Лестница лет

Она закрыла кран, взяла термос и протянула его Лизандеру.

– Ой, вы только посмотрите, – сказал рабочий – вода быстро вытекала из дна термоса, – вы его разбили.

Делия не извинилась и продолжала протягивать термос, как будто надеялась, что рабочий просто возьмет его и уйдет. В это мгновение она вспомнила, что в супермаркете как-то упомянула о Рамсэе, и Эдриан подумал, что это ее муж. Понятно, почему он до сих пор не появился! Он искал Рамсэя Гринстеда, которого не было в телефонной книге. Хотя рано или поздно он осознает свою ошибку. При этой мысли Делия начала улыбаться и продолжала держать термос, пока Элиза не поднялась, чтобы принести швабру.

В темноте дважды прозвонил телефон, и Делия встрепенулась. Она всегда быстро соображала, где находятся ее дети, еще до того, как открывала глаза. Все трое в постелях, решила она, но сердце ее все равно забилось быстрее.

– Алло? – сказал Сэм. – Да, это доктор Гринстед. О, мистер Максвелл.

Делия вздохнула и отвернулась. Мистер Максвелл был женат на королеве ипохондрии.

– Как долго это продолжается? – спросил муж. – Понятно. Ну, я думаю, что ничего серьезного. Да, я уверен, что это неудобно, но я сильно сомневаюсь, что...

Из трубки донесся тихий квакающий звук.

– Конечно, она страдает, – сказал Сэм. – Я понимаю. Хорошо, мистер Максвелл, если вы считаете, что это важно, я приеду и посмотрю на нее.

– О, Сэм! – прошипела Делия, садясь. Муж не обратил на нее внимания.

– Увидимся через несколько минут, – говорил он в трубку.

Делия воскликнула:

– Сэм Гринстед, ты невыносим! Ты знаешь, что это пустая трата времени. Почему он не отвезет ее в больницу, раз ей так плохо?

– Никто из них уже не водит машину, – мягко ответил Сэм. Он опустил ноги на пол и потянулся за брюками, которые были перекинуты через спинку кресла-качалки. Как всегда, он надел свежее белье в постель и повесил одежду таким образом, чтобы она была под рукой.

Делия приложила руку к сердцу, которое только теперь начало успокаиваться. Так ли чувствовал себя Сэм, когда у него болело в груди? Она все старалась представить. Подумать только, что в такое время он может вести машину, ехать на встречу, а потом почувствовать боль и спокойно развернуть колеса в сторону госпиталя «Синай». Сам оформит свое поступление и попросит сестру позвонить Делии и сообщить ей эти вести («Ваш муж хочет, чтобы вы знали, что он вернется домой немного позже, чем планировал»). А Делия в это время, ни о чем не подозревая, читала бы перед камином «Любовника Люсинды».

Она включила лампу и выбралась из постели. Будильник показывал 2.15. Щурясь от света, Сэм дотянулся до своих очков и посмотрел на нее.

– А ты куда собралась? – удивился муж. В очках его лицо казалось более сухим, менее размытым возле глаз, как будто они корректировали больше зрение Делии, чем его.

Она натянула мятый домашний халат поверх ночной рубашки и застегнула молнию спереди, прежде чем ответить:

– Я еду с тобой.

– Что?

– Я отвезу тебя в своей машине.

– Чего ради, скажи на милость, тебе это делать?

– Я просто так хочу, вот ради чего, – проговорила Делия. Она затянула пояс халата очень туго, надеясь, что так он сможет сойти за уличную одежду. Надевая шлепанцы, она чувствовала, что муж смотрит на нее, но сказала только: «Готов?» – и взяла с бюро ключи.

– Делия, ты сомневаешься в моей способности вести собственную машину? – спросил Сэм.

– О нет! Что за мысль! – ответила она. – Но я уже проснулась, почему бы мне не поехать с тобой? К тому же такая приятная весенняя ночь.

Сэма это, похоже, не убедило, но он не стал приводить новых аргументов, когда супруги начали спускаться вниз.

Эта весенняя ночь вовсе не казалась приятной. Было прохладно и ветрено, и как только она вышла из задней двери, то пожалела, что не взяла свитер. Нависающие, светящиеся облака неслись по чернильному небу. Но Делия направилась к машине бодрой походкой, стараясь устоять перед искушением укрыться от холода. Свет фонарей был настолько ярким, что она видела свою удлиненную тень, напоминавшую фигурку на детском рисунке.

– Это заставляет меня вспомнить о папе, – заговорила она. Ей нужно было говорить громче, потому что Сэм отошел к своему «Бьюику», чтобы взять черный чемоданчик. Делия надеялась, что муж не услышал дрожи в ее голосе. – Все эти вызовы, на которые я ездила вместе с папой, только мы вдвоем! Это похоже на старые времена.

Делия скользнула за руль и потянулась, чтобы открыть пассажирскую дверь. Внутри машины было как в холодильнике. Там даже пахло так же: сыростью и затхлостью.

– Папа, конечно, никогда не позволял мне отвозить его, – сказала она, когда Сэм сел внутрь. Потом забеспокоилась, что это наведет его не на те мысли, и добавила со смехом: – Ты знаешь, какие у него были предубеждения! Он всегда говорил, что женщина за рулем...

Делия завела мотор и включила фары, осветив двойные двери гаража и потрепанную сетку баскетбольного кольца над ним.

– Но если только я не спала, он всегда говорил, что я могу поехать с ним. О, я много ночей не спала! Элизе просто никогда не было интересно, Линда, ты знаешь, в то время была с ним в напряженных отношениях, а я была готова по первому же слову. Мне просто нравилось ездить.

Сэм, конечно, слышал все это раньше. И только поставил чемоданчик между ног, когда она подала машину назад.

Когда они оказались на Роланд-авеню, Делия сказала:

– На самом деле теперь, когда дети выросли, мне стоит ездить с тобой чаще. Ты так не думаешь?

Она сознавала, что трещит без умолку, но продолжала:

– Это может быть весело! И ты ведь теперь не каждую ночь выезжаешь, и даже не каждую неделю.

– Делия, я тебя уверяю, что по-прежнему в состоянии поехать по обыкновенному вызову на дом без няньки, —сказал Сэм.

– Няньки!

– Я силен, как бык. Перестань заводиться.

– Я не завожусь. Просто я думала, что это может быть романтично, что-то делать вместе! – возразила она.

Это было не совсем так, но как только Делия это произнесла, она начала в это верить, и поэтому почувствовала себя немного обиженной. Сэм только откинулся назад и посмотрел в боковое окно.

В этот час почти не было машин, и пустынная дорога мерцала в свете фонарей, будто окутанных желтым шифоном. У деревьев со свежей листвой, освещенных снизу, был странный, «перевернутый» вид. Кое-где в домах уютно светились окошки, и, проезжая мимо, Делия бросала на них тоскливые взгляды.

Она припарковалась напротив дома Максвеллов. Выключила габаритные огни, но оставила включенным мотор и обогреватель.

– Ты разве не войдешь? – спросил Сэм.

– Нет, подожду в машине.

– Ты замерзнешь.

– Я не одета для выхода в свет.

– Пойдем, Ди. Максвеллам все равно, как ты одета.

Скорее всего муж прав (да и печка еще не разогрелась). Она вынула ключи зажигания, выскользнула из машины и пошла за ним к центральному входу обширного дома с колоннами, в котором двое одиноких Максвеллов, наверное, болтались, как игральные кости в кружке. Во всех окнах горел свет, и дверь была открыта. Мистер Максвелл ждал внутри, неуклюжий долговязый старик, попытавшийся выключить телевизор, когда они поднялись на крыльцо.

– Доктор Гринстед! – заговорил он. – Спасибо большое, что пришли. И Делия тоже. Здравствуй, дорогая.

На нем были брюки с пятнами от еды и линялый серый кардиган поверх футболки (старик вообще неряшливо одевался). Он повернулся, чтобы проводить Сэма к застеленной ковром лестнице.

– У меня сердце разрывается, когда я вижу ее такой, – жаловался он, когда мужчины начали подниматься. – Я бы согласился страдать вместо нее, если бы мог.

Делия осталась в холле, а когда они скрылись наверху, присела на один из антикварных стульев. Присела осторожно – насколько она знала, стулья стояли тут только для виду.

Наверху слышалось бормотание: тонкий и жалобный голос миссис Максвелл и низкий голос Сэма. Старинные часы тикали так медленно, что казалось, будто каждый следующий удар может быть для них последним. От нечего делать (она непредусмотрительно оставила дома сумочку) Делия положила на колени ключи и стала их перебирать.

Сколько часов она просидела так в детстве? Устроившись на стуле или на нижней ступеньке лестницы, расчесывая укусы насекомых на голых коленках или листая журнал, который кто-нибудь из взрослых совал ей в руки перед тем, как проводить ее отца наверх. И в точно таком же бормотании, доносившемся сверху, слов никогда нельзя было разобрать. Когда говорил отец, все другие молчали, и она испытывала гордость и смущение от того, как его уважают.

Заскрипели ступени, и Делия взглянула наверх. Это спускался мистер Максвелл, один.

– Доктор Гринстед сейчас осматривает ее.

Старик держался за перила. Спустившись вниз и дойдя до холла, он с сопением опустился на другой антикварный стул. Она видела только его вытянутые ноги в брюках и кожаные тапочки без задников, открывавшие темно-розовые шелковые носки с протертыми пятками.

– Доктор думает, что это несварение, но я сказал ему, что в нашем возрасте... ну лучше перестраховаться, сказал я ему.

– Уверена, что все будет в порядке, – попыталась утешить его Делия.

– Я просто благодарю небо за доктора Гринстеда. Из современных молодчиков мало кто согласился бы вот так сюда приехать.

– Никто бы не согласился, – не удержалась Делия.

– Ну, может, кто-нибудь.

– Никто. Поверьте мне.

Мистер Максвелл отстранился назад, чтобы посмотреть на нее. Делия увидела его румяное, испещренное прожилками лицо.

– Сэм слишком добр, – сказала она. – Вы знали, что у него ангина? Ангина в его возрасте! Чем это может обернуться в будущем? Была б моя воля, он бы сейчас лежал дома в постели.

– Ну, к счастью, это – не твоя воля, – несколько брюзгливо сказал мистер Максвелл. Он снова откинулся назад, и возникла пауза, во время которой было слышно, как миссис Максвелл возражает против чего-то, а звучало это как «Нии-нии. Нии-нии».

– Мы были первыми, кто вызвал доктора Гринстеда, он когда-нибудь об этом упоминал? – спросил мистер Максвелл. – Да, именно мы первыми вызвали его. Твой отец сказал: «Думаю, вам понравится этот парень». Я признаю, что мы немного волновались, сильно привыкнув к твоему отцу.

Теперь Сэм наверху говорил более оживленно. Визит, должно быть, заканчивался.

– Когда доктор Гринстед пришел к нам, я спросил его, – мечтательно вспоминал мистер Максвелл, – я сказал: «Ну, молодой человек?» Он тогда проработал всего несколько дней. «Ну? На какой из дочек Фелсона ты собираешься жениться?» Правда, хитро с моей стороны, а?

Делия вежливо рассмеялась и переложила ключи из одной руки в другую.

– «О, – сказал он, – думаю, я положил глаз на младшую». Сказал, что старшая слишком низенькая, а средняя слишком полненькая, но вот младшая – это самое то. Так-то. Видишь? Я узнал об этом еще до тебя.

– Да, думаю, да, – согласилась Делия, а потом Сэм начал спускаться по лестнице, инструменты в его черном чемоданчике бодро позвякивали.

Мистер Максвелл немедленно поднялся, а она продолжала сидеть, уставившись на свои ключи. Они казались раздражающе разными – плохо обработанными, плохо рассортированными, испещренными товарными знаками, такими же ото всего оторванными и грубыми, как слова чужого языка.

– Как я и... – говорил Сэм. – Просто приступ. Я оставил кое-какие лекарства на...

Потом мужчины пожали друг другу руки, Сэм позвал: «Ди?» – и она без единого слова встала и прошла к входной двери, которую мистер Максвелл держал открытой.

Снаружи трава побелела от росы, и сам воздух казался белым, как будто рассвет был уже близок. Делия забралась в машину и завела мотор прежде, чем Сэм сел рядом с ней.

– Нужно иметь жалость к этим старикам, – сказал он, захлопывая дверцу. – Стареют, совсем одни, вот и зацикливаются на каждом симптоме.

Делия выехала на улицу, сконцентрировалась и молча повела машину, превышая скорость. Они были почти у дома, когда Делия наконец заговорила:

– Мистер Максвелл рассказал мне, что они были первыми, к кому тебя вызвали.

– Правда?

– На второй день твоей работы.

– Я забыл.

– Он сказал, что спросил тебя, на какой из дочек Фелсона ты собираешься жениться, и ты сказал, что на младшей.

Сэм хмыкнул, расстегивая сумку. Он проверил что-то внутри нее и попросил:

– Делия, напомни мне завтра утром взять побольше...

– Потому что старшая слишком низенькая, а средняя полновата, сказал ты, а вот младшая – в самый раз.

Сэм рассмеялся.

– Ты это говорил? – спросила она.

– Ой, милая, будто бы я помню через столько лет. Делия остановилась у дома и выключила мотор.

Сэм открыл свою дверцу, но потом, заметив, что жена не пошевелилась, посмотрел на нее. Маленькая лампочка под потолком отбрасывала на его лицо острые тени.

– Ты так сказал, – утвердительно заговорила она. – Я узнаю сказочное звучание всего этого.

– И что? Может, и сказал, – согласился муж. – Господи, Ди, я не взвешивал каждое слово. Может, я и сказал «слишком низенькая» и «слишком полненькая», но на самом деле я имел в виду «слишком нетипичная» и «слишком франкофильская».

– Дело не в этом, – вздохнула Делия.

– Но ведь Линда провела половину вечера, говоря по-французски, помнишь? А когда твой отец заставил ее переключиться на английский, заговорила с акцентом.

– Ты даже не понимаешь, почему я спрашиваю, не так ли? – спросила Делия.

– Ну да, – ответил Сэм. – Не понимаю.

Делия вылезла из машины и пошла к заднему крыльцу. Сэм отправился переложить свой чемоданчик в «Бьюик», было слышно, как захлопнулась крышка багажника.

– А Элиза! – хмыкнул Сэм, идя за ней. – Все выспрашивала мое мнение по поводу гомеопатии.

– Ты приехал сюда с намерением жениться на одной из дочек Фелсона, – выпалила Делия, отпирая дверь, но вместо того чтобы войти, повернулась к мужу лицом. Тот смотрел на нее, наморщив лоб.

– Естественно, мне пришло это в голову, что тут такого? – Его слова были безмятежны. – Я к тому времени закончил учебу. Так сказать, достиг возраста для женитьбы. Той стадии в жизни, когда женятся.

– Тогда почему не на медсестре, не на студентке, не на какой-нибудь девушке, которую знала бы твоя мать!

– Моя мать? – переспросил Сэм.

– Ты положил глаз на отцовскую практику, вот почему. Ты решил: «Я просто женюсь на одной из дочек Фелсона, и мне достанутся его пациенты и его милый удобный дом».

– Но, дорогая, возможно, я думал об этом. Возможно. Но я бы никогда не женился на ком-то, кого не любил бы. Разве ты в это веришь? Веришь, что я мог жениться без любви?

– Я не знаю, чему верить, – тихо сказала она. Потом развернулась и спустилась по ступенькам.

– Ди? – позвал Сэм.

Делия прошла мимо своей машины, не останавливаясь. Другая бы, наверное, уехала на машине, но ей хотелось пройтись. Подошвы шлепанцев шуршали по асфальту проезда в ритме, напоминая о какой-то мелодии, которую она почти могла назвать. Частью своего существа она прислушивалась к Сэму (у нее была привычка прислушиваться к тому, что происходит сзади, как у кошки), а другой была рада от него отделаться, довольная тем, что вывела его на чистую воду. «Вы только подумайте, он даже не пытается догнать меня». Делия вышла на улицу, повернула направо и продолжала идти. Ее тень с неровными краями бежала перед ней, а потом отставала, когда она переходила от одного фонаря к другому. Делии больше не было холодно, как будто злость согревала ее изнутри.

Теперь понятно, почему Сэм забыл, как впервые встретил ее. Он приготовился увидеть дочек Фелсона, как готовую упаковку, вот почему. В его планы не входило заранее обращать внимание на какую-то одну. В тот вечер имел значение социальный статус и незамужние девушки – одна, вторая и третья – на кушетке в гостиной. Делия словно видела перед собой эту сцену. Нужны были только мелкие детали, для того чтобы возродить воспоминание: колющиеся красные плюшевые подушки, похожая на ткань текстура замерзшего стакана с шерри и бросающаяся в глаза, раздражающая полнота средней сестры.

Впереди на ветке глупый соседский пересмешник копировал сигнализацию. «Дой! Дой! Дой!» – пел он самым лиричным голосом, пока звук приближающейся рок-музыки не заглушил его. Вероятно, это были подростки, полная машина. Делия слышала, как их крики и вопли приближаются, становятся все громче. Она осознала, что в этот час даже Роланд-Парк небезопасен. К тому же халат никого бы не обманул – очевидно, что она разгуливает в ночной одежде. Делия свернула направо, на более узкую и темную улицу, и пошла поближе к деревянному забору, чья тень укрывала ее.

Сэм сейчас в постели, его брюки перекинуты через спинку кресла-качалки. И дети не знают, что матери нет. С их перепутанными – у каждого свое – расписаниями, они могут несколько дней этого не замечать.

Что же у нее за жизнь, если любое из сообщений на автоответчике повторялось из недели в неделю?

Делия пошла быстрее, слыша, как музыка из заполненной машины стихает позади нее. Дошла до Бутон-роуд, пересекла ее, повернула налево и, секундой позже, – бам – столкнулась с кем-то. Она налетела на что-то высокое и костлявое, завернутое в теплую фланель. Делия ойкнула и резко отстранилась, сердце заколотилось, когда оказалось, что там еще и собака. Одна из каких-то лохматых охотничьих собак гавкнула на уровне ее коленей.

– Буч! Лежать! – скомандовал мужской голос. Затем спросил: – Вы в порядке?

Во рту у Делии пересохло. Она с трудом выговорила:

– Эдриан?

В полутьме он был бесцветным, но все равно Делия узнала это узкое лицо с выступающими скулами. Она заметила, что его рот был шире, а губы полнее, более очерченные, чем она представляла, и удивилась, как могла забыть столь важную деталь.

– Эдриан, это я, Делия, – сказала она. Собака по-прежнему лаяла. —Делия Гринстед. Из супермаркета.

– А, Делия, – оживился Эдриан. – Моя спасительница!

Он рассмеялся, и собака затихла.

– Что вы здесь делаете?

– О, просто... – и Делия тоже рассмеялась, глядя на свой халат и расправляя его ладонями. – Просто не могла заснуть.

Делия с облегчением заметила, что и он не слишком-то хорошо одет. На Эдриане было нечто темно-синее, вроде пижамы. На ногах кеды, шнурки не завязаны, носков нет.

– Вы живете поблизости? – поинтересовалась она.

– Вон там, – он махнул рукой в сторону плотных зарослей барбариса. Позади них Делия рассмотрела фонарь на крыльце и часть белой стены. – Я встал, чтобы вывести Буча. Это его новое хобби: будить меня посреди ночи, чтобы я исполнял его прихоти.

При звуке своего имени Буч уселся на задние лапы и ухмыльнулся. Делия наклонилась, чтобы погладить пса. Его дыхание согрело пальцы.

– Я в тот день сбежала с вашими продуктами, – сказала она, обращаясь к собаке. – Поэтому я себя ужасно чувствую.

– Продуктами? – переспросил Эдриан.

– С вашими орзо, ротини... – замялась Делия и встретилась с ним взглядом. – Я собиралась узнать ваш адрес и вернуть их.

– А. Ну... орзо? Не берите в голову, – сказал он. – Я просто благодарен, что вы мне так помогли. Вы, должно быть, подумали, что я с приветом?

– Нет, вовсе нет! Мне понравилось, – ответила она.

– Вы знаете, как иногда хочется, как бы это сказать, хорошо выглядеть перед другими.

– Конечно, – согласилась она. – Мне стоит открыть свой бизнес: «Подставные знакомые инкорпорейтед».

– «Закажи-себе-пару», – предложил Эдриан. – «Лучшие компаньоны для выходов в свет».

– Блондинки изображали бы вторых жен, а звезды футбола сопровождали робких девушек на выпускные балы.

– А красивые женщины в черном плакали на похоронах, – подхватил Эдриан.

– О, ну почему нет такого? – спросила Делия. – Просто нет ничего похожего, как бы это сказать? Это как ярость или гордость, которые ты испытываешь, когда тебя ранят, или обижают, или принимают как должное.

Стоп. Она замолчала. Эдриан смотрел на нее с таким пристальным вниманием, что она забеспокоилась: может, у нее бигуди в волосах? Делия подняла было руку, чтобы проверить, но вспомнила, что не использует бигуди со школы.

– Господи, мне пора домой, – спохватилась она.

– Подождите! – торопливо проговорил Эдриан. – Не хотели бы вы... Могу я предложить вам кофе?

– Кофе?

– Или чаю? Или какао? Или выпить?

– Ну, – смутилась Делия, – думаю, что какао было бы кстати. Какао – это хорошо. Я хочу сказать, что кофеин в такое время мог бы... Но вы уверены, что это вас не затруднит?

– Совсем нет, – ответил он. – Заходите.

Он провел ее через проход между кустов барбариса. Дорожка, выложенная камнями, вела к дому, который оказался одним из викторианских коттеджей, что нынче так притягательны для молодых парочек. Парадную дверь украшали панели из стекла сахарно-миндального цвета, сквозь которые невозможно увидеть, что находится внутри. Делия внезапно почувствовала беспокойство. Она ведь даже не знает ничего об этом мужчине! И никто на свете не догадается, что она здесь.

– Обычно, если я в это время не сплю, мне уже не заснуть, – говорил Эдриан, – поэтому я включаю чайник.

– Какое чудесное крыльцо! – воскликнула Делия. – Может быть, нам выпить какао здесь?

– Здесь?

Эдриан остановился на верхней ступеньке и огляделся вокруг. На самом деле крыльцо наводило тоску – доски на полу мрачно-серого цвета, а мебель выкрашена ядовито-зеленой краской.

Вы не думаете, что будет холодно? – спросил он.

Ничуть, – ответила Делия, хотя, остановившись, почувствовала холод.Она засунула руки в карманы халата.

Эдриан смотрел на нее с минуту. Потом сказал:

– А.. Я понимаю, – и уголки его губ слегка приподнялись.

– Но если вам холодно... – начала она, краснея.

– Понимаю, – повторил он, – лучше подстраховаться.

– О господи, дело совсем не в этом! Боже мой!

– Я вас совсем не виню. Выпьем какао здесь.

– Правда, – удрученно проговорила Делия, – почему бы мне не войти?

– Нет, подождите здесь. Я принесу.

– Пожалуйста, – попросила она, – пожалуйста, разрешите мне войти.

И, поскольку поняла, что этот спор может длиться бесконечно, вынула руку из кармана и коснулась его запястья.

– Я хочу, – сказала Делия.

Она действительно хотела войти. И только это и имела в виду, но когда слова сорвались с ее губ, поняла, что они могут быть восприняты по-другому, поэтому отступила и забормотала:

– Или, может быть... Да... крыльцо, почему бы нам не выпить какао на... – Делия почувствовала, что сзади стоит стул и села на него. Непокрытое подушкой сиденье мгновенно обожгло ее ледяным холодом, так, что даже дух перехватило, словно она услышала какие-то ошеломляющие новости или обрела какой-то шанс, о котором раньше не могла и помыслить.

4

– Когда Элиза встречала меня в аэропорту, – говорила Линда, – я ей сказала: «Ну если и есть что-то хорошее в папиной смерти, так это то, что теперь мне не придется делить с тобой комнату, Элиза». Учитывая то, как она храпит.

– Да, но... – начала было Делия.

– И близняшкам не придется препираться со Сьюзи, сказала я, Думаю, что обе они могут спать со мной в папиной большой кровати. А потом я приезжаю в дом и, угадай, что я вижу?

– Я сперва планировала, что ты будешь жить там, – стала объяснять Делия, – но... Когда я вошла, чтобы постелить простыни, это показалось таким...

– Хорошо, я сама постелю простыни, – заявила Линда. – И я вот что скажу: я точно не буду спать вместе с Элизой, при том что в доме есть свободная комната.

В этот момент сестры стояли возле двери отцовской комнаты и смотрели на царивший там порядок, на то, как мутный воздух заполняется частичками пыли, как неестественно гладко лежит на матрасе покрывало. Линда, одетая по-прежнему в дорожную одежду, распространяла ауру сосредоточенности и конструктивности, свойственной некоторым людям во время путешествия. Насколько могла видеть Делия, Линда обследовала комнату без намека на сентиментальность.

– Ты, конечно, времени зря не теряла, устраивая все эти нововведения, – забрюзжала она. – Кондиционеры, вентиляторы стоят повсюду, куда ни посмотришь, рабочие вырывают кусты, я не знаю что еще.

– Ой, да это...

– Я думаю, этого Сэм Гринстед и ждал, – сказала Линда. – Он наконец прибрал дом к рукам.

Делия не стала спорить. Сестра бросила на нее вопросительный взгляд, перед тем как подойти к отцовскому бюро. Наклонившись к зеркалу, она провела пальцами по короткой каштановой стрижке «паж». Потом взяла блокнот, который носила на груди на ремне – еще одна из ее европейских привычек. Вы бы никогда не приняли ее за американку (и никогда бы не догадались, что после развода с профессором французской литературы, который вопреки страстным надеждам так и не забрал ее в свой Париж, она живет в Мичигане). Ее полное, мягкое лицо было набелено, из остального макияжа – только липкая ярко-алая помада. Даже обыкновенную одежду Линда носила совсем не банально, с чувством значимости – безвкусные коричневые лодочки на среднем каблуке, к примеру, отлично сочетались с костюмом в матросском стиле.

– Но что же мы стоим? Нужно позвать Мари-Клер и Терезу, – спохватилась она, практически проглатывая звуки «р» в именах своих детей. Затем прошмыгнула мимо Делии вниз по лестнице. Она все еще пахла салоном самолета.

На кухне они увидели, что Элиза делает лимонад для близняшек. Этой осенью девочкам исполнится девять – несуразная, подранковая фаза, – и, хотя у них была та же квадратная стрижка, что и у матери, во всем остальном они напоминали профессора. Глаза у сестер были почти черные, скорбно подведенные, а губы сливового цвета. Они помогали друг другу карабкаться на ряд застеклен-ных шкафов, одна тащила другую за собой, когда добиралась до стойки, а для удобства близнецы заткнули свои старомодные европейские школьные платья в панталоны, от чего казались еще более длинноногими.

– Появится ваша кузина Сьюзи и отведет вас в бассейн, – говорила Элиза, растирая лимоны. – Она обещала сделать это в первую очередь, но, думаю, задержалась где-то со своим приятелем.

Упоминание о приятеле на минуту их задержало.

– Дрисколл? – спросила Мари-Клер, перестав карабкаться. – Сьюзи по-прежнему встречается с Дрисколлом?

– Да, разумеется.

– А они ходят вместе на танцы? А на прощание целуются?

– Ну, этого я не знаю, – кисло сказала Элиза и наклонилась, чтобы достать кувшин.

Близняшки достигли своей цели: коробки мятных пастилок в шкафу. Сантиметр за сантиметром Тереза вытащила ее через приоткрытую дверцу. (У Терезы были менее правильные черты лица, менее гармоничные, менее симметричные, отчего она казалась слегка беспокойной. Делия замечала, что один из близнецов всегда такой.) На мгновение показалось, что коробка свалится на пол, но потом она аккуратно приземлилась прямо в протянутые ладошки Мари-Клер.

– А у Рамсэя и Кэролла тоже есть любимые? – спросила девочка.

– Ну, у Рамсэя есть, к сожалению.

– Почему «к сожалению»? – удивилась Тереза, а Мари-Клер спросила:

– Что с ней не так?

Им обеим так хотелось услышать скандальные подробности, что Делия рассмеялась. Тереза повернулась и обратилась к ней:

– А тебе тоже жаль, тетя Делия? Ты не пускаешь ее на порог? Она пойдет с нами на пляж?

– Нет, не пойдет. – Делия покачала головой, отвечая на самый простой вопрос: – Поездка – только для членов семьи.

На следующее утро, в воскресенье, они на неделю должны были отправиться на залив. Это происходило каждый год. В середине июня, как только закрывались школы, Линда приезжала из Мичигана, и все отправлялись в арендованный коттедж на берегу Делавэра. Парадное крыльцо уже было завалено резиновыми плотами и ракетками для бадминтона, холодильник забит едой, а пациенты Сэма забегали для последних консультаций, изо всех сил стараясь избежать общения с его родственниками.

– Делия, ты не подашь мне сахар? – Элиза наливала воду в кувшин. – Девочки, не могли бы вы достать пять стаканов из шкафа справа?

Отмеряя сахар, Делия тайком поглядывала на настенные часы перед собой. Без десяти четыре. Делия взглянула на близняшек и откашлялась.

– Если Сьюзи не появится к тому времени, когда вы закончите пить лимонад, я могла бы отвезти вас в бассейн, – предложила она.

Линда спросила:

– Ты? А девочки сказали хором:

– Ты же ненавидишь плавать!

– А, ну я вообще-то не пойду внутрь. Я просто отвезу вас, а Сьюзи потом заберет.

Элиза с грохотом засыпала в кувшин лед. Линда уселась на стул во главе стола, а девочки заняли места по сторонам от нее. Когда Делия поставила перед ними лимонад, Мари-Клер закричала:

– Фу! Там полно козявок!

– Это для вас полезно, – заметила Линда и начала разливать лимонад.

– И там крупные зернышки к тому же!

– Они вас не съедят.

– Это она так говорит, – обратилась Тереза к Мари-Клер бесцветным голосом. – А на самом деле они пустят корни в желудке, и из ушей у тебя начнут расти лимонные деревья.

– Ой, Тереза, хватит, – приказала Линда.

Не обратив на нее внимания, близняшки многозначительно переглянулись. Наконец Мари-Клер заявила:

– Думаю, нам совсем не хочется пить.

– Мы пойдем наденем купальники, – добавила Тереза.

Они вскочили со стульев и выбежали из кухни.

– О господи, – сказала Линда. – Прости, Лиз.

– Ничего, – жестко ответила Элиза.

В такие мгновения Делия сознавала, что Элиза именно та, кого называют старой девой. Она так уныло выглядела в своем эксцентричном выходном наряде: костюм в стиле сафари и цокающие туфли. Нагнув голову, сестра подтянула к себе стул – стриженые черные волосы закрывали лицо так, что невозможно было понять его выражение, – уселась и сложила руки на столе.