Смертельный выстрел

      - Что бы это могло быть? - спросил Кленси, прикрывая глаза рукой.
      - Не знаю, масса Чарльз, что это такое. Точно движется.
      - Верно, движется по направлению к нам. Целое облако пыли. Ага, должно быть, лошади! А есть ли на них всадники? Ба, да это стадо мустангов!
      - Я бы принял их за команчей, которых, впрочем, бояться нечего; они недавно подписали мирный трактат и никакого вреда не сделают нам. Да они бегут сюда, прямо на нас и мчатся, точно все индейцы Техаса гонятся за ними. Что бы это значило?
      Юпитер не мог ничего ответить на это, да Кленси и не спрашивал его. Далеко на горизонте виднелись черные тучи, предвестницы приближения северного урагана, и испуганные животные мчались дальше к югу в надежде избежать его. Они бежали параллельно направлению скал и приближались полным карьером к тому месту, где стояли наши всадники; промчавшись мимо них с громким ржаньем, с поднятыми кверху хвостами и развевающимися гривами, они скоро скрылись из виду. Подождав, пока они исчезли. Кленси пустил снова Брасфорта искать след. Тот быстро нашел его, но вскоре опять потерял. Следы стада мустангов затерли следы лошади Дерка. "Что делать?" - думал Кленси. Юпитер посоветовал ему пересечь следы мустангов и попробовать пустить собаку по ту сторону. Кленси последовал его совету.
      Собака снова взяла след и направилась прямо на пригорок, где виднелась роща. Кленси придержал лошадь... Судя по поведению собаки, там в роще было что-то подозрительное. Что бы это могло быть? Он не решался ответить себе на этот вопрос... хотя был почти уверен, что там его враг.
      - Нет ничего удивительного, Джуп, если окажется, что путешествие наше приходит к концу. Взгляни на Брасфорта! Смотри, как он натянул веревку. Там, среди этих деревьев или человек, или зверь... и то, и другое, я думаю.
      - Похоже на то, масса!
      - Да! Я думаю, мы найдем там то, что ищем. Странно, что он не показывается. Не вижу там ни малейшего движения.
      - И я не вижу.
      - Заснул, вероятно. Не следует подъезжать туда слишком близко, не то на его стороне будут все преимущества... а я не хочу допускать этого больше... Э!.. Это что еще такое?
      Восклицание это было вызвано тем, что вдруг собака повернула назад. Кленси и Джуп также обернулись, надеясь увидеть Ричарда Дерка. Они смотрели теперь на восток, где на фоне неба, покрытом уже розоватой дымкой зари, постепенно вырисовывались силуэты изрядного количества всадников. Объяснений здесь не требовалось. Кленси сразу понял, что приближается шайка Джима Борласса, переодетая индейцами. По одному они подымались по ущелью и, взобравшись на его вершину, выезжали на равнину и останавливались. Их оказалось девятнадцать человек. Нападать на них было бы безумством. Но неужели ему подчиниться? Выбора, по-видимому, для него не было. Единственное, что он мог сделать, это бежать, положившись на быстроту и силу своей лошади, выбранной исключительно для преследования врага. Кленси не хотел этого; будь он один, он бы мгновенно решился, уверенный в том, что лошадь его не догнать и он быстро скроется из виду. Но с ним был верный слуга, который только что высказал ему свою готовность следовать за ним повсюду и даже умереть с ним. Нет, он не мог, не хотел этого сделать, и мысль о бегстве лишь на одно мгновение мелькнула у него в голове и сразу улетучилась, как только он взглянул на мулата и его мула. Что же делать ему? Как защитить бедного Джупа, да и свою собственную свободу и жизнь? Он не сомневался, что Борласс не забыл его и сразу узнает, а узнав, не преминет выместить на нем полученное наказание за кражу лошади. Перспектива открывалась перед ним отчаянная, и почти в первый раз в своей жизни пришел Кленси к заключению, что жизнь его в опасности.
      - Нет, - воскликнул он, - трусом я не буду! Лучше смерть. Не бойся. Юпитер. Мы победим с тобой или умрем вместе!
      Борласс, ехавший впереди шайки, первый взобрался на вершину ущелья. Заметив на равнине двух всадников, он подумал сначала, что это Квантрель и Бослей с пленницами, но присмотревшись внимательнее, заметил, что всадники были в обыкновенных костюмах, и один из них на лошади, а другой на муле. Пленниц с ними не было, а только собака. Нет, это были не Квантрель и не Бослей.
      - Кто это такие? - спросил он Чисгольма.
      - Пусть меня повесят, капитан, если я знаю. Судя по одежде, они белые, хотя в темноте трудно сказать, какого они цвета. Большая собака с ними. Охотники канадские, вероятно, или, вернее, мексиканские мустангеры.
      - Ничуть не бывало. Ни то, ни другое; таких не бывает по эту сторону Колорадо. Не может этого быть...
      - Что ж, капитан! Расспросим их и узнаем. Их только двое... Если что, то мы не отвечаем за последствия.
      Пока происходил этот разговор, из ущелья выехали остальные разбойники, которые не меньше удивились при виде незнакомых всадников, по виду - белых людей. Не прошло и шестидесяти секунд, как все они окружили Кленси и Юпитера. Борласс едва верил своим глазам и все протирал их, думая, что это обман зрения. Ведь читал же он газетные статьи, слышал исповедь убийцы, и вдруг перед ним верхом на лошади убитый человек, здравый и невредимый.
      - Черт возьми! Что все это значит? - бормотал он про себя.
      Товарищи не могли ему ничего ответить: они видели его удивление, но не понимали причины. Перед ними был молодой, красивый человек... джентльмен... верхом на лошади, на которую все смотрели завистливыми глазами, и другой человек на муле - слуга; но ни того, ни другого они никогда раньше не видели.
      Придя в себя после первого удивления, Борласс стал мысленно решать загадку и, действительно, решил ее скоро. Он вспомнил следующие слова газетной статьи: "тело убитого не было найдено". Следовательно, Чарльз Кленси не был убит и находится перед ним совершенно живой, верхом на лошади, которую он никогда забыть не мог и не сможет, рубцы на спине слишком живо напоминали о ней. Первая мысль его была показаться Кленси в настоящем своем виде, но, подумав немного, он решил сохранить инкогнито. Он не знал, что Кленси все известно из рассказа Бослея, и думал, что он не узнает его в одежде индейца. Отъехав несколько шагов назад, он шепнул что-то Чисгольму, который тотчас же направился к незнакомцам.
      - Ваши ружья! - скомандовал он.
      - Почему мы должны отдать наши ружья? - спросил Кленси.
      - Мы не желаем никаких перекрестных вопросов, сударь! Здесь не место и не время для этого. Ваши ружья! Скорее, или мы насильно отберем их у вас.
      Кленси оглянулся назад. Как он сожалел, что не уехал вовремя... теперь было поздно. Прорваться сквозь окружающее его кольцо не было никакой возможности, да если бы и можно было, то какая от этого польза? Двадцать ружей и пистолетов, готовых каждую минуту пустить ему пулю вдогонку. Поэтому он сказал:
      - Что мы вам сделали, что вы хотите обезоружить нас? Вы, по-видимому, индейцы, а говорите на языке белых. Кто бы вы там ни были, мы не хотим ссориться с вами. Зачем мы вам!
      - Мы не хотим никаких объяснений... это будет напрасная трата времени, сказал Чисгольм.
      - Ваши ружья или, клянусь Богом, мы выбьем вас из седла! Ребята! Хватай их и бери ружья!
      Приказание было исполнено моментально. Разбойники набросились на Кленси и Юпитера, связали их по рукам и ногам, но не сняли с седел, а затем отъехали в сторону, ожидая дальнейших приказаний своего предводителя.
      XXXVI
      Равнина, где все это происходило, занимала в ширину, с востока на запад, пространство в тридцать миль, а в длину - вдвое больше. С одной стороны к ней примыкала долина Сан-Саба, с другой местность, прорезанная реками, впадающими в Колорадо. На одной из них находилась стоянка разбойников, куда они удалялись в исключительных случаях и куда направлялись теперь. Располагаясь здесь лагерем, они главным образом заботились о своей безопасности, а потому дорога туда шла по такому месту, где лошади их не оставляли никаких следов. В одном месте равнины, недалеко от Сан-Саба, находилось пространство без малейшего признака растительности, поверхность которого представляла то, что трапперы называют "cut-rock" ; занимало оно в ширину одну милю, а в длину десять. Место это было самое подходящее для разбойников; они могли выезжать из дому с пустыми руками и возвращаться домой, нагруженные добычей, и никакие преследователи не могли догадаться, откуда они приехали и куда уехали. Путешествие по этой каменистой степи было сопряжено с большой опасностью и могло даже кончиться смертью. В ясную погоду люди, хорошо знакомые с ней, не рисковали сбиться с пути: в длину степи, почти по самой ее середине, тянулся бугристый кряж, а на самой верхушке его росло дерево, видимое на далеком расстоянии как с одной, так и с другой стороны. Кряж состоял из целого ряда невысоких холмов или пригорков; дерево же, росшее на нем, называлось виргинским тополем. Дерево стояло одиноко, а внизу из-под его корней бил родник, который тоненьким ручейком спускался вниз и затем исчезал в песке в нескольких ярдах от того места, где начинался; дерево служило степным разбойникам указателем направления, которого они должны были держаться.
      Несколько минут стояли разбойники, не слезая с лошадей и молча всматриваясь в западную сторону горизонта. Солнце только всходило, и его лучи, вырвавшись из-за облаков, покрывающих его, осветили поверхность долины. Теперь разбойники увидели одинокое дерево, стоявшее на верхушке кряжа.
      - Благодарение Богу, ребята! - воскликнул Борласс. - Вон наш маяк, едем к нему. Когда мы доберемся туда, я устрою вам маленькое развлечение, при виде которого вы животики надорвете от смеха, и все пуговицы лопнут на ваших кафтанах... если только у вас есть кафтаны.
      Кленси был пасмурным и угрюмым, как тигр, пойманный и посаженный в клетку. Прислушиваясь к разговору разбойников, он выходил из себя при мысли, что так позорно позволил захватить себя. Он был уверен, что сразу его не убьют. Он слышал, как кто-то сказал: "хуже смерти". Что же может быть хуже смерти, как не пытка? До сих пор Борласс ничем не выдал своему пленнику, что узнал его, но Кленси понял это с самого начала. С тех пор Борласс все время держался в стороне от него и ехал впереди шайки, тогда как пленники находились в самом центре. Подъехав к дереву, разбойники спешились; лошадей невозможно было провести к роднику, а потому они напились сначала сами, а затем уже напоили лошадей из специально сделанных для этой цели кожаных ведер. Когда люди и лошади напились, Борласс отвел в сторону Чисгольма и стал ему что-то говорить. Кленси ждал пытки, но он и вообразить не мог, какую ужасную придумал ему этот сатана в человеческом образе. Даже Чисгольм, закоренелый преступник, и тот отказался было сначала присутствовать при этом зрелище и пытался отговорить своего вожака от задуманной им пытки. Но Борласс был неумолим. Видя, что его не уговорить, Чисгольм сказал ему:
      - Что ж, капитан, если вы так хотите, будь по-вашему. Не делайте только из этого публичного зрелища, предоставьте товарищам поступить сообразно их чувствам; быть может, не всем из них покажется это забавным. Некоторые из них могут потом проболтаться, и это наделает вам немало хлопот. Любопытная и оригинальная выдумка привлечет всеобщее внимание и разнесется по всему Техасу, как огонь по степи. Поверьте моему совету и сообщите только немногим.
      Несколько секунд думал Борласс о том, что сказал ему Чисгольм, и наконец ответил:
      - Ты, пожалуй, прав, я последую твоему совету. Мы выберем Ваттса, Стокера и Дрисколя... им можно довериться, да и копать землю они умеют хорошо. Остальные могут ехать дальше... Товарищи! - крикнул он вслух. - Я говорил, что готовлю вам одно развлечение, но теперь я раздумал и решил отложить его на какое-то время. Садитесь на лошадей и отправляйтесь дальше, с собой прихватите только этого желтого. Того, другого я оставлю здесь. Чисгольм, Ватте, Стокер и Дрисколь также останутся здесь. Мы скоро догоним вас, не успеете доехать и до реки... Если не успеем, не ждите и ступайте к стоянке. Не забудьте моего распоряжения относительно ящиков, ребята! Фернанд, ты будешь отвечать мне за них.
      Метис кивнул головой в знак согласия, а Борласс продолжал:
      - На лошадей же, друзья мои, и хватайте негра, а белый джентльмен останется в лучшей, более подходящей для него компании.
      Взрыв хохота был ответом на эту грубую выходку. Разбойники мгновенно вскочили на лошадей и, прихватив с собой Джупа, уехали прочь. Когда они скрылись из виду, Борласс обратился к Чисгольму и сказал ему:
      - Здесь я не желаю хоронить его... Сюда могут случайно попасть краснокожие и воскресить его из мертвых. Клянусь Богом, он не воскреснет, пока не услышит трубы архангела! Для этого следует поместить его в более укромном месте.
      - А можно здесь найти такое место, капитан?
      - Разумеется, можно.
      - Где же это?
      - Любое, которое не будет видно с того места, где родник. Повыше, туда! И он указал рукой на север.
      - Верно, капитан! - ответил Чисгольм, который отбросил в сторону все свои сомнения относительно жестокости и думал только о собственной безопасности.
      - Ребята, - крикнул он, - тащите сюда нашего пленника! Мы отъедем недалеко отсюда и немного позабавимся там... немного!
      Он повернул к северу, и все остальные последовали за ним. На расстоянии одной мили они остановились и по приказанию Борласса бесцеремонно стащили Кленси на землю, еще крепче скрутили ему руки и ноги и положили на землю. Ватте остался подле него, а двое других и Чисгольм последовали за Борлассом, который концом своего копья очертил на земле круг, диаметром в 20 дюймов, и приказал рыть на этом месте глубокую яму. Стокер и Дрисколь поспешили исполнить приказание предводителя и, когда яма была готова, Борласс сказал им:
      - Ну, садите теперь нашу елку! Хоть тут елки и не растут, а эта будет расти.
      Ни минуты не колеблясь, и даже с некоторым чувством удовольствия, они бросились исполнять дьявольское приказание. Ни один из пяти не выказал отвращения к такому варварскому насилию. Быстро притащили они Кленси и спустили его в яму, ногами вниз, а затем засыпали землею, притоптали ее ногами и оставили голову на поверхности земли таким образом, что подбородок ее находился на один-два дюйма над землею. Все время, пока зарывали Кленси, его собака, привязанная к стремени лошади одного из разбойников, всеми силами старалась вырваться на свободу, как бы надеясь спасти своего хозяина. Но верность бедного животного не вызвала сострадания разбойников, а, напротив, увеличивала их злобу.
      Когда все было кончено, Борласс приказал всем удалиться и, подбоченившись, стал прямо против Кленси. Он сверлил злобным взглядом несчастную жертву, мрачным, как у Люцифера. Несколько минут стоял он молча, не спуская глаз с Кленси, затем снял свой головной убор из перьев и сказал ему:
      - Узнаешь ты меня, Чарльз Кленси?
      Не получая ответа, он продолжал:
      - Я готов дать сто долларов тому, кто расскажет мне об одном обстоятельстве, случившемся двенадцать месяцев тому назад. Дело идет о том, что произошло в публичном сквере Нечиточеса, где одного человека привязали к позорному столбу и...
      - Выдрали кнутом, как он того заслуживал.
      - Ага? - воскликнул Борласс. - Ты помнишь это маленькое дельце? И меня помнишь?
      - Прекрасно помню. Можешь избавить себя от дальнейших разглагольствований. Ты - Джим Борласс, самое грубое животное и самый отъявленный негодяй во всем Техасе.
      - Будь ты проклят! - крикнул Борласс, подымая копье. - Мне страшно хочется проткнуть тебе голову этим копьем.
      - Проткни! - с отчаянием ответил Кленси. Он желал смерти, которая явилась бы для него избавлением от предстоящей ему мучительной агонии.
      - Нет-с, мистер! - ответил Борласс, опуская копье. - Ты не умрешь так легко. Ты и приверженцы твои продержали меня два дня на привязи, не предупредив меня о том, что ждет меня дальше. Ну, а я придумал для тебя кое-что другое. Ты будешь стоять здесь до тех пор, пока ястребы не выклюют твоих глаз, а волки не сдерут кожи с твоего черепа... пока черви не источат твоего тела. Как это тебе нравится, Чарльз Кленси?
      - В прериях Техаса нет ястреба и волка хуже тебя. Подлая ты собака!
      - Ага, ты хочешь рассердить меня! Это тебе не удастся. Я холоден, как лед, а ты, я вижу, горячишься. Перестань... волнение тебе вредно. А, ты, кажется, хочешь, чтобы я плюнул тебе в лицо?.. Что ж, я могу сделать для тебя это одолжение.
      Он ступил шаг вперед, наклонился и плюнул.
      - Вынь же носовой платок и вытри лицо! - продолжал он. - Какая жалость видеть перед собой такого красивого молодого человека с плевками на лице! Ха... ха... ха!
      Четыре сообщника, стоявшие несколько в стороне, громко вторили ему.
      - Такой гордый джентльмен и не торопится вытирать плевков, - продолжал Борласс. - Никогда не думал, чтобы ты мог так низко пасть. Оплеван... Ха... ха... ха!
      И его дьявольский смех, подхваченный четырьмя сообщниками, снова раскатился по степи. Чудовище продолжало издеваться над своей жертвой до тех пор, пока у него совсем не осталось слюны во рту. Но это было не все... в запасе у него оставался еще один удар... последний, но самый жестокий, самый мучительный.
      - Довольно с тебя, - прошипел он на ухо Кленси, - можешь оставаться один и на свободе предаваться своим размышлениям. На прощанье я хочу сказать тебе нечто весьма приятное: "Дик Дерк поймал твою красотку, и в настоящее время она блаженствует в его объятиях".
      XXXVII
      - О Боже! - воскликнул Чарльз Кленси, обращаясь к Творцу.
      Как ни был возмущен Чарльз только что нанесенным оскорблением, еще сильнее он почувствовал весь ужас своего положения, когда мучитель его уехал, и он остался один. Кленси громко простонал и окинул взглядом тот полукруг степи, который открывался перед ним. Ни малейшей надежды на спасение не оставили ему разбойники. Борласс постарался поместить его в таком месте, где ни один путник не мог его заметить. Ни один куст не нарушал ужасного однообразия окружающей его пустыни, и только вдали на горизонте виднелись очертания верхушки одинокого дерева. Он вспомнил Симеона Вудлея, Хейвуда и тех, кто мог преследовать грабителей колонии. Но разбойники приняли все меры предосторожности, чтобы их следы не были обнаружены, а поэтому только какой-нибудь непредвиденный случай мог привести сюда преследователей. Полковник Армстронг, увидя своих дочерей, не будет сейчас преследовать грабителей из-за одного только украденного серебра, а отложит это на некоторое время. Знай Кленси, какая кровавая драма разыгралась в колонии, он, конечно, рассуждал бы иначе. Не зная этого, он думал только о том, что Вудлей и Хейвуд отправятся на поиски за ним, но вряд ли найдут его. Несмотря на это, они, без сомнения, будут продолжать искать его целые дни, недели, месяцы, и со временем найдут, быть может, но что?.. Одну голову... Мучительные размышления эти были прерваны какой-то тенью, скользящей по равнине. Он поднял глаза вверх...
      - Ястреб!
      Черный силуэт птицы и ее широко распростертых крыльев резко выделялся на лазурной синеве неба, которое теперь очистилось от туч, угрожавших перед этим бурей. Мучительно следил он за полетом птицы и скоро увидел еще одну, и еще, и еще, казалось, весь воздух наполнился ими.
      - О Боже! - простонал он снова.
      С ужасом он следил за птицами, которые, медленно описывая спиральные круги в воздухе, спускались все ниже, и все больше и больше приближались к нему. Он уже слышал свист их крыльев и хриплый крик... Мало-помалу они настолько уже приблизились к нему, что он мог видеть взъерошившиеся перья на их шее, краснеющую между ними от злобы кожу и кровавые пятна на перьях, - следы какого-нибудь недавнего пиршества. Вот-вот опустятся они к нему на голову и станут клевать его глаза! Но это было еще не все! Он видел, что кроме птиц, готовящихся напасть на него, ему угрожают еще и четвероногие. Издали подкрадывался сначала один волк, затем два, три и, наконец, их собралась целая стая. Менее молчаливые, чем их крылатые конкуренты, они собрались вокруг головы Кленси, вид которой, видимо, поразил их, и подняли громкий, зловещий вой; можно было подумать, глядя на них, что они готовятся не к нападению, а сами потерпели поражение. Кленси часто слышал этот вой и понял его значение: это был ему смертный приговор.
      Представьте себе реку, текущую среди берегов, которые состояли из каньонов, возвышающихся на триста футов над уровнем воды. Каньоны эти тянулись в два ряда на расстоянии полутораста футов друг от друга. Суровые, с выдающимися острыми концами камней, изъеденные водой, они походили на разгневанных гигантов с хмурыми лицами, недоверчиво и исподлобья глядящих друг на друга. Местами они почти совсем сходились, затем расходились в стороны в виде эллипса, соединяясь снова, подобно кривой рукоятке кронциркуля. Река между ними то неслась вперед шумным, ревущим потоком, то тихо журчала между лугами, яркая зелень которых представляла резкий контраст с мрачным цветом окаймляющих ее скал. Путник, который желал бы следовать по течению реки, должен был идти или ехать по вершине каньонов, переходящих постепенно в бесплодную сухую равнину. Таких рек встречается множество в Юго-Западном Техасе; та, которую мы только что описали, называлась Койот-Крик и впадала в Колорадо. Она составляла часть западной границы плоскогорья. С той стороны, которая обращена была к Сан-Саба, тянулось пространство в двадцать миль, откуда к ней нельзя было никак пробраться, за исключением одного места, где находилось ущелье, спускавшееся вниз под прямым углом, и вход в которое скрывался густой чащей колючих деревьев. Путник, подойдя к окраине скал, все же не мог спуститься вниз; он видел перед собой реку, то скользящую прямо, то извивающуюся, как змея, среди деревьев, покрытых листвой всевозможной зелени, начиная от светлого изумрудного до самого темного оливкового, видел птиц, сверкающих своим ярким оперением и наполняющих воздух то мелодичным щебетаньем, то пронзительным, трескучим скрипом. Какие муки Тантала приходилось ему испытывать, не имея возможности спуститься вниз, чтобы утолить жажду прохладной водой и протянуть усталые члены под тенью дерев! Но путники почти никогда не заходили сюда, хотя нельзя сказать, чтобы на берегах нигде не было видно признаков присутствия человека. Вблизи того места, где находилось боковое ущелье, скалы расступались в стороны и затем снова сближались, образуя долину овальной формы. На одной ее стороне росла густая тенистая роща, среди которой виднелись палатки, покрытые частью шкурами животных, частью старой парусиной, кое-где заштопанной кусками одеял или сукна. Они не походили на палатки обыкновенных путешественников, но и вигвамы индейцев они не напоминали. На открытом месте в самом центре палаток виднелся пепел, полусгоревшие дрова, едва еще переставшие дымиться; внутри палаток находились одежда, разные орудия и провизия - бутылки и кружки с напитками, пачки табака. Палатки эти были поставлены лишь на время, и их владельцы, знакомые нам степные разбойники, только что возвратились обратно, а в ту минуту, когда солнце собиралось уже скрыться за горизонтом, появился и предводитель их вместе с Чисгольмом и остальными тремя, поспев как раз вовремя к ужину, состоявшему из медвежатины и разной дичи. Спешившись, Борласс окинул пытливым взором палатки, и лицо его нахмурилось.
      - Не приехали сюда разве Квантрель и Бослей? - спросил он.
      - Нет, капитан, - ответил один из разбойников.
      - И вы не встречали их?
      - Нет, капитан!
      - Что это значит, Чисгольм? - спросил опять Борласс.
      - Пусть меня повесят, если я знаю, капитан! Похоже на то, что вы были правы, предполагая, что они улизнули. Странно только, куда это они могли отправиться?
      - Ничего тут нет странного. Я подозревал, что Ричард Дерк, alias Филь Квантрель, когда-нибудь изменит мне, но не думал, что так скоро. Он не захотел везти сюда свою красотку из боязни, чтобы она не понравилась кому-либо из ребят. Это первое, а второе - он богат, отец его жив, и он может получить от старика все, что желает. Он догадался, что я хочу выжать денег из него... Ну, он и удрал от нас.
      - Это нехорошо с его стороны! Вы оказали ему покровительство, когда его ловили шерифы, а он...
      - Ему не нужно было мое покровительство, хотя, я думаю, он не знал этого. Знай он только, что он совсем не убийца... Слушай, Чисгольм, он может вернуться, не говори ему, ради спасения своей жизни, ни слова о том, кого мы закопали в землю. Я никому не сказал его имени... Ты один его знаешь.
      - Можете довериться мне, капитан! Я никогда и ни за что не произнесу имени Кленси.
      - А! - воскликнул вдруг Борласс. - Я и не подумал о мулате. Не мог ли он рассказать о Кленси?
      - Скорее всего, нет.
      - Если нет, так и не скажет. Я позабочусь об этом.
      - Не думаете ли вы отдать приказание убить его?
      - Нет... это своего рода гусыня с золотыми яичками. Его можно заставить молчать, не прибегая к этому. Его следует держать отдельно от других.
      - Вы думаете отдать его под чей-нибудь надзор?
      - Фернанд будет смотреть за ним. Я могу доверить ему имя Кленси... больше ничего. Пойди, Чисгольм, и разузнай, слышали ли они это имя.
      Чисгольм повиновался и скоро вернулся с благоприятными вестями.
      - Никто и ничего не слышал об имени Кленси. Ватте, Стокер и Дрисколь никому не рассказали о том, что случилось... Они уверили всех, что мы отпустили его на волю, потому что он был вам не нужен, а нужен вам был только мулат.
      - Прекрасно! Иди и приведи сюда Фернанда.
      Чисгольм вышел и вернулся на этот раз с метисом.
      - Нанди, - сказал Борласс, - я хочу поручить тебе мулата... не спускай с него глаз. Не подпускай к нему никого и не позволяй разговаривать с ним. Пойди, Чисгольм, и прикажи всем, чтобы не разговаривали с мулатом.
      Чисгольм вышел.
      - Нанди, если негр произнесет какое-нибудь имя... Это будет имя его господина... не повторяй его никому. Понял?
      - Понял, капитан.
      - Прекрасно! Я знаю, что могу положиться на тебя. Можешь идти и приступить к исполнению своих обязанностей.
      Метис вышел. Оставшись один, Борласс сказал:
      - Если Квантрель изменник, то в Техасе не найдется ни одного уголка, где бы он мог скрыться от меня. Что касается красотки Джесси Армстронг... нет того человека, который мог бы вырвать ее из моих рук! Клянусь Небом! Она будет моей!.. Провались я в самую преисподнюю, если нет!
      XXXVIII
      Мрачный покров ночи, спустившийся над пустынной равниной, был еще мрачней в глубокой пропасти, где протекала Койот-Крик. Светло было только в лагере степных разбойников; там горел громадный костер, на котором готовился ужин. Чтобы огонь горел ярче, в него постоянно подбрасывали смолистые сосновые шишки. Вокруг него сидели отдельные группы людей; одни из них играли в карты, другие просто болтали. Никто не признал бы в них тех самых индейцев. Все это были белые люди в цивилизованных костюмах. Здесь были кафтаны из киперной ткани, из полосатого тика, сукна трех цветов, красного, синего и зеленого, рубашки из коричневого полотна, оленьей кожи, креольские куртки из хлопчатобумажной ткани и мексиканские из бумажного вельветина; здесь были шляпы разных форм, панталоны разного покроя. Только нижняя одежда отличалась большим однообразием; так, у девяти из десяти человек рубахи были из красной фланели. Что касается индейских костюмов, то все это было надежно спрятано в углублении между скалами, и вздумай кто-нибудь обыскать лагерь, он не нашел бы там ничего. Люди, сидевшие вокруг костра, курили, пили и хохотали. Теперь они ничего не боялись; преследователи не могли найти дорогу к реке Койот-Крик. А если бы и нашли, то что они увидели бы здесь? Не краснокожих дикарей, ограбивших миссию Сан-Саба, а партию мирных мустангеров. Только один метис Фернанд походил на индейца. Бывший хозяин ни за что не узнал бы его. Краснокожие превратились в белых, он же, наоборот, превратился в настоящего индейца.
      Никто из разбойников не знал об эпизоде, случившемся под каменным дубом, где один из их сообщников очутился в таком положении, что вынужден был выдать их. Что касается мулата и его господина, то они принимали их за обыкновенных путников, которые встретились с ними случайно и не имели никакого отношения к поселенцам на Сан-Саба. Один только Борласс догадывался о том, что Кленси ехал к новому поселению, куда ему не удалось добраться. Надеясь разъяснить кое-какие недоразумения, он направился к палатке, где находился Юпитер под надзором Фернанда. Приказав метису удалиться, он подверг своего пленника обстоятельному допросу. Но мулат, в жилах которого текла кровь свободного человека, был недюжинного ума и прозрел, так сказать, причину посещения капитана разбойников. На все вопросы его он отвечал только, что Джуп не знает никакого Филя Квантреля и никакого Ричарда Дерка, что он невольник молодого господина, с которым его разлучили; он не скрывал имени Кленси, заметив, что Борласс знал это и без него. Затем он рассказал, что они ехали из штатов с партией каких-то эмигрантов и направлялись к колонии Армстронга; ночевали они на Сан-Саба, а рано утром отправились на охоту и поднялись на плоскогорье для этой цели. Он не любил своего господина, который жестоко обращался с ним, и в доказательство этого показал Борлассу свою обнаженную спину, всю испещренную рубцами и шрамами, что напомнило Борлассу его собственную и пробудило в нем некоторую симпатию к мулату. Заметив это, последний сказал, что был бы очень рад, если бы кто-нибудь купил его.
      - Не беспокойся об этом, - сказал бандит, - мистер Кленси не будет больше бить тебя. Хочешь, чтобы я был твоим господином?
      - О, я был бы очень рад, масса!
      - Умеешь ты ходить за лошадьми?
      - Для этого масса Кленси и держал меня у себя.
      - Он уехал в колонию и бросил тебя, и ты можешь оставаться у нас и смотреть за моею лошадью. Ты привык к ней... Мы поменялись лошадьми с твоим господином.
      Мулат видел, как Борласс приехал к лагерю на лошади Кленси и удивлялся, куда мог деваться его господин, и потому не поверил словам бандита. Он постарался, однако, скрыть свою тревогу и сказал:
      - Хорошо, масса, буду стараться. Не выдавайте меня только массе Кленси... Если он увидит меня, то отберет, а он так жестоко бил меня.