Где обитает любовь

Яростный вопль северных уэльсцев вдруг отразился от скал многоголосым эхом.

Дикари спрыгивали с деревьев, будто с неба, обрушивались на боевых коней, от холки до крупа защищенных стальными латами, валили наземь рыцарей и добирались кинжалами до щели между шлемом и кольчугой, пронзая шейную артерию.

А английские рыцари дергали конечностями, как опрокинутые на спину жуки, взывали о помощи и потом захлебывались собственной кровью.

Ричард в ярости сжал кулаки. Воспоминание о вчерашней неудаче было постыдно. Уэльсцы растворились в тумане, который словно по волшебству опустился на лес.

Злоба исказила его красивое, с правильными мужественными чертами лицо. Высокие скулы, твердый подбородок, чувственные, но волевые губы — все могло привлечь к нему женщин, если бы не печать гнева, исказившая красивые черты.

Только так он находил выход для своей ярости.

Будь прокляты эти уэльсцы! Казалось, что король Эдуард овладел всеми их твердынями и сомкнул кольцо вокруг последней — Гуиннед. Король соизволил принять изъявления покорности от всех плененных им вельмож, кто предпочел сохранить голову на плечах, и они подползали к нему на коленях и униженно кланялись.

Но почему-то народ отказался признать себя побежденным. И маленькие разбойничьи шайки вдруг возникали из каких-то нор в горах, нападали и скрывались обратно в своих убежищах.

И не так уж малы были потери англичан. Разбойники завладевали оружием и доспехами поверженных рыцарей, а мертвецов оставляли на съедение лисицам и коршунам. Может быть, именно по этой причине неуловимый стервятник взял себе прозвище Рыжий Лис.

Сам Эдуард наделил Ричарда особыми полномочиями и поручил очистить недавно завоеванный край от возмутителей спокойствия. Но как легко отдавать приказы, и как трудно их выполнять.

Неспокойно было на душе у Ричарда Кента. В открытом сражении он бы не щадил своей жизни ради короля, но беспрерывные засады непокорных уэльсцев приводили его в ярость. Нет, еще хуже! Временами его охватывал страх.

— Подожди, Ричард! — раздался голос у него за спиной.

Ричард резко откинулся назад в седле, натянув поводья, остановил коня. Неужели опять какое-то несчастье?

Нет, это был всего лишь его старый друг сэр Жиль Эверли, догонявший его ради какого-то сообщения.

Ричард снял с головы тяжелый шлем, чтобы освежить вспотевшее лицо. Холодный ветерок сразу же стал трепать его светлую, как пшеничное поле, шевелюру.

Жиль тотчас угрюмо посоветовал:

— Лучше прикрой свою голову, дружище. Незачем знать дикарям, наблюдающим за нами из леса, что сам Ричард Кент возглавляет отряд. Боюсь, что они уже натягивают луки и целятся тебе в благородную твою голову.

Ричард, как это ни было ему противно, тут же водрузил шлем обратно.

— Вот так-то лучше, — продолжал Жиль. — Две стаи волков повраждовали, и неизвестно, кто кого загрызет. Кто сильнее или кто хитрее.

Ричарду не понравилось это сравнение его войска с волчьей стаей, но он не высказал свое недовольство преданному другу. Вступать в спор было не ко времени.

— У тебя есть сведения, что нас ждет засада?

— Сведений у меня куча, но которым из них доверять, я не знаю. У нас много осведомителей, но каждого из них я бы подверг пытке на костре, чтобы добиться, лжет он или нет. Но эти деревца вокруг, — он указал на горные склоны, поросшие вековым лесом, — мне сегодня почему-то не нравятся.

Ричард выпрямился в седле, принял должную предводителю войска осанку.

— Солдат всегда должен быть готов принять смерть.

— Но не лезть на рожон, — возразил его друг.

— Я слыхал, что в двух милях от нас, у выхода из ущелья, есть деревня, если можно так назвать это дикарское поселение. Там мы переночуем, а потом сожжем ее, выгоним всех ее обитателей. Пусть гуляют по горным склонам.

— Ты мудр, как никогда раньше, мой Ричард. В голосе Жиля Ричард уловил насмешку.

— Во всяком случае, у нас будут стены, защищающие нас от стрел, и потолок от дождя или мокрого снега. Я пекусь о своих воинах. А что заботит тебя. Жиль?

— Ничего, кроме отсутствия припасов. Я знаю, что сэр Томас следует за нами с обозом, но дойдет ли он до цели? Может, он накормит уэльсцев, а сам лишится головы?

— Придержи свой язык, Жиль!

Через четверть часа, как и предсказывал Ричард Кент, ущелье расширилось, и войско вошло в деревню.

Тусклые костры горели перед хижинами, но не было запаха жарящейся на них пищи. Дымные струйки уносились в мрачное свинцовое небо. Не было и бегающих между хижинами детишек, и даже собак, лающих на пришельцев.

Молчание могло свести с ума любого, кто бы вступил в эту деревню.

У Ричарда мурашки пробежали по телу. Он был человек суеверный, но все же он был воин и верный слуга короля Эдуарда.

Он резко осадил Саладина — коня арабских кровей, доставшегося ему еще жеребенком из Святой земли, а теперь возмужавшего, облаченного в такие доспехи, что ни одна вражья стрела, ни одно копье не грозили ему, а сам конь был грозной таранной машиной и вместе с восседающим на нем рыцарем был неуязвим.

Ричард обнажил меч. Не так быстро, как это обычно делал, завидев противника. Но жест его был понят. Воины последовали примеру своего прославленного командира. Сталь грозно блеснула в отсвете затухающих костров.

Еще шаг, и они вступят в деревню — тесное пространство, отвоеванное у грозного леса, окружающего его со всех сторон. Ветра не было. Лес сохранял угрюмое молчание, ничто живое не шевелилось в его темном нутре.

Но тревожный сигнал, словно звуки боевой трубы, сверлил его мозг.

«Они там, проклятые уэльсцы!»

Ричард чувствовал на себе их взгляды.

Да, он не ошибся. Одна черная тень в лесу чуть изменила очертания.

— Построиться, — тихо скомандовал он.

Его люди мгновенно выстроились в боевой порядок — рыцари впереди, пешие воины за ними, закрывшись щитами.

Отряд превратился в крепость, которую надо было брать штурмом.

Сквозь узкие прорези забрала глаза Ричарда обследовали лесную чащу. Кто там скрывается? Вооруженные воины или несчастные беженцы, или просто оголодавший по весне зверь?

А если это воины, то сколько их? У кого сил больше?

Хорошо, что встретился с угрозой при свете дня, а не ночью, когда вылазки уэльсцев наиболее опасны.

— Жиль! — позвал он едва слышно, не поворачивая головы.

— Я здесь, Ричард, — услышал он ответный шепот.

— Громко прокричи, чтобы они выходили. Объяви, что мы никого не тронем, если они просто мирные жители. В случае сопротивления мы убьем всех до единого, а деревню уничтожим.

Жиль тотчас начал громогласно переводить приказ Ричарда на певучий уэльский язык.

Долгое молчание последовало за его речью. Затем целая стая воробьев вдруг вспорхнула неизвестно откуда, прошумела крыльями над головой Ричарда и исчезла. Его воины дрогнули, мечи и копья вскинулись, словно отражая нападение неведомой силы.

Ричард мрачно усмехнулся, когда все-таки узрел наконец не привидение, а живое существо, появившееся из зарослей.

Это была костлявая седая женщина, едва волочившая ноги по сухой, вымерзшей за зиму траве. Она остановилась за дюжину ярдов от морды его грозного коня.

— Что тебе надо от нас? — выкрикнула она ему прямо в лицо, спрятанное под забралом, но ее гнев опалил Ричарда.

Женщина говорила не по-уэльски, а на франко-нормандском диалекте. Ричард был удивлен. Впрочем, от этого народа всегда надо ждать сюрпризов.

— Ничего мне не надо, кроме того, чтобы твои соотечественники вышли из засады. Даю слово, что никому не причиню вреда, если они сдадутся.

— Твое слово?!

Он уловил величайшее презрение в ее тоне.

— Я Ричард Кент, рыцарь вашего сюзерена Эдуарда, короля Англии. — Злость охватила его. — Мое слово честнее вашего. И у меня есть для вас монеты. На покупку еды… но не стрел и ножей…

— Стрел и ножей у нас достаточно. А еды нас лишил твой король Эдуард. Он никогда не будет править Уэльсом. После гибели Луэллина мы ждем пришествия на трон нового короля.

Тут старуха оскалила зубы в усмешке.

— Поищи где-нибудь среди наследников убитого тобой Олдуина из Таиви. Там ты встретишь того, кто имеет право на корону Уэльса.

Ричард сдержал гнев и не позволил себе поддаться порыву — направить на старуху окованного железом коня и раздавить ее, как мерзкого червяка.

Молнией ударила в его мозг мысль, которую он не единожды раньше отгонял прочь. Эдуард сказал ему, что женщины из семьи покойного лорда Олдуина сбежали во Францию. А если короля обманули? Если кто-то из них здесь, в Уэльсе?

— Твои слова, старая дура, пахнут государственной изменой! — вскричал он. — Ты хоть думаешь, о чем говоришь? Тебе вырвут язык…

— Всех языков ты не вырвешь, рыцарь из Кента, — ответила старуха с достоинством, — а я стара и не дорожу жизнью. Никто не заставит меня признать палача Эдуарда нашим королем.

Она вновь устремила взгляд в прорезь его шлема. И произнесла с такой ненавистью, с таким отвращением, как будто разговаривала не с человеком, а с омерзительным насекомым:

— Ты можешь, рыцарь, напитать свою утробу супом из воды, сваренным на траве. Мы оставили вам свой обед. Примите наше гостеприимство. Извините, но зима была суровой.

Вид старухи подтвердил ее слова. Кожа да кости! И незачем подвергать ее пыткам. Жизнь в последнюю зиму уже была для нее пыткой.

— Я дам вам окорока и хлеба, — сказал Ричард, вспомнив, что в заплечных сумках его солдат хранится неприкосновенный запас.

Старуха посмотрела на него с недоверием, потом, вдруг решившись на отчаянный поступок, сделала едва заметный жест.

Лес ожил. Из его черной глубины вдруг явились женщины, дети и ковыляющие старики. Все они устремились к кострам и тянули к огню свои промерзшие руки, а мальчики ложились животом наземь и раздували тлеющие угли.

Отряд Ричарда замер в недоумении. Его ощетинившаяся копьями и мечами оборона вот-вот готова была распасться.

По приказу Ричарда вдоль по колонне передавались мешочки с фасолью и с ломтями солонины — то, что воины держали при себе на крайний случай.

Жители деревни жадно тянули руки за неожиданной подачкой.

Ричард заметил, что некоторые из них были все-таки достаточно сильны, чтобы в нужный момент натянуть тетиву лука и послать стрелу…

Внезапно воинственный клич Луэллинов потряс горы и отозвался многоголосым эхом.

Ричард резко натянул поводья, поднял тяжелого своего коня на дыбы и закрутил в воздухе мечом, ожидая атаки. Он прикрылся щитом, уверенный, что вот-вот из-за деревьев выскочат уэльские воины и в него полетят стрелы. Но ничего подобного не произошло.

Только одна облаченная в жуткое тряпье женщина распласталась на земле под копытами кона какого-то из его рыцарей, крайне смущенного этим недоразумением.

Сжимая перчаткой рукоять обнаженного меча, Ричард устремился к месту происшествия. Его юный оруженосец Симон поскакал вслед за ним, держась слева от господина, по обычаю прикрывая ту сторону его тела, где находилось сердце.

Женщина лежала в расползающейся все шире луже крови.

Воин спешился. Его окровавленный меч был опущен. Рука дрожала.

— Бог мой! Что это такое?

Он опустился на одно колено.

— О мой… господин! Я не разглядел… я не понял… Она выскочила прямо на меня из чащи, и еще… этот жуткий клич. Клянусь… я подумал, что мы угодили в засаду. Клянусь… я не хотел, милорд!

Опустив меч в ножны, Ричард сошел с коня. Он не имел повода в чем-либо упрекнуть Джона Пикара. Он и сам подумал то же, что и его соратник.

Кинув поводья в протянутую руку Симона, он склонился над распростертым телом. Но никакой помощи несчастной женщине уже не требовалось.

Мальчишка лет шести-семи протолкался сквозь собравшуюся вокруг толпу и уставился на мертвую женщину. Его личико, искаженное горем и яростью, не оставляло сомнения, кем ему приходилась убитая женщина.

Глядя на мальчика, Ричард ощутил вдруг пронзительную боль, и это было не просто сожаление или досада. Ему показалось, что день вдруг померк, превратился в сумерки.

Что-то в выражении лица парнишки напомнило ему собственную потерю, когда он, будучи в таком же возрасте, как этот мальчуган, всматривался в заострившиеся черты своей красавицы матери перед тем, как гроб закрыли крышкой. Какая еще боль могла сравниться с этой болью?

Со сдавленным стоном, скорее похожим на рычание, мальчик заколотил маленькими слабыми кулачками по обтянутым в грубую кожу бедрам Ричарда.

Ричард схватил его за руки, отшвырнул парнишку прочь.

— Жиль! — завопил он, оглядываясь вокруг, внезапно чувствуя себя беспомощным как никогда. — Жиль!

Его друг тут же оказался рядом.

— Скажи ему, что это несчастный случай… ошибка… Скажи ему, что мы не хотели…

Ричард отрывисто бросал слова, ему не хватало дыхания.

Жиль понимающе взглянул на пришедшего в безумную ярость господина. Затем, присев на корточки возле бьющегося в истерике тощего парнишки, он начал долгую, раздражающе певучую речь.

Мальчик слушал, не перебивая.

Ричард выпрямился, но остался на месте, словно ненавидящий взгляд мальчишки пригвоздил его к месту. С таким взглядом ему уже не раз приходилось встречаться. Так на него смотрели враги — взрослые мужчины, которых он убивал, но не ребенок… Страшно, что это был ребенок…

— Нет таких слов на уэльском языке, чтобы смогли его утешить, — вдруг услышал Ричард чей-то скорбный голос.

К нему обратилась старуха, с которой он разговаривал недавно.

— Ему придется утешиться, — отозвался он резко. — Женщина поступила глупо, кинувшись на вооруженного рыцаря. Вина на ней, а не на нем.

Женщина перевела взгляд с мальчишки, который теперь давился плачем, вновь на английского пришельца.

— Может быть. Но она потеряла мужа в сражении у Буилса, а дочь ее умерла от голода в прошлом месяце. Уезжай отсюда, господин! Мы видим, что ты не хочешь причинить нам вреда, но лучше уезжай!

Ричард в душе уже проклял и эту старуху, и деревню, и убитую женщину, и этот нелепый, трагический случай.

— Есть кому позаботиться о мальчишке? — спросил он на прощание.

— Я позабочусь о нем, как смогу, — сказала старуха.

Ричард сунул руку в кошель, привешенный к поясу, достал два серебряных пенни, втиснул монеты в костлявую ладонь старухи.

— Смотря за ним как следует, — грубо приказал он. — А еду я вам пришлю, если найду по дороге.

Женщина разжала руку и уставилась на монеты в величайшем изумлении. Таких огромных денег она не видела ни разу в своей долгой жизни.

Не оглядываясь больше на мальчугана, горюющего над телом мертвой матери, Ричард взял поводья из рук оруженосца.

День уже клонился к вечеру, и надо было поторопиться с поиском безопасного места для ночлега. Они и так слишком долго здесь задержались — и из-за чего? Из-за пустяка.

Этот осиротевший мальчик, разумеется, через несколько лет станет мужчиной в будет посылать стрелы в англичан. Еще одного непримиримого врага заимели они. Вот во что обошелся им этот день.

— По коням! — скомандовал Ричард, сам подымаясь в седло, на закованного в железо могучего жеребца.

Когда кавалькада рыцарей и пехотинцев вытянулась змеев из ущелья на просторную поляну, вслед им полетел детский голосок.

И странно было, что его услышали все, хотя кони топотали, а сапоги пехотинцев чавкали по грязи, и расстояние было большим.

Ричард спросил у Жиля, якобы равнодушно, из простого любопытства:

— Что этот дьяволенок еще там тявкает? Что он нам пророчит?

— Тебе лучше не знать этого, дружище! — тихо ответил Жиль.

Ричард скрипнул зубами, пришпорил Саладина, послал его вперед. Да провалясь он в преисподнюю, этот Уэльс!

Полдюжины походных костров они развели в древних развалинах давно заброшенного укрепления. Ветер не давал спокойно гореть огню, языки пламени трепетали, а огромные тени метались на облупленных стенах, словно привидения.

Ричард нашел себе место в стороне от костра, оперся спиной о закопченные известковые глыбы. Но не дремал, а почему-то перебирал в памяти злосчастные обстоятельства, которые привели его в конце кондов в эту страну.

Его отец, сэр Джон Бассет, был всего лишь незначительным вассалом Джеффри де Эрли, который управлял владениями могущественного эрла Кента. Сакские предки Ричарда лишились всех земель после победоносного вторжения нормандцев из Франции под предводительством Вильгельма Завоевателя.

Постепенно его семейство вновь воэвратвло себе былое величие, но не богатство. Ради жалких крох с господского стола мужчинам его рода приходилось служить и проливать подчас кровь, и кланяться феодалам.

Однако детство его было счастливым. Они жали одной дружной семьей. Каждым вносил свою лепту в общий котел, и никто никому не завидовал. Так продолжалось вплоть до неожиданной кончины матери, умершей от простуды.

Тогда жестокие холода накинулись на Англию, сквозняки выли, выстужая замки в хижины, и свистели, посылая смерть.

Смерть матери потрясла мальчика, ну а затем сэр Джон женился вновь, прежде чем кончился год обязательного траура по усопшей. И для Ричарда настала совсем иная жизнь.

Хотя Жанна из Льюиса была бесприданницей, да к тому же злобной и эгоистичной, то, что она красива, никто оспорить не мог.

При первой же встрече она возненавидела Ричарда одновременно испугалась, что у нее теперь такой почта взрослый пасынок. Он будет напоминать мужу покойную первую жену, и рожденные ею, Жанной, сыновья ничею не получат в наследство.

Все кончилось тем, что Ричард собрал свои скудные пожитки и перебрался в замок сюзерена, сэра де Эрли.

Одно лишь воспоминание о Жанне заставляло Ричарда и сейчас кривиться от отвращения. Она выгнала его из дома, обрекла на нищету, разлучила с отцом, лишила родного крова.

Лишившись любви и заботы родителей, он стал служить новому своему господину де Эрли с таким усердием и преданностью, что тот скоро приблизил его к себе.

И хотя среди нормандских завоевателей еще бытовало убеждение, что все, в ком течет кровь саксов, негодяи, сэр Эрли сделал Ричарда, совсем еще мальчика, своим оруженосцем и отправился с ним в крестовый поход.

А в походе в Святую землю участвовал и наследный принц Эдуард.

Там, в походах, битвах и ночлегах у Акры, Ричард наблюдал за Эдуардом и понял, что это тот властитель, за которого не жалко и жизнь отдать.

Высокий, мужественный, величественный принц Эдуард стал его кумиром, и Ричард поклялся служить ему вечно. С кем еще, как не с Эдуардом Плантагенетом, можно обрести богатство на земле и райское блаженство за гробом.

К счастью, этот очередной крестовый поход продлился недолго. А на обратном пути, при остановке на острове Сицилия, к Эдуарду явились гонцы с вестью, что король Генрих Английский испустил дух и что Эдуарда теперь ждет престол.

Позже, на пути в Англию, во время турнира, где бургундцы сражались с графом Шалоном и его рыцарями, Ричард впервые привлек к себе внимание своего сюзерена. Традиционная и вполне невинная забава вдруг превратилась в ожесточенную и кровопролитную схватку между бывшими союзниками. О чести и о правилах игры было всеми позабыто.

Ричард стоял на кромке турнирного ристалища, обеспокоено выискивая взглядом в клубах пыли, поднятых сражающимися соперниками, своего хозяина и короля. Он заметил, что три совсем свежих, не участвующих в предыдущих поединках бургундских рыцаря устремились на сближение с Эдуардом, уже лишившимся копья, сломанного им при ударе о щит очередного соперника.

Не думая, что сам подвергается опасности, Ричард схватил чье-то запасное копье, выбежал на поле, рискуя попасть под копыта взбешенных коней, пробрался сквозь гущу остервенелых всадников и возник перед взором короля.

Какую-то секунду голубые глаза Эдуарда сквозь щель забрала разглядывали Ричарда с недоумением. Но затем он поймал брошенное ему копье и со сноровкой, какую никто не ожидал от молодого короля, почти что еще юноши, опрокинул всех трех нападавших на него рыцарей.

Может, тому успеху способствовала ярость, вспыхнувшая в сердце Эдуарда. Впоследствии эта ярость помогала королю Англии идти напролом и одерживать множество побед.

Эдуард не забыл того, кто выручил его в минуту смертельной опасности. Он разыскивал своего спасителя по всему лагерю целую ночь и на рассвете все-таки его обнаружил.

— Ты оказал мне величайшую услугу, Ричард из Кента! — произнес молодой король. — Проси у меня все, что хочешь!

Ричард, преисполненный благоговения, упал на колени перед королем.

— Только служить и дальше Вашему Величеству, — единственно, что он мог ответить.

Эдуард расхохотался и благодушно потрепал густую шевелюру коленопреклоненного юноши.

— Тогда и служи! И ты не пожалеешь, если будешь мне верен.

Тут он обратился к сэру де Эрли, присутствующему при этой сцене:

— Позаботься, чтобы его хорошо учили военному делу. Я сам прослежу, каковы его успехи.

И, как ни странно, Эдуард с тех пор не выпускал Ричарда из поля зрения. Он сам посвящал его в рыцари, когда пришел срок расстаться ему со званием оруженосца.

И по мере того, как Ричард взрослел, обретал силу и мудрость, все больше доверия оказывал ему Эдуард. И хотя богатыми дарами он не был обласкан, Ричард знал, что не останется внакладе и, случись ему погибнуть, родственники его будут сыты и займут высокое положение при дворе.

Ричард отправил в рот кусок жесткой солонины и даже крепкими своими зубами с усилием разжевал его. Он служил королю Эдуарду не ради корысти и почестей. Он искренне любил короля, преклонялся перед ним. В отличие от Генриха и Джона Эдуард не делил преданных ему людей на саксов и нормандцев, ко всем относился одинаково справедливо и ценил лишь смекалку и крепость меча.

И еще согласие выполнять самое тяжелое, самое гадкое…

Тут Ричард не смог удержаться от мрачной усмешки.

Завоевание Уэльса никому не принесло бы ни славы, ни богатства. А Ричарду сулило позорное отрешение от завидного места королевского фаворита, если провалятся все попытки поймать Уэльского Лиса, засадить его в клетку и доставить ко двору.

Множество злых языков распространяют сплетни о Ричарде из Кента, немало завистников желают очернить его в глазах короля. Им ненавистно то, что Ричард так близок к Эдуарду и все же не требует за свою службу вознаграждения.

Впрочем, он обладатель самой большой награды — он имеет доступ к королевскому уху и может нашептывать королю все, что пожелает.

— Милорд!

Ричард встрепенулся. Генри Блуэ, начальник пехотинцев, почтительно остановился в нескольких шагах от него, не смея приблизиться.

— В чем дело?

— Я бы не решился потревожить вас, милорд, но… — Генри оскалился в странной ухмылке, — но там… одна женщина… требует свидания с вами.

— Женщина? — с недоверием переспросил Ричард. — Какого черта?

— Да, женщина. У нее есть для вас важное известие. Так она говорит…

Генри вновь ухмыльнулся.

— Вам стоит поторопиться, милорд. Она молода и… вроде бы не так уж грязна. По-моему, даже умывалась сегодня. Парням из стражи… приглянулась.

Ричард встал, разминая затекшие мышцы. Он с неохотой напялил на себя железную кольчугу — чем черт не шутит? Сколько раз еще придется по тревоге надевать тяжелое вооружение? Ни одна ночь не обходилась без этого.

— Иди вперед и предупреди стражу… это может быть уловка… сам понимаешь.

Генри кивнул:

— Я уже выставил двойную охрану.

Ричард шел следом за Генри по развалинам старого уэльского укрепления в западное крыло. Иногда им светили костры, а чаще приходилось пробираться в потемках.

Наконец они добрались до ворот, где увидели закутанную в плащ женщину, а рядом с нею встревоженного Жиля, который пристально вглядывался в кромешный мрак за спиной ночной гостьи.

— Скажи ей, что я и есть тот, кого она хотела видеть. Женщина сбросила с головы капюшон плаща. Светлые волосы рассыпались по ее плечам. В отблеске факелов Ричард увидел ее глубоко посаженные глаза, темно-карие, устремленные на него, словно два таинственных жала.

— Я говорю по-английски, милорд, — произнесла она четко. — Я Маргарет из Честера. Может быть, вы догадались, что я смешанной крови.

Ричард кивком головы приказал Жилю удалиться. Услуги переводчика ему были не нужны.

Затем он сделал знак женщине следовать за ним и провел ее мимо часовых в глубь укрепления.

— Вы сказали моим людям, что у вас есть новости для меня. Так говорите.

Она придвинулась к нему столь близко, что он ощутил тепло, исходящее от ее тела, и произнесла тихо, почти шепотом:

— Я знаю, где расположен лагерь, который вы ищете. Но если станет известно, что я выдала его вам, то мне не жить…

Ричард пристально разглядывал ее, стараясь уловить, насколько правдива женщина. Может быть, это очередная хитроумно задуманная ловушка?

А вдруг судьба подарила ему счастливый шанс, и грех было бы его упустить!

— О каком лагере идет речь? — спросил он на всякий случай.

— Вы дурачите меня, милорд? — отозвалась она почти грубо. — Вы стерли подковы лошадей в поисках лагеря Рыжего Лиса Уэльса, но сейчас вас отделяет от него лишь несколько часов пути.

Генри сказал правду — она была хороша собой. В нем даже шевельнулось желание. Если эта женщина и лжет, все равно она достойна высшей похвалы за мастерски сыгранную роль.

— Откуда ты добыла эти сведения?

— Мой супруг время от времени участвует в вылазках Рыжего Лиса. Понемногу я выуживала у него, где тот прячется, и теперь многое мне известно…

— Зачем ты принесла мне в клюве эту добычу?

Женщина вдруг гордо вскинула голову и смело встретилась с пристальным взглядом Ричарда.

— (Супруг опозорил меня перед всей деревней. Он привел любовницу в мой дом и унизил меня, попрекнув тем, что в моих жилах есть английская кровь. — Она улыбнулась, но улыбка была горькой. — Разве один народ виноват в том, что он оказался сильнее другого и одержал победу на ратном поле? Не так ли, милорд?

Самоуверенное поведение женщины внушало уважение к ней, но и настораживало.

— Твой муж дурак? — спросил Ричард нарочито спокойно. — Но, может быть, мы извлечем выгоду из его глупости. Если твои сведения верны, ты получишь кошель серебряных монет. Если же ты лжешь, то проклянешь тот день, когда взбрело тебе в голову обмануть меня.

Если он внимательно изучал ее, то и она делала то же самое. Суровость Ричарда ее нисколько не напугала.

— Мне нечего бояться, милорд, потому что я говорю правду. Но как я узнаю, что вы, милорд, не лжете мне? Может быть, вам захочется прогнать меня прочь или отдать на потребу вашим солдатам, когда дело ваше завершится успешно? Чем вы поручитесь?

— Своим честным словом воина. Другого поручительства я дать сейчас не могу.

Она глянула на него с циничной усмешкой:

— Этого маловато.

Ричард насупился. Ее недоверие было оскорбительно, но многих месяцев тяжкой войны и множества бесполезных жертв можно было бы избежать, если он в эту ночь захватит главный уэльский лагерь и настигнет Рыжего Лиса в его норе.

Тогда безумное сопротивление этого дикого народа вмиг будет сломлено.

— Ты сама предложила мне свою помощь. Так что решай — говорить или нет. Ты торговец, я покупатель. Не видя товара, я не развяжу кошель.

— Честно говоря, мне выбирать не из чего, — призналась женщина. — Лагерь размещен в трех часах пути отсюда. Мало кто знает ущелье, через которое можно туда добраться. Я сама поведу ваш отряд.

И вот теперь Ричард напряженно вглядывался во тьму, следуя неизведанным путем к убежищу Рыжего Лиса. Черные громады крутых утесов возвышались с двух сторон над узкой тропинкой.

Иногда горы расступались, и взору открывалась неширокая поляна, заросшая низким кустарником. В лунном свете трава и кусты, подернутые ночной изморозью от обилия влаги, серебрились и были сказочно красивы. Но эта красота таила в себе угрозу.

Открытое пространство надо было преодолевать спешно, чтобы вражеский глаз не заметил воинскую колонну. Темнота одинаково служила щитом и для наступающего войска, и для тех, кто, возможно, подстерегал их в засаде.

Во избежание излишнего шума при движении отряда Ричард распорядился оставить все тяжелые стальные доспехи на месте последнего привала. Большинство воинов были облачены лишь в плотную кожу с нашитыми на нее железными пластинами. От стрелы такая одежда не убережет.

Беспокойно ерзая в седле и чувствуя себя непривычно легким без лат, Ричард обнажил меч и шепотом пустил по колонне команду сделать то же самое.

Как тихо передвигалось его войско! Все, что могло звякнуть или загреметь, было надежно обмотано тряпьем. Коней обули в специальные войлочные сапожки. Если уэльсцы — мастера подкрадываться незаметно, то англичане не уступали им в этом искусстве.

Ричард принюхался и уловил запах дыма в холодном чистом воздухе. Где-то неподалеку еще недавно жгли костры. Хотя бы часть сведений, доставленных ночной гостьей, оказалась истинной. У выхода из ущелья разместился какой-то лагерь.

Он колебался — не послать ли кого-нибудь из уэльских проводников вперед на разведку, но затем отказался от этого намерения. Его человек, обшаривающий лес, мог быть пойман вражеской охраной и под угрозой смерти выдать их приближение.

Вероятно, ближе к рассвету часовые, непременно выставленные бдительными уэльсцами, начнут клевать носом. Им и в голову не придет, что англичане проберутся сквозь горные ущелья глухой ночью и посмеют их атаковать. Если только… если это не ловушка.

— Мы готовы, милорд, — так же шепотом был доставлен ему ответ на его распоряжение.

Ничего вроде бы не изменилось в темной колонне. Лишь в скупом лунном свете блеснули обнажившиеся клинки.

Его оруженосец вновь занял позицию слева от господина и принял из его рук поводья хозяйского жеребца. Когда сражение начнется, четверо таких же, как и Симон, юношей-оруженосцев, будут вести четырех коней неотступно за милордом, если они ему понадобятся на случай отступления.

Но сейчас Ричард шепнул Симону, чтобы он и другие юноши вместе с лошадьми оставались на месте.