Меделень

      - Ты хочешь меня побить? - задыхаясь, спросила она.
      - Да! - буркнул Дэнуц, не зная, как поступить с человеком, который разговаривает вместо того, чтобы драться и кричать.
      И он еще раз неловко дернул ее за косы... И, не успев понять, почему косы вдруг выскользнули у него из рук, он почувствовал боль в пальце...
      - Ой!
      Моника отпустила его палец.
      - Кусаешься? - грозя кулаками, спросил Дэнуц.
      - И царапаюсь.
      Взгляд Моники и ее поднятые руки заставили его отступить. Совсем другая Моника стояла перед ним, защищая прежнюю.
      - Я с девчонками не дерусь!.. Иди домой и скажи, что я тебя побил, сказал он с вызовом. Он был очень бледен.
      - А я не ябедничаю... как ты наябедничал на Ольгуцу. И я еще тебя пожалела, вместо того чтобы встать на ее защиту... Поделом мне! - всхлипнула Моника, вытирая рукавом глаза.
      - ...Ты обиделась? - в растерянности спросил Дэнуц, видя, что она плачет.
      - Не разговаривай со мной.
      Дэнуц долго глядел на светлые косы, которые вздрагивали на спине у Моники... Потом он потерял ее из виду.
      "Лучше бы поиграли в лошадки, - вздохнул он, понимая, какими прекрасными вожжами могли быть косы Моники и как трудно ему теперь будет вновь завладеть ими. - До чего же я был глуп..."
      Вдруг он опять почувствовал боль в пальце: Моникины зубки оставили болезненный след.
      "...И я не побил ее!"
      - Почему она назвала меня ябедой? - крикнул он с досадой и топнул ногой... - Ну, я ей покажу! Белобрысая! - И Дэнуц обратил весь свой гнев против спелого абрикоса, потому что в саду, кроме Моники, только абрикосы были светлые.
      * * *
      Ольгуца вынула изо рта последнюю мятную карамель и положила на промокашку. Потом поплевала на новое перышко "алюминиум", опустила его в чернила, тряхнула им над промокашкой и старательно вывела на бумаге:
      "Ольгуца права".
      И так энергично подчеркнула фразу, что линия, вначале прямая, в конце превратилась как бы в две тонкие рельсы, точно экспресс, который по ним шел, сорвался в пропасть. Ольгуца посмотрела на них с явным удовлетворением... Она еще раз обмакнула перо в чернила и каллиграфическим почерком принялась писать одно за другим утверждения... Красные виражи ее языка, который все сильнее и сильнее высовывался наружу, сопровождали черные виражи пера... После десятого утверждения Ольгуца нахмурилась, раздраженная теми двумястами отрицаниями, которые ждали своей очереди в черном гнездышке хрустальной чернильницы... Пахло чернилами.
      Ольгуца опустила ручку и принялась дергать себя за нос.
      И снова взялась за перо. Под каждым словом последнего утверждения она выводила кончиком пера две прямые кавычки. Под ними - другие, и еще другие, и еще... Движение пера доставляло ей радость. Она как бы скребла им бумажный лист. Постепенно бумага до самого низа наполнилась ярко-синими жучками.
      Но это не удовлетворило ее. Она снова отложила ручку, снова подергала себя за нос. Взяла мятную карамельку и положила в рот. Начала делать пальцами шведскую гимнастику, сжимая и разжимая пальцы, сжимая и разжимая...
      И вдруг послышался как бы щелчок кастаньет, пальцы хлопнули, с силой ударившись о ладонь. Мятная карамелька хрустнула на зубах. Ручка поднялась вверх и вдохновенно опустилась на нетронутый лист бумаги:
      "Ольгуца двести раз неправа".
      Ольгуца с жалостью посмотрела на этого представителя двухсот отрицаний как на немого полномочного поверенного. Она специально сделала орфографическую ошибку, написав "неправа" в одно слово.
      "Ольгуца сто раз права".
      И она с гордостью посмотрела на прекрасно и грамотно написанное выражение ста утверждений. Провела внизу черту, произвела вычитание и написала:
      "Ольгуца сто раз не права".
      Таким образом, у нее получилось сто отрицаний. Прекрасно!
      Но оставалось еще сто... Хорошо! Коли так?!.
      "Ольгуца сто раз не права,
      а Плюшка
      вообще не прав".
      Ольгуца перевела дух, глядя на эпитафию своему наказанию... Дверь тихонько отворилась... Моника вошла в комнату, опустив глаза, держа руку у рта.
      - Моника, посмотри, что я написала!
      - Ольгуца, - сказала Моника, позабыв снять шляпу, - я тебя предала.
      - Кто?! Ты?!
      - Да, я.
      - Не верю! - тряхнула она головой.
      Моника вздохнула.
      - Я была в саду вместе с Дэнуцем.
      - И он тебя побил?
      - Нет.
      - Что же вы тогда делали?
      - ...Мы шли по саду...
      - Не-ет! Ты меня не предала! - заявила Ольгуца. - Ты была на моей стороне, когда я тебя спросила там, на балконе. У тебя было полное право идти с ним в сад! - с безразличием пожала она плечами, изменив тон. - Лишь бы он тебя не побил... Он знает, что ты на моей стороне! - заверила она ее конфиденциально.
      - Да, знает! - вздохнула Моника.
      - Он тебе это сказал?
      - ...Нет... не знаю!
      - Конечно, ты права.
      - Да.
      - Он тебе что-нибудь сказал?
      - ...Нет. Я больше с Дэнуцем не разговариваю!
      - Почему?
      - Так.
      - Очень хорошо! - одобрила Ольгуца. - Ты мой друг.
      - Да, Ольгуца, обещаю тебе, что отныне и впредь буду только твоим другом.
      - Хорошо! - согласилась Ольгуца. - Ты не видела, что я написала?
      - Как? Ты уже написала?!
      - Посмотри.
      - Аа! Так мало! - успокоилась Моника.
      - Что? Тебе не нравится?
      - Не то чтобы не нравится... Я напишу за тебя!
      - Но я не хочу!.. Именно так я и собиралась написать!
      - Tante Алис видела?
      - Я так хочу! - заявила Ольгуца.
      - Ольгуца, доставь мне удовольствие... Я ведь тебе доставила! Я поклялась ради тебя.
      - А мне что же делать? - пошла на уступку Ольгуца.
      - А ты смотри!
      - Нет!
      - Тогда промокай то, что написано!
      - Цц!
      - Ну, тогда еще что-нибудь! Ну же, Ольгуца, позволь мне начать.
      - Знаешь что?
      - ..?
      - Я буду писать вместе с тобой!
      - Я этого не хочу.
      - Но зато я хочу!
      - Почему, Ольгуца?
      - Потому что мне нечего будет делать!.. Ты напишешь "Ольгуца не права" два раза, а я напишу, что права.
      - Давай попробуем.
      - Моника, у меня нет ручки! - пожаловалась Ольгуца, давая Монике возможность завладеть ее ручкой.
      - Видишь, Ольгуца! Предоставь это мне!
      - Делай как хочешь! - вздохнула Ольгуца. - Я подожду!
      И она принялась ходить по комнате вдоль и поперек, все убыстряя шаг. Задержалась у печки, открыла дверцу, осмотрела банки с вареньем, снова закрыла дверцу.
      - Послушай, Моника, ты ставишь цифры перед фразой?
      - Нет.
      - А откуда же ты знаешь, сколько ты написала?
      - Я помню.
      - Ага!
      - Хочешь, чтобы я ставила цифры?
      - Нет... когда дойдешь до двадцати, скажи мне.
      - Зачем?
      - Увидишь!
      . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
      Она склонилась над Моникой, проверяя...
      - Вот! Двадцать!
      - Да.
      - Напиши вначале пятьдесят.
      - Ой, Ольгуца!
      - Делай, как я говорю!
      - A tante Алис?
      - Она не станет проверять... Напиши крупно "пятьдесят"... Так. Тебе осталось написать двадцать строчек, и моя сотня закончится.
      - Мама, что у нас на ужин? - спросил Дэнуц госпожу Деляну, входя в гостиную. Он изнывал от одиночества.
      - Ты проголодался?
      - Не знаю!.. Мне нечего делать!
      - А почему ты не играешь с Моникой?
      - Она ушла к Ольгуце.
      - И ты иди.
      - К Ольгуце?
      - Ну хорошо! Тогда возьми книгу и почитай.
      - А какую книгу?
      - Дэнуц!.. Ты ведь большой мальчик!.. Послушай музыку, раз ты не хочешь читать.
      "Плохо быть большим", - зевнул Дэнуц, разваливаясь на диване. Из-за Ольгуцы и Моники ему до самого ужина предстояло наказание в виде бетховенской сонаты. И ему захотелось самому заключить перемирие... Но он не позволил себе. "Раз ты большой мальчик..." - начал он беседовать с самим собой...
      - Мама, дай мне, пожалуйста, платок.
      - Ой, Дэнуц, ты хуже дикаря!.. Возьми мой платок. Почему у тебя нет своего?
      Соната зазвучала вновь. Дэнуц засунул платок госпожи Деляну в карман поверх своего платка.
      "Когда я буду большим, я не позволю своей жене играть на рояле", решил он, заметив отсутствие господина Деляну.
      Он перестал слушать, а Лунная соната помимо его воли продолжала звучать в его душе для более поздних воспоминаний...
      Наступил час вечернего заката... печальных теней без солнца и без луны, час, когда никто не осмеливается зажигать свечи на глазах у еще живого дня...
      - Кончай, Моника, - вышла из себя Ольгуца.
      - Подожди, мне осталось совсем немного.
      Ольгуца решила подделать отрицательные фразы, заставив Монику пронумеровать цифрой "пятьдесят" каждую пятнадцатую строку.
      - Послушай, Моника, - сказала Ольгуца после некоторого колебания, - я тебе отдам свою куклу.
      - За то, что я тебе написала? - с презрением показала Моника на испещренные буквами страницы. - У меня ведь две куклы!.. А что ты будешь делать без куклы?
      - ...А мне не нужна кукла. Ты кончила?
      - Кончила... Так все нехорошо получилось, Ольгуца! Что скажет tante Алис?
      - Ерунда... Поищи мне ленту.
      Ольгуца свернула листы бумаги в трубочку.
      - Нашла?
      - Да.
      - А теперь сделай красивый бант; знаешь, как ты мне делала для похвальной грамоты.
      - А зачем, Ольгуца? - спросила Моника, кончиком пальцев расправляя бант на свернутой бумаге.
      - Мама увидит, что лента хорошо завязана, и останется довольна.
      - ..?
      - Ведь я не умею завязывать бант... от радости она обо всем позабудет и не станет проверять!
      - Ой, Ольгуца, ну и хитра же ты!
      - Приходится хитрить, если... "у тебя есть родители", - мысленно произнесла Ольгуца.
      - Что?
      - Ничего... просто так.
      - Пожалуйте ужинать, - сказала появившаяся в дверях Аника, пожирая глазами красный бант.
      - А кто зовет? - спросила Ольгуца.
      - Барыня!
      - А кого?
      - Вас, барышня!
      - А как она сказала?
      - ...
      - Говори, как она тебе сказала!
      - Как сказала, барышня?! Сказала, чтобы вы шли ужинать!
      - Моника, ты иди одна. А я не пойду.
      - Почему, Ольгуца?
      - Потому что она меня не позвала; а я написала то, что должна была сделать в наказание.
      - Ты опять за свое, Ольгуца?
      - Вот что! Я делаю то, что нужно... Иди и скажи, что я не приду ужинать, потому что меня не позвали, - отчеканила Ольгуца, помогая себе рукой и ногой.
      - И что же ты будешь делать?
      - Подожду, пока меня позовут.
      - Tante Алис, Ольгуца просила узнать, может ли она прийти ужинать?
      - Конечно, может... Аника, иди и позови ее.
      "Ну и чертовы девки!" - с восхищением подумала Аника, возвращаясь обратно в комнату девочек.
      Господин Деляну с улыбкой повернулся спиной к свету; он разгадал маневр Ольгуцы.
      Они ужинали на балконе. Словно перед началом пира, невидимые кузнечики настраивали свои скрипки; лягушки пробовали голос...
      - А вот и я!
      Ольгуца протянула бумажный свиток, перетянутый лентой.
      - Молодец, Ольгуца! - похвалила ее введенная в заблуждение госпожа Деляну.
      Ольгуца скромно потупилась.
      - Ну, а теперь, когда ты стала послушной девочкой, скажи, кто был прав: ты или Дэнуц?
      Ольгуца выразительно посмотрела на господина Деляну.
      - Ты, мамочка.
      - За стол, дети, суп стынет! - шумно вступил в разговор господин Деляну, опасаясь нового судебного процесса.
      - Скажи правду, Ольгуца, ты сожалеешь о своем поступке? - спросила госпожа Деляну, держа в руке разливательную ложку.
      - Мне жаль... змея, - вздохнула Ольгуца.
      Вокруг лампы с розовым абажуром кружили ночные бабочки, словно изящные экипажи на площади.
      Профира мечтательно слушала музыку суповых ложек. Ее скрещенные руки покоились на животе.
      - Дэнуц, ты шумно ешь!
      - Опять!
      - Дэнуц, когда ты научишься красиво есть?.. Моника, покажи ему, пожалуйста, как едят суп.
      Разрумянившаяся Моника, точно невеста, которую поцеловали на глазах у родителей, поднесла кончик ложки к губам, делая вид, что ест суп, - тихо, бесшумно.
      - А теперь и ты сделай то же самое.
      - Мяууу...
      Голодное кошачье мяуканье нарушило тишину летнего вечера.
      - Брысь! - крикнула госпожа Деляну в темноту и топнула ногой.
      Ни в чем не повинная кошка пострадала вместо Ольгуцы. Господин Деляну салфеткой стер с лица улыбку.
      Начали собираться непрошеные гости вечерних ужинов на балконе. Первым появился Али - жизнерадостный пойнтер, белый с рыжими пятнами. Он уселся рядом с госпожой Деляну, преданно глядя ей в глаза. Его одолевал тик или, возможно, блохи. Он то и дело моргал; его подвижные ноздри вздрагивали; он чихал; вертел шеей, как человек, у которого слишком тесный воротник; склонял голову то вправо, то влево; ловил мух и глотал их так, как если бы у него была ангина; ерзал, кусал себе хвост...
      - Марш, Али!
      Али подбежал к Дэнуцу, отряхиваясь, ласкаясь, только что не говоря добрые слова, но уж слишком громко лая и даже подвывая: Уу-иууу, гав-гав!
      Подали следующее блюдо, от тарелок шел запах жареного мяса... Этот запах привлек дворовых псов с глазами разбойников и повадками горной козы, их темные тени заполнили лестницу... подойти ближе они не решались... Сидевшие под столом кошки испуганно жались друг к другу.
      - Патапум, налево! Патапум, направо! Патапум, налево! Патапум, направо! - командовала Ольгуца, взобравшись с ногами на стул и позабыв обо всем на свете.
      Бассет Патапум с крокодильей мордой, широкой грудью, кривыми ногами, с плавной походкой облаченного во фрак атлета, проказник из проказников и "радость Ольгуцы", появился на балконе. Одно, черное, ухо прикрывало ему глаз, другое, коричневое, было вывернуто наизнанку. Днем его невозможно было найти. Он боялся солнечного света, словно перезрелая трагедийная актриса.
      Он подошел прямо к Ольгуце, прекрасно понимая, какой взрыв смеха встретит его. Остановился около ее стула, склонив голову набок и как бы говоря: "Слушаю?"
      - Патапум, смирно!
      Патапум выполнил военную команду.
      - Патапум, бум!
      Патапум упал на спину.
      - Патапум, встать!
      Патапум тут же воскрес, помахивая хвостом.
      - Патапум, хап!
      Морщась, как от касторки, Патапум проглотил предложенную муху.
      - Браво, Патапум!
      Патапум сделал пируэт и встал на задние лапы, держа половину Ольгуциной порции мяса в оскаленных зубах.
      Моника смеялась от души. Слезы текли у нее из глаз. Госпожа Деляну смеялась, глядя на Монику; господин Деляну - глядя на Ольгуцу; Ольгуца обнимая Патапума; и розовая лампа - глядя на всех.
      Дэнуц спокойно протянул кусок мяса Али - единственному серьезному существу, с которым еще можно было разговаривать и которое его слушалось.
      - Ай! - пронзительно вскрикнула Ольгуца, вскочив со стула и зажав уши ладонями.
      Патапум, отброшенный в сторону, очутился у самой морды Али, который с отвращением взирал на жалкого старца.
      Закрыв голову руками, Ольгуца укрылась в объятиях госпожи Деляну.
      - Что с тобой, Ольгуца? Что случилось?.. Что, скажи, Ольгуца?
      - ...
      - Ты что, язык проглотила? Ты!!
      - Улетела! - глухо вскрикнула Ольгуца, пряча лицо в складках платья госпожи Деляну.
      - Кто?
      - Летучая мышь! - крикнула она, дрожа от страха и обнимая мать.
      Громкое мяуканье прорезало тишину.
      - Где?
      - ...Уф! Улетела.
      Госпожа Деляну закрыла глаза и вздрогнула. Мягкий, волосатый оборотень черной тенью промелькнул на фоне вечерней звезды.
      - Ну, Ольгуца! Она улетела... Правда, улетела!
      - Не верю.
      - Ольгуца, брось дурачиться!
      - Папа, она улетела? - спросила Ольгуца, косясь уголком глаза.
      - Да, да! Улетела.
      Ольгуца подпрыгнула и впилась взглядом в Дэнуца.
      - Я была уверена, что ты смеешься! Я не позволю тебе смеяться надо мной! Я никого не боюсь.
      - Кроме летучих мышей! - тихо прошептал Дэнуц, вытягивая под столом ноги.
      - Молодец, Дэнуц! - одобрил господин Деляну.
      Внешне Дэнуц ничем не выдал себя, опасаясь, что все поймут, что творится у него в душе.
      Ольгуца хмурилась не больше секунды, потом рассмеялась.
      - Верно!.. Как хорошо, что она улетела!.. Папа, почему я боюсь летучих мышей?
      - Спроси у мамы!
      - Мама, ты не знаешь, почему я боюсь летучих мышей?
      - Откуда же мне знать? - пожала она плечами, украдкой поглядывая на господина Деляну.
      - Но почему же тогда папа велел спросить у тебя?
      - Спроси у него!
      - А я знаю, - многозначительно кивнула головой Ольгуца.
      - Почему же?
      - Сказать?
      - Скажи.
      - Потому что ты тоже боишься летучих мышей!
      - Ольгуца, не дерзи!
      - И я боюсь летучих мышей! - призналась Моника, еще не оправившись от испуга.
      - Конечно. Ведь ты мой друг.
      "До чего же глупа Моника", - пожалуй, даже с некоторым уважением подумал Дэнуц: ведь никто, кроме кошек под столом, которым он отдавил хвосты, не знал, как он испугался.
      - Дэнуц, сложи свою салфетку.
      Салфетку Ольгуцы сложила Моника, так что глаза Дэнуца встретили разочарованный и к тому же настороженный взгляд сестры, которая наблюдала за ним. Значит, Ольгуца не забыла о его шутке на ее счет!.. Дэнуц сосредоточился на своей салфетке.
      - Мама, давай разговаривать по-французски, - предложила Ольгуца, украдкой взглянув на брата.
      - Конечно! - согласилась несколько удивленная, но довольная госпожа Деляну.
      - Мама, можно выйти из-за стола? - спросил Дэнуц, стараясь держать себя в руках.
      - Почему, Дэнуц? Побудь с нами. Мы все вместе будем разговаривать.
      Дэнуц моргнул, судорожно глотнул и подчинился. Месть Ольгуцы только начиналась.
      - Ольгуца, que fais-tu en ce moment?* - спросила госпожа Деляну.
      ______________
      * Что ты сейчас делаешь? (фр.)
      - Са c'est trop simple, maman! Poses-moi une autre question... plus difficile: n'est-ce pas, mon frere?*
      ______________
      * Это слишком просто, мама! Задай другой вопрос... потруднее: ты согласен, Дэнуц? (фр.)
      - Est-ce que tu as mal a la tete, mon frere?.. Dis vrai! Si c'est oui, que je ne te derange plus!*
      ______________
      * У тебя не болит голова?.. Скажи прямо! Если да, я больше не буду тебя беспокоить! (фр.)
      - Оставь меня в покое! - пробурчал Дэнуц, вспыхнув.
      - Voyons, mon petit, dis cela en francais, au moins... Дэнуц, comment dit-on en francais:* оставь меня в покое?
      ______________
      * Послушай, дружок, по крайней мере, скажи это по-французски!.. как сказать по-французски... (фр.)
      - Laisse-le tranquille, maman, il ne comprends pas!* - сказала Ольгуца, выражая свое презрение словами, тоном и движением губ.
      ______________
      * Оставь его в покое, мама, он не понимает! (фр.)
      - Ольгуца, sois plus aimable!*
      ______________
      * Будь повежливее! (фр.)
      - Mais puisque je dis la verite, maman!*
      ______________
      * Но ведь я правду говорю, мама! (фр.)
      Господин Деляну прикусил губу. У него билось сердце от гордости, что Ольгуца свободно и с хорошим произношением разговаривает на языке, который он едва знал, да и то больше понаслышке. "Вот уж, действительно, темперамент адвоката!" - с сожалением подумал он.
      - Ольгуца, tu n'as pas raison!* - вступилась госпожа Деляну за Дэнуца, с трудом сдерживая улыбку.
      ______________
      * Ты не права! (фр.)
      - Qu'il le prouve!* - ответила Ольгуца.
      ______________
      * Пусть он это докажет! (фр.)
      Дэнуц знал французский не хуже Ольгуцы. Но ему не хватало смелости, чтобы говорить. Он стеснялся, как стеснялся декламировать стихи в гостиной, полной людей.
      - Allons, mon petit, reponds*, - настаивала госпожа Деляну.
      ______________
      * Отвечай же, дружок (фр.).
      Кровь бросилась ему в голову. Собравшись с силами, он выбрал выражение, которое много раз слышал от господина Деляну, и бросил Ольгуце по-французски:
      - Je m'en fiche!*
      ______________
      * А мне наплевать! (фр.)
      - Alors, va te coucher!* - сурово ответила госпожа Деляну.
      ______________
      * В таком случае, иди спать! (фр.)
      Дэнуц вышел. В прихожей было темно. Он вернулся на балкон и уселся на лестнице вместе с собаками, которые не знали французского, но зато умели кусаться... Моника тем временем перешла в стан врагов...
      - Патапум, comment font les avocats?*
      ______________
      * Покажи - как делают адвокаты? (фр.)
      - Гав-гав!
      - C'est bien!.. Патапум, comment font les magistrats?*
      ______________
      * Хорошо!.. покажи, как делают судьи? (фр.)
      Патапум закрыл глаза и упал как подкошенный.
      - Видишь, Моника!.. Даже Патапум говорит по-французски! - громко сказала Ольгуца, проходя вместе с Моникой мимо Дэнуца.
      Дэнуц, все так же сидя на лестнице среди собак, стиснул зубы и патриотически промолчал.
      - О чем ты задумалась, Алис?
      - ...Да так, ни о чем... мы стареем... Дети взрослеют...
      - Да...
      - И завтра-послезавтра дом опустеет... а мы совсем состаримся...
      - Что же делать?
      - Ничего! Будем растить их и пореже смотреть на себя в зеркало...
      - Зеркала теперь уже существуют только для них, да и мы тоже.
      Они помолчали...
      - Ольгуца и Моника, наденьте пальто. И ты, Дэнуц!
      - Да и ты, Алис, а то простудишься!
      Словно какое-то движение прошло по небу или, быть может, по земле. Не было ни ветра, ни даже шелеста листьев.
      На миг умолкли лягушки. И в тиши их замерших сердец так печально и протяжно прокричала болотная выпь! И снова заквакали лягушки, но совсем по-иному, потому что из далекого далека тихо шествовала ночь с амфорой прохлады на голом плече полной луны.
      * * *
      - Моника, тебе понравилось, как я ему отомстила?
      "Бедный Дэнуц!" - подумала Моника, вспоминая, как он сидел один на лестнице в окружении собак. И вслух сказала:
      - Дэнуц не говорит по-французски?
      - Как не говорит?! - вступилась за брата обиженная Ольгуца, облачаясь в белую ночную рубашку.
      - А почему же он не хочет разговаривать?
      - Все мальчишки такие... дураки!.. Моника, застегни мне на шее.
      - Как? Дэнуц дурак? - удивилась Моника, застегивая пуговицу воротника.
      - А разве я так сказала?
      - ...Да. Ты сказала, что все мальчишки дураки.
      - Конечно.
      - Но как же тогда?
      - Он не дурак... Но все мальчишки такие!
      - Ольгуца, а туфли?
      - Не-ет! Хорошо и так! И ты разуйся! Правда ведь, босиком чувствуешь себя совсем по-другому?
      - Как красиво, Ольгуца! - улыбнулась девочка, вступая босой ногой в лунный свет.
      - Вот видишь, надо меня слушать!
      - А что же дальше?
      - Будем драться подушками. - И Ольгуца запустила в нее думкой.
      - Ты не будешь молиться перед сном, Ольгуца? - спросила Моника, увернувшись от удара.
      - Сначала будем драться подушками, а уж потом...
      - Нет. Я помолюсь перед сном.
      - Тогда и я тоже!
      Стоя на коленях и закрыв глаза, Моника читала про себя "Отче наш иже еси на небесех...". Ольгуца молилась стоя, вслух... Она остановилась, чтобы поправить икону, которая накренилась от начавшейся было битвы подушками.
      - Моника, ты бы хотела быть Богородицей?
      - ...во имя Отца и Сына и Святого Духа, аминь... Что ты сказала, Ольгуца? - спросила Моника, возвращаясь с небес, где была ее бабушка, на землю.
      - Давай драться подушками!.. Имя... отца... сына... духа... аминь.
      Дэнуц знал, почему Али спит на ковре в его комнате, а не на балконе. Но никто не должен был знать ни того, что знал Дэнуц, ни того, что Али мирно похрапывал у него в комнате, свернувшись на ковре, точно блошиный остров. По правде говоря, и сам Дэнуц предпочел бы не знать того, что было ему известно, потому что боязнь темноты и одиночества, о которой он старался не думать, поджидала его, готовая прийти по первому зову.
      - Пожалуй, я разденусь, - приободрил себя Дэнуц, шумно поднявшись с постели.
      И он принялся снимать с себя одежду машинальными движениями актера, который воспроизводит на сцене мелкие повседневные жесты. Из комнаты Ольгуцы доносились мягкие удары подушек и смех.
      "Хорошо быть женатым..." И вдруг подумал, что в один прекрасный день он станет взрослым... Он поднял глаза и, закинув голову, посмотрел в зеркало, туда, где когда-нибудь, через много лет, будет отражаться голова совсем другого Дэнуца... голова Дана... Ему трудно было в это поверить!..
      Так, значит, придет чужой великан, проглотит Дэнуца и, проглотив его, будет внушать всем, что это и есть сам Дэнуц?.. Странно... А где же будет сегодняшний Дэнуц?.. Его уже нигде больше не будет...
      - Не хочу! - воспротивился этому Дэнуц, словно перед лицом смерти и могилы.
      Нет, не так! Дэнуц будет находиться в нем, словно маленькое деревянное яйцо внутри большого... Это не одно и то же!.. Потому что великан будет тем же Дэнуцем... Как же так? И маленький, и большой?.. Голова Дэнуца будет доходить ему до жилетного кармана, где у папы лежат часы, и в то же время голова великана будет головой Дэнуца? Странно!.. Как если бы ты держал свою голову руками, а голова думала независимо от тебя - как? Разве может она так думать? И тело без головы тоже продолжало бы думать!.. Очень странно!..
      "Неужели и папа был маленьким?.. Конечно, был..."
      Так, значит, жил-был когда-то мальчик, которому было столько же лет, сколько Дэнуцу, брат Дэнуца и Ольгуцы, если бы это было возможно, а теперь он - отец Дэнуца... Но где же теперь тот, другой?.. Исчез или остался в нем?.. Если бы папу разрезали пополам, то нашли бы там, внутри, другого? Конечно нет!.. В теле человека есть скелет, сердце, легкие. Дэнуц изучал в школе все, что есть в теле у его отца. Тогда где же тот, другой?
      "Может быть, это я?"
      Дэнуц взволнованно моргал глазами.
      ...Он сын папы... и мамы! Странно!.. Ты один, и в то же время ты сын двух людей!.. Один плюс один дает два... Это точно! Он учил это на уроках арифметики... Тогда почему же Дэнуц - сын и папы и мамы?..
      И как появляются дети?..
      "Неужели и у меня тоже будут дети?"
      Дэнуц со страхом посмотрел на себя в зеркало.
      "Я мальчик!" - успокоил он себя, как если бы разговаривал с кем-то другим, маленьким и несмышленым...
      "У Ольгуцы будут дети", - наказал ее Дэнуц.
      ...Ольгуца!.. Ведь Ольгуца - его сестра!.. Почему?.. Потому что и она тоже - папина и мамина... Это невозможно!.. Ольгуца - мамина, а Дэнуц папин... Мама - женщина... Как может женщина породить мальчика!.. Значит, папа породил Дэнуца?.. Да, но ведь у котов не бывает котят; только у кошек бывают!.. Это совсем другое!.. Разве мама не говорит, что Дэнуц - ее мальчик? Разве мама говорит неправду?.. Почему мама - женщина?.. У нее длинные волосы?.. А у папы усы!.. Мама носит платья!.. И папа мог бы надеть платье!
      Вообразив себе его в платье, Дэнуц улыбнулся.
      ...Папа - адвокат... а мама - женщина... И Дэнуц тоже будет адвокатом?.. Что-то не верится!..
      Как может папа говорить целый час без бумажки?.. Неужели он выучивает свою речь наизусть? Немыслимо!.. Только стихи можно выучить наизусть!.. Папа очень умный, поэтому он может говорить целый час!.. И Ольгуца очень умная... Дэнуц боится Ольгуцу... Он первый ученик в классе, но все равно Ольгуца очень умная... С ней нельзя сравниться... Разве Дэнуц глуп?.. Так думает Ольгуца, но это неправда!.. Разве может быть Дэнуц глупым, когда он видит, какова Ольгуца и каков он сам!.. Он не может разговаривать с Ольгуцей... Значит?.. Это другое дело! Дэнуц знает, что он не глупый, потому что у него есть котомка Ивана... Ольгуца не знает, что Дэнуц умен... даже очень умен!.. Если бы слышала Ольгуца то, что думает Дэнуц!.. Как жаль!.. С Ольгуцей он может только разговаривать.
      Внезапно Дэнуц посмотрел на себя в зеркало... Это говорил он сам или тот, другой?.. Он потрогал свои руки, одну и другую... Пошевелил пальцами, рукой...
      ...Значит, он, Дэнуц, был сам себе хозяин. Он приказывал и слушался... как должен был слушаться маму и папу... Он мог сделать с собой все что угодно! Он говорил руке: "Протянись", и рука протягивалась... Если бы он ей сказал: "Оцарапай Дэнуца", она бы оцарапала его?.. Нет... Почему она его больше не слушалась?.. Потому что он не мог ее заставить это сделать... Нет, мог! Другой рукой... Тоже нет! Ни та, ни другая его рука не захотела бы его поцарапать... Почему?.. Потому что он не смог бы их наказать... Впрочем, нет! Он мог бы их укусить!.. Но и его зубы не хотели кусать Дэнуца!.. Вот оно, значит, как! Руки, которые не хотят его царапать, это его руки!.. Неужели его пальцы тоже думают?..
      - Как же так, Дэнуц? Вместо того чтобы спать, ты смотришься в зеркало? Что же это, право?
      Госпожа Деляну в кимоно тайно совершала ночной обход.
      - Ты чистил зубы?
      - Чистил.
      - А руки у тебя чистые?.. Ну-ка, покажи... Дэнуц, Дэнуц! Зачем существуют щетки для ногтей?
      "Для тебя, мамочка, ответила бы Ольгуца", - подумал Дэнуц, заливаясь краской.
      - Приходи утром, я тебе подстригу ногти. Слышишь?
      - Слышу.
      - А теперь ложись... Дэнуц, это что такое? - окаменела госпожа Деляну, обнаружив Али... - Марш, Али!
      Али открыл свои глаза смиренного монаха, которого настоятельница застала у монашек, и направился к двери.
      - Что он здесь делает?
      - Он сам пришел, мама!
      - Еще бы! Только его и недоставало!.. А ты что здесь делаешь?
      - У меня не было спичек, мама!..
      В полуоткрытую дверь, выходившую в коридор, просунулась любопытная мордочка Ольгуцы.
      - А почему ты ходишь босиком, Ольгуца?