детка. Проходят огонь, воду и медные трубы и всегда получают, чего хотят. Но долго так продержаться невозможно.

— Чушь!

— Нет, опыт. Раньше или позже, но они обязательно окажутся под ударом. И когда наступит твоя очередь, я не хочу быть рядом.

Он направился к двери. С бешеными глазами, с искаженным от гнева лицом она кинулась наперерез и преградила ему путь.

— Это из-за твоей матери, да? Ну конечно, из-за нее! Да у вас с ней одно из тех делишек, о которых вне семьи не распространяются! Вот почему вы так порхаете друг перед другом! Вот почему ты у нее жил!

— Что-о? — Он остановился. — О чем это ты?

— Да не прикидывайся невинным младенцем! Ты и твоя мать, фу! Я теперь тебя насквозь вижу, надо было тебя раньше раскусить, сукин ты сын! И как тебе это?! Как тебе нравится...

— А как тебе это нравится? — сказал Рой.

Он неожиданно ударил ее и потом, когда она покачнулась, ударил снова с другой стороны. Она прыгнула на него, царапая ногтями, но он схватил ее за волосы, отшвырнул прочь, и она упала, растянувшись на ковре.

Он с любопытством смотрел на ее искаженное и покрасневшее лицо.

— Ты поняла? — спросил он. — Теперь ты поняла, почему у нас ничего не выйдет, Мойра?

— Ах ты, сволочь! Это ты скоро кое-что поймешь!

— Прости, Мойра, — сказал он. — Спокойной ночи и удачи тебе.

21

Выйдя на улицу, он не сразу сел в машину, а помедлил, наслаждаясь бьющим в лицо дождем, прохладой и ощущением чистоты. В дожде было что-то простое и честное, нормальное, как жизнь. Он был рад, что выбрался на улицу, под дождь, а не сидит там с ней.

Вернувшись в гостиницу, он заснул не сразу, думая о Мойре, удивляясь, что не чувствует большой потери, расставшись с ней.

Может, сегодня произошло то, что он собирался сделать уже давно? Вполне возможно; у него было ощущение, что сегодня не произошло никаких неожиданностей. Возможно, даже его сильное влечение к Кэрол было реакцией на Мойру, попыткой связать себя с другой женщиной и таким образом освободиться от нее.

Кэрол...

Он поежился, а потом выбросил ее из головы. Он решил, что должен что-то для нее сделать. Однажды так или иначе он с ней все уладит.

А Мойра...

Он нахмурился, почти засыпая, потом покачал головой. Нет, нет тут никакой опасности. Она обиделась, выплеснула на него свой гнев, но теперь, скорее всего, об этом жалеет. В любом случае сделать она ничего не сможет, а если и хотела бы, то достаточно умна, чтобы не пытаться. Ее собственное положение слишком неустойчиво. Она сама была слишком уязвима.

Рой уснул глубоким сном. Он почти не отдохнул прошлой ночью, и теперь ему надо было хорошенько отоспаться. Когда он проснулся, шел уже десятый час.

Он встал, чувствуя себя бодрым и полным энергии, и, едва надев халат, принялся обдумывать планы на день, потом медленно, с подавленным видом, сел обратно. Вся последняя неделя прошла под этим знаком, и сегодня ничего не изменилось, и он опять сидел на том же самом месте и неподвижно глядел в пустоту. Он не мог работать, не мог действовать. Очередной бессмысленный день, один из долгой череды дней, когда ему нечем заняться.

Он вяло выругался, обложив Каггса.

Потом себя.

Положение было безнадежным, но уже в самой этой безнадежности был проблеск надежды. Он побрился, умылся, оделся, отправился завтракать и все это время искал выход из тупика. Но на ум приходили все те же два решения, и оба были неприемлемы.

Первое: он принимает предложение Каггса, соглашается на него без дальнейших проволочек и завязывает с мошенничеством. Второе: он уезжает из этого города и начинает все сначала, как в те времена, когда он впервые приехал в Лос-Анджелес.

После завтрака он сел в машину и принялся бесцельно блуждать по городу, а это утомляло его больше всего. Очень скоро его терпение лопнуло, он подкатил к тротуару и остановился.

Мысли упрямо возвращались все к той же неразрешимой проблеме.

Каггс, думал он с горечью. Этот чертов Перк (Персиваль) Каггс! На что я ему сдался? С чего он взял, что я...

И вдруг Роя осенило. Его лицо разгладилось, а губы медленно растянулись в улыбке.

Каггс был человеком скоропалительных суждений и постоянно торопился с выводами. Вполне возможно, он так же быстро и передумает. Он ни от кого не потерпит сумасбродства. Если он увидит нечто подобное, то без всяких извинений вышвырнет Роя с работы так же быстро, как и принял.

Рой позвонил ему из ближайшей аптеки. Нет, ему пока еще нельзя выходить на работу (наказ доктора), но, может быть, Каггс захочет с ним пообедать? Каггс ответил, что у него мало времени на ланч и обычно он ест бутерброды прямо в офисе.

— Может, вам стоит покончить с этой привычкой? — осведомился Рой.

— Да? Имеете в виду мою язву? Ну...

— Я имею в виду ваше положение. Это поможет вам лучше уживаться с людьми.

Он усмехнулся, потому что на другом конце провода внезапно воцарилась тишина. Потом Каггс спокойно ответил:

— Ну, может, вы и правы. В двенадцать вас устроит?

— Нет, не устроит. Я предпочитаю обедать в час.

Каггс согласился, что так действительно будет лучше.

— В час, договорились. В кафе через дорогу.

Рой повесил трубку. Он решил, что ему стоит опоздать на встречу, но после передумал. Это будет грубо и невежливо. И только усилит подозрения Каггса.

Возможно, он и так уже зашел слишком далеко.

Рой пришел в ресторан незадолго до назначенного времени. Они сели за небольшой столик в задней части ресторанчика, и эта встреча неожиданно пошла по тому же пути, что и первая. К досаде Роя, между ними начала зарождаться симпатия. К концу обеда Каггс сделал удивительную вещь — по крайней мере, удивительную для него. Протянув руку через стол, он неуклюже хлопнул Роя по плечу.

— Плохо тебе, старик? Хочется локти кусать?

— Что? — удивился Рой. — С чего ты взял?

— Так и должно быть; я бы уж точно так себя чувствовал. Когда долго сидишь без дела, начинаешь с ума сходить. Давай заглянем ко мне в офис на пару минут? Приглядишься, то-се...

— У тебя же дел по горло...

— Я и тебе работу найду. — Каггс встал, улыбаясь. — Шучу. Осмотришься, поглядишь, посмотришь на отчеты, если хочешь. Делай, что сочтешь нужным, и когда захочешь, уйдешь.

— Что ж, — Рой пожал плечами, — почему бы и нет?

Вопрос был риторическим, он не смог придумать ничего, чтобы отвертеться. Оказавшись в офисе у Каггса, он вынужден был взять папку, которую тот положил прямо перед ним. По крайней мере, для того, чтобы выказать интерес к этим разнообразным документам.

Он чувствовал обиду и видел себя жертвой профессионализма Каггса. Тот снова взял над ним верх, как и в первый день. Но на самом деле это было не так. Он — жертва самого себя, свой собственный раб. Он превратил свою индивидуальность в профессию, сделал карьеру, продавая свое "я". И ему некуда было деться от сотворенной им личины.

Он не глядя листал страницы.

Но внезапно стал видеть, стал читать то, что было там написано. Слова и цифры превратились в людей, деньги, жизни. И неожиданно, безо всяких размышлений, он вытащил документы из папки и разложил на столе.

Взял карандаш, дотянулся до разлинованного блокнота...

Пока он работал, Каггс тайком следил за ним, и довольная улыбка кривила его тонкие губы. Через пару часов Каггс встал и подошел к его столу.

— Как дела?

— Сядь, — сказал Рой, и тот подчинился. — Думаю, ваша система учета вся неверна, Перк. Я не хочу обижать тех, кто ее придумал, но...

— Продолжай, тут нет запретных тем.

— Так вот, все это только вводит в заблуждение. В общем, пустая трата времени. К примеру, возьми этого человека. Его общая выручка за неделю составляет шестьсот пятьдесят долларов. Его комиссионные, судя по этой колонке, восемьдесят один доллар. Какой его процент с недельных продаж?

— Надо проверить. Если грубо, то восемь.

— Не обязательно. Он мог продавать товары, комиссия за которые составляет двадцать пять процентов. Надо понять, что за товар он продал. Сколько товара было продано дешевле в рамках рекламы, чтобы поддерживать конкурентоспособность?

Каггс зорко взглянул на него, замялся.

— Разумеется, здесь есть квитанции, на основании которых и были подсчитаны комиссионные.

— А где эти квитанции?

— Один экземпляр в бухгалтерии, другой — на складе, и, само собой, копию чека получает покупатель.

— Зачем давать экземпляр на склад? Ведь товар проверяют на выходе из магазина. По крайней мере, так должно быть. Это ненужное дублирование. На самом деле копия нужна здесь, в папке продавца.

— Но...

— Конечно, не в такой папке. Тут места не хватит. Нужно сделать по-другому. Здесь не так уж много продавцов, чтобы нельзя было завести на каждого отдельную папку и выделить каждому по секции в картотеке.

Каггс почесал голову.

— Да, вполне возможно, — сказал он.

— Это нужно обязательно сделать, Перк. Для того чтобы у тебя была четкая картина происходящего. Подколи квитанции к делу, и ты увидишь, кто у тебя работает, а кто только делает вид. Бланки заказов. Ты знаешь, какой товар хорошо идет, какой надо подтолкнуть, а от какого нужно отказаться. Разумеется, в конечном счете ты во всем разберешься. Но ждать нельзя, это может тебе влететь в круглую сумму и...

Рой внезапно замолчал, смущенный своим тоном и тем, что говорил. Он удивленно покачал головой, словно человек, который внезапно проснулся.

— Ну и дела! — сказал он. — Не успел я здесь появиться, как уже начинаю разрушать всю вашу систему.

— Ну и разрушай. Избавляйся от всего лишнего! — Каггс широко улыбнулся. — Как ты себя чувствуешь? Устал? Хочешь домой?

— Нет, не устал. Только...

— Давай посмотрим. — Каггс подвинул кресло поближе и взял карандаш. — Что ты говорил о...

Прошел час.

Два часа.

В соседнем помещении одна из служащих изумленно взглянула на свою соседку.

— Ты слышала? — прошептала она. — Он смеялся! Наш Перкун Каггс умеет смеяться!

— Слышала, — мрачно ответила другая девушка. — Но я в это не верю. Этот тип не знает, что такое смех.

В пять тридцать телефонистка подключила вечерние номера и закрыла коммутатор. Последние сотрудники покинули свои рабочие места, и в офисах воцарилась тишина. В шесть опустели нижние этажи, и все погрузилось в темноту.

Восемь часов.

Перк Каггс снял очки и протер глаза. Недоуменно мигая, он обалдело огляделся по сторонам. Потом, проклиная все на свете, вскочил на ноги.

— Мама родная! Ты только посмотри, который час! День пролетел!

— Что? — удивился Рой. — В чем дело, Перк?

— Давай-ка проваливай отсюда! Сейчас же! Боже мой! — воскликнул Каггс. — Я ведь просил тебя заглянуть всего на пару минут, а ты просидел тут целый день!

Они поужинали вместе.

Прощаясь, Каггс выжидательно взглянул на него.

— Скажи мне честно, Рой, — сказал он тихо. — Тебе же нравится эта работа. Ты ведь хочешь быть менеджером?

— Я... — Рой на долю секунды замешкался.

Вот оно. Именно сейчас у него был шанс отказаться. И он знал, что может сделать это без объяснений или извинений. Можно было просто сказать «нет, не хочу», и все бы на этом закончилось. Можно было вернуться к прежней жизни, оказаться в той самой точке, откуда свернул. То, что произошло между ним и Каггсом, сделало их друзьями. А друзьям не нужно объяснять мотивов своих поступков.

— Конечно, хочу, — уверенно сказал он. — С чего ты решил, что не хочу?

— Да так. Я просто подумал... не важно. — Каггс вернулся к своей обычной живой манере. — К черту. К черту тебя. Иди домой, выспись и не показывайся в магазине до тех пор, пока доктор не скажет, что ты здоров.

— Ты начальник, — усмехнулся Рой. — Счастливо, Перк.

Возвращаясь в гостиницу, он принялся обдумывать свое решение, искать тайные причины своего поступка, но вскоре махнул рукой. Почему не согласиться на работу, которая нравится? Зачем отказываться от дружбы, настоящей дружбы, человеку, у которого никогда не было друзей?

Он припарковался и вошел в гостиницу. Пожилой ночной портье махнул ему рукой.

— Вам звонили утром, мистер Диллон. Ваша мать.

— Моя мать? — Рой помолчал. — Почему вы не дали знать мне на работу?

— Я собирался, сэр, но она просила вас не беспокоить. Мне кажется, она торопилась.

Рой снял трубку и позвонил Лилли. Немного подождал, а потом положил трубку. Он был удивлен и встревожен.

Лилли уехала. Утром она выписалась из номера, не оставив адреса.

Он поднялся к себе. Разделся и, чувствуя непонятную тревогу, лег в кровать. Он долго не мог уснуть, ворочался с боку на бок, а потом постепенно расслабился и начал засыпать.

Лилли в силах сама о себе позаботиться. Ее внезапный отъезд мог быть вызван вполне невинной причиной. Да, наверное, так.

Дел-Map... Она могла поселиться там на период скачек. Могла найти себе в городе более приятную квартиру, в которую нужно было вселяться немедленно. Или Бобо Джастес вызвал ее обратно в Балтимор.

Он заснул.

Когда он открыл глаза, ему показалось, что прошло всего лишь мгновение.

Солнечный свет заливал комнату. Было уже довольно поздно. Ему чудилось, что долго звонит телефон. Теперь было тихо, но звон все еще стоял у него в ушах. Он потянулся к трубке, не совсем соображая, что к чему, поскольку еще не проснулся окончательно, и тут в дверь настойчиво постучали.

Рой подошел к двери и приоткрыл ее. Он взглянул на человека, стоящего в коридоре; потом тот представился с профессионально-привычной интонацией сожаления, извинившись за то, что привело его сюда, и Рой широко распахнул дверь.

Он стоял, качая головой, а человек тем временем прошел в комнату.

Нет, мысленно крикнул он. Это неправда! Это какая-то идиотская ошибка! Лилли не могла оказаться в Таксоне! Почему, как?..

Он сказал это вслух, испепеляя взглядом своего гостя. Тот задумчиво поджал губы.

— Вы не знали, что она в Аризоне, мистер Диллон? Она не сказала вам, куда направляется?

— Конечно нет! Она и не думала уезжать! — Он помедлил, остерегаясь лишних слов. — Мы с матерью не были особо близки. У каждого своя жизнь. Она приехала сюда несколько недель назад, а до этого мы не виделись почти восемь лет...

— Понимаю, — кивнул человек. — Это соответствует и нашей информации.

— Вы ошибаетесь, — сказал Рой упрямо. — Это не моя мать. Она бы не...

— Боюсь, что ошибки нет, мистер Диллон. Пистолет зарегистрирован на ее имя. Хозяин мотеля помнит, что она очень волновалась. Конечно, несколько странно, что она воспользовалась пистолетом с глушителем, чтобы... в этих целях. Однако...

— Этого просто не может быть! В этом нет смысла!

— Верно, мистер Диллон. В том, что люди кончают с собой, нет никакого смысла.

22

Человек был лысоват, крепко сбит, с полным, открытым лицом. Его звали Чедвик, и он представлял министерство финансов. Ситуация заставляла его чувствовать неловкость, но такова была его работа, и, как бы неприятно ему ни было, он обязан ее выполнять. Но начат он издалека.

— Мистер Диллон, вы понимаете, почему сюда пришел я, а не местная полиция? Они этим не занимаются, по крайней мере на данном этапе. Боюсь, что, когда обстоятельства смерти вашей матери будут полностью раскрыты, огласка может быть весьма неприятна. Привлекательная молодая вдова с такими деньгами... Впрочем...

— Понятно, — сказал Рой. — Деньги.

— Более ста тридцати тысяч долларов, мистер Диллон. Они были спрятаны в багажнике машины. Я очень боюсь, что... — Он замялся. — Боюсь, что она не заплатила с них налоги. Она долгое время фальсифицировала декларации о налогах.

Рой подозрительно посмотрел на него:

— Значит, тело обнаружили сегодня утром, около восьми? Я вижу, что без дела вы не сидите.

Чедвик кивнул:

— Мы еще не успели провести тщательное расследование, но этот случай вполне ясен. Ваша мать не могла скопить столько денег с заявленных ею доходов. Она их скрывала.

— Какой ужас! Жаль, что вы не можете ее посадить.

— Прошу вас! — забеспокоился Чедвик. — Я понимаю ваши чувства...

— Извините, — тихо сказал Рой. — Я не могу к этому привыкнуть. Что же вы хотите от меня, мистер Чедвик?

— Что ж... Я обязан узнать у вас, собираетесь ли вы заявить свои права на эти деньги. Если хотите говорить, конечно. Скорее всего, прежде чем принять решение, вам нужно будет проконсультироваться с адвокатом.

— Нет, — сказал Рой. — Я не собираюсь заявлять свои права. Мне не нужны эти деньги, и я их не хочу.

— Спасибо. Огромное спасибо. Теперь не могли бы вы дать мне какую-либо информацию об источниках доходов вашей матери? Понимаете ли, вполне очевидно, что здесь имеет место не только уклонение от уплаты налогов...