Он прочел ответ по ее лицу.
– Ты здесь счастлива?
Вопрос был неожиданным, и Кэтрин не знала, что на него ответить.
– Я не несчастна, – ответила она наконец.
– Между этими двумя состояниями – большая разница.
– У меня здесь есть то, что мне нужно, – отозвалась она.
Губы его раздвинулись в насмешливой улыбке, но взгляд не был жестким.
– Надеюсь, твои потребности не изменятся так, что у тебя и этого не будет, Кэтрин. – Ее имя непривычно мягко прозвучало в его устах. Но вот он выпрямился, и мимолетная нежность покинула его. – И что ты собираешься делать, когда Сломанная Стрела воспользуется ружьями, которые продаст ему Раск, чтобы еще убивать белых?
На это у нее тоже не было готового ответа.
– Ты будешь искать Раска? – Получив в ответ утвердительный кивок, она сказала почти с отчаянием: – Если бы я знала, куда он направился, я бы тебе сказала, но мне надо было спасать Форда!
Ей вдруг показалось, что она теряет что-то очень дорогое.
Слейд слегка пожал плечами.
– Дело сделано. Я не виню тебя за твой выбор. – Помолчав, он добавил: – Я обычно время от времени заезжаю в форт Ланкастер. Если я тебе понадоблюсь, ты сможешь там меня найти через солдат или рейнджеров. И, кстати, белый торговец Джек Лоусон больше не будет тебя тревожить.
Кэтрин изумленно и с чувством облегчения уставилась на него.
– Он уехал? – Но надежда почти сразу же исчезла. – Он вернется. Если Убивающий Волков умрет, он вернется.
– Не думаю. Я ему за тебя заплатил.
– Ты… что сделал?
Ее недоверие перешло в ужас, когда Слейд медленно ей улыбнулся.
– Я купил тебя у него. – Протянув руку, он прикоснулся к ее лицу. – Ты принадлежишь мне, Кэтрин Беллами. Не забывай об этом.
И вот он уже ушел, и она могла только с бессильным возмущением смотреть ему вслед.
ГЛАВА 12
Когда первый легкий снежок отметил начало зимы, у Убивающего Волков появились первые признаки выздоровления. В этот день человек по имени Луис въехал в лагерь. Он лежал без сознания на шее у лошади, горя в лихорадке. На груди у него нагноилась пулевая рана.
Услышав шум, Кэтрин вышла из вигвама Убивающего Волков. Только этим утром туда принесли его хозяина. Шаман был недоволен, что Убивающий Волков решил перебраться туда. Собирающий Камни ждал, что без его постоянного ухода и заклинаний воин может умереть, и был почти доволен, когда, перебравшись в свой вигвам, Убивающий Волков снова впал в забытье.
Сейчас шаман, окруженный небольшой толпой, стоял и хмуро смотрел на раненого, с трудом державшегося в седле. Жесты индейца говорили яснее слов: он не будет спасать этого техасца.
– Помоги мне, Старая Мать, – сказала Кэтрин, подходя, чтобы снять Луиса с седла. – Мы отнесем его в твой маленький вигвам.
Она не стала обращать внимания на неодобрительный взгляд шамана.
Старая Мать с недовольным видом взялась за ноги раненого, пока Кэтрин поддерживала его плечи. Старухе вовсе не хотелось брать в свой вигвам этого белого. Это было дурно.
Кэтрин вместе со Старой Матерью втащили Луиса внутрь и положили на мягкие бизоньи шкуры. Кэтрин разрезала засаленную кожаную рубашку и обнажила рану, с трудом справляясь с тошнотой. Когда выдубленная кожа рубашки отошла от раны, ей в нос ударил запах гниющей плоти. Девушка беспомощно посмотрела на Старую Мать, которая только пожала плечами.
Кэтрин сжала губы и положила нож на край очага. Когда он раскалился докрасна, она сделала глубокий вдох и посмотрела на старуху:
– Держи его за плечи.
Она вскрыла рану острием ножа. От нервного напряжения на лбу у нее выступили капли пота.
Долгие минуты Старая Мать держала вырывающегося мужчину, пока Кэтрин нажимала на края раны, чтобы выжать весь гной. Потом индианка неохотно помогла Кэтрин набить рану припаркой из трав. Они только-только успели закончить, когда в дверь вигвама заглянула Ива.
– Смелый Язык, Убивающий Волков зовет тебя. Радость так и светилась на лице юной женщины. Кэтрин улыбнулась ей, но неуверенно посмотрела на раненого.
– Ты присмотришь за ним, Старая Мать? Старуха кивнула без особого энтузиазма. Что ей до того, если умрет еще один белый? Их больше, чем саранчи летом, и они так же мешают жить!
Кэтрин нерешительно вошла в вигвам Убивающего Волков и оглянулась, проверяя, идет ли следом Танцующая Ива. Убивающий Волков выглядел несколько окрепшим, и ясный взгляд его свидетельствовал о том, что лихорадка оставила воина. Кэтрин опустилась рядом с ним на колени.
Убивающий Волков долго и внимательно смотрел в ее лицо.
– Это правда. Ты здесь. Я думал, ты была частью болезни.
– Я не сон, принесенный лихорадкой, – ответила она, тронутая этим признанием и приветливым взглядом.
– Много месяцев я искал тебя, но не находил. А теперь ты здесь.
Она поняла вопрос, который он не задал.
– Я узнала, что одному человеку известно, где тебя найти. Я поехала следом.
– Он здесь?
– Нет. Он искал моего брата. Когда он узнал, что мой брат уехал, он не стал оставаться здесь.
– Но ты осталась, – сказал он с глубоким удовлетворением.
Чувства Кэтрин были очень сложными, но она только ответила:
– Да, я осталась.
Они оба умалчивали о матери Шей, но Кэтрин подозревала, что Убивающий Волков горевал, узнав о ее смерти. Он был привязан к своей хрупкой рыжеволосой скво. Они заговорили о Шей, и Убивающий Волков пообещал:
– Когда солнце вновь согреет плоскогорье, она снова вернется к своему народу.
Кэтрин улыбнулась и ничего не ответила. Позже, когда девушка снова вернулась, навестив Луиса, индеец нахмурился:
– Пусть белый умрет. Он ничто.
– Я так не могу, – твердо сказала Кэтрин. Слова Убивающего Волков еще раз напомнили ей, как много их разделяет. Команчи были суровы, потому что вели суровую жизнь. Сильные и здоровые выживали, слабые и больные – нет. Еды всегда было не слишком много, а с появлением белых ее стало остро не хватать. Дикие животные, на которых можно было бы охотиться, бежали от приближающейся цивилизации.
Кэтрин не знала, станет ли она когда-нибудь в душе истинной индианкой, но, даже не соглашаясь с команчами, могла их понять.
Убивающий Волков не стал спорить, но поздно вечером, когда Старая Мать сказала Убивающему Волков, что пришелец умрет, он только пожал плечами:
– Значит, так тому и быть.
Видя его равнодушие, Старая Мать была склонна предоставить умирающему самому бороться со своими демонами. Кэтрин не могла этого сделать.
Старая Мать корила ее, когда она долгими часами обтирала его пылающее тело, вслушиваясь в каждое слово, сказанное в бреду:
– Столько работы, и все для мертвеца.
– Он еще может прийти в себя и говорить, – яростно сказала Кэтрин. – Тогда мне будет неважно, умрет он или выздоровеет.
– Что тебе так хочется услышать?
Кэтрин приостановилась и посмотрела на старую индианку.
– Где мой брат, – тихо ответила она. – Вот что мне необходимо узнать.
Следующим вечером Луис открыл глаза и посмотрел на Кэтрин.
– Я умираю? – спросил он, с трудом двигая потрескавшимися от жара губами.
– Не знаю, – ответила она, не в силах лгать. – Где Форд?
– В форте Колорадо, с остальными. Не считая Джо, Раска и меня. А Джо умер. – Он гадко хохотнул. – Его едят койоты.
– А где тогда Раск?
Он пожал плечами.
– Он не мог дожидаться раненого товарища. Поехал на запад, возможно, в Нью-Мексико. Не знаю.
– Расскажите мне, что произошло.
Она понимала, что бессердечно заставлять раненого говорить, но ничего не могла с собой поделать.
– Проклятая армия. Кавалерийский патруль. Мы даже ничего не делали, но капитан, чтоб он пропал, узнал Раска. – У него вырвался хриплый стон. – Я его убил, но, похоже, он меня тоже.
– Но за Фордом нет никаких преступлений!
Луис слабо ухмыльнулся:
– Дурное общество.
– Отдыхайте, – механически посоветовала Кэтрин. Ей необходимо было время, чтобы осознать услышанное. Освободили ли Форда, когда стало очевидно, что он не совершал преступлений, в которых были виноваты остальные? Она боялась, что это маловероятно. Как сказал Луис, иногда достаточно только оказаться в дурной компании, и человека заклеймят, как преступника, и, возможно, даже повесят. У Кэтрин сжалось сердце. Вдруг Форда уже судили и сочли виновным? Подтвердят ли его спутники, что он не виновен?
Старая Мать вошла в вигвам:
– Он уже умер?
– Остуди для него немного бульона, – сказала к ее явному неудовольствию Кэтрин.
Если только это окажется в ее силах, Луис останется жив, чтобы отвезти ее в форт Колорадо – пусть даже под дулом ружья.
Луису удалось выпить немного бульона, и он еще был в сознании, когда Кэтрин и Старая Мать сняли с него повязку. Запах, исходивший от раны, заставил Старую Мать сморщиться. Кэтрин с трудом решилась посмотреть в лицо Луису. Но он закрыл глаза, и по его смуглому лбу текли ручейки пота. Он понял. Старая Мать попятилась к выходу из вигвама: – Я больше ничего не буду делать для этого мертвеца.
Кэтрин оставила рану незабинтованной и подвинула нож так, чтобы все лезвие оказалось в огне. Выскользнув из вигвама, она увидела, что хлопья снега перестали мягко падать на землю. На небесах высыпали звезды. Скоро Луис впадет в забытье – наполовину сон, наполовину бред. К этому времени лезвие прокалится так сильно, что сожжет плоть, а вместе с нею яд, медленно убивающий его. Тогда у него появится шанс выжить – не очень большой, но это лучше, чем ничего.
Какой-то лесной зверек зашебуршился в кустах неподалеку. Кэтрин закрыла глаза, страстно желая стать сильнее. Как ей нужно было бы иметь рядом человека, на которого она могла рассчитывать! Она знала, что Убивающий Волков будет заботиться о ее физических потребностях. Он убьет бизона, чтобы она могла накормить и одеть дочь и себя. Если на них нападет другое племя, он будет яростно и храбро их защищать. Но Убивающий Волков никогда не сможет понять ее душу. И ему будет неважно, что это тоже ее потребность.
Кэтрин знала: судьба Форда не встревожит Убивающего Волков, и он не станет помогать только потому, что ей это важно. Ему все равно будет Луис жить или умрет, хотя ей не все равно. Она никогда не могла бы сказать ему: «Убивающий Волков, приложи раскаленный нож к его ране, потому что иначе это придется делать мне». Как Старая Мать, он ответил бы: «Пусть белый умирает».
Убивающий Волков был воином команчи. Он до конца своих дней так и будет рисковать жизнью. Смерть не страшит его.
Кэтрин была уверена, что Убивающий Волков неравнодушен к ней, возможно, он даже любит ее, насколько вообще способен любить. Убивающий Волков не ведал, что такое нежность. Кэтрин знала, что если бы Слейд был здесь, то именно его она попросила бы помочь. Эта уверенность ее испугала. Однако нужно было принимать себя такой, какая она есть. Пора ей найти в себе силы хотя бы для этого.
Она собралась с духом, чтобы вернуться в вигвам и сделать то, что необходимо. На первый взгляд, могло показаться, что все осталось по-прежнему, но, подойдя к раненому ближе, она поняла, что это не так. Нож все еще лежал в огне, содержимое котелка кипело. Но преступник по имени Луис больше не дышал с надсадным мучительным хрипом. Яркие ручейки крови стекали по его груди, где рука все еще сжимала рукоять ножа. Она с самого начала видела, что чехол этого похожего на стилет ножа, называемого «арканзасской зубочисткой», был прикреплен к его сапогу, но ей не пришло в голову вынуть нож. Кэтрин не стала прикасаться к Луису, так как было ясно, что он умер, и отправилась рассказать Убивающему Волков о том, что случилось.
– Он отравил мой вигвам, – запричитала Старая Мать, – Я не стану жить с дурным духом!
Кэтрин не стала обращать внимания на ее слова и сказала Убивающему Волков:
– Луиса застрелили солдаты, которые знали, что он – плохой человек. Они взяли моего брата, считая, что он тоже плохой. Я должна ему помочь.
– Нет.
Кэтрин знала, что он будет несгибаем, и не стала его умолять. Но она понимала, чего именно он боится.
– Меня один раз увезли от тебя, и я вернулась. Мне нужно снова уехать, но я опять приеду обратно.
– Ты принадлежишь команчам? Или белым? Кэтрин беспомощно посмотрела на него, не зная, как ответить ему, чтобы он понял.
– Форд – мой брат. Разве ты оставил бы брата умирать?
– Ты – женщина, а не воин. – Убивающий Волков, все еще не оправившийся от раны, устремил взгляд в огонь, отказываясь смотреть на Кэтрин. – Если ты сейчас от меня уедешь, ты для меня больше не существуешь. Твоего имени в этом вигваме больше не произнесут. Спящий Кузнечик будет дочерью Танцующей Ивы.
Танцующая Ива посмотрела на нее с сочувствием. Убивающий Волков объявит всем, что, хотя белая девушка, принадлежавшая к его семье, еще живет, женщина, которую команчи звали Смелый Язык, умерла. Ее оплачут, и в этом вигваме ее имя больше упоминаться не будет. Даже если она снова вернется к ним, ее приравняют к старикам, которых изгоняют, или они сами уходят, если их семьи не решаются этого сделать.
Ее взгляд заставил Кэтрин содрогнуться и, вспомнив старую примету, она подумала: «Кто-то наступил на могилу, в которой Убивающий Волков похоронит память обо мне».
Ива моляще протянула руку:
– Не уходи, Смелый Язык.
Слезы обожгли Кэтрин глаза. Как быстро Ива привязалась к ней!
– Я должна.
Ей хотелось бы сказать, что она вернется, но Убивающий Волков не позволит ей этого сделать. Она не может выдержать испытания на верность его образу жизни.
Кэтрин молча взяла приготовленный Старой Матерью и Ивой парфлеш. В мешке из сыромятной кожи лежали полоски сушеного бизоньего мяса, переслоенные жиром и сушеными плодами кактуса. Когда дичи не станет, она сможет поесть. Ее зимняя одежда, сшитая мехом внутрь, будет достаточно теплой даже в самые сильные холода.
Она повернулась, чтобы взглянуть на Старую Мать, чьи глаза были полны страдания. Старуха удерживала Танцующую Иву, не давая ей кинуться обнимать сестру. Убивающий Волков сказал:
– Смелый Язык умерла.
Ива отвернулась, тихо плача. Убивающий Волков поднял взгляд и посмотрел Кэтрин в глаза, а потом сквозь нее. Она умерла.
Не говоря больше ни слова, Кэтрин вышла из вигвама. Потом снова зашла в маленький вигвам Старой Матери. Мертвый Луис ее не пугал, но она знала, что Убивающий Волков придет в ярость, когда обнаружит, что она забрала и ружье, и пистолет. Справившись с дрожью, она вытащила из груди Луиса нож, вытерла его, положила в чехол и перенесла чехол с его сапога на свой мокасин. Завернув пистолет в кусок шкуры, она спрятала его в седельную сумку Луиса.
Мешок с зарядами она повесила себе на плечи. Все эти вещи были принесены в вигвам вместе с раненым. Что стало с его седлом, Кэтрин не знала.
Вдалеке завыл койот, и Кэтрин с грустью подумала об Убивающем Волков и о своем решении остаться с команчами. Теперь у нее не было выбора. Отбросив сожаления, она быстро прошла к вигваму, стоявшему на краю лагеря, и негромко позвала Болтливую Бобриху.
Когда молодая женщина вышла из своего вигвама, ее знакомое смуглое лицо показалось Кэтрин прекрасным. Она понимала, что, скорее всего, видит ее в последний раз.
При виде того, как одета Кэтрин, ее подруга откровенно удивилась.
– Что ты делаешь, Смелый Язык?
– Я нужна брату. Мне надо ехать.
Молодая женщина тихо прищелкнула языком и покачала головой, так что косы ее взлетели вверх.
– Убивающий Волков позволил это?
– Нет, – печально призналась Кэтрин. – Убивающий Волков сказал, что, если я это сделаю, Смелый Язык будет как умершая.
Болтливая Бобриха в ужасе отступила.
– Ты не должна!
– Я не могу отвернуться от брата, когда он в беде. Убивающий Волков знает это.
– Убивающий Волков – гордый человек, – напомнила ей Болтливая Бобриха. – Он горевал о тебе. Возможно, он так не думает.
– Это уже сделано, – тихо ответила Кэтрин. – Я буду по тебе скучать. Ты была верной подругой: и белой пленной, которой я была, и женщине команчей, которой я стала. Вспоминай обо мне иногда, Болтливая Бобриха, и улыбайся, потому что я буду помнить тебя, и сердце мое будет радоваться тому, что ты жива.
– Я буду думать о тебе, Смелый Язык. – Болтливая Бобриха прощально подняла руку и отвернулась, чтобы скрыть слезы.
Кэтрин сдерживать слез не стала, уходя еще от одного человека, с которым ее связывало прошлое. Сэди была среди лошадей, оставленных неподалеку от лагеря. Кэтрин не отпустила ее с табуном, который отогнали, чтобы он кормился сам.
Снег лежал мягким и чистым покрывалом, светясь белизной даже в этот темный предрассветный час. Она видела бледный дым, поднимавшийся над некоторыми вигвамами. Отвернувшись, она поехала прочь.
ГЛАВА 13
Пряди темно-каштановых волос выскользнули из аккуратного пучка. Ди попыталась нервно заправить их обратно, а потом посмеялась над собой. Подумать только, она, далеко немолодая женщина, нервничает, как девочка перед первым свиданием! Это все Дойл Шанли виноват. Дойл, спокойный и веселый, с уверенным прикосновением, которое зажигало ее так, как это не удавалось еще ни одному мужчине! Даже Форду-старшему – так много лет тому назад.
Это воспоминание стерло с ее лица улыбку, и она подошла к окну посмотреть на земли Форда Беллами. Поблекшие с наступлением зимы поля расплылись перед ее глазами, когда она вспомнила его нежную улыбку в то утро, перед их расставанием. Форд не любил ее, но он был ей благодарен, а она оставалась верна его памяти. Двенадцать лет она заботилась о его землях и его детях. Их жизнь стала ее жизнью. Но Кэтрин выбрала для себя новый и трудный путь, где Ди уже не сможет ни помочь ей, ни защитить ее. А Форду уже пора самому управлять своей фермой.
Дейрдре Маккенна была вправе вести свою собственную жизнь. Она любит мужчину, который хочет на ней жениться, и сегодня она скажет ему «да».
Их чувства стали слишком горячими, и то, что их разделяло, с каждым днем казалось все менее и менее важным. Ни от Форда, ни от Кэтрин известий не было, и Ди не намерена остаток своей жизни сидеть и ждать, не понадобится ли она кому-нибудь, не нужно ли окружающим от нее еще чего-то. На этот раз она намерена подумать о себе.
Она чуть улыбнулась, увидев, как возок Дойла показался на дороге: на холмы только-только начали ложиться сумерки. Возможно, сегодня, после того как она даст согласие стать его женой, она не отправит его домой.
Ди зашла в комнату Шей и разбудила девочку. Если это не сделать, она пропустит ужин, а потом будет плохо спать ночью. Склонившись над кроваткой, она прижалась губами к мягкой и душистой шейке девочки. Шей проснулась с радостным визгом, обеими руками схватив Ди за волосы. Со смехом подхватив малышку на руки, Ди поняла, что так тщательно уложенные пряди опять растрепались.
– Дой? – спросила Шей.
Она согласилась лечь спать только после того, как Ди пообещала ей, что скоро приедет Дойл и проведет с ними весь вечер. Ди улыбнулась, снова порадовавшись тому, как Шей привязалась к любимому ею человеку.
– Да, Дойл здесь.
Он ждал их на кухне, давно отбросив формальности, требовавшие, чтобы он стучал в переднюю дверь и ждал, когда она выйдет и поздоровается с ним на крыльце. Он встал из-за стола и обхватил одной рукой Ди за талию, но вынужден был убрать руку, чтобы подхватить Шей, бросившуюся к нему с рук Ди.
– Осторожнее, постреленок! – сказал он, еле успев поймать девочку.
Шей засмеялась, прижимаясь к его широкой груди.
– Дой! – радостно прочирикала она.
Дойл широко улыбнулся Ди:
– И как сегодня поживали мои девочки?
– Ну, – с некоторой строгостью проговорила Ди, – одна из нас столько безобразничала, что другой почти ничего не удалось сделать.
Взгляд Дойла смягчился, и Ди почувствовала, что к ней относятся, как к сокровищу.
– Ты слишком много работаешь, – сказал он. – У тебя слишком много хлопот с этой фермой.
Ди знала, что он прав. Бен Йейтс стареет, и, хотя Дойл пытается ей помогать, у него есть своя собственная ферма, которой нужно заниматься.
– Я все надеюсь, что Форд вот-вот покажется из-за холма, – призналась Дейрдре. Или Кэтрин. Но Ди не стала упоминать о Кэтрин. Она очень скучала по племяннице, но ее пугал тот день, когда Кэтрин, возможно, вернется только для того, чтобы забрать Шей.
Но этот страх она вынуждена прятать. Одно упоминание о такой возможности приводило Дойла в ярость.
Отразившаяся в ее глазах боль заставила Дойла наклониться к ней и крепко поцеловать в губы. Он любит эту женщину так, как никогда в жизни никого не любил. Ее боль он чувствовал, как свою. Зная, чем именно вызваны ее переживания, он не стал об этом говорить вслух. Они чуть однажды всерьез не поссорились, когда он сказал, что Кэтрин Беллами не увезет ее дочь к дикарям. Он до сих пор не забыл муки в ее голосе, когда она ответила: «Шей не моя дочь, Дойл. Она дочь Кэтрин. Если Кэтрин приедет, я не буду воевать с ней из-за ее ребенка».
И Дойл, который любил Ди так сильно, что не хотел ее ранить, больше ничего не стал говорить. Но он не считал вопрос решенным. Никоим образом.
Пока он перевел разговор на нечто менее неприятное, но не менее важное для него:
– Если бы ты только приняла мое предложение, я смог бы нанять помощника Бену Йейтсу, и ты уже не могла бы сказать мне, что этого делать не годится.
К его изумлению, Ди не отделалась от него по обыкновению шуткой. В ее взгляде появилось какое-то незнакомое Дойлу выражение, когда она ответила:
– А если бы ты, Дойл Шанли, еще раз сделал мне предложение, то я, может быть, тебе и не отказала бы.
Дойл медленно поставил Шей на пол, не замечая, что она негромко протестует.
– Дейрдре? – хрипло спросил он.
В глазах ее блеснули слезы, но она ничего не сказала.
Чувствуя себя таким неловким, словно вдруг превратился в вола, Дойл положил руки ей на плечи и притянул к себе. Ее теплый аромат ударил ему в голову, а прикосновение мучительно возбудило его.
– Дейрдре Маккенна, ты станешь моей женой?
– Да, – ответила она с чуть слышным счастливым вздохом.
К ее изумлению и возмущению Шей, Дойл издал громкий возглас торжества, от которого сотрясся потолок их небольшого домика. А потом он страстно поцеловал Ди в губы. Отдаваясь его поцелую, Ди еще раз уверилась, что приняла правильное решение.
ГЛАВА 14
Уже не в первый раз ружье сильно ударило Сэди в бок, заставив норовистую лошадку шарахнуться. Кэтрин негромко чертыхнулась и быстро напомнила ей, кто здесь командует. Ружье же с самого начала оказалось ужасной обузой. У Кэтрин не было седла, а следовательно, и седельного чехла, так что ей приходилось держать ружье в руке. Она пыталась пристроить его под мышку, но и так тоже было неудобно.
Мрачно глядя на досаждавшее ей ружье, Кэтрин поняла, что оно однозарядное. Зато в другой руке у нее был револьвер – оружие очень ценное и гораздо менее обременительное. Ружье было заряжено, Кэтрин решила, что истратит этот заряд на то, чтобы добыть ужин, а потом выбросит ружье.
Первые утренние лучи уже коснулись встававших впереди вершин, но с наступлением утра настроение Кэтрин не улучшилось. Хотя она и не могла не броситься на помощь Форду, все же ее не оставляла мысль о том, что, уехав, она сожгла за собой корабли. Никто из племени ее не примет после того, как военный предводитель отрекся от нее. Она еще раз выбрала собственный путь, не зная, правильный он или нет. Но в глубине души Кэтрин испытывала облегчение. Сердце подсказывало ей, что она никогда не была бы счастлива, стань она женщиной Убивающего Волков.
Когда Форд окажется в безопасности, тогда она сможет подумать о своем будущем. Она по-прежнему была полна решимости не оставлять Шей среди фанатиков и лицемеров Нью-Браунфелса, однако теперь ей уже совсем трудно было сказать, где она с дочерью могла найти приют.
Неожиданно Сэди шарахнулась от быстро прыгающего кролика. Радуясь возможности отвлечься от грустных мыслей, Кэтрин остановила лошадь и осторожно подняла ружье.
Спустя некоторое время, остановившись в ореховой роще у полноводного ручья, девушка зажарила кролика над крошечным, но жарким костерком, который развела в небольшом углублении, и съела все до последнего кусочка. Она знала, что не может терять время, но ей необходимо было тепло, которое мог подарить только сытый желудок. Снег северных равнин остался позади, но воздух был все таким же ледяным. Даже в одежде из бизоньих шкур она все равно замерзала.
Прежде чем развеять золу от костра, Кэтрин долго колотила ружьем о промерзшую землю, пока не убедилась, что оно окончательно испорчено. Хотя ей и жаль было портить оружие, она решила, что так будет лучше. Потом девушка снова села на лошадь и поехала дальше.
Подсознательно Кэтрин давно знала, что ей надо будет сделать. Она не могла появиться в лагере Колорадо в индейской одежде. Солдаты сочтут индианку своей добычей, а Кэтрин слишком хорошо помнила, как они обращались с команчами. Тем скво, которых жестоко насиловали и безжалостно избивали, еще повезло. Но даже если с ней не обойдутся плохо, всерьез ее не примут.
Нет, сама она Форду помочь не сумеет, а вот Слейд смог бы. Сжав зубы, мучимая сомнениями, она направила лошадь на юго-запад, к форту Ланкастер. Он был дальше, гораздо дальше, и Кэтрин старалась наверстать время. Она не давала отдыха ни себе, ни Сэди. Она питалась той немногочисленной дичью, которую ей удавалось подстрелить, и мясом, плодами кактуса и бизоньим жиром из парфлеша. Сэди жила на коре, содранной с деревьев, а когда они проехали дальше на юг, на остатках жесткой прошлогодней травы.
Кэтрин быстро ехала все дальше и дальше на юго-запад, а мысли ее свободно текли, непрестанно возвращаясь при этом к Слейду, что сильно ее тревожило.
– Лучше бы ты думала о тех проблемах, что есть, а не создавала новые, – пробормотала она вслух, заставив Сэди беспокойно повести ушами.
Между тем дни становились все теплее, хотя по ночам Кэтрин по-прежнему радовалась своей меховой одежде.
И вот однажды вечером она увидела дома, которые, как она надеялась, должны были принадлежать форту Ланкастер. Кэтрин никогда прежде не была здесь, но она знала приблизительное местоположение большинства фортов, которыми была помечена вся территория Техаса.
Кэтрин не была настолько глупа, чтобы въехать прямо в форт. Сама ее внешность заставила бы заподозрить, что она, если и не Кэтрин Беллами, скво Убивающего Волков, то, по крайней мере, белая, изменившая своим. Всю ночь моросил дождь, и Кэтрин промокла и не выспалась. Пока еще не рассвело, Кэтрин подкралась к одному из хуторов, окружавших форт. Из кирпичной трубы дома поднимался дым, запах вкусной пищи дразнил голодную Кэтрин.
Время шло невероятно, мучительно медленно. Наконец она увидела, как из дома вышел мужчина, прошел к сараю, запряг лошадей и направился на дальние поля. Кэтрин видны были груды хвороста и камней там, где он расчищал новый участок, который распашет весной. Потом вышла женщина, неся в одной руке корзинку для яиц, а в другой – ведро с кормом. Серый рассвет приглушил синий цвет ее накидки, черты лица были еще неразличимы, так что нельзя было понять, старая это женщина или молодая. Однако держалась она прямо и шла энергично.
Дожидаясь, пока она закончит свои утренние дела, Кэтрин всматривалась в горизонт. Она пряталась в небольшой канавке под раскидистым дубом с голыми ветвями. За полурасчищенным полем был виден силуэт форта Ланкастер, а еще дальше – пологие холмы мягко поднимались вверх, чтобы прикоснуться к светлеющему небу. Вокруг нее прерия была пустой и пожухлой, но она легко могла представить себе, какой эта местность будет всего через несколько месяцев, когда цветы прерии – васильки, душистый горошек, горные гвоздики и маргаритки – начнут цвести. В первые несколько весенних дней их пятна расцветят бледную траву прерий, напомнив радугу на умытом дождем небе.
Женщина вернулась в дом с яйцами и пустым ведром, но Кэтрин продолжала ждать. Терпение ее было вознаграждено: вскоре женщина вышла снова, на этот раз с девочкой лет семи-восьми и младенцем на руках. Кэтрин смотрела, как они идут через поля, направляясь к мужчине. Потом она бесшумно прокралась, чтобы проверить, по-прежнему ли надежно привязана Сэди, а потом скользнула к дому.
Дом оказался сложенным из необожженного кирпича: две комнаты, а между ними открытый коридор. Кэтрин неприятно было даже думать о том, что надо будет войти в чужой дом, вторгнуться а жизнь незнакомых людей. Взглянув в открытый проход, она с огромным облегчением поняла, что можно не делать этого. Там было развешено белье после стирки – вероятно, еще со вчерашнего дня. Кэтрин прикоснулась к вещам: они уже высохли.
Единственной женской одеждой оказалась белая льняная блузка и плотная шерстяная юбка брусничного цвета. Обе вещи были сшиты просто, но хорошо. Кэтрин взяла их, стараясь подавить чувство вины. Похоже, что хутор зажиточный, а она берет только то, в чем испытывает гораздо большую нужду, чем владельцы этих вещей. Когда-нибудь она найдет способ отплатить им за невольный подарок.
Удача ей не изменила: никем не замеченная, она вернулась, отвязала кобылу и стремительно поскакала туда, где у небольшого ручья кусты образовали естественное убежище. Там Кэтрин снова привязала кобылу и разделась, стараясь не обращать внимания на ледяной ветер. Посиневшее от холода тело мгновенно покрылось гусиной кожей, пока Кэтрин переодевалась в одежду белой женщины. Девушка почувствовала себя скованной: воротник сдавил шею, пояс юбки казался слишком тесным. Если бы трудная дорога не заставила похудеть ее и без того стройное тело, Кэтрин, наверное, вообще не смогла бы застегнуть юбку.
Одевшись, она с тоской посмотрела на ручей, но решилась только на то, чтобы вымыть руки и лицо обжигающе холодной водой.
Скатав платье, которое сшили они с Танцующей Ивой, Кэтрин спрятала его в седельную сумку Луиса. Чтобы освободить место, ей пришлось вынуть оттуда его запасную рубаху и брюки и без колебаний выбросить. Возможно, их найдет муж той женщины, чью одежду она украла: так она хоть отчасти за нее расплатится.
