Схватка с кобрами

Черт бы тебя побрал, Хайд!..

Натыкаясь на мебель, почти невидимую в проникающем сквозь сетку от москитов слабом лунном свете, она заметалась по спальне. Ударилась правой ногой о кресло, чуть не вскрикнув от боли. В дверь слева деликатно постучали. Она лихорадочно распахнула другую дверь. Все еще прижимая трубку к груди, нетвердой походкой прошла через узкий коридор в ванную и, дрожа, тяжело опустилась на край ванны. Стук повторился, на этот раз чуть требовательнее. Повар продолжал возражать, боясь нарушить мирный сон гостьи, но полицейский отметал все возражения. Чувствуя, что ее не держат ноги, поднялась, положив трубку на крышку унитаза. Ее подташнивало, кружилась голова. Стараясь как можно тише, подняла крышку сливного бачка, опустила "минимодулюкс" в тепловатую воду и, затаив дыхание, тихо опустила крышку на место. Пот катился градом. Снова села на край ванны. Посмотрела на мятое платье. Так она же не разделась, а считается, что спит, выключила свет почти час назад!..

Господи... Опершись головой на влажную горячую ладонь, она, прокашлявшись, зашевелила губами, стараясь произнести слова. Мешая говорить, в горле застряла сладковатая тошнота. Пытаясь унять дрожь, Роз крепко обхватила себя руками.

Наконец, после очередного стука в дверь, произнесла:

– Да? Кто... это? – Тонким голоском, будто актриса, играющая на радио роль ребенка. – Да... кто это?

– Миссис Вуд? Я из полиции. По служебным делам. Можно войти?

– Минутку... занята. Подождите.

Дрожащим от страха голосом удалось изобразить нечто похожее на раздражение. Встала и нарочно спустила воду в бачке. Слышно, как о фаянсовые стенки бачка стучит трубка "минимодулюкса". Когда вода стекла и бачок стал наполняться, стук в бачке продолжался, но стал тише. Оцепенев от страха, машинально открыла кран раковины.

Холодная вода...

Плеснула холодной водой в лицо и растерла толстым белым полотенцем. Расправила мятое платье – платье, черт возьми!.. Сдернула с крючка за дверью купальный халат, стянула с себя платье, зашвырнув за ванну. Потом влезла в халат, который был ей маловат, и завязала пояс. Взлохматив волосы, подошла к двери и отперла ее.

– Да? – отрывисто бросила она, скрывая за раздражением свое волнение.

Одетый в легкую форму полицейский, чуть выше нее ростом, был намерен держаться с почтительным дружелюбием – пока что. За его спиной с извиняющимся видом маячил повар.

– Прошу прощения, миссис Вуд. Инспектор Дханжал, сринагарская полиция. Учитывая обстановку, обеспечиваю безопасность гостей нашего города. – Небрежно демонстрируемый, словно фамильная ценность, безукоризненный английский язык. Явно не просто кашмирский фараон... из отдела наркотиков? Или из тех, кто в случае чего подкладывает тебе запрещенные штучки? Роз упала духом. Она слышала, как брат Шармара отдавал приказание, но они, разговаривая, двигались по комнате, и голоса, как в слабом радиосигнале, иногда почти исчезали. К тому же мешала болтовня остальных гостей. – Нам бы не хотелось, чтобы с кем-нибудь из наших гостей что-нибудь случилось, – добавил Дханжал.

– Благодарю за заботу, – взорвалась Роз. – Значит ли это, что вы можете беспокоить меня в такое время?

Дханжал примирительно поднял руки.

– Приношу за это извинения. Ваше прибытие зарегистрировано только сейчас. Весьма сожалею, но мне хотелось бы убедиться, что вы здесь в безопасности. Скажем, назовем это проверкой вашей безопасности?

Обыск. Черт возьми, Хайд... с тебя за это причитается!

– Я чувствую себя вполне безопасно.

– Но... возможно, глаз специалиста?

– Сегодня ночью в городе, кажется, спокойно, – возразила она, держась за дверь. Проклятый бачок все еще наполнялся! – Есть ли причина для тревоги?

– Возможно, нет. – Взгляд блестевших в лунном свете глаз становился подозрительным. Ночной воздух холодил тело под халатом, стягивая кожу на щеках. – Несмотря на это, мы, сринагарская полиция... – Не надо сказок, приятель! – ...чувствовали бы себя спокойнее, если бы проверили безопасность наших гостей. Особенно тех, кто находится в таких изолированных местах, как это.

Ладно, впусти этого подонка, Роз... впусти его. Как будто Хайд подсказывал ей. Даже слова его. Этот тип становится подозрительным, еще чего доброго вздумает попугать слухами и шумовыми эффектами.

– Хорошо. Поняла. Входите, инспектор.

Она распахнула дверь, и он протиснулся мимо нее. Повар, не переставая виновато пожимать плечами, молча удалился к себе на кухню. Вдали тускло мерцали обманчиво мирные огни Сринагара. Обернувшись, увидела, что Дханжал уже зажег свет и проверяет окна в соседней комнате. По противомоскитным сеткам застучали летящие на свет насекомые.

Роз прошла следом и тихо стала позади. Было очевидно, что он намерен произвести обыск.

– Выходит, домики миссис Мэллоуби представляют особую цель? – спросила она. Делавший вид, что проверяет запор окна, Дханжал растерянно поднял голову. Под окном раскрытая настежь сумочка Роз. В ней шуруют пальцы опущенной за окно правой руки, догадалась она.

– О, нет, мне бы не хотелось, чтобы вы так думали. – Его английский вдруг приобрел индийское звучание – и тут обманывает. Это обойдется тебе в копеечку, Хайд – в буквальном смысле. Она ухватилась за мысль. Одно к одному, Хайд. Пятьдесят фунтов в пользу Лиги защиты кошек. – Однако лучше быть уверенным.

– О'кей. Хотя жаль, что не дали поспать.

– Окна в спальне, будьте добры.

Поставил на место телефон.

– Сюда.

С трудом подавляя тревогу, открыла дверь в спальню.

– Ох, ни за что не советую вам спать с открытым окном, миссис Вуд, – обернувшись к ней, первым делом произнес Дханжал.

Еще пятьдесят в благотворительный фонд, Хайд, посчитала она про себя. Как ни странно, такая игра успокаивала и отвлекала, давая возможность притвориться растерянной и обеспокоенной, но ни в чем не виноватой и не похожей на профессионала, словом, не той, кого он ищет. Так я и есть, черт возьми, дилетант, убеждала она себя.

– Не буду. – Дханжал закрыл окно. – Просто привыкла к свежему воздуху.

– В Лондоне? – Он покачал головой. – Миссис Вуд, хотя мне больно порочить миссис Мэллоуби, я действительно не считаю, что жить в этом плавучем доме безопасно, – с улыбкой произнес он, – и предложил бы переехать в отель покрупнее – ради вашей безопасности.

Зачем его сюда послали – угрожать или проверять? Роз перестала понимать и вконец растерялась. Какие там пятьдесят фунтов, успокаивала она себя. Вот когда дело принимает действительно серьезный оборот. Двести фунтов в помощь голодающим...

– Я... полагаю, на мое усмотрение?

Дханжал вышел из спальни, прежде посмотрев в окно в сторону домика Сары. Казалось, остался удовлетворен – расстояние достаточно надежное. Бросил взгляд на камеру, тут же выбросив из головы. Обыкновенная японская 35-миллиметровая зеркалка. Так оно и было на самом деле. Теперь. Роз старалась успокоить дыхание, но, чтобы унять дрожь, пришлось еще крепче сплести руки на груди.

Заглянув в ванную, Дханжал на мгновение задержался – Роз, для которой этот миг растянулся на длинные минуты, была на грани паники – и, вернувшись в гостиную, открыл дверь на веранду. Остановился и, уперев руки в боки, стал любоваться видом на озеро Дал.

Нагнувшись, поднял магнитофон, повертел в руках, как простую железку. Шнур с наушниками болтался в воздухе. Улыбнувшись ей, надел наушники. Роз с деланным безразличием напряженно наблюдала за его манипуляциями. Почти не слушая, выключил магнитофон. Осмотрел кассету. Небрежно процедил:

– Наверно, слишком молод для такой музыки. Нахал.

Деловую часть сменили сумбурные разговоры между отдельными участниками. Некоторые участники встречи ушли. Спрятав пленку в чемодан, Роз поменяла ее на "Кровь на следах". Дилан кашмирцу не понравился, но чувствовалось, что кассета вполне соответствует тому впечатлению, которое тот составил о Роз.

Представлению о простодушной, склонной к чувствительности болезненной особе средних лет. Толстой белой женщине. Если это что-нибудь да значит, тогда, Хайд, с тебя, черт побери, две с половиной сотни в пользу Национального общества предотвращения жестокого обращения с детьми!

Дханжал, казалось, был удовлетворен. В то же время озадачен и раздражен таким бессмысленным пустяковым поручением. Из-за большого самомнения ему не хватало терпения и выдержки.

– Благодарю вас, миссис Вуд. На вашем месте я бы послушал моего совета... но, разумеется, я никоим образом не могу вас заставить. Спокойной ночи.

Роз стоило больших усилий, не торопясь, закрыть за ним дверь. Потом, откинувшись спиной к роскошной благовонной деревянной стенной панели, она, подняв голову к резному потолку, долго стояла в коридоре. О, Боже мой!.. О, Святой, черт побери, Боже!..

Хайд, лучше бы ты завтра был здесь... Я больше не могу. Не могу больше. С благотворительными пожертвованиями или без них – приезжай!

* * *

Неуверенный, что его не заметили, Хайд отпрянул от зияющей в потолке рваной дыры. Двое в делающих их похожими на лягушек респираторах все еще держали оружие наизготовку, зачарованно глядя на лежавшего среди кусков известки Лала. Голова неестественно повернута, кисть вывернута, будто украдкой принимая мзду. Их взгляд притягивал рюкзак с услужливо вывалившимися к ногам папками с фотографиями. Увидели ли они Хайда? Когда после выстрелов упало тело Лала, они подались назад. Теперь один из них наклонился над трупом. Слышалось громкое, как звук насоса, дыхание. По рассыпавшейся у ног стоявшего штукатурке растекалось темное пятно крови.

Решил, что они его не видели. Встав на корточки и опершись на руки, заглянул в комнату, убеждаясь, что те не торопятся. Их усиленное масками дыхание раздавалось слышнее непрерывного надоедливого воя сирен. Удалился и шум винтов вертолета.

Над головой звуки прыгающих на крышу ног – как периодические легкие взрывы. Вертушка сбрасывала – двоих-троих? – для взаимодействия с теми двумя внизу...

В комнате звуки "уоки-токи". Английский, не хинди. Официальный язык. Он встал на четвереньки, как обезьяна, приготовившаяся прыгнуть с ветки на ветку. На заваленном мусором и штукатуркой столе разложены фотографии, документы Лала, остальное содержимое рюкзака. Докладывают кому-то находящемуся снаружи или в вертолете.

– ...этот человек – Лал. Подтверждено, сэр... да, материал очень интересный, сэр. – Уверенная манера. Эти двое и те, что на крыше, должно быть, из элитных войск. Или армейские коммандос, или из разведки. – Да, сэр, забираем мешок и покидаем через крышу. Сэр...

Хайд наблюдал, с ужасом думая, как они поднимутся по лестнице, пройдут мимо его убежища и выйдут на плоскую крышу. Возможно, в этом все еще темном углу ему все же удастся спрятаться... Забудь об этом, тут же признался он, увидев, как владелец "уоки-токи" достает из черной ветровки нескладный клинообразный пистолет и целится в продавленную тахту. Сразу вспыхнуло ослепительное пламя. Пистолет с зажигательным патроном. Хайд быстро отвернулся, но в глазах долго плавали желтые круги. Едкий запах заряда, дым горящей тахты, который его задушит...

Они подожгут в других местах, сожгут дотла все здание. В глазах не прояснялось. Сквозь дым, пламя и желтые пятна на сетчатке разглядел, как двое покидают кабинет и направляются к лестнице. От дыма горящей тахты скребло в горле. Слушая поднимающиеся кверху шаги, он бессознательно прикрыл дверцу, через которую пробрался к Лалу. В "уоки-токи", словно огонь, потрескивали голоса. Теперь они торопились – в руках рюкзак, богатая добыча, пылающий кинотеатр – хорошая гарантия на случай, если что упустили. В ведущую на плоскую крышу распахнувшуюся и сразу захлопнувшуюся дверь ворвался рев вертолета.

Хайд зажал нос и рот носовым платком. В закутке – как внутри небольшой домны – сквозь щели и дыры пробивается пламя. Кабинет охвачен огнем. Насколько он мог видеть, там ничего не осталось. Все находилось у Лала в рюкзаке; все, что могло его сделать богатым. Видневшийся сквозь дым труп лизали языки пламени. Хайда обдавало невыносимым жаром.

Звук винтов растворился в ночи, оставив только рев сирен пожарной тревоги, сигналы пожарных машин и машин "скорой помощи". Те, в вертолете, улетели в полной уверенности, что если англичанин остался внутри, то либо погибает, либо уже погиб.

Хайд открыл дверцу. Лестницы в еще более загустевшем дыму не видно. Закашлялся до рвоты. Жгло легкие. В кабинете что-то взорвалось. Шаря рукой по стене, двинулся вверх и наконец вышиб ногой дверь, ведущую на плоскую крышу. Выбравшись на воздух, почувствовал громадное облегчение, но тут же вздрогнул в ожидании града пуль, если вдруг кого-нибудь оставили на крыше. Глубоко вдохнул. Кружилась голова. Разрывались легкие.

Из чердачных окон и щелей в черепице на покатой части крыши выбилась цепочка языков пламени, как будто выложили посадочную дорожку для небольшого самолета. Подбежав к краю крыши, Хайд заглянул через перила. Смахнул струившиеся из глаз слезы. Наглухо перекрытый боковой переулок пуст. Разглядел выходивших на Чоук через просвет в ограждении пожарных, змеившиеся шланги, отражение пламени на металлических частях лестницы. Ни водосточной трубы, ни пожарной лестницы. Как они и рассчитывали, он оказался в ловушке. В отчаянии поглядел вверх. Огни удалявшегося вертолета не больше крупных звезд. Проклятье, они более чем уверены. Оглядел крышу. Спасения не было.

Почувствовал, как его охватывает паника. Никаким разумом отсюда не выберешься. Если панический страх не подскажет выход, ничто больше не поможет. Он посмотрел на крышу на другой стороне переулка, на пустую крышу кинотеатра. Ни лесенок, ни досок, ничего такого, что можно бы использовать... расстояние? Слишком велико.

Фантасмагорический рев сирен раздавался все громче. Часть крыши, целый блок стропил и щепы рухнул вниз, из дыры, как из кратера вулкана, вырвалось пламя. Почти вся наклонная часть крыши под оглушительный грохот лавинообразно съехала в зрительный зал. Над ним полыхало пламя, все вокруг окутало дымом. Задыхаясь от кашля, он глотал ртом воздух. Легкий ветер нес пламя на него. Коленям и подошвам на бетонном полу становилось жарче.

Хайд с тоской поглядел через провал переулка на другую крышу, поменьше. Она не была плоской, как в кинотеатре, а наклонной, к тому же крыта плохо закрепленной щепой. Без водосточного желоба. Два чердачных окошка, как два глаза, манили и издевались. Высота перил фута два; придется вскочить на перила и, оттолкнувшись от них, перелететь на соседнюю крышу, рухнув на нее плашмя... невозможно, но тогда что еще?..

Давай.

Ощущая позади себя огонь, чувствуя жар внутри, уверенно попятился от низких перил...

Нагнув голову, помчался навстречу прыгающим в глазах перилам. В этот момент он был таким же беспомощным, как если бы находился в несущемся навстречу удару автомобиле. Огненные языки, мысли о боли и переломанных конечностях, предчувствие падения, ощущение перил под ногами, последний шаг и толчок ослабевшей обмякшей ногой, мгновение над переулком и удар.

Перехватило дыхание, боль в груди и животе. Колени словно резануло ножом, ладони ободраны о щепу – крыша под правой рукой отваливается, левая рука слабеет, обе бессильно скребут, не за что уцепиться, тело постепенно съезжает, ступни и щиколотки уже за краем крыши, затем колени...

Правая рука держится, держится...

...левая скребется, ну давай же, черт возьми, ухватись за что-нибудь... никак не вздохнуть, в висках стучит... левая рука, левая рука... ноги болтаются в воздухе, бесполезно ища опоры...

...левая рука держится, правая перехватывает выше, живот и ноги, извиваясь, ползут вверх, снова на крышу... правая нога упирается в выбоину в щепе.

Полежал не двигаясь, пока не удостоверился, что в переулке тихо, если не считать шума, доносящегося с Чоук, пока не удостоверился, что руки, ноги и ребра целы. Пока судорожные всхлипывания не стали похожи на человеческое дыхание. Сирены смолкли, пропало ощущение, что на него глазеет толпа. Позади рухнула еще часть крыши кинотеатра, и его залило еще более ярким светом пожара. На крышу рядом с ним и на одежду сыпались приносимые ветром искры. Запахло палеными тканью и волосами. Одной рукой стряхнул с головы искры. Языки пламени уже лизали деревянную крышу вокруг его распластанной фигуры.

Не сдерживая похожей на кислую гримасу улыбки, медленно, осторожно, извиваясь, будто покалеченная ящерица, пополз вверх. Добравшись до ближайшего чердачного окна, с усилием распахнул его. Посыпалась старая краска. Внизу непроглядная темень. Согнувшись, осторожно спустился на пропахший плесенью захламленный чердак. Нащупав ногами стропила, отпустил оконную раму. В затхлой тишине гулко раздавалось собственное дыхание. Опершись потверже на ноги, нашарил в кармане зажигалку. Щелкнул крышкой – как будто хлопнула стальная дверь. Колеблющийся огонек чуть ярче отсвета пожара, но все же удалось разглядеть перекрытия...

...и люк в помещение или на ведущую вниз лестницу. Открыл, прислушиваясь к журчанию воды в баке и сердитому визгу летучей мыши. Отблеск пожара в окнах высветил комнату. Хайд спрыгнул в помещение.

Бегом спустился вниз. Три лестничных пролета, чем ниже, тем лучше отделанные кабинеты и коридоры. В западном декоративном стиле. На первом этаже бюро путешествий.

В окнах видны струи брандспойтов, беготня пожарных, оттесненная ограждениями толпа на Чоук и над всем рыжие всполохи света. Хайд двинулся в заднюю часть здания. Локоть болит, левая ладонь в занозах, коленка разбита до крови, в груди при каждом вдохе боль; одно утешение – ребра целы. Обнаружив, что дверь заперта, разбил небольшое окно. Узенький дворик, калитка открыта, выходит в переулок. Постоял, отряхнулся. Одежда прожжена искрами, вымазана старой щепой. Сойдет – во всяком случае, в темноте. Снова закашлялся. После дыма невыносимо дерет в горле.

Где они могут быть? На Чоук – у Майлза не хватит воображения поискать по задворкам. Проверив пистолет – тот, что взял у Лала, где-то потерялся, – небрежной походкой прошел по переулку, вышел на людную улицу и потом уж направился на Чандни Чоук. Постоял на углу. Полиция давно закончила проверку зрителей, растворившихся в захваченной зрелищем шумной толпе позади оцепления. Улица забита пожарными, полицейскими и санитарными машинами. В стороне кинотеатра громкий звон бьющегося стекла.

Прошло десять минут.

Приблизившийся украдкой молодой человек, прежде чем обратиться, даже взглянул на фотографию, наверно, его, Хайда. Больше всего его, видно, заботила форма обращения.

– Я... мистер Хайд... сэр? – Сэр ли он? В каком чине? По глазам видно, что молодой человек целиком поглощен этим вопросом.

– Неважно.

– Ловелл... Хайд, – удивленно глядя, выпалил молодой человек.

– Ловелл, – с удовольствием ощущая пробежавшую по телу нервную дрожь – признак того, что напряжение позади, повторил Хайд. – Где Майлз? Пошли.

– Сюда.

К ним присоединились еще двое и пошли по Чоук прочь от кинотеатра, где огонь, похоже, медленно уступал пожарным. Над улицей висела пелена дыма, воздух пронизан запахом горелой ткани и дерева. "Темная зона". Его еще больше отпустило, ноги будто резиновые, еле двигаются. Саднили все ушибленные при падении места. Гибель Лала – утрата всего, что он имел! – оставила чувство невозвратимой потери, приводила в бешенство.

Ловелл открыл дверцу припаркованной в двух кварталах от кинотеатра черной "гранады". На улице полно людей, как ни в чем не бывало разгуливающих, стоящих, бродящих по магазинам. Хайд оглянулся, как бы желая удостовериться, а был ли вообще пожар. Наткнулся на свирепый взгляд сидевшего на заднем сиденье Майлза.

– Влезай! – рявкнул тот. Хайд презрительно ухмыльнулся. – Где другой? Ты требовал укрытия для двоих.

– У него не получилось.

– Ради Бога, поторапливайся... и так из-за тебя время теряем!

– Ладно, не клади в штаны, Майлз...

Хайд нагнулся, собираясь сесть на заднее сиденье. Рядом с Майлзом с деланным безразличием, спокойно положив руки на колени, сидел индиец в дорогом сером костюме.

– Давай же, Хайд...

– Кто это еще, черт побери?

– Тебе не надо знать. Есть договоренность, Хайд. Через час ты уезжаешь... и скатертью дорога! Тебе гарантировано...

– Речь шла о "темной зоне"... а не о темных рожах, Майлз. Что ты, черт возьми, наделал?

– А как, черт тебя побери, мы могли успеть? – Хайд ощущал присутствие Ловелла и остальных. – Есть договоренность! Ты будешь...

– Ну их... ты, Майлз! Думаешь, этот хрен... – у индийца вытянулась физиономия, – ...прямо-таки рвется помахать мне ручкой? Дурак ты! – бушевал Хайд, создавая видимость скандала, замечая, как на крик озадаченно останавливаются прохожие. Сначала недоумевавший Майлз наконец рассвирепел. – Сговорился с разведкой, потому что лень было, мать твою, подготовить "темную зону"!

– Завтра утром будешь в Лондоне, Хайд... лучше бы тебя не видеть! Садись в машину, черт возьми! – заорал Майлз, ища глазами поверх плеча Хайда сгрудившихся позади него Ловелла и кого там еще.

– Скажи ему, – бросил Хайд, сверкнув глазами в сторону индийца. Острый расчетливый взгляд, тонкие губы, напряженная поза. Его люди где-то недалеко – и он не доверяет Майлзу. – Утром... на дне этой паршивой реки!

– В машину его, – рявкнул Майлз, но Хайд захлопнул дверь, не дав договорить. Майлз отшатнулся назад, глядя на руку, чуть не попавшую в дверь. К ручке дверцы тянулась рука индийца. Локоть Хайда пришелся Ловеллу под диафрагму. Обернувшись, Хайд увидел, что двое стоят в растерянности, а Ловелл, согнувшись пополам, блюет.

Хайд, не раздумывая, нырнул в толпу, выбираясь на первую отходящую от Чандни Чоук улицу. Вот тебе "темная зона"! Майлз всего лишь желал убрать с дороги конское дерьмо, и подумал, что индийцы, приятные обходительные ребята, на нашей стороне и всякое такое и что они помогут ему благополучно переправить Хайда из Дели в Лондон. Какой раздолбай...

Он, не оглядываясь, торопливо протискивался сквозь редеющую толпу, пока не добрался до улицы Мухерджи Марг, к северу от Чоук. Подумают, что он направляется к вокзалу. Теперь приходится полагаться только на себя. Показалось, что разглядел торчащую над толпой голову, поворачивающуюся, словно радар. Ищут. Да и черная "гранада" разбрызгивала толпу, будто жидкую грязь. Индийский разведчик, следом за ним Майлз, оба разъяренные, выскочив из машины, ринулись в направлении, куда, по их мнению, подался Хайд. Он торопливо зашагал по Мукерджи в обратном направлении и, перейдя улицу, направился к шеренге дряхлых такси – нескольким черным экипажам, древним "амбассадорам", призракам старых европейских марок. Внимательно оглядел ограду парка Махатмы Ганди, подъезд вокзала, здание муниципалитета. Разглядел все еще бережно держащегося за живот Ловелла, еще одно знакомое лицо, двух озабоченных индийцев и "гранаду".

Потом наклонился к первому в шеренге такси.

– Аэродром Сафдарджанг – не торгуюсь, плачу за время.

Двойная цена, зато двойное рвение.

– Ясно, сагиб... садитесь сзади, сэр!

Вздымая пыль из ветхой обивки, Хайд уселся в машину. "Амбассадор", чихая, влился в движение, двинулся на запад, потом свернул на Шрадха Нанд Марг, идущую параллельно главной железной дороге в направлении Коннот-плейс. Хайд достал из бумажника клочок бумаги с нацарапанной на нем фамилией пилота. Владеющая двумя "сесснами" компания под названием "Кришна Эйр Таксиз" летала всюду – за соответствующую цену, с аэродрома, расположенного близ ипподрома и площадки для игры в поло. Его будут искать в поездах, аэропорту имени Индиры Ганди, на автобусных станциях, но, возможно, не заинтересуются взлетевшим с аэродрома маленьким самолетом.

Возможно. Если поторопится.

Когда он утром в качестве запасного варианта заказывал рейс на Сринагар, то чувствовал себя увереннее. Куда увереннее, чем...

* * *

Положив под бока подушки, Роз полулежала с наушниками на голове. Неуютно, точно в больничной палате. На циферблате дорожного будильника 3.15. В домике Сары оставались одни братья Шармар, они не ложились. Голоса Сары не слышно с тех пор, как несколько часов назад она ушла спать. В.К.Шармар не проявил желания идти к ней в постель.

Роз было ясно, чем они заняты. Устраивают будущее Индии. С осторожностью поддерживают, не дают прекратиться и направляют насилие в Пенджабе и Кашмире, с тем чтобы в неопределенном будущем, после победы на выборах, отказаться от них, не вызывая национального возмущения.

Им приходилось идти на компромисс: они опасались мусульманского фундаментализма и боялись мощи Пакистана. Они купят дружбу Пакистана, заплатив за мир индийской половиной Кашмира... потому что распался Советский Союз, и этот самый могущественный союзник Индии не желал больше давать ни денег, ни вооружений, ни поддержки. Был не в состоянии.

В том положении, в котором она оказалась, больше всего изматывало ожидание внезапной перемены разговора. Слушать, как Шармары разговаривают и пьют, и ждать, когда кончат... или вспомнят о ней. Именно это напряженное безрезультатное ожидание. Находиться вне подозрений и осознавать, что подозрение может быть высказано в любой момент...

Три тридцать две. Высказано.

– Дханжал, кажется, успокоился. Я не убежден... – Пракеш Шармар.

– Ты о чем?

– О женщине в соседнем доме.

– Что так беспокоишься?

– Да из-за того, чем мы здесь занимаемся... из-за того, что мы здесь, другие здесь.

– Она в каком-нибудь официальном качестве?

– Не знаю. Установим за ней наблюдение, брат. Убежден, что надо последить.

– Тогда ладно, – устало ответил В.К.Шармар. – Если ты так считаешь.

Роз сдернула наушники, как будто они могли донести до Шармаров ее громкое хриплое дыхание. Гулко, часто забилось сердце; она прижала руку к груди. Знать оказалось не лучше – хуже, много хуже.

Бешено бьющееся сердце казалось похожим на устройство, прослушивающее на большой глубине металлические предметы, указывающее, где спрятана магнитная пленка, что в тумбочке находится магнитофон, ночной объектив "минимодулюкс", камера, все до единой кассеты с отснятой пленкой. Она заведомо знала, что опытному сыщику не потребуется и минуты, чтобы отыскать все до одной улики.

И не знала, где был Хайд... и был ли он еще.

Ее трясло и знобило. Колотило все ее большое тело. Надо убираться... утром... пока они не узнали, кто она.

Часть вторая

Работа как работа

Оставайся же с твоими волшебствами и с множеством чародейств твоих, которыми ты занималась от юности твоей; может быть, пособишь себе; может быть, устоишь.

Исайя, 47.

8

Сомнение и уверенность

Когда они Диксоном заперлись в комнате спецсвязи, даже насыщенный озоном электрических разрядов воздух казался Майлзу затхлым. Отгородились от блестевших первыми утренними каплями ежедневно поливаемых газонов территории Верховного комиссариата, от медленно вращавшихся, как юбки танцовщиц, водяных струй. За запертой дверью незримое присутствие Хайда ощущалось еще сильнее; словом, Майлз чувствовал себя как в сортире... Диксон зол за то, что он, Майлз, упустил Хайда – оставил пушку кататься по раскачивающейся палубе. Что касается Шелли – тот знал, что этот любимчик Обри способен на все! Шелли начнет теперь валить на них дерьмо, кучу за кучей... Каков подонок Хайд – ведь была же договоренность, черт возьми. Без дураков, по-хорошему, услуга за услугу. Никаких вопросов, никаких имен, никаких наказаний хотя бы для видимости. Если бы Хайд не удрал, сорвав ко всем чертям идеально подготовленную "темную зону" и выставив его в глазах Диксона и, может быть, Шелли круглым идиотом, то преспокойно летел бы себе в Лондон, да еще первым классом. Какой же ты раздолбай, Хайд!

Наконец пробормотал:

– Сэр? Думаю, лучше с этим заканчивать?..

Чувствовал, что улыбка получилась хилой, жалкой. На лице Диксона промелькнуло презрительное выражение; потом непроницаемую дипломатическую маску оживил более расчетливый взгляд.

– Да... Джим. – Несколько помедлив, как бы вспоминая, Диксон произнес имя.

В комнате, кроме них, никого не было. Майлз проверил аппаратуру, подготовленную к прямой связи с Сенчури-хаузом. Ему было жарко – скорее, от все еще полных негодования мыслей о Хайде, чем от ожидаемой разборки его провала. Может быть, даже лучше, что этот подонок смылся. Это давало ему и Диксону лишнюю возможность подтвердить справедливость их неверия в показания Касса и его невиновность. Что из того, если Хайд предпочитает думать иначе?

Это его не успокоило. Одни рассуждения. А чувства соответственно разжигали ненависть к Хайду. Вытер взмокший лоб. Диксон церемонно усаживался перед главным пультом.

– Готовы, сэр? – спросил Майлз. Потом добавил: – В действительности Хайд не может верить в невиновность Касса, не так ли? Я хочу сказать, что Касс с самого начала нес чепуху. Была любовная интрижка... и после бешеной ссоры он эту бабу прикончил?..

Даже сам чувствовал, будто заучивает заранее подготовленную легенду. Диксон, правда, сначала поморщив нос, как при неприятном запахе, казалось, успокоился; их версия случившегося, собственных действий и занятой ими позиции, по-видимому, его устраивала.

– Если генеральному директору хочется иметь больше, чем мы можем предложить... Джим, – чуть запальчиво произнес он, – тогда ему придется искать Хайда самому. Или Касса... если тот вообще объявится. Отлично, Джим, за дело. – Легкое нетерпение, призванное продемонстрировать уверенность.