Схватка с кобрами

Видно было, что ее здесь знают и уважают. Мяснику нравилось торговаться, отбирать мясо, присутствовать при ритуальном заклании. Роз уловила запах медленно выпускаемой крови – а может быть, он возник в ее памяти – и зажала рот рукой, сглатывая застрявший в горле комок. Хотела было отвлечься и перейти на другую сторону улицы посмотреть на витрину с изделиями из папье-маше, но вспомнила о строгих наставлениях Хайда. Если коротко, то войти в доверие и держать под наблюдением. В качестве уступки позволила себе глядеть в окно, за которым под искореженными оконными рамами у опаленной огнем побеленной кирпичной стены виднелись мешки торговца зерном. Рядом с лавкой зеленщика разглядела женщину, сидевшую на корточках рядом с огромной корзиной выловленных в озере сазанов.

Наконец Сара закончила дела с мясником и, виновато улыбаясь, вышла вместе с Роз на шумную полную запахов улицу. В голове по-прежнему крутились мысли о Хайде и о том, для чего она здесь. "Пакистанские генералы", говорил Хайд, пересказывая полученные от Касса сведения, "Строгие мусульмане".

Но количество заказываемых мяса и овощей, рыбы и фруктов, и это, когда дела идут хуже некуда, когда всего постояльцев она да двое пожилых американцев... ей не понравилось, с какой легкостью у нее возникают подозрения! У лавки зеленщика она обезоруживающе улыбнулась Саре. Мимо проехал рикша с нагруженной доверху тележкой. Сринагар был насыщен угнетавшими ее запахами. Она еще острее чувствовала себя виноватой. Озадачив Сару, но не вызвав подозрений, покачала головой. Здесь тебе не добрые самаритяне, оправдывалась она. Хайд сказал, что Касса подставили и ему угрожает опасность, – и она, надо же, согласилась быть у него на побегушках, пока он не сможет приехать сюда сам! Черт тебя побери, Хайд, лучше бы тебе не пришло в голову взвалить на меня такую работу...

– Да, – рассеянно пробормотала она, глядя на выставленные красивые вазы из папье-маше, на которые указывала Сара. Она дежурила на "телефоне доверия", помогала в центре спасения животных, вступила в "Международную амнистию", направляла письма, когда не могла лично участвовать в маршах протеста, – и все потому, что была оптимисткой, не желающей верить в людскую злобу! Хайд всегда ее в этом упрекал. Вот и теперь ее хуже болей в животе мучили и подозрения в отношении Сары, и зияющая брешь на месте взорванного несколько дней назад магазина. Мухи, вьющиеся над разорванным на куски псом, останки которого никто не удосужился убрать. – Да... – повторила она с таким видом, что Сара, прищурившись, внимательно посмотрела на нее. – Извините... голова разболелась, – объяснила она слабым голосом.

Она действительно была наивной – но, по крайней мере, не циничной. В этом вся трудность. Они вышли на улицу пошире с магазинами почище и витринами поярче. По-прежнему давили низкие облака, но не так ужасно, как в узкой щели, из которой они только что выбрались. Ей хотелось помогать людям, мир не безнадежен... не то что мир Хайда, населенный врагами, а не родственными душами. Вот что она ненавидела в его работе и что теперь ее просят делать. Хвататься за ощущение, как за факты, истолковывать вещи, будто они от Бога и навечно высечены в камне; судить о людях по взгляду, шепотом произнесенному слову или случайной гримасе.

Конечно, было бы довольно просто отмахнуться от всего, чего хотел или подозревал Хайд, и ограничиться только высоким покровительством Сары да нелегким делом прижиться в Сринагаре... если бы не эти двое. Один у лавки зеленщика рядом с женщиной с корзиной карпов, когда она смотрела из окна мясной лавки; другой светлой тенью у опаленной пожаром стены. Оба пристроились позади вскоре после того, как они с Сарой появились на ведущей от ее дома дорожке, и следовали за ними в пятидесяти ярдах по покинутой туристами торговой набережной. Сара обещала поводить по магазинам сувениров, но увлеклась закупками зелени и мяса. Но это бы еще ничего, хотя она сама призналась, что за этим и отправлялась. Проблемой были эти двое мужчин.

Они шли следом, останавливаясь, двигались дальше в ритме их похода по магазинам. Рослые, горбоносые, в костюмах. Темноглазые, бесцеремонные. Роз не решалась определить национальность, но в лавке мясника-мусульманина из головы не выходил Пакистан. И еще одно странное обстоятельство. Мужчины за ними следили, но, казалось, в тоже время охраняли. Так что мир Хайда сомкнулся у нее над головой, и она тонула в подозрениях, не в состоянии справиться с нервами. Они следовали позади и, когда женщины, лавируя между рикшами, запряженными в тележки ишаками, изрыгающими дым автобусами, вышли на одну из главных торговых улиц. В одной из витрин мясные туши, рядом свитера из козьей шерсти, далее парфюмерия, специи, талисманы. Роз оглянулась на магазин кожаных изделий, где предлагались на заказ замшевые пальто по пятьсот рупий и туфли еще дешевле. Соблазняли итальянские рекламные плакаты. Только здесь подлинные копии... Мужчины остановились ярдах в сорока, один закурил, другой развернул газету. Никакой попытки прятаться. Она внезапно повернулась к Саре...

...смотревшей мимо Роз на мужчин. Сара на мгновение подозрительно прищурилась, но тут же расслабилась. Толстая скучная женщина. Роз не в счет.

Но Сара знала, что мужчины там, знала, что они должны быть там.

– Никогда не отличались хорошим качеством, – кивнула она на витрину магазина кожизделий. – Сваливались с плеч или с ног при первом похолодании... думаете, теперь лучше?

Наигранно рассмеявшись, Сара тряхнула головой.

– Редко встретишь. Если вы серьезно, то устрою кое-что получше... но не здесь.

Она прошествовала дальше, Роз покорно двинулась следом.

В конце улицы открывались горы и ограниченный зданиями уголок озера; скорее, блестящий ломоть пирога, нежели водная гладь. Потом улица исчезла, на ее месте возникло дрожащее марево, медленно раздувающееся и разваливающееся на части. Два здания начали заваливаться в сторону улицы, женщин ударило воздушной волной, полетели первые стеклянные осколки, а звука взрыва все не было слышно...

5

Репортаж

Пройдя мимо крошечной мечети, жена Лала вошла в дом. Стоя на другой стороне Деш Банду, Хайд видел, как она скрылась за узкой дверью, и через несколько мгновений яркое сари мелькнуло в одном из окон. Задержалась и, поцеловав пожилую женщину, вероятно, мать или свекровь, упорхнула дальше. Чугунной рукой давило полуденное солнце, слабый горячий ветер гонял по оживленной улице клубы бензиновых паров.

Хайд потерял Лату Лал в толпе спешащих на обед служащих на узкой кривой улочке вблизи Чандни Чоук. Свидетелями его позорного провала стали высокомерные купола мечети Фатехпури и издевательские афиши кинотеатра. Женщина никак не могла подозревать, что за ней следят, должно быть, произошла простая случайность. Как бы то ни было, результат один – она ускользнула, когда он был уверен, что находится поблизости от убежища Лала. Изрытая клубы дыма и непрерывно гудя сиренами в неизбежных пробках, мимо проезжали похожие на старые модели "моррис-оксфорда" древние "хиндустан-амбассадоры". Редкие "мерседесы" и другие импортные машины, набитые пассажирами старые автобусы, вклинивающиеся в малейшую щель рикши и запряженные буйволами повозки. Сердито или безнадежно взмахивающие, как семафоры, руки – неотъемлемый ритуал при езде по городу. Хайд откусил последнюю "самосу", смакуя треугольный пирожок с приправленными соусом карри овощами. Купил у лотошника за углом, где убивал время в ожидании ее возвращения.

В гостинице проверяли. Как сообщил портье, его подложный паспорт забрали на проверку в полицию. Не страшно – паспорт выдержит любую проверку, и, кроме того, у него на всякий случай был еще один, – но это означало, что поиски его активизировались, приобрели срочный характер, тогда как сам он с утра ни на шаг не приблизился к Лалу.

Вытерев губы бумажной салфеткой и выбросив бумажную тарелку в переполненную мусорную урну, двинулся по Деш Банду. Насколько он мог судить, за домом не наблюдали, но полуденная дремотная атмосфера действовала на нервы. Обходя безногого нищего, бросил в чашку несколько рупий; они угрожающе застучали, будто первые капли грозы по железной крыше. Он слишком открыт, слишком незащищен. Требовалось поговорить с Шелли, хотя бессмысленность такого разговора ясна заранее. Шелли, по всей вероятности, проглотил официальную версию и прикажет ему убраться из Дели – все расходы, естественно, будут оплачены.

В дневном выпуске одной из англоязычных газет снимок его собственной персоны – паспортная фотография неряшливого безликого человека, выдававшего себя за мидлендского кузена Касса. Подозревается в торговле наркотиками. Забавно, наверное, тем, что производят В.К.Шармар и его братец. Прошел мимо газетного киоска. С передней полосы конгрессистской вечерней газеты на него глазел Шармар. Слегка удивленное выражение, будто узнал проходящего мимо Хайда. Такая же фотография, но с английским текстом, поразившим его настолько, что он остановился. Изложение речи Шармара. Мы – нация предпринимателей, которым не дают подняться изжившие себя национализированная промышленность и устаревшие учреждения... государственные банки, государственные предприятия. Другие партии представляют прошлое – Конгресс принадлежит будущему. Валяй, приятель. Врет с размахом. А может быть, этот подонок всерьез...

...тогда его собственная жизнь, жизнь Касса, безопасность Роз не стоят гроша. Потому что вероотступник, стремящийся вернуться в лоно церкви, безжалостен к своему прошлому и ко всякому, кто напоминает о нем. Шармар сколотил состояние не совсем чистым, но не таким уж необычным для Индии и Пакистана способом, однако теперь оно – как незакрепленная пушка на палубе корабля, которая может разбить его о борт собственных амбиций.

Фантастика... теперь известно, что жизнь не стоит и гроша, тогда зачем копаться в истории?

Хайд поплелся назад к дому Лала. Встретится ли женщина с мужем еще раз сегодня, пусть завтра? Сколько еще ему здесь болтаться? Сколько остается времени, прежде чем Шармар, его брат или кто-нибудь из подчиненных им чинов в полиции или разведке наткнутся на имя Лала – снимок Лала с Кассом, кто-то из приглядывающих за радикальным листком и его сотрудниками вспомнит англичанина?.. В доме Лала пожилая женщина в готовом лопнуть сари и неизменной чужеземной кофте опускает жалюзи. Слепой фасад говорил, что здесь пока делать нечего. Тут же кольнула память о Роз. Подвергая ее опасности, сам он без дела болтался в Дели. Посмотрел на часы. Почти два. Отложим до вечера. Этой ночью нужно быть в самолете на Сринагар...

Заголовки на стене позади газетного киоска с седым, в морщинах, продавцом. "Взрывы бомб в Кашмире, беспорядки в Сринагаре". В любой момент цена может стать слишком велика. Какая глупость – послать ее туда...

Нужно звонить Шелли... добиваться каких-то действий...

* * *

Все улажено и согласовано. Пракеш Шармар понял это, как только увидел выходившего с заседания фракции брата, будто флагом размахивавшего предвыборным манифестом. Величественная походка В.К. свидетельствовала о полной победе выдвинутых им идей. А брошенный на брата взгляд говорил о возникшей между ними дистанции – Пракеш, отвернувшись от полковника разведки, поспешил навстречу. Манифест будет озаглавлен "Золотой Мост" – путь в следующее столетие". Довольно претенциозно, но так надо.

– Прошло нормально? – пробормотал Пракеш. Из головы не выходил разговор с полковником. Из зала заседаний кабинета вслед за В.К. гуськом выходили высокопоставленные члены конгрессисткой партии. Глядя на их лица, Пракеш как бы видел будущее каждого. Убеждены, даже полны энтузиазма. Совещание прошло отлично. – Хорошо, хорошо...

В.К. смотрел поверх его плеча, словно разглядывая далекое облачко на горизонте. Его вселенная стала шире, и он заполнял ее, как снизошедший до посещения Бог, понял Пракеш. Он во власти своих новых идеалов, захвачен стремлением немедленно взяться за благие дела, воплощать в жизнь перемены, углубиться в бесконечные хлопоты по руководству страной.

Меньше чем через час В.К. предстояло встретиться с ответственными представителями Международного валютного фонда и попытаться реструктурировать заем приблизительно в три миллиарда долларов. Вместе с взятыми под свое крыло молодыми талантливыми экономическими советниками В.К. будет доказывать, что их задолженность представляет меньший риск, чем ужасающе огромные долги всех до единой стран Латинской Америки и многих стран Африки. Займы последуют – особенно после того, как манифест провозгласил поощрение предпринимательства, приватизацию, либерализацию экономики и меры против повальной коррупции...

...именно здесь лежала причина внезапной вспышки неприязни В.К. к брату и благоразумно удалившемуся в угол приемной полковнику разведки. Повальная коррупция. Происхождение семейного богатства. Расширение небольших маковых плантаций отца ради наращивания богатства. Как иначе мог принадлежавший к средней касте, имевший средний доход кашмирец стать премьер-министром Индии? Династия Неру тоже из Кашмира, но у нее были деньги, а Шармары, если бы не героин, так бы и остались навсегда фермерами и клерками. Неру был пандит, интеллектуал, широко образован. Поднять же В.К. до того положения, которое он занял теперь и – возможно – будет занимать ближайшие десять лет, могли только деньги... а их единственным источником, товарной культурой, был героиновый мак.

Теперь он стал источником стольких затруднений!

Пракеш пожимал руки проходившим мимо членам парламентского комитета, разделяя их энтузиазм. Крепкие рукопожатия, одобрительные кивки, несколько выражающих восторг избитых фраз, пожелания успехов. В.К. же чаще добродушно похлопывал по спине, но, как отметил Пракеш, такое похлопывание теперь больше походило на благословение. В.К. вжился в роль, но теперь прошлое, как насекомые сквозь порванную сетку на окне, грозило в будущем вторгнуться в обретенное им царство.

Комната опустела. Остались он, брат и полковник. Будто виной всему было присутствие этого человека, В.К. взорвался:

– Все может кончиться прахом, Пракеш!

Меа culpa[7], как сказали бы католические монахи, с которыми им обоим приходилось иметь дело в школьные годы. В.К. взмахнул руками, как бы стряхивая с себя прошлое.

– Этого не будет, В.К., не будет, – успокаивал Пракеш.

– Нашли того человека? – прошипел Шармар, отводя брата к окну.

Перед ними открылся ведущий к "Воротам Индии" Раджпатх – перспектива могущества.

– Еще нет, В.К... всего лишь вопрос времени.

– Он отправился в Сринагар... Касс был в Сринагаре?

– Нет, он не в Сринагаре. Наши люди на месте, у домиков приняты все предосторожности...

– Лучше бы мне туда не ехать!..

– Должен, В.К. Должен продолжать дела с этими людьми... нет, не как прежде, но насилие должно быть под контролем, В.К. Только ты можешь обеспечить как – раз столько, сколько надо, но не слишком много. – Пракеш стиснул плечо дорогого костюма брата. – Это пустяковое дело, В.К. Им занимаются.

Шармар вопросительно посмотрел в глаза Пракеша. Чтобы скрыть противную неуверенность, тот пробормотал:

– Человек по имени Лал все еще в Дели. У нас кое-кто есть в газетенке, где он работал. Если Хайд обратится в газету, его засекут. Дом Лала под наблюдением. Хайд там не появлялся, пока что. Что касается... нашего семейного дела, В.К., как бы ты смог без него вести страну в следующее столетие? Мы же не семейство Неру. Нам нужны были деньги. Был только один этот способ...

– Проклятая баба! И приспичило же ей связаться с Кассом!

– Она была сукой, когда ты женился на ней, В.К., ...рассчитывала на твою политическую карьеру... – Брат отшатнулся, будто его ударили кнутом, потом, успокоившись, согласно закивал. – Избавился от нее, избавишься и от этого Хайда. Ты же теперь премьер-министр, В.К., недосягаем. Ты делаешь то, что тебе положено, – остальным займусь я. – Пракеш театрально вздохнул, держа брата за рукав.

– Да-да. Пакистанские генералы нам нужны. Пока Кашмир не придет в упадок, они должны удерживать своих на линии прекращения огня... должны помешать горячим головам в Исламабаде воспользоваться преимуществом. Да, мне нужно ехать в Сринагар и снова их утихомирить. – Он яростно подался вперед. – Но наркотики, Пракеш!.. Если кто-нибудь узнает, мне придется уйти в отставку. Не только фундаменталисты – Запад, Америка, МВФ и Всемирный банк. Представляю, как добродетельно они будут выглядеть, осуждая меня!

– Пошли они все к черту, В.К.! Я твой брат. Мы одна семья. Думаешь, я позволю этому случиться? – Шармар взглянул увереннее, приободрился. Как сломанная кукла, подумал Пракеш, в которую вместо спинного хребта воткнули железный стержень. – Манифест принят. На следующей неделе ты объявляешь выборы, застаешь врасплох другие партии и этого паршивого киногероя, твоего соперника. Знаю, что ставки высоки, как никогда, В.К. Никто не знает этого лучше меня. За исключением тебя.

– Спасибо тебе, Пракеш. Однако что сказал Касс британскому агенту? – с обезоруживающей улыбкой спросил Шармар. – Мой последний вопрос, – добавил он.

– Пока что из Касса ничего не выбили. Но ждать недолго. Тюремного служащего достаточно припугнули, чтобы он говорил правду. Твердит, что ничего не говорилось, ничего не передавалось...

– Тогда не стану волноваться. – Умышленно игнорируя остающегося в тени полковника, В.К.Шармар взглянул на часы. Снова посмотрел на широко раскинувшийся Раджпатх, пробежал глазами по правительственным зданиям. – Позови-ка лучше экспертов, – с жаром воскликнул он, забыв о прошлом, как о дурном сне.

В.К., заметил Пракеш, снова обратился в будущее. Временно обитая в настоящем, он, по существу, вел отсчет времени от своего избрания, заглядывая вперед на десятилетие и дальше.

– Не стоит волноваться, В.К.

Они коротко обнялись, и Пракеш, дав знать кивком полковнику, чтобы тот вышел и подождал до конца разговора, направился к ведущим в приемную дверям. Подумалось о коридорах власти. Но уж он-то знал, что реальная власть находится в кабинетах. В кабинетах, занимаемых по праву, достающихся как наследство. Тогда это была власть.

Принадлежностью власти были также полковник и его люди, возможность иметь под рукой паровой молот, чтобы колоть орехи, управлять машиной чудовищной силы ради того, чтобы давить москитов. Этого Хайда найдут, как и любого, кто, возможно, встанет, а может быть, и не встанет, на пути к обладанию этими кабинетами. Например, Лал – ничтожная вонь, не больше.

Он улыбнулся, распахнул двойные двери перед нетерпеливыми молодыми лицами – их экономическая команда, готовая, засучив рукава, немедленно приняться за перестройку Индии. Что касается него, то легкое ощущение опасности, время от времени лишавшее мужества В.К., лишь приятно щекотало нервы. Как острая приправа. А Индия прежде всего славится приправами и специями. С улыбкой до ушей он приветствовал молодое пополнение, вливающееся в узкий круг избранных.

Пока молодые люди гуськом проходили мимо, а полковник, проскользнув в освободившуюся комнату, готовился терпеливо ждать, Пракеш Шармар согласно кивал собственным мыслям. В.К. может посвятить себя великим делам, а он займется этой незначительной проблемой. Парой, может быть, несколькими смертями больше...

...только и всего.

* * *

Ссутулившись в плетеном кресле на веранде домика Сары Мэллоуби, Роз в глубоком изумлении смотрела на рану на левой руке, как и тогда, когда пришла в себя на разрушенной улице. Еще больше ее поразили произнесенные на урду слова рослого мужчины и пренебрежительный ответ и презрительная гримаса Сары.

– Эта женщина... нуль, пустое место. Не имеет никакого значения – понимаешь меня?

Это был один из то ли телохранителей, то ли конвойных. Второму стеклом выбило глаз. Этот, расставив руки и загораживая свет, встал впереди, прикрывая...

...пространство. Не людей, просто место. Роз поняла, что женщина, о которой шел разговор, это она; вызывающая неудобство, возможно, опасная. Потом она уловила слово "другие", произнесенное почтительным тоном. Начальство. Приезжают другие, Роз вызывает подозрение. Роз вызывала у рослого пакистанца большую озабоченность, чем бойня на улице, стоны раненых и умирающих.

Врач, промыв рану и наложив швы, аккуратно перевязал руку. Рана походила на широкую ухмылку, как бы насмешливо напоминающую ей о взрыве, валявшихся на земле окровавленных бесформенных фигурах, криках и взмахах рук призывавших о помощи раненых. Место стало чужим, действующим на нервы. Кто такие "другие" – его начальники? Почтительный тон говорил больше, чем забытые за двадцать лет обрывки урду. Бросив ослепшего и кричащего от боли напарника, пакистанец властно остановил такси и доставил их с Сарой к домикам. Несмотря на собственное потрясение, Сара приказала ему не забыть взять Роз. Она, кивнув, поблагодарила собравшегося уходить молчаливого знающего свое дело врача. Тот выжидающе посмотрел на рослого пакистанца. Отпускающий кивок последовал незамедлительно.

Делая вид, что не знает урду и не питает ни малейшего интереса к отрывочному разговору, Роз в то же время установила присутствие гостей в остальных домиках. Сикхский тюрбан в домике, соседнем с ней, неуклюжая самодовольная фигура с биноклем в другом. Бинокль, видно, настроен на дом Сары, и жесты рослого пакистанца, кажется, адресованы тому человеку. Она вздрогнула.

– Все в порядке? – неожиданно заботливо спросила Сара, приводя в замешательство пакистанца. Урду означал, что перед ними кашмирский мусульманин. Хотя он и держался официально, чувствовалось, что привык к выполнению приказов, дисциплине. И чужой для Сары человек, хотя и допущен к ней в дом, – всего этого достаточно, чтобы убедить Роз, что он не индиец. – Все в порядке, Роз? – со странно виноватой настойчивостью повторила Сара.

– Что?.. О да, спасибо... Извините, все еще не совсем пришла в себя. Рука почти не болит. – Мужчина сверкнул глазами, не зная, как с ней поступить. – Господи, какой ужас!..

– Понимаю, – пробормотала Сара. Она оперлась на ограждающие веранду латунные перила, опустив одну руку, будто пробуя пальцами воду за бортом лодки. – Понимаю, черт возьми. – Бросила враждебный взгляд на пакистанца. Затем, оттолкнувшись от перил, пошатнулась, будто закружилась голова, выпрямилась и протянула руку. – Премного благодарна за вашу помощь. Нам очень повезло, что вы оказались там как раз вовремя.

Сделай глупое лицо, внушала себе Роз, держась за перевязанную руку и глядя на озеро с таким видом, будто и у нее кружится голова. Лицо Сары многозначительно обращено к мужчине; она ничего не понимает, она не представляет собой проблемы. За это говорило все, хотя бы ее рукопожатие. Наконец он неохотно кивнул. Роз сдержала вздох облегчения, когда мужчина, не оглянувшись в ее сторону, пошел прочь. Сделай глупое лицо, притворись дурочкой! Прошел сквозь занавеску в дом и вышел на идущую по берегу дорожку. Сара сразу размякла. Роз осторожно сглотнула. Игра в бестолковую простушку получилась. Сара вдруг вздрогнула, потирая голые руки, будто откуда-то подуло холодным ветром.

– А вы? Все нормально? – спросила Роз.

Сара всем своим видом тут же дала понять, что не нуждается в сочувствии.

– Да, – резко ответила она. – Прекрасно.

– Вижу, прибыло гостей... – повела головой Роз.

– Насколько знаю, какое-то деловое совещание. Попросили помещение и ужин. – Заранее заготовленное, не вызывающее сомнений объяснение. – Правда, хлопотно, но нищие не выбирают, – улыбнулась она, уверенная, что выдумку проглотят. Собрание акционеров компании "Мак на экспорт", подумала Роз. – Остановились в окрестных отелях, но у нас им пришелся по душе местный колорит или что-то вроде этого. Я не очень интересовалась.

– Хоть и невелика, но все-таки обуза.

– Что? Ах да... пришлось уступить мой дом. Самая большая гостиная... – Она засмеялась. – Не стоило бы распространяться перед постояльцами, не так ли? – Лицо ее снова затуманилось, взгляд устремился... куда? Не на рослого пакистанца, который подошел к обитателю соседнего домика и о чем-то оживленно-почтительно беседовал. Даже не на предстоящее в ее доме собрание... куда-то значительно дальше; вспомнилось очень давнее запрещение смеяться. Сара вздохнула. – Крохи со стола богачей – это все, чем приходится довольствоваться, пока не наладится жизнь. Вы уверены, что здесь вам удобно? Я не стану упрекать, если съедете.

На проверку или намек не похоже.

– Мне бы хотелось быть поближе к озеру, – ответила Роз. – Здесь так приятно. – Повар, проявляя заботу, подал кофе, и она поплотнее уселась на подушках. Сара кивком головы отпустила повара и жестом указала на серебряный кофейник. – Да, пожалуйста. К счастью, там оказался этот малый и узнал вас, – полузакрыв глаза, тихо произнесла Роз.

– Да. – Плеск лениво бороздящих озеро шикар не слышнее плеска разливаемого по чашкам кофе. Горы в жарком мареве как бы отодвинулись вдаль, глуше слышалось пение птиц. В городе завыли сирены. – Да, передавая чашку Роз, повторила Сара.

– У меня на заду, наверное, сплошной синяк, – вертясь в кресле, объявила Роз. – Слишком тяжела, чтобы шлепаться об землю, как мячик. – Неуверенно поднялась на ноги. – Можно сперва сходить в одно место?

– Конечно. Там же, где и в вашем домике. Прошу прощения за беспорядок.

– Спасибо.

Раздвинув занавеску, Роз на плохо державших ее ногах прошла по короткому коридору в большую, обитую роскошными деревянными панелями, гостиную. Настоящая эдвардианская мебель, а не какие-нибудь копии тридцатых-сороковых годов. На затянутых сеткой окнах тяжелые шторы. Ароматные сорта дерева. Занимающий половину комнаты обеденный стол. Окруженный креслами и диваном длинный инкрустированный кофейный столик. В стеклянных горках мерцает хрусталь. На стенных панелях несколько писанных маслом картин – английские пейзажи. Или французские, в импрессионистской манере. Возможно, ценные.

За дело...

Опершись о стол, тяжело, будто от острой боли, опустилась на колени. Одна рука на ромбе скатерти, украшавшей центр стола. Пальцы другой нашарили в сумочке крошечный металлический предмет и приклеили его с внутренней стороны обрамляющего стол резного бордюра из цветов и птиц. Одна из птиц настороженно глядела на нее. Роз тяжело, будто суставы вконец поражены артритом, поднялась на ноги. Дело сделано...

Она взяла с собой "жучок" в надежде оставить его, не ожидая, что понадобится так скоро. Хайд рассказал ей, где и как устанавливать и как принимать его сигналы.

И просил ее быть осторожной...

Вздрагивая, побрела в туалет. К горлу подступила противная тошнота. Если найдут, то сразу же узнают...

* * *

Здание Службы заграничной связи на Бангла Шахиб было под наблюдением. Чтобы его обнаружить, он убил целый час. Следили они и за почтамтом на расположенной неподалеку Маркет-роуд. Затягивают петлю. Или уже натягивают поводок, который он пока не заметил. Следят ли они за ним или только ждут, когда он попадет к ним в руки? Раз или два, поймав краем глаза подозрительные движения, Хайд думал, что следят. Но интуиция не подсказывала ему, что они близко.

Теперь, когда его паспорт проверяют, он решил пока не возвращаться в отель. В вестибюле уже могут кого-нибудь посадить. Если и вернется, то только в случае, если окончательно спугнет Лала.

Переговорный пункт на Джанпатх, отходившей от Коннот-плейс в сторону Раджпатха, был расположен напротив отеля, и телефонные кабинки, хотя они и находились близко от широкого, во всю стену, окна, загораживались лотками и тележками уличных торговцев, распродающих по бросовым ценам остатки идущих на экспорт предметов национальной одежды. А еще торгующие коврами тибетские беженцы, прилавки с дешевыми украшениями, бижутерией... Потребовалось довольно много времени и внимания, чтобы убедиться в отсутствии слежки, решиться войти внутрь и заказать разговор с Шелли в Сенчури-хаузе. Ненадежный телефон...

Хайд еще больше ослабил галстук и провел пальцем внутри намокшего воротничка. После уличной жары даже и от слабо тянувшего кондиционера сразу стало прохладно. На лбу выступили холодные капельки пота. На все уходит слишком много времени, его опять хотят найти, все карты у них на руках. Вдавившись в стоящий в кабинке узкий раскладной стул, он внимательно смотрел в похожее на киноэкран окно, стараясь не упустить ни малейшего подозрительного движения. Торчавший за поясом пистолет больно упирался в спину. Новая секретарша, недоумевающая, откуда у него служебный номер, по всей видимости, не торопилась соединять.

– Скажи ему, что это старина Патрик... звонит из Дели. Ну пожалуйста, голубушка! Что? Судя по вашему времени, дорогуша, его пока только вводят в курс дел... так что отрываться ему не от чего. Пожалуйста, сделай, как я прошу... голубушка. – На считанные секунды от злости забыл о натянутых нервах. – Шелли? – наконец выпалил он, сразу поняв, что взял не тот тон, – Шелли, конечно, не будет в восторге.

– Что там у тебя, Патрик? – послышался нетерпеливый голос.

– Касс бежал. Не верь этому.

– Я... должен, – ответил наконец Шелли. – Меня формально поставили в известность. Теперь это официальный факт, Патрик. – Принужденная речь Шелли опустошила его, сразу лишила сил. Вороха ярких тканей я еще более яркие готовые платья мелькали за окном, словно плащи матадоров, мешая ориентироваться. – Ты понял?

В голосе вынужденные нотки, желание уклониться от возможных обвинений со стороны Хайда. Хайд понял. От "ностромо" отказались. Это называлось лишить страховочной сетки... или, как говорили применительно к агенту, от которого отреклись, получить поцелуй паука. Такое случалось, но не при Обри. Старик никогда бы не...

– Понял, – тупо ответил он.

– Все указывает на виновность Касса... имею в виду убийство.

– Неужели? Между прочим, он его не совершал.

– Ты веришь, что его увезли?

– Да. Как в собственный символ веры – в черта, старого приятеля.

– Но у тебя никакой связи?..

– Никакой.

– Тогда бросай.

– Нет.

Молчание. За окном гипнотизирующее, успокаивающее мелькание тряпок, блеск украшений, усыпляющая толкотня людской толпы. Наконец Шелли тихо спросил: