Грехи юности (Том 2)

Стоун Джин
Грехи юности (Том 2)

      Джин СТОУН
      ГРЕХИ ЮНОСТИ
      ТОМ 2
      Перевод с английского М.В. Кузиной
      Глава девятая
      ДЖЕСС
      Наступил октябрь. Джесс наконец начала привыкать к тому, что Ричарда в ее жизни больше не будет. Если бы он по-настоящему любил ее, никакие деньги не смогли бы разлучить их. Она потеряла его, потеряла маму. Единственный, кто у нее остался, это отец, которому на нее наплевать. Одно только приносило ей настоящую радость - ее будущий ребенок. По ночам в кромешной тьме, лежа на кровати в своей комнате, Джесс тихонько разговаривала со своим ребенком, признавалась ему в своем одиночестве и неустанно повторяла, что он будет жить у любящих родителей, которые будут пылинки с него сдувать, и он никогда не познает всю тяжесть одиночества.
      На людях Джесс скрывала свою тоску. Пи Джей и Сьюзен в последнее время тоже были какими-то тихими и серьезными. Джинни, единственная из всех, не теряла присутствия духа, хотя Джесс поняла, что ей ничего не стоит притвориться жизнерадостной и веселой.
      Однажды она задержалась в столовой дольше других - была ее очередь убирать грязную посуду. Собрав тарелки, она направилась было на кухню, но в дверях задержалась.
      Из кухни доносились голоса: разговаривали миссис Хайнс и мисс Тейлор, и тема их беседы чрезвычайно заинтересовала Джесс.
      - Так вы уверены, что оставили деньги на стойке? - послышался голос мисс Тейлор.
      - А как же! Двадцать долларов, - ответила миссис Хайнс. - Точно так же, как в четверг вечером. Да говорю я вам, кто-то из них взял!
      Джесс, затаив дыхание, вцепилась в тарелки, пытаясь не пропустить ни слова.
      - Не могу поверить, что одна из моих девочек - воровка!
      - И это не в первый раз. То же самое случилось и несколько дней назад. Тогда я подумала, что, наверное, обсчиталась, но теперь-то знаю точно - это не так. Денежки и в тот раз были украдены!
      Джесс вспомнила про кольцо. Она решила, что потеряла, а может быть, его украли? Но кто из девочек способен на это?
      - Ну что ж, - снова послышался голос мисс Тейлор из-за закрытой двери, - придется вам изыскать способ, чтобы заплатить поставщику яиц.
      - А я считаю, нужно найти воровку и заставить платить ее!
      - Нет! - отрезала мисс Тейлор. - У девочек и так проблем хватает. Если вы и в самом деле считаете, что деньги украдены, в следующий раз будьте осторожнее.
      Послышались шаги, мисс Тейлор направлялась к столовой. Джесс, загремев тарелками, поспешила первой открыть дверь.
      - Это ты, Джесс? - удивилась мисс Тейлор. - Вот уж не думала, что ты еще в столовой!
      - Со стола убирала, - быстро объяснила Джесс и, прошмыгнув мимо хозяйки пансионата к стойке, поставила на нее грязные тарелки.
      ***
      Покончив с общественно полезным трудом, она вернулась в свою комнату и медленно высыпала на кровать содержимое шкатулки с драгоценностями, тщательно просмотрела их - кольца с изумрудом и бриллиантами среди них не оказалось, да она и не надеялась, что оно вдруг найдется. Джесс перестала его носить много недель назад, когда пальцы начали опухать, и почти забыла о нем.
      Похоже, его украли. Впервые подозрение появилось в день возвращения ее из Нью-Йорка, но она отогнала его прочь.
      Но теперь...
      Еще одна мысль не давала покоя - деньги. Перед поездкой в Нью-Йорк ей казалось, что денег в кошельке у нее должно быть больше. Она достала кошелек. Сколько она потратила? Значит, так: купила журналы для Джинни, билет на поезд.., потом материал на платье и несколько долларов потратила на ярмарке. Джесс пересчитала деньги. Ах да! Еще она купила себе крем, жидкое мыло для стирки белья, шампунь. Не так-то и много! У нее должно было остаться больше денег, и намного, может быть, даже на сто долларов. Значит, кто-то украл. Тот, кто стащил деньги у миссис Хайнс, своровал и у нее. И этот кто-то не кто иной, как Джинни. Джесс понимала - чтобы получить свое кольцо обратно, ей нужно это доказать.
      ***
      Утром Джесс, взяв свои учебники по географии и истории, спустилась вниз. Сьюзен предупредила, что сегодня будут повторять пройденный материал. На следующей неделе приедет школьный инспектор с проверкой, и она хотела, чтобы девочки были на высоте.
      В гостиной на диване лежала Джинни и, болтая ногами, разрисовывала всевозможными вензелями буквы "Л.А.".
      - Скоро ты туда попадешь, - заметила Джесс.
      - Ага, так и будет, не сомневайся.
      Джесс крепко прижала учебники к груди. Она еще не знала, сработает ли задуманное, но попробовать не мешало, чтобы получить обратно мамино кольцо.
      - На что ты собираешься там жить, пока не станешь великой актрисой?
      - Как-нибудь выкручусь, не волнуйся, - ответила Джинни, пожав плечами.
      Джесс прикусила губу, надеясь, что Джинни не заметит ее напряжения.
      - А вот Поп говорил, что легче делать деньги, когда уже кое-что отложено на черный день.
      - Да что он понимает, этот старикан? Сам-то зарабатывает на жизнь, работая садовником! - Джесс деланно засмеялась.
      - Не скажи, подруга. У Попа полно денег. - И она опять прикусила губу. - Сама видела.
      - Ну естественно! Наверное, долларов двадцать. А может, пятьдесят?
      Джесс подошла к дивану, на котором лежала Джинни, и села на стул к ней лицом.
      - Ошибаешься, сотни, а может, и больше.
      - Он что, показывал тебе свою чековую книжку?
      - Нет, Поп банкам не доверяет. Он хранит деньги в старой банке из-под кофе, которая стоит на холодильнике.
      Он мне ее показывал: гордится своими капиталами.
      Джинни перекатилась на бок.
      - Надо же, не боится держать свое богатство прямо в комнате.
      Джесс вцепилась еще крепче в учебник географии.
      - А чего ему бояться? Он ведь никогда не уезжает из Ларчвуда.
      "За исключением пятницы, когда он утром отвозит миссис Хайнс в город", - хотелось ей добавить, но не стала. Джинни и без нее это знала - она жила в пансионате достаточно долго. Единственное, на что ей оставалось надеяться, что Джинни заглотнула наживку. Однако по ее бесстрастному лицу ничего нельзя было определить.
      В этот момент в гостиную вошла Сьюзен, и урок начался.
      ***
      В пятницу утром Джесс сказала Сьюзен, что плохо себя чувствует. Она дождалась, пока пансионатский фургон выедет из подъездной аллеи, и, тихо как мышка пробежав по двору, взобралась по деревянным ступенькам в жилище Хайнсов, которое располагалось над гаражом.
      Сняв с дверного косяка ключ, она открыла дверь и вошла. Сквозь кружевные занавески просачивался осенний свет, образуя прозрачную дорожку, в которой плясали крошечные пылинки. Джесс ждала, присев на старенький диванчик. Она не знала, придет ли Джинни, а если придет, что она ей скажет. Джесс знала одно - она должна получить обратно свое кольцо, и способ, который придумала, .казался ей самым лучшим. Если бы она поделилась с мисс Тейлор своими сомнениями в отношении Джинни, ту наверняка вышвырнули бы из Ларчвуда, а Джесс не хотелось, чтобы это произошло из-за нее.
      Долго ждать ей не пришлось. Через несколько минут после того, как она вошла в комнату, дверная ручка медленно пошла вниз. Джесс похолодела. А что, если это Поп и миссис Хайнс? Как она объяснит им свое присутствие в комнате? Ведь она не шьет, просто сидит на диване...
      Дверь тихонько приоткрылась.
      ДЖИННИ
      Ну надо же! Эти придурки даже не запирают за собой дверь! Джинни вошла в комнату и остановилась как вкопанная - на диване она увидела сидящую фигурку, четко выделяющуюся на фоне окна.
      - Привет, Джинни.
      Джинни вздрогнула, но тут же пришла в себя. Да это же Джесс!
      - Фу, как ты меня напугала! Какого хрена...
      - Ты что-то здесь ищешь?
      Джинни откинула с лица волосы.
      - Ну да... Я ищу Попа.
      - Сомневаюсь.
      Вскинув брови, Джинни застыла на месте.
      - Думаю, что ты пришла за деньгами.
      Сердце Джинни часто забилось.
      - Ах ты, сволочь!
      - Да-да, ты пришла украсть у Попа деньги. Точно так же, как ты стащила мое кольцо.
      У Джинни от страха сдавило горло.
      - Ты сбрендила! - бросила она, пятясь к двери.
      - Но я бы не хотела Ничего говорить мисс Тейлор, - продолжала Джесс.
      Джинни остановилась. "Защищайся! - билось в голове. - Иначе тебе конец!"
      - Что говорить? Что я приходила к Попу? Подумаешь, дело какое!
      - Нет, Джинни, что ты собиралась украсть у него деньги. Те самые, о которых я тебе рассказала, так же, как ты стащила у меня кольцо и сто долларов в придачу, так же, как ты украла деньги миссис Хайнс, которая оставила их на кухонном столе для торговца яйцами.
      Джинни молча посмотрела на Джесс. Ну надо же так вляпаться! Такая малявка, а сумела-таки прищемить ей хвост. Зажала в угол, теперь не выбраться! Джинни отлично знала: когда человеку что-нибудь позарез нужно, он любыми путями добивается желаемого, а этой девчонке, видно, позарез нужно ее кольцо. Может, отдать ей его, да и делу конец?
      - Я знаю, что это сделала ты, Джинни, - заявила между тем Джесс.
      Да пошла она к черту! С какой стати вот так, ни за что ни про что отдавать ей кольцо? Ведь оно - единственная возможность добраться до Лос-Анджелеса. Вздернув подбородок, Джинни пошла в атаку:
      - Понятия не имею, о чем ты болтаешь!
      Нужно уезжать прямо сейчас, хватит уже, насиделась.
      Она поедет в Бостон, отыщет там Винни, а уж он позаботится обо всем остальном.
      - Джинни, неужели тебе так нужны деньги?
      Джинни горько усмехнулась.
      - Что ты-то знаешь о деньгах? Тебе-то они вообще ни к чему! Уж твой папочка позаботится о том, чтобы ты ни в") чем не нуждалась.
      Джесс согласно кивнула, и Джинни заметила, как по щекам у нее покатились слезинки.
      - Если тебе нужны деньги, я их дам. Только, пожалуйста, отдай мне кольцо. Это мамино...
      О Господи!
      - Допустим, твое кольцо у меня. Я не говорю, что оно у меня, но предположим, и я тебе его отдам. Какие у меня гарантии, что ты не расскажешь мисс Тейлор и меня не вышвырнут отсюда?
      - Только мое честное слово, - проговорила Джесс, опустив глаза.
      Джинни расхохоталась.
      - Забудь, подруга! Нет у меня твоего чертова кольца и никогда не было!
      - Сколько тебе нужно, Джинни? Пять тысяч? Десять?
      Двадцать? Этого хватит?
      - Думаешь, твое кольцо у меня и я стану из-за него торговаться?
      - Джинни, послушай, мне дорого это кольцо, очень дорого. Я бы все отдала за то, чтобы получить его обратно, но и твоя судьба мне небезразлична: мне не хочется, чтобы тебя выгнали из пансионата до рождения ребенка. Куда ты тогда пойдешь? Где будешь рожать?
      Джинни почувствовала себя так, словно в грудь воткнули кинжал. Она бессильно прислонилась к двери. А ведь девчонка права! Если ее отсюда выставят, неизвестно, во-первых, где она будет рожать, а во-вторых, Винни наверняка заломит с продажи кольца такую кругленькую сумму, что на оставшиеся бабки и месяц прожить не хватит, не говоря уже о том, чтобы добраться с матерью до Лос-Анджелеса и начать там новую жизнь. С ненавистью взглянула она на хрупкую фигурку, расположившуюся на диване. Чтоб она сдохла!
      - Я дам тебе денег в любом случае, Джинни. Честное слово! Столько, чтобы вы с мамой смогли снять в Лос-Анджелесе какой-нибудь уютненький домик и ни в чем не нуждаться до тех пор, пока ты не встанешь на ноги.
      Считай, что таким образом я отплачу отцу за то, что он мне сделал.
      Вот черт! Что же это она такое говорит!
      - Ты хочешь сказать, что дашь мне денег, даже если никогда больше не увидишь своего кольца?
      - Да, я же тебе говорю. Конечно, мне очень хочется получить свое кольцо назад, но мне небезразлично и то, что будет с тобой.
      - Это еще почему?
      - Может, потому, что у нас с тобой гораздо больше общего, чем тебе кажется, - ответила Джесс, пожав плечами.
      - Да ну? Назови хоть одно.
      - Хотя у меня есть отец, а у тебя мать и отчим, но мы с тобой, по-моему, очень одиноки.
      И тогда Джинни поняла: она отдаст ей это дурацкое кольцо, за деньги ли, без денег, все равно отдаст. Только бы эта девчонка прекратила свои душещипательные беседы!
      СЬЮЗЕН
      Сьюзен, потеребив потрепанный подол своего расклешенного платья, влезла в любимые кожаные сандалии. Пора было отправляться на свидание с мисс Глэдстоун - "мисс Голстоун" , как она ее называла про себя, этой чертовой инспекторшей из социального отдела, которая по закону штата должна была побеседовать с девочками и дать им на подпись отказные бумаги. Тяжело поднявшись с кровати, она спустилась в гостиную, собираясь по дороге с мыслями. Речь свою она обдумала заранее и прекрасно знала, какова будет реакция мисс Глэдстоун.       ***
      - А что думают по этому поводу ваши родители?
      Инспекторша так посмотрела на Сьюзен, будто та только что призналась ей, что собирается совершить преступление.
      - По какому именно?
      Сьюзен не осталась в долгу - взглянула на собеседницу еще жестче.
      - Что вы собираетесь оставить ребенка?
      Сьюзен, будучи уже совершеннолетней, в бесплатных советах не нуждалась, и она решила дать это понять.
      - Мисс Глэдстоун, мне уже почти двадцать два года. И меня, признаться, мало волнует мнение моих родителей на этот счет, особенно если я считаю, что так будет лучше для моего ребенка.
      - А почему вы думаете, что вашему ребенку так будет лучше?
      - Потому что я люблю его, люблю его отца и надеюсь, что настанет время, когда мы будем жить вместе.
      - Значит, вы решили окончательно и бесповоротно?
      - Да. - И впервые Сьюзен осознала, что это действительно так. - Я собираюсь оставить ребенка, - произнесла она вслух, словно ставя точку.
      - Очень жаль! Существует множество семей, которые могли бы дать вашему ребенку все: любовь, нежность, заботу - в общем, счастливую, нормальную жизнь. Семей, которые отдали бы все на свете за возможность иметь собственных детей. Но увы...
      Сьюзен, встав, заходила по гостиной.
      - Мне не нужно втолковывать прописные истины, мисс Глэдстоун, я сама отлично знаю, что существует множество людей, которые живут по сравнению со мной в гораздо лучших условиях. Но пусть они берут на воспитание других детей, а не моего.
      Мисс Глэдстоун покопалась в своем портфеле.
      - Тогда думаю, вам нет нужды заполнять бланки.
      - Вот именно.
      "Забирай свои дурацкие бумаги и выметайся отсюда! - хотелось крикнуть ей. - А меня оставь в покое!" Теперь, когда решение было принято, ей хотелось остаться одной, хорошенько обо всем подумать и начать строить планы.
      Она положила руку на свой огромный семимесячный живот и внезапно почувствовала непреодолимое желание убежать в свою комнату.
      - Позовите, пожалуйста, следующую.
      Сьюзен вылетела за дверь и, пробегая мимо Джинни, бросила:
      - Твоя очередь, желаю удачи.
      - Угу, - буркнула та в ответ.
      Сьюзен влетела в свою комнату и несколько секунд не могла отдышаться. Сердце учащенно забилось. Может, не стоило в ее состоянии мчаться по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки, но ведь о стольком нужно подумать!
      И к черту родителей, как-нибудь переживут.
      Она выдернула из-под громадной стопки книг записную книжку и, схватив ручку, плюхнулась на кровать.
      Итак, начнем.
      Сначала - где найти работу? В Нью-Йорке, конечно, где же еще? А может, лучше в Бостоне? Нужно будет порасспрашивать Пи Джей. Вдруг там жизнь дешевле. Итак, Бостон. А почему, собственно, и нет? И от родителей подальше, и аспирантура там наверняка имеется. Деньги у нее есть: слава Богу, дедушка оставил наследство. Должно хватить, чтобы прокормиться, заплатить за квартиру, за няню и за обучение. Бабушка наверняка не будет против, если Сьюзен потратит деньги на обучение. А может, когда-нибудь она даже расскажет бабуле про своего ребенка. Может быть, бабуля придет к ней, сядет у детской кроватки и тихонько споет ему еврейскую песенку, будет шептать ему ласковые слова, как когда-то ей, Сьюзен, когда она была еще маленькая. Мечты, мечты...
      А мысли неслись галопом все дальше и дальше...
      После окончания аспирантуры она найдет другую работу, получше, будет преподавать английскую литературу.
      А где, как не в Бостоне, крупном культурном центре страны? Сьюзен отбросила записную книжку в сторону. А может, к окончанию ею аспирантуры из Вьетнама приедет Дэвид? Что, если он вернется к ней? Тогда они заживут втроем: он, она и их ребенок.
      Сьюзен закрыла глаза и глубоко вздохнула. Пора было отправляться на поиски Пи Джей.
      - Пи Джей! Мне нужна твоя помощь! - прокричала она, врываясь к ней в комнату.
      Пи Джей сидела на краешке кровати и пристально смотрела в окно.
      - Наконец-то я приняла решение, - выпалила Сьюзен. - Только что беседовала с этой дурацкой инспекторшей и, черт подери, решилась: я оставляю ребенка.
      Пи Джей на ее реплику не отреагировала.
      - Я тоже с ней разговаривала, - лишь заметила она.
      Сьюзен наконец-то обратила внимание на отсутствующий взгляд подруги.
      - Ой, прости, ради Бога. Тебе, видно, не до меня, ты только что заполнила отказные бумаги.
      Пи Джей кивнула.
      - Паршиво пришлось?
      - Да уж. Имя, фамилия, чем болела и когда. Потом то же самое про отца ребенка. Даже... - она помолчала, - как он выглядит. О Господи! Да какая им разница, какие у него волосы, каштановые или светлые! Все эти месяцы я старалась забыть, как выглядит этот подонок, а они заставили меня вспомнить.
      - Ох, Пи Джей, мне ужасно жаль.
      - Да ладно! Так что ты мне хотела сказать?
      - Знаешь, Пи Джей, сегодня со мной приключилось удивительное: меня словно осенило, и я поняла, что мне нужно делать. Я никому не отдам своего ребенка. Не знаю, может, и не доведется мне больше увидеть Дэвида, но по крайней мере у меня останется его ребенок. Я все еще люблю его, люблю их обоих.
      - Ты уверена, Сьюзен?
      - Еще как! - ответила Сьюзен, искренне веря в свои слова. - Не знаю, какая из меня получится мать, но я приложу все усилия, чтобы вышла хорошая.
      Пи Джей нахмурилась - похоже, она не одобряла намерений подруги.
      - Но будет ли это честно по отношению к ребенку, Сьюзен, ты об этом подумала? Представляешь, каково ему придется расти без отца? У меня была подруга, чьи родители разошлись. Знаешь, как она страдала, ее дразнили все, кому не лень. Дети могут быть очень жестокими, поверь мне.
      - Взрослые тоже, Пи Джей.
      - Но может быть, твоему ребенку будет лучше в нормальной семье, с папой и мамой, которые будут пылинки с него сдувать?
      Закурив, Сьюзен подошла к окну, открыла его, отодвинув в сторону стоявшие на подоконнике баночки с кремом и флаконы с лосьонами и духами, и выпустила струю дыма.
      - Похоже, мисс Глэдстоун удалось тебя хорошенько обработать. Может быть, такая жизнь хороша для тебя, но не для меня.
      - Я тебе не верю. Ты говоришь так только потому, что уверена, что Дэвид к тебе вернется.
      - А он никогда и не бросал меня, Пи Джей, это я его бросила.
      Сьюзен взглянула на огромный дуб за окном - осень уже окрасила его листву в золотистый цвет. Вот и закончилось лето.
      - Он вернется, - уверенно добавила она.
      Пи Джей встала и, коснувшись руки подруги, спросила:
      - Что ты собираешься делать? Куда поедешь после рождения ребенка?
      Сьюзен, обернувшись, улыбнулась.
      - Это-то я и пришла с тобой обсудить. Мне нужна твоя помощь.
      - И чем же я могу тебе помочь?
      - Я решила поселиться в Бостоне.
      - О Господи! - простонала Пи Джей. - Лучше выдумать не могла!
      И она, подойдя к кровати, шлепнулась на нее.
      - Пи Джей, я знаю, с этим городом у тебя связаны самые неприятные воспоминания, но...
      - Вот именно!
      - Но мне и в самом деле нужна твоя помощь. Уже октябрь. Ребенок родится меньше чем через два месяца.
      Времени у меня осталось в обрез.
      - Времени на что?
      - Чтобы подыскать квартиру. Пи Джей, прошу тебя, давай поедем в Бостон. Ты знаешь город, а я нет. Помоги мне. Найдем подходящее жилье и вернемся обратно, а когда родится сын, я смогу отвезти его... - Она помолчала и, улыбнувшись, закончила:
      - Домой.
      - А откуда ты знаешь, что родится мальчик?
      Сьюзен опять улыбнулась.
      - Знаю, и все.
      ***
      Даже если Пи Джей не хотелось ехать в Бостон, она и словом об этом не обмолвилась. Они продумали все до мелочей. Поп наверняка разрешит им взять фургончик.
      Мисс Тейлор они скажут, что собираются в конце недели съездить в Ахмерст посмотреть, какие там есть учебные заведения, а сами отправятся в Бостон и подыщут для Сьюзен подходящее жилище.
      ***
      Квартирка оказалась без особого комфорта, но дешевая, и, кроме того, никаких бумаг на аренду Сьюзен подписывать не заставили. Располагалась она на втором этаже старого здания на Массачусетс-авеню в Кембридже, что рядом с Бостоном. Хотя в квартире было четыре комнаты с высокими ротолками, сама площадь была небольшой: гостиная, столовая, две спальни, кухня и ванная, новизной не отличавшаяся. Водопроводные трубы были ветхими, а пол, как и полы на кухне, следовало заменить лет сто назад. В гостиной стоял камин, к которому хозяйка запретила даже прикасаться из-за его старости - мало ли что может случиться. Сьюзен спорить не стала, заметив лишь, что он придаст квартире неповторимое очарование старины.
      - Интересно получается, - заметила Пи Джей. - Когда мы чего-то хотим, кажется, что лучшего на свете ничего нет.
      - Это ты верно подметила, - согласилась Сьюзен. - Если бы родители нашли мне эту квартиру, я бы их знаешь куда послала... А сейчас она мне кажется самым прекрасным местом на земле.
      Пи Джей прошлась по комнате.
      - А куда ты поместишь ребенка? В комнату, которая" выходит окнами на улицу или в переулок? - ехидно спросила она.
      - Наверное, в ту, которая окнами выходит в переулок, - не обращая внимания на ее сарказм, ответила Сьюзен. - Там, должно быть, меньше шума.
      - Не скажи, - покачала головой Пи Джей.
      - Да будет тебе, Пи Джей, не порть мне настроение.
      - Извини, я не хотела. Просто эта квартира очень похожа на ту, которую я снимала до Ларчвуд-Холла.
      - Но здесь будут жить не какие-то студенты, а настоящая семья. Сьюзен задумчиво посмотрела в окно. - И парк совсем рядом, весной буду прогуливать там в колясочке ребенка. До знаменитой Чарльз-стрит рукой подать.
      Может, мы даже будем переходить по мосту на другую сторону. Как ты думаешь, далеко отсюда до Бостона?
      Пи Джей тоже поглядела в окно.
      - Далековато. Но тебе с твоими длинными ногами дойти - раз плюнуть.
      Сьюзен улыбнулась.
      - Знаешь, Пи Джей, если бы Дэвид вернулся ко мне сейчас, счастливее меня не было бы никого на свете.
      - Может, он и вернется, Сьюзен. Только помни, когда ребенок" появится на свет, он потребует от тебя массу забот, внимания, любви. Готова ли ты к этому? Насколько я тебя знаю, ты вечно зациклена сама на себе и ничего вокруг не замечаешь.
      - Я за последнее время сильно изменилась, - заметила Сьюзен.
      - Сомневаюсь, - покачала головой Пи Джей.
      Проигнорировав ее колкий ответ, Сьюзен пошла на кухню. Посреди нее стояла на карачках хозяйка и отдирала от протертого линолеума что-то черное. Пи Джей пошла вслед за Сьюзен, и обе они остановились в дверях.
      Пи Джей взглянула на Сьюзен и покачала головой, однако глаза ее смеялись.
      - Наверное, придется приобрести какую-то мебель, самое необходимое. Закажу с доставкой на дом, - проговорила Сьюзен и, прислонившись к щербатой фарфоровой раковине, выписала чек в счет оплаты первых трех месяцев на проживание.
      Хозяйка встала и подтянула чулок, скатившийся с пухлой коленки.
      - Вы сможете впустить сюда грузчиков из магазина, если я закажу мебель? - спросила Сьюзен.
      - Ну конечно. Буду дома сидеть их дожидаться, будьте уверены.
      Женщина взяла чек и вручила Сьюзен ключи.
      - Увидимся через пару месяцев, - бросила она на прощание и вышла, а Сьюзен опустилась на пол и расхохоталась.
      - Нет, ты представляешь! - еле выговорила она. - Мать моя совсем обалдеет. Мало того, что я оставлю ребенка, так еще и опять домой на праздники не приеду.
      Потом они вышли из квартиры и решили пообедать в каком-нибудь приличном заведении, которое отыскалось очень скоро.
      - Давай отметим это событие, - предложила Сьюзен. - Я угощаю.
      Они закатили шикарный обед: устрицы, мясо по-французски, а на десерт мороженое в вафельных стаканчиках.
      Почувствовав, что больше в них ничего не влезет, девушки вышли из ресторана и поехали обратно в Ларчвуд. По дороге Сьюзен тараторила без умолку:
      - Значит, так, нужно купить коляску, детскую кроватку и всякие там пеленки-распашонки. Нужно съездить в Бостон и все заказать. Как ты думаешь, они пришлют все это на дом?
      - А я откуда знаю? - проговорила Пи Джей, не отрывая взгляда от окна. - Могут, наверное.
      - Пи Джей, прошу тебя, ну развеселись хоть чуть-чуть.
      Я знаю, тебе это скучно, может, даже неприятно, но постарайся меня понять. Со мной сейчас происходит самое замечательное: я чувствую, что наконец-то обрела себя и вырвалась из-под влияния родителей.
      - Нет, мне вовсе не неприятно, честное слово. Просто сама я ребенка оставлять не собираюсь. Мне хочется одного - чтобы он побыстрее родился, и я смогла бы вернуться к своей прежней жизни. А тебе я не завидую.
      В машине наступила тишина. Сьюзен думала о Дэвиде.
      - Как ты думаешь, я смогу его отыскать? - спросила она Пи Джей.
      Та лишь пожала плечами.
      - Во всяком случае, попытаться стоит, хуже от этого не будет.
      Сьюзен побарабанила пальцами по рулю.
      - Что ж, попытаюсь, - тихонько прошептала она.
      ***
      Когда они выехали на подъездную аллею, ведущую к Ларчвуд-Холлу, шел одиннадцатый час вечера. Над входной дверью светился фонарь.
      - Как ты думаешь, мисс Тейлор ждет нас? - спросила Сьюзен.
      - Не сомневаюсь, - улыбнулась Пи Джей.
      Сьюзен поставила машину в гараж. Они вышли из нее и поднялись по ступенькам.
      - Только помни, никому ни слова, - предупредила Сьюзен. - Ни единому человеку.
      - Не беспокойся, - ответила Пи Джей.
      Девушки вошли в дом.
      Мисс Тейлор сидела в своем кабинете, освещенном лишь настольной лампой под шелковым абажуром.
      - Вижу, вы добрались в целости и сохранности, - вяло проговорила она.
      Девушки переглянулись - может, что-то случилось?
      - Да, мы очень удачно съездили, мисс Тейлор, - сказала Сьюзен. Спасибо, что отпустили нас.
      - Пи Джей, извини нас, пожалуйста, но мне нужно поговорить со Сьюзен кое о чем наедине, - заметила мисс Тейлор, обращаясь к Пи Джей.
      Та взглянула на Сьюзен, потом на мисс Тейлор.
      - Ну конечно, пойду к себе. Спокойной ночи. - И она вышла.
      "Начинается, - подумала Сьюзен. - Мисс Тейлор знает.
      Эта чертовка инспекторша ей все доложила".
      - Садись, дорогая, - пригласила мисс Тейлор.
      Сьюзен послушно села.
      - Что-нибудь случилось?
      - Мисс Глэдстоун сообщила мне, что ты решила оставить ребенка.
      Сьюзен почувствовала, как к горлу подкатила тошнота.
      - Это еще не точно, - соврала она. - Я только подумываю об этом.
      - Ну что ж, дорогая, если будет желание обсудить этот вопрос, я всегда к твоим услугам.
      И это все?
      - Да, Сьюзен, звонила мама. Просила тебя перезвонить ей сегодня. Думаю, еще не слишком поздно.
      Значит, звонила мама? Неужели мисс Глэдстоун и ей обо всем сообщила?
      - Ну что вы, конечно, нет. Я могла бы позвонить прямо сейчас.
      - Очень хорошо, не буду тебе мешать.
      И мисс Тейлор, встав со своего кресла, вышла в холл.
      "Странно, - подумала Сьюзен. - С чего бы ей уходить? А впрочем, что тут странного. Она думает, что мама начнет меня отговаривать. Ну почему все они обращаются со мной, как с ребенком?! Я уже достаточно взрослая, чтобы самой решать, как жить дальше!" Ну ничего, отговорить ее мама не сможет, как и не в ее власти отнять у нее впервые испытанное чувство независимости и безудержного счастья. Пускай язвит, пускай подкалывает! Этот номер у нее не пройдет ни сегодня, ни впредь.
      Сьюзен сняла трубку и продиктовала телефонистке номер их домашнего телефона, а сама тут же записала его в журнал для оплаты. Мать сняла трубку после первого же гудка.
      - Сьюзен? - проговорила она, даже не поздоровавшись.
      - Да, мама, это я. Ну как ты?
      - Отлично, просто отлично.
      Голос матери на сей раз был напрочь лишен обычных ворчливых ноток. Странно.
      - Мисс Тейлор сказала мне, что ты звонила.
      - Да. Сьюзен, я сегодня кое-что узнала.
      Так, начинается.
      - Звонил твой приятель по институту.
      - Дэвид?
      Сердце застучало в груди как бешеное.
      - Нет, не Дэвид, а Аллан. У него есть известия относительно Дэвида, которые, как он считает, тебе было бы интересно узнать. Правда, не очень радостные.
      - Аллан? - Значит, сосед Дэвида по комнате каким-то образом отыскал ее родителей. - Что он сказал, мама?
      Сьюзен уже начала терять терпение.
      - Это касается Дэвида.
      Она изо всех сил вцепилась в телефонную трубку.
      - Он, оказывается, отправился во Вьетнам.
      - Да, мама, я знаю.
      Ну быстрее же, быстрее!
      - Так вот, он попал в список без вести пропавших.
      Трубка выпала у Сьюзен из рук.
      ***
      Сьюзен набрала номер телефона Аллана. Да, он звонил, да, это правда Дэвид считается без вести пропавшим: пропал, когда ходил в разведку, в сентябре, 14-го числа. Больше он ничего не знает.
      Сьюзен сидела, ничего не соображая. Но где Дэвид сейчас? Жив ли, нет ли? А что, если его пытают? Казалось, сердце готово было разорваться на мелкие кусочки.
      - Зачем он поехал туда, Аллан? - всхлипнула она. - Ну зачем?
      - Он сказал, что ты бросила его, Сьюзен. А потом, после покушения на Кеннеди у него не осталось никаких надежд, он разуверился во всем.
      - О Господи! Это все из-за меня.
      - Нет, не казни себя, Сьюзен, ведь он не погиб, а только пропал без вести. Его найдут, вот увидишь!
      - Аллан, а ты мне позвонишь, когда его найдут?
      - Ну конечно.
      Сьюзен продиктовала ему номер телефона в Ларчвуде.
      - Я пробуду здесь еще пару месяцев, а потом перееду в Бостон и сразу же сообщу свой номер телефона.
      - Ты сейчас учишься?
      Сьюзен помялась.
      - Нет, живу у друзей, - наконец ответила она и после секундной паузы добавила:
      - О Господи, Аллан! Как бы я хотела хоть чем-то помочь!
      - Чем тут поможешь? Единственное, что ты можешь сделать, это помолиться.
      ПИ ДЖЕЙ
      Странно было снова оказаться в Бостоне. Старинные здания, скрытые раскидистыми кленами с янтарной листвой, шум машин, снующих по узким улочкам, такой родной и знакомый запах влажной булыжной мостовой. Бостон и осенью не спутать ни с одним другим городом.
      Пи Джей сидела на веранде Ларчвуда, наслаждаясь теплым октябрьским деньком. Когда Сьюзен попросила ее поехать с ней в Бостон, первым побуждением Ни Джей было отказаться. Нет, она не желает больше видеть этого города, который опять напомнил бы ей о Фрэнке! Но Сьюзен была так взволнована, что Пи Джей стало ее жаль.
      Подруг у нее никогда не было, одни приятели-мальчишки.
      Ей очень не хотелось потерять Сьюзен, за последнее время они очень сблизились. Поэтому и согласилась.
      К счастью, квартира, которую сняла Сьюзен, располагалась по другую сторону реки. Этот район Пи Джей знала плохо. Вроде бы Бостон, и вроде бы нет. Запах не тот, незнакомый, непривычный... Неподалеку от будущего жилища Сьюзен находилась крупная кондитерская фабрика, и в воздухе стоял одуряюще-сладковатый аромат.
      Пи Джей вздохнула. Трудно поверить, что со времени их поездки в Бостон прошла только неделя. Как все изменилось! Мечты Сьюзен развеялись как дым. Она почти не говорила с Пи Джей об исчезновении Дэвида. Вместо этого замучила ее воспоминаниями о старых друзьях, о тех, кто хорошо знал ее и был близко знаком с Дэвидом. Большую часть свободного времени она проводила, разговаривая по телефону. Это напомнило Пи Джей о том, что за стенами Ларчвуда их всех ждет совершенно другая жизнь: у каждой своя и самое главное - не имеющая никакого отношения к теперешней. Но для Пи Джей возврат к этой жизни настанет позже, чем для остальных. Сегодня только 19 октября, а родить она должна где-то в районе Рождества - самой последней из всех. Остальные уедут из Ларчвуда, а Пи Джей останется. Одна...
      Из дома донесся пронзительный телефонный звонок.
      Опять звонят Сьюзен. Бедняжка! Дэвид, похоже, навсегда ушел из ее жизни. Пи Джей подумала о других девочках.
      Джесс. Ее мечты о примирении с отцом такие зыбкие.
      Джинни. Та вообще никак не может найти себя в этой жизни. Да и она сама не лучше. Единственная ее мечта - скорее покончить с этим постылым одиночеством. Интересно, испытывала ли мама подобное чувство? Почему она никогда не рассказывала ей, что у нее был ребенок? Ну почему? Особенно сейчас. Почему упорно скрывала? Может, мама ненавидит ее за то, что она забеременела, будучи не замужем, тем самым напомнив ей о собственном темном прошлом?
      Дверь отворилась, и на веранду вошла мисс Тейлор.
      - Утро сегодня просто чудесное, - заметила Пи Джей. - Стоят последние теплые денечки!
      Мисс Тейлор не ответила. Пи Джей бросилась в глаза ее необычная бледность.
      - Что случилось, мисс Тейлор? С вами все в порядке?
      Хозяйка села рядом в плетеное кресло. - Пи Джей заметила, что она дрожит.
      - Пи Джей, - с трудом выговорила она. - О Господи, даже не знаю, как тебе сказать.
      - О чем? Что случилось?
      Мисс Тейлор накрыла своей жилистой рукой ее руку.
      - Боюсь, у меня плохие новости.
      Плохие новости?
      - О Дэвиде? О Боже! Бедная Сьюзен!
      Мисс Тейлор ласково погладила Пи Джей по руке.
      - Милая моя, только что звонила твоя мама.
      Мама? Что-то случилось с мамой?
      - Мы подумали, будет лучше, если я сама тебе скажу, чем ты услышишь по телефону.
      Пи Джей почувствовала, как по спине пробежал холодок.
      - Что произошло, мисс Тейлор? - едва выдохнула она.
      Мисс Тейлор тяжело вздохнула.
      - Твой отец, Пи Джей...
      - Что? Что случилось с папой?
      - У него был сердечный приступ...
      Пи Джей порывисто вскочила с кресла.
      - Что?! О Господи, нет! Только не это!
      Она бросилась к двери, а в голове билась одна-единственная мысль папа, папочка, нет...
      - Я должна ею видеть! - закричала она. - Поп сможет отвезти меня туда?
      - Пи Джей, милая ты моя... - тихонько прошептала мисс Тейлор.
      Пи Джей бросила на нее яростный взгляд.
      - Он обязан это сделать! Мне нужно во что бы то ни стало повидать папу! Бедный мой папочка! Когда это случилось? На работе?
      - Да. Но, Пи Джей, боюсь, ты не поняла.
      Пи Джей взглянула на хозяйку пансионата. Лицо бледное, губы, как обычно, накрашенные ярко-красной помадой, дрожат... Вдруг больно сжалось сердце, и она все поняла.
      - Он умер?
      Мисс Тейлор опустила глаза.
      - Умер...
      Пи Джей застыла.
      - Умер... - эхом повторила она.
      ***
      Через минуту она уже звонила домой. Трубку взял брат.
      - Джуниор? Это я, Пи Джей.
      - А, привет.
      Какой у него отрешенный, взрослый голос!
      - Джуниор, это правда?
      - Да.
      - О Господи! - едва выдохнула она. - Как это случилось?
      - Может, тебе дать маму?
      - А она может говорить?
      - Мам! - закричал Джуниор. - Это Пи Джей.
      Пи Джей представила себе мать. Наверное, сидит на кухне, уставившись в пустоту, на коленях блокнот. Взяла его, чтобы записать, что следует выполнить, но не до того - сил нет. Как же ей хотелось быть там! Снова почувствовать такое теплое, успокаивающее объятие. Только вот кто ее теперь обнимет? Мама? Разве она когда-нибудь ее обнимала? Ох, папочка...
      - Пи Джей? - наконец послышался голос матери.
      Казалось, что она находится за тридевять земель. А может, так оно и было.
      - Мама, как ты? - шмыгая носом, спросила Пи Джей.
      - Со мной все в порядке.
      Голос прозвучал настолько уверенно, что Пи Джей поразилась.
      - Мама, мне просто не верится...
      - Знаю.
      - Как это случилось?
      Секунду помолчав, мать ответила:
      - Он был на работе. И вдруг упал, ударившись головой об стол. Вызвали "скорую", но было уже поздно.
      В коротких предложениях уместился весь страшный смысл случившегося.
      - Нет, этого не может быть! Только не папа! - зарыдала Пи Джей.
      Горе схватило ее в свои цепкие объятия. Ну почему, почему именно ее папа! Ведь она видела его две недели назад! Он выглядел вполне здоровым, разве что немного испуганным: боялся рассказать ей о постыдном прошлом матери, что Пи Джей была просто обязана знать.
      - Мама, он что, плохо себя чувствовал? - рыдая, проговорила Пи Джей.
      - Врачи сказали, что сердечные приступы обычно бывают вызваны стрессами, а их у него в последнее время было предостаточно благодаря тебе.
      Пи Джей машинально покрутила телефонный провод.
      - Когда похороны?
      - Послезавтра. Отец всегда просил, если умрет первым, чтобы я не тянула с похоронами.
      - Поп Хайнс отвезет меня домой.
      Молчание.
      - Алло, мама!
      - Ты не приедешь ни при каких обстоятельствах!
      Пи Джей стояла как громом пораженная.
      - Почему?
      - Ты меня слышала! - донесся до нее шипящий голос матери. - Может, забыла, что ты уже на седьмом месяце?
      "Ах ты, сука! Сука паршивая! - хотелось завопить Пи Джей. - А как же ты сама? Ведь ты ничем не лучше меня!
      Я все о тебе знаю! Все!"
      Но она обещала отцу молчать об этом и обещание свое сдержит.
      - Мама...
      Но та не дала ей и слова сказать:
      - - Я не допущу, чтобы тебя здесь увидели и поняли, до чего ты докатилась! Думаю, что ты этого не сделаешь, хотя бы из уважения к отцу.
      Пи Джей почувствовала - возражать бесполезно, матери ничего не докажешь.
      - Я скажу знакомым, что тебя направили продолжать обучение в Европе и что я не стала сообщать тебе о смерти отца, - продолжала мать и закончила:
      - Не могу поверить, что ты так поступила с нами! Отец этого не заслужил.
      ***
      Единственное, чего ей хотелось, это встать под душ, смыть с себя горе, смыть с себя чувство вины. Пи Джей стояла под горячими струями воды, которые больно били по телу, вцепившись в белую полиэтиленовую штору, словно та способна была дать ей силы выстоять и жить дальше.
      "Папочка, - шептали непослушные губы. - Папочка... неужели это я во всем виновата?" Она прислонилась к стене и обхватила руками свой огромный живот. "Господи, папа! Неужели это я свела тебя в могилу? Может быть, и правда ты умер со стыда за свою дочь?"
      Боль переполняла ее. Казалось, она сочится даже из ее набухшей груди. Пи Джей потерла глаза - черная тушь потекла по рукам грязными струйками. Она вытянула ладони вперед и стала смотреть, как вода смывает с них грязь и та уходит... Уходит в никуда. Только что тушь была здесь, и вот ее уже нет.., как и папы - его тоже нет и никогда не будет...
      Пи Джей продолжала стоять под душем - голая, несчастная и такая одинокая. В душевой было тихо, лишь рыдания нарушали тишину, да и те заглушались глухим шумом льющейся воды.
      ***
      - Думаю, нам следует поехать всем, - заявила Джесс.
      Она сидела в комнате Пи Джей за столом, остальные примостились на кровати.
      Пи Джей вышла из душевой и швырнула в угол мокрое полотенце.
      - Пи Джей, прими наши самые искренние соболезнования, - сказала Сьюзен.
      Остальные молча закивали.
      - Спасибо, - ответила она.
      Ну почему умерли не они, а папа, самый лучший человек на свете! Единственный, кто любил ее! Какое они вообще имеют право быть живыми и зачем пришли сюда?
      - Куда это вы собрались? - спросила она, стараясь как-то разрядить гнетущую атмосферу.
      Девочки переглянулись. Ответила Джесс:
      - На похороны. Вместе с тобой.
      У Пи Джей вырвался нервный смешок.
      - Ну если вы собираетесь на похороны, то поедете без меня.
      - Если ты не хочешь, чтобы мы ехали...
      - Да нет же, черт подери! Поезжайте, если хотите. А вот мне это категорически воспрещено.
      В комнате воцарилась тишина.
      - Тебе нельзя поехать? - спросила Сьюзен.
      Пи Джей, опустившись на пол, натянула на ноги подол своего вельветового сарафана.
      - Мама не разрешает. - И, снова хохотнув, она ткнула пальцем в свой живот. - Что скажут соседи?
      Девочки молча уставились на Пи Джей. Та горько разрыдалась.
      Сьюзен быстро подошла к ней, обняла за плечи.
      - Но ведь ты хочешь поехать, правда?
      Пи Джей, подтянув колени к груди, обхватила их руками. Вытерев слезы, сказала прерывающимся голосом:
      - Дело тут не в моем желании.
      - Да пошли ты ее к черту! Она не имеет никакого права тебе запретить! - воскликнула Джинни, вскочив с кровати.
      - Если она ослушается, будут неприятности, - заметила Джесс.
      - Ну и что! - бросила Джинни и вдруг застыла на месте. - А что, если... - Лицо ее отразило напряженную работу мысли. Густо накрашенные глаза превратились в узенькие щелочки. - А что, если она не узнает, что ты приезжала на похороны?
      - Это будет трудновато скрыть, - усмехнулась Пи Джей невесело.
      - Вовсе нет, если ты будешь похожа на кого-то постарше'. - Резко повернувшись, она принялась ходить взад-вперед по комнате. - Например, на мисс Тейлор. Я могла бы тебя загримировать, - проговорила она. - Потом взять у нее платье...
      - Мисс Тейлор меня не отпустит, - охладила ее пыл Пи Джей. - Наверняка мама ее уже настроила.
      - Вот черт! - пробормотала Сьюзен.
      - А кто говорит, что нужно обязательно докладывать мисс Тейлор? ласковым голоском прощебетала Джинни.
      Пи Джей ни разу не слышала, чтобы она говорила таким доброжелательным тоном.
      - Что-то не пойму, что ты хочешь сказать, - заметила Джесс.
      - Все очень просто. Я могла бы забраться к ней в комнату и.., одолжить у нее платье.
      Джесс укоризненно взглянула на нее.
      - Ты хочешь сказать - украсть?
      Джинни пожала плечами:
      - Если тебе так больше нравится. А ты, Джесс, - продолжала она, вращая глазами, - пойдешь к Попу и попросишь его отвезти Пи Джей в Массачусетс.
      - Ой, Джинни! - заохала Джесс. - А если он расскажет мисс Тейлор?
      - Скажешь, чтобы и думать не смел. Он для тебя все сделает, ты это отлично знаешь.
      - Что ж, может быть...
      - Правильно, - подхватила Сьюзен. - Джинни добудет платье и загримирует тебя, а у меня где-то завалялись отличные старушечьи туфли. Они, правда, здоровые, но можно затолкать чего-нибудь в носки.
      - Отлично, - обрадовалась Джинни. - Когда придет время, Джесс займет чем-нибудь мисс Тейлор, чтобы Пи Джей без проблем выскользнула из дома.
      Пи Джей взглянула на каждую девушку поочередно - подруги, самые настоящие подруги, верные и надежные.
      - А мы с ней разве не поедем? - спросила Джесс.
      - Ну конечно, поедем, - отозвалась Сьюзен.
      - Подождите-ка, - вмешалась Пи Джей. - Я вам благодарна за то, что вы хотите для меня сделать, но не кажется ли вам, что четыре беременные женщины на похоронах - это уж чересчур?
      Сьюзен призадумалась.
      - Это точно. И потом, как мы объясним наше отсутствие мисс Тейлор? Но я поеду. Мы с Попом.
      - А зачем вообще брать Попа? - спросила Джинни. - Он ведь дал тебе машину съездить в Бостон. Значит, и сейчас даст.
      - А откуда ты знаешь, что я ездила в Бостон? - удивилась Сьюзен.
      Джинни улыбнулась и промолчала.
      - Так или иначе, - продолжала Сьюзен, бросив насмешливый взгляд на Джинни, - мне будет спокойнее, если Поп поедет с нами. Мало ли что может случиться.
      - Мне тоже, - добавила Пи Джей.
      ***
      На следующий день Джесс влетела в комнату Пи Джей.
      - Поп согласен! - радостно крикнула она.
      Джинни в это время гримировала подругу. Посыпала рыжеватые волосы Пи Джей пудрой, отчего они стали белоснежными, щедро намазала лицо гримом и провела по нему кисточкой. Получились глубокие морщинки. Конечно, до преклонного возраста мисс Тейлор было далеко, но нужного эффекта Джинни добилась. Пи Джей стала казаться старше, и намного.
      - Сначала он никак не соглашался, - затараторила Джесс. - Сказал, что если узнает мисс Тейлор, не миновать скандала. Но я рассказала ему, как много это значит для Пи Джей, да и для всех нас. И он сдался.
      Пи Джей прикрыла глаза. Господи! Будь ты проклят за то, что отнял у меня отца, и спасибо тебе за то, что ты дал мне друзей.
      Джинни принялась придирчиво рассматривать лицо Пи Джей.
      - Молодец, Джесс! Я так и знала, что у тебя все получится. Гм... Так! Все понятно! Нужны очки. Возьмешь у Сьюзен.
      - Да я в них и шагу ступить не смогу! - воскликнула Пи Джей.
      - Наденешь их только перед тем, как входить в церковь. Все равно тебе придется ждать, пока все туда войдут. Сядешь на самую дальнюю скамейку никто тебя не заметит.
      Пи Джей только удивилась: как это Джинни умудрилась все предусмотреть!
      - Джинни... - проговорила она.
      - Что?
      - Спасибо тебе.
      - Да ладно, - бросила та, пожав плечами.
      ***
      Ночью, лежа в кровати, Пи Джей старалась выбросить из головы мысли о матери. Обняла подушку, представив, что обнимает отца, и зарыдала. Так она провела всю ночь - в полудреме, между сном и бодрствованием.
      Горе не отпускало ее от себя. Она понятия не имела, который час. Когда умирает человек, которого любишь, кажется, что время останавливается.
      Когда наконец-то настал рассвет, Пи Джей оторвалась от подушки и заставила себя подняться. Сегодня она едет на похороны папы.
      - Мне очень хочется, чтобы ты, мама, узнала меня, - вслух сказала она. - Чтобы увидела, что нет силы, способной меня остановить.
      - Что-то вы, девочки, сегодня слишком смирные, - заметила за завтраком мисс Тейлор.
      Все промолчали, взглянув понимающе друг на друга.
      - Ну ладно, пойду позанимаюсь, - проговорила Джинни и первой вышла из столовой.
      От Пи Джей не укрылось выражение крайнего удивления, появившееся на лице мисс Тейлор.
      Все было готово к предстоящей операции. Джинни стащила у мисс Тейлор платье и пару толстых чулок. Пи Джей предпочла не спрашивать, как ей это удалось. Джесс принесла белые перчатки и маленькую кожаную сумочку.
      - Да ни одна старушенция такую сумку и в руки не возьмет! - фыркнула Джинни, и Джесс обиделась.
      У Пи Джей, однако, было другое мнение - ей казалось, что это как раз то, что нужно.
      Когда с гримированием было покончено, Джесс помогла Пи Джей влезть в платье мисс Тейлор, и она сразу же стала походить на кругленькую, пухленькую женщину средних лет. Беременность лишь подчеркивала сходство.
      - Нужно еще прикрыть грудь кружевным платочком, - заметила Джинни.
      Когда с одеванием было покончено, в комнату вошла Сьюзен.
      - Ну что, готовы? - спросила она.
      Джесс, Джинни и Пи Джей с удивлением посмотрели на нее. Неужели это и вправду Сьюзен? Длинные, обычно распущенные по плечам волосы теперь убраны в аккуратный пучок, на лице ни грамма косметики, на ногах лакированные лодочки на низком каблуке, на теле простенький свитерок и белая блузочка. Благонравная беременная дамочка.
      - О Господи! - первой пришла в себя Пи Джей. - Что это с тобой?
      Сьюзен расхохоталась.
      - Я подумала, что меньше всего тебе хотелось бы видеть на похоронах папы какую-то хиппушку. И вообще, - тихо добавила она, - по-моему, время для демократических выступлений прошло.
      Пи Джей подошла к ней, тронула за плечо.
      - Спасибо, Сьюзен, Спасибо тебе, что едешь со мной. - И, чувствуя, что на глаза начинают наворачиваться слезы, обратилась ко всем остальным:
      - Спасибо вам всем, девочки. Вы даже не представляете, что для меня все это значит.
      - Желаем тебе удачи, - ободряюще улыбнулась Джесс.
      - Ну давай выметайся отсюда поскорее, да смотри, на мисс Тейлор не напорись, - подхватила Джинни. - А я пойду к Попу. Когда Джесс начнет вешать мисс Тейлор лапшу на уши, я вам тотчас подам знак.
      Джесс с Джинни ушли, а Пи Джей со Сьюзен остались ждать сигнала.
      - Она просто молодец! - заметила Пи Джей.
      - Кто, Джинни?
      - Да. Как будто каждый день этим занимается.
      Сьюзен кивнула.
      - Улица и не тому научит.
      Пи Джей выглянула в окно - Поп стоял, прислонившись к машине. Ей вдруг стало не по себе. С чего бы это?
      Боится, что мать узнает ее? Что мисс Тейлор каким-то образом проведает об их намерениях и запретит ей ехать?
      А может, пустота, охватившая душу, - следствие глубокого горя?
      К Попу подошла Джинни. Взглянув на окно в комнате Пи Джей, она подала девочкам знак.
      - Пора, - сказала Сьюзен.
      Спускаясь по лестнице, они старались ступать тихо как мышки. Пи Джей, прижимая к груди сумочку, прилагала все усилия, чтобы туфли Сьюзен, которые были ей намного велики, не стучали по ступенькам. Проходя мимо двери в кабинет мисс Тейлор, Пи Джей услышала приглушенные голоса. Они на цыпочках пробежали по кухне и выскочили через заднюю дверь. Поп уже сидел за рулем, мотор тихонько работал. Джинни распахнула дверцу.
      - Ну, удачи вам, девочки, - шепотом пожелала она.
      В этот момент из дверей донесся пронзительный голос мисс Тейлор:
      - Пи Джей!
      У Пи Джей внутри все оборвалось. Внезапно она почувствовала, насколько нелепо, по-дурацки одета - ну точь-в-точь карикатура на почтенную мать семейства. Мисс Тейлор с сумкой в одной руке и с перчатками в другой решительно направлялась к машине.
      - Если ты твердо решила ехать, не буду тебя останавливать, дорогая, ласково проговорила она. - Лучше поеду с тобой. Садитесь со Сьюзен на заднее сиденье.
      От удивления Пи Джей не проронила ни слова. Они забрались в машину. Когда Поп вырулил на подъездную аллею, она увидела у заднего крыльца Джесс и Джинни.
      Джесс улыбнулась и помахала ей рукой, а Джинни повернулась и вошла в дом.
      ***
      Улица, на которой стояла белая церковь с колокольней, была запружена машинами. Пи Джей сидела в фургоне и молча смотрела, как в церковь один за другим входят люди, пришедшие проводить отца в последний путь: мистер Браун - владелец ресторана, в котором папа любил обедать, Глэдис и Джордж Прайор - давнишние соседи, Тим Дэвю - партнер по гольфу, Мэвис и Марла Томпсон партнерши матери по бриджу. Пи Джей была абсолютно спокойна, только озноб пробирал ее слегка, она дрожала, никак не могла согреться.
      Когда перед церковью уже никого не осталось, мисс Тейлор обратилась к Пи Джей:
      - Ну, пора. Как ты себя чувствуешь?
      Пи Джей глубоко вздохнула.
      - Отлично, мисс Тейлор, - проговорила она и, распахнув дверцу, вышла из машины.
      Остальные последовали за ней. Они поднялись по ступенькам. Сьюзен легонько поддерживала Пи Джей под локоток. Поп открыл дверь церкви, и они вошли. Народу было Видимо-невидимо.
      К ним тут же подошел Уолтер Кнадсон. Он был другом их семьи, сколько Пи Джей себя помнила, а теперь, очевидно, выступал в роли распорядителя, показывающего пришедшим на похороны людям их места. Пи Джей испугалась: вдруг он ее узнает?
      Мисс Тейлор тут же пришла на выручку. Она отвлекла внимание Уолтера на себя, сказав, что они будут сидеть на откидных стульях, располагавшихся вдоль задней стены.
      Он кивнул и отвернулся. Не узнал...
      Пи Джей села у самого прохода - так ей лучше был виден гроб из красного дерева, покрытый белоснежным покрывалом с кистями по краям, расшитым розами. За гробом стояла огромная корзина белых цветов. К ней была прикреплена белая лента с надписью золотыми буквами - "Папе". Рядом с гробом сидела мать. Пи Джей была видна ее голова под черной вуалью, высоко вскинутая и неподвижная.
      Отпевание шло долго, но Пи Джей не слышала ни слова ни из панихиды, ни из панегирика, произнесенного Смитти, самым близким другом отца и его верным помощником. Она не могла глаз отвести от гроба. Неужели и в самом деле в нем лежит ее отец? Неужели останется там навсегда?
      При этой мысли Пи Джей стало не по себе, она закрыла глаза и тут же почувствовала теплую руку мисс Тейлор.
      Пи Джей с трудом подавила уже готовый было вырваться горестный стон.
      Голоса стихли. Орган заиграл любимый гимн отца. Пи Джей тихонько заплакала.
      После того как отзвучали последние аккорды, все встали. Органист заиграл "Верую в Господа, Отца нашего".
      Сквозь слезы Пи Джей смотрела, как гроб повезли по проходу. Уолтер Кнадсон подошел к матери и помог ей подняться. Пи Джей похолодела. Господи, сейчас она пройдет прямо рядом с ней! Она почувствовала, как Сьюзен ободряюще дотронулась до ее руки.
      Гроб приближался все ближе, ближе, вот он уже рядом с ней. Пи Джей протянула руку и легонько коснулась края.
      - Я люблю тебя, папочка, - тихонько прошептала она.
      Внезапно она почувствовала на себе чей-то взгляд.
      Мама! Сухие - ни слезинки - глаза матери в упор смотрели на нее. Мать узнала ее, вне всякого сомнения. Пи Джей на секунду показалось, что у нее перестало биться сердце. Потом ясный взор матери перешел на мисс Тейлор, и в сопровождении ничего не подозревающего Джуниора мать вышла вслед за гробом на залитый солнцем церковный двор.
      Глава десятая
      ДЖЕСС
      Утром перед Днем благодарения Джесс сидела в своей комнате, глядя на календарь. До 14 декабря оставалось семнадцать дней - семнадцать дней до рождения ребенка. Она принялась листать календарные страницы назад. Каждый день был зачеркнут крест-накрест черным фломастером. Вот они - дни, недели, месяцы, когда она считала, что этот ребенок принадлежит им с Ричардом. И снова почувствовала боль, еще более острую от сознания того, что отец оказался прав: Ричард встречался с ней только из-за денег.
      Захлопнув календарь, Джесс сунула его в стол. Через несколько недель все будет кончено. Рождество она будет отмечать дома - первое Рождество без мамы... Потом скорее всего вернется в Лондон или в другой какой-нибудь пансионат, который выберет для нее отец, возможно, еще дальше от дома. В животе шевельнулся ребенок.
      - Когда-нибудь я найду тебя, - прошептала Джесс. - Обещаю.
      Завтрак прошел в напряженной атмосфере, ставшей обычной после того, как Сьюзен узнала о без вести пропавшем Дэвиде, а у Пи Джей умер отец. В батареях шумела вода - время шло к зиме, и отопление уже включили.
      Только этот приглушенный звук нарушал царившую в столовой гнетущую тишину да время от времени стук вилок о тарелки. Джесс оглядела сидящих за столом девушек и подумала о том, что не так-то много завтраков осталось провести им вместе.
      - У меня есть идея, - сказала она, и слова ее прозвучали особенно громко в тишине.
      Все молча посмотрели на нее.
      - Завтра День благодарения, - продолжала Джесс. - И скоро все мы уедем отсюда.
      - Ну и что? - пробурчала Джинни.
      - Миссис Хайнс собирается приготовить индейку. - Она пожала плечами. Вот я и подумала, а что, если нам украсить дом?
      - Украсить? - удивилась Джинни.
      - Ну да, ведь скоро Рождество. Мы могли бы пойти в лес, наломать сосновых веток и...
      - У меня, между прочим, большой опыт в этом деле, - перебила ее Сьюзен. - Я обеими руками за.
      Джесс по привычке покрутила кольцо. Оно поддалось с трудом - пальцы сильно распухли. Лучше всего было бы его снять, но после истории с пропажей не было никакого желания это делать.
      - У меня в этом году далеко не праздничное настроение, - заметила Пи Джей.
      - Пи Джей, я понимаю, как тебе тяжело без отца, но и я впервые буду праздновать Рождество без мамы. Может быть, вместе нам с тобой будет легче?
      - А ведь ты, Джесс, права, черт подери! - подала голос Джинни. Отличный способ хоть как-то убить время.
      ***
      После завтрака все надели теплые куртки, мисс Тейлор снабдила каждую хозяйственной сумкой, и девочки направились к лесу, подгоняемые прохладным ветерком.
      - Когда вернетесь, попрошу миссис Хайнс приготовить вам по чашке горячего шоколада! - крикнула она, стоя в дверях черного хода.
      Девушки с трудом брели по лесу: под ногами шуршала листва да скрипели сухие сосновые иголки.
      - Я знаю отличное местечко, - проговорила Джинни.
      - Там что, есть пышные сосновые ветки? - спросила Джесс.
      - Ага, я его обнаружила, когда только приехала сюда.
      Кажется, сто лет прошло с тех пор.
      К обеду руки у всех были липкими от смолы, спины разламывались от постоянных наклонов, да и животы, надо признаться, изрядно мешали, но щеки полыхали румянцем и настроение было отличным.
      - Ну хватит! - весело крикнула Пи Джей. - И так восемь сумок набрали. Весь город можно украсить, а не только Ларчвуд-Холл!
      Когда они вернулись домой, миссис Хайнс напоила их горячим шоколадом. Джесс даже показалось, что она заметила на ее обычно суровом лице тень улыбки. Мисс Тейлор принесла проволоку и большие красные бархатные банты.
      - Пока вы бродили по лесу, мы с Попом тоже времени даром не теряли сходили за покупками.
      И скоро Ларчвуд стал неузнаваемым. В гостиной, в музыкальной комнате и в столовой - повсюду были подвешены на проволоке сосновые ветки и банты. Мисс Тейлор откопала где-то старенький сборник рождественских гимнов, однако девочкам было не до песен, да их никто и не услышал бы из-за царившей вокруг суматохи. Отовсюду только и слышалось:
      - Нет, нет! Туда не вешай! Лучше над дверью...
      - Подержи конец, я привяжу...
      - Сюда нужен еще один бант...
      - Сьюзен, повесь это над дверью, а то я не достаю...
      Джесс весело улыбалась от царящей вокруг радостной суеты. Наверное, так готовятся в семье к празднованию Рождества. У них же дома они с мамой только елку наряжали, всем остальным занимались слуги.
      Когда все было почти сделано, с черного хода раздался голос Попа:
      - Эй, а мне кто-нибудь поможет?
      Девочки ринулись на кухню. Поп затаскивал в дом огромную голубую ель.
      - Ой, Поп! - воскликнула Пи Джей. - Ты принес нам елочку! Вот здорово!
      Джесс не могла и слова сказать - слезы застилали глаза. Она знала: когда настанет Рождество, она будет дома, в Манхэттене, в окружении разряженных гостей, за праздничным столом, среди множества подарков, купленных Маргарет по поручению отца, и никогда больше не испытает атмосферу теплоты и дружеского участия ее подруг из Ларчвуд-Холла...
      Когда с украшением жилища было покончено, появилась миссис Хайнс с большой коробкой, которую достала откуда-то из безграничных недр стенного шкафа.
      Джесс заглянула в нее - на дне лежала гирлянда лампочек да кучка елочных игрушек, а под ними аккуратно сложенный кусок красного фетра. Девочки дружно принялись украшать елку. Джесс пришла в голову отличная, на ее взгляд, мысль. Она попросила миссис Хайнс дать ей ножницы и спросила разрешения взять красный фетр.
      Если каждая из девочек получит к Рождеству по маленькому красному чулочку, подвешенному к камину, то-то будет радости!
      Когда елку нарядили, Джесс, прихватив с собой ножницы и материю, отправилась в свою комнату. Вытянув из-под кровати чемодан, она вытащила из него белый кашемировый свитер, расшитый блестками и жемчугами - для украшения чулочков в самый раз. И тут она заметила в углу чемодана какой-то предмет - шарик, завернутый в папиросную бумагу. Развернула его. Внутри оказалась красная головка Санта-Клауса с пышной белой бородой, которую она купила на ярмарке для первого Рождества своего малыша. Несколько секунд подержав ее в руке, Джесс спустилась вниз, осторожно ступая по темной лестнице, и повесила игрушку на елку.
      - Это тебе, мой маленький, - прошептала она. - Счастливого Рождества. , И, сдерживая уже готовые брызнуть слезы, Джесс вернулась в комнату и принялась за работу. Она собиралась утром пораньше - миссис Хайнс наверняка будет еще возиться с индейкой - спуститься вниз и, пока девочки не проснулись, повесить чулочки над камином. Это будет ее рождественский подарок верным подругам, ее единственной семье.
      ДЖИННИ
      Джинни лежала на кровати в своей комнате, не зажигая света, задумчиво глядя в потолок. Ну и денек сегодня выдался! Странный какой-то... А в общем-то, что врать себе, здорово было! И по лесу вдоволь погуляли, и комнаты украсили, и елку нарядили - все успели. У них с мамой тоже была елка. Правда, всего один раз. Они тогда жили в квартирке размером с чулан. Общипанное такое деревце, но ей тогда казалось, что лучшей рождественской елки на свете не бывает. Они украсили ее поп-корном и клюквой, да еще вырезками из журналов. Никаких гирлянд, естественно, не было - они с мамой, как всегда, сидели на мели, - но мама помогла ей вырезать из алюминиевой фольги звезду, и когда вечером они задернули штору, свет от неоновой вывески из бара напротив упал на звезду, и она засияла...
      Джинни повернулась на бок и закрыла глаза. Она и теперь сидела на мели. Кольцо и сто долларов вернула Джесс.
      Сорок долларов, которые она украла у миссис Хайнс, давно ушли на сигареты и еще на что-то. Теперь ей не увезти маму от отчима, не добраться до Лос-Анджелеса. Можно, конечно, попробовать доехать автостопом, но это значит оставить мать в Бостоне, с этим...
      Если, конечно, она не примет предложение Джесс...
      Джинни незаметно задремала.
      ***
      Проснулась она оттого, что почувствовала на своих губах чью-то руку. Еще не открыв глаза, поняла - это ей не снится. Сна как не бывало. Она открыла глаза - в темноте" мелькнула чья-то тень.
      - Только пикни, и тебе крышка! - послышался мужской голос.
      О Господи! Это он! Джинни забилась изо всех сил. Раздался тихий треск - от рулона оторвали кусок клейкой ленты. Руку убрали со рта и тут же залепили его скотчем. О Боже! Боже милостивый!
      - Ах ты, сучка! - Он хрипло расхохотался. - Сбежать от меня хотела?
      Она со всего размаху ударила его по лицу.
      Схватив ее за запястья, он рванул ее за руки и прижал к кровати.
      - Знаю, как ты любишь, мерзавка, - грубо, и чем грубее, тем лучше.
      Отмотав свободной рукой еще один кусок скотча, он зубами перекусил его и быстро замотал им запястья крепко-накрепко. Пальцы тут же онемели. Джинни заметалась по кровати, но он с силой швырнул ее на подушку.
      - Скажи-ка, это мой ребенок?
      Расхохотавшись, он подтянулся на руках, приблизив нижнюю часть тела к ее лицу, предварительно расстегнув ширинку.
      - Помнишь его? Ты ведь скучала по нему, признавайся!
      И он ткнул напряженный пенис ей в лицо. Даже сквозь клейкую ленту Джинни ощутила запах - мерзкий, тошнотворный. В голове билась одна-единственная мысль:
      "Если меня сейчас вырвет, я задохнусь!" Она попыталась не думать об этом, переключившись на что-нибудь другое, чтобы справиться с охватившим ее отчаянием.
      "Он не такой уж плохой", - вспомнила она слова матери. Эх, мама, мама...
      А он все не отходил от нее. Внезапно он снова хрипло захохотал и, ухватившись за подол ее ночной рубашки, задрал ее. Джинни поняла: он смотрит на ее живот. Тело ее покрылось липким потом от ужаса.
      - Это ведь мой ребенок, верно? - прорычал он. - Ну, тогда тебе это совсем не помешает!
      Он наклонился так низко, что она почувствовала неприятный запах у него изо рта. "Убирайся к чертовой матери!" - хотелось закричать ей, но она не могла этого сделать - рот был залеплен.
      Не обращая внимания на отчаяние Джинни, он грубо вошел в нее. Джинни почувствовала острую боль, такую же, как в детстве, когда много лет назад на нее набросился незнакомый мужчина, мамин дружок. Такую же, какую ощущала всякий раз, когда к ней в постель забирался отчим. Она закрыла глаза, решив подчиниться неизбежному.
      Но внезапно она вспомнила о ребенке. Нет, она не позволит причинить ему боль! Перед глазами почему-то возник образ котенка - беленького, окровавленного, мертвого...
      Плевать ей на то, что это нежеланный ребенок! Обидеть его она никому не позволит!
      С силой, которую она от себя не ожидала, Джинни согнула ноги в коленях и пнула своего мучителя в пах. Тот завопил во весь голос и рухнул с кровати на пол, потянула ее за собой. Она продолжала наносить ему удары куда придется. Внезапно дверь распахнулась. На пороге возникла фигура в ночной рубашке, заслонив льющийся из холла свет. Джинни еще раз саданула отчима в пах, тот опять завопил как резаный.
      Не дав ему опомниться, она резко развела руки в разные стороны, пытаясь избавиться от проклятой клейкой ленты. Ей это удалось.
      В этот момент фигура шагнула к кровати, вскинув над головой руки, в которых был какой-то большой предмет. И не успела Джинни опомниться, как руки опустились отчиму на спину. Света из холла оказалось достаточно, чтобы увидеть его глаза. Они вылезли из орбит. Джинни, отбросив клейкую ленту, плюнула насильнику в лицо.
      Внезапно в комнате вспыхнул свет. Джинни выбралась из-под распростертого на ней тела и увидела Джесс. Она стояла, держась за выключатель и не сводя с отчима полных ужаса глаз. Джинни проследила за ее взглядом. Из спины его торчали портновские ножницы миссис Хайнс и фонтаном била кровь.
      Она бессильно прислонилась к кровати, ее что-то беспокоило... Ах да, эта тень в дверном проеме... Неужели это была Джесс? И вдруг Джинни вспомнила! В ту страшную ночь, когда она была совсем маленькой, а этот подонок, мамин дружок, пытался ее изнасиловать, Джинни вдруг увидела у него за спиной чью-то тень. Это была мама. Она держала какой-то предмет. Вскинув руки над головой, она изо всех сил ударила этим предметом ему в спину. И у него точно так же вылезли из орбит глаза. Значит, мама убила его, не допустив, чтобы он надругался над дочерью. Джинни, закрыв лицо руками, впервые за весь этот жуткий вечер разрыдалась.
      - По-моему, я убила его, - безразличным, едва слышным голосом произнесла Джесс.
      - Да, ты убила эту скотину, и теперь он уже больше никогда не будет меня доставать.
      Джинни взглянула на дрожащую фигурку Джесс - ночная рубашка забрызгана кровью, на лице какое-то недоуменное выражение.
      - Убила моего треклятого отчима, от которого у меня ребенок, закончила она.
      - Джесс издала леденящий душу крик и, упав на колени, закрыла лицо руками.
      - И если ты кому-нибудь хоть словом обмолвишься о том, что я тебе сказала, клянусь, я тебе шею сверну!
      В это время в комнату вошли сразу все - мисс Тейлор, Сьюзен и Пи Джей.
      - Что, черт побери... - начала было мисс Тейлор, но, увидев распростертое тело, тут же замолчала.
      Пи Джей пронзительно вскрикнула.
      - Боже правый! - воскликнула Сьюзен. - Нужно вызвать полицию!
      - Нет! - остановила ее мисс Тейлор, вцепившись в ворот рубашки. Врача! Быстрее!
      - Он же мертвый! - возразила Сьюзен. - Врач тут ничем не поможет.
      Мисс Тейлор, наклонившись над Джесс, обняла ее.
      - Врач нужен Джесс и Джинни, а полицию я вызову сама.
      - Похоже, в этом нет необходимости, - заметила Джинни.
      Все обернулись. В комнату вошел Бад Уилсон. Волосы всклокочены, футболка висит поверх мятых брюк - похоже, одевался он наспех.
      - Франсис, - обратился он к хозяйке пансионата. - Что здесь, черт подери, происходит?
      Джинни глазам своим не поверила. Так вот почему эта старая перечница не спала в ту ночь, когда она удрала из Ларчвуда и отправилась в город! У них, оказывается, любовь с этим треклятым шерифом! "Господи Боже мой! подумала Джинни. - Что делается на белом свете!"
      - Джинни, что здесь произошло? - спросила мисс Тейлор, покачивая Джесс.
      - Будет лучше, если вопросы буду задавать я, Франсис! - рявкнул шериф и, погрозив пальцем, обратился к девочкам:
      - Ничего не трогать и всем оставаться на своих местах. Вы... - он ткнул пальцем в Пи Джей, - позвоните в морг, пусть пришлют машину. И чтобы ни одна из вас не выходила из дома!
      Пи Джей, которая стояла ближе всех к дверям, кивнула и исчезла. Сьюзен одарила бесчувственного шерифа яростным взглядом. Джесс смотрела пустыми глазами в никуда.
      Джинни готова была вцепиться этому идиоту в глотку. "Вот сволочь!" хотелось крикнуть ей, но она сдержалась.
      - Этот сукин сын хотел меня убить, - бросила она, и мисс Тейлор болезненно поморщилась. - Джесс спасла мне жизнь. Если бы не она, этот треклятый отчим уж точно порешил бы меня!
      - О Господи! - ахнула мисс Тейлор, побледнев, и обернулась к шерифу. Что ты собираешься делать? Теперь наш Ларчвуд-Холл будут склонять на каждом углу!
      Шериф почесал живот.
      - Значит, так. Сейчас мы все вместе выйдем из этой комнаты.
      Мисс Тейлор бросила на него яростный взгляд.
      - Прошу тебя, спустись вниз, чтобы девочки смогли набросить на себя халаты!
      Проворчав что-то себе под нос, он вышел. Мисс Тейлор помогла Джесс встать и вывела ее из комнаты. Джинни и Сьюзен остались вдвоем.
      - Если бы кто-то привел в порядок его штаны, он бы выглядел намного привлекательнее, - бросила Джинни, глядя на Сьюзен.
      Та удивленно посмотрела на нее.
      - Нечего на меня пялиться! - бросила Джинни. - Я до него и пальцем не дотронусь!
      - О Господи, Джинни, неужели он и вправду собирался тебя изнасиловать?
      - Не-а, - пожала плечами Джинни. - Ему захотелось пописать, а он решил, что здесь туалет.
      Сьюзен, пристально взглянув на нее, сказала:
      - Так и быть! Я сделаю это только ради нашего пансионата, чтобы репутация его не пострадала.
      - Вот не знала, что это тебя волнует.
      Сьюзен повернула тело на бок, протянула было руку к ширинке, но тут же отдернула ее. Они с Джинни молча переглянулись. Набрав побольше воздуха и прикрыв глаза, Сьюзен застегнула молнию. Уцепившись за ремень, она перекатила мертвое тело обратно на живот и хотела подняться, но не успела ее вырвало прямо на ноги трупа.
      ***
      Несколько минут спустя девочки уже сидели в столовой и пили слабый чай, избегая смотреть друг другу в глаза.
      У Джесс на лице было все то же отсутствующее выражение. Сьюзен уже взяла себя в руки, однако лицо ее было еще зеленоватым, а Ни Джей и не старалась скрыть испуг.
      Мисс Тейлор нервно теребила ворот халата. Во главе стола восседал шериф, успевший облачиться в форму. В одной руке он держал маленький блокнотик, в другой - шариковую ручку. "Ну прямо комедия какая-то! Смех да и только!" - подумала Джинни.
      - Буду разговаривать с каждой в отдельности, - объявил Бад У ил сон.
      - Это еще зачем? - бросила Джинни. - Я ведь уже рассказала, что случилось. Меня хотел убить отчим.
      - С чего вы взяли?
      - Он узнал о том, что я беременна, и чуть не лопнул от ярости. А потом обнаружил, что я стащила у него деньги, чтобы приехать в этот пансионат.
      Вскинув брови, шериф чиркнул что-то в своем блокнотике и взглянул на Джесс:
      - А потом что случилось?
      Джесс откашлялась.
      - Я услышала какой-то шум, - прошептала она. - Будто кто-то боролся.
      - Он пытался задушить меня, - поспешно проговорила Джинни, чувствуя на себе недоуменный взгляд Сьюзен.
      "Пусть эта сука только попробует рот раскрыть!" - угрожающе подумала она и затараторила:
      - Он залепил мне рот скотчем. - Она провела рукой по саднившим губам. - А я наподдала ему, он и свалился на пол. Должно быть, Джесс и услышала этот шум.
      Шериф вопросительно взглянул на Джесс.
      - Значит, вы взяли ножницы и пошли в ее комнату?
      Только потому, что вам почудилось, будто что-то упало на пол?
      - Не только... Мне показалось, что в комнате Джинни происходит что-то странное.
      - И вы по счастливой случайности как раз не спали.
      - Я шила... Хотела сделать для всех рождественские подарки... Чулки... - По щекам ее потекли слезы.
      Мисс Тейлор ласково обняла Джесс.
      - Ну хватит, Бад! - бросила она.
      Джинни взглянула на Джесс - какой же маленькой она кажется в этом своем халате! Никто никогда не догадался бы, что она вот-вот должна родить.
      - Джесс спасла мне жизнь, - решительным голосом заявила она. - Он хотел меня убить.
      И она обвела взглядом собравшихся. Никто не проронил ни слова.
      - А что касается моей мамы, - продолжала она. - Я сама ей утром позвоню и все расскажу.
      "Только не слишком рано, такую новость ей будет легче переварить в подпитии", - усмехнулась она про себя.
      - Я не хотела его убивать, - проговорила Джесс. - Просто подумала, что смогу помешать ему избивать Джинни...
      - Не волнуйся, дорогая, - попыталась успокоить ее мисс Тейлор. - Все будет хорошо.
      И в этот момент Джесс, пронзительно вскрикнув, обхватила руками свой огромный живот.
      Мисс Тейлор тут же подскочила к ней.
      - Джесс, что с тобой?
      - О Господи! - в испуге взвизгнула Джесс. - Ребенок!
      Кажется, я рожаю!
      И, согнувшись пополам, она без чувств упала на пол.
      ***
      Все дальнейшее Джинни видела будто в тумане, а с годами эти события почти целиком сгладились. Помнила только, как Поп Хайнс вынес Джесс на руках из дома; как по пансионату сновали полицейские с блокнотами в руках и с отсутствующим, лишенным всякого интереса выражением на лицах, приставая ко всем с дурацкими вопросами; как на рассвете вынесли из дома тяжелый черный пластиковый сверток, и она поняла - все, кошмар, преследовавший ее столько лет, кончился. Тогда она подумала о своей потери и порадовалась, что и та наконец-то освободилась от этого мерзавца и стала теперь лишь ее мамой.
      СЬЮЗЕН
      - Воды отошли еще в дороге, - заметила Сьюзен, когда они с Пи Джей шли по коридору больницы. - А ребенок такой крошечный! - продолжала она. Всего два шестьсот.
      - Надеюсь, они обе будут в полном порядке.
      - Да и Джинни тоже хороша... - подхватила Сьюзен. - Похоже, шериф собирается сегодня отвезти ее в Бостон, чтобы она сообщила обо всем матери.
      - Как же отчиму удалось забраться в дом? Неужели двери были не заперты?
      - Мисс Тейлор сказала, что он разбил стекло задней двери, дотянулся до ключа и открыл дверь.
      - Ну уж теперь-то она не будет оставлять его в дверях, - покачав головой, заметила Пи Джей. - Она уже звонила отцу Джесс?
      Сьюзен пожала плечами:
      - Не думаю. У меня создалось впечатление, что он и слышать не хочет о дочери, пока она не родит ребенка и не вернется домой.
      - Даже после того, что произошло прошлой ночью?
      Сьюзен опять пожала плечами.
      Они прошли мимо медицинского поста - в честь праздника он был украшен вырезанными из бумаги индейками и первыми английскими колонистами, поселившимися в Америке, но почему-то они были с раскосыми глазами.
      - А еще мисс Тейлор сказала, что Бад Уилсон согласился квалифицировать случившееся как непредумышленное убийство, - заметила Сьюзен.
      На лице Ни Джей появилось недоуменное выражение:
      - Но ведь так оно и было!
      Сьюзен, не ответив, продолжала:
      - Он сказал, что поскольку отчим собирался убить Джинни, а Джесс ее защищала, в отношении ее не будет возбуждено уголовное дело.
      - Похоже, он считает, что чем меньше внимания привлечет это дело, тем лучше.
      Сьюзен кивнула.
      - Его жене, я уверена, это будет на руку.
      - Его жене?! - удивилась Пи Джей. - Бог мой, неужели мисс Тейлор встречалась с женатым мужчиной?
      - Подумаешь, какое дело! Это случается сплошь и рядом.
      Дальше они шли молча, лишь низкие каблуки постукивали по вымощенному плиткой полу.
      - Не успеем оглянуться, как мы все здесь будем, - заметила Ни Джей, оглядывая стерильный коридор.
      - Я попаду сюда раньше тебя, к счастью.
      - У тебя срок четвертого декабря? О Господи! Что я буду делать в Ларчвуде одна целых три недели!
      - Ты будешь с Джинни.
      Опять наступило молчание.
      - Сьюзен? - подала голос Пи Джей. - Нам с тобой так и не пришлось толком поговорить после того, как... - она запнулась, - после того, как ты узнала о Дэвиде. Ты уже заказала в квартиру мебель? Ты собираешься перебраться в Бостон?
      Сьюзен вздохнула:
      - Да все откладываю со дня на день. Не знаю, на что решиться.
      - Не прими, пожалуйста, мои слова за издевку, но не кажется ли тебе, что нужно поторопиться?
      - Знаю. Но за последнее время столько всего произошло: сначала Дэвид пропал, потом твой отец умер. И наконец, вчерашнее ночное происшествие... Она посторонилась, пропуская женщину в инвалидной коляске. - О Боже, как летит время. Я даже выборы пропустила.
      - Я это заметила.
      Сьюзен улыбнулась.
      - Впрочем, у этого Хампрея не было никаких шансов. Несмотря на относительно высокий рейтинг популярности, он никогда не выиграл бы. Да и приказ прекратить бомбардировки, отданный Джонсоном в последнее время, не смог...
      - Сьюзен, - перебила ее Пи Джей. - Это уже было сто лет назад, а мы с тобой говорим о сегодняшнем и завтрашнем днях: о тебе и твоем ребенке.
      Сьюзен, уставившись взглядом в выложенный плиткой пол, лишь буркнула:
      - Знаю.
      Она знала, что откладывает со дня на день принятие решения потому, что никак не может определиться. Если бы можно было позвонить родителям и посоветоваться с ними! Но она не общалась с ними со дня сообщения о без вести пропавшем Дэвиде. И хотя прошло уже немало времени, звонить им как-то не хотелось. Сьюзен отдавала себе отчет в том, что, поступая подобным образом, она словно отрекается от своих родителей, так же как отец Джесс поступил со своей дочерью или мать Пи Джей - со своей. В одном она была твердо уверена - она сама обязана нести полную ответственность за ребенка, даже если никогда больше не увидит его отца. А может, она все это выдумала, вдруг засомневалась Сьюзен. Что, если она приняла такое решение лишь в надежде на счастливую встречу с Дэвидом? А если эта встреча не состоится и Дэвид никогда не вернется, что тогда? Разумно ли будет воспитывать ребенка без отца? Честно ли будет по отношению и к нему, и к Дэвиду?
      Издалека донесся детский плач, прервав ее размышления. Сьюзен с Пи Джей словно завороженные пошли на этот звук и внезапно оказались перед стеклянной дверью.
      За ней виднелись детские кроватки, а в каждой из них лежал новорожденный.
      Ребенок Джесс тоже был там, завернутый в розовое одеяльце. На спинке кроватки висела табличка: "Франсис Бейтс".
      - Она назвала дочку в честь мисс Тейлор, - заметила Сьюзен. - Франсис.
      - Какая она маленькая, - подхватила Пи Джей. - И какая хорошенькая.
      Сьюзен взглянула на ребенка и почему-то почувствовала странную отрешенность. Из-за угла послышались голоса. Сьюзен узнала их: разговаривали мисс Тейлор и мисс Глэдстоун. По-видимому, им и в голову не приходило, что Сьюзен с Пи Джей совсем рядом.
      - Приемные родители просто в восторге, - проговорила мисс Глэдстоун. Особенно потому, что она родилась раньше положенного срока.
      - А они знают, почему произошли преждевременные роды?
      - Нет, им это знать ни к чему.
      - Хорошая у вас работа, - заметила мисс Тейлор.
      - Скажем так: очень приятно видеть, как счастливы люди, которые наконец-то обрели долгожданного ребенка.
      А самое трудное - это уговорить девочек отдать своих детей. Только сейчас я начинаю понимать, как им, должно быть, трудно.
      - Я тоже, - согласилась мисс Тейлор. - Наверное, тяжело пожертвовать ради счастья ребенка своим счастьем.
      Сьюзен почувствовала, как внутри у нее все похолодело. Она взглянула на Пи Джей. Та никак не отреагировала на откровение мисс Тейлор, но Сьюзен догадалась, о чем та думает. О том, что она, Сьюзен, должна, как и другие девочки, отказаться от своего ребенка, дать ему возможность жить нормальной жизнью, что она должна смириться с тем, что, быть может, никогда больше не увидит Дэвида. Поэтому самое малое, что она может сделать для своих двух самых дорогих ей людей, - это отказаться от них.
      Через шесть дней Джесс, не заезжая в Ларчвуд, прямо из больницы отправилась в Манхэттен. Мисс Тейлор сама собрала ее вещи и отправила их Джесс домой.
      - Она решила не заезжать сюда, - объяснила она девушкам. - Всякие воспоминания... Ну, вы меня понимаете.
      Все согласно кивнули. Они-то понимали.
      Во вторник, 5 декабря, Сьюзен родила мальчика. "Надо же! Ровно через полгода после покушения на Роберта Кеннеди", - криво усмехнулась она.
      Когда мисс Тейлор пришла ее навестить, она предложила Сьюзен позвонить ее родителям.
      - Мне все равно, - откровенно ответила она.
      Она решила переехать в Бостон, но одна. Возьмет деньги, оставленные ей в наследство дедушкой, окончит аспирантуру, будет сама себя содержать. Хватит ей держаться за мамину юбку и поступать по ее указке. Она прекрасно понимала, что мать приложит все усилия к поиску для нее добропорядочного мужа-еврея. Сьюзен это не устраивало.
      Она собиралась жить самостоятельно, по крайней мере первое время. Будет ли она искать Дэвида, нет ли, Сьюзен еще не решила, но их ребенок должен жить в доме, где приемные родители будут благословлять каждый его вздох.
      "Ему у них будет лучше", - подумала она, подписывая отказные документы.
      ПИ ДЖЕЙ
      - Вот и остались мы вдвоем, - сказала Джинни, обращаясь к Пи Джей.
      Они стояли на крыльце и видели, как Сьюзен села в такси и уехала из Ларчвуда навсегда.
      - Да, - кивнула головой Пи Джей. - С наступающим Рождеством тебя.
      Они вошли в дом и отправились в гостиную.
      - Не знаю, как ты, а я здесь до Рождества задерживаться не собираюсь, - заметила Джинни.
      - Сие от нас не зависит, - пожала плечами Пи Джей и обвела глазами комнату: сосновые иголки начали опадать, красные бантики поникли. - Да мы его уже отметили перед Днем благодарения. - И, взглянув на Джинни, поспешно добавила:
      - Прости, я не хотела...
      - Да ладно, - отмахнулась та.
      - Что ты собираешься делать после рождения ребенка?
      - Поеду домой. Когда мы с Бадом Уилсоном ездили в Бостон к маме с известием о смерти отчима, он рассказал мне про Лос-Анджелес очень много интересного. Он оказался неплохим мужиком. А еще мне очень хочется помочь маме бросить пить. Не знаю, получится ли это но для начала попытаюсь уговорить ее переехать в Лос-Анджелес.
      Слава Богу, отчим оставил кучу денег.
      - Ты ведь его не очень любила, верно?
      - Можно и так сказать, - расхохоталась Джинни. - А вот мама почему-то была от него в восторге. Хотя чему удивляться, - добавила она. - Она ведь многого не знала.
      Пи Джей встала и, подойдя к окну, бросила взгляд на подъездную аллею. Пошел снег.
      - Давай не будем о мамах, - тихонько сказала она.
      - Ладно, черт подери. А что ты собираешься делать?
      - Поступлю в Чикагский художественный институт.
      Хочу стать дизайнером. Мне очень нравится эта профессия. А что касается матери... Увижу я ее когда-нибудь, нет ли, мне в общем-то наплевать.
      - Это ты сейчас так говоришь, - заметила Джинни. - Все может измениться.
      - Не думаю, - покачала головой Пи Джей.
      ***
      Через десять дней, 18 декабря, Пи Джей отвозила в больницу Джинни. Та, скрючившись, сидела на заднем сиденье пансионатского фургона. Она сообщила о начале схваток только после того, когда отошли воды.
      - Чем позже попадешь в это заведение, тем лучше, - заметила она.
      - О Господи, Джинни! - раздраженно бросила Пи Джей. - Ты что, собираешься в машине рожать?
      - А почему бы и нет, - простонала она. - Уж так и быть, скажу тебе, но только между нами: я готова пойти на что угодно, только бы не попасть в больницу - боюсь этих заведений.
      Пи Джей была поражена, однако виду не подала.
      ***
      Пи Джей, Поп и мисс Тейлор ожидали известий в приемном покое. Не прошло и часа, как появился врач.
      - Девочка, - объявил он. - И мамаша, и ребенок чувствуют себя отлично. Во время родов мать так и сыпала ругательствами. Я и половины их не знаю. Он улыбнулся, вскинув кустистые брови. - Но она справилась со своей задачей отменно!
      Обратно в Ларчвуд ехали молча. Мисс Тейлор осталась в больнице ждать, пока Джинни проснется. Пи Джей вдруг подумала, что сегодня она будет дома одна. Словно читая ее мысли. Поп сказал:
      - Мы с женой будем сегодня ночевать в комнате мисс Тейлор. Негоже вам одной оставаться. А что, если ваше время наступит ночью?
      - Спасибо, Поп, - улыбнулась Пи Джей.
      "Мое время... - печально подумала она. - Остальные даже и не узнают. Что ж, кто-то должен быть последним".
      Словно почувствовав гнетущее одиночество пустого дома, она вздрогнула и взмолилась, чтобы ей не пришлось ждать слишком долго.
      ***
      Через пять дней Джинни вернулась из больницы. Живот у нее был пока слегка отвисшим, но мини-юбку она уже нацепила.
      - Нет, ты не представляешь! - с порога закричала она. - У меня вылез геморрой. Это у меня-то, которую даже по утрам не тошнило! Так надо ж было заполучить эту чертову болячку!
      И она помчалась наверх собирать чемоданы.
      Пи Джей осталась в гостиной и от безделья принялась поправлять поникшие елочные украшения. Она заметила, что красная шелковая головка Санта-Клауса исчезла. Должно быть, мисс Тейлор сунула ее в чемодан, когда собирала вещи Джесс.
      - Прошел час. Интересно, почему не спускается Джинни?
      Пи Джей пошла на кухню. Там была миссис Хайнс - готовила обед.
      - Сегодня и готовить-то некому, - заметила она. - Только вам да мисс Тейлор.
      И куда только девались ворчливые нотки в голосе обычно хмурой кухарки! "Да... - подумала Пи Джей. - Переживания меняют людей!"
      - А Джинни?
      - Она уехала. Поп отвез ее на станцию минут двадцать назад.
      Пи Джей была потрясена.
      - Уехала, не попрощавшись?
      Миссис Хайнс пожала плечами.
      - Вы же знаете, она всегда была немного взбалмошной.
      Пи Джей вернулась в гостиную. Она не могла поверить, что Джинни исчезла, даже не попрощавшись. А она-то решила, что Джинни немного оттаяла! Оказывается, нет.
      Она вспомнила миссис Хайнс, потом опять подумала о Джинни. Да, не все люди меняются, некоторые всегда остаются верными себе.
      Пи Джей взглянула на елочные украшения. На улице быстро темнело, и свет, падавший с веранды, отражался в них, заставляя их блестеть и переливаться всеми цветами радуги. Интересно, способны ли события, происшедшие с девочками, круто изменить их взгляды на жизнь?
      Внезапно она услышала звук отворяющейся двери.
      - Пи Джей, где ты? - раздался голос Джинни.
      - Я в гостиной! - крикнула Пи Джей.
      Джинни, стряхивая с пальто снег, появилась на пороге.
      - Я забыла с тобой попрощаться, - сказала она.
      Пи Джей встала и подошла к ней. Девушки обнялись.
      - Удачи тебе, Пи Джей.
      - И тебе тоже.
      Они стояли обнявшись в течение нескольких секунд, затем Джинни высвободилась из объятий.
      - Ну, мне пора, а то опоздаю на этот треклятый поезд.
      Пи Джей расхохоталась.
      - Пока, подружка, - сказала она.
      Джинни, махнув ей на прощание, поспешила к двери.
      - Пока! - бросила она.
      Девушки не стали обмениваться адресами. Зачем? Они были уверены, что никогда больше не встретятся. О некоторых вещах, решила Пи Джей, лучше забыть и никогда не вспоминать о них. Одна-единственная мысль не давала ей покоя - будет ли у нее когда-нибудь другая подруга.
      ***
      В рождественское утро Пи Джей сидела в гостиной одна.
      Пыталась читать газету, но это напомнило ей о Сьюзен.
      Где она сейчас, что делает? Пи Джей подумала о Джесс.
      Интересно, будет ли она на Рождество со своим отцом?
      Что же касается Джинни, то о ней можно не беспокоиться: с этой девушкой всегда будет все в порядке - мужества и силы воли у нее хватит на десятерых. Джинни - прирожденный борец.
      А может быть, они все не лишены этих качеств, кто знает.
      Пи Джей вспомнила отца. Как хорошо, что она не дома?
      Пришлось бы, сидя за столом, разворачивать подарки, делая вид, что ничего не изменилось, избегая смотреть на пустое кресло. Интересно, найдется ли мужчина, которому она будет доверять так, как доверяла отцу, и который будет любить ее так сильно, как любил отец.
      Перед обедом позвонила мать.
      - Я просто хочу убедиться, что с тобой все в порядке, - безжизненным голосом проговорила она, и Пи Джей поняла: она позвонила лишь затем, чтобы исполнить свой материнский долг, чтобы можно было потом с чистой совестью считать себя образцовой матерью. Не иначе как Реверенд Блэксмит настоял на этом.
      - Я чувствую себя хорошо, мама, - сказала Пи Джей. - Скоро буду дома.
      - Я хотела поговорить о твоих планах на будущее, - быстро проговорила мать, словно боясь, что Пи Джей скажет такое, что ей слышать не захочется. - Ты уже решила, чем будешь заниматься?
      - Я хочу поступить в Чикагский художественный институт. У них там отличная программа.
      - Это хорошо, - с явным облегчением проговорила мама.
      - Поеду туда сразу после Нового года.
      - Это хорошо, - повторила мать. - Ну, с Рождеством тебя.
      - И тебя тоже.
      Пи Джей повесила трубку и, выпрямившись, сложила руки на животе. Она не сердилась на мать, понимая, что они с ней никогда не будут близки. Теперь, когда не стало отца, который их еще как-то связывал, у каждой из них будет своя жизнь. Мать будет продолжать хранить свою тайну, а она, Пи Джей, жить, лишь изредка вспоминая о прошлом. Только сейчас Пи Джей осознала, что осталась одна не только в Ларчвуде, но и на всем белом свете.
      Поздно ночью у нее начались схватки. Сын родился 26 декабря в 8 часов 59 минут.
      ЧАСТЬ III
      1993 ГОД
      Глава одиннадцатая
      Суббота, 18 сентября
      ДЖЕСС
      По возвращении домой из Лос-Анджелеса она застала Чарльза сидящим в своем кабинете с закинутыми на стол ногами и сложенными на груди руками. Лицо его полыхало гневом.
      - Где, черт побери, тебя носило?! - рявкнул он Джесс вошла в комнату и поставила на пол дорожную сумку.
      - Ездила навестить подругу.
      Он снял ноги со стола, и они громко стукнулись об пол.
      - Целых два дня? Не многовато?
      Джесс нахмурилась было, но тут же постаралась взять себя в руки. Она очень устала, перелетая страну из конца в конец и обратно, и ссориться с мужем у нее не было никакого желания.
      - Я сказала детям, что вернусь сегодня.
      - Чак и Тревис играли вчера в футбол. И я не знал, где ты, до тех пор, пока они не вернулись.
      - Если бы ты поговорил со своей дочерью, она бы тебе все рассказала.
      Он встал во весь свой внушительный рост, подперев руками бока. "Пугает", - мелькнуло у Джесс в голове. Точно так же он стоял и в комнате Мауры несколько дней назад Тогда ему нужно было показать дочери, что она целиком в его власти. Джесс хотелось его ударить.
      - Может, все-таки потрудишься сказать мне, где ты была?
      - Я же сказала: ездила к подруге, ты ее не знаешь.
      - К подруге или другу?
      - Не говори глупостей, Чарльз! В последнее время на меня столько свалилось! О каких супружеских изменах может идти речь!
      - Почему же ты тогда так легко бросаешь мужа и детей на целых два дня и, ни слова не говоря, куда-то отправляешься?
      Джесс вздохнула.
      - Ну если тебе так необходимо знать, я ездила в Лос-Анджелес по делу, не представляющему большой важности.
      - В Лос-Анджелес? Вот так сразу заскочила в самолет и полетела?! Ты что, спятила?
      - Нет. Я тебе уже сказала, что ездила к подруге.
      - У тебя ведь в этом городе нет знакомых.
      - Она переехала туда несколько лет назад.
      - Откуда ты ее знаешь?
      - Чарльз, ну прошу тебя... Это моя старая знакомая.
      Ей нужна была моя помощь, - придумала Джесс.
      - Какая помощь? Платье подрубить?
      Джесс промолчала.
      - Прости, но я тебе не верю!
      - Я не хочу тебя убеждать, Чарльз, я устала.
      - Может, ты по крайней мере назовешь мне имя своей так называемой подруги?
      Джесс покачала головой, чувствуя, как усталость разливается по всему телу с новой силой. Сейчас у нее было единственное желание - принять горячую ванну, ни о чем не думая. Свидание с Джинни выбило ее из колеи.
      - Ты ее не знаешь.
      - А вдруг?
      Джесс направилась в другой конец комнаты, где стояло огромное кресло. Села. Ее хрупкое тело почти утонуло в мягких подушках. Если она и в самом деле собирается устроить эту встречу - а сейчас, похоже, у нее нет другого выбора, - придется посвящать Чарльза в эти дела.
      - Ее зовут Джинни, - спокойно сказала она. - Познакомились мы еще в Ларчвуд-Холле.
      - Где?!
      - В Ларчвуд-Холле, пансионате для матерей-одиночек.
      - Как мило! Вы что, вспоминали старые добрые времена?
      - Нет, Чарльз. - Она набрала побольше воздуха и выпалила:
      - Мы собираемся встретиться.
      Поддернув рукава свитера, Чарльз подошел к столу.
      Облокотившись на его край, он положил руки, крепко сжатые в кулаки, на крышку стола.
      - Это имеет какое-то отношение к Мауре?
      - Нет, Чарльз, - покачала головой Джесс. - Мы собираемся встретиться с девочками, которые жили когда-то в Ларчвуде. Вот и все.
      Не хватало еще Мауру впутывать в эту историю! Он и так был к ней холоден и жесток.
      - Странно, что оба эти события совпали.
      Джесс сидела, обхватив руками мягкую подушку и тихонько покачиваясь из стороны в сторону. "Ах ты, сукин сын! - мелькнуло в голове. - Эгоист чертов!"
      - Ну что ж, скажу тебе все остальное, - выпалила она. - Уверена, тебе это не понравится, но, считаю, ты должен знать. Мы собираемся пригласить на нашу встречу детей, от которых когда-то отказались.
      Схватив со стола хрустальное пресс-папье, он швырнул его через всю комнату. Врезавшись в каминную плиту, оно разлетелось вдребезги, усеяв осколками весь пол.
      - Господи! - простонал он. - Похоже, вся моя семья повредилась умом!
      Джесс еще крепче вцепилась в подушку.
      - Мне просто необходимо это сделать, Чарльз. Я давно об этом мечтала.
      - Вот как? Значит, об этом ты мечтала? А как же я?
      Как же наша семья? Сначала Маура, потом ты. Неужели ты не видишь, что наша семья просто разваливается? Что с тобой происходит, Джесс? Ты что, теряешь рассудок?
      - Более ясного рассудка у меня никогда не было, Чарльз.
      Обойдя вокруг стола, он ухватился за спинку стула и отбросил его в сторону.
      - А я-то считал, что мы никогда не будем вспоминать о том незначительном эпизоде, который произошел в твоей жизни! Мы же договорились, что дети никогда о нем не узнают.
      - Мы ни о чем не договаривались, Чарльз. Ты требовал этого. Ты сам спровоцировал меня на встречу в ту ночь, когда я рассказала тебе о Мауре.
      - И теперь ты решила пойти мне наперекор? Чего ты, собственно, добиваешься? Хочешь унизить меня? Поставить какие-то свои условия? Скажем, если я соглашусь, чтобы Маура не делала аборт и родила ребенка, ты не станешь встречаться со своим? Этого ты хочешь?
      - Чарльз, ты никогда меня не понимал. Ты ни разу не спросил о моем внебрачном ребенке! Ни разу...
      - Но ведь я женился на тебе! Разве этого мало? Не многие согласились бы жениться на тебе!
      - Я не... - прошептала она.
      - Да ну? Может, это не ты забеременела в пятнадцать лет? - Он расхохотался. - Давай называть вещи своими именами. Даже твой отец знал, кто ты есть на самом деле.
      Почему он взял меня к себе на работу? Ему нужно было кому-то сбыть тебя с рук. Взгляни на это дело здраво, Джесс. Он использовал меня, чтобы прикрыть твой позор. И если ты не хочешь все разрушить, забудь об этой чертовой встрече!
      Не выпуская из руки подушки, Джесс принялась раскачиваться взад-вперед. Слезы потекли у нее по лицу.
      Чарльз встал перед ней, уперев руки в бока.
      - А теперь одевайся, - потребовал он.
      - Что?
      - Пока ты где-то моталась, ты, очевидно, успела позабыть, что сегодня вечером мы идем в клуб.
      - Чарльз...
      - Сегодня банкет. И пока мы с тобой живем под одной крышей, ты обязана меня сопровождать и выглядеть при этом соответственно этикету.
      Джесс закрыла глаза.
      - Сейчас семь пятнадцать, - продолжал он. - Мы уезжаем из дома в восемь часов. Советую поторопиться.
      ***
      Она сидела во главе стола в розовато-лиловом вечернем туалете образцовая жена, внимающая речам обожаемого мужа. Бриллиантовое колье и серьги холодили кожу, создавая какое-то странное ощущение. На самом деле Джесс слышала Чарльза наполовину, хотя он был занят важным делом: вручал награды победителям игры в гольф за прошедший период, давая им шутливые характеристики. Она, конечно, хлопала в положенном месте - после произнесенной мужем фамилии призера, но с небольшим опозданием. Однако мысли ее были далеко: она вспоминала девушек, с которыми жила в Ларчвуд-Холле.
      Сьюзен... Как в былые времена, Сьюзен казалась несколько надменной. Такое впечатление, что она выше других. Безвкусно одетая, без какой-либо прически. От нее по-прежнему веет бунтарским духом. В общем, этакий книжный червь, напичканный либеральными идеями.
      Джесс помнила, что Сьюзен любила отца своего ребенка и мечтала сама воспитывать сына. Теперь у нее есть другой сын. Может быть, ей достаточно этого.
      Ни Джей... Все та же гордая красавица. Похоже. Пи Джей преуспела в жизни - удачная карьера, элегантная квартира, любовник приятной наружности. Странно, правда, что она так и не вышла замуж. Может, все-таки жизнь у нее сложилась не настолько счастливо, как кажется на первый взгляд. Может, поэтому она с такой радостью восприняла идею встречи.
      Джинни... Вспыльчива, как и прежде. Женщина-загадка...
      Джесс сделала крошечный глоток из бокала с прохладительным напитком и посмотрела внимательно на всех.
      Вежливые, снисходительные улыбки, равнодушные глаза.
      С годами многое изменилось. Раньше мужчины постоянно напивались (многие женщины от них тоже не отставали), волочились за чужими женами - в общем, были посмешищем для всех. Сейчас выпивают гораздо умереннее, по крайней мере на людях. Некоторые, подозревала Джесс, перешли на наркотики.
      - Представляю вам лучшего игрока современности в гольф, - раздался суховатый голос Чарльза, и публика вежливо хмыкнула. - Тома Кимбола.
      Высокий мужчина с редеющими каштановыми волосами поднялся со своего места и направился к подиуму. Джесс узнала его: Чак учился с его сыном в средней школе; как и большинство детей их круга, мальчишку после окончания отправили в частную школу.
      Чарльз, широко улыбаясь, вручил Тому Кимболу медную медаль. Защелкали фотоаппараты, чтобы Кимбол потом смог повесить в своем кабинете фотографию на память о столь знаменательном событии.
      Джесс оглядела присутствующих. На вид - обыкновенные люди, живущие ничем не примечательной жизнью.
      Неужели только у нее семейная жизнь находится на грани развала? Может быть, прошлое уже предопределило ее несчастливую судьбу? Интересно, счастливы ли девочки, с которыми она жила в Ларчвуд-Холле? Сьюзен, похоже, нет.
      Пи Джей? Тоже сомнительно. Джинни? Вряд ли.
      А может быть, и вовсе невозможно пройти через те испытания, которые выпали на их долю, и продолжать жить так, будто ничего не случилось, делать вид, что все в полном порядке? Нет, видимо, ей суждено прожить остаток жизни, беспрестанно оглядываясь на прошлое и одновременно пытаясь оградиться от него.
      Вспыхнул гром аплодисментов, и Джесс машинально похлопала. Стоило ли организовывать эту встречу? Ничего хорошего из этого не выйдет. Что она может дать? Что изменить? Прошлого лучше не ворошить. Дьявол, которого ты знаешь, лучше того, который тебе неизвестен.
      Частенько эта поговорка вспоминалась ей, когда она думала о Чарльзе.
      Она посмотрела в сторону подиума, где раскланивался ее муж.
      - На этом церемония награждения заканчивается, - объявил он. - А теперь попрошу оркестр заняться своим делом, чтобы я смог потанцевать со своей очаровательной женой.
      Какое-то время аплодисменты продолжались, затем стихли. Их сменил нестройный гул голосов. Джесс вынуждена была улыбнуться.
      С другого конца зала донеслись звуки музыки. Чарльз подошел к жене, подал руку.
      - Потанцуем, дорогая, - громко сказал он, чтобы его услышали Дороти и Леонард Сандерс - бывший президент клуба и его убеленная сединами жена, сидящие рядом с Джесс.
      Джесс заглянула мужу в глаза: все тот же теплый, любящий взгляд идеального мужа, которым он всегда одаривал ее, когда они бывали в обществе или обедали с его деловыми партнерами.
      Она взяла со стола сумочку.
      - Мне хотелось бы сначала немного освежиться, если не возражаешь.
      И, отодвинув стул, встала.
      - Буду ждать, - улыбнулся Чарльз. - Только, пожалуйста, побыстрее, дорогая, а то без нас начнут играть нашу мелодию.
      ***
      Дамскую комнату наполнила громкая трескотня женщин. Сизые клубы дыма обволакивали искусственные фиговые пальмы и впитывались в стены, обитые парчой нежнейшего персикового цвета.
      - Ах, Джессика! - воскликнула одна из дам. - Чарльз был просто великолепен, лучшего ведущего у нас никогда не было.
      - Благодарю вас, - сдержанно ответила Джесс.
      - А как же Дональд? - спросила другая дама.
      - Дональд всегда был выше похвал, Этель, - ответила первая. - Но так приятно видеть вокруг молодых энергичных людей!
      Джесс быстро прошла мимо сплетниц и открыла дверь в туалетную кабинку. Присев на крышку унитаза, она закрыла лицо руками. Джесс считала туалетные кабинки самым лучшим местом клуба. Сколько раз за прошедшие годы убегала она сюда от пустых сплетен! Ей были противны бесчисленные ухищрения, изобретаемые для престижа.
      Сколько раз она пряталась здесь от собственного мужа!
      Джесс подняла голову. Она не в силах была сегодня плакать. Ей, как и многим другим, приходилось быть невольной участницей разыгрываемого спектакля, а спектакль этот длился ни много ни мало всю ее жизнь. Чарльз оказался копией ее отца. Джесс частенько задумывалась над тем, сколько раз приходилось маме прятаться по туалетам, пытаясь убежать от фальши, которая окружала ее всю жизнь с отцом, пытавшимся уверить общество, что они с мамой живут душа в душу.
      - Миссис Ренделл здесь? - послышался громкий мужской голос, прорезавшийся сквозь беззаботное чириканье дам. - Джесс Ренделл?
      Джесс встала.
      - Я здесь, - ответила она и спустила воду, хотя в этом не было никакой необходимости. - Иду.
      - Вас спрашивают, - не унимался голос. - Побыстрее, пожалуйста.
      Джесс коснулась языком уголков рта - помады на нем не осталось, съела за ужином. Секунду помешкав, вышла из кабинки. "Бегу, спешу, - раздраженно подумала она. - Чарльз послал своего верного слугу вытащить жену из туалета, и послушная жена с радостью повинуется своему повелителю... Ну нет, на сей раз подождешь!"
      Поправив платье, она подошла к зеркалу. Не спеша вытащила из сумочки помаду, подкрасила губы. Потом поправила прическу и стала внимательно разглядывать себя в зеркале. Н-да... Под глазами темные круги... Немудрено: за сутки перелететь страну из конца в конец!
      - Миссис Ренделл! - снова донесся до нее тот же мужской голос.
      - Иду!
      - Пожалуйста, поторопитесь, мадам. Вас просят срочно прийти в зал.
      Срочно! Джесс убрала тюбик с помадой в сумочку и поспешила к выходу. Чарльз успел что-то натворить? Ляпнул кому-то что-то? А может, случилась какая-то драма?
      Джесс выскочила в холл.
      - Сюда, пожалуйста, мадам.
      Джесс увидела, что из дамской комнаты ее вызвал пожилой мужчина в черном галстуке. Джесс узнала его - это был один из лакеев клуба.
      Она пошла следом за ним по холлу, завернула за угол.
      У входной двери стоял Чарльз с ее пальто. Лицо его было пепельно-серым.
      - Что происходит? - спросила Джесс. - Что случилось?
      - Нам придется уйти, Мауре плохо.
      - Плохо? Что ты имеешь в виду? - Мысли путались.
      - В машине поговорим.
      Чарльз повел жену к двери. Остановившись на секунду, он кивнул лакею. Выйдя на улицу, небрежно бросил человеку, отвечающему за подачу машин:
      - Мы поедем на своей машине.
      Джесс бежала за ним, пытаясь на ходу попасть в рукава пальто.
      - Почему ей плохо? Что случилось, Чарльз? Скажи мне ради Бога!
      - Скажу в машине.
      Наконец они добрались до своего "БМВ". Джесс села в машину, захлопнув за собой дверцу. Сунув ключ в замок зажигания, Чарльз завел двигатель.
      - Что, черт побери, случилось? - крикнула Джесс.
      Глядя в зеркало, он дал задний ход и стал осторожно выводить машину со стоянки. Едва разжав губы, проговорил:
      - Мы едем в больницу. Твоя дорогая доченька выбрала именно сегодняшний вечер, чтобы попытаться покончить с собой.
      ***
      Дорога в больницу показалась Джесс вечностью. Ошарашенная, она сидела рядом с мужем, пытаясь выбросить его слова из головы, уверить себя, что ничего страшного не случилось.
      - Поверить этому не могу! - В голосе мужа послышалось отвращение. Сначала она беременеет, как ты, потом пытается убить себя, как твоя мать. Как это объяснить, Джесс? Может, в женщинах вашей семьи сидит какой-то паршивый ген, который толкает их на необдуманные действия?
      - Заткнись, Чарльз!
      - Не смей разговаривать со мной в таком тоне! - крикнул он, выезжая за ворота клуба и набирая скорость. - Мало того, что она попыталась покончить с собой. Ты знаешь, кто позвонил в службу "911"? Наша чертова экономка! Теперь все домохозяйки в Гринвиче будут знать, что наша дочь пыталась сделать с собой! Здорово, правда? Лучше и не придумаешь!
      - А где мальчики? - спокойно спросила Джесс.
      - Тревис отсиживается в своей комнате. Зрелище как раз для тринадцатилетнего мальчишки! Ах да! - Он повернулся к Джесс, яростно блеснув глазами. - Я ведь забыл тебе сказать, что это он нашел свою сестру с бритвой в руке на залитом кровью розовом ковре.
      Джесс с трудом проглотила комок. В голове была только одна мысль этого не может быть.
      - А Чак?
      - Умчался на свидание. - Чарльз хмыкнул. - Уж у него-то хватит ума не заниматься любовью с первой попавшейся девчонкой! Я объяснил своему сыну, что к чему!
      Джесс широко раскрытыми глазами вглядывалась в ночную мглу - мимо проносились огни большого города. "О Господи! - взмолилась она. - Прошу тебя, спаси мою девочку! Не дай ей умереть".
      - Следующий поворот, - бесстрастно проговорила она.
      Не повернув головы, Чарльз включил поворотник и отрезал:
      - Я знаю, где находится эта чертова больница!
      ***
      Джесс выскочила из машины, не дожидаясь мужа, и, влетев в приемный покой, бросилась к столу медсестры.
      - Где моя дочь? Маура Ренделл?
      Тучная женщина в белом халате стала меланхолично просматривать бумаги.
      - Ренделл... - задумчиво сказала она. - Ах да, это та, что пыталась покончить жизнь самоубийством.
      Джесс крепко ухватилась за край стола.
      - Процедурная палата "Си". За углом справа.
      Джесс свернула за угол, слыша за спиной громкий стук каблуков, Чарльз успел ее догнать. Толкнула дверь указанной палаты. Маура лежала на столе: чудесные белокурые волосы были спутаны, лицо залито слезами, взгляд отрешенный и какой-то потерянный. К ее руке приставлена трубка, на правом запястье - толстая белая повязка.
      Всюду кровь...
      - О Господи! - воскликнула Джесс, бросаясь к дочери. Заливаясь горючими слезами, принялась гладить ее по голове. - Что случилось, малышка? Что ты сделала?
      - Мамочка, - заплакала Маура. - Мамочка, пусть он уйдет!
      - Кто, детка? Кто?
      Чуть отстранившись, она взглянула дочери в лицо. Та показывала на Чарльза.
      - Прогони его! - молила Маура.
      Чарльз хмуро поглядел на мать и дочь.
      - Я подожду в вестибюле, - проговорил он и вышел за дверь.
      Джесс повернулась к Мауре.
      - Малышка, что случилось? - снова спросила она.
      - Это он во всем виноват!
      - Кто? Папа?
      - Да! - воскликнула Маура.
      - Что он тебе сделал? Ну говори же, малыш!
      - Прошлой ночью... Вчера, когда тебя не было дома...
      Ей было трудно говорить, слова прерывались рыданиями. Джесс гладила дочку по голове, успокаивая ее, давая силы продолжать свой жуткий рассказ.
      - Прошлой ночью... Ой, мамочка, это было ужасно!
      Он сказал.., что я ему больше не дочь.., что я сломала ему жизнь... Она задыхалась от рыданий. - Что он никогда не сможет смотреть в глаза своим друзьям, если я не сделаю аборт. Ой, мамочка, больно!
      - Шш.., деточка, потерпи, все будет хорошо. Где у тебя болит, милая? Запястье?
      - Я не смогла себя убить...
      Нагнувшись, Джесс поцеловала Мауру в щеку.
      - И слава Богу! Ты же знаешь, я не смогла бы жить без тебя!
      - Ой, мамочка! Прости меня! Прости меня, пожалуйста! - И вдруг она вскрикнула от боли. - Мама! Мне больно!
      - Где, детка? Где?
      - Живот! У меня болит живот! Ребенок!
      Джесс выпрямилась.
      - Я сейчас приведу доктора! Подожди.
      Она выбежала из комнаты и тут же натолкнулась на человека в белом халате.
      - Моя дочь! Она беременна! С ней что-то происходит!
      - Там? - спросил врач, указав пальцем в сторону процедурного кабинета.
      - Да, быстрее, пожалуйста!
      - Подождите здесь.
      - Доктор...
      - Сестра! - не слушая ее, крикнул врач куда-то в глубину коридора. Сестра Хейвемен! Палата "Си". Срочно!
      И толкнул дверь. Женщина в белом халате, проскочив мимо Джесс, бросилась за ним.
      Джесс осталась в одиночестве - хрупкая женщина в вечернем туалете и бриллиантах, с темными кругами под глазами и с такой болью в сердце, какой она никогда не испытывала. Самоубийство... Ее дочка пыталась покончить с собой... Ей вспомнился гроб с телом матери, усыпанный белыми орхидеями. Она не стала вскрывать себе вены, она умерла, приняв смертельную дозу лекарств и запив их виски. Она никогда не стала бы действовать бритвой - к чему заливать весь пол кровью... Джесс пыталась переключиться на что-то другое, но никак не могла. Интересно, как выглядела мама, когда она умерла? Где ее нашли? Лежала ли она в постели на белоснежных простынях, закрыв глаза, будто спокойно спит, положив голову на высокую подушку? А может, упала на пол со страданием и ужасом на изящном лице?
      Острая боль пронзила Джесс, она схватилась за грудь.
      О Господи! К чему эти воспоминания! Ведь не о матери сейчас идет речь, а о дочери, которая пыталась оборвать свою драгоценную жизнь.
      - Что происходит? - послышался за спиной голос мужа. - Они что, отпускают ее?
      Джесс круто обернулась.
      - Убирайся отсюда! - бросила она. - Ты уже достаточно натворил!
      Он попытался обнять ее за плечи.
      - Пойдем в вестибюль, Джесс. Посидишь, успокоишься. Ты слишком возбуждена.
      Джесс с отвращением отшатнулась.
      - Возбуждена?! И ты смеешь мне это говорить? Ах ты, ничтожество! Это все из-за тебя...
      - Ну-ну... Не так громко.
      - Это почему? Боишься, что нас услышат? Что кто-то вдруг узнает правду про нашу замечательную, идеальную семью? Поймет наконец, что на самом деле ее не существует?
      - Еще одно слово, и я уйду!
      - Вот и прекрасно. Убирайся!
      К ним подошла сестра.
      - Простите! Вам придется подождать в вестибюле. Мы не можем позволить вам нарушать покой наших больных.
      Джесс кивнула, едва сдерживая слезы.
      - Извините, - пробормотала она и пошла к вестибюлю.
      Чарльз последовал за ней.
      В вестибюле она присела на синюю клеенчатую кушетку и невидящим взглядом уставилась в маленький телевизор. Он работал слишком тихо, но Джесс было все равно: происходящее на экране ее не волновало.
      - Продолжим нашу увлекательную беседу, - предложил Чарльз, садясь рядом.
      - Мы уже все сказали друг другу.
      - Нет, не все. - Голос его понизился до шепота. - Уверяю тебя, каким бы подонком ты меня ни считала, я не хочу, чтобы моя дочь умерла.
      - Она не умрет, Чарльз. Она пыталась перерезать себе вены на одной руке, но это ей не удалось. Видимо, этот паршивый ген, о котором ты говорил, в нашей семье не так силен, как тебе кажется.
      - Джесс, прошу тебя...
      - Чарльз, - не слушая его, продолжала Джесс, - мы женаты с тобой двадцать лет. Тебе не приходило когда-нибудь в голову, что все эти годы ты только критиковал меня? Попытался ли ты хоть раз понять меня? Подумал ли, что я такой же человек, как и ты, со своими мыслями и чувствами? По-моему, единственное, для чего я тебе была нужна, это создавать фон, на котором ты выглядел бы достойно, чтобы показаться окружающим примерным семьянином. Все это сплошная показуха! Когда ты по-настоящему нужен мне или детям, тебя нет рядом. Тебе нет до нас дела, Чарльз Ренделл. Мне стыдно, что ты мой муж.
      Голос ее звучал так сдержанно, что Джесс с трудом узнавала его.
      - Не понимаю, о чем ты говоришь? - обиделся Чарльз. - Я всегда был здесь, рядом с тобой, с детьми.
      - Где это - здесь? Ты имеешь в виду физическое присутствие? - Джесс горько усмехнулась. - Этого недостаточно, Чарльз. И никогда не было достаточно. Тебя никогда не волновали неприятности, случавшиеся время от времени в нашей семье, ты всегда предоставлял мне самой разбираться и улаживать дела: когда твой старший сын избил мальчишку-первоклассника, вдвое меньше его ростом, когда Тревис пытался стащить у Мауры из коллекции монет двадцатипятицентовики. Ты никогда не спрашивал меня о моем ребенке, неторопливо добавила она. - Не интересовался тем, чего мне стоило отказаться от него.
      - Так вот, оказывается, в чем дело? В этом проклятом ребенке!
      - Этот, как ты говоришь, проклятый ребенок, Чарльз, живое существо, которое я впустила в этот мир точно так же, как и твоих детей. Я любила этого ребенка, Чарльз, как любила и его отца. А тебе на это наплевать. Наплевать тебе и на ту боль, которая до сих пор сидит у меня внутри.
      - Мне об этом известно.
      В этот момент в коридор выполз какой-то старик. Подойдя к телевизору, он сделал звук погромче, отхлебнул что-то из своей чашки и снова вернулся в холл.
      - Да откуда тебе знать! Ты ведь не знаешь всего, что произошло в Ларчвуд-Холле!
      Чарльз, отвернувшись от нее, смотрел невидящим взглядом на экран телевизора.
      - Знаю.
      - Не думаю. - Джесс проследила за его взглядом: на маленьком квадратном экранчике замелькали вечерние новости. - Я убила человека.
      Чарльз склонил голову набок.
      - Мне это известно.
      - Что?! - поразилась Джесс.
      - Я знаю, что ты убила человека, - безразличным голосом проговорил Чарльз. - Портновскими ножницами, верно? Он хотел убить одну из девушек. Ведь так?
      Джесс открыла рот от удивления.
      - Ты знаешь? Откуда?
      - Твой отец сказал, - пожал плечами Чарльз.
      - Отец? Когда?
      - Перед свадьбой. Он решил, что я должен знать.
      Джесс покраснела.
      - И ты ни разу не намекнул, что тебе об этом известно? Почему? Он что, заплатил тебе?
      Перед глазами встала чековая книжка отца, в которой аккуратными буквами была написана фамилия "Брайант". На секунду Джесс показалось, что она вот-вот упадет в обморок.
      - Сколько он заплатил тебе, чтобы ты женился на мне?
      Сколько заплатил за то, чтобы ты взял в жены его распутную дочь и убийцу?
      - Ничего он мне не заплатил, - отрезал Чарльз, скрестив руки на груди. - Я любил тебя.
      Больше всего на свете Джесс хотелось бы, чтобы его слова оказались правдой.
      - Ты думаешь, мне это легко далось? - продолжал Чарльз свистящим шепотом. - Жить все эти годи по твоим меркам?
      - По моим меркам? Каким? Единственное, чего мне хотелось, это иметь дом и семью.
      - Да брось ты! - фыркнул Чарльз. - Единственное, что тебе было нужно, это найти человека, на фоне которого ты выглядела бы нормальной, добропорядочной женщиной.
      Джесс показалось, что она ослышалась.
      - Нет, Чарльз, - покачала она головой. - Ты ошибаешься. Это тебе нужен фон, а не мне, это тебе необходимо производить впечатление на окружающих, это тебе нужно, чтобы люди, даже те, которым до тебя нет дела, считали тебя совершенством.
      В этот момент в вестибюль вошла медсестра в розовом форменном платьице и принялась поправлять журналы на маленьком пластиковом столике и складывать их в стопку.
      Чарльз тут же пригладил волосы, весь подобрался и откашлялся. Впервые Джесс поняла, насколько она права. Чарльзу необходимо постоянно производить впечатление на кого-либо: на председателя комиссии или на медсестру больницы - не важно, на кого.
      Джесс вспомнила, как они познакомились. Ей было тогда восемнадцать лет. Впервые они увидели друг друга на вечере, устроенном в честь дочери одного из компаньонов отца, - она начала выезжать в свет. Чарльз входил в число поклонников девицы. Красивый, обаятельный, с открытой улыбкой, он сумел завоевать сердце Джесс. Он учился тогда в Принстоне на последнем курсе. Ходили слухи, что отец его потерял состояние в каких-то сомнительных сделках в Центральной Америке, но это для отца не имело значения.
      Достаточно было фамилии Чарльза - Ренделл, ее до сих пор произносили на Уолл-стрит с уважением. Деньги - дело наживное, а вот уважение нужно заслужить.
      После знакомства наступило время ухаживания. После истории с Ричардом Джесс считала, что никогда больше не сможет никого полюбить. Но Чарльз своими изящными манерами и привлекательной внешностью легко покорил ее. Джесс тогда было важно осознавать и быть уверенной в том, что она любима, и она поддалась обаянию Чарльза...
      Муж повернулся к ней, перестав наконец разглядывать медсестру. Холодный, далекий.
      - Ведь ты женился на мне из-за денег, правда? - спросила Джесс.
      Он поправил на смокинге черную бабочку.
      - Я знал, что когда-нибудь ты обязательно уличишь меня в этом, только не представлял, когда именно. Оказывается, тебе понадобилось для этого двадцать лет.
      - Значит, это правда?
      - Глупый вопрос. Не знаю, женился бы я на тебе, будь ты бедна как церковная крыса... В то время я был нищим, а не ты; у тебя и тогда была куча денег. Так что вопрос этот никогда не вставал.
      Джесс почувствовала слабость. Она взглянула на мужа и внезапно поняла, что абсолютно его не знает. Все эти годы она прожила неизвестно с кем.
      В вестибюль вошел врач.
      - Миссис Ренделл, - обратился он к ней.
      Джесс на мгновение закрыла глаза. "Маура... - подумала она. - Сейчас нужно думать только о ней". Она быстро встала и покрутила свое любимое кольцо.
      - Да?
      - С вашей дочерью все будет в порядке, - участливым голосом произнес он. - Но вам нужно с ней поговорить, ободрить ее, успокоить.
      Джесс кивнула. Ну конечно! Обязательно. Именно этого была лишена ее мать - живого участия, возможности поделиться с кем-то своей болью. Да и она сама... Как тяжело ей было после убийства отчима Джинни: абсолютно не с кем было поговорить. Джесс подумала о своем младшем сыне, тринадцатилетнем рыжеволосом Тревисе. Ему тоже необходимы ее забота, нежность и участие. Теперь-то она постарается, чтобы он их получил. Никаких тайн в их семье больше не будет.
      - И еще одно, - произнес доктор уже более мрачно. - Ребенка у нее не будет.
      - Как не будет? - дрогнувшим голосом спросила Джесс.
      - Мне очень жаль. Ей дали снотворное, и сейчас она спит. Ночью мы переведем ее в другую палату. Если хотите, можете остаться с ней.
      - У нее был выкидыш?
      - Да, в результате травмы. Но с ней все будет в порядке.
      И, повернувшись, доктор исчез в глубине коридора.
      Джесс взглянула на мужа, ища сочувствия, поддержки, но лицо его выражало лишь самодовольное удовлетворение.
      Глава двенадцатая
      Суббота, 18 сентября
      СЬЮЗЕН
      - Марк, сядь. Мне нужно с тобой поговорить, - сказала Сьюзен.
      - Я не хочу есть. Если захочу, перехвачу что-нибудь по дороге.
      - Не хочешь, как хочешь. Впрочем, разговор не об этом.
      - А о чем? Снова будешь доставать меня насчет папы?
      - Насчет папы?
      - Ну да, ведь он мне нравится, а тебя это раздражает.
      Просто кипятком писаешь от злости!
      - Марк, прошу тебя, следи за своей речью. Нет, к твоему отцу этот разговор отношения не имеет.
      Ухватившись за спинку стула, Марк отставил его от стола и одним прыжком взгромоздился на стол.
      - Ну если это не про папу, то сейчас заведешь свое:
      "Ты, Марк, неглупый мальчик, и я надеюсь, в этом году в школе у тебя дела пойдут хорошо". Фу, надоело! Не беспокойся, все у меня будет тип-топ. - И чуть слышно добавил:
      - Только вот за физику не ручаюсь. Доктор Джонсон - такая зануда!
      - Это не о школе, - покачала головой Сьюзен.
      Она знала, что сын и без ее понуканий отлично справляется со школьными заданиями. Унаследовав отцовский аналитический склад ума, он при желании мог бы учиться только на хорошо и отлично. Хоть что-то положительное унаследовал от Лоренса.
      - Я хочу поговорить с тобой о себе.
      - О себе? - расхохотался Марк. - И о чем же? У тебя что, климакс наступил?
      Сьюзен удивилась, какие развитые сейчас дети.
      - Пока еще нет, - улыбнулась она и села рядом с ним на стол.
      С тех пор как Джесс уехала из ее дома - а это случилось двадцать четыре часа назад, - Сьюзен выпила бесчисленное количество чая, размышляя об одном - о встрече. Но прежде чем принять решение, она обязана была поговорить с Марком. Всю пятницу она репетировала, как следует рассказать ему о ребенке, от которого отказалась. Ей казалось, что она подготовилась хорошо.
      Однако сейчас, когда от страха у нее засосало под ложечкой, она не была в этом уверена. Поскольку Марк куда-то спешил, следовало бы отложить этот важный разговор, но откладывать уже было некуда: он должен был состояться давным-давно.
      - Только не говори, что ты собралась замуж за этого Берта Хайдена.
      - Вовсе нет. То, что я собираюсь тебе рассказать, довольно серьезно.
      Лицо Марка приняло угрюмое выражение.
      - Ты что, заболела?
      Сьюзен коснулась его руки:
      - Нет. О Господи, все не то!
      - Так в чем дело?
      Марк выдернул руку.
      - Я хочу рассказать тебе о том, что случилось со мной много лет назад, задолго до твоего рождения и до того, как я встретилась с твоим отцом.
      Последнее слово далось ей с трудом.
      - Ну наконец-то понял! Объявился какой-то твой старый приятель?
      - Нет.
      - А что тогда? Давай побыстрее. У меня встреча с ребятами.
      Сьюзен заметила, что Марк проводит больше времени в магазине, торгующем видеокассетами, чем дома. Она хотела было отпустить шпильку по этому поводу, но сдержалась. Не время ополчаться против сына. Сейчас ей, как никогда, необходимы были его понимание и поддержка.
      - Вообще-то ты прав, у меня до твоего папы был приятель, - начала Сьюзен. - Я тогда училась в колледже.
      Звали его Дэвид.
      - Он что, тоже был хиппи?
      - Да, - ответила Сьюзен, поджав губы. - Твой отец наверняка обозвал бы его именно так.
      - Значит, он был хиппи. Он что, как и все они, сжег свою призывную повестку или еще что-то натворил?
      - Марк, - не отвечая, продолжала Сьюзен. - Я очень любила Дэвида.
      Марк молчал.
      - Мне был двадцать один год. И я... - Сьюзен вдохнула в себя побольше воздуха и наконец решилась:
      - И я забеременела.
      Марк неторопливо заерзал на стуле.
      - А какое мне до этого дело?
      - У меня родился ребенок, Марк. И я от него отказалась.
      Марк уставился в пол и, сунув руку в рот, принялся грызть ногти. Сьюзен ненавидела эту привычку, но сейчас промолчала.
      - А почему ты не оставила его?
      - Я была не замужем.
      - А что, хиппи не выходят замуж?
      Сьюзен покачала головой.
      - Сейчас это не важно. Вчера ко мне приезжала женщина, которую я знала тогда. Она хочет, чтобы я встретилась со своим ребенком.
      Марк, оторвав глаза от пола, снова посмотрел на мать.
      - Я никак не могу решить, ехать мне или нет. Хотела бы знать твое мнение по этому поводу.
      - Мое мнение? С каких это пор оно стало тебя интересовать?
      Голос у него дрогнул, и Сьюзен поняла - изо всех сил старается не расплакаться. Последний раз она видела его плачущим в день, когда, упаковав чемоданы, они сели с ним в машину, оставив позади себя Манхэттен, а в нем отца и мужа. Марку было тогда четыре года, и он не мог понять, почему папа не спустится с пентхауза <Пентхауз - фешенебельная квартира на плоской крыше многоэтажного дома.> попрощаться с ними. Сейчас, двенадцать лет спустя, он казался все тем же испуганным маленьким мальчиком, не понимающим, какую игру затеяли эти странные взрослые.
      - Марк...
      - Извини, мама, но давай называть вещи своими именами. Ты ненавидишь папу, ненавидишь моих друзей. А теперь ты еще пытаешься навязать мне свое дурацкое прошлое!
      - Я вовсе не собираюсь ничего тебе навязывать. Просто я считала, что ты поможешь мне принять какое-то решение.
      Марк продолжал грызть ногти.
      Господи, ну как же приблизиться к нему?
      - Я люблю тебя, Марк, ты это знаешь. Что же касается твоего отца, наши с ним отношения никоим образом на; мою любовь к тебе не влияют. Я вышла за него замуж только потому, что в то время мне казалось это правильным. У меня тогда был жуткий период в жизни. Родился ребенок, потом пришлось от него отказаться... Просто голова шла кругом! Мне было очень страшно.
      - Тебе? Страшно? Не смеши меня, мам.
      - Это действительно было так! А твой папа казался мне таким уверенным в себе, таким... - Сьюзен замолчала, подбирая подходящее слово, - ..таким надежным.
      - Надежным... Какая чушь!
      - Марк...
      - Извини, мам, но ты несешь несусветную чушь. Слава Богу, сейчас девяностые, а не шестидесятые годы! Значит, ты когда-то втрескалась в какого-то хиппи и от него забеременела. Может, в этом все дело? Ты всю жизнь сравнивала папу с ним, а меня, наверное, со своим ребенком, который сейчас не иначе как какой-нибудь малолетний преступник или наркоман.
      - Я никогда не сравнивала...
      - Да ну? - завопил сын. - Может, потому-то папа и позволил нам уехать. Ну что ж, давай, беги на свою дурацкую встречу! Веселись! Я все равно собирался переехать жить к отцу. Вермонт мне осточертел! Хочу жить в Нью-Йорке.
      И, соскочив с кухонного стола, он умчался в свою комнату.
      Сьюзен не отрывала взгляда от крышки старого дубового стола. Ей припомнился день, когда она случайно наткнулась на него на местном рынке. Они с Марком только переехали в Вермонт и сняли коттедж, который, по счастливой случайности, располагался напротив студенческого городка того самого колледжа, куда ее взяли адъютант-профессором на кафедру английской литературы. Отделавшись наконец-то от опостылевшего замужества, Сьюзен все свои надежды устремила в розовое будущее. Она была уверена, что любимая работа принесет ей удачу...
      Шли годы, и жизнь ее свелась к самому что ни на есть обыкновенному прозябанию. Время стало измеряться семестрами, а мечты о счастье улетучились как призрачный сон. Их поглотила суровая действительность. Она пыталась создать Марку хорошую жизнь, но в глубине души всегда понимала, что не в состоянии этого сделать, поскольку потерпела фиаско. И не в тот день, когда ушла от мужа, а много раньше, когда бросила Дэвида.
      Марк вернулся в кухню и швырнул куртку на стул. Как же ей заставить его понять?
      - Марк... - начала она, но закончить он ей не дал.
      - Мне осточертел этот городишко и твои дружки-приятели из колледжа! выпалил он. - Век бы мне вас не видеть! Думаешь, я, как ты, буду всю жизнь читать эти мерзкие газетенки да размусоливать по поводу плохой экологии?! Нет уж! Дудки!
      Схватив кроссовки, Марк сунул в них ноги и, сопя, принялся завязывать шнурки, избегая встречаться глазами с матерью. Сьюзен только диву давалась, насколько он похож на своего отца! Такой же невыдержанный, вспыльчивый. С Лоренсом они разошлись, но не могла же она разойтись с собственным сыном. Остается только надеяться, что когда-нибудь из Марка получится взрослый человек, умеющий держать себя в руках.
      - Марк, сядь!
      - Я ухожу, - бросил он, схватив со стула куртку.
      Но на пороге задержался и, обернувшись, мрачно глянул на Сьюзен.
      - Да, ты мне так и не сказала, кто у тебя родился.
      Мальчик или девочка?
      - Мальчик, - опустив глаза, едва выдавила из себя Сьюзен.
      - Так я и думал, - усмехнулся Марк и вышел, хлопнув дверью.
      ***
      После неудавшегося разговора с Марком Сьюзен позвонила Берту. И старый надежный друг тотчас готов был примчаться к ней. Договорились встретиться в институтском дворе в полдень у фонтана, однако Сьюзен пришла на десять минут раньше: хотелось посидеть, подумать в одиночестве. Она' присела на скамейку, потеплее закутавшись в старенькую вельветовую спортивную курточку. Была середина сентября, но в воздухе уже чувствовалось приближение холодов. Сьюзен вздрогнула. В глубине души она надеялась, что зима в этом году не наступит слишком рано. В Вермонте она обычно тянулась невыносимо долго, и Сьюзен в это время года чувствовала себя особенно одиноко.
      Она глянула на дно фонтана, покрытое мхом. Когда Сьюзен пришла сюда впервые, ребятишки бросали в него монетки, загадывая желания. Это было в 1981 году. Марку в ту пору было четыре годика, а ее старшему сыну тринадцать лет. Когда же мир успел перемениться? Годы правления Рейгана можно было с успехом назвать эпохой материализма. Казалось, кругом бродят одни сплошные эгоцентристы. Люди были погружены в самих себя. Им даже в голову не приходило бросать в фонтан монетки и загадывать желание. Какое там! Нужно было действовать, а не предаваться пустым мечтам. И дети в то время были маленькими прагматиками. Их интересовало лишь образование, результатом которого являлась высокооплачиваемая работа. Мечтать им было некогда.
      Сунув руку в карман джинсов, Сьюзен достала две монетки - в пять и десять центов.
      - Хочу принять правильное решение, - прошептала она и бросила в воду монетку в пять центов. - Хочу, чтобы мой сын приехал на встречу. - Вторая монетка полетела следом.
      Сьюзен смотрела, как на воде расходятся круги - сначала маленькие, потом все больше и больше, пока монетки не исчезли в зеленоватой воде. "Неужели я и вправду этого хочу, - подумала Сьюзен, - увидеться со своим сыном?"
      - О чем задумалась? - раздался за спиной голос Берта.
      - Догадайся, - ответила Сьюзен.
      Появившись перед ней, он бросил ей на колени букет астр.
      - Цветы для дамы.
      - Где стащил?
      - Нарвал на клумбе перед деканатом.
      Сьюзен, смеясь, взяла в руки хилый букетик.
      - Хоть не у Гардинера в саду, и то хорошо.
      Берт почесал бородку.
      - Черт, об этом я как-то не подумал, - проговорил он и сел рядом с ней на скамью. - Ну, как дела?
      Сьюзен по телефону уже рассказала ему о визите Джесс и о реакции Марка на ее откровения.
      - Настолько плохи, что и в страшном сне не приснится, Похоже, придется отказаться.
      - От встречи? Ты хочешь сказать, что не поедешь?
      - Вот именно.
      - Из-за Марка?
      - Из-за Марка.
      Берт кивнул, устремив взгляд в фонтан.
      - Этот парнишка, похоже, из тебя веревки вьет, верно?
      Сьюзен почувствовала, как ее охватывает ярость:
      - О чем ты говоришь?
      Берт пожал плечами:
      - По-моему, если тебе хочется встретиться со своим старшим сыном, ты должна это сделать. Ты попросила Марка поддержать тебя. Как я понимаю, он не собирается оказывать тебе никакой поддержки. И все-таки принимать решение тебе, а не ему. Через несколько лет у Марка будет своя собственная жизнь, а ты останешься одна со своими сомнениями и переживаниями. Кроме того, ты должна помнить, что в эту историю, помимо тебя, втянут еще один человек.
      - Ты хочешь сказать, может случиться так, что мой сын приедет на встречу, а я останусь дома?
      - Именно так.
      Сьюзен оторвала от головки цветка несколько лепестков и бросила их на землю.
      - Ненавижу, когда меня заставляют силой что-то делать, особенно в таком важном деле.
      - Было бы лучше, если бы твой сын в один прекрасный день нежданно-негаданно появился у твоих дверей?
      Не отвечая, Сьюзен оторвала еще несколько лепестков.
      - А ведь такое может случиться, Сьюзен. И ты всегда это предполагала. Для вас обоих было бы лучше, если бы ты поехала. Если у него не возникнет желания познакомиться с тобой, будет лучше, если он останется дома, а не ты.
      - А что мне делать, если он все-таки приедет? Что ему сказать?
      - Понятия не имею.
      - Когда дело касается семейных проблем, у тебя тьма советов. Просто уму непостижимо! И это у тебя-то, который до сорока восьми лет так и не обзавелся собственной семьей!
      Сьюзен тут же пожалела о невольно вырвавшихся словах: кто ей дал право разговаривать с ним в таком тоне, ведь он искренне пытается ей помочь.
      - Извини, - поспешно добавила она. - Я не должна была так говорить, это нечестно.
      - Да.
      - Ты принес "травку"?
      - Нет. Сходить?
      - Ладно, не надо.
      Она повертела в руках растерзанный цветок. Пальцы были липкие и пахли зеленью.
      - Мне хочется поступить правильно. Поэтому я сначала решила поговорить с Марком, но это ни к чему не привело.
      - Ты поступила правильно.
      - Как я могу ехать, зная его отношение к этой поездке? Он тут же умчится в Нью-Йорк. Он уже грозился это сделать.
      - Он не сделает этого, Сьюзен. Он любит тебя.
      - Сомневаюсь, - усмехнулась она.
      - Кроме того, - продолжал Берт, - он терпеть не может Дебору.
      - Жену Лоренса?
      Берт кивнул.
      - А ты откуда знаешь?
      - Он мне сам сказал. Назвал ее сукой и заметил, что она его терпеть не может.
      - Мне он этого никогда не говорил.
      - Естественно. Зачем ему давать тебе лишний козырь против отца?
      Сьюзен улыбнулась: надо же, Марк сообразил назвать так жену Лоренса. Ей это и в голову не пришло. Но улыбка тут же исчезла с ее лица: ей было неприятно слышать, что эта женщина не выносит Марка.
      Берт вернулся к теме разговора:
      - Я думаю, что ты должна принять решение, не считаясь с мнением Марка на этот счет. Поступай так, как подсказывает тебе сердце.
      Сьюзен швырнула остатки цветов в фонтан.
      - Оно мне пока ничего не подсказывает.
      Они помолчали.
      - Может, расскажешь мне все остальное? - наконец спросил Берт.
      - Что остальное?
      - Почему ты так боишься встретиться со своим старшим сыном?
      - С чего ты взял? Я ничего не боюсь.
      Берт не ответил.
      - Чего мне бояться?
      Сьюзен и сама почувствовала, что голос ее дрогнул.
      - Ты никогда не рассказывала мне о его отце.
      Боль вернулась. Было такое ощущение, словно в животе сидел, свернувшись клубочком, огромный спрут, а теперь он распрямился, и стало трудно дышать. Сьюзен пожалела, что выбросила цветы, - было чем занять руки.
      Она встала, подошла к фонтану.
      - Ты любила его?
      Сьюзен кивнула. Следовало бы, конечно, ответить, но она не была уверена, что если откроет рот, из него вылетит хоть один звук.
      - Он бросил тебя? Поэтому ты очутилась в пансионате для матерей-одиночек?
      Сьюзен покачала головой.
      - Он ничего не знал, - удалось выдавить ей из себя. - Я не говорила ему, что у меня будет ребенок. - Она обошла вокруг фонтана и вернулась к Берту. - Когда была война в Персидском заливе, не проходило дня, чтобы я не переживала за судьбу моего сына... Нашего с Дэвидом сына.
      Боялась, что его пошлют туда. Хотя, как бы я об этом узнала, не представляю.
      - Поэтому тебя было невозможно оторвать от телевизора? Только и делала, помнится, что смотрела новости Си-эн-эн.
      Берт был прав. Телевизор тогда как магнитом притягивал ее к себе. В колледже, когда у нее случалось окно, она садилась в учительской на оранжевый пластиковый стул, впившись взглядом в экран. Дома ужинала только перед телевизором, а по утрам, не успев принять душ, мчалась включать его.
      - Господи, с тех пор прошло всего три года, а кажется, пролетела целая жизнь!
      - Я и тогда любил тебя, ты же знаешь.
      Сьюзен села рядом с ним на скамейку.
      - Я тогда страшно хотела, чтобы Израиль победил, - заметила она. - Это моя историческая родина, если помнишь.
      - Ну как же, как же...
      Сьюзен, улыбнувшись, отвернулась от Берта.
      - Странно все-таки. Мне казалось, что стоит мне увидеть сына, я тут же узнаю его. - Она перевела взгляд на землю. - Наверное, думала, что он похож на Дэвида.
      - В военной форме?
      Сьюзен снова улыбнулась.
      - Мы с Дэвидом в свое время выступали против войны во Вьетнаме.
      - А вы принимали участие в большом марше мира в Вашингтоне в шестьдесят седьмом году?
      - Да.
      Берт расхохотался.
      - Что-то я тебя там не видел.
      Сьюзен на шутку не ответила - ей не хотелось переводить серьезный разговор в разряд легкомысленных.
      - Когда я поняла, что беременна, я бросила Дэвида.
      Замуж я тогда не собиралась. Хотя теперь-то понимаю, что от воспитания, которое вбивалось годами, никуда не денешься.
      - И ты никогда больше не видела Дэвида?
      - Никогда.
      Она не стала рассказывать Берту всего остального, просто не могла говорить о том, что Дэвид завербовался в армию и без вести пропал где-то на полях сражений. Никому не нужный ветеран уже полузабытой всеми войны... Она не стала рассказывать об этом Берту вовсе не потому, что боялась его реакции, нет, просто слова не шли с языка.
      - И ты никогда не переставала его любить, - заметил он.
      Это был не вопрос, а лишь констатация факта.
      - Думаю, да, - сказала Сьюзен, откидывая назад свою черную гриву. Правда, были в моей жизни периоды, когда я редко о нем вспоминала. Ну, например, когда я вышла замуж за Лоренса и стремилась во что бы то ни стали быть добропорядочной еврейской женой.
      - Вот бы взглянуть на тебя в то время! - расхохотался Берт.
      - Или когда я впервые приехала в Вермонт, - продолжала Сьюзен, полная решимости быть ни от кого не зависимой и всю свою жизнь посвятить лишь работе.
      - Ну а в остальное время?
      - Остальное время, похоже, Дэвид занимал, да и всегда будет занимать в моем сердце особое место. Ну, сам понимаешь, первая любовь и прочее... Я добивалась этого долгие годы.
      - Сьюзен, скажи, неужели все, что ты делаешь, всегда подчинено логике?
      - Что ты имеешь в виду? - нахмурилась Сьюзен.
      - Неужели ты никогда не делала что-то по велению сердца, по зову чувств?
      Сьюзен на секунду задумалась.
      - А как же! Делала. Когда ушла от Лоренса.
      - Это не то. Тогда у тебя не было выбора. Тебя приперли к стенке. Я имею в виду другое. Неужели ты никогда не любила просто так?
      Сьюзен пнула ногой оторванные лепестки.
      - Любила, - сказала она. - Раз в жизни.
      ***
      На обед Сьюзен приготовила пиццу с двойной порцией сыра - любимое блюдо Марка. Он ел молча. Об утренней перебранке не было сказано ни слова. Может быть, ему нужно время, чтобы все хорошенько обдумать. А может, оно нужно им обоим.
      - Какие у тебя планы на сегодняшний день? - поинтересовалась Сьюзен, наблюдая, как сын извлек из пиццы кусочек перца и отправил его в рот.
      - Никаких.
      - Неужели ничего не задали на дом?
      - Нет.
      - Жалеешь, что пропустил первые дни занятий?
      - Не-а. Ничего интересного не произошло, и потом, мне понравилось гостить у бабушки с дедушкой.
      - Они тоже были очень рады тебе. Ты для них очень много значишь.
      - Ага.
      - Еще положить пиццы?
      - Не-а. Скажи, моя школьная форма чистая?
      - Да, вчера постирала, она в твоей комнате.
      Какая она сегодня вежливая, усмехнулась Сьюзен про себя. В другой раз она ответила бы так: "Если бы ты хоть немного разгреб барахло в своей берлоге, то наверняка увидел бы, что все чистое и выглаженное".
      - Спасибо.
      О Господи! Когда сын произносил это слово в последний раз? Сьюзен внезапно охватило чувство вины.
      - Марк, сегодня утром...
      Он лишь отмахнулся.
      - Да ладно, мы все поступаем так, как считаем нужным.
      - Я еще ничего окончательно не решила.
      Не ответив, он поднялся из-за стола.
      - Где моя футбольная форма?
      - В ящике.
      Грязную тарелку Марк поставил в раковину.
      - Ты куда-то уходишь? - спросила Сьюзен.
      - Ага.
      Сьюзен встала из-за стола, решив не спрашивать, куда он собрался. Нужно дать ему немного свободы.
      - Я могу уйти в библиотеку. Нужно подготовиться к занятиям по литературе.
      - Ага, - ответил Марк и отправился в свою комнату.
      Сьюзен вымыла тарелки в мыльной воде, ополоснула их и поставила в сушилку. "Что ж, хоть разговаривает со мной, и то хорошо", - подумала она.
      Час спустя Сьюзен сидела в читальном зале институтской библиотеки. В институте царила какая-то особая тишина, которая всегда бывает перед началом занятий. Ничто не нарушало ее - ни галдящие студенты младших курсов, заскочившие сюда за учебниками, ни старшекурсники, проводящие здесь многие часы в надежде откопать нужный им материал, краткую суть которого им предстоит изложить преподавателю всего за несколько минут. У Сьюзен было такое чувство, что она одна в этом царстве покоя.
      Высокие потолки и обитые полированными дубовыми панелями стены создавали уют. Когда Сьюзен впервые попала в Кларксбери, именно библиотека привлекла ее - место, где можно найти уединение, обрести душевный покой.
      Сегодня, однако, это ей не удавалось.
      Усевшись за стол, Сьюзен принялась листать огромные зеленые тома, выискивая критические материалы на Джеймса Джойса, пытаясь пробудить в себе интерес к этому занятию. Но, не отдавая себе отчета в том, что делает, она машинально переворачивала страницу за страницей, пока не добралась до раздела, озаглавленного "Марши мира".
      Подумав, решила взять микрофильм на эту тему.
      Она начала с апреля 1968 года, с демонстрации в Колумбийском университете. Замелькали вырезки из газет.
      Зачем она читает их? Надеется увидеть фамилию Дэвида?
      Напомнить себе, что он и в самом деле существовал? Дальше шли фотографии. Написанные от руки плакаты и дети, лица которых разукрашены цветами. Сьюзен быстро двигалась вперед - от прошлого к будущему. В подробности она не вдавалась, не до них ей было. "Удивительно, - размышляла она, - одно легкое нажатие кнопки, и перед тобой промелькнул год, в течение которого сформировалось целое поколение".
      Статей о событиях во Вьетнаме оказалось более чем достаточно. Пресса называла все происходившее вьетнамским конфликтом. Это ж надо! Почти шестьдесят тысяч американцев погибли на этой войне, а они - конфликт...
      Ох уж эти газетчики и политиканы! Дальше пошла целая серия фотографий, которые нельзя было смотреть без содрогания: американские солдаты из морской пехоты бредут по рисовым полям, неся на плечах убитых и раненых; вьетнамские дети в одних набедренных повязках, полные ужаса глаза. Сьюзен выключила аппарат. Читать заметки она уже не могла, одних фотографий оказалось более чем достаточно.
      Почему она никогда не пыталась отыскать Дэвида?
      Почему при всей той гласности, которая сейчас существует, никогда не старалась узнать, что с ним произошло?
      Берт сказал, что она боится встретиться со своим сыном. Может быть. А может быть и другое: она боится, что Дэвид жив, что он узнает про их сына, и это отразится на его любви к ней, проще говоря, он перестанет ее любить.
      В том-то все и дело, думала Сьюзен, всматриваясь в отрешенный взгляд какого-то солдата прошедшей войны.
      Ей было необходимо чувствовать, что любовь Дэвида до сих пор живет в ее душе, ревностно оберегаемая от посторонних. Единственный путь для достижения этой цели, который она знала, - оградиться от окружающих непроницаемым щитом, за которым можно спокойно помечтать о Дэвиде, о том, что, мертвый ли, живой ли, он все еще любит ее.
      Она просидела долго, глядя в черный экран компьютера. Не лучше ли о прошлом не вспоминать? Что бы она ни сделала сейчас, как бы ни поступила, ничего не изменишь, ошибок не исправишь.
      А вдруг...
      Уже стемнело, когда Сьюзен медленно шла по институтскому двору домой. Еще издалека она увидела, что в окнах нет света. Остановившись, посмотрела на свои часики. В тусклых сумерках удалось разглядеть - без пяти восемь. Неужели Марк еще не пришел?
      Она подошла к крыльцу, открыла входную дверь. В доме была тишина. А раз не гремит по всему дому музыка, значит, его нет дома. В этом можно было не сомневаться.
      Бросив на кушетку тетради, Сьюзен включила старенькую напольную лампу. Красная лампочка на автоответчике не мигала - значит, никто не звонил и не оставлял никаких сообщений. Она выключила автоответчик и прилегла на кушетку. "Хоть бы записку догадался оставить, - подумала она про Марка. Шестнадцатилетний эгоист...
      Впрочем, что с него взять, сама была такая".
      Несколько секунд она сидела не двигаясь, чувствуя, как по телу разливается тяжелая усталость. "Нужно пойти наверх, - решила Сьюзен. Надеть ночную рубашку и халат. Тогда сразу станет лучше".
      Она пошла по узенькой лестнице наверх. Направо была ее крошечная спальня, налево - Марка. Сьюзен вошла в свою комнату. Внезапно ее охватило какое-то непонятное чувство - что-то не так. Она вышла из своей спальни и бросила взгляд на дверь в комнату Марка - та была нараспашку. Интересно, почему? Нужно проверить. Переступив порог, она включила свет. Предчувствия не обманули ее.
      Кое-что действительно было не так: в комнате непривычный порядок, нет брошенных где попало свитеров, носков, джинсов, компакт-дисков и картриджей. В сердце Сьюзен вкралась слабая надежда. Она по опыту знала пытается подлизаться к ней таким немудреным способом.
      Внезапно вспомнились слова Берта: "Этот парнишка, похоже, из тебя веревки вьет". Что, если Марк убрал свою комнату затем, чтобы она отказалась от поездки на встречу? Может, хочет сыграть на ее материнских чувствах: вот он, мол, такой расчудесный сын, а ей зачем-то понадобился другой.
      Ну уж нет! Этот номер у него не пройдет. Она не позволит Марку вертеть ею, как ему заблагорассудится. Берт прав, она сама должна решить, нужно ли ей ехать на встречу со своим старшим сыном.
      Сьюзен повернулась и направилась в холл, как вдруг заметила, что дверца стенного шкафа слегка приоткрыта.
      Наверное, засунул кое-как все вещи в шкаф, вот она и не закрывается, решила Сьюзен. Подойдя к шкафу, взялась за ручку. Дверца легко закрылась, даже слишком легко. Потянув за ручку, Сьюзен открыла шкаф и похолодела внутри ничего не было. Пусто...
      Но как это может быть? Куда делись все вещи? Сьюзен вошла вовнутрь. На перекладине болтались пустые вешалки, на полу валялся свитер с надписью "Гринпис", который - она точно знала - Марк никогда не любил, и стояла пара старых ботинок, которые были ему малы.
      Больше ничего не было. Комната поплыла у Сьюзен перед глазами, и она прислонилась к двери, чтобы не упасть.
      Марк сбежал из дома...
      Крепко сжав губы, она попыталась взять себя в руки.
      Лоренс. Это все он, этот негодяй! Наверняка Марк позвонил ему и рассказал, что она собирается на встречу, и вот результат. Сьюзен, оторвавшись наконец от дверцы, молниеносно вылетела из шкафа и понеслась по холлу, а потом вниз по лестнице.
      В голове билась одна мысль: "Он не может со мной так поступить... Этот подонок не может со мной так поступить..."
      Примчавшись в гостиную, она схватила телефонную трубку и трясущимися руками принялась нажимать кнопки.
      На другом конце провода послышались длинные гудки и наконец долгожданное:
      - Алло?
      Приторно-сладкий до тошноты голосок. Дебора. Сьюзен мигом представила ее себе: кругленькая, маленькая, точно такая же, как и Лоренс.
      - Дебора, это Сьюзен Левин. Мне нужно поговорить с Лоренсом.
      Та, не сказав ни слова, бросила трубку на стол. "Вот сука! выругалась про себя Сьюзен. - Сука паршивая!"
      - Сьюзен?
      - Где он, Лоренс?
      - Кто - где? - после небольшой заминки переспросил ее бывший муж.
      - Не валяй дурака! Где Марк? Он у тебя?
      - О чем ты говоришь?
      - Не о чем, а о ком! О Марке, о твоем сыне.
      "Который считает тебя самим совершенством!" - хотелось ей крикнуть в трубку, но она сдержалась.
      - С чего ему здесь быть?
      - А куда еще ему, черт подери, податься?
      - Сьюзен, успокойся. - (О Господи, как она ненавидела этот вкрадчиво-успокаивающий голосок!) - Объясни спокойно, что произошло.
      Сьюзен почувствовала, что вот-вот расплачется, но сдержалась. Не хватало еще показать Лоренсу свои переживания.
      - Он забрал всю свою одежду, - с трудом выговорила она.
      - Ты хочешь сказать, что Марк сбежал из дома?
      - Да.
      Сьюзен обвела взглядом крошечную гостиную. "Какое убожество", подумала она и мысленно представила себе Лоренса, который стоит, наверное, посреди фойе своего роскошного дома, расположенного на Восемьдесят третьей улице престижного Восточного района. Да какой мальчишка отказался бы жить в таком шикарном месте!
      - О Господи! Сьюзен! Что ты на сей раз натворила? - вернул ее к действительности голос Лоренса.
      - А почему ты решил, что я что-то натворила?
      - Потому что я тебя знаю.
      От его слов ей стало тошно. "Ничего я не натворила! - хотелось крикнуть ей. - Жила на свете тихо-мирно, пока не заявилась эта особа по имени Джесс..." Но разве Лоренсу объяснишь?
      - Мы поругались, - сказала Сьюзен, призвав на помощь все свое хладнокровие. - Ничего особенного, - поспешно добавила она. - У нас это и раньше случалось.
      А в голове неотвязно билась мысль: если Марк не у Лоренса, то где его искать? Единственное, что ей сейчас хотелось, это повесить трубку.
      - Когда ты его видела в последний раз?
      - Около часа. В два я сама ушла в библиотеку.
      - Значит, ты не видела сына с самого обеда?
      Сомнений не было; по его тону можно было понять, что он считает бывшую жену никудышной матерью.
      - Ему уже шестнадцать, Лоренс. Не могу же я привязать его к юбке и повсюду таскать за собой!
      - Ну ладно. Если бы он собирался приехать в Нью-Йорк, к этому времени он был бы уже здесь. Если, конечно, по дороге с ним ничего не случилось.
      "Ну спасибо тебе, жирный, безмозглый болван! - чуть не взорвалась Сьюзен. - Только этих слов мне от тебя недоставало!"
      - Послушай, Лоренс, - бросила она в трубку свистящим шепотом. - Марк, наверное, пошел к кому-нибудь из друзей или где-нибудь гуляет. Сомневаюсь, что ему вдруг "пришла в голову бредовая мысль уехать к тебе.
      Лоренс не ответил.
      - Извини, что побеспокоила, - закончила Сьюзен и бросила трубку.
      Она продолжала сидеть на кушетке не двигаясь: не было ни сил, ни чувств - как выжатый лимон. Лишь всепоглощающее одиночество, никогда не испытанное раньше, терзало ей душу. Мелькнула мысль позвонить кому-нибудь из друзей Марка, но она тут же отбросила ее, вспомнив, что она не знает даже их фамилий. Марк оказался прав наполовину - она не испытывала ненависти к его друзьям, они все были ей просто безразличны.
      Сгущались сумерки, и казалось, что свет от напольной лампы становится все более тусклым. В какой-то момент Сьюзен подумала, а не позвонить ли ей Берту, но решила, что не стоит, - сейчас ей было не до его философствования.
      Сидя на кушетке, Сьюзен убеждала себя, что Марк вернется домой. Вот откроется дверь, и он войдет. Время шло, но его все не было. Время тянулось невыносимо медленно.
      Сьюзен наконец поняла, что ей следует сказать своему сыну: скажет ему, что любит лишь его одного и ни на какую встречу ехать не собирается.
      ***
      Проснулась она от боли - страшно затекла спина. Сьюзен открыла глаза, поморгала, не соображая, где находится. Потом поняла - посреди ночи заснула на кушетке в гостиной. За спиной все еще горела лампа, однако свет от нее заглушало утреннее солнышко, лучи которого пробивались сквозь тюлевую занавеску. Сьюзен резко выпрямилась - ей сразу припомнились вчерашние события. Марк...
      Поднявшись с кушетки, она, пошатываясь от легкого головокружения, пошла наверх.
      - Марк! - позвала она. - Марк, ты дома?
      Заглянула в его комнату. Никого.
      Сьюзен взглянула на часы - половина восьмого. С трудом приняв душ, она надела расклешенную юбку и старенькую хлопчатобумажную кофточку и побрела вниз.
      Голова раскалывалась: вчера слишком переволновалась и недоспала. Приняв пару таблеток аспирина, Сьюзен заварила чашку чая. У нее было единственное желание - сесть и поплакать. Лоренсу звонить второй раз она не станет.
      Раздался телефонный звонок. Вскочив, Сьюзен бросилась в гостиную и схватила телефонную трубку:
      - Алло?
      - Ты запыхалась? Я разбудил тебя?
      Сердце у нее упало. Это был Берт, а не Марк.
      - Нет.
      - Денек сегодня обещает выдаться на славу. Может, прокатимся куда-нибудь на природу?
      Сьюзен хотела было рассказать ему о случившемся, но передумала.
      - Нет, Берт, спасибо. Нужно подготовиться к завтрашнему дню, все-таки первый день занятий.
      Берт секунду помолчал, словно заподозрив ее во лжи, потом сказал:
      - Ну конечно. Что ж, придется поехать одному.
      - Желаю приятно провести время.
      - И тебе того же.
      Сьюзен повесила трубку. Обиделся, конечно. Однако сейчас ей было не до обид Берта Хайдена.
      Взглянув на черную телефонную трубку, она поняла, что ей следует делать. Но сначала придется позвонить Лоренсу. Может, он наконец примет хоть какое-то участие.
      Он сам подошел к телефону.
      - Его нет дома уже сутки, - даже не поздоровавшись, бросила Сьюзен. Ставлю тебя в известность, что собираюсь звонить в полицию.
      На другом конце провода возникла небольшая пауза, потом Лоренс не спеша проговорил:
      - Можешь не трудиться, Марк здесь.
      Сьюзен потребовалось несколько секунд, чтобы переварить услышанное. Наконец до нее дошло.
      - Что?! - закричала она.
      - Я сказал, что он здесь.
      - И ты даже не удосужился мне позвонить? - Молчание. - Дай ему трубку.
      - Он не хочет с тобой разговаривать.
      - С ним все в порядке?
      - Да. Могло быть и хуже при сложившихся обстоятельствах.
      У Сьюзен голова пошла кругом. В груди нарастал тяжелый ком.
      - Каких еще обстоятельствах?
      - Он рассказал мне, Сьюзен.
      Напряжение все нарастало. Казалось, еще секунда, и внутри что-то взорвется.
      - О чем?
      - Ты сама прекрасно знаешь, о чем, черт тебя подери!
      О том, что ты собираешься отчебучить.
      Сьюзен без сил рухнула на кушетку. Попытайся она сейчас что-нибудь сказать - не смогла бы.
      - Не могу поверить, что ты способна так с ним поступить.
      - Что я собираюсь сделать, к Марку не имеет ни малейшего отношения.
      - Неужели ты настолько глупа?
      Сьюзен посмотрела на кофейный столик. Из-под ее тетрадей торчал журнал объявлений, который купил Марк.
      Место ее сына было здесь, с ней, а не там, с отцом.
      - Ты с одним-то сыном дров наломала достаточно.
      Зачем тебе понадобился другой, не понимаю.
      - Я хочу, чтобы ты отправил его домой, - медленно и решительно произнесла Сьюзен.
      Лоренс расхохотался.
      - Я позвоню в полицию. Они вернут Марка домой, если ты этого сам не сделаешь. Мальчик находится на моем попечении, а не на твоем.
      - Ты и на это готова пойти? Мало тебе того, что ты уже натворила?
      - Твоя жена наверняка будет против его пребывания в вашем доме.
      - Со своей женой я разберусь без тебя, - отрезал Лоренс.
      - Равно как и я со своим сыном.
      - Это с каким же? - помолчав, спросил Лоренс. - С тем, которого ты якобы вырастила, или с тем, о котором грезила во сне и наяву?
      - Тебя это всегда выводило из себя, не так ли? - спросила Сьюзен, изо всех сил сжав телефонную трубку.
      - Что именно?
      - То, что я любила Дэвида и никогда не любила тебя.
      - Не смеши меня, Сьюзен. День, когда ты ушла от меня, был лучшим днем в моей жизни.
      - Врешь ты все! - сказала Сьюзен. - А теперь будь добр, отправь моего сына домой.
      - Полагаю, это означает, что ты не собираешься претворять свой маленький план в жизнь?
      - А вот это не твое дело.
      - Ну что ж, твоя реакция лишний раз подтверждает то, в чем я убедился уже давным-давно.
      - Что же?
      - Нужно было забрать у тебя мальчика, как только мы разошлись.
      Глава тринадцатая
      Воскресенье, 19 сентября
      ПИ ДЖЕЙ
      - Посмотри, тетя Пи Джей! Я умею плавать!
      Светловолосый трехлетний мальчуган с силой заколотил руками и ногами по воде - надувной круг отлично держал его на поверхности.
      - Молодец, Брент, - похвалила Пи Джей.
      Боб и Пи Джей сидели за столиком во внутреннем дворике его загородного дома и смотрели, как малыш с наслаждением плещется в просторном бассейне. Брент был сыном старшей дочери Боба, Мэри. Сама она сидела на краю бассейна, не сводя глаз с мальчика, а ее муж, Дэн, катал по парку детскую коляску. Этот дом на Лонг-Айленде был чудесным местом - Боб нашел его сразу после развода, как он любил поговаривать, "успел урвать до того, как цены на недвижимость выросли до небес". Сам по себе дом был старым и несколько неухоженным, но эти незначительные недостатки с лихвой искупались его местоположением - окруженный буйной растительностью, он находился в одном из самых укромных уголков Лонг-Айленда. Пи Джей обожала сидеть во внутреннем дворике, наблюдая за чинно проплывавшими по заливу рыбачьими шхунами. Казалось, город с его безумной гонкой остался далеко позади и здесь, на этом уединенном островке, царят мир и покой - как в природе, так и в душе.
      Брент неуклюже заработал ручонками, пытаясь схватить пляшущий на воде надувной мяч, и Пи Джей улыбнулась. Да, она правильно сделала, что приехала сюда. После того как Джесс в пятницу вечером укатила, Пи Джей села и стала подводить итоги дня. Итак, что она имеет? Самые честолюбивые замыслы относительно карьеры вот-вот претворятся в жизнь. Это раз. У нее скоро появится возможность увидеться с сыном. Это два. И у нее, похоже, обнаружился рак. Это три. Ну и ну! Неужели столько событий может приключиться с человеком всего за один день?
      Припомнилось, как Боб, стоя посреди ее кабинета, с улыбкой произнес: "По-моему, ты получишь это место".
      Потом она представила себе Джесс. Та сидит рядом с ней на диване и спрашивает: "Неужели тебе не хочется его увидеть?"
      Образ Джесс тут же сменил образ доктора Сент-Джермена. Пристально глядя на нее сквозь очки, он говорил:
      "Непальпируемые опухоли могут быть такими же злокачественными, как и пальпируемые..."
      Целый час Пи Джей терзали всевозможные сомнения и переживания. То она ощущала необыкновенный прилив сил, то вдруг ее охватывало острое чувство жалости к себе, а то и откровенный страх. И наконец не выдержала, сняла телефонную трубку, позвонила Бобу и согласилась ехать с ним на Лонг-Айленд.
      Субботний день был сереньким и дождливым, и они провели его, бродя по магазинчикам, где когда-то давным-давно незаконно торговали спиртными напитками. Сейчас это были самые обычные лавчонки, в которых можно было купить всякую всячину. Она собиралась рассказать Бобу о предстоящей биопсии и о сыне вечером. Но когда стемнело, Пи Джей так и не смогла расстаться со своей тайной: при мысли о том, что придется ее открыть, ей становилось не по себе...
      Со своего места за столиком Пи Джей хорошо было видно другую дочь Боба, Сэнди. Она сидела в качалке вместе со своим мужем Майком. Сэнди ждала ребенка. Ее первенец должен был родиться в ноябре. Вид беременных женщин и детей никогда не приводил Пи Джей в умиление, ни разу не вызывал у нее ни зависти, ни тоски. Она считала, что надежно отгородилась от прошлого. Да так оно и было до сегодняшнего дня. Она не позволяла чувствам взять над собой верх, никогда не задавалась вопросами о жизни и смерти.
      - Кто хочет лимонаду? - громко крикнула Пи Джей, так, чтобы все ее услышали. День становился жарким.
      - Я, я! - донеслось из бассейна.
      - Я бы тоже не отказалась, - подхватила Мэри.
      - Ну если ты сама приготовишь... - улыбнулся Боб.
      - Конечно.
      - Тогда мне джин с тоником.
      Пи Джей отправилась на кухню. Да, она правильно сделала, что приехала сюда. Вытащив из шкафа порошок для приготовления лимонада и большой кувшин, Пи Джей повернула ручку крана. Сначала послышался какой-то кашляющий звук, потом кран несколько раз фыркнул, и вода полилась. Пи Джей, помешивая напиток, взглянула в окно.
      Боб сидел в кресле, откинув голову и закрыв глаза, - ловил последние солнечные лучи уходящего лета. Пи Джей понимала, сегодня нужно будет ему сказать, после того как дети вернутся в город.
      Дети, усмехнулась Пи Джей, направляясь к холодильнику за лимонами и льдом. Ничего себе дети! Дочери Боба были замужем и имели собственные семьи. Боб уже дедушка: как-никак двое внуков, даже почти трое. Как стремительно бежит время...
      Внезапно Пи Джей почувствовала на своей талии чьи-то руки. Боб. Пытается развязать узел ее купального халата.
      - Может, нам лучше уйти с солнца? - прошептал он.
      Пи Джей похолодела. Под халатом у нее был купальник. Сплошной, с низким вырезом на груди и высоким на бедрах, он почти ничего не оставлял воображению и тем не менее надежно скрывал багрово-серебристые растяжки давно минувших дней. Но сейчас ее беспокоили не растяжки, а груди, полные, округлые.
      - Не сейчас, - отрезала она, сбрасывая его руку.
      Боб отошел, словно коснулся раскаленной плиты.
      - Извини, я просто пошутил.
      Пи Джей с трудом выдавила из себя улыбку.
      - Мы же не одни. Давай при детях постараемся вести себя прилично.
      Боб неловко потер руки. На лице его появилось застенчивое выражение, словно ему отказали в рукопожатии.
      Откашлявшись, он шагнул к бару за бутылкой джина.
      - Кстати о детях... - начал он.
      - Да?
      - Они хотят знать, когда мы поженимся.
      Пи Джей деланно рассмеялась.
      - А ты не сказал им, что наша семейная жизнь может быть адом кромешным?
      Боб бросил в стакан кубики льда, налил на два пальца джина.
      - Не скажи! Не такая уж это плохая идея. Мы ведь хорошо знаем друг друга. Так что никаких неприятных сюрпризов быть не должно.
      "За исключением того, что я, возможно, больна раком и у меня есть двадцатипятилетний сын! - хотелось крикнуть Пи Джей. - Ну, что ты на это скажешь?"
      Не отрывая глаз от кувшина - так, что даже шея затекла, - она продолжала помешивать лимонад.
      - Я всегда считала, что нам и так хорошо, - с трудом выговорила она. Зачем все портить?
      За спиной послышалось бульканье - Боб наливал в стакан тоник.
      Потом подошел к ней сзади, но на сей раз и не подумал прикасаться. Протянув руку, взял у нее ложку.
      - По-моему, ты уже все хорошо перемешала, - тихо заметил он.
      Пи Джей выглянула в окно. Мэри снимала с сынишки надувной круг. К ним подошел Дэн с ребенком. Он что-то сказал жене. Та весело рассмеялась.
      Многие темы обсуждались Пи Джей и Бобом за время их знакомства - и транспортные, и житейские, и служебные, но никогда они не говорили о женитьбе.
      Во дворике Мэри, набрав полную пригоршню воды, плеснула ею в Дэна, тот ответил ей тем же.
      - Еще мамочка, еще! - завопил Брент.
      Пи Джей смотрела, как резвятся молодые люди, и задавала себе вопрос: знают ли они, какое это бесценное сокровище, жизнь, умеют ли дорожить каждым ее мгновением?
      Оторвав взгляд от окна, она повернулась к Бобу.
      - Ты ведь просто пошутил, правда?
      Откинув с ее лица волосы, он игриво собрал их в конский хвост.
      - Всегда нужно изыскивать возможности делать нашу жизнь еще лучше.
      - Как бы хуже не получилось, - усмехнулась Пи Джей. - Как говорится, от добра добра не ищут.
      Подойдя к морозильной камере, она достала из нее поднос с кубиками льда, взяла несколько штук, бросила их в кувшин. Капельки лимонада брызнули на стол.
      Боб аккуратно поставил свой наполненный стакан и скрестил руки на груди.
      - И все-таки почему?
      - Почему? - пожала плечами Пи Джей. - А ты вспомни статистику.
      Боб принялся самым внимательным образом изучать свой ноготь.
      - Значит, ты этого боишься?
      Схватив тряпку, Пи Джей принялась энергично стирать капли со стола.
      - Боюсь? Ничего я не боюсь, Боб. Просто смотрю на вещи здраво.
      Она достала из ящика острый нож и нарезала лимон ломтиками, ощущая на себе пристальный взгляд Боба. Зачем он поднял эту тему? Ведь уже три года, как они вместе.
      Она крепко держала нож, стараясь, чтобы рука не дрожала.
      - И кроме того, - добавила она, - ты же сам говорил мне, что никогда больше не женишься.
      Взяв свой стакан, Боб разболтал содержимое, отчего кубики льда тихонько звякнули, и сделал большой глоток.
      - О Господи, Пи Джей! Я ведь сказал это два года назад. И исключительно в целях самозащиты.
      - От меня?
      Он расхохотался.
      - Скорее от себя самого. Как-то не был готов ко второму браку.
      Пи Джей бросила ломтики лимона в кувшин. "А я никогда и не собиралась замуж", - хотелось ей сказать, но промолчала.
      Боб поболтал свой напиток.
      - Значит, мне сказать детям, что я тебе недостаточно нравлюсь, чтобы сделать столь важный шаг?
      Пи Джей потянулась к шкафу, достала стаканы и поставила их на поднос. Стаканы были из тонкого стекла и расписаны вручную желто-зелеными рыбками, а по краю шел ободок лазурно-голубого цвета. Она случайно увидела их в прошлом году в антикварном магазине в Сохо и сразу поняла, что они прекрасно подойдут для загородного дома.
      В глубине души Пи Джей всегда считала этот дом своим.
      Она повернулась и взглянула на Боба.
      - Давай поговорим об этом позже.
      - Нет, сейчас.
      Пи Джей покачала головой.
      - Сейчас не могу.
      - Что не можешь? Говорить об этом или выйти за меня замуж? - спросил он, коснувшись ее руки.
      Она поставила кувшин на середину подноса.
      - Пойду отнесу детям лимонад.
      ***
      Сгущались сумерки. В воздухе пахло дымом костра.
      Сверчки верещали громче, чем месяц назад. "Они подбираются все ближе к дому, - объяснил как-то Пи Джей отец. - Это всегда происходит осенью".
      Пи Джей с Бобом остались наконец одни. Дети уехали, и теперь настало их время. Обычно они оставались в доме до понедельника, но на сей раз уедут сегодня, как только Пи Джей все расскажет Бобу, как только объяснит, почему не может выйти за него замуж.
      Она сидела в шезлонге во внутреннем дворике, чувствуя, что за ужином переусердствовала - живот был набит мясом, салатом и кукурузой. Придется завтра утром устроить основательную пробежку. Внезапно она рассмеялась: это ж надо, провести столько часов, чтобы держать себя в форме! И зачем, спрашивается?
      - Над чем смеешься? - спросил Боб с соседнего шезлонга и, потянувшись к ней, взял за руку.
      Сверчки продолжали свою симфонию. Пи Джей уставилась невидящим взглядом в угасающие сумерки. Она понимала, пришло время сказать ему, но не знала, с чего начать.
      - Ты сам не захочешь жениться на мне, - внезапно услышала она собственный голос.
      Боб, повернув голову, взглянул на нее. В мерцающем свете свечи черты лица его казались мягкими, ничего удивительного, все дела и заботы остались в городе. Он ждал продолжения разговора.
      "Какое счастье, что он у меня есть, - подумала Пи Джей, - и какое горе, что я его потеряю".
      - Ты сказал, если мы поженимся, никаких неприятных сюрпризов нас не поджидает. Ну так вот... - Она отвернулась, не было сил смотреть ему в глаза. - Ты ошибаешься.
      Слава Богу, сказала.
      - Пи Джей...
      Она лишь отмахнулась.
      - Нет, поверь мне, лучше будет, если все останется по-прежнему.
      "Времени у нас, быть может, осталось не так много", - подумала она, но ничего не сказала.
      Отпустив ее руку, он повернулся спиной.
      - Извини, но я так не считаю.
      - А может, ты не все про меня знаешь?
      - Чего же я о тебе не знаю? - Повернувшись к Пи Джей, он перебросил ноги через подлокотник шезлонга. - Мы уже пять лет работаем вместе, три спим вместе. Какие у тебя могут быть от меня тайны? Ведь не проститутка же ты на самом деле! - Он взмахнул руками и взял тоном выше. - И вряд ли прячешь где-то в тайнике мужа.
      Пи Джей не смогла сдержать улыбки.
      - Это верно.
      - Тогда в чем заключается твой большой секрет? Я даже видел твою мать. Она... - После легкой заминки он договорил:
      - Она производит впечатление несколько суровой женщины, однако я сомневаюсь, что ее дочь какая-нибудь закоренелая убийца.
      - Боб, я не шучу.
      - Я тоже. Я хочу жениться на тебе.
      Пи Джей закрыла глаза, ночной ветерок приятно холодил лицо.
      - Если бы я вышла замуж, поверь мне, то только за тебя, - тихонько проговорила она, понимая, что это правда, хотя и понятия не имея почему.
      Действительно, чем Боб лучше других мужчин? Тем, что старше? Может быть. Однако Пи Джей чувствовала, что дело не в этом. Самое главное - это то, что рядом с ним она ощущает себя спокойно и уверенно. Она всегда любила работать. Еще в самом начале карьеры решила стать в своей области по-настоящему высококлассным специалистом. Она всегда знала, что Бобу в общем-то все равно, достигнет она каких-либо высот, нет ли, он будет любить ее в любом случае, будь она даже не высококвалифицированным дизайнером, а простой домохозяйкой. Так она считала вплоть до сегодняшнего дня, однако сейчас не была в этом уверена.
      Она никогда не рассказывала ему, что у нее есть сын.
      Впрочем, этой своей тайной она не делилась ни с одним мужчиной. И только теперь Пи Джей поняла, что, держа свою тайну при себе, она, наоборот, так и не смогла отделаться от гнетущих воспоминаний.
      Открыв глаза, она взглянула на Боба. Расскажи она ему о сыне, он бы все понял, однако Пи Джей беспокоило еще и другое: если у нее отнимут грудь, она никогда больше не сможет позволить ему дотрагиваться до себя, ни за что не поверит, что он по-прежнему ее хочет, никогда не допустит, чтобы он женился на ней, зная о приближающейся смерти.
      - Я тебя не понимаю, - после долгого молчания произнес Боб.
      Откинувшись на спинку шезлонга, она сказала:
      - У меня есть сын.
      - Что?!
      Пи Джей выпрямилась и, закинув ногу на ногу, взглянула на Боба.
      - У меня есть сын, - повторила она. - Ему скоро будет двадцать пять лет.
      Боб не шелохнувшись смотрел на нее во все глаза:
      - О Господи! Ты это серьезно?
      - Вполне.
      Он перевел взгляд на бетонные плитки пола. Ему показалось, что сверчки застрекотали еще громче.
      - Может, расскажешь мне все? - спросил он.
      Пи Джей пересела, подложив под себя ноги.
      - Да нет... - пробормотала она, понимая, что отступать уже поздно. О.., черт! Не знаю...
      Перевела взгляд на свои аккуратно накрашенные ногти, однако в тусклом свете свечи разглядывать их было бесполезно.
      - Это случилось много лет назад, - начала она, - совсем в другой жизни. История банальна до тошноты. Парень знакомится с девушкой. Девушка влюбляется, через некоторое время выясняется, что у нее будет ребенок. Парень ее бросает.
      - О Господи!
      Пи Джей подняла голову.
      - Может, перестанешь говорить это свое "О Господи"?
      Она заглянула ему в глаза, пытаясь прочесть в них, о чем он думает, но не смогла - в спустившихся сумерках было невозможно разглядеть.
      - Сколько тебе было лет?
      - Двадцать.
      Боб встал, обошел вокруг шезлонга и, сунув руки в карманы, глубоко вздохнул.
      - А почему ты не сделала аборт?
      - Боб, это же был 1968 год.
      - Ах да!
      Пи Джей тоже поднялась и подошла к нему.
      - А сейчас мне предоставляется возможность встретиться с ним.
      - Ты никогда его не видела?
      - Ни разу, даже когда он родился.
      - Неужели тебе не хотелось?
      - Нет. - Пи Джей понимала, как ужасно это звучит, словно она и не женщина вовсе, а какая-то свистушка, и попыталась оправдаться:
      - Мне нужно было жить своей собственной жизнью. Кроме того, они сказали, что так будет лучше.
      - О Господи! - в очередной раз воскликнул Боб, поворачиваясь к ней спиной. - Кто это "они"? И зачем тебе понадобилось встречаться с ним сейчас?
      Пи Джей закрыла глаза - не было сил смотреть на него, а потом рассказала ему о Ларчвуде и визите Джесс.
      - Значит, ты собираешься с ним встретиться?
      - Может, да, а может, нет. Все это придумала Джесс.
      Ни одна из нас не будет знать, приедут ли наши дети, пока мы сами не окажемся в Ларчвуд-Холле.
      - О Господи! - Боб опять подошел к шезлонгу, сел. - Пи Джей!
      - Что?
      - Как я понял, ты не хочешь выйти за меня замуж только потому, что у тебя есть сын? Ты поэтому всегда оставалась одна?
      - Нет. А впрочем, не знаю.
      Она села с ним рядом. Надо же, столько рассказала, а облегчения нет.
      Боб потер руки и глубоко вздохнул.
      - Хансен и Хобарт, если обо всем узнают, будут неприятно удивлены, заметил он.
      Она взглянула на Боба, даже в темноте было видно, что лицо его приобрело обычное жесткое выражение.
      - Ты шутишь!
      - Хотел бы.
      - О Боже, Боб! Ведь на дворе девяностые годы! Неужели ты и в самом деле считаешь, что факт рождения у меня сына почти четверть века назад, когда я была не замужем, может негативным образом отразиться на моей работе?
      - На работе - нет, - покачал головой Боб. - Нет, конечно. Просто я представляю реакцию Хансена и Хобарта. Ты же знаешь, как они гордятся безупречной репутацией агентства.
      В его голосе появились холодные нотки, и Пи Джей охватило недоброе предчувствие.
      - Ты говоришь о них или о себе? - спросила она.
      Боб, почесав подбородок, тихонько заметил:
      - Я ведь неотделим от агентства, Пи Джей.
      Сверчки внезапно смолкли, словно с нетерпением ждали продолжения разговора.
      - Ты не хочешь моей встречи с сыном, - сказала Пи Джей. - Я чувствую, что это вовсе не из-за того, что пострадает безупречная репутация агентства. Ты думал бы иначе, если бы мы с тобой работали в разных местах? А может, тебе просто неприятно, что у женщины, которой ты не далее как шесть часов назад предложил руку и сердце, темное прошлое?
      - К чему этот сарказм!
      - Нет, Боб, это не сарказм. Просто я реально смотрю на вещи.
      - Я беспокоюсь лишь о твоей карьере.
      - А как насчет моей жизни? У меня ведь, помимо работы, есть и личная жизнь. И я - живой человек, со своими мыслями и чувствами. Ты хочешь жениться на мне или на том образе, который себе придумал?
      Боб встал и заходил по внутреннему дворику взад-вперед.
      - Послушай, Пи Джей. Ты долго и трудно шла к тому, что имеешь сегодня. И мне неприятно, что ты собираешься наплевать на все, чего добилась в жизни, ради какой-то сиюминутной прихоти. О Господи! Вот уж никогда бы не подумал, что ты хочешь стать матерью! Да зачем тебе какие-то дети! Море забот, жуткая ответственность. - Он остановился, взглянул на нее. - Но я люблю тебя и всегда буду рядом, какое бы решение ты ни приняла.
      - И ты поддержишь меня, если вдруг Хансен и Хобарт что-то узнают?
      Он сунул руки в карманы.
      - Приложу все усилия.
      Но Пи Джей ему не поверила. Будет ли он на ее стороне, это еще вопрос. Как он говорил? "Сиюминутная прихоть... Заботы... Ответственность..." Внезапно в душу вкралось сомнение: а что, если Боб прав?
      - Я хочу вернуться в город, - прошептала она. - Пожалуйста, отвези меня домой.
      Она не стала говорить ему про биопсию, язык не поворачивался. Ей необходимо было остаться одной и подумать.
      Мало того, что он продемонстрировал свое недовольство ее поведением, не хватало ей еще его жалости.
      ***
      Последние два часа Пи Джей провела перед аппаратом для снятия маммограммы. Грудь была вставлена в отверстие, плотно сжимавшее ее, и большерукий весельчак-рентгенолог вплотную занялся ею: мял, щупал, а потом принялся тыкать в нее какой-то проволокой, видимо, пытаясь определить точное местоположение опухоли.
      - Игольчатая локализация, - пояснил он, - без нее ваш хирург не будет знать, где находится опухоль.
      И, расхохотавшись, добавил:
      - Не придется искать иголку в стоге сена.
      Он забавно пошевелил губами, напомнив Пи Джей одного типа из рекламного ролика - тот делал точно так же.
      Однако попытки рентгенолога рассмешить ее ни к чему не привели - ей было не до смеха.
      Пи Джей взглянула на висевший на стене экран.
      - Вовсе не похоже на опухоль, - заметила она. - Скорее на звездную россыпь.
      - Да нет, опухоль сидит в вас, уж поверьте мне, - сказал он и в очередной раз помял ей грудь. - А то, что вы приняли за звездочки, скорее всего кальциевые уплотнения.
      Пи Джей поморщилась, но не от укола, а от боли в сдавленной груди. Было трудно дышать, невозможно сконцентрироваться на чем-либо или попытаться представить себе что-нибудь приятное, как ее учили, чтобы расслабиться. На занятиях она проделывала это сотни раз, но здесь, в сверкающем чистотой кабинете, ничего не получалось.
      Лишь одна мысль сверлила, не давая покоя: "Вечером у меня уже, возможно, не будет груди..."
      - Вот она! - наконец-то воскликнул рентгенолог, будто поймал надоедливую муху. - А теперь быстренько в операционную, и чтоб я вас больше никогда здесь не видел!
      ***
      Когда в кино показывали операционную и суетящихся над больным хирургов и медсестер, Пи Джей всегда отворачивалась. Теперь она сама лежала на жесткой каталке и, охваченная жутким страхом, смотрела в потолок. Только раз в жизни была она в подобной ситуации - в 1968 году, в предродовой палате. Тогда она была одна, как и сейчас.
      Как же ей хотелось, чтобы кто-то взял ее за руку, сказал Добрые, ободряющие слова! И впервые Пи Джей пожалела о том, что ничего не сказала Бобу. Если бы он был здесь, как было бы славно. Интересно, почему тут так холодно?
      Размышления ее прервала медсестра.
      - Пора спускаться вниз, - сказала она.
      Пи Джей чуть не расплакалась, но быстро взяла себя в руки. Этого только не хватало! Ведь это просто биопсия.
      Припомнились слова доктора Рейнольдса: "Восемьдесят процентов опухолей груди доброкачественные". Глубоко вздохнув, Пи Джей задержала дыхание и медленно сосчитала до трех. Внезапно ей представилось суровое лицо доктора Сент-Джермена: "Непальпируемые опухоли могут быть такими же злокачественными, как и пальпируемые". Она похолодела.
      - Вы почувствуете лишь легкий укол, - послышался голос сестры.
      - И я засну?
      - Нет. - Сестра улыбнулась. - Я введу вам небольшую дозу димедрола, а внизу вам дадут валерианы.
      Валериана... Пи Джей в восьмидесятые годы выпила ее целое море. Поводов было предостаточно: то какая-нибудь важная презентация, то мать приезжала как-то на Рождество, то первое собеседование при поступлении на работу к Хансену и Хобарту...
      Она почувствовала укол, но показалось, что ее не укололи, а ударили ножом.
      - Когда будете готовы, дайте знать, - неожиданно послышался мужской голос, и Пи Джей вздрогнула.
      - Готова, - отозвалась медсестра.
      - Ну, держитесь, - сказал мужчина Пи Джей и улыбнулся.
      Каталка тронулась с места и поехала к операционной.
      Пи Джей судорожно глотнула и закрыла глаза. Хотела попросить, чтобы ее накрыли еще одним одеялом, но промолчала, лишь покорно отдалась плавному покачиванию.
      Скоро все будет позади, уговаривала она себя. Подумаешь, какая-то опухоль. Просто очередное изобретение умников-медиков, чтобы без нужды терроризировать несчастных больных.
      Каталка остановилась.
      О Господи! Неужели приехали?
      Послышался шорох, распахнулись двери, каталку немного тряхануло, словно наскочила она на какую-то выпуклость, потом двери снова закрылись, и Пи Джей почувствовала, как пол поплыл вниз. Понятно, они в лифте. Мужчина, который вез каталку, принялся тихонько насвистывать. Пи Джей посмотрела на потолок - лампа дневного света, затянутая проволочной сеткой. В нос пахнуло застарелым запахом мочи.
      Лифт, подпрыгнув, остановился. Свист прекратился, двери распахнулись. Каталку опять тряхнуло - теперь Пи Джей догадалась, что они переехали через порожек лифта.
      Санитар повез ее сначала прямо, потом свернул налево и поехал вдоль какой-то выкрашенной бледно-желтой краской стены. Добравшись до дверей, остановился.
      - Желаю удачи, - проговорил он и исчез в глубине выложенного белой плиткой холла.
      Послышались чьи-то голоса, звяканье инструментов, музыка. Но оттуда, где она лежала, Пи Джей никого не было видно. Она попыталась вспомнить, что будет дальше.
      Что же было в 1968 году? Было ужасно больно, это точно, но тогда она испытывала совсем другие чувства: она знала, что скоро придет конец ее мучениям, начнется новая радостная, счастливая жизнь. Сейчас ей не было больно, однако жизнь могла вскоре кончиться.
      Она подумала о сыне, ребенке, которого никогда не видела. Интересно, вспоминает ли он когда-нибудь о ней, собирается ли приехать в Ларчвуд 16 октября? Пи Джей закрыла глаза. Как пройдет их встреча? А может, будет лучше, если они никогда не увидятся? Зачем им знакомиться друг с другом, если ей все равно придется умереть?
      - Мисс Дэвис? - послышался чей-то приглушенный голос.
      Пи Джей открыла глаза. Рядом стояла сестра. Она держала что-то вроде резиновой трубки. Пи Джей снова закрыла глаза. Внезапно она ощутила невероятную усталость.
      - Сейчас вам введут внутривенное, - проговорила медсестра. - Вы почувствуете легкий укол в руку. Постарайтесь не шевелиться...
      Сказанное ею позже Пи Джей пропустила мимо ушей.
      Она словно разделилась надвое. Одна половина прекрасно осознавала: сейчас ее схватят, всадят в нее иглу, прикрепленную к трубке, соединенной еще Бог знает с чем. Эта ее часть стремилась вырваться и бежать от кошмара куда глаза глядят. А другая... Другой было все безразлично. Будь что будет! Только все как-то странно, зыбко, неясно. Ну ничего, все пройдет. Именно эта ее половинка победила первую, когда каталку снова куда-то повезли. Новое место оказалось еще холоднее, чем холл. Гул голосов приблизился, стал совсем рядом. Кто-то подсунул ей под спину руки.
      - Поднимай!
      Мозг только переварил услышанное, как Пи Джей почувствовала, что ее подняли и перенесли с каталки на что-то еще более твердое и узкое. Она открыла глаза - над ней склонились какие-то люди в зеленых масках, зеленых колпаках.
      - Доброе утро, - послышался из-под маски приглушенный голос. - Я доктор Сент-Джермен. - Губы еще раз шевельнулись. - Помните меня?
      Пи Джей показалось, что глаза его улыбаются. Она закрыла глаза и попыталась сосредоточиться на чем-нибудь.
      Потом она почувствовала на своем лице чье-то дыхание.
      - Прошу вас сосчитать от ста назад.
      И вдруг она вспомнила. Тогда, в предродовой палате, ее попросили о том же. И она, как и много лет назад, принялась считать:
      - Сто.
      ***
      А память уносила ее в прошлое, в те далекие дни.
      - Девяносто девять.
      Мой мальчик...
      - Девяносто восемь.
      Мой сын...
      Над ней склонилось чье-то расплывчатое лицо.
      - Привет, - произнес чей-то голос.
      Боб...
      Лицо начало постепенно приобретать более отчетливые очертания, он улыбнулся.
      - Закончили операцию? - спросила Пи Джей.
      Боб не ответил - должно быть, она спросила недостаточно громко.
      - Закончили операцию? - повторила она.
      Ей хотелось спросить его, что он здесь делает, откуда узнал...
      Он кивнул.
      - Тебя уже привезли из операционной.
      - Что...
      Ей необходимо было спросить, чем закончилась операция, но что-то отвлекло ее внимание. Рядом с лицом Боба возникло другое, знакомое лицо: плотно сжатые губы, вздернутый подбородок... Мать.
      Пи Джей закрыла глаза и снова заснула.
      ***
      Когда она окончательно проснулась, в комнате уже сгущались сумерки. Сначала Пи Джей никак не могла понять, где находится, потом вспомнила. Протянула руку вниз, к груди, и почувствовала толстый слой марли.
      - Пи Джей?
      Она повернула голову.
      - Боб?
      - Ты проснулась.
      - Ммм... Очень хочется пить.
      Взяв в руки пластиковую чашку с соломинкой, он подал ей соломинку. Пи Джей с трудом сделала глоток.
      - Откуда ты узнал? - спросила она.
      Боб улыбнулся.
      - Это было проще простого. Когда ты не пришла на работу, я пошел к тебе домой. Уолтер сказал, что ты попросила таксиста отвезти тебя в больницу Сент-Мэри. Остальное, - он подмигнул, - вообще не составило никакого труда.
      - Биопсию уже сделали?
      - Не могу поверить, что ты мне ничего не сказала, - не отвечая на вопрос, укорил он ее.
      - Я рассердилась на тебя, потому что...
      Боб приложил палец к губам.
      - Шш... Давай сейчас не будем об этом говорить. Есть более важные темы для разговора.
      "Более важные темы..." Да, похоже, Боб прав.
      - Грудь отняли? - спросила Пи Джей.
      В этот момент к кровати приблизилась чья-то фигура.
      - Памела...
      - Привет, мама.
      Переведя взгляд на соломинку, Пи Джей сделала еще один глоток.
      - Я подумал, твоей маме следует знать, - пояснил Боб, и на лице его появилось виноватое выражение.
      - Почему ты не позвонила мне, Памела? - подхватила мама.
      Пи Джей опустила голову на подушку.
      - В этом не было необходимости. Я и сама ничего толком не знала.
      - И тем не менее, - проговорила Флора Дэвис, недовольно поджав губы, я приехала, хотя весь день пришлось тащиться на поезде.
      "Весь день... - усмехнулась Пи Джей. - Всего каких-то четыре часа от Беркширза".
      Она опять повернулась к Бобу.
      - Так что, доктор...
      Он погладил ее по голове, поспешно проговорил:
      - Пойду скажу сестре, что ты проснулась.
      И, поставив чашку на тумбочку возле кровати, он вышел из палаты.
      Мать подошла чуть ближе.
      - Тебе больно?
      - Нет.
      - Хорошо, - кивнула она, усевшись на самый краешек, - это хорошо.
      - Они отняли ее, да? Отрезали грудь?
      Флора сложила руки на коленях. Она сильно постарела, казалась совсем старухой. И хотя Пи Джей не видела ее почти два года, она все поняла по ее лицу.
      - Давай не будем сейчас говорить об этом, - сказала мать. - Подождем, пока придет врач.
      Пи Джей посмотрела на нее невидящим взглядом. О Господи, все-таки отняли грудь...
      Дверь в палату открылась. В дверном проеме появилась высокая, сухощавая фигура Боба, ярко освещенная падающим из коридора светом. Рядом с ним стоял еще один мужчина, еще выше и еще тоньше, - доктор Сент-Джермен.
      - Ну, как вы себя чувствуете? - спросил он, заходя в палату.
      - Отлично. Только немного кружится голова и тошнит.
      Доктор кивнул и направился к ее кровати. Флора поспешно вскочила и пересела на стул. Он подошел и, откинув простыню, проверил повязку. Потом удовлетворенно кивнул.
      - Ну что, доктор? Каков приговор?
      Пи Джей старалась говорить легко и непринужденно, но внутри все сжалось от страха.
      Доктор сел рядом с ней, там, где только что сидела мать.
      Боб стоял рядом.
      - Как мы и подозревали, опухоль в груди была около пяти сантиметров в диаметре.
      - И?
      - И к сожалению, она оказалась злокачественной.
      Свет померк перед глазами, и Пи Джей поспешно закрыла их.
      - Значит, вы отняли грудь.
      - К сожалению, да.
      В палате воцарилась такая тишина, что Пи Джей слышала биение собственного сердца.
      Боб поспешил нарушить гнетущее молчание:
      - Когда ее можно будет забрать домой?
      Пи Джей заставила себя открыть глаза. Врач сидел, сложив руки на коленях.
      - Когда я узнаю, в каком состоянии находятся вспомогательные лимфатические узлы.
      Пи Джей вдруг вспомнила о своем белом купальнике.
      Никогда уже ей больше не надеть его.
      - Как только мы получим полный патологический отчет, назначим химиотерапию.
      "Волосы... О Боже, волосы начнут выпадать!"
      - Эта разновидность рака лечится не облучением, а химиотерапией, продолжал объяснять врач. - После интенсивного курса лечения Пи Джей сможет снова жить полноценной жизнью.
      Они говорили так, словно не она лежит тут, рядом с ними, на кровати, или будто она глухая, но ей было все безразлично.
      - Когда вы сможете начать? - продолжал Боб свои расспросы.
      Пи Джей отвернулась к стенке. Похоже, Боб взял все переговоры на себя, но и на это ей было наплевать.
      - Через пару недель. К счастью, рентген груди не выявил больше никаких узлов.
      - Сколько она пробудет в больнице?
      - Несколько дней. Мы разработали курс амбулаторного лечения, который ей нужно будет проходить.
      - А как она будет себя чувствовать в течение этого курса? Ей потребуется кто-нибудь, кто неотлучно находился бы у ее постели?
      Пи Джей взглянула на Боба. Он, в свою очередь, не сводил глаз с матери. Каково было выражение ее лица, Пи Джей не видела.
      - В первые день-два может появиться легкая тошнота и расстройство желудка. Затем по мере заживания раны она будет чувствовать себя абсолютно нормально.
      "Абсолютно нормально... О Господи, почему же никто не спросит главного - умру я или нет?"
      - Она сможет вернуться к работе?
      - Как она пожелает. Курс лечения рассчитан на полгода. Когда Пи Джей почувствует себя достаточно окрепшей, не вижу причин, почему бы ей снова не приступить к своим обязанностям.
      - Это хорошо. Ее выдвинули в состав директоров крупного рекламного агентства.
      Пи Джей почему-то показалось, что в словах Боба нет никакого смысла. Значит, ее утвердили, но какое это имеет значение сейчас?
      - Доктор, - позвала она, и в палате воцарилась тишина, все с нетерпением ждали, что она скажет. - Я умру?
      Врач украдкой глянул на Боба, потом перевел взгляд на свою пациентку.
      - На пациентов, имеющих опухоли еще большего размера, чем у вас, лечение химиотерапией оказывало самое благотворное влияние. Так что нет никаких поводов для беспочвенных переживаний.
      "Я умру, - подумала Пи Джей. - Грудь отрезали, и теперь я умру. Что ж, может, это и к лучшему?"
      Она снова закрыла глаза. Почему они все сидят и не уходят?
      - Ей нужно отдохнуть, - заметил доктор.
      В палате стало тихо. Пи Джей услышала, как скрипнула кровать, и, не открывая глаз, поняла - врач поднялся.
      - Спасибо, доктор, - послышался голос Боба. - Я пойду вместе с вами и поговорю с медсестрой по поводу режима. Пи Джей, - он положил руку на край кровати, - я скоро вернусь.
      Ей удалось кивнуть. Мужчины вышли за дверь, и в палате снова воцарилась тишина.
      - Мама, - позвала Пи Джей. - Ты здесь?
      Флора подошла к кровати.
      Пи Джей пристально вгляделась в ее лицо: черты его смягчились, уголки глаз были слегка опущены, в глазах стояли слезы. Мать взяла ее за руку. Впервые за долгие годы с тех пор как Пи Джей уехала в Ларчвуд-Холл, с тех пор как умер отец, она дотронулась до своей дочери. В последние годы они встречались очень редко, и, как правило, их встречи носили вынужденный характер.
      - Мама, - прошептала Пи Джей, - мне страшно.
      Флора села на кровать, наклонившись, обхватила дочь за плечи, и стена, возникшая между ними много лет назад, начала рушиться. Ласково притянув Пи Джей к себе, она прошептала:
      - Я знаю, Памела, знаю...
      ***
      Когда совсем стемнело, Боб вернулся домой, а мать осталась. Присев на стул у изголовья кровати, она тихонько сидела, положив руки на колени, пристально вглядываясь в металлическую стойку.
      - Он очень приятный мужчина, - заметила она. - Рада, что вы вместе.
      Пи Джей припомнился день, когда они с Бобом ездили в Беркширз. Визит носил чисто деловой характер, хотя обе стороны делали вид, что это не так. С тех пор, вплоть до сегодняшнего дня, мать его не видела.
      - Да, - ответила Пи Джей. - Мне очень повезло.
      "Повезло? - горько усмехнулась она про себя. - Я лежу на больничной койке с раком груди. Ничего себе везение!"
      - Я останусь с тобой в твоей квартире, пока ты не поправишься.
      - Это вовсе не обязательно, мама.
      - Чепуха, - отмахнулась Мать.
      Они помолчали.
      - А она красивая? - спросила Флора.
      - Что?
      - Твоя квартира. Я ведь никогда ее не видела.
      - Да. Я приобрела ее несколько лет назад.
      Флора кивнула. Наклонившись, она вгляделась в лицо дочери.
      - Я всегда буду рядом с тобой, не беспокойся.
      Что это она говорит? Да она, Пи Джей, вообще не припомнит, когда в последний раз вспоминала о матери. Хотелось крикнуть: "Ты вовсе не обязана мне помогать только потому, что ты - моя мать!" Какой смысл играть роль образцовой матери! Ведь на самом деле ни о каких материнских чувствах не может быть и речи - слишком уж они разные, мать и дочь. Да и времени прошло слишком много... А впрочем, что она-то, Пи Джей, смыслит в материнских чувствах! Она вспомнила о своем ребенке, о сыне, и почувствовала, что вот-вот расплачется.
      - Сколько же я наделала ошибок! - прошептала она.
      Флора, взяв ее за руку, поправила на переносице очки.
      - Мы должны были быть ближе друг к другу, - продолжала Пи Джей. - А жаль...
      - Ты не виновата. - Мать невесело усмехнулась. - Только благодаря отцу мы держались вместе.
      Значит, Флора это тоже понимала. Пи Джей почувствовала укор совести.
      - Да, - согласилась она.
      - Может, еще не слишком поздно, - сказала мать.
      За дверью больничной палаты слышались приглушенные звуки. Они сидели рядом в полумраке, рассеиваемом лишь настольной лампой, мать и дочь.
      - Извини, что доставила тебе столько боли, - прошептала Пи Джей.
      Флора лишь кивнула.
      - Мы можем поговорить с тобой, мама? - спросила Пи Джей.
      Мать вопросительно глянула на нее.
      - О моем ребенке?
      Флора тут же перевела взгляд на спинку кровати.
      - В этом нет необходимости. Что сделано, то сделано.
      - Но ведь этот вопрос до сих пор причиняет тебе боль, как и мне.
      Ей, как никогда, хотелось поговорить с матерью о сыне, но та лишь отмахнулась:
      - Я давным-давно забыла об этом.
      - Нет, мама. - Набравшись смелости, Пи Джей упрямо продолжала:
      - То, что произошло много лет назад, изменило наши жизни: и твою, и мою. - И, понизив голос, сквозь слезы договорила:
      - И папину.
      Флора молчала.
      - Я знаю, ты винишь меня в смерти отца.
      Мать встала и отошла к другому концу кровати.
      - Какая чепуха!
      - Я и сама себя винила. Моя беременность подкосила его, вне всякого сомнения.
      Флора провела пальцем по температурному листу, висевшему на спинке кровати.
      - Думаю, ты давно все это пережила. - Голос ее прозвучал излишне взволнованно. - Ты добилась успеха в работе, наконец-то повстречала хорошего человека.
      Пи Джей, расправив рукой складки на простыне, невозмутимо заметила:
      - Это не меняет того, что я сделала.
      В этот момент дверь распахнулась, и в палату вошла медсестра, катя перед собой прибор для измерения кровяного давления.
      - Смерим-ка давление! - закудахтала она, подталкивая скрипучее сооружение к краю кровати.
      Флора отошла к окну, а Пи Джей послушно протянула руку. Сестра обмотала ее манжеткой и принялась качать резиновую грушу. Пи Джей наблюдала за ее манипуляциями, которые в очередной раз напоминали, почему она находится здесь. "Нет, на сей раз я не дам матери увильнуть от разговора! решила она. - Пусть не признается, что сама отказалась от ребенка, но о моем сыне мы наконец-то поговорим... Пока я еще жива".
      Сестра, сделав свое дело, сняла с ее руки манжетку.
      Подойдя к температурному листу, быстренько что-то там отметила и, волоча за собой аппарат, вышла из комнаты.
      Пи Джей взглянула на мать - та вглядывалась сквозь шторы во тьму.
      - У меня родился сын, - сказала она.
      Флора, подняв руку, коснулась края шторы.
      - Здоровенький мальчик. Почти четыре килограмма весом.
      - Зачем ты говоришь мне об этом сейчас?
      Голос матери звучал приглушенно, словно она говорила сквозь вату.
      - Потому что настало время, - сказала Пи Джей. - И вообще по многим причинам.
      Мать снова повернулась лицом к кровати.
      - А я-то полагала, сейчас ты должна думать о более важных вещах, например, о своем здоровье.
      - Мама, я могу и не поправиться, - через силу проговорила Пи Джей. - И кроме того, у меня появилась возможность увидеться с ним.
      Флора опять отвернулась к окну. Пи Джей видела, что мать держит спину слишком прямо, то есть напряжена до предела, но останавливаться не собиралась: на сей раз она выскажет все до конца.
      - Он - живой человек, мама, которого я произвела на свет. - Она замолчала, впервые осознав это сама. - И кроме того, он - твой внук.
      Флора порывисто обернулась.
      - Никакой он мне не внук! Это из-за него умер твой отец! Никогда ему не прощу!
      Пи Джей вздрогнула как от удара. Она отказывалась поверить услышанному, сердце на мгновение перестало биться, но она постаралась взять себя в руки и, пытаясь сдержать готовые хлынуть слезы, спокойно проговорила:
      - Это нечестно, он здесь ни при чем, все произошло из-за меня, а он невинная жертва.
      Флора подошла к стулу.
      - Думаю, сейчас не самое удачное время говорить об этом, - заметила она, вновь выпрямившись как струна. - Ты слишком возбуждена. Полагаю, мне лучше уйти и дать тебе немного отдохнуть. Утром я вернусь.
      И, взяв сумочку и старенькую курточку, мать направилась к двери.
      - Мама, подожди.
      Пи Джей села, почувствовав боль на месте отнятой груди.
      Флора остановилась, но поворачиваться лицом к дочери не стала.
      - Я ничуть не возбуждена, просто я пытаюсь решить, встречаться мне с ним или нет. Я надеялась, ты мне в этом, поможешь.
      - Я не желаю об этом слышать, - не оборачиваясь, проговорила Флора и открыла дверь. - Спокойной ночи.
      Пи Джей опустила голову на подушку. Не стоило говорить матери. Ну да ладно, впредь она этого делать не станет, сама примет решение, не спрашивая мнения Боба и не выслушивая замечаний матери. Потянувшись к настольной лампе, она выключила свет и сунула руку под одеяло.
      Но трогать место, где совсем недавно была ее грудь, не стала - знала, будет больно. А еще раз причинить себе боль Пи Джей не хотелось.
      Глава четырнадцатая
      Понедельник, 20 сентября
      ДЖИННИ
      Субботу и воскресенье она провела в спальне, коротая время в обществе пары бутылок водки и блока сигарет. В понедельник, когда Джинни проснулась, было уже темно.
      Полупустые бутылки валялись на полу, пепельница была полна вонючих бычков, голова раскалывалась. Джинни с трудом села и чертыхнулась, когда перед глазами комната заходила ходуном. Красные циферки электронного будильника на прикроватной тумбочке показывали 10:20. Значит, началась еще одна ночь.
      Джинни вспомнила, что Джейк уехал, и на мгновение почувствовала облегчение. Потом ей припомнились Джесс и Ларчвуд-Холл, все остальное, о чем она запрещала себе думать в течение долгих лет.
      Ни Джейк, ни три мужа, которые у нее были до него, не знали о ее ребенке. И не потому, что Джинни боялась, что у них сложится о ней плохое мнение. Да плевала она на это! Если сказать им о ребенке, они тут же начнут расспрашивать, кто его отец. Об этом, кроме нее самой, знала лишь Джесс. И, как теперь считала Джинни, этого было достаточно.
      Она откинулась на подушку и призадумалась. Интересно, кому еще Джесс растрепала. А в том, что она это сделала, Джинни ни капельки не сомневалась. Она давным-давно поняла, что все тайное рано или поздно становится явным, даже среди друзей, особенно среди друзей. Сначала они ведут себя так, словно понимают, что каждый человек волен распоряжаться собственной жизнью по своему усмотрению, потом начинают совать нос в твою жизнь, давая тебе бесчисленные бесплатные советы. Единственный, кто никогда этого не делал, была ее мать.
      Джинни задумчиво уставилась на бутылки, вспоминая прошлое. Через год после переезда на побережье мама начала харкать кровью. Джинни обнаружила это случайно, когда выбрасывала мусор. Среди пустых бутылок из-под виски, судков из-под мороженых обедов она наткнулась на окровавленные тряпки. Одному Богу известно, сколько это продолжалось. Медицинской страховки у матери, естественно, не было, но Джинни намеревалась бороться за ее жизнь до конца. Однако ни самые высококвалифицированные врачи, ни самые дорогостоящие больницы, ни даже сложнейшая операция не смогли спасти ее мать. Джинни потеряла не только ее, но и все деньги своего убиенного отчима.
      Кончилось тем, что в девятнадцать лет она осталась одна и в очередной раз без копейки денег.
      Но Джинни Стивенс не привыкла сдаваться, и она выстояла.
      Первое время ей пришлось трудно. Джинни понимала, что писаной красавицей ее нельзя назвать: ямки от прыщей, плоские скулы и чересчур пышная грудь (тогда в моде были плоскогрудые девицы) не делали ее краше. Но фигура у нее была отменной, и Джинни умела выгодно преподнести ее.
      Эл Роузен оказался толстым режиссером с неизменной сигарой во рту. Когда Джинни заявилась на кинопробу, он тут же попытался заманить ее в постель, однако она не поддалась - не потому, что была недотрогой, этого за ней отродясь не водилось, просто почувствовала: получив желаемое, этот тип тут же потеряет к ней всякий интерес.
      Обработала она его в момент: достаточно было призывно покачать бедрами и немного пококетничать. Она тут же получила свою первую роль - крошечную, почти без слов во второсортном фильме ужасов. Говорить ей пришлось всего три строчки, но заработала она столько, что смогла в этом месяце заплатить за квартиру. После того как Джинни сыграла еще в двух фильмах, Эл бросил свою толстую тонкогубую жену, быстренько получил в Вегасе развод и потащил Джинни к мировому судье, В результате Джинни поселилась в его модерном доме из стекла и бетона в западном районе Лос-Анджелеса и в первую брачную ночь довела его до такого состояния, что он взмолился о пощаде. Да она согласилась бы спать с кем угодно, лишь бы этот кто-то оплачивал ее счета! Две недели спустя Роузен скоропостижно умер, оставив своей молодой жене дом, "кадиллак", купленный пять лет назад, и дела, не приносящие, правда, большого дохода. За одну ночь Джинни стала вдовой и агентом по нахождению молодых талантов. В то время ей было двадцать.
      Гейтор Смит был пареньком из Техаса, который как-то раз забрел к ней в агентство в поисках работы. У него оказалась потрясающая улыбка и внушительных размеров член.
      Джинни показалось, что из этого мальчика будет толк, и она взялась за дело: продала свой шикарный дом, переехала в квартиру подешевле и попроще, все деньги вложила в сногсшибательные туалеты, после чего отправилась обихаживать разных важных шишек. Через месяц она раздобыла Гейтору роль в вестерне, который прошел на ура, а когда он был на полпути к успеху, убедила, что для полноты счастья ему не хватает только жениться на ней. Она была уверена, что этого парня ждет блестящее будущее суперзвезды, хотя он, похоже, этого не понимал. Кроме того, лишние денежки тоже не помешали бы. Прожили они вместе три года. Гейтор имел грандиозный успех, и деньги к ним потекли рекой. Кончилось все в один прекрасный день, когда Джинни случайно заглянула в его фургончик - съемки как раз проходили на натуре - и застала Гейтора на месте преступления: тот занимался любовью с другим парнишкой из Техаса. Многое в жизни могла она вынести, но быть женой гомосексуалиста это даже ей казалось чересчур.
      Со Стэном Левескью Джинни познакомилась много лет спустя. Ей был тогда тридцать один год. В то время она бросила заниматься молодыми талантами и снова вернулась на сцену. Шел 1982 год, и ролей для бесталанных актрис старше двадцати пяти было не так уж много. Джинни все еще прожигала денежки, нажитые в ходе своей предыдущей семейной жизни, однако они таяли быстрее, чем хотелось бы. Стэн подвернулся как раз вовремя. Зарабатывал он на жизнь тем, что писал довольно неплохие сценарии к порнофильмам, обладая при этом живейшим воображением. Самым любимым его делом было заставлять Джинни заниматься любовью с какой-нибудь девчонкой, а самому сидеть на кровати и, наблюдая за ними, мастурбировать. Джинни не нравилось проделывать это с женщинами, но, черт подери, на дворе были восьмидесятые годы, а не прошлый век. Они поженились, и свадьбу отпраздновали так, что дым стоял коромыслом. Все шло хорошо, пока пару лет спустя Стэн не ударился в религию, и ему уже стало не до своей законной жены. Надо, правда, отдать ему должное: половину денег он отдал Джинни, а половину - церкви на отпущение грехов.
      После Стэна, оставшись одна, она опять принялась искать работу и вскоре нашла. Известный продюсер документальных фильмов Джейк Эдварде предложил ей место в своей команде. И хотя он собирался ставить фильм для общественного телевидения, а Джинни документальными фильмами сроду не занималась, она с радостью ухватилась за это предложение. А меньше чем через год он сказал, что ей никогда больше не придется работать. Это были самые замечательные слова, которые ей когда-либо доводилось слышать в жизни.
      Да, она сумела выстоять, добилась для себя достойной жизни.
      Джинни заворочалась в постели, и улыбка ее сменилась недовольной гримаской. Она-то выстояла, а теперь явилась Джесс и пытается навязать ей самый страшный кошмар, который когда-либо был в ее жизни.
      - Ну уж нет, моя милая, - сказала она, отвернувшись к стене. - Этот номер у тебя не пройдет!
      Она встала и, приняв три таблетки аспирина, забралась под душ. Стоя под горячими струями, Джинни принялась исступленно тереть тело губкой, стараясь смыть с себя неприятные мысли о крошечном, никому не нужном ребенке, напомнившем ей о прошлом.
      После душа Джинни сделала макияж и надела коротенькое белое платье трапецией с глубоким треугольным вырезом. Это было отступлением от правила - обычно она носила одежду, что называется, "в облипочку". Под складками тончайшей шелковистой материи угадывалось отсутствие нижнего белья. Джинни, обожала свое тело. Современная медицина позволяла творить с ним чудеса что-то прибавлять, что-то убавлять, и Джинни этим воспользовалась: она увеличила грудь до полного четвертого размера, подтянула дряхлеющие мышцы бедер и живота, благо Джейк разрешал ей делать все, что угодно. Ей очень нравилось, как свободно ниспадающая ткань скользит по обнаженному телу.
      - Ну, сучка ты эдакая, - сказала она в зеркало своему отражению, поправляя прическу в последний раз. - Пора уж позабыть о прошлом дерьме и отправляться на поиски приключений.
      Махнув рукой, она сунула в серебристую сумочку пачку сигарет, нацепила на ноги белые босоножки на высоченных каблуках и вышла из дома.
      Над тем, куда пойти, долго раздумывать не пришлось - неподалеку от дома располагалось известное во всем городе заведение, в которое туристы валом валили, наивно полагая, что звезды кинематографа там просто кишмя кишат Именно эта публика и была ей сейчас нужна. Не дай Бог столкнуться со своими знакомыми либо со знакомыми Джейка - позору не оберешься. Пришло время стать никем - позабыть свое прошлое и настоящее.
      Джинни сунула ключи от машины хорошенькому молоденькому привратнику, вошла в распахнутые двери и сразу же окунулась в гул голосов, заглушаемых грохочущими звуками синтезатора, доносящимися со сцены. Ей не было видно, кто дает представление, но она знала - наверняка ансамбль из загорелых блондинок в белых, облегающих фигуру платьицах. Владелец кафе готов был выпустить на сцену кого угодно, лишь бы задержать туристов в заведении до закрытия.
      Джинни стала пробираться к бару. Это оказалось непростой задачей: нетанцующие столпились перед стойкой в три ряда. Она бегло оглядела посетителей: в основном молодежь от двадцати до тридцати лет. Вскоре она заметила то тут, то там мелькающие седовласые головы. Если бы не плотоядные взгляды, которыми они сверлили молоденьких девчонок, их можно было принять за почтенных родителей, пришедших сюда коротать время за чашечкой кофе.
      Потрясающе похожи на отчима, отметила про себя Джинни и почувствовала, как горло у нее предательски сжалось. Она поспешно провела рукой по шее, словно стряхивая жуткие воспоминания, и, поведя головой, гордо вскинула подбородок. "Нет, им меня не одолеть, - подумала она. - Ни Джесс, ни ребенку".
      Она протиснулась к бару между двумя плоскогрудыми девицами.
      Прошло несколько минут, прежде чем бармен обратил наконец на нее внимание. Спрашивать, что она желает заказать, не было никакого смысла грохот вокруг стоял неимоверный. Понять друг друга можно было лишь по губам. Джинни отчетливо проговорила:
      - Водку.
      На что бармен, потряся графином, отреагировал.
      - С тоником?
      - С содовой, - ответила Джинни.
      В этот момент она почувствовала на своей шее чье-то дыхание.
      - В таком заведении и выпить приятно! - прокричал ей на ухо чей-то мужской голос.
      Джинни обернулась. За спиной стоял парень лет двадцати пяти или что-то вроде того - в тусклом свете трудно было определить точнее. Шелковая рубашка на груди расстегнута, из нее торчат рыжеватые волосы. Молодой, горячий. Джинни улыбнулась и повела плечом, отчего вырез на платье увеличился еще больше. "Да, - подумала она. - Это гораздо лучше, чем вспоминать прошлое".
      - Ты здешняя? - прокричал он.
      - Нет, - ответила Джинни в ответ. - Я из Бостона.
      Парень кивнул, будто знал этот город как свои пять пальцев, и, ткнув себя пальцем в грудь, пояснил:
      - А я из Денвера.
      Бармен передал Джинни заказ, но прежде чем она достала кошелек, паренек уже сунул ему в протянутую руку десятку.
      - Спасибо, - улыбнулась Джинни, чувствуя, что все идет, как задумано.
      Сделав большой глоток, она подождала, пока водка дойдет до желудка, постепенно смывая суету последних двух дней. Мысли о Джейке начали исчезать. Еще один глоток - и за ними последовали мысли о Джесс.
      - Потанцуем? - прокричал паренек.
      Она кивнула и, осушив свой бокал, поставила его на стойку. Мальчишка, положив руку на спину, повел ее К танцплощадке.
      Музыка ревела, как дикий зверь. Джинни, выгнув спину, принялась скакать вместе с остальными танцующими, стараясь попасть в такт. Одно движение - и платье ее сбилось на одну сторону, почти обнажив полную грудь, другое - и оно взметнулось вверх, открыв взору изумленного мальчишки темный треугольник между ногами.
      Так прыгали они и вращались, не отрывая глаз друг от друга. Паренек при этом пожирал ее глазами.
      Быстрая музыка кончилась, началась другая - медленная, спокойная. Он притянул ее к себе и закружил в танце.
      Она, обхватив его за шею, зазывно смотрела в его ясные голубые глаза. Обняв ее еще крепче, он положил руки на ее ягодицы. Выгнув спину, Джинни подвигала нижней частью туловища.
      Он прошептал ей что-то на ухо. Она не расслышала его слов, но догадаться было нетрудно. А почему бы и нет?
      Разве не за этим она сюда пришла? Кроме того, Джинни прекрасно понимала: достаточно побыть с кем-нибудь в близких отношениях, чтобы выбросить из головы окончательно и бесповоротно мысли о Джейке и Джесс.
      Паренек потянул ее за собой сквозь толпу к двери. В фойе было светлее, и Джинни поняла, что ошиблась, - мальчишке было не больше двадцати одного года.
      - У меня еще такого не было, - усмехнувшись, проговорил он, показав при этом сильные, здоровые зубы.
      Джинни застыла как вкопанная.
      - Ты что, девственник? - спросила она и тут же почувствовала приятное возбуждение.
      У нее тоже такого еще не было, а если и было, то она об этом не помнила.
      - Нет, что ты! - расхохотался он. - Просто у меня никогда не было женщины, которая мне в матери годится.
      Джинни вздрогнула как от удара. Кровь застучала в висках. И, прежде чем она осознала, что делает, размахнулась и со всей силой ударила его по лицу своей серебристой сумочкой, пытаясь сбить с него горделивую улыбку.
      - И теперь не будет, щенок, - выпалила она и мгновенно вылетела за дверь.
      ***
      Войдя в дом, Джинни поняла, что проплакала всю дорогу. Сбросив босоножки, она направилась в гостиной к бару из тикового дерева. Джейк приобрел его за кругленькую сумму, когда они с Джинни проводили медовый месяц на Гавайях, и очень гордился своим приобретением.
      Джинни отыскала самый большой стакан и до половины наполнила его водкой. Потом машинально взяла из маленького холодильника несколько кубиков льда, бросила их в стакан и плеснула немного содовой. Она успела выпить почти все, когда услышала, как открывается входная дверь.
      - Кого еще черт несет? - невнятно проговорила она.
      В фойе, отделанном серо-голубой плиткой, послышались шаги.
      - Того, кто пришел составить тебе компанию.
      В гостиную вошел Брэд.
      - Как поживаешь, мамуля?
      Джинни недобро посмотрела на него.
      - Какого дьявола тебе здесь понадобилось? Если старина Джейк узнает, что ты приходил, он тебе шею свернет.
      - Старина Джейк, как ты его называешь, ничего не узнает. Правда, мамуля?
      - Перестань меня так называть. Никакая я тебе не мамуля!
      Брэд расхохотался и направился к бару. Быстренько осмотрев его содержимое, он обратился к Джинни:
      - Налить?
      - А почему бы и нет? - отозвалась она, допив остатки водки.
      Брэд, составив два коктейля, подошел к софе. Один вручил Джинни, а с другим сел рядом с ней на низкой подушке.
      - Странно, что ты дома, - заметил он, поднимая свой стакан. Поскольку старик уехал, я думал, ты захочешь немного развеяться.
      - С чего ты взял?
      - Извини, наверное, мне следовало бы подумать, что ты сидишь дома и вяжешь отцу свитер.
      Джинни не ответила, лишь сделала из своего стакана большой глоток. Голова немного закружилась. Ей нравится такое состояние. Она взглянула на Брэда - лицо его показалось ей немного расплывчатым.
      - Значит, ты мне поможешь? - спросил он.
      - В чем?
      - Выгрести у старика немного денег.
      Джинни расхохоталась - Денег? Радость моя, - наклонившись, она коснулась пальцем его щеки, - с чего бы мне помогать тебе?
      Ведь я тебя терпеть не могу.
      - Не правда, мамуля. - В голосе его послышались сладострастные нотки, и он понизился до шепота:
      - Я видел, как ты на меня смотришь.
      Джинни резко отстранилась.
      - Да пошел ты! - бросила она, сделав еще глоток.
      - Мамы не должны так разговаривать со своими детьми.
      - Нет, это ты послушай! Никакая я тебе не мать. Я только жена твоего отца.
      Брэд задумчиво уставился на свой стакан.
      - Джинни, я знаю, что вел себя как последний подонок...
      - Это уж точно!
      - Но поверь мне, я собираюсь встать на праведный путь, и поэтому мне позарез нужен этот ресторан.
      - Послушай моего совета, дружок. Рассчитывай всегда только на себя. Не жди помощи ни от отца, ни от кого бы то ни было.
      - Что, по собственному опыту знаешь?
      Джинни, улыбнувшись, сделала еще глоток.
      - Ты ненавидишь моего отца?
      Она покачала головой.
      - Иногда он, правда, бывает занудой, каких мало, но у меня нет ненависти к нему. Только терпеть не могу, когда он заставляет меня быть не той, что я есть.
      Брэд наклонился ближе:
      - А какая ты есть на самом деле, Джинни?
      Джинни расхохоталась.
      - Я просто сволочь.
      Она провела пальцем по ободку стакана, уже ничего не видя затуманенными алкоголем глазами, и тихонько повторила:
      - Просто сволочь.
      - Что это ты себя казнишь? Джейк застукал тебя, когда ты развлекалась с каким-нибудь барменом?
      Джинни чуть не подпрыгнула от неожиданности.
      Брэд расхохотался.
      - Что, не ожидала? Дружок мой работает барменом в заведении, где вы с отцом провели вечер на прошлой неделе. Он от тебя просто обалдел.
      - О Господи!
      - Ладно, не переживай.
      Воцарилось молчание.
      - А еще никогда не ври, - невнятно пробормотала Джинни. - Враньем ничего не добьешься. Оно только будет преследовать тебя.
      - Я не вру. Я в самом деле хочу купить этот ресторан.
      - Верится с трудом.
      Брэд пожал плечами.
      - Говорю же тебе, с прошлым завязал.
      - А я тебе говорю, что врешь. Прекращай, Брэд, не стоит.
      - Опять говоришь по собственному опыту?
      - Ага.
      Брэд лишь легонько присвистнул.
      - Джейк бросит меня, - пробормотала Джинни, внезапно позабыв о присутствии Брэда.
      Она открыла для себя простую истину: хотя Джейк временами отличался невероятным занудством, Джинни поняла, что никогда сама, по доброй воле от него не уйдет - слишком вольготное было тут у нее житье, а будущее представлялось довольно туманным. Джейк знал о ее прошлой жизни почти все: сколько у нее было мужей, кем они работали, но о ребенке своем Джинни даже заикнуться боялась. Он тотчас бросил бы ее.
      - Из-за ребенка... - добавила она.
      - Из-за какого еще ребенка? О Господи! Ты что, залетела?
      Джинни почувствовала, как по щекам у нее покатились слезы. А может, это и не слезы вовсе.
      - Когда-то... Давным-давно...
      - У тебя есть ребенок?
      - Есть где-то...
      Брэд осторожно положил руку ей на плечо и сдвинул белую материю. Джинни взглянула на него - он внимательно разглядывал ее голое плечо, нежно поглаживая его.
      - О Боже, - тихонько прошептал он, - какая ты красивая.
      У Джинни захватило дух, но она постаралась взять себя в руки.
      - Убери от меня свою грязную руку! - потребовала она. - Ну, живо!
      Брэд, наклонившись, поцеловал ее в плечо, принялся возбуждать ее своим горячим языком.
      Мышцы его спины, упругие, мускулистые, то опускались, то поднимались, двигаясь в такт языку. Голова у Джинни пошла кругом. Кажется, она рассказала ему про ребенка? А может быть, и нет. Она не была уверена. Джинни смутно понимала, что делает что-то не то, но что именно, никак не могла сообразить. Внезапно осенило - ведь это же сын Джейка!
      - Живо! - повторила она едва слышным голосом.
      Подняв голову, Брэд заглянул ей в глаза. Джинни почувствовала, как рука его скользнула в вырез платья, принялась ласкать ее грудь. Она поддалась его ласкам. Ну и что? Наплевать! Джейк все равно ее бросит, когда узнает, кто отец ребенка.
      - Господи, как я тебя хочу, - прошептал Брэд. - Я мечтал о тебе с самого первого дня, как только увидел.
      - Брэд...
      Высвободив из-под платья, он продолжал ласкать ее полную грудь. Секунду посмотрел на нее, потом, наклонив голову, принялся будоражить ее другими приемами.
      Джинни, одурманенная водкой, застонала и медленно поддалась Внезапно ей припомнился недавний парнишка из бара.
      - Я слишком старая для тебя, - пробормотала она.
      Брэд забросил ее ноги на софу.
      - Ну что ты! Какая же ты старая! Такой горячей женщины я еще никогда не встречал.
      Джинни улыбнулась.
      - Ты и вправду хочешь меня, Брэди?
      Он в ответ с силой прижал ее к софе.
      - Укуси мою грудь, - попросила она, ухватившись рукой за нее. - Укуси.
      Наклонившись, он нежно куснул ее.
      - Сильнее.
      Зубы его с силой вонзились в ее податливое тело. Джинни быстро задвигала бедрами, чувствуя, что вот-вот достигнет оргазма.
      - Еще сильнее! - крикнула она. - Сделай мне больно!
      Он еще раз укусил ее. По ее телу пробежала дрожь.
      Последнее, что она запомнила, это как Брэди овладел ею.
      Он заставлял ее содрогаться и стонать от наслаждения. Да, давненько с ней такого не бывало!
      ***
      В комнату проник дневной свет. Джинни открыла глаза и сразу почувствовала что-то неладное. Голова кружилась, глаза невозможно было открыть. Рядом с ней на диване лежал Брэд и храпел.
      - Боже мой! - ахнула Джинни, мигом припомнив ночное происшествие.
      Она вскочила с дивана. Брэд даже не пошевелился.
      Схватив белое расклешенное платье, валявшееся на полу, она голышом понеслась в спальню. Электронный будильник показывал 6:45. "Слава Богу, - с облегчением вздохнула Джинни. - Еще достаточно времени до прихода Консуэло, чтобы выдворить Брэда из дома".
      Швырнув платье на пол своего стенного шкафа, Джинни накинула халат и пошла на кухню, быстренько приготовила себе коктейль, закурила и вышла во внутренний дворик. Подойдя к шезлонгу, взглянула на стоявший рядом с ним стол. Из-под пепельницы торчал маленький кусочек голубой линованной бумаги с неровным краем, словно наспех выдернутый из блокнота. Джинни потянула его к себе и прочитала: "16 октября в 12 часов дня".
      Она опустилась в шезлонг. Значит, бумажку оставила Джесс. "Вот сука!" - подумала она и внезапно почувствовала, как у нее перехватывает дыхание. Горло сжало, стало нечем дышать. Джинни закрыла глаза. "О Господи, только не сейчас!" Она попробовала глотнуть. Горло сдавило еще сильнее. Нужно дышать помедленнее - вдох-выдох, вдох-выдох. Сначала ничего не получалось, потом Джинни почувствовала, будто слегка ослабило стальную хватку.
      Вдох-выдох, вдох-выдох, только не спешить, медленно, еще медленнее. Немного отпустило. Так, еще раз - вдох-выдох, вдох-выдох. Джинни открыла глаза, приступ прошел, тело бессильно обмякло.
      Вот черт! Прошло уже двадцать пять лет, а она при одном воспоминании о прошлом чуть не задыхается. Вот идиотка!
      Она повертела в руках клочок бумаги, он был влажным, как и ее ладонь. Джинни бросила бумажку в пепельницу и, вытащив из кармана халата зажигалку, подожгла ее. Она тут же занялась оранжевым пламенем, вверх взвился черный дымок. Вскоре огонь погас, но бумажка продолжала дымиться. Джинни затушила в пепельнице окурок.
      Вот и все, остался один пепел.
      - Чтоб тебя черти взяли, сука, - проговорила она вслух, адресуя свое пожелание отсутствующей Джесс, но написанное осталось в памяти: "16 октября, 12 часов дня".
      - Что у нас на завтрак? - раздался за спиной голос Брэда.
      - Убирайся отсюда, Брэд, - бросила Джинни, не оборачиваясь. - Ты уже получил то, за чем пришел.
      Брэд подошел к столику и уселся в шезлонг, на котором совсем недавно сидела Джесс. У Джинни все в животе похолодело.
      - Не совсем, - заметил Брэд с глуповатой улыбкой.
      Волосы у него были всклокочены, рубашка выбивалась из штанов - в общем, при дневном свете выглядел он довольно непривлекательно, не то что вчера.
      - Я пришел к тебе за помощью, - продолжал он, - а не за твоим телом.
      - Неужели? - съязвила Джинни.
      Протянув руку к ее стакану, он взял его, сделал большой глоток и тотчас же сплюнул содержимое прямо на стол.
      - Боже милостивый! И как ты можешь пить по утрам эту гадость! Даже моя мать никогда этого не делала.
      "А моя делала", - хотелось сказать Джинни, но вместо этого она лишь произнесла:
      - Сколько можно тебе повторять, что я не твоя мать.
      - Что верно, то верно, - ухмыльнулся Брэд, потрепав ее по коленке.
      - Убирайся отсюда, Брэд.
      - Посижу еще немножко.
      - Проваливай, пока сюда не заявилась Консуэло.
      Он расхохотался.
      - Так вот чего ты боишься! Она будет просто счастлива доложить о нас старику, верно?
      - Выматывайся!
      - Нет. По-моему, мы еще не обсудили кое-какие деловые вопросы.
      - Я не имею никакого доступа к деньгам твоего отца.
      - Даже если он вдруг случайно узнает, что произошло здесь этой ночью?
      - Он тебе не поверит, - фыркнула Джинни.
      - Еще как поверит, когда я скажу ему, что мне нравится, как ты бреешь волосы в одном интимном месте, оставляя лишь узенькую полоску.
      Джинни закинула ногу за ногу.
      - Кстати, зачем ты это делаешь? - невинно поинтересовался Брэд. Хочешь, чтобы все мужики обалдели, увидев тебя в бикини? А я-то думал, что только молоденькие девчонки так бреются.
      Джинни, вспыхнув, вскочила.
      - Послушай, ты! Не думай, что если ты переспал со мной сегодня ночью, то можешь теперь помыкать мною, как тебе заблагорассудится. И даже если Джейк узнает что-то о нас, тебе от этого ничего не перепадет. Меня он вышвырнет из дома, но и ты не получишь ни цента.
      Брэд тоже поднялся и подошел к ней вплотную.
      - Да ладно тебе, Джинни. Что ты раскалилась! Какие-то жалкие двести тысяч баксов. Да ты наверняка в год тратишь больше на одежду.
      Он протянул руку к ее плечу, но она успела отпрянуть. Ужасно хотелось плакать. О Господи, как давно она не плакала.
      - Убирайся! Сейчас же!
      - А впрочем, я передумал, - заявил Брэд, усаживаясь обратно на стул.
      Джинни резко повернулась к нему.
      - Что?
      - Я передумал, - повторил он, пожав плечами. - Я больше не хочу, чтобы ты помогала мне уговорить старика.
      Джинни слишком хорошо знала Брэда, чтобы ему поверить.
      - Я хочу, чтобы ты сама дала мне денег, - заявил он.
      - Ты, наверное, спятил! - взорвалась Джинни, однако, внимательно взглянув Брэду в глаза, поняла: он прекрасно отдает себе отчет в том, что говорит.
      - Да, да, - продолжал он. - Дай мне эти проклятые деньги. Забудь о своем старике, пусть продолжает жить в счастливом неведении.
      Джинни почувствовала, что за этим последует что-то ужасное. У нее больно сжалось сердце от предчувствия беды.
      - У меня такое чувство, что ты сейчас скажешь "иначе...".
      Брэд улыбнулся.
      - Верно. Иначе я расскажу ему о твоем ребенке.
      Сердце Джинни сильно забилось.
      - Ах ты, сукин сын! - воскликнула она.
      Ноги сразу стали ватными, руки задрожали. "Спокойствие, только спокойствие, - приказала она себе. - Не показывай вида, что это тебя так задело". Она попыталась взять себя в руки и нормализовать дыхание: вдох-выдох, вдох-выдох. "Да что ты в самом деле, - уговаривала она себя, испугалась какого-то желторотого юнца. Что он тебе сделает? Ведь ты всегда умела постоять за себя!"
      Наклонив голову, Джинни смело глянула ему прямо в глаза.
      - Ну и говори, - бросила она.
      - И ты не боишься?
      - Сейчас 1993 год, Брэд, - проговорила она ровным голосом, пытаясь заглушить клокочущий внутри страх. - Не думаю, что твой отец отпадет, если узнает, что двадцать пять лет назад у меня родился ребенок.
      - - Двадцать пять лет назад, говоришь? Гм.., это интересно. Впервые об этом слышу.
      Джинни горделиво встала перед ним, подперев руками бока.
      - Ну что, съел? Ничего ты мне не сделаешь! Не выйдет! Если ты скажешь ему о ребенке, он будет любить меня еще сильнее.
      - Очень сомневаюсь.
      Джинни стукнула ногой по бетонному полу.
      - А я нет, - решительно сказала она. - Твой старик, похоже, уверен, что появился на свет лишь затем, чтобы оберегать меня.
      Дыхание ее постепенно выровнялось, мало-помалу она приобретала былую уверенность в себе. Брэд, закинув руки за голову, лениво потянулся.
      - Мне кажется, будто ты не все рассказала о ребенке.
      Есть еще что-то?
      Джинни похолодела.
      - Ах ты, подонок! - взорвалась она. - Убирайся из моего дома, не то я возьму пистолет и все мозги тебе вышибу!
      Брэд расхохотался.
      - Ну и ну! Вот уж не думал не гадал, что у тебя есть пистолет.
      Никакого пистолета у нее никогда не было, однако лучше будет, если он подумает, что есть.
      - Да, определенно ты что-то скрываешь, - продолжал Брэд и, поднеся руки к лицу, принялся внимательно разглядывать свои пальцы. - Видишь ли, мамуля, ты сделала большую ошибку, сказав мне, что если Джейк узнает, он тебя бросит. Вряд ли он бросил бы тебя, если бы узнал, что у тебя когда-то был ребенок. Значит, надо полагать, есть в этой истории еще какие-то темные пятна, иначе ты бы ему давно сама все выложила. Есть что-то такое, что Джейку знать не положено.
      В воздухе повеяло утренней прохладой. Было тихое, мирное утро, но на душе у Джинни было муторно. Она пыталась убедить себя, что он ничего не сможет узнать, и вдруг перед ней возник образ Джесс. Совсем недавно она сидела на том же стуле, на котором сидит Брэд. Вполне реальная, осязаемая и все помнящая...
      - Ну-ка давай проваливай отсюда!
      Брэд поднялся.
      - Разумеется, мамуля, я сейчас уйду. Но я вернусь очень скоро, вечером. К этому времени, я уверен, ты найдешь способ раздобыть для меня двести тысяч баксов.
      Фланирующей походкой он покинул внутренний дворик. А Джинни продолжала стоять, бессильно прислонившись к столу, пока не услышала на подъездной аллее постепенно удаляющийся гул красного "порше".
      Когда Джинни наконец пришла в себя, она на негнущихся ногах направилась к дому. Пройдя в спальню, она присела на краешек кровати. Она понимала - все кончено. Ее совместной жизни с Джейком - самому лучшему, что было в ее жизни, похоже, пришел конец. Ну что ж, сама во всем виновата.
      Закурив, она бросила взгляд на стоявшую на туалетном столике фотографию: они с Джейком на Гавайях во время медового месяца. Ей потребовался целый год, чтобы заставить его жениться, год разыгрывала из себя неприступную особу, элегантную леди. Это потребовало всех ее сбережений, которые она скопила, откладывая часть алиментов от третьего мужа. В конце концов победила, добилась своего.
      И вот теперь фильм кончился. Все, конец.
      Джинни подошла к стенному шкафу, распахнула створки. Внутри висели бесчисленные тысячедолларовые платья, ожидая очередного выхода в город, очередной бурной ночки, очередного бармена. Она бегло оглядела их и содрогнулась - она никогда не сможет их больше надеть.
      Джинни сняла с вешалки первое подвернувшееся под руку платье и швырнула его на пол. Она знала, что запросто сможет выцыганить у Джейка двести тысяч баксов. Он даст ей все, что она только пожелает, будучи даже уверенным, что она ему врет. Затем сняла второе платье и швырнула на пол вслед за первым. А что, если взять бабки и смыться? И забыть о Брэде и о Джейке? Она сняла еще одно платье. А что дальше? Куда идти? Опять начинать все сначала? Сколько раз можно начинать все сначала? Покончив с платьями, Джинни взялась за кофточки и свитера, аккуратно лежавшие на полках. Они тоже, один за другим, полетели на пол. "Ничего не выйдет, - грустно думала Джинни. - Джейк все равно отыщет меня. Джесс и этот ребенок".
      Через пять минут вся ее одежда лежала на полу шкафа.
      Джинни взглянула на груду атласа и бархата, шелка и шифона материальные ценности, символизирующие стабильное, прочное существование. Какая чепуха! Нет таких понятий, как безопасность и покой. Все это сплошной обман, как и вся ее жизнь. Интересно, сложилась бы ее жизнь, не пусти она отчима в свою комнату в ту первую ночь?
      Если бы вместо этого позволила бы ему в кровь измордовать мать? Однако ей легче было дать себя изнасиловать, чем слышать, как он безжалостно лупцует мать. А может, судьба ее уже тогда была предопределена, в тот далекий день, когда ей было всего четыре годика, а эта пьяная скотина, мамин дружок, вломился к ней, и мама, проломив ему башку, спасла свою дочь? Наверное, уже тогда судьба предопределила им жалкое прозябание.
      Джинни в сердцах пнула кучу одежды. Больше двадцати лет прошло с тех пор, как умерла мама, а что она, Джинни, сделала, чтобы жизнь сложилась счастливее, чем у нее?
      Да ничего! Когда-то она мечтала о сцене, о полной радости и счастья жизни. Мечты, мечты...
      Джинни потерла глаза и с удивлением обнаружила, что они мокрые от слез. Еще раз взглянула она на кипу одежды... Все эти тряпки, машины, дом. Что они могут дать? Да ничего. Ни мира, ни покоя, ровным счетом ничего. Вытащив из кармана зажигалку, Джинни наклонилась к одежде и подожгла пушистый жакет из ангоры, который тут же занялся ярким пламенем.
      ЧАСТЬ IV
      1993 ГОД
      Глава пятнадцатая
      Пятница, 24 сентября
      ДЖЕСС
      Она не видела Чарльза с той ужасной ночи, когда Маура потеряла ребенка. Он сказал, что ему лучше пожить в доме, являвшемся собственностью компании, пока к Джесс, по его словам, "не вернется здравый смысл и она не перестанет вести себя как ребенок". Джесс смотрела, как он выходил из дверей больницы, и с грустью думала о том, что Чарльз в очередной раз старается оградиться от трудностей жизни, от ее нелицеприятных явлений, которым, похоже, он так никогда и не научится смело смотреть в лицо. Джесс понимала, что, возможно, она никогда не увидит его, но ей было на это наплевать. Господи, его родная дочь пыталась покончить жизнь самоубийством! И даже это его не тронуло, не вернуло к действительности, не доказало, что жизнь - это серьезная штука, а не театр одного актера. Видно, верно говорят: горбатого могила исправит.
      Что касается всего остального - их стабильного прошлого и зыбкого будущего, - Джесс было пока не до этого.
      Самым главным для нее было вернуть Мауру к жизни, помочь ей преодолеть душевную боль, появившуюся после выкидыша и предшествующих ему событий, а также поддержать Тревиса: мальчику тоже несладко было, когда он нашел свою сестру на полу в луже крови. Джесс решила сделать все возможное, чтобы ее дети никогда не носили свои переживания в себе. Этим ей приходилось заниматься постоянно.
      Сейчас Джесс была настроена отыскать свою дочь. А когда она ее найдет, обо всем расскажет детям. Тогда в их семье больше никогда не будет никаких тайн.
      Она сидела в кабинете и просматривала почту - письма и счета Оплата их стала ее обязанностью, но Джесс это мало трогало. Она жила на проценты с основного капитала, и раз в месяц на ее имя приходил чек. Даже если Чарльз теперь не будет вносить деньги на ведение домашнего хозяйства, они без них прекрасно обойдутся.
      Она неоднократно подумывала о продаже отцовской квартиры в Лондоне, она им не нужна. За десять лет после смерти отца они были там всего три раза. Взгляд ее привлек чистый белый конверт. На нем синими чернилами каллиграфическим почерком было выведено ее имя. Обратный адрес значился так: почтовое отделение в Фэлмауте, штат Массачусетс, М. Франсис Тейлор. Джесс с замирающим сердцем начала вскрывать конверт. Ведь это не простое письмо: оно должно сообщить фамилии и адреса детей. Ей очень хотелось, чтобы содержание письма соответствовало предположению.
      Джесс положила конверт на стол. От волнения ее дыхание стало учащенным. Коснувшись горла, она ощутила бешеное биение жилки. Найти Сьюзен, Ни Джей и Джинни было еще полдела... Самое же главное заключалось в этом письме, которое она все никак не решалась вскрыть и прочесть. Внезапно Джесс захотелось забыть обо всем, что она задумала.
      Схватив со стола конверт, она сунула его в сумочку и, выйдя из кабинета, направилась на кухню.
      - Делроуз! - позвала она экономку.
      - Обед варю, - пророкотал из кухни голос с сильным ямайским акцентом.
      - Я отлучусь ненадолго, - сказала Джесс, и прежде чем Делроуз ответила, схватила ключи от машины и выскользнула через заднюю дверь.
      Она не знала, куда ей ехать. Да какая разница! Джесс села в машину и принялась кружить по тенистым улочкам Гринвича, глядя на очаровательные особнячки, окруженные аккуратно подстриженными газонами и окутанные едва уловимым духом частной собственности. Они были как две капли воды похожи на ее собственный дом, огороженный низкой каменной стеной, который, казалось, объявлял всем и каждому: "Мы богаты. Бедные могут, конечно, поглядеть, это им не возбраняется, но только издали. Близко подходить не разрешается". И Джесс впервые ощутила несправедливость.
      Взять хотя бы Чарльза. По какому праву он вмешивается в ее жизнь, в жизнь ее детей? Неужели только потому, что он богат и ему все дозволено? Почему он считает, что деньги смогут защитить его от суровой действительности?
      Джесс ехала все дальше и дальше. На перекрестке остановилась и вновь посмотрела на лежавший на соседнем сиденье конверт. Если она откроет его, изменится все, возврата назад уже не будет. Чарльз наверняка уйдет навсегда.
      Имеет ли она право лишить детей отца? Может быть, лучше хотя бы такой отец, чем никакого? Джесс вспомнила своего отца, который превратил ее жизнь в кромешный ад.
      Она остановилась перед очередным светофором, и внезапно в глаза ей бросился указатель с надписью "Вествуд".
      Дыхание перехватило. Неужели она все время бессознательно ехала сюда?
      "Разворачивайся и поезжай назад, - приказал внутренний голос. - К чему бередить старые раны, рушить собственную жизнь?"
      Внезапно Джесс подумала о своей матери. Была ли она и вправду такой уж слабой? А может, просто покорилась судьбе? Как она сама, как Маура. Ну нет, еще не поздно стать сильной. И, нажав на педаль газа, Джесс поехала вперед.
      Она жадно глядела по сторонам, пытаясь отыскать знакомые места. Вествуд располагался почти рядом с ее домом, однако за двадцать пять лет Джесс ни разу не приезжала сюда.
      Она ехала не спеша, зная, что если доберется до центра города, то наверняка вспомнит, как проехать к Ларчвуду.
      За спиной раздался автомобильный гудок. Подскочив от неожиданности, Джесс взглянула в зеркало заднего вида.
      Мужчине, сидевшему за рулем ехавшей позади машины, не терпелось обогнать ее. Джесс отъехала на обочину, и он вихрем промчался мимо.
      - Вот идиот, - пробормотала она и еще раз огляделась.
      Окрестности ей были знакомы. Слева виднелся современный дом, окруженный массивными соснами. Джесс попробовала представить себе пейзаж без этого дома и внезапно поняла, что ей кажется таким знакомым: деревянные ворота, выкрашенные белой краской, расположенные по обе стороны каменной стены. Они тогда вели... Куда они раньше вели? Ах да, в яблоневый сад, яблоневый сад, разбитый среди огромных сосен.
      Джесс опять выехала на дорогу - из-под колес вылетели камешки гравия. Ларчвуд-Холл, вспомнила она, находится за поворотом.
      Джесс поехала медленно-медленно, словно крадучись въезжая в прошлое. Она повернула за угол, и сердце забилось так, словно готово было вырваться из груди. В глубине сада, вдалеке от дороги, она увидела дом. Джесс вытянула шею, чтобы получше рассмотреть его. Он ничуть не изменился. Правда, немного обветшал, но был все тот же. Джесс решила не подъезжать ближе. На первый раз и этого достаточно. Она взглянула на сумочку, лежавшую рядом, взяла ее, открыла и достала конверт. Сидя в непосредственной близости от дома, где произошло столько событий, Джесс медленно открыла конверт и вынула из него листок бумаги.
      Почерк у мисс Тейлор был аккуратный и энергичный.
      Джесс глубоко вздохнула, пытаясь унять сильно бьющееся сердце, и принялась читать.
      "Моя дорогая Джесс..." Джесс расстегнула ворот блузки. Казалось, сердце готово было вырваться из груди. Она на секунду прикрыла глаза, потом, открыв их, быстро пробежала письмо от начала до конца. В конце она увидела короткий список. Ее имя тоже было там, а рядом имя и фамилия ее дочери и ее домашний адрес: Эми Хоторн.
      Родители: Джонатан и Беверли. Стэмфорд, Кловердейл-лейн, 21. Телефон: [phone].
      Стэмфорд... Господи, ее дочь росла всего в получасе езды от ее дома, а она об этом не догадывалась! Джесс почувствовала, как у нее больно сжалось сердце, появились слезы. Эми... Какое красивое имя они ей дали.
      Джесс немного посидела, успокаиваясь, чувствуя, как по телу разливается блаженное тепло, как на душе становится спокойно. Взгляд ее опять упал на письмо, и она принялась его перечитывать вновь:
      "Моя дорогая Джесс! Вот фамилии и адреса, которые ты хотела знать. Но имей в виду, они у меня хранились долгие годы, так что вполне возможно, за это время дети успели уже куда-то переехать".
      Джесс почувствовала, как утихает в сердце боль. Она вытерла слезы, не веря, что все оказалось настолько просто, фактически свелось к тому, что всего один человек открыл свой тайник и вынул из него содержимое, бережно хранимое долгие годы. Джесс еще раз глубоко вздохнула и продолжила чтение.
      "Я решила тоже приехать на вашу встречу, - продолжала мисс Тейлор. Так что увидимся 16 октября, в полдень. Удачи тебе, дорогая, и храни тебя Господь!"
      Джесс взглянула из окна машины на стоявший вдалеке дом. Значит, мисс Тейлор тоже собирается приехать. Что ж, так даже еще лучше. Без нее встреча была бы неполной.
      Она снова взглянула в письмо. Список начинался с имени и адреса сына Сьюзен.
      - Что ж, - вслух сказала Джесс, - отсюда и начнем.
      Потом взгляд ее скользнул ниже - на свое имя и фамилию и на имя и фамилию дочери - Эми Хоторн. Джесс ласково провела по ним пальцем.
      ***
      Джесс сидела в своем кабинете и перечитывала письмо мисс Тейлор. Мало-помалу у нее созрел план. Начнет она с поисков родителей всех детей, но рассказывать им, кто она такая и что собирается делать, не станет. Желательно, чтобы голос ее звучал спокойно и бесстрастно, тогда она сможет подобрать нужные слова, чтобы родители ничего не заподозрили и без колебания рассказали бы все о своих детях, в том числе, где они находятся сейчас.
      Джесс опять посмотрела на письмо и отыскала первое имя - Сьюзен.
      Ребенка Сьюзен усыновила чета из Филадельфии по фамилии Реднор. Джесс улыбнулась, еще раз прочитав имя мальчика - Дэвид. Так же назвала его и сама Сьюзен в честь своего любимого, отца сына, потерянного для нее навсегда.
      - Ну что ж, приступим, - сказала Джесс и принялась набирать номер телефона, указанный в письме.
      Раздался странный писк, потом вклинился записанный на магнитофонную пленку голос оператора:
      - Номер, который вы сейчас набрали, станцией не обслуживается.
      Джесс, не веря собственным ушам, уставилась на телефон. Нет, не может этого быть! Она повесила трубку и набрала справочную Филадельфии.
      - К сожалению, номера телефона Сэмюеля Реднора у нас нет, - сообщил безразличный монотонный голос.
      Джесс застыла с трубкой в руке. "Нет, не может быть, чтобы с первым же ребенком, которого я разыскиваю, меня постигла такая неудача", - подумала она. В душу вкралось какое-то недоброе предчувствие.
      - Привет, мам.
      Джесс быстро подняла голову, в дверях стояла Маура.
      Она положила телефонную трубку.
      - Привет, малышка. Как сегодня дела в школе?
      - Нормально. А ты что делаешь? Занята?
      Джесс прикрыла письмо мисс Тейлор. Она решила не рассказывать детям о своем ребенке и о Ларчвуд-Холле до встречи.
      - Нужно было позвонить в одно место.
      Маура села в кресло напротив Джесс.
      - Я сегодня утром была у доктора Малоу, - сообщила она.
      Джесс кивнула. Маура три раза в неделю беседовала с психологом. Джесс знала, как это важно. Самой ей потребовалось целых пять лет, чтобы избавиться от чувства вины, не дававшего ей покоя с того дня, как она убила отчима Джинни. Впрочем, она понимала, что никакое лечение не смогло бы вытравить из памяти это жуткое воспоминание.
      - Ну и как, помогает? - спросила она.
      - Вроде немного помогает. - Маура потерла велюровую обивку подлокотника кресла. - Мам, я хочу тебе кое-что рассказать.
      Джесс откинулась на спинку кресла.
      - На самом деле я не собиралась себя убивать.
      Джесс встала, подошла к дочери и, взяв ее за руку, села на подлокотник кресла.
      - Что ты имеешь в виду, солнышко?
      - Только то, что сказала. Я не хотела себя убивать.
      - Может, объяснишь?
      Разглядывая сложенные на коленях руки, Маура проговорила:
      - Я вспомнила, что пару лет назад ты рассказывала мне о смерти бабушки, что она убила себя. Вот я и подумала: а что, если притвориться, будто собралась сделать то же самое, папа испугается и не будет сердиться на меня.
      Голос Мауры не дрогнул, и Джесс была поражена таким откровенным и чистосердечным признанием. Да, дочка на пороге зрелости получила жестокий урок.
      - Потому-то я перерезала себе только одно запястье, - продолжала Маура. - Но когда увидела кровь, поняла, что произошло, страшно испугалась и закричала. Вот тогда прибежал Тревис.
      - Девочка ты моя хорошая... - только и смогла вымолвить Джесс.
      - Я даже в обморок не упала.
      Наклонившись, Джесс обняла Мауру за плечи.
      - Мама, доктор Малоу мне сказала, что когда твоя мама покончила с собой, ты, наверное, чувствовала себя ужасно.
      - Да, малышка, это правда...
      В памяти тут же всплыл день похорон: гроб, усеянный орхидеями, Ричард, стоявший рядом...
      - Ну так вот, я хочу, чтобы ты знала: я никогда не сделаю ничего подобного. Ни-ког-да! Это слишком отвратительно.
      Джесс поцеловала дочку в голову.
      - И не приносит облегчения, правда?
      - Что ты имеешь в виду?
      - Крошка моя, люди не всегда бывают такими, какими мы их хотим видеть. Это относится и к папе, и ко мне, да и вообще к любому человеку. Что бы мы ни делали, этих людей невозможно заставить измениться. Их нужно принимать и любить такими, какие они есть, со всеми их достоинствами и недостатками.
      Маура расхохоталась.
      - Ну, может, у папы и есть недостатки, но у тебя, мама, - ни единого.
      - Ну что ты, малышка. И у меня их предостаточно.
      Есть даже такое, чего тебе пока не понять. Единственное, о чем прошу тебя, никогда не суди меня слишком строго, и вообще будь терпима к людям.
      Маура молчала, внимательно слушая мать, впитывая с ее словами житейскую мудрость, оставляя позади себя беззаботное детство. Вдруг она заплакала.
      - Мамочка, - прошептала она. - У меня такое чувство, будто я убила своего ребенка.
      В груди у Джесс нарастала такая боль, какую ей еще никогда не доводилось испытывать.
      - Девочка моя...
      Маура с трудом сдерживала слезы.
      - Если бы я не была такой дурой...
      Джесс обеими руками обхватила дочь и принялась медленно покачивать ее из стороны в сторону.
      - Нет, крошка, не вини себя.
      - Но если бы я не вскрыла себе вены...
      - Ты не знаешь, что бы тогда произошло, Маура. А что, если то же самое: чувство вины ни к чему хорошему не приводит и ничего не решает.
      - Вот и доктор Малоу говорит то же самое.
      - Она права. Поверь мне, уж я-то знаю.
      Маура положила голову на грудь матери.
      - Знаешь, что самое ужасное, мамочка? Я все время задаю себе вопрос, на кого был бы похож мой ребенок.
      Джесс почувствовала, что ей не хватает воздуха. Она прижала Мауру к себе еще сильнее.
      - Знаю, малышка, знаю...
      И они заплакали вместе, сожалея о том, чего уже никогда не вернуть. Когда слезы иссякли, Маура заговорила снова.
      - Мамочка, - спросила она, - а папа бросил нас из-за меня?
      Джесс выпрямилась и повернула к себе залитое слезами лицо дочери.
      - Нет, - не колеблясь ни секунды, ответила она. - Ты тут ни при чем, так что не стоит переживать по этому поводу.
      - Доктор Малоу тоже мне это все время говорит. А когда он вернется?
      - Не знаю, - честно ответила Джесс. - Но твой папа ушел из-за меня, а не из-за тебя. Так что успокойся и больше не думай об этом.
      - Он никогда меня по-настоящему не любил.
      - Крошка моя, поверь мне, папа любит тебя. К сожалению, это меня он сейчас не очень любит, а ты иногда напоминаешь ему обо мне.
      - А ты вообще разговаривала с ним с.., с.., той ночи?
      - Нет. Думаю, ему нужно время, чтобы успокоиться.
      Джесс пока не хотелось говорить Мауре, что Чарльз наверняка никогда не вернется домой, ей рановато об этом знать.
      - Я просто подумала, что завтра суббота.
      - Ну и что?
      - Мы могли бы поехать в город, встретиться с папой, пообедать вместе, поговорить...
      По голосу Мауры Джесс поняла, что дочка вот-вот опять расплачется.
      - Не думаю, что это сейчас возможно, золотко.
      - Но так нечестно! Мог бы по крайней мере хоть поговорить со мной!
      - Поговорит, когда немного придет в себя и успокоится, - заметила Джесс, в глубине души сомневаясь, что такой день вообще когда-нибудь настанет. - Кроме того, завтра мне нужно уехать в Филадельфию.
      Джесс поразилась своим словам. До этого момента она не знала еще, что будет делать дальше.
      - В Филадельфию? Зачем? - удивилась Маура.
      Джесс мучительно соображала, что ей такое сказать. Чуть было не соврала, но вовремя вспомнила о принятом решении, что теперь в их семье не должно быть никаких тайн.
      - По личному делу, малышка, - вслух сказала она, - поверь.
      - По личному? Но, мама, почему я не могу с тобой поехать?
      Джесс с трудом выдавила из себя улыбку.
      - Я собираюсь уехать очень рано. Кроме того, мне хочется, чтобы Тревис регулярно ходил к доктору Малоу.
      - Ну что ты, мама. Тревису вовсе не обязательно посещать психолога, он и так давно позабыл, в каком состоянии он тогда меня нашел.
      - А вот это решать специалисту.
      - Значит, я не могу с тобой поехать?
      - На этот раз нет. Я же сказала тебе, это личное дело.
      Я тебе все объясню, когда вернусь домой.
      - Случилось что-то плохое? - испугалась Маура.
      - Нет, крошка, ничего плохого не произошло.
      - Ну тогда ладно. Подожду твоего возвращения.
      Она улыбнулась, и Джесс с облегчением поняла: Маура все поймет.
      Дочь встала и пошла к двери.
      - Я заставлю Тревиса ходить к доктору Малоу, не беспокойся, мамочка, сказала она, останавливаясь на пороге.
      Джесс смотрела, как Маура выходила из кабинета, и чувствовала, что наконец-то она может не беспокоиться за свою дочь. Слава Богу, с Маурой теперь все будет в порядке.
      Она еще раз посмотрела на сложенное вчетверо письмо, которое прикрыла рукой, и, сняв телефонную трубку, позвонила на вокзал узнать расписание поездов на Филадельфию по выходным дням.
      ***
      Вдоль улицы тянулись невысокие одноэтажные дома, аккуратненькие, с кирпичными фронтонами и тщательно подстриженными газонами.
      - Дом семьсот двадцать три, - сказала Джесс водителю такси. - Вот он. Остановитесь здесь.
      - Вас подождать?
      - Да, пожалуйста, - ответила Джесс и, глубоко вздохнув, вышла из такси и направилась по узенькой бетонной дорожке к дому.
      Она еще не знала, что будет говорить, что станет делать. Поднявшись на крыльцо, позвонила. Маленькая медная табличка под звонком извещала, что в этом доме живет семья Денуччи. У дверей она заметила трехколесный велосипед, рядом с ним - старенькую куклу.
      Дверь открылась. На пороге стояла молодая женщина лет двадцати пяти, держа на одной руке ребенка. У нее был озабоченный взгляд матери малолетних детей.
      - Да?
      - Здравствуйте, - сказала Джесс. - Меня зовут Джессика Ренделл. Я ищу семью, которая жила в этом доме несколько лет назад.
      Женщина нетерпеливо переступала с ноги на ногу.
      - Как их фамилия?
      - Редноры.
      Секунду поразмыслив, она ответила:
      - Никогда о таких не слышала.
      - Вы уверены? Понимаете, это очень важно.
      Она кивнула.
      - Мы купили этот дом у женщины по фамилии Флинт.
      - Как давно?
      - Три года назад.
      Женщина пересадила ребенка на другую руку.
      - А вы, случайно, не знаете, долго ли миссис Флинт жила здесь?
      - Нет. - В доме пронзительно заплакал ребенок. - Послушайте, мне нужно идти.
      - Да-да, конечно, спасибо. И извините, что отняла у вас время.
      Неприветливая особа закрыла дверь, а Джесс так и осталась стоять, глядя на зарешеченное окошко. Она помнила, что Сьюзен не очень-то приветствовала идею встречи с детьми, однако чувствовала, что со временем ее мнение по этому поводу изменится. Повернувшись, Джесс медленно спустилась по ступенькам. Было досадно, что теперь она не сможет найти сына Сьюзен и уговорить его приехать. Джесс направилась к такси, чувствуя себя усталой и подавленной.
      - Прошу прощения, мисс.
      Джесс автоматически повернула голову на голос. У соседнего дома пожилой мужчина подметал дорожку.
      - Вы меня? - спросила она.
      - Вы спрашивали о семье Редноров?
      - Да-да. Вы их знаете?
      - Еще бы! Мы с моей старухой почти сорок лет здесь прожили. Редноры были нашими соседями. - Он показал пальцем в сторону дома номер 723. - Они переехали отсюда годков пятнадцать, а то и двадцать назад.
      Джесс быстро подошла к нему, едва сдерживая нетерпение.
      - А вы, случайно, не знаете, куда они переехали?
      - Сейчас, сейчас... Давненько это было.
      - Прошу вас, постарайтесь вспомнить. Это очень важно.
      Он несколько раз махнул метлой, задумчиво глядя на дорожку.
      - Память у меня уже не та... Вроде в штат Нью-Джерси.
      - В Нью-Джерси? А в какой город?
      Мысли путались. Джесс знала, что в каждом городе существует справочная, но не могла же она обзвонить все города штата! Время поджимало. До назначенной встречи оставалось всего три недели.
      Старик покачал головой.
      - Помнится, какое-то смешное название. - Он еще раз взмахнул метлой и опять покачал головой. - Нет, никак не вспомню.
      - Ну что ж, спасибо вам большое. - Джесс постаралась не выдать своего разочарования. - Вы мне очень помогли.
      - Хорошие они люди, эти Редноры. И соседи отличные были.
      Джесс достала из сумочки листочек бумаги и ручку и быстро написала свое имя, фамилию и номер телефона.
      - Пожалуйста, если вы что-нибудь вспомните, позвоните мне по этому телефону.
      Он взял листочек, взглянул на него.
      - Ладно, может, старуха моя вспомнит. Сейчас ее нет, в магазин отправилась. - И он закатил глаза, выказывая тем самым недовольство по поводу времяпрепровождения своей жены. - Хотя смешное название для города, доложу я вам, - повторил он и, наклонив голову, продолжил прерванное занятие.
      - Спасибо и извините, что оторвала вас от дела, - сказала Джесс и направилась к такси.
      Она не выполнила намеченного, но по крайней мере дело сдвинулось с мертвой точки. Впереди еще три недели, целых три. Джесс открыла дверцу такси. Три недели до встречи с дочерью.
      - Эй, мисс! Подождите! - послышался голос пожилого мужчины.
      Джесс обернулась.
      - Хо-Хо-Кум. Что-то вроде этого... Нет! Хо-Хо-Кус.
      Точно! Хо-Хо-Кус, штат Нью-Джерси. - И он, хмыкнув, в очередной раз махнул метлой по дорожке. - Ужасно смешное название для города, верно? - Он снова кивнул. - Хо-Хо-Кус, Нью-Джерси. Вот так-то.
      И он опять взялся за метлу.
      Джесс улыбнулась.
      - Спасибо вам огромное. Я запомнила.
      Она села в такси, радостно улыбаясь, захлопнула за собой дверцу и попросила водителя отвезти ее на вокзал.
      Там она позвонила в справочную, а потом купила билет до городка со смешным названием Хо-Хо-Кус, штат Нью-Джерси.
      Это оказался маленький провинциальный городок. Семью Редноров отыскать там не составило труда.
      Понедельник, 27 сентября
      Итак, один нашелся, осталось еще трое. Вчера Джесс собрала всю свою силу воли, чтобы не проболтаться детям о своем занятии. Радость так и распирала ее: она видела сына Сьюзен! Целого и невредимого. Ей хотелось поделиться своим восторгом с кем-нибудь, но она понимала, что пока еще слишком рано. Все воскресенье дети не отходили от нее ни на шаг. Может, потому, что Чарльз их бросил. Очень может быть. Слоняются по дому в надежде, что он позвонит, а он и не думает. Чак с Тревисом не приставали к Джесс с вопросами по поводу ухода отца, но вечером, зайдя за чем-то в их комнату, Джесс услышала, как они о чем-то шепчутся. Лишь только мальчики увидели мать, как шепот тут же прекратился. Джесс была спокойна и вела себя привычно. Особенным было только отсутствие в доме Чарльза.
      Сегодня понедельник, дети наконец-то отправились в школу, а она пошла в кабинет и снова обратилась к письму мисс Тейлор. Следующим был сын Пи Джей. "Филип Ачемболт. Родители: Дональд и Джинин, Файерфилд, Кроссферн-роуд, 27". Джесс призадумалась, как ей лучше поступить.
      Вспомнилось, как она нашла сына Сьюзен. Это оказалось нетрудно. Когда такси подъехало к скромной ферме Редноров, Дэвид на подъездной аллее мыл свою "хонду".
      Джесс поразилась тогда, увидев высокого, темноволосого двадцатипятилетнего юношу, даже не юношу, а, скорее, мужчину. Тогда она подумала, что их дети уже и не дети вовсе, а взрослые дяди и тети. Это обстоятельство настолько сбило ее с толку, что заранее заготовленную речь она произнесла вяло и неубедительно.
      Читая следующий адрес, Джесс раздумывала над тем, как ей избежать ошибок предыдущей встречи с сыном Сьюзен. "Ладно, будь что будет", сказала она себе, вчитываясь в имя ребенка Пи Джей: Филип Ачемболт.
      В телефонной книге Файерфилда она без труда отыскала адрес Дональда Ачемболта, который совпал с присланным мисс Тейлор в письме. Слава Богу! Значит, его родители живут в том же доме, куда двадцать пять лет назад они привезли новорожденного ребенка Пи Джей. Однако сегодня, в понедельник утром, Филипа, даже если он продолжает жить с ними, наверняка нет дома. Джесс это понимала. Понимала она также и то, что ей нужно придумать какой-то правдоподобный предлог, чтобы выведать у них его местонахождение. Маловероятно, что ей повезет так же, как в первом случае, с Дэвидом.
      Джесс обвела глазами кабинет, и внезапно взгляд ее наткнулся на книжный шкаф, где за стеклом стояла фотография выпускного класса Чака, снятая лишь в прошлом месяце. Вот что ей нужно - его фотография! Раз Филип живет в Файерфилде, наверняка его фотография и сведения о нем есть в архиве одной из средних школ города, в которой он учился. А может, ей даже посчастливится раздобыть какую-нибудь информацию о его родителях? Но поскольку Файерфилд расположен всего в нескольких минутах езды от Гринвича, можно приниматься за дело, решила Джесс.
      Вооружившись письмом мисс Тейлор и блокнотом. Джесс направилась в Файерфилд.
      Она поехала по маршруту номер 1 и, выехав за черту города, остановилась у первого подвернувшегося агентства по продаже недвижимости. Когда она вошла в контору, к ней тотчас же подскочила нагловатая брюнетка. Джесс вспомнила, что десять лет назад, когда они с Чарльзом подыскивали себе в Гринвиче дом, агенты по продаже недвижимости не были такими напористыми, даже агрессивными.
      Однако если на стоянку подъезжает дама в "ягуаре", ее встречают чуть ли не шампанским и цветами.
      - Добрый день. Меня зовут Мелинда, - зачирикала брюнетка. - Чем могу служить?
      Джесс показалось, что в глазах у девицы замелькали долларовые знаки.
      - Я ищу среднюю школу. Не могли бы вы мне сказать, где она находится?
      Радушная улыбка брюнетки, обнажавшая крупные, лошадиные зубы, исчезла.
      - Конечно. Которая?
      - А их несколько? - спросила Джесс после секундной заминки.
      - Ну да, в Файерфилде их две. Плюс еще католическая.
      Джесс не была готова к такому ответу. "Интересно, как частные детективы умудряются находить нужных людей?" - подумала она.
      - Тогда самая крупная.
      Женщина достала из-под прилавка карту города и, расстелив ее, ткнула пальцем.
      - Поезжайте по маршруту номер один, на развилке повернете налево и поедете прямо, школа будет с левой стороны.
      Джесс внимательно вглядывалась в крошечные голубые линии.
      - Вы не будете возражать, если я заберу карту с собой? - спросила она.
      Мелинда пожала плечами.
      - Берите, - разрешила она и быстро скатала ее в трубочку.
      - Спасибо, - поблагодарила Джесс, беря трубочку.
      Молодая женщина смотрела на нее отсутствующим взглядом. - Желаю удачного дня.
      И Джесс, улыбнувшись, направилась к двери. Мелинда не ответила.
      Среднюю школу, которую указала брюнетка, она нашла без особого труда. Пока Джесс шла по пустым коридорам, она впервые почувствовала себя незваной гостьей, вторгшейся в частную жизнь другого человека и готовой нарушить его мир и покой, равно как и спокойствие его семьи. При поиске ребенка Сьюзен у нее не было подобного чувства, а когда она нашла его, встреча прошла настолько быстро, что Джесс не успела ничего почувствовать.
      Она остановилась перед стендом, увешанным поблекшими фотографиями школьных баскетбольных команд прошлых лет. Вгляделась в юные лица. Сын Пи Джей мог быть среди этих молодых людей. Взгляд ее скользнул к фотографии, на которой была группа девушек-болельщиц, и Джесс тут же вспомнила о своей дочери Эми, Эми Хоторн. "Да, - в очередной раз подумала Джесс. - Они имеют право знать, кто дал им жизнь, а мы имеем право знать, кого произвели на свет".
      Она отошла от стенда и, следуя указателю, отправилась на поиски школьной библиотеки.
      Библиотекарша находилась на своем рабочем месте за стойкой разглядывала стоявшие на стеллаже книги.
      - Простите, - обратилась к ней Джесс, прервав это увлекательное занятие.
      Женщина глянула на нее поверх половинчатых очков, к дужкам которых был прикреплен черный нейлоновый шнурок, переброшенный на шею.
      - Меня зовут Джессика Ренделл. Я пишу статью о бывших учениках средней школы: кем они стали, чем занимаются сейчас. Не могли бы вы разрешить мне взглянуть на архивные материалы, содержащие сведения о выпускниках, скажем, с 1985 по 1988 год?
      - Вы пишете статью для газеты?
      - Да, - подумав, быстро сказала Джесс.
      - Какой?
      - Не местной, - секунду помедлив, ответила Джесс.
      (Наверняка библиотекарша знает главного редактора местной газеты.) Это будет обзорная статья для одной из столичных газет о средних школах, расположенных в пригороде.
      Название вашего города не будет в ней фигурировать.
      - Вы работаете в этой газете?
      - Нет. Пишу для нее обзорную статью.
      - Значит, вы внештатный корреспондент?
      - Да.
      - И хотите получить сведения о средних школах Файерфилда?
      - Да.
      - Каких именно?
      "О Господи, - взмолилась Джесс. - Только не это!"
      - Для начала этой, - сказала она.
      Женщина нахмурилась.
      - Вам придется смотреть журналы здесь, на вынос мы их не даем.
      Джесс облегченно вздохнула, радуясь, что сумела-таки усыпить подозрения бдительной библиотекарши.
      - Меня это вполне устраивает.
      - Женщина, шаркая дешевенькими шлепанцами, прошла в заднюю комнату, путаясь в подоле длинной, неаккуратно подшитой юбки.
      Джесс стала ждать, от нетерпения барабаня по стойке пальцами, потом огляделась: в ярко освещенном помещении за столами то тут, то там сидели школьники. Джесс с недоумением посмотрела на них. Зачем они сюда пришли?
      В самом начале учебного года рановато беспокоиться о школьных делах. Она приметила одну девочку возраста Мауры. Наверняка учится в старшем классе, как Маура.
      Джесс тяжело вздохнула. Ребенок Мауры должен был появиться на свет в конце апреля, но судьба распорядилась иначе: ему не суждено появиться на свет.
      Джесс опять вернулась мыслями к Мауре, день за днем старавшейся забыть о происшедшем с ней. Джесс знала, что лишь время способно залечить раны, притупить боль, .запрятать в глубину памяти этот злосчастный вопрос "что, если". Она понимала, настанет день, в течение которого дочь не вспомнит о своем неродившемся ребенке, потом два дня, потом три... Но никогда воспоминание о нем полностью не изгладится из памяти.
      Грохот книг о стойку вернул Джесс к действительности.
      - Вот, с 1985 по 1988 год, - сухо бросила библиотекарша. - Можете сесть вон за тот столик. - И она ткнула пальцем в свободный столик у стены.
      - Спасибо, - пробормотала Джесс и, взяв пухлые тома, поспешила сесть на предложенное место, подальше от пытливого взора библиотекарши.
      Она начала с 1985 года. За этот год ничего не было;
      1986 - тоже; 1987 и 1988 - то же самое. Не мог же Филип окончить школу позже! Ему, как и остальным юношам, было бы тогда двадцать лет.
      Джесс взглянула на библиотекаршу. Может, попросить у нее архив другой средней школы? Но у женщины был такой неприступный вид, что Джесс побоялась. Лучше еще разок просмотреть те книги, которые ей дали. Она снова начала с 1985 года, не спеша, внимательно просматривая каждую страницу. И опять никакого упоминания о Филипе Ачемболте не обнаружила. Тогда Джесс взяла книгу за 1986 год и принялась листать ее, уже ни на что не надеясь, как вдруг нашла: на странице, посвященной выпускникам этого года, было четыре фотографии, и среди них он, Филип Ачемболт. Джесс быстро прочитала подпись под фотографией. Оказывается, Филип был старостой класса. Она взглянула на снимок - красивый мальчик, с круглым, дружелюбным лицом и приветливой улыбкой. Джесс попыталась определить, похож ли он на Пи Джей. Что-то есть от матери. Глаза, что ли? Хотя фотография была цветная, трудно было сказать, такие же они изумрудные, как у матери, или какого-то другого оттенка.
      После фамилии Филипа шел перечень всевозможных спортивных команд и школьных кружков, в которых он участвовал, дававших представление о разносторонних интересах юноши: школьная футбольная команда, школьная баскетбольная команда, секция легкой атлетики, староста класса, дискуссионный кружок, художественный кружок.
      Художественный кружок... Значит, у Филипа есть что-то общее с его матерью. Дальше Джесс прочла, чем он собирался заняться после окончания школы: поступить в юридический колледж и стать первоклассным юристом по уголовному праву. Следовательно, он унаследовал от матери не только интерес к искусству, но и ее ум.
      Джесс напоследок взглянула на фотографию. "Ну что ж, Филип Ачемболт, подумала она, - скоро у тебя появится возможность увидеться со своей матерью".
      Захлопнув книги, она вернула их библиотекарше и поблагодарила ее. Та лишь безразлично кивнула в ответ. Джесс вышла в коридор и отправилась искать телефон-автомат.
      Подойдя к нему, вытащила из сумочки письмо мисс Тейлор, бросила в отверстие монетку в десять центов и набрала номер. Когда раздался женский голос, Джесс уже знала, что ей говорить.
      - Миссис Ачемболт, меня зовут Джесс Ренделл. Я собираюсь организовать вечер встречи выпускников средней школы, в которой учился Филип. К сожалению, у нас нет сведений, в какой колледж он поступил и где его можно найти.
      Она замолчала, моля Бога, чтобы Филип и в самом деле поступил в колледж. Если он собирался стать юристом, он учится самое малое на первом курсе.
      - И чем я могу вам помочь? - спросила женщина.
      - Не могли бы вы дать мне его адрес?
      Джесс затаила дыхание.
      - Ну конечно! Он учится в юридическом колледже в Бостоне.
      Джесс улыбнулась. Бостон... В этом городе училась и Пи Джей. В нем же был зачат Филип. И она, щелкнув шариковой ручкой, быстро записала адрес, который услужливо продиктовала ей мать Филипа.
      Среда, 29 сентября
      После ухода детей в школу Джесс прилегла на диван отдохнуть. Вчера она ездила в Бостон, успев вернуться до возвращения ребят из школы, и ужасно устала. Но она пока ничего не хотела им говорить, считала - рановато.
      Она открыла глаза и задумчиво посмотрела в потолок.
      Сегодня ей предстоит отыскать дочь Джинни, Лайзу Эндрюс. С ней Джесс нужно быть особенно осторожной. Маловероятно, что Джинни соизволит прийти на встречу, поэтому Джесс решила просто объяснить Лайзе, что ей представляется возможность встретиться с друзьями ее матери и, возможно, что-то узнать о ней. Джесс лежала, терзаясь бесчисленными вопросами.
      Правильно ли она поступает?
      А что, если девушка захочет узнать больше?
      Что, если сама попробует отыскать Джинни?
      Что, если Джинни поведет себя со своей дочерью так же, как совсем недавно с Джесс?
      Может, вообще нужно оставить девушку в покое и не бередить старые раны?
      Тщательно взвесив все за и против, Джесс пришла к одному-единственному заключению - хоть и хочется ей защитить Лайзу от возможных нападок ее родной матери, но, быть может, именно этого она делать и не должна. Каждый раз, когда мы изо всех сил стараемся защитить кого-то, это выходит нам боком. Вот и в данном случае - хорошая ли, плохая, но Джинни - мать Лайзы, и девушка имеет право знать, что та собой представляет.
      Выдумка о встрече выпускников средней школы настолько себя оправдала в случае с матерью Филипа, что Джесс решила попробовать ее еще раз. Сейчас она даже рада была, что у нее такой тоненький, детский голосок; вряд ли у родителей Лайзы возникнут сомнения в том, что она - ее старая школьная подруга. Она позвонила им вчера вечером и узнала, что Лайза - актриса, играет в театре на Бродвее в пьесе "Маделейн", но телефона у нее нет.
      "Если она актриса, то, должно быть, очень похожа на свою мать, подумала Джесс. - Наверняка знает, чего хочет от жизни, и умеет за себя постоять".
      Она встала с дивана и решила принять душ. Времени до отправления поезда оставалось в обрез, а ей нужно было успеть на утренний спектакль.
      ***
      Сюжет пьесы напоминал "Пигмалиона", но в несколько искаженном варианте: муж и жена, очень достойные люди, поставили своей целью направить на путь истинный одну молодую бездельницу. Дочь Джинни как раз ее и играла.
      Джесс сидела в третьем ряду полупустого зала и с интересом следила за происходящим на сцене. Девушка была абсолютно не похожа на мать: волосы светлые и длинные, фигурка стройная и гибкая и ходила она не такой горделивой поступью, словно собиралась завоевать весь мир. Единственным сходством был низкий, почти мужской, голос с глубокими чувственными нотками.
      У Сьюзен и Пи Джей были сыновья. Поэтому Джесс не испытывала при встрече с ними тех чувств, что охватили ее сейчас. Наблюдая за дочерью Джинни, такой взрослой, такой элегантной, Джесс в который раз осознала, что ее дочь больше не ребенок, в который раз почувствовала острое желание отыскать ее.
      - Я не считаю это клевым, - говорила между тем Лайза своему партнеру. - Я считаю это выполнением своего долга по отношению к людям, подвергшимся дискриминации.
      Джесс закрыла глаза, и ей показалось, что слушает она Джинни.
      В конце третьего акта наступила настолько неожиданная развязка, что Джесс улыбнулась. Лайза, то бишь Маделейн, бездельница и тунеядка, превратила жену вежливого, благовоспитанного человека в проститутку. Занавес упал.
      Раздались жиденькие аплодисменты. На сцене вспыхнул свет, и актеры вышли на поклон. Джесс хлопала изо всех сил, не спуская глаз с Лайзы, чувствуя себя не в своей тарелке оттого, что собиралась сделать. Огни на сцене погасли, в зале зажегся свет. Джесс встала и, едва передвигая ноги от страха, направилась за кулисы.
      Понедельник, 4 октября
      Джесс считала этот день самым подходящим для визита к родителям своей дочери: сегодня исполнялось шестьдесят лет со дня рождения мамы.
      Она сидела в машине и, щурясь от яркого солнышка, смотрела на стоявший перед ней дом - особняк георгианской эпохи из красного кирпича, окруженный аккуратно подстриженной изгородью из зеленого кустарника и огромными дубами, листья которых уже начали желтеть. По обеим сторонам от деревянной входной двери с двумя створками, выкрашенной белой краской, виднелись двойные окна с выступами, на которых висели кружевные занавески. Рядом с домом, словно взирая на него с благоговением, располагался просторный, на три машины, гараж. У ворот висела табличка, на которой была указана фамилия жильцов - Хоторн.
      Джесс не стала звонить по телефону и сообщать о своем приезде. Она понимала, что, врываясь в этот дом без звонка, она рискует наткнуться на Эми. Но сегодня был понедельник, так что скорее всего она уже ушла из дома.
      Кроме того, в глубине души Джесс очень надеялась, что дома вообще никого не окажется.
      - Ну что ж, я сделала все, что могла, для Сьюзен, Ни Джей и Джинни, вслух сказала она. - Теперь моя очередь.
      Она медленно выбралась из машины и захлопнула дверцу. Мысли путались. От страха засосало под ложечкой. "Я поступаю правильно", - пыталась убедить себя Джесс, но это мало помогало.
      Она направилась по длинной подъездной аллее к дому, понурив голову. "Почему я не стала подъезжать к дому на машине? - спросила себя Джесс, и тут же у нее нашелся ответ на этот вопрос:
      - Потому, что тогда это показалось бы самым обыкновенным вторжением в частную жизнь этой семьи". Как будто задуманное ею не есть вторжение, горько усмехнулась она.
      Дрожащей рукой Джесс нажала на кнопку звонка. Внутри раздался мелодичный звон. Джесс стояла и ждала, слыша, как колотится сердце, заглушая шорох листьев, колышущихся осенним ветерком.
      Дверь открылась. На пороге стояла женщина - маленькая, седовласая, с приятным лицом.
      - Чем могу служить? - спросила она.
      За спиной пожилой дамы виднелся просторный холл, широкая лестница и хрустальные канделябры. Точно такие же канделябры из уотерфордского хрусталя, как и в столовой Джесс.
      - Миссис Хоторн? - едва слышно прошептала Джесс.
      На секунду ей даже показалось, что она вообще ничего не произнесла вслух.
      - Да?
      Джесс не могла отвести от миссис Хоторн глаз. Ведь эта женщина - мать ее дочери, она вырастила ее, заботилась о ней, любила ее. Точно так же, как она, Джесс, растила Мауру и двух своих сыновей. Внезапно она почувствовала отчаяние. Нет, не может она причинить боль этой милой женщине!
      - Чем могу служить? - повторила та.
      Джесс на секунду закрыла глаза, собираясь с силами.
      "И все-таки Эми имеет право со мной познакомиться", - подумала она и наконец решилась.
      - Миссис Хоторн, - начала она, словно бросаясь с головой в омут. Меня зовут Джессика Ренделл.
      На секунду Джесс показалось, что она разговаривает со своей мамой - по возрасту эта женщина годилась ей в матери, - и она почувствовала острое желание показать ей свое уважение.
      - Да? - снова повторила миссис Хоторн, переступив с ноги на ногу, однако не проявляя ни малейших признаков нетерпения.
      - Миссис Хоторн, я пришла поговорить о вашей дочери, Эми.
      Вот она и сказала. Сказанных слов обратно не вернешь.
      У миссис Хоторн кровь отхлынула от лица - в одну секунду оно стало белым как мел.
      - О моей дочери?
      Джесс смешалась. Ей вдруг показалось, что миссис Хоторн не понимает, о ком идет речь. Может, мисс Тейлор ошиблась и дала ей не правильный адрес?
      - Да, - повторила Джесс. - Об Эми.
      - А в чем, собственно, дело?
      - Прошу вас, миссис Хоторн, не поймите меня превратно...
      - Простите, милочка, но я вас абсолютно не понимаю!
      Всю приветливость пожилой женщины как рукой сняло. Глаза смотрят настороженно, губы плотно сжаты.
      - Миссис Хоторн, вы удочерили Эми, когда она была еще новорожденной, верно?
      - Да, никакого секрета в этом нет.
      Внезапно лицо миссис Хоторн изменилось. Видно было, что она наконец-то поняла, в чем дело.
      - О Господи! - прошептала она, прикрыв рот ладонью.
      - Миссис Хоторн, - Джесс попыталась произнести эти слова громко, отчетливо, - я - мать Эми.
      - О Господи! - опять повторила миссис Хоторн. - Боже мой!
      И она заплакала.
      Джесс ожидала чего угодно - гнева, возмущения, протеста, - но только не этого.
      - Миссис Хоторн, пожалуйста... - Голос Джесс опять снизился до шепота:
      - Я не собираюсь причинять вам никаких неприятностей. Я специально пришла сейчас к вам, чтобы вы знали, что я хочу увидеться со своей дочерью. А уж Эми пусть сама решает, захочет она со мной познакомиться или нет. Я подумала, что сейчас, когда и в газетах множество публикаций на эту тему... - Джесс на секунду замолчала, чувствуя, что говорит бессвязно, перескакивая с одного на другое, но остановиться уже не могла. - Я подумала, что, может, Эми будет любопытно узнать...
      Я хотела дать ей возможность...
      Миссис Хоторн энергично замотала головой:
      - Вы ничего не поняли...
      Джесс почувствовала, как сердце сжалось, стало нечем дышать. Единственное, что она поняла, - происходит что-то не то. Вот только что?
      - Наша Эми... - дрожащим голосом проговорила миссис Хоторн. - Нашей Эми было одиннадцать лет. Это произошло почти четырнадцать лет назад.
      Внезапно Джесс показалось, что вокруг миссис Хоторн сгущается мрак. Она поморгала, мрак не исчез.
      - Она ехала на велосипеде. А сзади пьяный водитель... - Миссис Хоторн издала какой-то нервный смешок. - Нет, вы представьте себе только! Пьяный водитель в четыре часа дня!
      Мрак окутал миссис Хоторн с головы до ног. Джесс упала на дорожку. Последнее, что она запомнила, - резкую боль в затылке.
      ***
      - Она приходит в себя, - послышался тихий мужской голос, принадлежавший знакомому мужчине.
      Джесс открыла глаза. Над ней склонились двое. Один - в белом халате, а другой... В другом она узнала Чарльза.
      Джесс снова закрыла глаза.
      - Дорогая, это я. Ты в больнице. Ну и напугала же ты нас!
      - Что произошло? - слабым голосом спросила она, чувствуя сильную боль в голове.
      - У тебя легкое сотрясение мозга. Ты упала и ударилась головой.
      Джесс повернулась на бок. Затылок пронзила острая боль. Она застонала.
      - Пожалуйста, не шевелитесь, - сказал другой мужчина. - Меня зовут доктор Коу. У вас легкое сотрясение мозга, но на затылок пришлось наложить несколько швов. Очевидно, вы ударились обо что-то острое. Слава Богу, не получили никаких серьезных повреждений.
      - Я хочу домой.
      - Завтра поедете.
      - Доктор, можно нам побыть одним? - спросил Чарльз.
      - Ну конечно.
      Джесс услышала удаляющиеся шаги, потом хлопнула дверь. Чарльз присел на край постели. Джесс вся сжалась, ей не хотелось его слушать.
      - Миссис Хоторн вызвала "скорую", потом нашла в твоем бумажнике визитку и позвонила домой, а Делроуз связалась со мной.
      Джесс не хотелось знать, насколько Чарльз в курсе дел.
      - Который сейчас час? - спросила она.
      - Четыре. Ты была без сознания несколько часов.
      Протянув руку, он коснулся ее плеча. Джесс поспешно отстранилась.
      Чарльз порывисто вскочил.
      - Черт подери, Джесс! Где же твоя гордость?
      Джесс облизала сухие губы: в больнице было слишком жарко.
      - Мне нечего стыдиться. Я тебе уже говорила, что устала от всяческих недомолвок в собственной семье.
      Он с силой ударил кулаком по тумбочке.
      - Этого никогда не случилось бы, если бы ты не допустила беременности Мауры, - в сердцах бросил он.
      - Чарльз, уйди, - попросила Джесс. - Возвращайся в город, в свой дом, где ты будешь далек от всех событий, которые тебе не по душе.
      Круто повернувшись, Чарльз выскочил за дверь. Несмотря на головную боль, Джесс сразу стало легче. Откинувшись на подушку, она задремала. Разбудил ее тихий стук в дверь.
      - Да, войдите, - проговорила Джесс.
      Дверь открылась, на пороге стояла миссис Хоторн.
      - Джессика, как вы себя чувствуете?
      У Джесс потеплело на сердце.
      - Миссис Хоторн, прошу вас, заходите, - пригласила она.
      Пожилая женщина вошла в палату и подошла к кровати. В руке она держала маленький конверт.
      - Хочу извиниться перед вами, - сказала она.
      - Извиниться? Ну что вы! - Джесс попыталась покачать головой, но ей сразу стало больно. - Это я должна просить у вас прощения. Я не собиралась...
      - Шшш.., дорогая. Вы ведь ничего не знали.
      У Джесс потекли слезы.
      - Я ведь никогда ее не видела. Не могли бы вы рассказать мне, какая она была?
      Глаза миссис Хоторн тоже наполнились слезами.
      - Такой славненькой девочки, как Эми, я никогда не видела. Она была для нас с мужем всем. Мы так хотели иметь своих детей, но...
      Джесс ласково коснулась руки пожилой женщины.
      - Она и была вашей маленькой девочкой, миссис Хоторн, вашим ребенком, а не моим.
      Миссис Хоторн улыбнулась.
      - За это мы должны благодарить только вас. Должно быть, вам потребовалось необыкновенное мужество, чтобы от нее отказаться.
      Джесс нахмурилась.
      - Мужество? Да нет. Страх, пожалуй, но только не мужество.
      - Как бы там ни было, Эми была для нас настоящим даром. Мы вам всегда будем признательны за нее.
      Джесс вытерла слезы. Говорить она не могла.
      - Я вам кое-что принесла, - продолжала миссис Хоторн и протянула Джесс конверт, - Это школьная фотография Эми. Думаю, вам хотелось бы ее иметь. Ее сфотографировали незадолго до.., незадолго до несчастного случая.
      Джесс взглянула в лицо женщины - ее серые глаза были мокрыми от слез. Она открыла конверт и достала из него маленькое квадратное фото. На нем была запечатлена девочка с бледно-голубыми глазами, крохотным овальным личиком, светло-каштановыми вьющимися волосами и ясной, счастливой улыбкой. Маленькая девочка, как две капли воды похожая на Джесс.
      Джесс закрыла глаза и прижала фотографию к груди.
      - Я всегда буду бережно хранить ее. Огромное спасибо.
      - Знаете, Эми знала, что мы ей не родные родители, - продолжала миссис Хоторн. - Каждый год в день ее рождения, перед тем как задуть свечи на именинном торте, мы произносили благодарственную молитву Господу за ее мать, которая была настолько бескорыстна, что подарила нам свое дитя.
      Джесс заметила, что руки женщины дрожат.
      - Долгое время я боялась, что вы станете искать Эми, боялась, что захотите забрать ее у нас, но муж постоянно успокаивал меня, говорил, что этого не может быть. - Миссис Хоторн ласково пожала руку Джесс. - Не знаю, как бы я поступила, приди вы к нам в то время, когда Эми была жива. Очень может быть, что встретила бы вас неласково, даже попросила бы уйти.
      - Спасибо вам, миссис Хоторн, за то, что вы были так добры ко мне, сказала Джесс.
      - Это самое малое, что я могла для вас сделать. Благодаря вам у нас было столько счастливых лет.
      Женщина встала.
      - Спасибо вам, миссис Хоторн, - повторила Джесс. - Спасибо за все, особенно за фотографию.
      - Это вам спасибо, моя дорогая, - сказала пожилая женщина и тихонько вышла, оставив Джесс фото, напоминание о прошлом.
      ***
      Вечером ее пришли навестить дети. Сначала вошли Чак с Маурой, а потом Тревис, который на секунду замешкался в дверях. Головная боль у нее прошла, и Джесс была рада их видеть.
      - Послушай, мам, - заявил Тревис, поняв наконец, что она жива и умирать не собирается. - Не делай больше так, ладно? Ты испугала нас до смерти.
      Улыбнувшись, Джесс взъерошила ему волосы.
      - Сколько раз я тебе говорила, что никогда не нужно давать обещаний, которые не сумеешь сдержать?
      Тревис лишь пожал плечами.
      - А он этого не понимает, - вмешался Чак. - Он еще глупенький.
      - Ну хватит! - Джесс не выдержала и расхохоталась. - Я чувствую себя отлично, а завтра, когда меня отпустят домой, буду чувствовать себя еще лучше. - Она оглядела собравшихся у ее кровати детей. - Подойдите ко мне поближе, я хочу вам кое-что рассказать.
      Джесс чувствовала, настало время. Наконец-то она будет с ними честной до конца. Ей хотелось, чтобы их семья была дружной, сплоченной, чтобы никогда над ней не нависали темные тучи недомолвок и тайн. Дети придвинулись к ней ближе. Чак остался стоять, Маура присела на краешек кровати, Тревис сел с ней рядом. Маура обняла его. "Какие же они еще маленькие, - подумала Джесс. - И сколько еще им предстоит испытать в жизни! Но если я смогу их хоть чему-то научить, они всегда будут ходить с высоко поднятой головой, не пасуя перед жизненными невзгодами и не стыдясь самих себя".
      - Я хочу рассказать вам о маленькой девочке, - начала она.
      Тревис недовольно застонал.
      - Это что, очередная нотация на тему "Вот когда я была такой, как ты..."?
      Чак легонько стукнул брата по затылку, - Заткнись ты, дурачок.
      Джесс рассмеялась.
      - Не угадал. Эта история не обо мне, о другой маленькой девочке, которую я, к сожалению, никогда не видела.
      Мать рассказала им все. Начала она с Ричарда, своей первой любви, потом рассказала о Ларчвуд-Холле и об остальных девушках. Секунду поколебавшись, с сильно бьющимся сердцем поведала и о том, как убила отчима Джинни.
      А в конце рассказа вытащила фотографию, которую дала ей миссис Хоторн, и показала ее детям. Джесс старалась не обращать внимания на их реакцию, знала, что потребуется время, прежде чем они осознают услышанное до конца.
      - Мам, - проговорила Маура со слезами на глазах, глядя на фотографию, - как она на тебя похожа.
      - Знаю, крошка.
      И Джесс рассказала детям, что собирается устроить встречу с детьми.
      - Но теперь ты не поедешь, правда? - спросила Маура. - Теперь, когда твоего ребенка больше нет...
      - Я должна ехать, - твердо сказала Джесс. - Ради остальных. Все это затеяла я, и я обязана довести все до конца. Кто знает, может быть, для одной из нас эта история закончится счастливо.
      С самого начала Тревис слушал рассказ с открытым ртом, да так и не закрывал его до самого конца. Наконец, сочтя момент наиболее благоприятным, он воскликнул:
      - Ну, мам, ты даешь! Никогда бы не подумал, что ты можешь кого-нибудь убить!
      "Что ж, - печально подумала Джесс, - естественно, тринадцатилетнего мальчишку больше всего интересуют убийства, а не внебрачные дети".
      - На это еще нужно решиться, - заметила Маура. - Но ведь она защищала подругу.
      - Да, - подтвердила Джесс. - Я никогда не позволю ни единому человеку причинить боль людям, которых я люблю, включая всех нас. Надеюсь, вы в этом не сомневаетесь.
      Джесс взглянула на Чака, который стоял, глядя в пол.
      - Поэтому от нас ушел папа? - продолжал допытываться Тревис. - Потому что он узнал про твоего ребенка, потому что ты убила человека?
      - Нет, - ответила Джесс. - Твой отец всегда знал об этом и все равно меня любил.
      - Это из-за меня, - ответила брату Маура. - Потому что я была беременна.
      Чак вскинул голову:
      - Что?!
      - Я сказала, что была беременна, но у меня не будет ребенка, я потеряла его в ту ночь, когда вскрыла себе вены.
      - О Господи! - простонал Чак. - А кто-нибудь в школе знает об этом?
      Джесс коснулась руки старшего сына. Ну почему он так похож на Чарльза, на ее отца, своего дедушку! Может быть, еще не поздно изменить его.. Джесс понимала, что нужно попытаться.
      - Мы всегда должны быть вместе, Чак, - тихо сказала она. - В горе ли, в радости, но вместе. Ведь мы - одна семья, а в семье все должны держаться друг друга в любой ситуации.
      - Что-то не похоже, что папа держится нас, - бросил Чак.
      - Твой отец поступает так, как считает нужным. Что касается нас, то мы сумеем преодолеть все невзгоды, если будем помнить о любви друг к другу, а это означает, что между нами никогда не должно быть никаких секретов.
      Никогда!
      Джесс еще раз посмотрела внимательно на детей. Гнев Чака немного поутих, Тревис сидел, переваривая услышанное, а Маура впервые с тех пор, как сообщила Джесс, что беременна, выглядела спокойной и умиротворенной. Джесс надеялась, что со временем ее дети все осознают до конца.
      Глава шестнадцатая
      Четверг, 7 октября
      СЬЮЗЕН
      Берт настоял на совместном посещении адвоката, хотя Сьюзен уверяла, что прекрасно справится сама. Они сидели в обшарпанной приемной адвоката Джеймса Салливана и ждали, когда тот наконец соизволит явиться. Сьюзен старалась не обращать внимания на жующую жвачку секретаршу и на противную пружину, которая вылезла из дивана, впилась ей в бедро и теперь неимоверно кололась.
      - Интересно, почему он опаздывает? - подал голос Берт.
      - А мне интересно, почему мы целых две недели не можем добиться приема. Не похоже, чтобы у него была большая клиентура.
      - Секретарша услышала последние слова.
      - Мистер Салливан скоро придет, - безжизненным голосом произнесла она. - Я же вам сказала, он в суде.
      Сьюзен коротко кивнула.
      Он вошел через несколько минут, типичный провинциальный адвокат, облаченный в клетчатую рубашку, галстук какого-то бледноватого оттенка и брюки спортивного покроя. Загорелое лицо обрамлено буйной гривой давно не стриженных волос. К сожалению, молодой - на вид около тридцати, намного меньше, чем допотопной мебели в его захудалом офисе.
      - Примите мои извинения, - проговорил он, протягивая руку Берту. - Вы, должно быть, мистер Левин?
      - Он не мистер Левин, - поспешила внести ясность Сьюзен, но Берт встал и потряс адвокату руку.
      - Берт Хайден, - назвал он себя.
      - - Я - миссис Левин, - сказала Сьюзен. - Это у меня к вам дело.
      - Очень хорошо, миссис Левин. Прошу сюда.
      Даже не пожав Сьюзен руку, он прошел в свой кабинет. "Что поделать, провинция... - с тоской подумала она. - Откуда здесь взяться хорошим манерам?"
      Мебель в кабинете оказалась чуть лучше, чем в приемной. Адвокат сел за старенький дубовый стол, не иначе как позаимствованный где-то в школе, и указал пальцем в сторону еще одного бугристого дивана. Сьюзен и Берт послушно сели.
      Сьюзен не стала ждать обычного обмена любезностями, а быстро изложила суть дела - бывший муж грозится отнять у нее сына.
      - Сколько лет вы в разводе? - спросил Джеймс Салливан, как показалось Сьюзен, самым что ни на есть профессиональным тоном.
      - Двенадцать.
      - За это время были у вас какие-то проблемы?
      - Никаких. Правда, мы с бывшим мужем терпеть не можем друг друга, но ради Марка мы стараемся быть взаимно терпеливыми.
      - Тогда почему ни с того ни с сего он надумал забрать его у вас?
      - Говорит, что я плохая мать.
      - Это и в самом деле так?
      - Ну что вы, мистер Салливан!
      На слове "мистер" Сьюзен запнулась - язык едва повернулся назвать этого юношу мистером.
      Он откинулся на спинку кресла и сложил руки на груди. Сьюзен даже поежилась от страха. Оказывается, этот мальчишка, когда нужно, может внушить это чувство.
      - Тогда что заставило его пойти на этот шаг?
      Берт кашлянул, желая тем самым обратить на себя внимание.
      - Я мог бы внести некоторую ясность, если позволите, - начал он. Миссис Левин воспитывала мальчика в течение двенадцати лет, принимая лишь минимум помощи, предпочитая сама нести ответственность за судьбу сына.
      Она была более чем щедра в предоставлении отцу времени для общения с ребенком. А теперь бывший муж миссис Левин собирается приложить все усилия, чтобы отнять у нее мальчика, который ему вдруг зачем-то понадобился.
      Салливан, сложив вместе кончики пальцев, медленно постучал ими друг о друга, а потом взглянул на Сьюзен.
      - Адвокат вашего бывшего мужа уже давал о себе знать? - спросил он, вопросительно глядя на нее.
      - Нет.
      - Тогда вам не о чем беспокоиться.
      - Простите?
      - Мы не можем предпринимать преждевременные шаги, пока адвокат вашего бывшего мужа не свяжется с вами и не выдвинет требований.
      - Мне хотелось выработать какой-то план действий, прежде чем дойдет до этого, - заметила Сьюзен.
      На самом же деле ей хотелось сказать: "Мне хотелось выработать какой-то план действий, прежде чем решить, ехать мне на эту чертову встречу или нет".
      Салливан встал, давая понять, что разговор окончен.
      - Вы говорите, что вы хорошая мать. Если вы ничего от меня не утаиваете, значит, дело ваше не представляет никаких трудностей. Единственное, что нам нужно, это подождать, пока адвокат вашего бывшего мужа даст о себе знать. Очень может быть, что мистер Левин просто хочет вас попугать. Если это и в самом деле так, тогда вам вообще нет смысла расходовать деньги на правосудие.
      Сьюзен встала и взяла Берта за руку.
      - Пошли отсюда. Я так и знала, что от нашего визита не будет никакого толку.
      Они вышли на главную улицу и направились к машине Берта.
      - Надо же, сопляк какой-то, - проговорил Берт. - Не нужно было уговаривать тебя записываться на прием. Я не думаю, что Лоренсу удастся забрать у тебя Марка.
      Сьюзен застегнула свою вельветовую курточку на все пуговицы, заглянула в витрину дешевенькой лавчонки, торгующей всякой всячиной, удивляясь тому, что подобные заведения еще существуют в наши дни.
      - Невольно он дал мне самый лучший совет.
      - Какой же?
      - Не предпринимать никаких шагов. Посмотреть, что будет делать Лоренс.
      - Может быть. - Берт обнял ее за плечи. - Я надеялся, что визит к адвокату поможет тебе наконец успокоиться. Жаль, что этого не произошло.
      Сьюзен шагала рядом с Бертом, стараясь идти с ним в ногу.
      - Не говори так, Берт Хайден. А то можно подумать, что ты обо мне слишком уж беспокоишься.
      - Так оно и есть, Сьюзен, пора бы уж понять.
      Они прошли мимо ювелирного магазина, потом мимо мастерской по ремонту бытовых приборов.
      - Знаешь, а я ведь мог уехать из этого города, - признался он вдруг.
      Сьюзен остановилась.
      - Что ты имеешь в виду?
      Берт пожал плечами.
      - После того как Гардинер занял то место, на которое претендовал я, я встретил старого приятеля, который "сказал, что в университете в Лос-Анджелесе открывается кафедра истории, и предложил мне там место.
      - Ты что, собираешься уехать в Лос-Анджелес?
      Берт улыбнулся, отчего его курчавая бородка распрямилась.
      - Нет, не хочу оставлять тебя.
      - Берт, но это же смешно! Мы ведь друзья. А друзьям частенько приходится уезжать друг от друга.
      - Но только не от тебя.
      За спиной раздался автомобильный гудок. Сьюзен обернулась. Водитель проезжавшей мимо машины помахал какому-то пожилому прохожему. "Какой маленький городок, - подумала она. - Все друг друга знают".
      - Надеюсь, ты не вбил себе в голову, что хочешь жениться на мне? спросила она.
      - Скажешь тоже! Я думал, ты знаешь меня лучше. Но мне хочется быть с тобой рядом, защищать тебя, если понадобится.
      - Смотри! А то я слишком дорожу своей независимостью, чтобы выходить замуж. Никогда не возникало у меня такого желания. - Она подумала о Дэвиде, и снова, уж в который раз, сердце защемило от боли. - Кроме того, продолжала она, - жизнь моя уже как-то устоялась.
      - Моя тоже. Но не настолько я независим, чтобы не хотеть иметь друга, на которого могу положиться и который может положиться на меня.
      Берт сунул руки в карманы джинсов. В этот момент он показался Сьюзен слишком симпатичным для сорокавосьмилетнего профессора истории.
      - Ну что ж, я согласна быть твоим другом, Берт Хайден, - тихо сказала она. - Только давай договоримся не посягать на свободу друг друга. Хорошо?
      - Ладно, давай.
      - Так вот. Сейчас мне необходимо побыть одной. Я должна сама решить, как мне быть в дальнейшем с Марком и что делать с этой встречей. Понимаешь?
      - Только при условии, что ты пообещаешь держать меня в курсе событий и, если тебе понадобится моя помощь. сразу позвонить.
      - Обещаю.
      Подтянувшись, Сьюзен коснулась губами его заросшей щеки. Берт, надо отдать ему должное, был хорошим другом.
      - Ну пошли, - сказал он. - Отвезу тебя домой.
      ***
      Вечером Сьюзен достала из холодильника замороженные макароны с соусом в пластиковой упаковке и поставила их в микроволновую печь, которую после долгих раздумий она решилась купить только два года назад; до этого все боялась - как-никак радиация... Но когда растишь сына, который после двенадцати лет становится необыкновенно прожорливым, такую удобную вещь иметь в доме просто необходимо. И Сьюзен, послав к черту радиацию, наконец-то решилась. В последние три недели после отъезда Марка Сьюзен питалась исключительно замороженными готовыми обедами, запивая их травяным чаем. Джинсы, которые раньше сидели на ней как влитые, теперь висели как на вешалке.
      "Что ж, хоть какая-то польза от теперешнего подвешенного состояния", усмехнулась она.
      Она стояла, глядя на зеленые цифры на панели, которые с каждой секундой уменьшаются на единицу, и ждала, когда раздастся дьявольский звон. Ей всегда казалось, что так звучит перегруженный ядерный реактор. Хотя была половина седьмого, за окном совсем стемнело - зима быстро и неумолимо приближалась. Сьюзен зябко поежилась, представив себе одинокие зимние вечера: ведь Марка рядом с ней уже не будет... Берт, конечно, не оставит ее, но она понимала, что он не заменит ей сына.
      По возвращении домой после посещения адвоката на автоответчике ее ждало коротенькое сообщение от Лоренса: "Марк зачислен в муниципальную школу".
      "Ну, ясное дело! - подумала она тогда. - Сунули мальчишку в какую-то идиотскую школу, чтобы у Лоренса под ногами не путался и Деборе не мешал вести ее образцовое хозяйство". Марк, однако, по-прежнему не подавал о себе никаких вестей, и Сьюзен решила оставить его в покое. Со временем сам во всем разберется, не стоит ему мешать. Однако она не ожидала, что решение это дастся ей с таким трудом.
      И вот до встречи осталось только десять дней.
      Сьюзен задумчиво уставилась наверное стекло в дверце микроволновой печи. Она никак не может ни на что решиться. То ей казалось, что после выходки Марка ей больше нечего терять; то боялась обнажить старые раны и потом об этом жалеть. Временами казалось, что у измученной апатией Сьюзен вообще нет никакого выбора, что она в принципе не вольна на что-то решиться. Она заметила, что стала хуже соображать, что тут же сказалось на ее работе в институте, - временами Сьюзен никак не могла придумать, чем бы ей занять студентов, она растеряла все свои ориентиры, всю свою энергию...
      Громко сработал зуммер, и Сьюзен подскочила от неожиданности. "Господи, - подумала она, - ну когда же я наконец привыкну к этому агрегату?!"
      Открыв дверцу микроволновой печи, Сьюзен вынула из нее дымящийся пластиковый поднос. Он оказался таким горячим, что она выпустила его из рук, и он, взметнув вверх тучу брызг, шлепнулся на стол. Глянув на мешанину из макарон с соусом, Сьюзен прислонилась к раковине и расплакалась.
      - Господи! - взмолилась она. - Помоги мне!
      Проговорив эти слова, она поняла, что Бог ей ничем не поможет: она отреклась от него много лет назад, наплевав на многовековые обычаи и традиции. Теперь ей не к кому было обратиться.
      Откуда-то из глубины сознания всплыли слова, переведенные с древнееврейского псалма: "Да храни тебя Господь". Именно эти слова нараспев повторяла бабуля своей внучке, укладывая ее в постель. Лежа в уютной кровати под теплым одеяльцем, убаюканная монотонным шепотом старой доброй бабушки, маленькая Сьюзен погружалась в сладкую дрему. "Да храни тебя Господь..."
      - Бабуля, - прошептала она. - Бабуля, что же мне делать?
      Внезапно она поняла, где искать ответ. Именно к бабуле бежала маленькая Сьюзен со своими бесчисленными"
      "почему". Ни к маме, ни к отцу, а к ней. Именно бабуля всегда советовала своей внучке, что сказать и как посту пить. Сейчас это была совсем древняя старуха, скрюченная артритом и прикованная к инвалидной коляске. Но Сьюзен чувствовала, что наконец-то настала пора рассказать ей все о своем прошлом. Лей Левин, пожалуй, единственный человек на свете, кому она может довериться, к кому может обратиться.
      ***
      Ноги ее были прикрыты толстым пледом ручной вязки из ангоры, на согбенную спину накинута гобеленовая шаль, восковое лицо сплошь покрыто морщинами - как-никак бабуле исполнилось уже восемьдесят девять лет. Но взгляд ее старых глаз оставался по-прежнему острым и всепонимающим. И пока Сьюзен рассказывала ей свою историю о Дэвиде и о ребенке, от которого она отказалась, бабушка не отрывала взгляда от ее лица.
      Была пятница, когда Сьюзен решила поехать в дом престарелых на Лонг-Айленде. Домчалась туда за рекордно короткое время. И как только увидела бабушку, поняла - она поступила правильно.
      - Теперь Марк уехал от меня, - закончила Сьюзен свой рассказ, - а все из-за этой встречи, на которую я даже не решила, ехать или нет.
      Бабушка молчала, не сводя пристального взгляда с лица Сьюзен. Та опустила глаза, делая вид, что изучает рисунок тоненького, вытертого ковра, которым был застлан пол в солярии. Этот дом престарелых считался приличным, и бабуля никогда не жаловалась, уверяла, что ей здесь нравится, но Сьюзен никак не могла отделаться от ощущения, будто комната насквозь пропитана зловонным запахом мочи.
      - Да, много ты мне тут нарассказывала, - наконец подала голос бабушка.
      - Да, бабуля, знаю. Извини, что скрывала от тебя все эти годы, но мои родители...
      Старуха лишь махнула иссохшей рукой со вздутыми синими венами.
      - Мы все стараемся защитить молодых. Ничего в этом страшного нет.
      Сьюзен покачала головой.
      - Нет, есть, бабуля. Я должна была тебе все рассказать раньше. Ведь ты самая замечательная бабушка на свете, любая девчонка о такой может только мечтать!
      - Как ты думаешь, что скажут родители, если ты все-таки соберешься поехать на встречу?
      - Я много думала об этом, бабуля. Прошло уже достаточно много лет. Не хочу сказать, что они будут счастливы, узнав о моем решении, но со временем, думаю, примирятся и примут моего сына. Живу я от них за тридевять земель, поэтому им не придется сталкиваться с ним каждый день.
      - Значит, ты ждешь моей помощи в принятии решения? Ну что ж, девочка моя, это не простое дело. Ты только что рассказала мне, что у тебя есть еще один сын, это значит, у меня есть еще один правнук.
      Сьюзен тяжело вздохнула. Признаться, об этом она не подумала, не представляла, что бабуля тоже может ощутить чувство потери.
      - Я всегда знала, что ты абсолютно не похожа на своих родителей: что хорошо для них, плохо для тебя. Ты совсем другая, девочка моя. В былые времена таких, как ты, называли вольнодумцами. - И, подмигнув ей мудрым глазом, добавила:
      - Ты всегда была похожа на свою бабулю.
      Сьюзен оторопела. Вот уж чего она никак не ожидала, никогда не думала, что она такая же сильная, цельная натура, как и ее бабушка.
      - Да, да, это правда, - продолжала старая женщина. - Когда я была еще девчонкой, я познакомилась с твоим дедушкой. Работала у него в магазине строчильницей, но уже знала, чего хочу. Я не желала работать всю жизнь как каторжная, выбиваясь из сил, и, отказывая себе во всем, влачить жалкое существование. - Сложив руки на коленях, бабушка смело взглянула Сьюзен в глаза. - Когда я выходила замуж за твоего дедушку, я не любила его. Мне нужны были только его деньги.
      Сьюзен не могла вымолвить ни слова. Бабушка сделала свое признание деловым тоном, будто говорила о чем-то само собой разумеющемся.
      - Ты не любила его?
      - Сначала нет, да и потом на протяжении долгих лет тоже. Но Айра Левин оказался хорошим человеком и отличным хозяином, что для меня было в тот период самое главное. Со временем я стала его очень уважать. Может" это и была любовь, кто знает. Так что видишь, девочка моя, я тоже была вольнодумцем. Не печалься о том, что раньше не рассказала мне о своем сыне. Иногда только время способно избавить нас от чувства вины.
      Сьюзен кивнула.
      - Что же мне делать?
      Бабушка уставилась в пространство невидящим взглядом. На секунду Сьюзен даже показалось, что та забыла, о чем идет речь. В глазах, только что смотревших трезво и ясно, появилось какое-то мечтательное, отсутствующее выражение. Она думает о прошлом, поняла Сьюзен, вспоминает своего мужа. И она почувствовала угрызение совести оттого, что никогда не интересовалась, что за человек был ее дедушка.
      - Значит, твой Марк против твоей поездки, - заметила бабуля, снова взглянув на Сьюзен ясным взглядом. - Без сомнения, мальчик боится, боится, что другого сына ты будешь любить больше, чем его.
      - Но это же просто смешно! - воскликнула Сьюзен. - Я ведь его ни разу не видела.
      - И все же, - продолжала Лей, - он боится, он еще совсем маленький.
      - Что же мне делать?
      - Я приехала в Америку с мамой и отцом, когда мне было двенадцать лет, оставив родных и друзей. Шли годы...
      И вдруг вторая мировая война. Они все погибли.
      Сьюзен поправила на переносице очки. Что бабуля пытается ей втолковать? Какое отношение имеет гибель евреев к ребенку Дэвида?
      - Мы так никогда и не узнали, как все произошло, - продолжала бабушка. - Посчитали, что так будет лучше.
      Знать было бы слишком больно. Мы не забыли их, нет, только память о них убрали в самый укромный уголок наших сердец. Иногда мы достаем ее, стираем, так сказать, с нее пыль, вспоминаем об ушедших от нас с улыбкой и грустью. А потом опять убираем воспоминания о них туда, где им надлежит быть, в самый дальний уголок нашего сердца.
      И они не причиняют нам горечи.
      В глазах бабушки опять появилось отсутствующее выражение, и Сьюзен секунду помедлила, прежде чем решилась прервать ее раздумья.
      - Ты считаешь, что мне будет больно встретиться с моим сыном? - тихо спросила она.
      Бабушка поморгала и по-старушечьи закашлялась.
      - Для тебя, может быть, и нет, а для твоего сына Марка, несомненно, да. Мы должны думать о настоящем, девочка моя, а не о прошлом. Его мы не в силах изменить, мы только можем надеяться, что дальнейшую жизнь проживем так, как повелит нам Господь.
      Сьюзен встала и, потянувшись к бабушке, чмокнула ее в дряблую щеку.
      - Спасибо тебе, бабуля, - прошептала она. - Спасибо тебе, что всегда поддерживала меня в трудную минуту.
      - Ты должна сама принять решение, девочка моя. И знай, как бы ты ни поступила, я всегда буду на твоей стороне. Но решать должна ты, и никто другой.
      ***
      Когда Сьюзен вернулась в Вермонт, уже стемнело.
      Подъезжая к дому, она увидела, что из окна гостиной льется свет. "Марк! - ахнула она, и сердце ее радостно забилось. - Марк! Слава тебе Господи, ты вернулся домой. Я так ждала тебя, сынок. Прошу тебя. Господи, пусть это будет он". Она выехала на подъездную аллею и внезапно почувствовала всю нелепость своих предположений. Никакой это не Марк. Не может быть, чтобы он вернулся домой. "Размечталась, идиотка! - укорила она себя. - Наверное, сама забыла погасить свет перед отъездом в Нью-Йорк".
      Выключив двигатель, она выбралась из машины и захлопнула за собой дверцу. Умиротворенное настроение, охватившее ее после посещения бабули, сразу улетучилось.
      Она опять стала сама собой - неуклюжей, плохо одетой, во всем сомневающейся Сьюзен. "Ну-ка очнись! Спустись с небес на землю!" приказала она себе, сунув ключ в замок. Он щелкнул, дверь распахнулась. Посреди гостиной стоял Марк.
      - Я тебя ждал, - сказал он.
      Сьюзен замерла на пороге. По его щекам текли слезы, отчего юношеские прыщики казались еще ярче.
      - Я хотел спросить, можно мне вернуться домой?
      Сьюзен подбежала к сыну, крепко прижала его к себе и тоже заплакала. Она никак не могла поверить, что он здесь, живой и невредимый, стоит рядом с ней. Господи, какое это счастье! Обхватила его одной рукой за плечи, другой гладила по голове, а слезы все лились и лились.
      - Ну конечно, - всхлипывая, прошептала она. - Конечно.
      Прошла минута, потом другая.
      - Мам, - подал голос Марк.
      - Что? - спросила она, проведя рукой по его волосам.
      - Папа сказал, что заберет меня у тебя.
      - Это ему не удастся.
      - Я ему то же самое сказал. А еще, - добавил он, - непременно расскажу судье, что ни при каких обстоятельствах не стану жить с отцом.
      Сьюзен улыбнулась - приятно было слышать, что Лоренса так унизили.
      - Мам...
      - Что, Марк?
      - Может, ты отпустишь меня, а то шею сломаешь мне.
      Сьюзен, смеясь, отстранилась от него, вытерла слезы сначала себе, потом ему.
      - Ну, как поживаешь, Марк?
      Он слегка улыбнулся.
      - Теперь хорошо.
      - Ты приехал как раз к ужину, - сказала Сьюзен, кинув на пол пухлую записную книжку. - Только вот не знаю, чем тебя покормить, в последнее время я практически ничего не готовлю.
      - Да ладно, мам, не переживай, - рассмеялся он. - Может, закажем по телефону пиццу? Умираю есть хочу.
      - Ну конечно, малыш, конечно! Иди позвони. А потом мы поговорим.
      Он прошел в гостиную, снимая на ходу куртку, а Сьюзен повернулась к раковине и с силой вцепилась в ее края.
      Внезапно она почувствовала новый поток слез. Господи, он дома! Наконец-то он дома! Ей вспомнились слова бабули:
      "Он боится", и Сьюзен, выпрямившись, проговорила:
      - Тебе больше нечего бояться, сынок. Теперь, когда ты вернулся домой, у нас все будет хорошо.
      Он вошел на кухню. Сьюзен поспешно вытерла слезы и бросила куртку на стул. Марк, ухватившись за спинку стула, повернул его к себе и сел, обхватив ножки своими длинными ногами.
      - Через двадцать минут.
      - Что через двадцать минут? - не поняла Сьюзен.
      - Через двадцать минут доставят пиццу.
      Сьюзен повернулась и взглянула на сына.
      - Никак не могу поверить, что ты здесь.
      Марк, мотнув головой, уставился в пол.
      - Знаешь, школа, в которую меня запихнули, такая паршивая...
      - Ты ведь не этого хотел, верно?
      - Я хотел быть с отцом, по крайней мере я так думал.
      Сьюзен молчала.
      - Я никогда не говорил тебе, мам, но его жена просто сволочь.
      - Твой отец любит ее.
      Произнеся эти слова, она поразилась сама на себя: с чего это ей вздумалось защищать Лоренса?
      Марк поднял голову.
      - Никак не могу понять за что, но она меня ненавидит. Это она настояла на том, чтобы отправить меня в эту дурацкую школу.
      - Но ведь он согласился, - заметила Сьюзен, грызя ногти.
      - Ага, - подтвердил Марк и снова опустил голову.
      Сьюзен присела перед ним на корточки.
      - Марк, мальчик мой, я понимаю, как тебе тяжело.
      Когда родители расходятся, всегда страдают дети. Твой отец любит тебя, но у него теперь другая жизнь, и тем не менее тебе в ней всегда найдется место, пусть и не то, которое тебе нравится.
      Из глаз его выкатились две слезинки и упали на линолеум.
      - Прости меня за все, что я тебе наговорил, мам. Мне так стыдно за побег. Больше этого не будет, обещаю.
      Сьюзен ласково обняла сына.
      - Иногда единственным способом чему-нибудь научиться становится принятие нужного решения. Но по прошествии времени мы вдруг понимаем, что решение было не правильным, хотим повернуть время вспять, да уже поздно.
      Говоря это, Сьюзен думала не столько о Марке, сколько о Дэвиде. В миллионный раз за двадцать пять лет она задавала себе вопрос, почему она его бросила. Может, бабуля все-таки права, только время способно примирить нас с нашим прошлым. Но кто знает, сколько этого времени понадобится?
      - Еще не слишком поздно, мам?
      Сьюзен еще крепче обняла его.
      - Конечно, нет. Ты вернешься в школу, и все будет хорошо, вот увидишь. - Она поцеловала его в макушку. - И друзья твои будут рады, что ты вернулся. Они наверняка скучали по тебе.
      Он поднял голову и слегка отстранился от нее.
      - Ты все еще думаешь поехать?
      Сьюзен сначала не поняла, о чем он говорит.
      - На эту встречу. Поедешь?
      Она встала и отошла к раковине.
      - Нет, милый. Не поеду.
      - А почему?
      - Это было бы нечестно по отношению к тебе. Что было, то прошло. Сейчас я должна думать о тебе.
      Схватив тряпку, Сьюзен принялась вытирать и без того чистый стол.
      - Я думаю, ты должна поехать, - проговорил Марк.
      Сьюзен показалось, что она ослышалась. Обернувшись, взглянула на сына.
      - Мне кажется, ты должна поехать, - повторил он. - Я вел себя как последний эгоист. Ведь у меня есть брат.
      По-моему, это не так уж плохо.
      - Марк, я не верю своим ушам!
      - Подумаешь... Имею я право изменить свое мнение? - заметил Марк, пожав плечами.
      - А может, кто-то подтолкнул тебя к этому?
      - Может быть.
      - И кто же?
      - Отец.
      - Отец посоветовал мне поехать на встречу?! Верится с трудом.
      Марк отрицательно покачал головой.
      - Да нет же! Он сказал, что ты нравственный урод, которому на меня десять раз наплевать.
      "Нравственный урод?! О Господи, Лоренс, скотина ты, как ты посмел меня так назвать!" Но она сдержала готовое было вырваться негодование и стала слушать Марка.
      - И знаешь, я ему не поверил, - улыбнулся сын. - Не поверил, что тебе на меня наплевать.
      Сьюзен вздохнула.
      - Поэтому ты решил, что я должна поехать на встречу?
      - Ага! За последние недели я много об этом думал и пришел к выводу, что ты должна поехать, если этого хочешь. О чем мне, собственно, беспокоиться? Хотя он родился первым, но этот дом все-таки мой. - Последние слова он произнес уверенно, но выглядел при этом смущенным. - Ведь правда?
      Сьюзен, расхохотавшись, снова обняла его.
      - Конечно!
      В этот момент раздался звонок в дверь.
      - А теперь докажи, что это действительно твой дом, открой-ка дверь разносчику пиццы.
      - А у тебя деньги есть?
      Сьюзен снова расхохоталась.
      - Возьми из сумки двадцатку.
      Она смотрела, как он достал из сумки двадцать долларов и, небрежно наступив ногой на валявшуюся на полу записную книжку, помчался к входной двери. Ей вспомнились слова бабули: "Мы только можем надеяться, что дальнейшую жизнь проживем так, как повелит нам Господь". "А моя дальнейшая жизнь, мое будущее - это Марк, - подумала Сьюзен, - который наконец вернулся домой. А если мой другой сын тоже станет частью этого будущего? Сын Дэвида... Что ж, об этом я узнаю через десять дней".
      Сьюзен прислонилась спиной к столу и закрыла глаза.
      "Если он приедет, если он только приедет, - продолжала размышлять она, - может быть, тогда я начну искать Дэвида, а если не появится, послушаюсь совета Джесс: оставлю прошлое в покое и, наконец успокоившись, продолжу прежнюю жизнь".
      Глава семнадцатая
      Пятница, 8 октября
      ПИ ДЖЕЙ
      Наконец-то мать освоила кофеварку, образец высочайших достижений современной бытовой техники, которую Пи Джей купила совсем недавно. Сегодня Пи Джей с Бобом баловались кофейком, сидя в залитой солнцем столовой ее шикарной квартиры, выходящей окнами на Централ-парк. По выходным Боб ночевал у нее. Обычно он располагался на софе в гостиной подальше от бдительного ока Флоры Дэвис, которая оккупировала комнату для гостей. Заходил он каждый вечер после работы, принося для Пи Джей бесчисленные файлы, давая тем самым понять, что она нужна, что на работе о ней не забыли и ждут ее возвращения. В понедельник, среду и пятницу он бывал утром. В эти дни ей делали химиотерапию. Свои визиты он мотивировал тем, что своим присутствием способствует ее выздоровлению. Любовью они не занимались со дня операции, и Пи Джей ни разу не показывала ему свой шрам, никак не могла решиться и скорее всего так никогда и не осмелится.
      - Денек сегодня обещает быть чудесным, - проговорил Боб, отхлебнув из дымящейся кружки крепкого кофе.
      - Бабье лето, - рассеянно отозвалась Пи Джей.
      По утрам, когда у нее бывали сеансы химиотерапии, она всегда была рассеянной.
      В столовую ворвался аромат бананово-орехового хлеба.
      - Флора! - крикнул Боб. - Что это вы там такое печете? Пахнет потрясающе.
      - Потерпите немного, - донесся из кухни голос матери Пи Джей. - Уже почти готово.
      Боб рассмеялся и повернулся к Пи Джей.
      - Если она и дальше будет продолжать в том же духе, мы с тобой растолстеем.
      - Я-то вряд ли... От рака не поправляются. Ты разве не знаешь этого?
      Потянувшись через стол, Боб коснулся ее руки.
      - Извини, Пи Джей, мне просто хотелось поднять тебе настроение.
      Пи Джей с трудом выдавила из себя улыбку.
      - Да ладно, мне и самой нравится время от времени наедаться от пуза. Хотя, по правде говоря, мамина стряпня после химиотерапии кажется особенно отвратительной.
      Боб, убрав руку, скорчил брезгливую гримасу. Пи Джей расхохоталась.
      - Вот видишь, я и развеселилась.
      - Я просто счастлив, - подхватил он. - Думаю, ты тоже будешь счастлива, когда я расскажу твоей матери, какого ты мнения о ее кулинарных способностях.
      Пи Джей обреченно застонала.
      - А вы, похоже, неплохо уживаетесь друг с другом, верно? - заметил Боб.
      Пи Джей глянула в окно. Квартира ее располагалась на двадцать третьем этаже, и из нее виднелись верхушки деревьев, извилистые, тонкие, как ниточки, аллеи парка, по которым кто шагом, а кто бегом передвигались крошечные, как муравьи, люди.
      - Да так, терпим друг друга, по-моему.
      - А я-то надеялся, что совместная жизнь как-то поможет вам помириться.
      Пи Джей пожала плечами.
      - Наверное, полного примирения между нами никогда не будет.
      - Ты ей не сказала?
      - О чем? - спросила Пи Джей, не оборачиваясь, чтобы не видеть выражения лица Боба, хотя прекрасно поняла, о чем идет речь.
      - О встрече.
      - Нет.
      - Это означает, что ты решила не ехать?
      - Это означает лишь одно: я ей не сказала.
      - Но собираешься?
      - Что? Собираюсь сказать или собираюсь поехать?
      - И то и другое.
      Коснувшись пальцем стекла, Пи Джей посмотрела на свои великолепно обработанные ногти, покрытые свежим лаком. Как просто содержать их в порядке, когда нечего делать; слоняйся по квартире да жди, когда тебе станет плохо после процедур, призванных улучшить твое самочувствие.
      - Прошу тебя, Боб, не дави на меня, - попросила она.
      - О Господи, Пи Джей! - взорвался он. - Ведь с завтрашнего дня останется только одна неделя! Когда, черт подери, ты решишь?
      - Неделя до чего? - послышался голос.
      Пи Джей и Боб повернули головы к двери. На пороге стояла Флора Дэвис с тарелкой свежеиспеченного бананово-орехового хлеба.
      - Неделя до чего? - переспросила она.
      Боб, взглянув на Ни Джей, сделал глоток из своей кружки. Объясняться предстояло ей.
      - Ни до чего, мама, - отрезала она. - Тебя это не касается.
      - Пока я живу в твоем доме, меня все касается, - заметила мать и, поставив тарелку на стол, вытерла руки о передник. - Если ты собираешься куда-то поехать, то я должна знать, чтобы успеть собрать твои вещи.
      - Мама, прошу тебя... - начала она, но мать не дала ей договорить.
      Усевшись на стул между Ни Джей и Бобом, она продолжала:
      - По-моему, это просто замечательная идея. Тебе давно пора развеяться. Так куда ты собираешься?
      Пи Джей с негодованием глянула на Боба. "Господи, ну кто его просил орать на всю квартиру! - сердито подумала она. - Почему он хотел, чтобы мать что-то заподозрила? Сам он явно не хотел, чтобы я поехала на встречу.
      Может быть, он специально подстроил? Сообразил, что если мать узнает, то непременно закатит скандал, а вдвоем они сумеют меня отговорить".
      - Никуда, мама, - ответила она. - Я никуда не собираюсь.
      Боб взял с тарелки кусок теплого хлеба и отщипнул маленький кусочек. Флора внимательно взглянула на Пи Джей. Та, в свою очередь, не сводила глаз со своей кружки.
      - Ну, извини, я только хотела помочь, - обиженно проговорила она.
      - Мама, не сердись, - попросила Пи Джей.
      - Я не сержусь.
      - Нет, сердишься! Ты вечно изображаешь из себя обиженную! Может, папа и мирился с этим, но я не собираюсь.
      Поджав губы, Флора взяла с тарелки кусочек хлеба, намазанного маслом, откусила и принялась жевать, глядя прямо перед собой. Потом положила хлеб на стол, взяла лежавшую на коленях салфетку и вытерла губы.
      Пи Джей не выдержала и, оттолкнув от себя кружку, в сердцах закричала:
      - Черт подери, мама! Ну хорошо! Если хочешь знать, Боб спрашивал, поеду ли я в следующую субботу на встречу. На встречу со своим сыном! - Она прихлопнула ладонью по столу. - Ты слышишь, мама! С моим сыном!
      Помнишь его?
      Флора, отодвинув стул, встала. Положив салфетку на стол, она взяла свою кружку с кофе и, не проронив ни слова, ушла на кухню.
      Пи Джей, наклонив голову, провела рукой по своим редеющим волосам.
      - Ну что, добился своего? - бросила она Бобу.
      - Я не заставлял тебя ничего ей говорить, - отозвался тот. - Но может, это и к лучшему, нужно же вам когда-то поговорить друг с другом начистоту, а то замкнулись каждая в себе...
      Пи Джей вскочила, не дослушав.
      - Я еду в больницу.
      - Подожди секундочку.
      Боб поспешно сунул в рот оставшийся кусочек ароматного хлеба и запил его кофе.
      - Нет, - бросила Пи Джей. - Сегодня я еду одна.
      - Пи Джей...
      Но она уже выбежала за дверь.
      ***
      Она сидела на холодном стуле в процедурной и смотрела, как из капельницы медленно-медленно капает лекарство и, стекая по трубке, попадает через иглу в руку.
      - Скоро закончим, - сказала медсестра, одарив ее деревянной улыбкой.
      - На сегодня, - уточнила Пи Джей.
      Еще одна неделя неприятных процедур закончилась, и она была этому рада. Однако домой идти не было никакого желания; там ее ждала мать, по-прежнему упрямая и несгибаемая. Они, естественно, не станут разговаривать ни о встрече, ни о сыне. Уж в чем, в чем, а в этом Пи Джей могла быть абсолютно уверена. Мать, как и двадцать лет назад, была убеждена, что о прошедшем лучше всего забыть, как она сама забыла о своем ребенке, которого отдала куда-то на воспитание.
      Неужели мать ни разу не вспомнила о нем? А она сама?
      Думала когда-нибудь о своем сыне? Разве что в последние несколько недель... Будто раньше ей кто-то запрещал о нем думать, а теперь запрет сняли. Думай, если желаешь.
      Но самого главного Пи Джей еще не решила - ехать на встречу или нет, знала лишь одно - нужно наконец решить, и чем скорее, тем лучше, времени осталось мало.
      - Ну вот и все, - проговорила медсестра и, сняв со штатива капельницу, медленно вытащила иголку из руки Пи Джей.
      Боль была терпимой, Пи Джей стала к ней привыкать.
      - В следующий раз дадите мне другую руку, - сказала медсестра.
      - Жду не дождусь следующего раза, - улыбнулась Пи Джей. - Ну, до понедельника.
      Быстро накинув кофту и заправив ее в джинсы, она схватила спортивную курточку, вышла из комнаты.
      В коридоре Пи Джей бессильно прислонилась к стене, "Еще одна неделя прошла", - подумала она. И, поправив на голове берет, медленно пошла по коридору восьмого этажа. Дойдя до лифта, нажала на кнопку вызова и принялась читать надписи на указателе расположения отделений.
      Внезапно ей бросилось в глаза: "Родильное отделение. 6 этаж".
      Пи Джей не могла оторвать глаз от этой надписи. Подошел лифт, двери распахнулись, она вошла в кабинку и нажала на кнопку первого этажа. Но едва закрылись двери и лифт начал спускаться вниз, как Пи Джей передумала и поспешно нажала на другую кнопку, лифт повез ее наверх, на шестой этаж.
      ***
      Пи Джей не представляла, что увидит здесь. Она медленно шла по длинному коридору, сердце билось ровно, настолько, что даже чувствовалось легкое головокружение.
      За спиной послышался какой-то грохот и приглушенный детский плач. Пи Джей остановилась и обернулась.
      К ней приближалась медсестра, толкая перед собой каталку в виде столика на колесиках, накрытого стеклянным колпаком.
      - Простите, но мы очень спешим, - проговорила она. - Едем в детскую.
      Под стеклянным колпаком лежал крошечный младенец, завернутый в маленькое голубое одеяльце. Глазки его были закрыты, красное личико сморщено, темные шелковистые волосики взъерошены. Пи Джей затаила дыхание.
      - Новорожденный? - спросила она.
      - Да, - ответила медсестра. - Родился двадцать минут назад.
      Крошечное личико опять сморщилось, ребенок заплакал.
      - А где... - Пи Джей замялась. - Где его мать?
      - В родовой, ее приводят в порядок.
      Пи Джей взглянула на беззащитное создание, туго спеленутое одеяльцем, и ей показалось, что личико его исказилось от страха. Ей стало невыносимо жаль его, и, коснувшись рукой стеклянного колпака, Пи Джей прошептала:
      - Это не правильно, вы не должны забирать его от нее, во всяком случае, не так скоро.
      Медсестра нахмурилась.
      - Простите, но его пора купать.
      Пи Джей отступила, пропуская медсестру, и прислонилась к стене. "Так не должно быть, - снова подумала она. - Они не имеют права забирать его у матери".
      Она проследила взглядом за медсестрой. Та покатила ребенка дальше и вскоре исчезла в глубине коридора. Пи Джей пошла за ними и через некоторое время добралась до стеклянной стенки, за которой стояли семь колыбелек. В каждой из них лежал завернутый в голубое одеяльце младенец.
      Пи Джей пристально вгляделась в крошечные личики.
      Четверо детей плакали, трое спали.
      На колыбельках висели таблички с указанием фамилии ребенка и веса.
      "Макмиллан. 3 кг 600 г".
      "Фироччи. 3 кг 100 г".
      "Зомбик. 4 кг 100 г".
      И ни слова о том, кто родители детей, в какой семье они будут расти, счастливы ли будут.
      "Где же их матери? - с беспокойством подумала Пи Джей. - Какими они кажутся испуганными, эти малыши, и какими одинокими".
      Она снова взглянула на таблички. Ни одного ребенка с таким весом, как у ее сына. Интересно, похож ли кто-нибудь из этих младенцев на него? Она не знала.
      Семеро детей, семеро мальчиков.
      И все не ее...
      Пи Джей прижала руку к тому месту, где была грудь, и боль, которую она хранила в себе долгие годы, начала медленно нарастать. И вот она охватила ее всю, потому что у нее никогда не будет детей. Единственный сын, которого она родила двадцать пять лет назад, ушел от нее навсегда; он больше ей не принадлежит, как, впрочем, никогда не принадлежал. Дети остаются только с теми, у кого нормальные семьи, хорошие мужья, а не с такими, как она, женщинами, которых никто никогда по-настоящему не любил.
      Пи Джей вздохнула и почувствовала, как по щекам покатились слезы: она поняла, что не стояла вот так перед комнатой, в которой лежат новорожденные, с тех пор как они со Сьюзен когда-то давным-давно рассматривали ребенка Джесс. Она ни разу не переступала порога послеродовой палаты, даже если в ней лежала ее самая близкая подруга, выдумывая какие угодно причины для отказа. Только теперь Пи Джей поняла, чем это было вызвано, она боялась, что вид новорожденных причинит ей острую боль, и тщательно избегала этого.
      Но какое она имеет право сейчас, по прошествии стольких лет претендовать на своего сына? Чего хочет этим добиться? Ведь не ее заслуга в том, что он уже взрослый, самостоятельный мужчина. Она не приложила ни малейших усилий, чтобы вырастить его. Кроме того, если она встретится с сыном, то наверняка потеряет Боба, мать порвет с ней все отношения, но самое страшное, она рискует потерять единственное, в чем знает толк, - свою работу.
      Ей уже сорок пять, она серьезно больна. Поздновато думать о другой карьере в новом агентстве.
      - Правда, он красивый? - раздался рядом с ней чей-то голос.
      Пи Джей обернулась. За спиной стояла молодая женщина в хрустящем белом халате - темные кудряшки гладко причесаны, лицо сияет.
      - Правда, хорошенький? - повторила она, указывая пальцем на табличку с надписью "Зомбик". - Это мой сын.
      Пи Джей, повернувшись спиной к стеклу, за которым стояли колыбельки с младенцами, кивнула:
      - Да. Очень.
      "И он твой, - хотелось ей добавить. - Твой, а не мой.
      А своего я никогда не видела и скорее всего никогда не увижу..."
      ***
      На следующее утро Пи Джей сидела на софе, поджав под себя длинные, стройные ноги в леггинсах, и, пытаясь сосредоточиться, просматривала бумаги, которые Боб принес с работы. Она понимала: единственное, что у нее осталось, - это работа. Она должна выбросить из головы чепуху о детях, новорожденных и взрослых, и вернуться к тому, что она умеет делать по-настоящему хорошо в любом состоянии - в здоровом ли, больном ли.
      Вчера вечером Боб не пришел, предупредил, что у него назначена деловая встреча. После утренней ссоры Пи Джей считала себя не вправе его винить.
      Она перевернула страницу, пытаясь сосредоточиться на статье, посвященной новым косметическим средствам, однако это оказалось нелегко. Пи Джей почти не верила, что когда-нибудь станет полноправным партнером агентства, войдя в совет директоров. Ее разбирал смех, когда она вспоминала хитро составленное послание, которое получила вместе с огромным букетом белых роз; "С нетерпением ждем утверждения вас в составе совета директоров после вашего выздоровления. Желаем, чтобы это произошло как можно скорее".
      Они ясно выразили свое намерение. Какой смысл связываться с человеком, который может не дожить до конца года.
      Единственным, кто поддерживал ее в эти трудные дни, был Боб, который неустанно твердил ей, что она необходима агентству и что ей нужно поскорее вернуться к своим обязанностям. Сегодня она чувствовала себя на редкость хорошо, не отлично, правда, но хорошо. После химиотерапии с ней такого еще не бывало.
      Из соседней комнаты донесся гул пылесоса. Закатив глаза, Пи Джей тяжело вздохнула, в который раз задавая себе вопрос, когда мать наконец уедет. В квартире, совсем недавно современной и уютной, теперь, казалось, царил дух пятидесятых годов. В первую же неделю проживания мать уволила экономку Пи Джей, после чего в комнатах стоял постоянный запах лимонной полироли для мебели и нашатырного спирта. Пи Джей казалось, что мать без конца что-то чистит, за исключением тех моментов, когда печет к обеду запеканку или бубнит себе под нос: "Не понимаю, почему ты не хочешь переехать в квартиру поменьше?", или "Как, скажи мне на милость, ты моешь хрусталь, не имея нормальной тряпки?", или "Не думаешь ли ты, что отдавать свое белье в прачечную несколько экстравагантно?"
      И так далее, и тому подобное.
      Вчера, когда Пи Джей вернулась из больницы, мать стала жаловаться на трудности содержания в чистоте фибергласовых кранов. О предстоящей встрече Пи Джей со своим сыном не упоминалось, она подозревала, что этот вопрос мать вообще никогда не собирается поднимать; будет болтать о всяких пустяках, делая вид, что разговор на эту тему вообще никогда не затевался и никакая встреча не должна состояться.
      Когда Пи Джей лежала в постели, приходя в себя после ужасных приступов тошноты, мать раздражала ее больше всего. В такие дни она ходила по квартире тихо как мышка, лишь время от времени испуская тяжелый вздох то ли от бессилия, то ли от безысходности.
      Шум пылесоса приблизился к гостиной. Пи Джей провела рукой по волосам - между пальцами застряла каштановая прядь.
      - Черт! - громко выругалась она.
      Шум пылесоса тут же стих.
      - Что ты сказала? - спросила мать.
      Пи Джей встала.
      - Ничего, пойду погуляю.
      Подойдя к стенному шкафу, она достала фланелевую рубашку Боба и набросила ее поверх футболки.
      - Придумала тоже! Что, если тебе станет плохо?
      - Не станет, мама, я себя отлично чувствую.
      - Куда ты пойдешь?
      - В парк.
      - В Центральный парк?!
      - Да, хочу подышать свежим воздухом.
      - Тебе нельзя туда ходить!
      - Мама, я живу в Нью-Йорке уже больше двадцати лет и постоянно там гуляю, а сейчас только час дня.
      - Может, подождешь, пока я закончу с уборкой? Я бы пошла с тобой.
      - Нет, не волнуйся, ничего со мной не случится. Я ненадолго.
      Пи Джей хлопнула входной дверью, в очередной раз услышав за спиной тяжелый вздох. Она вызвала лифт, размышляя над тем, сколько еще мать пробудет у нее в доме, действуя ей на нервы. На следующей неделе ей предстоит очередная партия тестов. За прошедшие несколько недель Пи Джей перестала проявлять интерес к тому, что творят с ней врачи. Сначала она с интересом расспрашивала о каждом тесте, хотела знать результаты каждого анализа, но со временем поняла, что это не имеет никакого значения.
      Важно лишь одно - она пока жива.
      Стоял чудесный день. Пи Джей вышла на залитую солнцем улицу и вдохнула хрустящий осенний воздух. Она подошла к светофору, тут же загорелся зеленый свет, будто только ее и ждал. Машины остановились. Пи Джей улыбнулась и перешла Пятую авеню.
      На тротуаре с лотка продавали свежее хрустящее печенье, посыпанное солью. Пи Джей купила один и вошла в парк. Она шла медленно по дорожке, наслаждаясь лакомством, а мимо чинно проходили мамаши, катя в колясках своих малышей, мимо проносились любители бега, оставляя за собой запашок свежего пота, то тут, то там гоняли на велосипедах мальчишки. Пи Джей показалось, что даже голуби сегодня радуются жизни: сгрудившись вокруг сидевшего на скамеечке старичка, они жадно поглощали поп-корн и крошки хлеба, которые он им бросал. Она откусила последний кусочек бисквита, а остатки бросила этим прожорливым созданиям, со смехом глядя, как они, расталкивая друг друга, бросились поднимать лакомые кусочки. Пи Джей шла, наслаждаясь солнечными лучами, улыбаясь сама себе. С тех пор как у нее обнаружился рак, она полюбила бесцельные прогулки. Раньше на это у нее никогда не хватало времени, а если оно и находилось, то она предпочитала совершать прогулки не в одиночестве, а с каким-нибудь ухажером.
      Найдя пустую скамейку, Пи Джей села, чувствуя, что ходьба ее слегка утомила. Мимо прошла, держась за руки, юная пара. Это прикосновение рук показалось Пи Джей более интимным, чем если бы они на людях вдруг вздумали заняться сексом. За последние несколько недель Пи Джей поняла, что ласковое поглаживание по голове, легкое касание щеки значат для нее гораздо больше, чем откровенные интимные ласки.
      Она взглянула на часы - половина двенадцатого. Внезапно она вспомнила: на следующей неделе в это время Джесс, Сьюзен и Джинни будут ехать в Ларчвуд. Положив руки на колени, она уставилась в землю. "Уходите! приказала она этим грустным мыслям. - Сейчас же уходите!
      День чудесный, я жива. Чего еще желать?"
      - Твоя мама уверена, что тебя ограбят.
      Пи Джей подняла голову и загородила глаза от солнца.
      Перед ней стоял Боб.
      - Не возражаешь, если я присяду рядом?
      - Нисколько. - Пи Джей улыбнулась. - Если ты только сам не собрался меня грабить.
      - Признаться, подобная мысль приходила мне в голову, - заметил Боб и, наклонившись, поцеловал ее в лоб.
      - Как ты думаешь, сколько она еще собирается у меня прожить? спросила Пи Джей.
      Боб пожал плечами.
      - Кто знает! Она выполняет свой материнский долг.
      - Хотела бы я, чтобы она выполняла его где-нибудь в другом месте.
      - Ну, может, так оно скоро и будет.
      - Верится с трудом.
      - А ты скажи ей, что собираешься на следующей неделе поехать на встречу, она вылетит отсюда как пробка из бутылки.
      Пи Джей не ответила.
      - Ты ведь поедешь, правда, Пи Джей?
      Она взглянула на свои кроссовки фирмы "Рибок", которые совсем недавно надевала лишь на занятия аэробикой, а теперь носит исключительно на неспешных прогулках в парке в те дни, когда тошнота не мучает ее. Как она ни старалась, а процесс старения ее все-таки не миновал.
      - Нет, - ответила она.
      Вчера она еще знала почему, но сегодня ответ на этот вопрос опять ускользнул от нее.
      Откинувшись на спинку скамьи, Боб вытянул вдоль нее руку.
      - Если хочешь, я поеду с тобой, если тебе будет легче, только скажи.
      Пи Джей уставилась на шнурки своих белых модных кроссовок.
      - А я думала, ты не хочешь, чтобы я ехала.
      Боб, подобрав с земли крошку хлеба, бросил ее голубям.
      - Знаешь, эти недели мне показались целой вечностью.
      У меня произошла некоторая переоценка ценностей.
      Пи Джей посмотрела на пару юных созданий. Сразу видно - любовники: сидят рядышком и что-то шепчут друг другу на ухо, не обращая ни малейшего внимания на окружающих.
      - У меня есть дети, - продолжал между тем Боб. - И внуки. И я бы не променял их ни на что на свете, не говоря о работе. Почему же ты должна быть лишена этой радости!
      - Кроме того, это блестящая возможность выдворить мать из дома, верно?
      - Это твоя жизнь, Пи Джей, а не ее.
      Пи Джей покачала головой.
      - Знаю. Если бы я решила поехать, мать не смогла бы меня остановить. Раньше я бы ее послушала, но только не теперь, сейчас многое изменилось. Если бы я не была больна раком .
      - Именно поэтому ты должна поехать. Жизнь так быстротечна, Пи Джей.
      У нее перехватило дыхание.
      - А может, эта встреча для меня абсолютно не важна, работа гораздо важнее.
      - Ты врешь!
      Вскинув голову, Пи Джей посмотрела на него гневно:
      - Ты же сам уговаривал меня думать о будущем! Именно это я сейчас и делаю. Пришло время позабыть о прошлом.
      - Даже если это прошлое поможет тебе достичь лучшего будущего?
      - Не поможет!
      - Откуда ты знаешь?
      "Чтоб тебя черти взяли! - раздраженно подумала Пи Джей. - Как только я начинаю думать, что поступаю правильно, ты тут же вмешиваешься и заставляешь меня сомневаться. Можно подумать, ты лучше знаешь, что мне нужно!"
      Пи Джей провела рукой по своим каштановым волосам, откинув их назад, в руке осталась еще одна прядь.
      Она машинально бросила ее на землю и опять, уже в который раз, вспомнила о своей болезни, и словно черные тучи затянули безоблачное синее небо.
      - На следующей неделе у меня очередной сеанс химиотерапии. Меня наверняка будет тошнить.
      - Но сегодня-то тебя не тошнит.
      - Это счастливое исключение из правила.
      - Может, на следующей неделе будет то же самое.
      Словно стальная рука опять сдавила ей горло.
      - Боб, как ты не понимаешь! Если я поеду на встречу, это будет нечестно по отношению к сыну. Полгода назад было бы совсем другое дело, а сейчас.., сейчас я тяжело больна, ты это прекрасно знаешь. Зачем ему со мной встречаться!.
      - Не говори так, Пи Джей. Это просто отговорка, и только, выдумала причину!
      - Для меня она очень веская!
      - А для меня нет. О Господи, Пи Джей! Ведь с любым человеком может случиться все, что угодно. В жизни нет никаких гарантий. Сегодня ты можешь встретиться с сыном, а назавтра тебя на улице вдруг собьет машина. - Он покачал головой. - И твой сын это переживет, Пи Джей, не волнуйся.
      Она вскочила.
      - Пойду домой, устала.
      Боб схватил ее за запястье и усадил рядом с собой.
      - Нет! Я хочу, чтобы ты трезво взглянула на вещи.
      Она заплакала.
      - Я и смотрю, Боб. Я выслушала все, что ты мне сказал. Ты прав. Я и в самом деле работала долгие годы, чтобы достичь всего того, что имею, и не собираюсь терять все из-за какой-то, как ты совсем недавно сам заметил, прихоти.
      Выпустив ее запястье, Боб погладил руку Пи Джей.
      - Хорошая моя, мне ужасно жаль, что я тогда тебе наговорил. Я был не прав, я просто с ума схожу от страха перед тем, что могу тебя потерять. Если и в самом деле ты хочешь его увидеть, по-моему, ты должна это сделать.
      У Пи Джей внезапно разболелась голова.
      - Не могу, - прошептала она.
      - Почему ты не хочешь признаться?
      - Признаться в чем?
      - В том, что просто боишься.
      Она резко выдернула руку.
      - О Господи, Пи Джей! Неужели пережитое за последнее время тебя ничему не научило?
      Он снова схватил ее за руку.
      - Пусти! - бросила она, вскакивая со скамейки.
      - Что, снова хочешь спрятаться за маской, за которой скрывалась двадцать пять лет?
      - Я больна''! - закричала Пи Джей. - Неужели ты этого не можешь понять!
      - Могу! А вот почему ты пользуешься своей болезнью, чтобы не встречаться со своим сыном, до меня никак не доходит!
      - Он не мой! - завопила Пи Джей, но, увидев, что люди на них оборачиваются, понизила голос:
      - Если я выживу, то мой удел сидеть у себя в конторе, а не вытирать нос какому-то сопливому мальчишке!
      - Он вполне в состоянии сам вытирать себе нос.
      - А как же Хансен и Хобарт? Ты ведь сам уверял меня, что они тут же меня уволят, если обо всем узнают.
      - Да пошли их к черту! Откроем с тобой собственное агентство.
      - Ты просто идиот!
      - Нет, Пи Джей, это ты идиотка! Неужели ты и дальше собираешься красться по жизни с зашоренными глазами? - Голос Боба зазвучал громче, решительнее:
      - Держать в узде свои чувства? Ты же хочешь встретиться с сыном, я знаю. Так сделай это!
      Пи Джей поспешно заморгала и, почувствовав, как по щекам покатились слезы, повернулась и зашагала домой.
      Глава восемнадцатая
      Четверг, 14 октября
      ДЖИННИ
      Рио оказался совершенно не таким, каким его представляли рекламные проспекты. Джинни, перекатившись на другой бок, взглянула на очередную черноволосую красавицу, которая шествовала по пляжу, вихляя бедрами и выставляя напоказ голую грудь и аппетитную попку, абсолютно не скрываемую крошечными трусиками купальника. Натянув на плечо свою просторную футболку, она вздохнула. Секс... Казалось, все в мире только и делают, что совокупляются, а на самом деле это такая же чепуха, как и материальные ценности. И зачем он только нужен?
      Джинни закрыла глаза, стараясь отключиться от навязчивых латиноамериканских ритмов, громыхавших из каждого магнитофона, которые, казалось, били тебя по голове. В Рио она приехала потому, что не знала, куда ей податься после устроенного в шикарном доме Джейка пожаре, в котором чуть не сгорела сама. Но, как обычно, Джинни повезло: Консуэло успела вовремя и спасла ее...
      Мимо пронеслась шумная стайка ребятишек, обсыпав ноги Джинни песком. Какая-то матрона прокричала им вслед что-то по-испански. О Господи! Ну почему в этом треклятом Рио все орут!
      В ушах до сих пор стояли вопли Консуэло: "Сеньора!
      Сеньора!", а потом что-то сказанное по-испански, чего Джинни не поняла. Она стояла как вкопанная, пока преданная служанка, схватив ее за руку, оттаскивала от объятого пламенем стенного шкафа. Сигнал пожарной тревоги не сработал: отсоединив охранную сигнализацию, Брэд заодно отсоединил и пожарную. Впрочем, услуги пожарных не потребовались. Консуэло вытащила Джинни во внутренний дворик и опять бросилась в спальню. Наглотавшись едкого дыма, Джинни стояла в дверях дома и, задыхаясь от кашля, наблюдала за действиями служанки.
      Та, схватив с кровати одеяло, с остервенением лупила им по языкам пламени, вопя что-то по-испански. Джинни показалось, что она просто ругает огонь на чем свет стоит, приказывая ему убираться, что тот через несколько мгновений и сделал.
      Запыхавшаяся, растерзанная, с выбившимися из пучка седыми прядями волос, Консуэло повернулась к Джинни.
      - С вами все в порядке, сеньора?
      И впервые Джинни увидела на ее лице искреннее беспокойство и живое участие.
      - Да.
      - Пресвятая дева Мария! Так я и знала, что это когда-нибудь случится! Сколько раз я говорила, не курите в постели! А вы никогда не слушались.
      И она разрыдалась.
      Джинни продолжала стоять в дверях, не зная, что делать.
      Она теперь и сама не понимала, почему устроила пожар.
      - Да ладно тебе, Консуэло, - наконец сказала она. - Подумаешь, дело какое.
      - Как же так! Дом сеньора Джейка мог сгореть дотла!
      Ах вот оно в чем дело! Она-то думала, что Консуэло ее пожалела, а оказывается, она беспокоилась только о драгоценном доме сеньора Джейка.
      Служанка несколько раз пнула ногой ковер.
      - Я позвоню сеньору. Нужно рассказать ему о случившемся.
      - Нет, Консуэло, не нужно. Ты же знаешь, он на съемках и терпеть не может, когда его отрывают от дела.
      Консуэло кивнула.
      - Позвони в бюро добрых услуг, пусть пришлют кого-нибудь убрать здесь. И постели новый ковер.
      Консуэло посмотрела на царивший вокруг разгром.
      - Но, сеньора, ваша красивая одежда...
      - Да хрен с ней! - отмахнулась Джинни. - Новую куплю.
      Все это произошло три недели назад. После пожара Джинни провела два дня в сумасшедшей гонке: нужно было взять из банка все деньги, которые Джейк положил на ее имя, купить билет на самолет и отправиться в Рио.
      Лететь она решила, естественно, первым классом. Если уж она не в состоянии уничтожить материальные ценности, то воспользуется ими на полную катушку. Кроме того, лучше уехать самой, чем ждать, пока Джейк узнает о ребенке и вышвырнет ее на улицу. По крайней мере она поступит так, как желает сама, а не Джейк и не его придурочный сынок.
      Полет в Рио прошел в радостном возбуждении - давненько Джинни не чувствовала себя такой свободной.
      Наконец-то она вырвалась из лап своего старика и теперь вольна идти, куда пожелает, делать что хочет... Вот только что? Впрочем, тогда это было не важно, но через некоторое время она почувствовала, что начинает тяготиться своей свободой. Надоел шум-гам южного города, запах кокосового масла, которым смазывала кожу, вкус соли на губах.
      Джинни ушла с пляжа и отправилась в отель. В вестибюле стояли две девушки, похоже, американки. То и дело прыская от смеха, они заполняли аккредитивы, шумно обсуждая, как будут платить по ним. Джинни молча смотрела на них. На вид обоим было лет по двадцать пять или чуть меньше, столько же, сколько ее дочери. "О Господи, - внезапно промелькнуло в голове. - Одна из них вполне может быть моей дочерью, а я об этом так никогда и не узнаю!" Еще крепче сжав в руке полотенце, она направилась к лифту, не обращая внимания на призывные взгляды какого-то типа в шортах и без футболки, прислонившегося к почтовому ящику. В Рио Джинни еще ни разу не занималась ни с кем любовью, будто, перелетев через Азорские острова, отрешилась от земных утех. Радость свободы куда-то улетучилась, в душу вкрался жуткий страх. Так страшно ей было всего раз в жизни - в ночь рождения ребенка.
      С балкона своей комнаты Джинни разглядывала распростертые на песке безымянные тела. Она никого не знала и никто не знал ее. Было время, когда она обожала подобное состояние, но сейчас оно нагоняло на нее тоску.
      Джинни вернулась с балкона в комнату и присела на краешек кровати, взглянула на свои золотые часики фирмы "Ролекс", которые Джейк подарил ей на день рождения, гордо сообщив при этом, что они стоят месячной зарплаты клерка. Сегодня четырнадцатое число, сегодня Джейк вернется домой, а встреча состоится через два дня.
      - Надеюсь, они повеселятся от души, - громко сказала Джинни и пожалела, что не отправила открытку. Написала бы что-то вроде: "Отлично провожу время, просто счастлива, что вас нет рядом со мной". Она расхохоталась, потом хотела перевести дух, но горло сильно сдавило.
      Схватив сигарету, она закурила, позвонила вниз и попросила принести ей кувшин вина, после чего, сбросив одежду, отправилась в душ. "Если повезет, рассыльный окажется загорелым молодчиком, который не прочь немного поразвлечься", - размышляла она.
      Но когда Джинни вышла из душа, с головы до ног поблескивая, капельками воды и готовая к бурному веселью, оказалось, что кувшинчик уже стоит у кровати, а рядом с ним - стакан.
      - Вот черт! - выругалась Джинни и, быстренько выработав план дальнейших действий, влезла в ярко-желтое летнее платье с треугольным вырезом до пояса, с голой спиной и практически без юбки.
      ***
      Сидящий за стойкой бара парень со слипшимися от геля волосами и без переднего зуба заприметил ее пышную грудь сразу. Джинни села, скрестив ноги, и бросила на него томный взгляд, потом заказала двойную водку со льдом, надеясь, что с течением времени он покажется ей более симпатичным. Обычно так было всегда.
      - Эй, бармен! - послышался у нее за спиной невнятный голос.
      Джинни обернулась. Рядом с ней стояла пожилая женщина, одетая в набивное расклешенное платье и огромную соломенную шляпу, завязанную под подбородком легким шарфом той же расцветки.
      - Пока ты наливаешь, я, пожалуй, пропущу еще стаканчик.
      - Ну конечно, миссис Флинн, - ответил бармен, подмигнув Джинни.
      Старуха наклонилась к Джинни и, дохнув ей в лицо тяжелым перегаром, прошептала на ухо:
      - Похоже, он не прочь полюбезничать.
      Джинни слегка улыбнулась. Обычно ей было наплевать на высказывания других женщин о ее крикливой одежде и приемчиках, которыми она завлекала в постель мужчин, считала, что ей просто завидуют. Она взглянула на бледное морщинистое лицо, наполовину скрытое рыжими от краски волосами, на запавшие глаза с темными кругами.
      - А что еще в этом городе делать, - заметила она.
      Женщина кивнула и допила остатки коктейля.
      - Интересно, сколько он запросит?
      - Что? - не поняла Джинни.
      - Как ты думаешь, сколько мне придется ему заплатить?
      Джинни расхохоталась. Старуха была настолько пьяна, что даже не понимала, что бармен хочет ее, а не высохшую пьянчужку, похожую на цветочную клумбу.
      - Понятия не имею. А вы сами как думаете?
      Кикимора пожала плечами.
      - Кто знает. Зависит от того, на что он способен. Говорят, можно определить по рукам, но я-то знаю, - она покачала головой, - это чепуха.
      Бармен поставил перед ними два бокала. Взяв свой, Джинни сделала большой глоток.
      - Помнится, в 1963 году это было... - продолжала женщина. - Ну да, точно, в 1963 году, в Сиднее. - Она помолчала секунду и, отхлебнув из своего бокала, взглянула на Джинни. - Была там когда-нибудь?
      - Нет.
      - Отличное местечко.., было отличное до того, как его оккупировали туристы. - Она сделала еще один глоток. - Ну так вот, познакомилась я там с одним фермером, или ковбоем.., не знаю, как там их называют, черт бы их подрал! У него были такие большие руки, каких я еще никогда не видела: загорелые, грубые, с толстыми, как сосиски, пальцами. Смотришь на них и уже готова отдаться.
      Джинни взглянула на бармена. Он не спускал с них глаз, вслушиваясь в каждое слово. Она выгнула спину и слегка повела плечом, отчего грудь тут же вылезла наружу из глубокого выреза платья.
      Старуха хрипло расхохоталась.
      - В ту ночь у нас была любовь в амбаре. Вот уж я удивилась так удивилась! Он оказался не тем, за кого я его принимала. - Она снова помотала головой. - Нет, никогда не нужно судить по рукам. - Она облокотилась о стойку. - Была когда-нибудь в Кении? - Она заглянула Джинни в вырез платья. - С такой грудью, как у тебя, ты бы там наделала шороху!
      Джинни поспешно прикрыла грудь. Этот жест напомнил ей давнее событие... И она вспомнила. Мама... Мама в своем нарядном платье, как у Мэрилин Монро. Вот оно распахнулось на груди, показалась грудь... Внезапно Джинни представила себя на месте своей матери, которую она обожала, которую столько лет защищала. Чем она сама лучше ее? Да ничем! Так же шатается по барам, мечтая лишь о том, чтобы напиться да переспать с каким-нибудь мало-мальски подходящим мужиком.
      Внезапно мрачные мысли промелькнули у нее в голове, А что, если мать знала, что ее муж изнасиловал дочь, а потом при каждом удобном случае забирался к ней в постель? Джинни вспомнила передачу Фила Донахью, которую как-то смотрела по телевизору. Он пригласил в студию матерей, чьи мужья занимались любовью с их дочерьми. И самое интересное, все эти матери знали об этом. "Ну конечно, я знала, - говорила какая-то заплаканная женщина, но я не могла его бросить, мне некуда было идти".
      На этом месте Джинни схватила дистанционный пульт управления и поспешно выключила телевизор, дальше слушать она была не в состоянии.
      "А что, если и моя мать знала? - подумала она сейчас. - Очень может быть, вполне вероятно". А где-то в мире живет девочка, невинная жертва всей этой скотской жизни...
      Джинни взглянула на сидящую рядом старую женщину - голова всклокочена, сама вся потрепанная. Через какой-нибудь десяток лет Джинни станет точной копией этой дряхлой, опустившейся старухи, так же будет шататься по барам, надоедая всем своими нудными, дурацкими рассказами, покупая на деньги всяких подонков - пусть даже они будут страшны как смерть, - лишь бы не ложиться в постель одной.
      Да, она превратится в такое же жалкое существо.
      Джинни опять взглянула на бармена. Какой же он противный! Сколько ни пей, красивее не покажется. И вдруг ее как громом поразило: а что, если она стала такой же, как эта старуха?
      Она поспешно прижала руку ко рту, сдерживая уже готовый вырваться крик, и, выскочив из-за стойки, стремглав помчалась в свою комнату и бросилась на кровать.
      - Черт! Черт! Черт! - выкрикивала она, пристукивая по кровати кулаком.
      Неужели такое возможно, чтобы она, Джинни Стивенс, сама уничтожила себя, как эта старуха.., или как собственная мать? А почему бы и нет? Ведь она уже предпринимала попытку это сделать, когда подожгла дом. И вообще, не этим ли она занималась всю свою сознательную жизнь?
      Джинни перекатилась на спину и обхватила себя руками. Нет, это не правда! Как бы ни была отвратительна ее жизнь, Джинни сама, по собственной воле не прервет ее.
      Это она поняла, когда подпалила свою одежду. Если бы Консуэло ее не спасла, рано или поздно она сама бы выскочила из огня, задыхаясь и кашляя, но живая. Нет! Она не могла лишить себя жизни. Для этого она слишком любила эту жизнь. Но почему, ради чего она вообще живет на белом свете? Единственный ребенок, которого она родила, для нее потерян. Она убежала от него, как убежала и от Джейка. Зачем? Почему ей приходится все время убегать?
      Внезапно Джинни ощутила острое желание быть рядом с Джейком. Как ей хочется, чтобы он обнял ее своими большими, ласковыми руками! Как соскучилась она по нормальной жизни! Как жаждала, чтобы хоть один человек на свете ее любил! Она чувствовала - пришло время остановить свой бег.
      А может, еще не поздно?
      Джинни села, закурила, и не отдавая себе отчета в том, что делает, схватила телефонную трубку и набрала номер своего дома. Через несколько секунд на другом конце провода послышался голос Джейка.
      - Где тебя носит? - весело пророкотал он. - Я думал, когда вернусь, ты будешь дома.
      - Как прошли съемки? - не отвечая, спросила Джинни.
      - Отлично! Просто великолепно! Вчера закончили. Так что я со вчерашнего вечера дома.
      Секунду помолчав, Джинни заговорила снова:
      - Джейк!
      - Что? Что-нибудь случилось?
      - Да нет. Просто я подумала... Ты можешь кое-что для меня сделать?
      - Ну конечно, дорогая! Я сделаю для тебя все, что пожелаешь, ты ведь знаешь это.
      "Скажи "нет"! - чуть не закричала Джинни. - Хоть раз в жизни скажи "нет"! Не будь со мной таким, на все согласным!" Но сдержалась. Вместо этого взглянула на свое мятое платье и подумала: стоит попробовать. Может, конечно, ничего не получится, но стоит попытаться хоть чуть-чуть приоткрыть перед Джейком завесу своей прошлой жизни. А там будь что будет.
      - Ты можешь встретить меня в Нью-Йорке?
      - В Нью-Йорке?! Ты что, там?
      - Нет еще. Но буду там завтра. Можешь со мной встретиться?
      - Где?
      - Ну, скажем, в "Плазе"? Если ты приедешь туда раньше меня, закажи номер, а если раньше приеду я, то сделаю это сама.
      Джейк рассмеялся.
      Л - Что это ты надумала? Устроить себе отпуск?
      Но Джинни не приняла шутки:
      - Нет. Просто в субботу мне, быть может, захочется кое-что сделать, и я хотела бы, чтобы в этот" - момент ты оказался рядом.
      Когда Джинни повесила трубку, она наконец поняла, что ей нужно делать. Нужно рассказать Джейку все: о своей матери, об отчиме и своей дочери. Если после этого он пошлет ее к черту, что ж, пусть так и будет. Но больше она, Джинни Стивенс-Роузен-Смит-Левескью-Эдвардс, никуда убегать не будет.
      ЧАСТЬ V
      ВСТРЕЧА
      Глава девятнадцатая
      Суббота, 16 октября
      ДЖЕСС
      Джесс поднялась по широким ступеням на веранду.
      На душе у нее было спокойно, как никогда. Она надеялась, что остальные девушки - Сьюзен, Пи Джей и Джинни, - приедут и встретятся со своими детьми. Однако она понимала: счастливого конца может не быть. Как верно заметила мисс Тейлор, жизнь не красочный спектакль, а сложная штука.
      На секунду замешкавшись у двери, Джесс нажала на кнопку звонка и еще крепче сжала в руке сумочку, в которой лежал драгоценный талисман фотография дочери, хорошенькой, веселой маленькой девочки, прожившей яркую, но такую короткую жизнь...
      Дверь отворилась, и мисс Тейлор тепло обняла Джесс.
      - Я так рада, что вы уже здесь, - сказала Джесс.
      - А как же! Мне непременно хотелось присутствовать на вашей встрече.
      - Я первая?
      Мисс Тейлор кивнула.
      - Еще только половина двенадцатого.
      Джесс тоже кивнула и одернула юбку.
      - Хорошо. Я хотела бы немного поговорить с вами, прежде чем приедут остальные.
      - А они приедут?
      - Не знаю, надеюсь.
      Джесс вошла в холл, и ее тут же охватило странное чувство, вернувшее ее в прошлое. Знакомое и в то же время незнакомое ощущение, будто все происходит во сне. Она взглянула на лестницу, ожидая, что сейчас по ней спустятся Сьюзен, Пи Джей и Джинни, веселые, молодые, с гордо торчащими вперед животами, но она оставалась пустой, только напоминая о том, что и Ларчвуд-Холл, и 1968 год когда-то и в самом деле существовали.
      - О Господи! - прошептала Джесс и бессильно прислонилась к перилам из красного дерева, чтобы не упасть. - Вот уж не думала, что обстановка так на меня подействует.
      Мисс Тейлор обняла ее.
      - Думаю, будет лучше, если мы посидим в библиотеке.
      Обитатели Ларчвуд-Холла уехали до вечера в город.
      Джесс кивнула и пошла вслед за мисс Тейлор в ее бывший кабинет. Войдя, обвела комнату взглядом - ничего не изменилось: тот же стол, те же книги, но все-таки чего-то недоставало. Джесс сначала никак не могла догадаться, чего именно, а потом поняла - запаха. Исчез запах табака, смешанного с лавандой, который всегда ассоциировался у нее с мисс Тейлор. Похоже, он навсегда выветрился из этой уютной комнаты с отъездом мисс Тейлор из Ларчвуд-Холла. Джесс вспомнила, что она так и не вышла замуж, и ей стало жаль старую женщину.
      - Мисс Тейлор... - смущенно проговорила она. - А вы с шерифом Уилсоном...
      Мисс Тейлор слегка улыбнулась.
      - А, Бад...
      - Что произошло?
      Печальный вздох вырвался у бывшей хозяйки пансионата.
      - Ты ведь знаешь, он был женат, а его жена не давала ему развода. В то время, - добавила она, - получить развод было не так просто, как сейчас. Когда я уехала из Ларчвуда, я навсегда уехала от Бада. Я понимала: прошло время заботиться о других, настало время заботиться о себе.
      Джесс кивнула. Ей было хорошо знакомо это чувство.
      Тяжело ступая на негнущихся ногах, она подошла к обитому ситцем стулу, тому самому, на котором сидела в первый день, когда отец привез ее в Ларчвуд. Она почти ощущала присутствие отца, ей даже казалось, что она слышит скрип пера по бумаге, когда он подписывал чек.
      Мисс Тейлор села рядом с Джесс в кожаное кресло.
      - Должно быть, тебе странно находиться здесь, - заметила она.
      - Да, - ответила Джесс. - Очень.
      - Ну что, нашла свою дочь?
      Вздохнув, Джесс достала из сумочки конверт. Секунду помешкав, взглянула на улыбающееся личико дочери, потом передала фотографию мисс Тейлор и рассказала ей о том, чем завершился для нее поиск собственного ребенка.
      Замолчав, она взглянула пожилой женщине в глаза: они были полны слез.
      - Значит, для тебя, моя дорогая, все закончилось несчастливо. Мне очень жаль.
      - Может, для остальных будет по-другому.
      В этот момент из дверей послышался какой-то шум.
      Подняв голову, Джесс увидела старика-негра с убеленной сединами головой. Темные глаза его радостно сверкали.
      - Поп! - ахнула Джесс и бросилась к старику.
      - Ох, мисс Джесс, как я рад вас видеть! - воскликнул он.
      Они обнялись.
      - Ты выглядишь просто отлично! - воскликнула Джесс.
      В этот момент за спиной у нее раздался телефонный звонок, но она не обратила на него ни малейшего внимания, Поп смущенно крякнул.
      - Ну, доложу я вам, сейчас здесь не то, что прежде, когда тут жили вы, молоденькие девчонки. С этими наркоманами хлопот полон рот. А от своего старого драндулета я наконец-то избавился. Теперь у меня мини-фургончик.
      - Вот бы нам такой, - рассмеялась Джесс.
      - И то верно.
      - Джесс, - прервала мисс Тейлор их оживленную беседу, - тебя к телефону.
      Джесс вопросительно глянула на бывшую хозяйку пансионата.
      - Это Пи Джей.
      - Вот как? - бросила Джесс и, покрутив кольцо, пошла к столу.
      Взяв трубку, кивнула Попу:
      - Увидимся позже.
      Поп, махнув рукой на прощание, тут же исчез, не иначе как отравился к своей новой машине.
      - Привет, Пи Джей, - сказала Джесс в телефонную трубку.
      - Привет, Джесс. Мне хотелось, чтобы ты не думала, будто я забыла.
      Джесс повертела в руках телефонный шнур.
      - Значит, ты не приедешь?
      - Нет. Но не потому, что не хочу.
      - Тогда почему?
      Наступила длинная пауза. Наконец Пи Джей нарушила ее:
      - Я больна, Джесс. У меня рак.
      У Джесс подкосились ноги, и она бессильно опустилась на стул.
      - Ох, Ни Джей, почему же ты мне ничего не сказала?
      - Когда мы с тобой разговаривали, я еще ничего не знала, а сейчас.., сейчас, я считаю, не стоит моему сыну встречаться со мной, если я все равно скоро умру, - проговорила она.
      Джесс не могла поверить своим ушам.
      - Ох, Пи Джей, - только и смогла вымолвить она.
      - Да ладно, Джесс, не переживай. Может, он еще не приедет.
      - А если приедет, что мне сказать ему?
      Пи Джей опять помолчала, потом дрожащим голосом ответила:
      - Скажи, что мне очень жаль. - Снова небольшая пауза. - А еще скажи, что я всегда буду любить его.
      Джесс повесила трубку и взглянула на мисс Тейлор.
      - Она не приедет.
      Но сердце болело так сильно, что она даже не могла сказать мисс Тейлор причину.
      В дверь позвонили, и скоро, неуклюже ступая, в библиотеку вошла Сьюзен. Она сдержанно поздоровалась за руку с мисс Тейлор и уселась на обитый ситцем стул, вытянув длинные ноги - под сиденьем они не помещались.
      - Пи Джей не приедет, - одним духом выпалила Джесс. - У нее рак.
      На секунду Сьюзен и мисс Тейлор словно оцепенели.
      Потом заговорили одновременно.
      - О Боже, какой ужас! - воскликнула Сьюзен.
      - О Господи! - пробормотала мисс Тейлор.
      - А она поправится? - спросила Сьюзен.
      Пожав плечами, Джесс встала и подошла к окну. Внезапно ей показалось, что в комнате стоит леденящий холод, и она обхватила себя за плечи, пытаясь согреться. Она уже забыла, каким промозглым может быть этот старый дом.
      Джесс выглянула в окно. За спиной тихонько, словно на похоронах, переговаривались мисс Тейлор и Сьюзен. "А ведь и в самом деле, - подумала Джесс. - Умерла моя дочка, да и Пи Джей, похоже, тоже находится на пороге смерти". Она смотрела на аккуратно подстриженную лужайку перед домом, скорбя по своей дочке, которую ей так и не довелось узнать, и о Пи Джей, которую, похоже, она тоже знала очень плохо. Но она твердо знала: если бы смогла, Пи Джей обязательно приехала бы на встречу. Вдалеке Джесс заметила неподвижно стоявшую белую машину.
      - А какой у нее рак, Джесс? - тихонько спросила Сьюзен.
      Джесс повернулась к ней, краешком глаза отметив, что машина отъехала.
      - Не знаю, - ответила она. - Пи Джей не сказала.
      Она вернулась к столу. Интересно, кто приехал в той машине? Может, кто-то из детей? Но кто бы там ни был, это не Пи Джей...
      - А Джинни приедет? - все так же тихо поинтересовалась Сьюзен.
      Джесс покачала головой:
      - Этого я тоже не знаю.
      Она взглянула на стоявшие в библиотеке напольные часы - без четверти час.
      - Я рада, что ты приехала, - сказала она Сьюзен.
      Та кивнула.
      - Мисс Тейлор рассказала мне о твоей дочери. - Она откашлялась и откинула с лица седеющие пряди волос. - Мне очень жаль.
      Джесс почувствовала искренность в голосе Сьюзен. Ей вспомнился день из далекого прошлого, когда Сьюзен произнесла эти же слова: "Мне очень жаль". В тот черный день Сьюзен случайно переехала машиной котенка и убила несчастное, беззащитное создание. Тогда Джесс в первый и последний раз видела, как Сьюзен плачет.
      Горло Джесс сжалось, но она, с трудом сглотнув, попыталась улыбнуться: пусть Сьюзен знает, что она благодарна ей за участие. Она отлично помнила, что Сьюзен не из тех, кому оно легко дается.
      Раздался звонок в дверь.
      - Я открою, - проговорила мисс Тейлор и, удивительно легко поднявшись со стула, направилась в холл.
      - Может, это Джинни, - заметила Сьюзен.
      Джесс, в отличие от мисс Тейлор, с трудом поднялась со стула - ноги у нее дрожали, - пытаясь взять себя в руки и успокоиться.
      - Надеюсь.
      Но это оказалась не Джинни, а ее дочь.
      - Здравствуй, Лайза, - сказала Джесс и медленно, словно к ногам у нее были привязаны гири, двинулась навстречу девушке. - Я так рада, что ты приехала.
      Голос ее дрогнул, но Джесс надеялась, что этого никто не заметил.
      Лайза улыбнулась ей. "Какая же у нее хорошая улыбка, ясная, полная детской непосредственности", - подумала Джесс. Потом девушка обвела глазами комнату. Взгляд ее остановился на Сьюзен.
      - Нет, Лайза, - поспешно сказала Джесс. - Это Сьюзен. Она не... Джесс замешкалась, не хотелось показаться грубой. - Она не твоя мама.
      Лайза, смутившись, залилась краской, ее ослепительная улыбка исчезла. Когда Джесс впервые встретилась с Лайзой за кулисами, она показалась ей такой же решительной и острой на язычок, как и ее мать, а теперь она увидела и еще кое-что общее - ранимую натуру, постоянную готовность встать на свою защиту.
      - Твоя мама пока не приехала.
      Джесс хотела, чтобы слова ее звучали уверенно, как вдруг ее обуял страх: а что, если никакой счастливой встречи, которую она задумала, не получится? Что, если больше никто не приедет, а те, которые уже здесь, кто откликнулся на ее призыв, не испытают ничего, кроме боли? Но она отбросила эти мысли и, взяв Лайзу за руку, представила ее женщине, которая сыграла важную роль в жизни ее матери и всех остальных девушек много лет назад.
      - Мы очень рады с тобой познакомиться, - сказала мисс Тейлор, протягивая девушке руку.
      - Я всегда хотела увидеть свою родную мать, - заметила Лайза. - Но не знала, как это осуществить.
      - Садись, дорогая. Расскажи нам, как ты живешь.
      Лайза опять улыбнулась, но на сей раз несколько неуверенно. Джесс подвела ее к стулу, который стоял напротив мисс Тейлор, а сама села рядом.
      - Ты счастлива? - спросила мисс Тейлор.
      Девушка поднесла руку ко рту и принялась грызть ноготь на большом пальце.
      - И да и нет, - ответила она и спохватившись положила руки на колени. - Наверное, как и все люди. Мы с мамой не всегда понимаем друг друга. А вот отец у меня замечательный, он ни капельки не возражал, когда я собралась стать актрисой.
      - У тебя есть братья или сестры?
      - Конечно, две сестры, они двойняшки. Их удочерили после меня, им теперь по двадцати одному году.
      "Интересно, они такие же хорошенькие, как ты, и такие же уверенные в себе?" - улыбнулась про себя Джесс.
      - Одна из них собирается стать врачом, - добавила девушка.
      Краешком глаза Джесс взглянула на Сьюзен. Та, безучастная ко всему, тихо сидела.
      - А чем занимается твой отец? - поинтересовалась мисс Тейлор.
      Лайза рассмеялась.
      - В данный момент бастует, а вообще работает подрядчиком.
      В дверь снова позвонили.
      "Прошу тебя. Господи! - взмолилась Джесс. - Сделай так, чтобы это была Джинни".
      Дверь открыла мисс Тейлор и вернулась с молодым человеком. Он показался Джесс еще красивее, чем при первой встрече. Одет он был в серый костюм, бледно-серую шелковую рубашку и галстук в голубую и серую полосочку.
      Круглое, добродушное лицо, на щеках здоровый румянец, Глаза полны нетерпения. В общем, милый, приятный юноша. В руке он держал красную розу.
      При виде его Сьюзен встрепенулась было, но каким-то чутьем поняла, что это не ее сын, отвернулась, потеряв к нему всякий интерес.
      Джесс, поздоровавшись с сыном Пи Джей, повернулась к собравшимся.
      - Познакомьтесь, - представила она юношу. - Это сын Пи Джей.
      Джесс увидела, как он обвел глазами комнату с выжидательной улыбкой на губах. "Он ищет свою мать, - с грустью подумала она, - а ее здесь нет..."
      Повертев кольцо, она вскочила, сердце ее разрывалось от боли. "Боже милостивый! Что же я наделала!"
      - Филип, - попросила она. - Давай выйдем на минутку в другую комнату, я хочу с тобой поговорить.
      Он прошел вслед за ней в гостиную. Джесс на секунду замешкалась в дверях: тот же стол из красного дерева, в тон ему буфет, те же серебряные подсвечники... Она помотала головой, пытаясь отогнать от себя воспоминания.
      - Садись, - тихонько предложила она и сама села на стул, на свой стул, на котором всегда сидела во время завтраков, обедов и ужинов много лет назад.
      На секунду ее охватило странное чувство, будто Пи Джей сидит вместе с ними за столом напротив.
      Положив руку на стол, Филип уселся рядом. Джесс взглянула на изящные красные лепестки. "Скоро они завянут, - подумала она, - умрут..." И она не спеша стала рассказывать ему о матери и ее страшной болезни.
      - Поверь мне, я никогда бы к тебе не приехала, если бы знала, что она больна, - закончила она.
      В глазах Филипа - изумрудных, как и у его матери, - появилось недоумение и боль.
      - А какая разница, больна она или здорова? - дрожащим голосом спросил он.
      Джесс, покачав головой, коснулась его руки.
      - Не знаю, - ответила она. - Наверное, для нее какая-то есть. Очевидно, она считает, что было бы нечестно сначала познакомиться с тобой, а потом...
      - А потом умереть? - Щеки молодого человека вновь залил яркий румянец. - А я считаю, - храбро выпалил он, - именно поэтому она должна со мной познакомиться.
      Но внезапно выдержка изменила ему, и по щекам его покатились слезы.
      Джесс порывисто обняла его. Он был такой большой, даже больше, чем Чак. Она рядом с ним казалась такой маленькой и хрупкой. Но какая же тонкая и ранимая оказалась у него душа! Каким добрым и отзывчивым сердце!
      - Два года назад у меня умер отец, - с трудом проговорил Филип, - от болезни Ходкинса. Ему было всего пятьдесят шесть лет.
      Джесс вздрогнула и, отстранившись, взглянула ему в глаза.
      - Ты, должно быть, ужасно переживал.
      - Да, мы с ним были довольно близки.
      Джесс хотела было сказать ему, что отец Пи Джей - его дедушка - тоже умер молодым, но потом передумала, решив, что Пи Джей должна сама рассказать об этом своему сыну.
      - А мама? - спросила она.
      - Мама тоже очень переживала, да и сейчас еще не отошла, но у нее остались мы со старшим братом. Мы стараемся как-то ее поддержать.
      Джесс подумала о Пи Джей: одна, больная, ни детей, ни родных...
      - Значит, ты учишься в юридическом институте? - сменила она тему разговора.
      - Да, на последнем курсе. Практика моего отца теперь перешла к моему брату Джо. После окончания института мы станем работать с ним вместе.
      - В Файерфилде?
      Филип покачал головой.
      - Нет, в Нью-Йорке. Мама хочет, чтобы мы купили там квартиру, но я не представляю, как можно продать наш уютный дом и поселиться в большом городе. Поэтому мы с братом не решаем этого вопроса. - Облокотившись о стол, он положил подбородок на руки. - Я люблю свою маму, - тихо сказал он. - Но мне всегда хотелось встретиться и с той, что меня родила.
      Джесс сидела не шелохнувшись, ожидая, что он скажет еще. Секунду поколебавшись, Филип добавил:
      - Я всегда хотел узнать, кто она, кто мой отец. - Он убрал руки со стола и выпрямился. - Я не сказал маме, что собираюсь поехать на встречу, откладывал до подходящего момента. - Глаза его вновь затуманились слезами. - А теперь, наверное, он уже никогда не наступит.
      Внезапно Джесс, повинуясь безотчетному порыву, проговорила:
      - Хочешь, я отвезу тебя к ней?
      Филип коснулся пальцем колючего стебля цветка, дотрагиваясь поочередно до каждого шипа.
      - Да, очень хочу.
      Джесс смущенно кашлянула.
      - Только учти, вполне вероятно, что она не захочет тебя видеть, предупредила она. - Так что будь готов ко всему.
      - Хорошо.
      В глазах его засветилась такая благодарность, что Джесс, на секунду усомнившись в своем поступке, тут же отбросила всякие сомнения.
      - Но сначала, - продолжала она, - мне хотелось бы вернуться в библиотеку и немного посидеть со своими подругами.
      Филип согласно кивнул.
      - А можно мне остаться здесь? - спросил он.
      - Конечно, я зайду за тобой перед отъездом.
      Она вышла из столовой и вернулась в библиотеку. Мисс Тейлор о чем-то оживленно беседовала с Лайзой. Сьюзен смотрела прямо перед собой. Джесс взглянула на часы: пятнадцать минут четвертого.
      - Он не приедет, - сказала Сьюзен.
      - Еще рано, - отозвалась Джесс, но в голосе ее не было уверенности.
      В комнате воцарилась тишина, тикали часы. Джесс оглядела собравшихся. Мисс Тейлор сидела, сложив руки на коленях и закрыв глаза. Лайза не сводила глаз со старенького, потертого ковра, словно ожидая от него рассказа о матери. Сьюзен... Сьюзен просто сидела.
      Джесс вдруг вспомнилась встреча с Дэвидом, ее сыном.
      На подъездной аллее рядом с домом его родителей Джесс представилась ему - подруга его родной матери, а потом рассказала о цели своего приезда. Нахмурившись, он продолжал мыть машину, а потом спросил: "А какого черта ей от меня понадобилось?"
      Такого вопроса Джесс не ожидала, а посему продолжала молчать.
      А он, подняв с земли похожий на змею шланг, включил воду на полную мощность. Тугая струя ударила в покрытую мыльной пеной машину с такой силой, что Дэвида окатило с ног до головы - мокрыми стали и его футболка цвета хаки, и поношенные шорты из джинсовой ткани, и стройные, по-мальчишечьи худые ноги. Избегая смотреть Джесс в глаза, он добавил: "И на кой черт она сдалась мне?"
      Джесс что-то пробормотала, потом стала расспрашивать молодого человека, задавая ему вопросы по существу.
      Она попросила его рассказать поподробнее: как он живет, кто его родители, что ему нравится, что не нравится, где он работает или учится. Он нехотя отвечал на каждый вопрос, не выказывая при этом никаких чувств, сообщая лишь голые факты. Джесс вручила ему бумажку, на которой были указаны время и место встречи, и подробно описала, как доехать до Ларчвуд-Холла. Она не знала, приедет он или нет, но подозревала, что скорее всего нет. И все-таки она была рада, что добавила к этому списку фамилию Сьюзен, номер ее телефона и домашний адрес в Вермонте. Дэвид, бросив беглый взгляд на бумажку, сунул ее в карман. Он не стал выбрасывать ее, хотя мог бы...
      Теперь она смотрела на молчавшую Сьюзен с немигающим взглядом. Джесс могла лишь догадываться о бродящих в ее голове мыслях: наверное, жалеет себя, думает, какая она бедная, несчастная, никому не нужная. Интересно, испытывает ли Лайза подобные чувства?
      А может, все-таки зря она затеяла эту встречу? Но тут Джесс вспомнила о сидящем в другой комнате Филипе.
      Она отвезет сына к матери, и счастливая встреча хотя бы для этих двоих состоится. Значит, она все сделала верно.
      - Расскажи мне о нем, - внезапно раздался резкий голос Сьюзен.
      Лайза принялась за другой ноготь. Мисс Тейлор закурила.
      Джесс откашлялась.
      - Он высокий, очень высокий, красивый, темные волосы, карие глаза.
      - А чем он занимается? - нетерпеливо переспросила ее Сьюзен.
      "Ну конечно, - подумала Джесс. - Для Сьюзен гораздо важнее, чем занимается ее сын, чем как он выглядит".
      - Он журналист, работает репортером в газете.
      "Слава Богу, догадалась спросить, - подумала она. - Хоть что-то можно рассказать о нем Сьюзен".
      Полные губы Сьюзен тронула довольная улыбка, она кивнула.
      Джесс повертела свое любимое кольцо.
      - Наверное, это я виновата в том, что он не приехал, - призналась она. - С ним я разговаривала с первым. Возможно, сказала что-то не так.
      Сьюзен промолчала. Она посмотрела на Джесс равнодушно. Ни боли, ни разочарования не было на лице Сьюзен, хотя наверняка она испытывала эти чувства. Такого Джесс не ожидала. Она была уверена, что Сьюзен, всегда острая на язычок, по крайней мере хоть что-то съязвит в ответ, но та сидела как каменная, не проронив ни слова.
      И Джесс вдруг стало не по себе. Неловкое молчание нарушила Лайза.
      - Вы были так добры ко мне, - сказала она и внезапно рассмеялась. Сначала я испугалась: ведь не каждый день к тебе приходит незнакомка и говорит: "Привет, ты меня не знаешь, но..."
      Она замолчала на полуслове, словно осознав всю неуместность своего шутливого тона.
      - Все в порядке, Лайза, - поспешила успокоить девушку Джесс. Уверена, мой визит оказался для тебя полнейшей неожиданностью.
      - Счастливой неожиданностью, - улыбнулась Лайза.
      Опять воцарилось молчание, нарушаемое лишь тиканьем часов.
      - Что еще ты мне можешь рассказать про него? - спросила Сьюзен. - Он счастлив?
      - По-моему, да. - Джесс помолчала, припоминая малейшие крупицы информации, которой неохотно поделился с ней Дэвид. - Его приемные родители намного старше нас, им уже за шестьдесят. Они его просто обожают.
      Сьюзен снова кивнула.
      - Он у них один, - добавила Джесс.
      Мисс Тейлор затушила окурок и, прищелкнув пальцами, решила внести в разговор свою лепту:
      - Похоже, он вырос хорошим человеком. Красивый, счастливый... Чего еще желать?
      Джесс согласилась с ней.
      - Ты не сказала мне, как его зовут, - заметила Сьюзен. - Как они его назвали?
      Джесс снова повертела кольцо и дрогнувшим голосом ответила:
      - Дэвид.
      Сьюзен секунду смотрела на нее, словно не веря своим ушам, потом перевела взгляд на колени.
      Часы гулко, протяжно пробили четыре. Сьюзен поднялась.
      - Я, пожалуй, поеду.
      - Сьюзен, подожди... - попыталась остановить ее Джесс, но та лишь отмахнулась.
      - Ничего, Джесс, не переживай. Может, все и к лучшему.
      Она направилась к двери, но на полдороге обернулась к Джесс.
      - У меня дома остался сын, которому я очень нужна, сын, которого я люблю, и свобода, которой очень дорожу.
      А еще, поверь мне, у меня есть надежный друг, добрый, хороший человек.
      Джесс никак не могла придумать, что ей ответить. А Сьюзен между тем продолжала:
      - Что же касается этого сына, - она откинула с лица непослушные волосы, - скорее всего он останется для меня без вести пропавшим, как и его отец. - И, высоко вскинув голову, она открыла дверь. - Моя бабушка до сих пор вспоминает о массовом уничтожении евреев во время войны, и тем не менее жизнь продолжается, несмотря ни на что. - Еще раз откинув с лица прядь непокорных волос, она кивнула и, словно успокаивая себя, добавила:
      - Пора уже забыть о прошлом и жить настоящим.
      С этими словами она повернулась и вышла за дверь.
      Джесс смотрела ей вслед и думала о том, что Сьюзен не пропадет. Она всегда умела рассуждать здраво, такой же здравомыслящей останется и впредь. Понимала она также и то, что Сьюзен всегда будет помнить о своем старшем сыне. Джесс была рада, что оставила парню бумажку с фамилией и адресом матери. Возможно, настанет время, когда он захочет встретиться с ней...
      В холле послышались шаги, хотя Джесс не слышала звонка в дверь. Она подняла голову. В дверях стояла Джинни, а за ее спиной пожилой мужчина с шапкой густых седых волос и приятным лицом, покрытым густым калифорнийским загаром. Одной рукой он приобнимал Джинни за плечи, словно давая понять, что не даст ее в обиду.
      - Вот я и приехала, - проговорила Джинни.
      Джесс почувствовала, как у нее потеплело на душе. Она порывисто вскочила со стула.
      - Лайза, - обратилась она к девушке. - Познакомься, пожалуйста, это твоя мама.
      Дочь Джинни с ослепительной улыбкой пошла ей навстречу, но, не доходя нескольких шагов, остановилась.
      Они молча смотрели друг на друга.
      - Ты совсем не похожа на меня, - наконец проговорила Джинни и, повернувшись к пожилому мужчине, недоуменно добавила:
      - О Господи, Джейк! Она абсолютно не похожа на меня!
      Джесс улыбнулась.
      - Это и вправду твоя дочь, поверь мне. Спроси у нее, кто она.
      - Я - актриса, - проговорила Лайза низким, гортанным голосом, точно таким же, как у матери.
      Джинни во все глаза смотрела на дочь. Джесс не сомневалась: она узнала свой собственный голос.
      - Правда? - спросила она.
      - Правда, - подтвердила Лайза и опять улыбнулась.
      Мужчина, который приехал вместе с Джинни, еще сильнее сжал ее плечо. В глазах его появились слезы, на губах заиграла ласковая улыбка. Джесс видела, что он по-настоящему любит Джинни, да и сама Джинни выглядела такой спокойной, умиротворенной, что у Джесс стало легко и спокойно на душе.
      - Снимаешься в кино?
      - Нет, работаю в экспериментальном театре на Бродвее.
      - В кино ты смотрелась бы на все сто. Ты гораздо красивее меня.
      - Я похожа на отца? Мне всегда хотелось с ним тоже познакомиться.
      Лицо Джинни исказилось от боли. Господи, опять эти призраки прошлого! Джесс затаила дыхание. Джинни, поджав губы, немигающими глазами уставилась на Лайзу. Джесс даже испугалась, что она может повернуться и броситься из комнаты.
      Но этого не случилось. Внезапно на лице Джинни появилась ласковая улыбка. Протянув руки, она крепко обняла свою дочь.
      - Мне так много нужно рассказать тебе, - проговорила она и взглянула на Джесс. - А почему бы, собственно, и нет? Ведь сейчас девяностые годы. Моя дочь имеет право узнать о своем отце все.
      - Все? - спросила Джесс.
      - Все, - ответила Джинни, еще раз взглянув на Лайзу. - Думаю, она в состоянии пережить услышанное. Что-то подсказывает мне, что эта девочка кое-что знает о жизни.
      ***
      Они оставили машину Филипа на вокзале в Гринвиче и поехали в Нью-Йорк на машине Джесс. Странной была эта поездка: то они говорили взахлеб, то долго молчали, думая каждый о своем. И вот они стояли в холле дома, где жила Пи Джей, и Джесс молила Бога, чтобы та пустила их в квартиру.
      Привратник нажал кнопку переговорного устройства.
      - Да? - послышался мужской голос.
      - К мисс Дэвис какая-то дама и молодой человек, - сообщил привратник.
      Наступила пауза.
      - Как ее зовут? - спросил наконец мужчина.
      - Джессика Бейтс.
      Опять пауза.
      - Что ей нужно?
      Отстранив дежурного, Джесс подошла к переговорному устройству.
      - Извините, я не помню, как вас зовут, - умоляюще проговорила она. Вы друг Пи Джей, верно? Так вот, внизу со мной стоит человек, которого, я уверена, она очень хочет видеть.
      Казалось, время остановилось.
      - Вы Джесс? - наконец подал голос мужчина.
      - Да.
      - Уолтер, - распорядился он. - Проводи их наверх.
      ***
      Дверь распахнулась. На пороге стоял мужчина, Джесс видела его в квартире Пи Джей в тот день, когда приезжала рассказать ей о встрече.
      - Меня зовут Боб, - быстро проговорил он. - Она в спальне. Не знаю, захочет ли она вас видеть.
      Джесс улыбнулась.
      - Спасибо, что впустили нас.
      Они с Филипом прошли в гостиную. На низенькой белой софе сидела пожилая женщина. Присмотревшись повнимательнее, Джесс узнала мать Пи Джей.
      Женщина поднялась.
      - Здравствуйте, миссис Дэвис, - проговорила Джесс, протягивая руку.
      Та недоуменно пожала ее, потом перевела взгляд с Джесс на Филипа. Она долго смотрела на него и наконец глянула вниз, на розу, которую он крепко сжимал в руке.
      Не проронив ни слова, она вышла из комнаты.
      Боб сделал приглашающий жест в сторону спальни.
      Джесс с Филипом направились туда.
      В спальне царил полумрак.
      - Ни Джей, - тихонько позвала Джесс. - Это я, Джесс.
      Пи Джей с трудом приподнялась на локте.
      - Джесс? Что ты здесь...
      И, не договорив, уставилась на Филипа.
      - Я привела тебе твоего сына, Пи Джей.
      - Нет! - закричала та, пытаясь спрятать свою замотанную полотенцем голову под одеяло. - Ты не имеешь права!
      Джесс хотела что-то сказать, но не успела вымолвить и слова - Филип ее опередил. Быстро подойдя к кровати, он проговорил:
      - Это я во всем виноват. Мне очень хотелось вас увидеть, увидеть свою маму...
      Пи Джей медленно откинула с лица одеяло.
      - Ну что ж, смотри! - резко бросила она. - А если хочешь, я могу снять эту тряпку, чтобы ты получше рассмотрел свою мать, лысую уродину!
      - Пи Джей! - ахнула Джесс.
      Филип, присев на краешек кровати, наклонился к матери.
      - Глаза... - пробормотал он. - У меня ваши глаза...
      Пи Джей заморгала.
      Трясущейся рукой Филип протянул ей розу.
      - Я принес ее вам, только она немного завяла.., извините...
      Пи Джей взяла цветок.
      - О Господи... - пробормотала она. - Боже мой...
      И, вздрогнув, заплакала. Протянув руку, она коснулась лица Филипа.
      - Какой же ты красивый... Какой красивый... Как ты похож...
      - На своего дедушку.
      Джесс обернулась. В дверях стояла мать Пи Джей.
      - Вылитый дедушка, - каким-то отрешенным голосом проговорила она.
      Пи Джей протянула дрожащие руки к лицу сына.
      - Невероятно... Ты и вправду очень похож на моего отца.
      Филип улыбнулся.
      - Надеюсь, это хорошо?
      Пи Джей улыбнулась сквозь слезы. Ее мать, подойдя к кровати, села рядом с внуком.
      - Да, теперь я в этом уверена.
      Джесс почувствовала, как по щекам ее потекли слезы.
      Она стояла в дверях спальни и думала о том, что все завершилось так, как она мечтала, даже лучше: Пи Джей наконец-то обрела сына, Джинни - дочь. Правда, для нее самой и Сьюзен счастливой встречи не получилось, но теперь по крайней мере они могут оставить свое прошлое в покое.
      Джесс повернулась и вышла из спальни.
      - Спасибо вам, - сказал Боб, когда она проходила мимо.
      Джесс лишь кивнула - говорить она не могла.
      Теперь у нее оставалось только одно незавершенное дело.
      ***
      Это было кладбище, окруженное золотистыми дубами и аккуратно подстриженными вечнозелеными растениями. Кладбищенский сторож рассказал ей, как добраться до могилы. Джесс взобралась на невысокий холмик и увидела надгробие розового цвета с выгравированной на нем розой и простым крестом. Ниже стояла надпись: "Эми Хоторн 1968-1979".
      Прочитав коротенькую молитву, Джесс наклонилась и, расстегнув сумочку, вытащила из нее небольшую вещицу, завернутую в коричневую бумагу. Она достала красную шелковую головку Санта-Клауса с белой бородой и положила ее рядом с надгробием. Потом, приложив к губам два пальца, поцеловала их и коснулась ими камня.
      - Наконец-то я нашла тебя, девочка моя, - прошептала она. - Все-таки нашла.
      Внезапно Джесс почувствовала, что за спиной у нее кто-то стоит. Она не стала оборачиваться, искренне надеясь, что это Чарльз.
      "Может быть, мы сможем где-нибудь сесть и поговорить?" - смущенно спросит он.
      А она молча посмотрит на него и увидит в его глазах раскаяние.
      "Я хочу вернуться домой, - скажет он. - Хочу вернуться обратно в семью".
      Джесс встала и, отряхнув с подола юбки сухие листья, обернулась. За спиной стоял кладбищенский сторож.
      - Ну что, мисс, нашли, что искали? - спросил он.
      - Да, - ответила Джесс и, захлопнув сумочку, покрутила свое кольцо с изумрудом и бриллиантиками, - нашла.
      Бросив последний взгляд на надгробие, повернулась и зашагала к машине.
      ЭПИЛОГ
      1994 ГОД
      28 ноября
      ДЖЕСС
      Это был день ее рождения. Сегодня ей исполнилось бы двадцать шесть. Джесс опять пришла на кладбище, на этот раз в руке у нее была белая орхидея.
      Это был длинный и трудный год. Весной она получила письмо от Филипа Ачемболта, в котором тот сообщал, что Пи Джей тихо скончалась во сне. Филип, Боб Джаффи и мать Пи Джей были в этот момент с ней рядом.
      Сьюзен не подавала о себе никаких вестей, да Джесс их и не ожидала. У ее старшего сына могло и не возникнуть никакого желания встретиться со своей матерью, это было его право.
      Несколько раз звонила Джинни. Лайза переехала к ней в Лос-Анджелес, где Джейк пристроил ее сниматься в нескольких фильмах. Лайза жила с ними до тех пор, пока, как выразилась Джинни, "у меня от нее чуть крыша не поехала", и добавила: "нет, матери с дочерьми не должны жить вместе под одной треклятой крышей". Но в конце разговора выяснилось, что Лайза каждый вечер приходит к ним ужинать.
      Джесс положила орхидею на то же место, где в прошлом году оставляла Санта-Клауса. Да, это был длинный и трудный год. Чак поступил в военное училище в Принстоне, чего от него никто не ожидал. Маура училась в последнем классе средней школы. С Майклом они больше не встречались, лишь изредка виделись. Тревис, как и прежде, был веселым, добродушным мальчуганом, душой семьи. Сама Джесс через неделю собиралась открыть собственный магазинчик по продаже модной одежды, сшитой собственноручно. Наконец-то она будет заниматься любимым делом. С Чарльзом они теперь общались редко - только для обсуждения каких-либо проблем, связанных с детьми. В прошлом месяце они разошлись окончательно.