Пожар над Техасом

      Девушка, сидевшая у огня, была юная и хорошенькая. Ее тонкие пальцы деловито расшивали бусинами кожаную рубашку. При их появлении девушка смущенно улыбнулась.
      Старая Мать наблюдала за Кэтрин с незлым интересом.
      – Это моя новая дочь, Танцующая Ива. Когда Убивающий Волков вернется домой, ты перейдешь в мой маленький вигвам, Смелый Язык.
      Кэтрин вспомнила Форда, гадая, почему он не сказал ей о новой жене Убивающего Волков.
      – Добро пожаловать, Смелый Язык. – Голос у Ивы был мягким и приветливым. – Садись. Готово свежее мясо.
      Пока Кэтрин ела оленину и слушала, как девушка негромко переговаривается со Старой Матерью, она прятала свои чувства, пытаясь в то же время разобраться, что именно испытывает. Она старалась сообразить, сколько Убивающий Волков ждал, прежде чем избрал новую женщину, которая жила бы в его вигваме и делила бы с ним бизонье одеяло. Кэтрин вслушивалась в свое сердце и не находила в нем ревности и обиды даже за Маленькое Перышко. Жизнь сурова, но она продолжается даже после трагедий. Кэтрин не испытала никакого потрясения, только легкое удивление. Удивление от того, что она не сумела предугадать такой возможности, а не от того, что произошло.
      Не огорчило Кэтрин и то, что Старая Мать дала ей понять, что с Убивающим Волков будет спать Танцующая Ива, а не Кэтрин. Она призналась себе, что юное обожание, с которым она относилась к Убивающему Волков, исчезло. Ей нужна была только его защита ради дочери. А сама Кэтрин искала спокойствия, которое можно было найти только прибившись к какому-то одному берегу.
      Когда Старая Мать заговорила о своей внучке, Спящем Кузнечике, Кэтрин всмотрелась в лицо Ивы. Оно оставалось безмятежным.
      Ива улыбнулась Кэтрин:
      – Скоро Убивающему Волков надо будет кормить еще один рот. – Ее рука прикоснулась к чуть округлившемуся животу. – У Спящего Кузнечика будет брат или сестра.
      Кэтрин тоже ответила улыбкой:
      – Хорошо, когда у воина много детей.
      Она испытывала только чувство облегчения из-за того, что Танцующая Ива не видит в ней соперницу. Кэтрин не нужны ссоры ни с кем, а в особенности с женщиной, с которой она будет вынуждена жить в такой близости.
      В течение следующего дня Кэтрин познакомилась со всеми переменами, которые произошли в вигваме Убивающего Волков. Самая очевидная – Танцующая Ива – повлекла за собой другие. Когда он женился на ней, он взял на себя заботу о ее семье. Ее отец был убит, когда пытался отомстить белым солдатам за дочь и маленького сына, которых потерял у Стоун Крик. Оставшийся в живых старший мальчик был еще очень юн, хотя обещал стать прекрасным охотником. Пока мать и брат Ивы поставили свой вигвам рядом с жилищем Убивающего Волков и прислушивались к его советам. Позже, когда мальчик вырастет и женится, его мать перейдет жить к своей дочери.
      Вполне естественно между матерью Убивающего Волков и его женами установились непринужденно-дружеские отношения. Теперь Старая Мать обращалась с Кэтрин, как с равной, а Ива была слишком послушной и хорошо обученной, чтобы заслуживать резкие выволочки почтенной главы семейства. Она сильно напоминала Кэтрин Маленькое Перышко и любила Убивающего Волков так же беззаветно, как когда-то Джин.
      Все три женщины целый день работали над одеждой для Кэтрин. Ива приложила к ней мягкую кожу, и Кэтрин с улыбкой смотрела, как Старая Мать прикидывает то так, то этак, прежде чем разметить кожу обожженной на костре палочкой.
      – Я выкрою кожу, – объявила Старая Мать, уверенная в том, что у молодых это так хорошо не получится.
      – А я разошью ее бусинами. – Мягкий голос Танцующей Ивы скорее спрашивал, чем утверждал.
      Кэтрин уже видела образцы работы Ивы и знала, что сама ничего подобного сделать не смогла бы. К сожалению, это означало, что самой Кэтрин придется взять на себя почти все шитье. Она подавила вздох, все еще опасаясь в душе, что при малейшем намеке на лень Старая Мать вытащит розги.
      Но та тем временем сделала мокасины, которые закрыли ноги Кэтрин почти до колен.
      К концу дня костюм был готов, и Кэтрин встала перед матерью и женой Убиваюшего Волков, расправляя руками платье. Теперь она уже начала чувствовать себя настоящей индианкой. По расплывшемуся в одобрительной улыбке лицу Старой Матери она поняла, что выглядит так, как подобает.
      Испытывая легкое сожаление, она аккуратно сложила брюки и рубашку, готовясь их убрать, однако не удивилась и подавила возглас протеста, когда Старая Мать схватила их и бросила в огонь.
      Ива нежно дотронулась до плеча Кэтрин:
      – Я заплету тебе косы.
      Кэтрин кивнула и опустилась на колени перед юной женщиной. Ива заплела ей косы, робко восхищаясь светло-золотыми прядями, которые она перевязала кожаными ремешками.
      – Они такого же цвета, как трава в прериях, когда ее только касается утреннее солнце.
      Кэтрин понимала, что этот цвет подчеркивает ее непохожесть, но не могла об этом искренне жалеть. Хотя она и рада была принадлежать к племени команчей, но совершенно терять свою индивидуальность не хотела.
      Танцующая Ива только-только успела заплести ей косы, когда Кэтрин услышала, как Болтливая Бобриха окликает ее снаружи вигвама:
      – Приходи посмотреть на это! Пожалуйста, приходи, Смелый Язык!
      Кэтрин взглянула на Старую Мать, потому что знала: им предстоит еще много дел.
      – Ну, так иди, – с показной раздражительностью разрешила Старая Мать. – Иначе ты не будешь работать как следует. Но возвращайся побыстрее.
      Кэтрин и Болтливая Бобриха прошли почти на другой конец лагеря, где у своего вигвама сидел старик. Он был очень стар, и кожа его напоминала сушеную сливу. Перед ним лежала небольшая шкура – возможно, от молодого оленя – натянутая на раму из палочек. Он изображал какую-то историю, рисуя маленькие картинки. Красками ему служила глина всевозможных оттенков.
      Кэтрин внимательно вгляделась в символы, и постепенно история стала ей понятна. Она вызвала у девушки смешанные чувства. Это был рассказ о ней и Убивающем Волков. Первая картинка изображала налет на ферму Пирсонов, на второй Кэтрин прижимала к себе дочь Убивающего Волков, а на заднем плане лежала Маленькое Перышко. Дальше шло убийство у Стоун Крик. Потом было несколько кровавых сцен: Убивающий Волков мстит поселенцам. И, наконец, возвращение Кэтрин в лагерь. Фигурки были примитивные, грубые, но очень выразительные. На всех этих рисунках Кэтрин была изображена в платье из белой кожи и с распущенными светлыми волосами.
      Ее смутил самый последний рисунок. Она стояла, протянув руки к лагерю команчей. Платье на ней было коричневое, кожа коричневая. Даже волосы старик нарисовал заплетенными в косы – и раскрасил коричневой глиной.
      Кэтрин заглянула в глаза Болтливой Бобрихе, увидела в них возбуждение и радость и заставила себя улыбнуться, не показывая душевного смятения.
      – Для меня это честь, – сказала она подруге и старику.
      Но, вернувшись к Старой Матери, Кэтрин призналась себе, что ее наполняет тревога. Она вспомнила слова Форда и подумала о Слейде, который сказал ей, что она пытается бежать.
      В серебряном небе садилось солнце, тучи с каждым часом становились все чернее. Холод проникал даже сквозь самую теплую одежду. Старая Мать приказала девушкам немедленно пойти за хворостом и набрать его побольше, чтобы хватило на тот случай, если погода совсем испортится и чтобы было тепло не только в вигваме Убивающего Волков, но и у Старой Матери и матери Ивы.
      Девушки отошли совсем недалеко от лагеря, идя вдоль ручья, когда им преградил дорогу Уродина Джек. Его огромная лохматая фигура напомнила Кэтрин гигантского бурого медведя.
      Его внезапное появление заставило Танцующую Иву испуганно ахнуть, но Кэтрин смело встретила его взгляд.
      – Дай нам пройти. Уродина Джек нахмурился:
      – Удобно устраиваемся, а, маленькая мисс? Кэтрин вздернула подбородок, решив, что не даст себя запугать.
      – Как член семьи Убивающего Волков, я принадлежу к племени.
      – Если ты ему нужна, – прорычал он.
      Кэтрин медленно улыбнулась, не испугавшись его намека.
      – Меня не тревожит, как Убивающий Волков поступит, когда вернется. А тебя?
      Он резко отвернулся, ничего не ответив, и улыбка ее стала шире. Итак, знаменитый белый торговец боится. Прекрасно. Танцующая Ива встревоженно смотрела ему вслед, и Кэтрин прикоснулась к ее руке.
      – Все в порядке, Ива. Пойдем.
      Они уже возвращались к вигваму с большими охапками сучьев и веток, когда Танцующая Ива радостно вскрикнула:
      – Это Убивающий Волков!
      Кэтрин проследила за направлением ее взгляда.
      По крутой тропинке спускалось восемь лошадей. Их головы и хвосты были раскрашены такой же красной краской, которой были проведены полосы на телах воинов и выкрашена часть их волос. Равнодушные к холоду, их намазанные жиром тела были обнажены и блестели в лучах заходящего солнца. На трех лошадях были пленные: две юные девушки и совсем маленький мальчик. Мексиканцы.
      Кэтрин не могла издали разглядеть лиц детей, но их плечики ссутулились от горя, отчаяния и усталости. Сейчас она сочувствовала их страданиям, вспоминая свои собственные, но она знала, что жить детям здесь будет нетрудно. Их примут к себе семьи, которые потеряли своих ребятишек после Стоун Крик. С ними будут обращаться точно так же, как с родными детьми команчей. Они привыкнут и со временем научатся быть счастливыми. В конце концов, они забудут, что когда-то были здесь чужими.
      Впереди всех ехал Убивающий Волков. Он гордо держал свое боевое копье, но даже на таком расстоянии Кэтрин поняла: что-то не так. Похоже было, что Ива не замечает ничего необычного: она побежала вперед, обогнав Кэтрин, и приостановилась только, чтобы сложить у вигвама хворост. Не взирая на дурные предчувствия, Кэтрин не смогла сдержать улыбки, глядя, как Ива, несмотря на радостное волнение, не могла забыть о своем долге. Шаги самой Кэтрин тоже были поспешными, но она не пошла встречать возвращающихся воинов. Она стала ждать в вигваме Убивающего Волков.
      Когда все бывало благополучно, возвращающиеся воины сначала шли в совет, где рассказывали о том, как они сражались: каждый хвастался своими подвигами и успехами товарищей, пока все события, и важные, и малозначительные, не были рассказаны и поняты. Кэтрин знала, что воину положено рассказывать о совершенных им храбрых поступках, потому что это внушает уверенность всему племени и служит школой для юных.
      Не находя себе места, Кэтрин осторожно пересмотрела все вещи Убивающего Волков, пока не нашла его гребень. Он удобно лег ей в руку. В конце дня Убивающего Волков всегда успокаивало, когда она расчесывала ему волосы. Он часто говорил ей, что тогда к нему приходили легкие и ясные мысли. А потом он взял себе в жены Маленькое Перышко, и это она стала успокаивать мысли Убивающего Волков.
      Кэтрин резко повернулась и положила гребень на место. Теперь эта роль принадлежит Танцующей Иве, а не ей. Она сейчас не могла бы объяснить, что именно чувствует.
      Старая Мать вошла в вигвам: двигалась она медленно, и лицо у нее осунулось от тревоги.
      – Идем, Смелый Язык. Убивающий Волков хочет видеть тебя сейчас.
      Кэтрин пошла следом, ни о чем не спрашивая. Убивающий Волков лежал в вигваме шамана. Последние его силы ушли на то, чтобы въехать в лагерь победителем. Он не допустил, чтобы его внесли в лагерь. Носилки для стариков. Кэтрин почти слышала, как он произносит эти слова.
      Большинство воинов племени собрались вокруг вигвама. У них был мрачный вид, и они не обращали внимания на стоны женщин, которые тоже прибежали сюда. Кэтрин посмотрела на мрачные лица и, нагнувшись, вошла внутрь. Там было удушающе жарко. Убивающий Волков лежал на мягкой груде шкур, Ива сидела с ним рядом. Когда она встретилась взглядом с Кэтрин, та прочла в ее глазах безнадежность и отчаяние. Кэтрин подошла ближе, всматриваясь в почти обнаженное тело Убивающего Волков. Рана оказалась низко, в области паха, и выглядела очень плохо.
      Кэтрин опустилась на колени рядом с Убивающим Волков. Глаза у него были закрыты, тело блестело от пота. Кэтрин вдруг поняла, что после столь долгих попыток пробраться к нему, она не знает, что ему сказать. Особенно сейчас.
      Убивающий Волков открыл глаза и посмотрел на нее. Молчание казалось бесконечным.
      – Твой язык наконец замолчал, Смелый Язык? Она разглядела в его глазах улыбку, и вдруг поняла, как по нему соскучилась.
      – Было время, – начала она тихо, – когда я считала, что больше тебя не увижу.
      – Ты думала так, когда солдаты забрали тебя с берегов Стоун Крик?
      Чувствовалось, что каждое слово дается ему с трудом.
      Она кивнула:
      – Когда я убежала от солдат и два или три дня добиралась до нашего лагеря, я нашла там только обугленные рубашки из бизоньей кожи и тела погибших среди деревьев… Тогда я потеряла надежду.
      Глядя на его лицо с высокими скулами, она испытывала боль. Убивающий Волков умирал. Вид у него был прежним, его сильное и гордое лицо индейца-команча не изменилось, и пахло от него все так же – медвежьим жиром, лошадьми и землей. Но еще его окружал аромат смерти.
      Убивающий Волков поднял руку и схватил пальцами одну из кос, лежавшую на ее груди.
      – У них по-прежнему цвет травы прерий? Кэтрин улыбнулась, хотя горло ее болело от сдерживаемых рыданий:
      – Да.
      – А у моей дочери глаза по-прежнему цвета затянутого облаками неба?
      – Такие же серые, как дым, поднимающийся от огня в вигваме, – мягко проговорила она. – Спящий Кузнечик – хорошая и храбрая дочь команчей.
      Убивающий Волков кивнул, и она нежно прикоснулась пальцами к его лбу, жалея, что не смогла вернуться к нему раньше.
      Сжимавшие ее косу пальцы разжались, и Убивающий Волков закрыл глаза. Она протянула руку и сжала его мозолистую ладонь. Рядом с ней тихо скулила Танцующая Ива, и Кэтрин не могла ее утешить. Убивающий Волков жив, но надолго ли?
      Кэтрин вложила руку Убивающего Волков в руку Ивы и приготовилась встать.
      – Убивающий Волков знает о ребенке? Ива покачала головой.
      – Когда он проснется, ты должна сказать ему о ребенке, которого ты ждешь, возможно, о прекрасном воине-команче.
      – Он будет доволен, – безрадостно сказала Ива.
      – Да. – Кэтрин еще раз посмотрела на Убивающего Волков, – Он будет доволен.
 
      На следующее утро оказалось, что Убивающему Волков не стало ни лучше, ни хуже.
      – Собирающий Камни приготовит ему хорошее снадобье, – сказала Старая Мать, стараясь сама себя успокоить. Но Кэтрин не слишком надеялась на старика-шамана, который удалился к себе в вигвам, чтобы читать заклинания и готовить снадобье для лечения.
      Знаком Убивающего Волков был койот, и Собирающий Камни воспользовался этим. Ночью он выследил и убил койота и выскреб ему шкуру, сказав всем, что койот улегся перед ним, чтобы умереть ради Убивающего Волков. Потом он накрыл Убивающего Волков этой шкурой и принялся за заклинания, время от времени встряхивая пустую тыкву, в которой гремели зубы койота. И все равно лихорадка не отпускала Убивающего Волков.
      Кэтрин держала его за руку и жалела, что у нее нет для Убивающего Волков настоящего лекарства, хоть и знала, что добровольно он ни за что бы его не принял. Убивающий Волков не верил, что от белых может исходить что-то хорошее. Кэтрин припомнила, как один раз, когда они переезжали из лагеря в лагерь, они проехали мимо брошенного форта, и Убивающий Волков сказал:
      – Я не понимаю этих людей, Смелый Язык. Они трудятся, как муравьи, чтобы построить свои дома, но, когда они уезжают, их труд превращается в ничто. Вигвамы годятся для любого лагеря.
      Кэтрин серьезно обдумала его слова, прежде чем ответить. Слова Убивающего Волков часто скрывали более глубокий смысл.
      – Когда белый человек строит, он не планирует уезжать. Он делает крепкое жилище для защиты от непогоды, так что, когда льют дожди и дует ветер, работу не приходится начинать заново. Они строят надолго.
      В ее словах прозвучало чуть заметное предостережение.
      Его смуглая рука блеснула на солнце, когда он широким жестом обвел глинобитные стены:
      – Дома из грязи рушатся.
      – Нет так быстро, как истираются бизоньи шкуры на наших вигвамах.
      – Если он строит надолго, тогда почему он уезжает из земли белых людей, где утром встает солнце? Зачем он приезжает сюда?
      Убивающий Волков говорил гневно.
      – Земля на востоке кажется маленькой, потому что белых становится все больше. Эти прерии такие огромные – им кажется, что места здесь много, и они приезжают.
      – Много места для белых людей, – резко отозвался Убивающий Волков. – Они хотят, чтобы наш народ оставил эту землю, которая была нашей с тех давних пор, о которых рассказывают нам старейшины. А что произойдет, когда их станет еще больше, и этой земли им тоже не хватит? – Наступило неожиданное, напряженное молчание, а потом Убивающий Волков тихо сказал: – Нет, Смелый Язык, здесь для них нет места. Наш народ должен прогнать их, пока не поздно.
      Кэтрин закрыла глаза, вспоминая его гнев. Нет, Убивающий Волков не принял бы лекарства белого человека.
      Старая Мать дотронулась до плеча Кэтрин, прервав ее мысли.
      – Уведи отсюда Танцующую Иву. Не годится, чтобы сын видел отца в таком состоянии.
      Кэтрин не стала спорить с предрассудками старухи, а Ива не стала спрашивать, почему Кэтрин настаивает, чтобы они прошли к краю каньона, где стены уходили круто вверх слоями многоцветной глины. Но они не стали далеко удаляться от вигвама, где лежал Убивающий Волков. Обе молчали в страхе и горе, но печаль Кэтрин была окрашена чувством вины. Ей не хотелось, чтобы Убивающий Волков умер, но с каждым часом, проведенным среди каманчей, она все яснее понимала, как отдалилась от них за этот год. И она совершенно не знала, что делать ей с этим новым ощущением.
      Кэтрин все равно была уверена, что здесь Шей ждет лучшая жизнь, здесь девочку будут горячо любить, и не только родные, но и все племя. Здесь ей будет лучше, чем в Нью-Браунфелсе, где она была бы парией.
      Ее мрачные раздумья прервала Ива, крепко сжав ее запястье. Кэтрин проследила за направлением ее взгляда, и сердце у нее оборвалось: в лагерь въезжали Слейд и его напарник.
      За двумя мужчинами наблюдали с опасливым интересом, но, поскольку их ружья оставались в чехлах, а в руках не было ничего, кроме поводьев, их только окружили, позволяя ехать дальше. Конечно, Слейд был прав: кавалерийский отряд атаковали бы мгновенно.
      Кэтрин знала, что Слейд не опасается, как бы добыча не улизнула при его приближении. Он должен знать, что она опередила его, и что Раск, как и Форд, давно бежали. Наблюдая за ним из укрытия в виде небольшой рощицы, она гадала, почему он так сильно от нее отстал.
      Ива беспокойно шевельнулась рядом:
      – Я боюсь.
      – Не бойся.
      Кэтрин не осудила Танцующую Иву за ее страх перед белыми.
      – Когда раньше приезжали солдаты, они убивали. – В ее голосе звучал неподдельный ужас, и слова ее заставили Кэтрин вспомнить картины, которые она предпочла бы забыть.
      – Это не солдаты, – резко сказала она, а потом добавила уже мягче: – и потом, Ива, их только двое против всех наших воинов. И, видишь, они спрятали свое оружие. Они здесь не для того, чтобы убивать и причинять вред.
      – Все равно, я пойду и найду Старую Мать. Пожалуйста, пойдем, Смелый Язык: вдвоем мы будем в безопасности.
      – Позже, – вздохнула Кэтрин, жалея, что Ива не поверила ей. – Я приду позже.
      Глядя вслед поспешно удаляющейся Иве, Кэтрин снова подумала о том, как эта юная женщина подходит Убивающему Волков: тихая, послушная, ласковая. Кэтрин знала, что никогда не смогла бы быть такой.
      Видя, как Слейд и Джеб ныряют в вигвам Сломанной Стрелы, она изумилась мыслям, на которых себя поймала. Она думала, сильно ли Слейд рассердился на ее поступок. И не потерял ли он уважение к женщине, которая решилась помогать брату вопреки требованиям правосудия. Но больше всего она хотела бы понять, почему именно это так ее волнует.
      Совсем пав духом, она набрала охапку хвороста и отнесла его к маленькому вигваму Старой Матери. Вполне вероятно Старая Мать горела желанием поговорить о приезжих. Она презрительно отзывалась о двух белых, считая, очевидно, что Кэтрин эти слова не должны показаться обидными.
      – Эти рейнджеры говорят Сломанной Стреле, что их главный вождь сердится на нас. Они говорят, что нам не надо иметь дела с этими людьми, которых они называют преступниками.
      Старая Мать оторвала взгляд от котелка, в котором готовила еду.
      Кэтрин спрятала улыбку, представив себе, как женщины толпились вокруг вигвама, в котором собрались мужчины, и пытались расслышать получше, что там происходит.
      – Сломанная Стрела сказал, и другие тоже, что нас не тревожит гнев белого вождя. Он для нас не больше, чем ветер от крыла ястреба.
      – Разрешат ли этим белым остаться? – Кэтрин наклонилась над орехами, которые колола, надеясь, что Старая Мать воспримет ее вопрос только как вежливый интерес к ее словам.
      – Сломанная Стрела разрешит им остаться, – призналась та, – но Сломанная Стрела – стареющий воин. Он прожил хорошую жизнь, но его время приходит к концу.
      Кэтрин впервые услышала такое о вожде их племени, и эти слова ее потрясли. Она и сама заметила, что Сломанная Стрела сильно постарел. Но то, что это видели воины, привело ее в отчаяние. Кэтрин понимала, что Старая Мать просто повторяет слова, слышанные от мужчин.
      Ива вошла в вигвам и робко подползла к огню.
      – Мне кажется, Убивающий Волков окреп, – сказала она, однако слова ее прозвучали, скорее, как пожелание.
      Ночью старшая жена Сломанной Стрелы вызвала Кэтрин к нему в вигвам. Вождь невозмутимо сидел перед очагом, не замечая жара пламени. Казалось, Стрела не обратил внимания на появление Кэтрин, и она, отступив в темноту, села и стала ждать.
      Прошли долгие минуты, и у входа в вигвам возник силуэт мужчины. Вошел Слейд и уселся напротив Сломанной Стрелы в точно такой же позе: ноги сложены по-турецки, спина прямая, руки свободны. Кэтрин решила, что он не видит ее позади Сломанной Стрелы.
      После того как Сломанная Стрела отрывисто его приветствовал, Слейд, запинаясь, произнес на языке команчей:
      – Ты знаешь, почему я здесь.
      – Знаю, – ответил Сломанная Стрела. – Ты хочешь произнести такие же слова, какие говорил и раньше.
      – Техасцы хотят мира со Сломанной Стрелой. Я снова спрашиваю: что на это скажет Сломанная Стрела?
      – То же самое, что говорил на совете. Техасцы слишком поздно захотели мира. У нас был мир, и они его уничтожили.
      – Сломанной Стреле изменяет память. Пять лет тому назад команчи напали на ферму и похитили оттуда двух белых девочек и одного мальчика. Среди них была Кэтрин Беллами. Вы назвали ее Смелый Язык.
      При этих словах и Кэтрин, и Сломанная Стрела напряглись. Потом он сказал:
      – Когда-то все прерии Техаса принадлежали нашему народу. Теперь белые поселенцы называют их своими. И мы совершаем на них набеги, чтобы предупредить поселенцев, что они подошли слишком близко и берут слишком много.
      – Набеги Убивающего Волков весь прошлый год были из мести.
      Сверкнув глазами, Сломанная Стрела кивнул.
      – У Стоун Крик техасцы убили многих. Убивающий Волков хочет отмщения.
      – Пролилось больше, чем достаточно крови, чтобы оплатить ту, у Стоун Крик. К тому же вы убиваете поселенцев, а у Стоун Крик стреляли не они, а солдаты. И их наказали.
      Слейд с трудом подбирал слова, и Сломанная Стрела сделал знак Кэтрин. Она увидела, что Слейд нахмурился, увидев ее. Теперь она поняла: ей предстоит быть их переводчицей. Она быстро пересказала Сломанной Стреле слова Слейда, и, не задумываясь над тем, что ею движет, немного прибавила аргументов в пользу Слейда.
      Когда она замолчала, Сломанная Стрела хмыкнул.
      – У солдат странная справедливость. Одна для своих, другая для индейцев.
      – Солдат, убивавших у Стоун Крик, наказали, – повторил Слейд.
      – И чего стоят слова техасца? Даже Раску, который клятвенно обещает дружбу и ружья, я не верю.
      – Ружей команчам не будет, только пуля или виселица для Раска.
      Сломанная Стрела ничего не ответил, заметно оскорбившись.
      Слейд вздохнул.
      – Ваши погибшие отмщены. Много поселенцев погибло. Если вы не остановитесь, будут новые неприятности. Правда, погибнет много белых, но команчей погибнет еще больше. Если ты сейчас остановишься, твой народ будет уважать тебя за то, что ты выбрал путь мира.
      Кэтрин опять пришлось переводить некоторые куски его речи.
      – Мы не ищем мира, – презрительно сказал Сломанная Стрела. – Это делают белые. Мы больше говорить не будем.
      Слейд медленно поднялся и посмотрел сначала на Сломанную Стрелу, потом на Кэтрин. Он вышел из вигвама, не сказав больше ни слова, и у Кэтрин заболело сердце из-за его неудачи. Ей было бы легче, если бы команчи перестали воевать с ее народом.
      Наутро Кэтрин чувствовала такую же усталость, с какой накануне опустилась на свою мягкую постель из шкур. Как только первые лучи солнца окрасили небо в розовый цвет, девушка была уже у реки. Рассвет был прохладным и туманным, косы стали влажными. Опустившись на колени, она зачерпнула ладонями холодную воду и плеснула ее на лицо, чтобы прогнать остатки сна. Кэтрин хотелось побыть одной, и она прошла подальше, туда, где ручей впадал в реку.
      Девушка не слышала приближения Слейда, но, когда его рука легла ей на плечо, она догадалась, кто это.
      Она обернулась к нему, а он присел рядом с ней, глядя прямо перед собой, на воду, над поверхностью которой еще стелился прозрачный туман. Кэтрин молча ждала, пока он заговорит.
      – Убивающий Волков может умереть. Она содрогнулась:
      – Знаю.
      – И что ты тогда будешь делать?
      Этот вопрос она задавала себе уже много раз. И так же, как и себе, она не могла ответить и ему.
      Он взглянул на нее, и его жесткий взгляд немного смягчился. Кэтрин почувствовала, что ей стало труднее дышать.
      – Здесь тебе не место, Кэтрин Беллами, – негромко сказал он.
      Она встретила его взгляд прямо, чувствуя, как к ней возвращается прежняя боль.
      – Мне нигде нет места. Теперь. – Она помедлила. – Ты говорил со Сломанной Стрелой о мире. Спасибо.
      – Я выполнял приказ, – ответил он невыразительно. Когда она ничего на это не сказала, он пожал плечами. – Да, я говорил. И мне даже кажется, что он слушал. Немного. Вероятно, даже мало – и слишком поздно.
      – Большинство его воинов вообще не стали бы тебя слушать. Ты – белый, и, еще хуже – ты в армии.
      – Да, я здесь, чтобы говорить от имени армии, – согласился он. – Если бы воины Сломанной Стрелы прекратили свои набеги, армия не стала бы трогать земли команчей.
      – Он никогда на это не согласится, если останется жив Убивающий Волков. – Кэтрин словно размышляла вслух, наблюдая за Слейдом, но выражение его лица не изменилось. – И чего стоят ваши обещания? Если бы армия с самого начала оставила в покое земли команчей, у Убивающего Волков и остальных не было бы причины для набегов.
      – Смелый Язык. Они хорошо тебя назвали.
      – Я в этом уверена, – едко отозвалась она. Он резко переменил тему разговора:
      – Твой друг Харрис поджег постоялый двор Бака в ту ночь, когда ты уехала.
      Затаив дыхание, она всмотрелась в него. На его запястьях под рукавами кожаной рубашки были свежие шрамы, волосы на руках подпалились. Она перевела взгляд на его суровое лицо.
      – Никто не погиб, – ответил он на ее взгляд. – По крайней мере, во время пожара.
      Она снова смогла вздохнуть. Она боялась задать ему этот вопрос, помня доброту Берди. Кэтрин вспомнила улыбку на лице Харриса, когда он схватил ее. А поджигая дом, он тоже улыбался? Ее потрясло его желание погубить всех в том пожаре. Откуда в нем такая жестокость? Ей было жаль Берди и Бака, которых лишил всего человек, у которого даже не было причины желать им зла.
      – Харриса поймали?
      – И повесили.
      Кэтрин завороженно уставилась на руки Слейда. Она была уверена, что именно он набросил веревку Харрису на шею.
      – Вы поэтому так от меня отстали? А я-то не могла понять, в чем дело.
      Он встретил ее вопросительный взгляд.
      – Я думал, ты осталась в горящем доме. Джебу пришлось на меня сесть, чтобы не дать мне кинуться за тобой.
      Удивительное дело – у нее на глазах выступили слезы. Значит, Слейду было не все равно, значит, он даже рисковал ради нее жизнью? Почему?
      – А потом Бак выпустил лошадей, на тот случай, если огонь перекинется на сарай, и увидел, что твоя кобыла исчезла. Было нетрудно догадаться, куда ты направилась.
      Он чуть заметно усмехнулся.
      – Я слышала твой разговор с напарником, – призналась она. – Ты сказал, что, скорее всего, Сломанная Стрела устроит зимний лагерь здесь, у Пало Дуро. Мне надо было предостеречь брата.
      – А теперь, когда ты это сделала, и он уехал, что теперь? Ты – не индианка, и зовут тебя не Смелый Язык. Ты – Кэтрин Беллами, жительница Техаса, но не дочь племени команчей. – Слейд протянул ей руку, и очень медленно она вложила в нее свои пальцы. Рука у нее не была женственно-мягкой, а такой же смуглой и огрубевшей, как его собственная. – Поедем со мной, – сказал он. – Я отвезу тебя обратно.
      – Обратно? – Она покачала головой. – В Нью-Браунфелсе у меня нет никого, кроме Шей, а ее я скоро заберу сюда, к себе.
      – В Техасе может быть и другая жизнь, ты просто ее пока не видела. И люди, с которыми пока не встретилась.
      – Почему? – напрямик спросила она. – Почему тебе важно, кто я? И кем я буду?
      Он посмотрел на нее оценивающим взглядом. Высокая привлекательная девушка с четкими чертами лица. Женственная и в то же время самостоятельная. Ее трудно будет забыть – труднее, чем настоящих красавиц. Такая женщина будет ехать верхом рядом со своим мужчиной, поддержит его в тяжелый момент, будет спать с ним, – может, подарит ему сыновей.
      – Потому что я хочу тебя, – честно ответил он.
      Она взвесила собственные чувства: сильное влечение, которое испытывала к этому человеку, свое двойственное отношение к жизни, которая ждет ее среди команчей, свою любовь к Шей… Шей.