Лестница лет

– А ты не хочешь через это проходить?

– Нет, хочу, конечно. – Она повернула на автостраду № 380. – Мне он действительно не безразличен. Или, думаю, я его люблю. По крайней мере, когда Гораций ударяется головой о дверцу моей машины, у меня в животе все сжимается. Как ты думаешь, это можно назвать любовью?

Делия все еще обдумывала этот вопрос, когда Белль продолжила:

– Но я не могу не замечать, Ди, что большинство людей женятся, просто когда думают, что дошли до такой фазы в жизни. Я хочу сказать, они решают жениться, даже если не нашли какого-то определенного человека. Вот когда они это решили, то сразу кого-нибудь находят. Словно кто-то устраивает их браки, прямо как в прежние времена или в отсталых странах, – только тут все устраивают сами жених с невестой. Делия рассмеялась:

– Ну, теперь я и не знаю, что сказать. Так мне тебя поздравлять или нет?

– О, ну конечно. Думаю, поздравлять. – И Белль на мгновение отняла левую руку от руля, чтобы полюбоваться бриллиантом.

Мотель «Русалочья лагуна» был выкрашен в чистый бирюзовый цвет и находился на противоположной стороне автострады между магазинами футболок и спиртных напитков. Но Белль договорилась о минимальной цене, и к тому же Делия в любом случае не собиралась проводить много времени в своей комнате.

Каждое утро она, взяв плетеную сумку, гостиничное покрывало и пластиковый стаканчик с кофе, переходила дорогу. Она брала на пляже напрокат зонтик и располагалась посреди толпы людей, которых с каждым днем становилось все больше – визжащих детей, невероятно красивых подростков, родителей различных возрастов и весовых категорий и жилистых седовласых дедушек и бабушек. Сперва она пила кофе, глядя на горизонт, а потом доставала из сумки книгу и принималась читать.

Здесь, в Оушен-Сити, Делия снова начала читать дамские романы, в среднем по одному в день. После библиотечной литературы они казались надуманными и напыщенными. И она читала, почти не думая, уделяя больше внимания желтому теплу, проникавшему сквозь ткань зонта, крикам чаек и детей, чьи загорелые ноги пробегали по песку мимо нее. Однажды Делия начала читать о невесте, похищенной братом жениха, и через несколько страниц осознала, что как раз эту книгу читала во время отпуска в прошлом году. Делия проверила название: да, «Узница замка Кларион». Она поглядела на океан. Мама держала ребенка в подгузниках у самой кромки прибоя, и изо всех радиоприемников доносилась «По широкой дороге», и Делия представила себя, идущей на юг вдоль рваного кружева морской пены.

В полдень она поднималась и отправлялась обедать в разные забегаловки – в сэндвич-бар, в пиццерию. После этого возвращалась к своему зонту и дремала немного, а потом снова читала. Затем она совершала небольшую прогулку по пляжу – совсем небольшую, потому что лодыжка все еще вспыхивала болью, как только начинала испытывать чуть большую нагрузку, чем обычно. А потом отправлялась плавать.

Делия входила в воду бесконечно долго, словно снимала пластырь. Она брезгливо поднимала руки, втягивала живот и продвигалась вперед зигзагами, как краб, будто хотела подставить волнам самую узкую часть тела. Но наконец погружалась в воду по шею, не опуская головы, и если все удавалось, то она выходила с совершенно сухими волосами. Делия плыла вперед с ликующим чувством достигнутой цели, хитро и с любопытством поглядывая в сторону берега каждый раз, когда о нее ударялись волны. И всегда позволяла самой большой волне относить ее к берегу, хотя иногда ошибалась и, вместо того чтобы оказаться на суше, оказывалась под водой вверх ногами и бултыхалась там, как белье в стиральной машине.

Потом, спотыкаясь, выходила на пляж, стряхивая капли воды и выжимая оборку купальника. К этому времени солнцезащитный лосьон оказывался уже полностью смытым, и ее лицо ближе к концу отпуска становилось розовее и более веснушчатым. Делия возвращалась в свою комнату и первым делом смотрелась в зеркало, и каждый день в нем отражалась все более загорелая женщина. Когда Делия стягивала купальник, то видела, какая белая под ним кожа по сравнению с загорелой кожей на открытых участках тела. Ее ступни в душе казались коричневыми на фоне белого кафеля.

Она устраивалась на кровати в пляжной рубашке Сэма и сушила волосы полотенцем. Стригла ногти. Смотрела новости. Позже, когда от пахнущего смолой, пропущенного через кондиционер воздуха становилось холодно, она одевалась и отправлялась ужинать. Каждый вечер Делия шла в новый ресторан. Воскресные ужины в «Бэй Армз» сослужили ей хорошую службу, и она съедала ужин из трех блюд, спокойно глядя на соседние столики. Потом сидела на улице, если только находила свободную скамейку. Сзади доносился шум видеоигр и рок-музыка, впереди лежал пустой черный океан, мерцавший при свете прячущейся за облаками луны.

Чаще всего Делия возвращалась в свою комнату в девять. В десять была уже в постели. Она выключала кондиционер и спала под одной простыней, слегка потея из-за теплого воздуха, проникавшего в комнату через окно.

Один из дней выдался облачным, моросил дождь, она осталась в номере и смотрела телевизор. В основном ток-шоу, которые показались совершенной новинкой. Делия обнаружила, что люди с экрана могут говорить все что угодно. Родственники, годами не разговаривавшие друг с другом, перед камерами начинали вести задушевные беседы. Женщины открыто рыдали. Делия вышла прогуляться и купила новую книгу, не роман, а что-то более серьезное и реалистичное, о бедняках, живущих в Мэне. На прогулку она надела кардиган мисс Гринстед, который мягко облегал ее, создавая ощущение неги.

Она дважды посылала открытки Ною в лагерь. «Хорошей погоды, мягких волн», – желала она и тому подобное. Она купила открытку и для Джоэла, но не могла решить, что написать. В конце концов вместо этого она написала Белль: «Это была очень хорошая идея. Спасибо, что устроила мне этот отпуск». Подруга Белль Минеола, крашеная брюнетка на высоченных каблуках, всегда дружелюбно ее приветствовала, а потом оставляла одну. Что Делии и было нужно.

Время от времени чувственные ощущения – то каким скользким было кокосовое масло, как песок забивался в швы купальника, – напоминали о семейных поездках на пляж. Однажды вечером она возвращала зонтик в прокат, когда услышала, как какой-то ребенок кричал: «Ма, пусть Джении тоже что-нибудь понесет!» – и тут же представила момент, когда все перед закатом собирают вещи, и дети умоляют остаться еще хоть на чуть-чуть, а взрослые спрашивают, где матрасы, зеленое ведерко, и понесет ли кто-нибудь термос? Она помнила эти пререкания, и как царапает обгоревшую кожу песок, которым кто-то попал в тебя, беззаботно пнув его ногой, и какие тяжелые, разморенные у всех тела. Делия вызвала в памяти каждую обидную деталь, и все равно, она все бы отдала, чтобы вернуться в один из таких моментов.

Чьи это кеды? Кто-то забыл свои кеды! Не смейте завтра ныть про свои кеды!

Она купила открытку с изображением дельфина и написала: «Дорогой Сэм и дети, у меня небольшие каникулы, и я думаю обо всех вас». Потом до нее дошло, что родные могут подумать, будто она имеет в виду весь прошедший год, а не просто две недели в Оушен-Сити. Делия не знала, как разъяснить свою мысль, поэтому разорвала открытку пополам и выбросила ее.

В последний вечер она должна была встретиться с Элли в «Мечте моряка». Делия жалела, что согласилась, поддерживать беседу казалось ей тяжелой работой. Хотя отказаться тоже было бы трудно, поэтому в назначенный час она появилась перед рестораном. Элли уже стояла там и зевала. На ней было белое вечернее платье, расшитое серебряными нитями, такую женщину можно представить себе на круизном лайнере, и она держала маленькую белую сумочку в виде ракушки. Мужчины, проходя мимо, заглядывались на нее. «О, Делия! Вы только посмотрите на нее! – воскликнула она. – Ну чем не цветущая розочка!» Делия забыла, как приятно, когда кто-то называет тебя по имени, и с радостью подошла к ней.

В «Мечте моряка» царила атмосфера чопорного английского клуба для джентльменов, но были некоторые отличия. Ковер, к примеру, пах сыростью, как и тот, что закрывал пол в номере Делии в мотеле. И все официантки были очень загорелыми.

– Ну, скажи мне, – сказала Элли, как только они сели, – ты хорошо провела время?

– Чудесно, – улыбнулась ей Делия.

– Это – первый отпуск, который ты проводишь одна?

– О да, – ответила Делия, – или, точнее...

Она не знала, можно ли было назвать самостоятельное путешествие в Бэй-Бороу отпуском (а если можно, тогда где кончался отпуск и начиналась настоящая жизнь?). Делия встретилась глазами с Элли, которая выжидающе на нее смотрела.

– Это смешно – плавать одной? – спросила Элли.

– Смешно? Нет.

– А как насчет обедов? Ты все это время обедала в номере или как?

– Господи, нет! Я обедала в кафе.

– А я ненавижу есть в кафе одна! – воскликнула Элли. – Ты даже не представляешь, как я тобой восхищаюсь.

Они были вынуждены прервать разговор, чтобы сделать заказы, – фаршированные крабы для Делии, большую порцию зеленого салата без майонеза для Элли, – но как только официант ушел, Элли спросила:

– А ты практиковалась заранее? До того как ты уехала из своего... м-м... предыдущего места жительства?

– Практиковалась?

– Ты ходила куда-нибудь обедать одна? – Делия начала понимать, зачем Элли пришла сюда: она надеялась узнать что-нибудь, что поможет ей жить одной. Потому что следующее, что Элли сказала, было: – Я никогда этого не делала. Я даже на улицу раньше одна не выходила! Всегда кто-то держал меня под руку. Я была ужасно популярной девушкой. Теперь мне жаль, что я не была чуть менее популярна. Ты знаешь, как давно я впервые подумала о том, чтобы уйти от Джоэла? Через три месяца после того, как мы поженились.

– Три месяца!

– Но я все думала: « Что я буду делать одна ?» Все будут на меня пялиться и думать, что со мной что-то не так.

Она наклонилась к Делии поближе и понизила голос:

– Ди...

– Да?

– Тебе пришлось уехать? Делия немного отстранилась.

–Ты была, как бы это сказать... в невыносимом положении? Была вынуждена сбежать? Просто не могла больше оставаться там ни минуты?

– Ну нет. – Делия задумалась.

– Я не хочу выспрашивать! И не выведываю тайн. Я только хотела бы знать: до какой степени отчаяния должна дойти женщина, чтобы решиться уйти?

– Отчаяния? О, ну я бы не сказала... ну я до сих пор не уверена в своем решении.

– Нет?

– Я хочу сказать, это вообще не было решением, – проговорила Делия.

– Возьмем, к примеру, меня, – сказала Элли. – Ты думаешь, я совершила ошибку? Вот ты живешь в этом доме с моим мужем, ты считаешь, что уходить от него было преждевременно?

– Он – не мой муж. Это совсем другое.

– Но ты теперь знаешь, что он за человек. Ты знаешь, какой он придирчивый и как он все время прав, и как он все всегда критикует.

– Джоэл критикует? – изумилась Делия. – Белль Флинт говорит, что он тебя боготворит! Он все в доме старается сохранить в том виде, в каком ты все оставила, – разве тебе этого никто не говорил?

– О да, после того как я ушла, – сказала Элли. – Но пока я была там, было так: «Почему бы тебе не сделать это вот так, Элли?» и «Почему ты не можешь сделать это эдак, Элли?» – а если я этого не делала, повисали этакие длинные холодные паузы.

– Правда? – И Делия тут же представила, как Сэм стоит перед холодильником и читает лекцию, как нужно обращаться с продуктами. Сэм настолько боялся отравиться едой, что можно подумать, они жили в какой-то банановой республике. А Джоэл ни о чем таком никогда не говорил. Нет, просьбы Джоэла были более трогательными, подумала она, – его карты расположения вещей в доме и списки обязанностей. Они возникали от потребности в каком-то постоянстве. На самом деле ему просто была нужна уверенность.

Или с Сэмом было то же самое? Принесли еду, и официант украсил стол перечницей размером с телефонную будку. Он спросил:

– Не желает ли кто-нибудь из вас?..

– Нет-нет, спасибо, ничего не нужно. – Элли махнула рукой. Как только женщины снова остались одни, она повернулась к Делии: – Через три месяца после нашей свадьбы Джоэл поехал на конференцию в Ричмонд. Я сказала самой себе: «Я – свободна!» Я танцевала по дому, почти летала, я играла с собой в эту игру, рылась в его ящиках и паковала его одежду в коробки. То что висело в шкафу, я тоже запаковала. Я притворялась, что живу одна, и никто мне через плечо не подглядывает. Джоэл должен был вернуться не раньше среды, и я собиралась положить все на место во вторник вечером, чтобы он никогда не догадался, что я делала. Только он вернулся раньше. Во вторник в полдень. «Элли, – спросил он, – что это такое?» – «О, – ответила я ему, – это я просто пыталась представить, как бы это было, если бы у нас было больше свободных ящиков». Вот так, а потом все считают, что женщины – взбалмошные. Настоящая причина была вовсе не в этом, но кто станет об этом говорить?

Элли не притронулась к салату. Делия сняла с языка кусочек крабового панциря и положила его на тарелку.

– В каком-то смысле весь брак был похож на переход от одного вида страданий к другому, – продолжала Элли. – Отторжение, злость... ну сплошное страдание и есть. Я ходила на вечеринки и смотрела вокруг, я гадала: а другие женщины чувствуют то же самое? А если нет, то как им удается этого избежать? А если да, то, может, я просто плакса? Может, так оно всегда происходит, но все спокойно это воспринимают?

Она наконец взяла лист салата-латука – подцепила его с вилки двумя передними зубами, как кролик, не сводя с Делии полного надежды грустного взгляда.

– Это напомнило мне о Мелинде Хозер, – сказала ей Делия. – Я познакомилась с ней у Белль Флинт на прошлый День благодарения. По тому, как она говорила, я подумала, что к Рождеству она разведется! Но я время от времени встречаю ее в городе, и Мелинда все еще замужем. И выглядит прекрасно.

– Вот именно, – сказала Элли, – так что ты не перестаешь думать: «Разве я не должна вести себя так же ? Разве я не должна притворяться, что у меня все в порядке ? Или мне выбросить все это из головы ?» И начинаешь вспоминать всякие хорошие вещи. То как он любил смотреть, как я делаю макияж перед вечеринками, отчего мне казалось, что я совершаю какой-то колдовской обряд, или как мы целовались, когда ребенок только родился, и в течение шести недель нельзя было заниматься сексом, какие это были чудесные поцелуи... – Теперь ее голубые глаза наполнились слезами. – О, Делия, – сказала она, – я действительно совершила ошибку.

Делия тактично посмотрела на латунный светильник. Затем проговорила:

– Это можно исправить. Прыгай в машину и поезжай домой.

–Никогда. – Элли промокнула оба глаза салфеткой. – Я никогда не доставлю ему такого удовольствия.

А чтобы стало бы с Делией, если бы Элли решила по-другому?

Белль сказала Делии, что та ничего не пропустила в Бэй-Бороу, ни одного мало-мальски важного события.

– Глухо, как в могиле, – сказала она, лениво выравнивая руль одной рукой. – Только небольшие волнения в городском совете. Зек Помфрет хочет, чтобы в этом году не устраивали игры в бейсбол на День города, чтобы вместо этого была игра в «подкову» или что-то вроде того, а Билл Фрик хочет, чтобы бейсбол оставили. Но в этом ничего удивительного, верно? А Ванесса клянется, что она все время знала обо мне и Горации, но я ей не верю. И мы назначили дату свадьбы: восемнадцатое декабря.

– О, почти в Рождество! – воскликнула Делия.

– Мне нужен повод, чтобы надеть красный бархат, – пояснила Белль.

Они оставили сверкающие пляжи позади и ехали по бледной, невзрачной местности. Делия смотрела, как мимо проносятся обветшалые домики, старые фермы, заброшенный завод, который превратился в кучу серого гниющего лома. Когда она проезжала здесь в первый раз, то не могла и подумать, что этот пейзаж может казаться привлекательным.

Лужайка перед домом Миллеров была подстрижена слишком коротко, травинки кололи ноги, а каждый куст перед домом был усыпан обрезками веток. У Джоэла, очевидно, оказалось много свободного времени. Когда Делия вошла внутрь, кот прижался к ногам прохладным боком, а потом, пока она шла по пустым комнатам, вился вокруг, заставляя ее чувствовать себя виноватой. Дом был чистым, но все равно каким-то опустевшим, налицо были некоторые признаки холостяцкой жизни, как, например, мокрое кухонное полотенце, вместо тряпки висевшее на кране над раковиной, и тонкий слой грязи на плите и ручках кухонных шкафов (это те места, «до которых трудно дотянуться», которые мужчины никогда не протирают). На ее бюро лежала записка: «Делия, я поехал за Ноем. Не нужно готовить ужин, мы где-нибудь перекусим. Дж.». Так же было написанное от руки приглашение на плотной кремовой бумаге: «Дрисколл Спенс Эйвери и Сюзанна Фелсон Гринстед приглашают вас на свою свадьбу в одиннадцать утра в понедельник двадцать седьмого сентября в гостиной дома Гринстедов». Как много можно понять из нескольких слов! Прежде всего, писала Сьюзи (синие чернила, окончания слов направлены вниз) и не были упомянуты имена родителей – очевидное доказательство того, что дочь решила устроить все сама. Хотя Сэм, должно быть, согласился, потому что свадьба должна была состояться дома. С датой было сложнее. Почему в сентябре? Почему в понедельник утром? И нашла ли Сьюзи работу или нет?

Делии хотелось позвонить и узнать, но она чувствовала, что у нее нет на это права. Нужно будет ответить по почте, словно она обычный гость.

Конечно, она собиралась пойти.

Делия посмотрела вверх и увидела свое отражение в зеркале на бюро – глаза широко раскрыты, веснушки выделяются сильнее обычного.

Когда Делии сказали, что ее первенец – девочка, она была вне себя от радости. Она втайне мечтала о дочке. Представляла, как будет наряжать ее в маленькие аккуратные платьица, но оказалось, что Сьюзи, как только заговорила, начала настаивать на джинсах. Делия мечтала, как они будут вдвоем заниматься «женскими» делами – шитьем, выпечкой, экспериментировать с косметикой, но Сьюзи предпочитала спорт. И вместо пышной белой свадьбы, где Сьюзи была бы одета в старинные кружева, а оба родителя, сияя, вместе (как сейчас принято) вели бы ее к алтарю, Делия стояла в загородном доме на Восточном побережье, гадая, на какую церемонию приглашает ее дочь.

Казалось, что за то время, что Ной был в лагере, он вырос на два дюйма, а плетеные браслеты, которые мальчик носил на обоих запястьях, подчеркивали загар и крепость его рук. Еще у него появилась привычка говорить: «Сечешь?» – и это, похоже, уже начало выводить Джоэла из себя. Они сидели в кабинке в «Рик Раке», Джоэл с Ноем по одну сторону, а Делия – по другую, так, что можно было видеть, как морщится Джоэл, даже если Ной этого не замечал.

– Секу, – проговорил наконец Джоэл. – Я, конечно, смог понять, что ты имеешь в виду, но я, разумеется, не стал бы описывать этот факт подобным жаргонным словечком.

– А? Ну, короче, – сказал Ной, – в лагере они каждое утро заставляли нас по пятьдесят раз подтягиваться. Пятьдесят раз, сечешь? Думаю, они хотели нас убить и прогулять денежки, которые заплатили за наше пребывание. Ну, Роланд со мной пошел в медчасть...

– Роланд и я, – поправил Джоэл.

– Точно, и попытались получить освобождение. Но эта тупая медсестра нам его не дала. Она говорит...

– Она сказала.

– Она сказала...

Принесли еду – бургеры для Ноя и Джоэла и сэндвич с жареной свининой для Делии.

– Спасибо, Тинси, – поблагодарил Ной.

– Заметано, – бодро отозвалась Тинси.

– Для тебя это миссис Ракли, – сказал ему отец. Ной взглянул на Делию. Делия тихонько улыбнулась.

– Папа спрашивал, где вы пропадали последние пару недель, – обратилась Тинси к Делии.

– Я ездила в Оушен-Сити.

– Да, я так ему и сказала, но он, похоже, не запомнил. Он сказал: «Она даже не предупредила! Просто вышла и уехала!» В последнее время его память сильно ухудшилась.

– О, мне жаль это слышать, – огорчилась Делия.

– Он говорит, что все происходит слишком быстро, чтобы он успевал что-то понимать. А Рик, просто из вежливости, говорит ему: «О, я отлично представляю, что вы...» – но папа злится: «Не суй свой черный нос в мои дела!» – а я...

Тинси замолчала, посмотрев на Джоэла.

– Ну, думаю, мне лучше вернуться к работе. Засунула руки в карман передника и поспешно ушла.

– Занятно. – Джоэл, похоже, не догадывался, что это его нетерпеливый взгляд заставил ее уйти.

– Может быть, мистеру Брэггу стоит пожить в Сениор-Сити? – высказался Ной.

– Не думаю, что он может себе это позволить, – сказала ему Делия.

– Может, у них есть стипендии. Или гранты, или что-нибудь в этом духе, сечешь?

Джоэл поднял глаза к потолку.

– Ну, короче, – продолжил Ной, взяв бургер, – в следующий раз Роланд и я устроили так, как будто мы поранились. Только мы не могли сделать это одновременно, потому что это выглядело бы, типа, неправдоподобно.

– Вы все сделали неправильно, – вступил Джоэл. – Ничего хорошего не получается, когда прибегают к подобным ухищрениям.

– К чему?

– К ухищрениям.

– А что это?

Джоэл посмотрел на Делию, подняв брови так высоко, что лоб стал похож на мятый вельвет.

– Твой отец хочет сказать, когда что-то подстраивают, – объяснила она Ною. – Когда что-то делают втихаря.

– А.

– Он хотел сказать, что вам надо было высказать свой протест открыто. Если я правильно поняла. – Делия ожидала, что Джоэл сам это разъяснит, но тот все еще сидел закатив глаза. – Вы это имели в виду?

– Он не знает, что такое ухищрение! – сказал Джоэл. Делия отложила свой сэндвич и принялась помешивать бульон ложкой.

– Он никогда не слышал слова «ухищрение». Вы можете в это поверить?

Она не ответила. Ной сказал:

– Не такое уж большое дело. Подумаешь.

– Не такое уж большое дело! – отозвался Джоэл. – Чему только сейчас детей в школе учат! Бога ради, слово «ухищрение» – не такой уж архаизм!

Делия заметила, что Ной решил не спрашивать, что такое «архаизм».

– Иногда мне кажется, что современная лексика просто сокращается до размеров какой-то крохотной дробинки, – обратился к ней Джоэл. – Засоряется сленговыми словечками, в то время как настоящие слова исчезают. Однажды я обнаружил, что администратор в нашем кафетерии не знает, что такое «приборы».

– Приборы? – переспросила она.

– Похоже, это слово вышло из употребления.

– Слово «приборы» вышло из употребления?

– Я могу найти этому только такое объяснение. Я сказал, что мы заказали новые приборы, а он спросил: «А что это?»

– О, ну это ерунда. Ты знаешь, что такое приборы, – повернулась она к Ною.

Тот кивнул, хотя и не рискнул объяснять.

– Видите? Оно не вышло из употребления! Тинси, – позвала Делия, – можешь принести нам дополнительные приборы?

– Сейчас иду, – сказала Тинси и загремела ножами и вилками за стойкой.

Делия с торжествующим видом посмотрела на Джоэла.

– О. Ну... —сказал он. Ной ухмыльнулся.

– Ты умеешь все уладить, Ди, – сказал он. И в конце концов даже Джоэл начал улыбаться.

Делия тоже улыбнулась, взяла свой сэндвич и откусила от него. Но в то же время она тихонько застонала – это было такое тонкое, нежное, почти беззвучное урчание в ее душе.

18

Ребенок Бинки родился в День труда – очень подходящая дата, как выразился Нат. Он позвонил им в тот же вечер и выкладывал эти новости дрожащим голосом, который, казалось, вот-вот сорвется.

– Три килограмма девятьсот сорок граммов. – прокричал он. – Джеймс Натаниэль Моффат!

– Джеймс! – воскликнула Делия. – Это мальчик?

– Это – мальчик. Можешь в такое поверить? – Он сдавленно кашлянул. – Не уверен, что я знаю, что делать с мальчиком.

– Вы справитесь, – сказала Делия. – Ной сейчас на пикнике, но он будет в восторге, когда я расскажу ему. Как Бинки?

– Лучше не бывает. Все прошло невероятно легко, и с Джеймсом все в порядке. Вот погоди, ты его еще увидишь, Делия. У него самое кругленькое личико на свете, просто карманные часики, а не личико, и светлые волосики, но Бинки говорит, что...

Можно было подумать, что Нат не проходил через это уже четыре раза.

Делия несколько преувеличила, когда сказала, что Ной будет в восторге. О, ему, конечно, было немного интересно – как выглядит ребенок и что скажет совет директоров. Но когда наступило утро среды, мальчик спросил, нельзя ли отложить обычный визит. Школа только что открылась снова, и он хотел записаться в секцию борьбы. Делия спросила:

– А что если мы только на секундочку заедем, чтобы посмотреть на малыша, а потом я тебя подброшу в школу?

– А завтра нельзя?

– Завтра у меня ученики, Ной, а послезавтра родительское чаепитие, а если оттягивать это слишком долго, твой дедушка решит, что тебе все равно. Я заранее ему позвоню и предупрежу, что ты не сможешь долго оставаться.

– Ну ладно, – разочарованно протянул Ной. Когда Делия заехала в школу, он как раз пытался спихнуть Джека Ньюэлла с тротуара, так что пришлось, несколько раз просигналить, чтобы привлечь его внимание. Подросток выпрямился, рывком открыл дверцу и забрался в машину.

– Привет, – сказала она, но Ной только растянулся на сиденье и глубже надвинул на лоб бейсболку.

Только позже, когда они уже выехали на дорогу, он сказал:

– Мне нужно перестать это делать.

– Что делать?

– Я не могу всю жизнь только и делать, что всех навещать! Маму и дедушку. Я уже в восьмом классе! У меня есть важные занятия!

На слове «занятия» голос мальчика предательски дрогнул, и Делия быстро посмотрела на него. Его голос должен был вот-вот начать ломаться. О господи, вот снова у нее на руках еще один подросток.

Но она только сказала:

– Может быть, ты мог бы перенести свои визиты на выходные.

– В выходные я зависаю с друзьями! Я тогда пропущу все веселье!

– Ну, я не знаю, Ной, – сказала она. – Обговори это с Натом и своей мамой.

– И не могла бы ты ехать помедленнее, чем девяносто миль в час? Я не хочу думать о том, как бы мне выжить для того, чтобы обговорить это, при том что я еду с маньячкой.

– Извини. – Она сбавила скорость. – Посмотри, что я купила для ребенка, на заднем сиденье.

Он взглянул назад, но не стал трогать пакет.

– Почему бы тебе просто не сказать мне, что там.

Крохотная пара кроссовок, не больше наперстка.

– А.

Раньше ничто не могло бы удержать подростка от желания посмотреть на подарок.

День был холодным и облачным, собирался дождь, но пока они ехали, на лобовое стекло упала только капля или две. Ной слушал радиостанцию, где певцы выкрикивали всякие ругательства, в то время как Делия мысленно напевала более спокойные мелодии – она научилась этому, пока ездила со своими детьми. И только начала напевать «Let it be», когда они выехали к Сениор-Сити.

– Не может быть, – сказал Ной.

Возле двойных дверей стояла вырезанная из дерева фигура аиста, четырех футов в высоту, на нем был бледно-голубой жилет, в клюве он держал бледно-голубой сверток. На портике были развешаны воздушные шарики того же цвета. Доска объявлений в фойе (на которой обычно висели благодарственные записки от выздоравливающих и списки тех, кто записался на автобусные путешествия в Йорк за покупками) была обклеена цветными фотографиями новорожденного. Три женщины обсуждали размер его ручек. Одна как раз сообщала подругам, что если у младенца большие ладони, значит, он будет высоким, а другая сказала, что это справедливо только для щенков.

В лифте Пуки совершала одно из своих бесконечных путешествий вверх-вниз. Сегодня она, похоже, понимала, что приехала на первый этаж, и, нажимая для них третью кнопку, сказала:

– Если поторопитесь, успеете посмотреть, как его купают.

– О, вы его видели? – спросила Делия, когда они начали подниматься.

– Два раза. Я была в фойе, когда вчера его привезли домой из больницы. Надеюсь, вы не собираетесь дарить ему туфли.

– Ну, вроде бы собираемся, – смутилась Делия.

– У него уже есть шведские кожаные мокасины, крохотные тапочки и такие малепусечные ботиночки, как у мотоциклистов. И это не считая того, что мы связали.

Лифт остановился, и двери открылись.

– Я бы пошла с вами, – сказала Пуки, – но мне нужно вернуться к себе и продезинфицировать квартиру для ребенка.

Когда они позвонили, дверь открыл Нат.

– А вот и вы! – сказал он. – Заходите, заходите! Сегодня он ходил с тростью, но провожая их в спальню, шел быстрой подпрыгивающей походкой.

– Джеймс как раз перекусывает, – бросил он через плечо.

– Нам подождать? – спросила Делия.

– Нет-нет, все – в приличном виде. Бинки, милая, это Ной и Делия.

Бинки сидела, прислонившись к спинке кровати. Одеяло, прикрывавшее ее грудь, загораживало и ребенка, так что видны были только красное маленькое ухо и, пушистые волосы на головке.

– О, вы только посмотрите на него! – прошептала Делия. При виде новорожденных у нее внутри все переворачивалось.

Ной тем временем смотрел куда угодно, только не на младенца. Он стоял, засунув руки в задние карманы, и рассматривал дальний угол спальни, пока Бинки, подмигнув Делии, не спросила:

Хочешь подержать его, Ной?

–Я?

Бинки оторвала ребенка от груди, одновременно прикрываясь одеялом. Глаза малыша были закрыты, и он жалобно причмокивал красиво очерченными, похожими на розовый бутон губами. У него действительно оказались большие ладони, с длинными прозрачными пальцами, которые он прижимал к подбородку.

– Вот, – сказала Бинки, протягивая его Ною. – Просто поддерживай его голову, вот так.