Укротители моря

– Мне говорили о каком-то недоразумении между вами и отцом. Неужели вы до сих пор сохранили неприязнь?

В ответ дядя громко расхохотался:

– Сначала я страшно рассердился, но, когда узнал, что она вышла замуж за другого, все простил. Впрочем, не стоит начинать письмо обо мне, сообщая именно об этом.

Вечер удался как нельзя лучше. Коллин принесла полный кувшин с вином, настоянным на голубике. Под воздействием выпитого под крышей хижины еще долго раздавались истории о минувшем, о далеком и в то же время близком прошлом.

– Итак, вы ничуть не жалеете о вашем выборе?

– Нисколько не жалею! – рука дяди крепко обхватила руку его жены. – В Галифаксе мне никогда не позволили бы ввести в общество женщину-ирландку, как бы я ни пытался. Здесь же мы живем в полном согласии, как муж с женой, и здесь мы останемся навсегда.

Огонь в камине весело трещал, то вспыхивая ярким пламенем, то тускнея, время летело, пока в камине не остались одни тлеющие угольки. Кидд зевнул.

– Как жаль, завтра мне уже надо возвращаться на корабль, – сказал он, не скрывая своего огорчения.

Его дядя ничего не ответил. Он сидел, уставившись в огонь, потом вздохнул:

– Мне кажется, перед тобой стоит нелегкая задача, мой мальчик.

– Задача?

– Вот именно, сэр. Пораскинь мозгами, ты видел меня живым и здоровым. Теперь надо решать, что говорить отцу. Все знают, что я погиб в схватке с медведем.

Как ты намерен поступить: сохранить мою тайну, как она есть, или пожалеть отца и сообщить ему, что я жив?

– Мне… мне надо все обдумать, – с трудом выдавил Том.

По губам дяди скользнула улыбка:

– Уверен, что ты выберешь правильный путь. – Он посмотрел на племянника долгим любящим взглядом. – Подожди меня, – сказал дядя и вышел.

Пока его не было, Том раздумывал, что сообщать отцу. Если бы он написал, что его брата все считают погибшим, разве это можно было бы назвать благодеянием? А с другой стороны, что было хорошего в том, узнай отец, что его брат жив и здоров, но отвернулся от общества, предпочитая жить в дикой глуши с женщиной, отвергнутой обществом? Единственное решение, которое он придумал, показалось ему одновременно правдивым и не таким безжалостным в своей откровенности. Он напишет, что дядя Мэтью жил в Галифаксе, удачно ведя дела, вплоть до 1791 года, когда он решил перебраться куда-то в глубь Канады. Тогда у отца сохранялась хотя бы надежда.

Дверь скрипнула, вошел дядя, держа в руках какой-то предмет, завернутый в мешок.

– По всей видимости, ты последний из Киддов, с кем я встречаюсь, – сказал он приглушенным голосом. – Я рад, что им оказался ты, а не кто-нибудь другой. – Взгляни сюда…

Дядя развязал мешок. Внутри лежало что-то тяжелое, черное, похожее на обломок скалы. Однако, процарапав черную грязь на его поверхности, Том увидел тусклый металлический блеск Золото. Удивленный Том прикинул на руке вес самородка и удивился его тяжести.

– Скатился в лощину несколько лет тому назад, когда я преследовал зверя. Там оно лежит, но мне оно не нужно. Принеси я самородок в город, так и глазом моргнуть не успеешь, как сюда повалит народ, опустошая леса и убивая друг друга. Я никогда больше не ходил туда, оставил все там нетронутым, все как было изначально. Но ты возьми его. Сделай себе из него что-нибудь особенное, такое, чтобы напоминало о твоем дяде Мэтью в канадской глуши.

Глава VIII

Матросы втаскивали на борт тяжелые, словно каменные, бутыли, в которых хранилось еловое пиво. Адмирал Вэндепут полагал, что выпивка играет немаловажную роль для поддержания здоровья и настроения людей его эскадры.

– Ничего, я заставлю этого плута попотеть, или бросьте меня за борт, если я не прав, – писклявый голос мичмана звучал неубедительно.

«Мичману следовало бы выбирать более обходительный тон, разговаривая с людьми», – подумал Кидд и раздраженно отошел. Он опять заглянул в коридор кают-компании. Адамc обещал его сменить, но так до сих пор и не появился. Том, злясь на Адамса, вернулся на квартердек. Матросы закончили работу, все бутыли в плетеных корзинах были спущены в трюм.

На палубе задержался один из матросов, грузивших пиво, он медленно сворачивал кольцом ноктали. От его коренастой фигуры исходило что-то зловещее и тревожное. Кидд видел его среди недавно взятых на службу моряков, после он не раз замечал на себе его тяжелый вопрошающий взгляд.

Кидд направился к нему. Моряк посмотрел на него через плечо и снова принялся за сворачивание каната.

Когда Том оказался рядом с ним, он выпрямился и небрежно отдал честь.

– Мистер Кидд, сэр, – сказал он низким, неприятно скрипучим голосом.

Удивившись, Том остановился.

– Сэр, вы не помните меня?

В его тоне чувствовалось скрытое злорадство, это не понравилось Кидду. Не был ли он морским приставом? Хотя вряд ли. Немного ниже Кидда, с мощным телосложением, крепкими мускулистыми руками и с украшенной татуировкой грудью, с такой внешностью он не мог никого ввести в заблуждение на общей палубе.

Он холодно улыбнулся.

– Добби, старшина на юте, – прибавил он своим низким голосом.

Кидд никак не мог вспомнить кого-нибудь с таким именем. Из грот-люка высунул голову мичман, но, увидев их обоих, тут же исчез.

– Нет, не могу припомнить, – ответил Кидд.

Если моряк не имел ничего важного сообщить ему как офицеру, то он вел себя слишком фамильярно.

– Я не помню вас, Добби. Теперь возвращайтесь к вашим обязанностям.

Кидд повернулся, чтобы уйти, как вдруг Добби негромко произнес:

– А «Сэндвич»…

Том замер, потом опять развернулся. Добби смотрел, не отводя глаз, прямо на него.

– Да, вы были там. Я хорошо вас запомнил…

С тех пор прошло не меньше года, однако название «Сэндвич» Том надеялся больше никогда не услышать. На Норе «Сэндвич» был главным кораблем бунтовщиков, центром мятежа и беспредельной жестокости. Мятеж безжалостно и беспощадно подавили, это был конец благородной попытки завершить дело, начатое на Спитхэде. Многие моряки за это поплатились своими жизнями. Кидд примкнул к мятежникам, его захватил поток событий, овладевший всеми. Если бы не какието таинственные силы на самом высоком уровне, он разделил бы судьбу мятежников.

– Дик Паркер. Сейчас он все бы понял, не так ли? Если бы он увидел, что произошло. Он думал, что имеет дело с человеком, а не с фигляром. Он грубо ошибался.

Кидд отпрянул. Не пытался ли Добби втереться к нему в доверие или это был план завлечь его в какой-то безумный заговор? Тревога и дурное предчувствие охватили Тома. Любым способом надо было остановить его.

– Хватит молоть чушь. Как я попал на квартердек, это не ваша забота, Добби. Относитесь с должным уважением к офицеру и несите лучше службу, – даже самому Тому его слова показались неубедительными, лишенными уверенности.

Добби словно и не слышал его, он лениво ухмыльнулся. Кидд огляделся вокруг, никого не было поблизости, кто бы мог подслушать их.

– Вы разве не слышали? Я сказал…

– Мои товарищи говорят мне: «Кто этот недавно произведенный в офицеры? Манера одеваться у него словно у матроса на баке». Что я мог сказать? – Добби говорил уверенно, пристально глядя в лицо Тому. – Я помалкивал, потому что знаю, надо же вам поддерживать дисциплину. Но если они узнают, что тот, кто называет себя Том Кидд, в недалеком прошлом стоял плечом к плечу с Диком Паркером…

– Что вам надо? – прервал его Кидд.

Добби подобрал конец каната и внимательно оглядел его оплетку, искоса посматривая на Кидда.

– Уже лучше. Меня удивило, ты был в самой гуще. Не заправила, но твоя закорючка стояла на всех тех чертовых бумагах. Я видел ее своими глазами. Точно. А теперь не кажется ли тебе очень странным: множество хороших парней повесили на нок-рее, тогда как мистер Томас Кидд получил прощение. Одним досталась веревка, тебе полное королевское прощение и повышение в чине, – ухмылка превратилась в злобный оскал. – Мы выходим в море. Если парни на баке узнают о тебе все, ради чего тогда им тянуть из себя жилы, ради презренного предателя…

Кидд побагровел.

Добби бросил конец каната и скрестил руки на груди.

– Что скажете, мистер Кидд? Вы должны облегчить мою жизнь на корабле, перевести меня в вашу команду, или ребята на баке услышат о вас кое-что любопытное.

– Пошел ты к черту! Я не делал… – однако Добби повернулся и с видом «поглядим еще» пошел прочь.

Кидд страшно разозлился. Он никогда не согласился бы шпионить за своими товарищами, ведь они вместе отстаивали свои права. Он не был способен на такое. Однако матросы с бака могли посмотреть на все иначе. Добби был среди них своим; он уверял, что находился вместе с Киддом во время мятежа, и грозил рассказать обо всем. Не имея возможности оправдаться лично, Кидд понимал, кому больше поверят. Последствия могли оказаться очень печальными. Вне всякого сомнения, он не смог бы больше командовать своими людьми, скоро обо всем узнал бы капитан, и с ним как с офицером было бы покончено. Хотя могло произойти и худшее: темной ночью во время вахты удар по голове кофельпланкой и тут же за борт…

Еще оставалась кают-компания: если бы там узнали, что он продвинулся по службе благодаря слежке и предательству, какое будущее ждало бы его?

События в мгновение ока приняли зловещий оборот. Ему необходимо действовать быстро и решительно, любой ценой что-либо предпринять. Лучше всего пойти на соглашение, приносившее одни лишь выгоды. В дальнейшем ничего бы не произошло, потому что в интересах Добби держать язык за зубами. Кроме того, это было проще всего, Кидду как офицеру ничего не стоило создать для Добби более удобные условия. Затем лечь на другой галс – вести себя с Добби нагло и нахально. Однако гордость ему подсказывала не поддаваться на шантаж.

Как сейчас ему пригодились бы трезвый подход и логическое мышление Ренци. С помощью друга он обязательно нашел бы нужный выход, но Ренци на Ньюфаундленде. Кидд не был настолько дружен с Адамсом или с кем-то еще из офицеров. Надо было выкручиваться самому.

В одиночестве он все ходил и ходил взад и вперед по верхней палубе, не привлекая к себе ничьего внимания. Прошло не меньше двух часов, прежде чем решение созрело. Кидд знал нижнюю палубу, ее силу и слабость, ее честность и невежество. Жажда справедливости и сильное возмущение могли подвигнуть людей как на возвышенные поступки, так и на самые злобные и жестокие выходки. Ему следовало положиться на их доверие, на их непоколебимую веру, что он, став офицером, верит их чувству чести, справедливости и верности.

День закончился, смеркалось. Наступила пора отдыха, матросы спустились вниз, чтобы выпить грогу и поужинать. Том подождал, пока все не соберутся внизу. Затем он спустился сквозь люк на пушечную палубу и на мгновение замер у подножия лестницы. За сдвинутыми вместе и расставленными между рядами пушек обеденными столами раздавались оживленные голоса и громкий шум, одним словом, царила обычная дружеская атмосфера ужина. Кое-кто бросил в его сторону любопытный взгляд, но в основном матросы шумно обсуждали мелкие происшествия прошедшего дня и не обращали на него внимания.

Кидд не спеша снял свою треуголку, потом лейтенантский китель и аккуратно перекинул его через руку. Его действия вызвали удивление у всех сидящих за ближними столами. Он неторопливо, даже вызывающе медленно, пошел по проходу. Как только он проходил мимо очередного стола, там сразу умолкал разговор. Вскоре на всей пушечной палубе стало тихо, матросы вытягивали головы, чтобы лучше разглядеть его. Кидд все шел вперед с застывшим и суровым выражением на лице, не мигая, с устремленным вперед взглядом. Если он ошибся, доверившись своему внутреннему голосу, тогда он погиб. Он миновал гардель ворота, толстый ствол грот-мачты, проходы грот-люков. Его шаги звучали четко и размеренно.

Он остановился возле носового кабестана и медленно повернул голову туда, где неподвижно сидел Добби под пятым пушечным номером. Кидд подался вперед. Никто не шевельнулся. Он смотрел прямо на Добби, четко и медленно выговаривая слова:

– Я буду ждать тебя в таверне «Бизань». Завтра в два часа. – Затем повернулся и пошел прочь среди полной тишины.

Очутившись в своей каюте, Кидд спрятал раскрасневшееся лицо в ладони. Вопрос чести между офицерами разрешался просто – поединком. Но в случае с Добби, который никак не был джентльменом, думать о вызове на дуэль было смешно. Однако подобные затруднения на нижней палубе также решались, но иным путем. Слух о его поступке, несомненно, уже распространился по всему кораблю. Ему, впрочем, как и Добби, уже нельзя было идти на попятную.

Добби был сильным и умелым боксером, привыкшим к кулачным поединкам. Кидд наверняка проиграет и в любом случае сильно пострадает от жестоких ударов. Как бы там ни было, но результат оправдывал себя. Никто больше не посмеет сомневаться в его чести. Слова Добби станут пустой брехней, направленной против человека, который, несмотря на свое высокое положение, не пренебрег традиционным способом защитить свою честь.

Кидд не боялся, что вся история дойдет до ушей капитана или других офицеров. Такие происшествия были обычным явлением на нижней палубе. О таких делах знал каждый моряк или старшина, но это было их дело, и, как многое другое, подобные случаи не касались квартердека. Том спал спокойно. Стоило ли волноваться из-за того, что могло случиться на следующий день? Теперь он ничего не мог поделать, события развивались своим чередом.

Когда он шел по палубе, на него смотрели либо с любопытством, либо украдкой, иногда до его слуха долетали неприязненные усмешки. Разыскивая своего слугу, он спустился вниз.

– Послушай, Тайсо, ты не мог бы оказать мне небольшую услугу?

– Сэр, прошу вас, не делайте этого. Прошу вас, – умоляющим голосом сказал Тайсо. – Вы джентльмен, сэр. Вам не стоит связываться с такими мерзавцами.

– Придется, чтобы положить конец всему.

Тайсо замер, затем грустно спросил:

– Какую услугу, сэр?

– Найди мне кого-нибудь с бака, кто мог бы помочь мне по-дружески сегодня днем. Он будет вознагражден.

– Сэр, – Тайсо никак не хотел уходить, он стоял с грустным видом, переминаясь с ноги на ногу. – Сэр, я пойду с вами.

– Нет, – Кидд опасался, что его слугу узнают и, вероятно, хорошенько поколотят, он не мог этого допустить. – Нет, но я благодарен тебе за беспокойство.

Моросил холодный мелкий дождь. Перед тем как спуститься в лодку, Кидд надел дождевик Вместе с ним в лодку забрался Поулден, который неохотно согласился сопровождать Кидда до таверны «Бизань». Он избегал встречаться глазами с Томом, пока они плыли к берегу. У королевского причала Кидд и Поулден вышли на берег, а лодка отправилась обратно на корабль. На берегу царило оживление, им пришлось даже проталкиваться сквозь сновавших взад и вперед людей, чтобы выйти на Водную улицу. По обеим сторонам улицы тянулись лачуги и питейные заведения, наспех построенные бревенчатые домишки, из которых доносились веселые и шумные крики. Все время выходили и входили матросы и женщины, в воздухе стоял сильный запах спиртного и тяжелого кислого жилого духа. На небольшом балкончике одной из гостиниц, чуть побольше предыдущих, была вывеска – крошечная модель мачты с поперечными реями.

– Гостиница «Фок-мачта», сэр, – пояснил Поулден. – Здесь три очень похожие друг на друга гостиницы – «Фок», «Грот» и «Бизань», самые разгульные, дикие и злачные места в Галифаксе.

На вывеске – фок-мачте болтался красный петушок, недвусмысленный намек на низкопробные развлечения, которые можно было получить в этом месте.

Сердце колотилось в груди у Кидда. Злоба душила его. Ничего, скоро Добби увидит, какие отметины оставит его распаленная злость на теле это негодяя. Они свернули в проулок и сразу заметили толпу людей, толкающихся у входа в таверну, на вывеске которой была изображена маленькая бизань-мачта.

– Сэр, вот мы и пришли. Здесь я оставляю вас, – и Поулден пошел обратно, оставив Кидда одного.

Во рту у Тома пересохло. Женский смех, громкие крики подвыпивших людей доносились из таверны. Будучи молодым матросом, Кидд бывал раньше в подобных местах, но он уже стал забывать, какие дикие и безжалостные законы царили здесь.

– Вот и он! Вы только поглядите! – все головы повернулись к нему, и Кидда окружили со всех сторон люди, их открытая неприязнь, красные лица лишь подхлестнули его. Кто-то подал ему черный кожаный бурдюк, слегка облив Тома его содержимым.

– Нет, благодарю вас, – Кидд отстранил бурдюк от себя.

Женщины на крыльце поглядывали на него с дружелюбным любопытством, а некоторые даже заглядывались на его молодость и привлекательную внешность. Человек с грубыми чертами лица и еще двое начали протискиваться сквозь толпу навстречу Кидду.

– А ну-ка пропустите, вы, жалкое отребье. Сейчас увидим, кто к нам пожаловал, – проворчал незнакомец и представился: – Эйкинс, владелец ринга. Хочу спросить, не вы ли тот самый лейтенант Кидд, а?

Все, как в самой таверне, так и снаружи, замерли в ожидании ответа. Кидд узнал двух спутников хозяина ринга. Одним из них был злобно ощерившийся Дин, боцманмат с «Крепкого», другой Лаффин, старшина с юта, сочувственно смотревший на Тома. Присутствовали и другие матросы с «Крепкого», их лица четко запечатлелись в его памяти.

– Вы хотите драться с Билли Добби, лейтенант. В честном поединке и согласно правилам, верно?

Опять стало так тихо, что слышалось тяжелое дыхание людей. Бои без перчаток были смертельно жестокими схватками, но все-таки уже появились правила, установленные маркизом Квинсберри, которые навели какой-то порядок в кровавых поединках.

– Да, хочу.

Все вокруг взревели от радости.

– Ну-ка все с дороги. Бой состоится. Надо сказать Добби.

Этот бой стал тем самым легендарным матчем, о котором долго говорили на протяжении многих лет. Лаффин расчистил путь в плотной толпе. Они прошли через душный, грязный, усыпанный опилками зал и очутились во внутреннем дворике. Небольшой гостиничный дворик со всех сторон окружали жалкие хибары. В центре двора на простом ящике сидел Добби.

Кидд остановился на мгновение, он сразу понял значение простого ящика, служившего одновременно стулом. Поединок собирались провести не по правилам маркиза Квинсберри, а согласно традициям и закону нижней палубы. Так проходили самые лютые поединки – на морском ящике. Они усядутся с обеих сторон ящика, их привяжут к своим местам, и каждый будет бить другого до тех пор, пока один из них не запросит пощады или не упадет бесчувственным. Отступать было поздно, надо доводить дело до конца. Том окинул взглядом широченную грудь Добби и скрещенные на ней здоровенные ручищи, уже обмотанные темными кожаными ремнями. Вне всякого сомнения, Кидду предстояло нелегкое испытание.

Вышедшие во дворик мужчины и женщины подбадривали Добби грубыми и непристойными криками, подзуживая его как следует всыпать офицеру, раз представился такой случай. Откуда-то сзади донесся смех, он слышался все ближе и ближе, и тут из толпы вытолкнули вперед человека, им оказался слуга Кидда.

– Тайсо!

– Сэр, сэр… – он прижимал к груди сверток, его встревоженные глаза встретились с глазами Кидда. – Я пришел, сэр, я пришел…

– Похоже, он явился, чтобы оттащить на себе Тома Саблю обратно на корабль! – выкрикнул Дин.

Впервые Кидд услышал прозвище, которым его наградили на нижней палубе, очевидно, после той отчаянной схватки на баркасе, когда его шпага сломалась и он схватил в руки более привычную для него абордажную саблю. Странно, но оно только подхлестнуло его.

– Не волнуйся, Тайсо. Ты у меня молодчина! – голос Кидда перекрыл шум толпы.

Смех затих, когда собравшиеся поняли, что наступила решающая минута. Кидд смотрел прямо на Добби, который не сводил с него глаз, полных ненависти.

– Начинайте, чего прохлаждаетесь, – раздался еле слышный за плотным кольцом мужчин женский голос. Нахмурившись, Эйкинс повернулся к Тому:

– Давай, раздевайся.

Кидд стянул рубашку и поежился от ветра, обдавшего холодом его голое тело. Послышался изумленный шепот, люди увидели его обнаженную спину, испещренную рубцами. Характерные полосы вдоль и поперек спины не оставляли сомнения: когда-то ее хозяину довелось на своей шкуре перенести наказание кошками. Женские крики прекратились, толпа приумолкла. Лаффин принес веревки, и Кидд уселся на ящик напротив Добби, не сводящего с него полного ненависти, беспощадного взгляда. Сердце его быстро забилось от предстоящей кровавой схватки. Том не сводил глаз с Добби, пока его ноги привязывали к ящику.

– Вы готовы, джентльмен? – спросил Эйкинс, он не держал в руках ни часов, ни каких-нибудь иных принадлежностей судьи, все предвещало смертельный поединок Начался слабый, холодный дождь, он поливал обнаженное тело Кидда, дождевая вода смешивалась с соленым потом и, стекая, разъедала глаза. Он медленно поднял свои кулаки, сердце громко бухало у него в груди. Добби тоже приподнял руки, но чуть ниже, явно готовясь нанести сокрушительный удар. Все так же не моргая, он глядел на Кидда своими светлыми глазами.

Эйкинс поднял руку, посмотрел сначала на одного, потом на другого. Его глаза сверкнули, и он махнул рукой.

– Бой! – крикнул он и отступил в сторону.

На короткое мгновение их взгляды встретились, вдрут из глотки Добби вырвался крик.

– Нет! – проревел он, опуская руки. – Пошло все в задницу! Я не буду драться!

Все вокруг так и замерли, изумленно уставившись на Добби. Он выставил вперед голову, не защищая ее руками.

– Врежь мне, дружище! Дай, чтобы разом покончить со всем.

Кидд, озадаченный, но, по-видимому, понявший, в чем дело, легко стукнул Добби в челюсть. Лаффин вышел вперед и перерезал ножом веревки. Добби встал на ноги. Он помотал головой, затем обратился к буйной толпе:

– Вы пришли, чтобы посмотреть на жестокий бой. Но я прошу простить меня, я не могу драться. Видите, перед вами Томас Кидд, я его помню с Норы, когда он стоял рядом с Диком Паркером, в то время как другие бросились бежать, словно крысы. Однако я думал, что он добыл себе прощение, предав своих товарищей, я бросил ему обвинение прямо в лицо. Если вы хотите получить урок чести, то Томас Кидд тот самый человек. Он не побоится никого, кто посмел бы назвать его негодяем, и встретится с ним лицом к лицу. Вот почему мы здесь, на поединке. Я не думал, что у него хватит мужества пройти сквозь такое испытание, он настоящий боец и, ко всему прочему, настоящий офицер.

Добби повернулся к Кидду и отдал ему честь.

– Я буду признателен, если вы пожмете мне руку, сэр.

Поднялась настоящая буря криков, восторга, рукоплесканий, она все никак не унималась, наконец Добби поднял вверх руку.

– Друзья, я хочу, чтобы вы поняли. Вот перед вами Кидд, он один из нас, если он сумел подняться, что в этом плохого, не так ли? И я готов последовать за лейтенантом Киддом куда угодно.

– Все пари отменяются, джентльмены! – прокричал Эйкинс.

Теснившиеся вокруг и налезавшие беспорядочно друг на друга зрители разразились бурными восторженными криками. В мгновение ока переменилось их отношение к Кидду, его похлопывали по спине, одновременно несколько крепко подвыпивших человек предлагали ему выпивку. Тайсо, против его воли, также насильно угощали пивом. Улыбающиеся раскрашенные лица женщин мелькали перед Киддом, тогда как Добби рассказывал всем историю мятежа на Норе.

Три дня спустя вернулась эскадра под командованием адмирала Вэндепута. Кидд возвращался на лодке с флагманского корабля, как вдруг заметил на борту «Крепкого» стоящего на квартердеке Ренци и помахал ему рукой. Том обрадовался, увидав своего друга, и на душе у него сразу стало легче.

Сжимая драгоценную сумку с распоряжениями и секретной информацией о подаваемых сигналах, Кидд поднялся наверх и обнял своего приятеля.

– Я уже надеялся увидеть тебя лейтенантом на флагмане, – весело сказал он.

– На флагмане? Нет, если только исполняющий сейчас эти обязанности офицер не посодействует мне каким-нибудь образом, – сухо усмехнулся Ренци. – А пока я пребывал в той благословенной Аркадии, я очень близко познакомился с секретами ловли трески, которые приведут тебя в изумление, мой дорогой друг.

– Расскажешь мне о своих секретах сегодня после обеда. А пока ты будешь переодеваться, я доставлю бумаги капитану Хоугтону У меня есть кое-какие для него сведения. Адмирал собирается провести учения для всей эскадры, как только на кораблях пополнят запасы. Выход в море, я так полагаю, намечен на завтра утром.

– Я думаю, Том, короткая прогулка среди распустившихся цветов была бы для нас весьма кстати. Наш адмирал не балует своих любимцев, поверь мне.

На берегу со стороны Дармута то там, то здесь пробивались первые зеленые побеги, земля уже подсыхала. Приятели гуляли вдоль набережной под еще нежаркими лучами солнца, наблюдая, как после зимней спячки просыпается природа.

– Невеселое место Ньюфаундленд, – немного погодя заметил Ренци. – Иногда я начинаю думать, что остров целиком покрыт соленой треской. Пожалуй, там нет ни одного дома, где бы не стояли кадки с этим ужасно вонючим рыбьим жиром.

– И что у тебя за секреты? – поинтересовался Кидд.

– Ничего особенного. Там довольно беспокойно, порой адмиралу приходится проявлять твердость, потому что рыбные дворянчики из Девона считают Ньюфаундленд своей вотчиной. Они изо всех сил противятся тем, у кого имеется на этот счет иное мнение. Ты наверняка рассмеялся бы, если бы услышал их перебранку на собрании в Сент-Джонсе. Клянусь, оно очень походило на базарный день в Эксетере или Байдфорде.

Они прогуливались, дружески беседуя.

– За время моей отлучки, наверное, не случилось ничего особенного? – спросил Ренци.

Кидд замялся. Ренци был воплощенное благоразумие, но дело было не только в этом: ведь дядя сам оставил за ним право на окончательное решение. Итак, открывать или не открывать перед другом дела его семьи? Кидд почти не колебался, слишком долго он находился наедине со своими мыслями.

– Николас, со мной приключилась удивительная вещь. Совсем недавно я впервые увиделся со своим дядей, – серьезный тон друга заставил Ренци пытливо взглянуть на него.

– Речь идет о брате моего отца, он здесь, в Канаде, – Том поведал о своих розысках и о трудном положении, в котором он очутился. Он решил не сообщать своим родным ни об истории с медведем, ни о настоящем местопребывании его дяди.

– Совершенно правильное решение и очень логичное. Стоит отдать тебе должное, Том, – искренне похвалил его Николас.

Они шли вдоль берега молча, пока не добрались до опушки леса.

– По-видимому, это еще не все, дружище? – остановившись и глядя в лицо Кидду, спросил Ренци. – Мне было бы интересно узнать, что тревожит моего друга.

Кидд глядел вдаль, рассматривая стройные сосны, украшавшие лесную опушку. Все как на подбор, одна к одной, сосны были везде, вдали в серо-голубой дымке они сливались в сплошную зеленую чащу.

– Николас, я даже не знаю, с чего начать. Просто надо признаться самому себе. Я не один из тех джентльменов-офицеров, кто разбирается в охоте на лисиц, кто свой на светских сезонах. Моя стихия кораблевождение и навигация, отнюдь не танцы и беседы с леди.

– Дорогой друг, поверь…

– Мне было трудно поверить, что я вступил на квартердек. Мне представлялось, что я и дальше буду продвигаться выше и выше, даже чудилось, что стану капитаном корабля. Но теперь я знаю истинную цену своим мечтаниям. Конечно, Королевскому флоту нужны лейтенанты, но только джентльмены достигают вершин власти, а я, увы, не джентльмен.

– Не джентльмен? Что за чепуха…

– Не надо меня жалеть, Николас, – с горечью ответил Кидд. – Ради своего же блага я должен откровенно признаться и больше не выдавать себя за того, кем я никогда не стану. Вот и все.

– Брось. Ты должен только научиться быть вежливым и любезным, а также…

– Неужели все, что должен уметь джентльмен, это любезно кривляться? Нет, я так не считаю, – Кидд замолк, сердито стукнув ногой по сосновой шишке.

– Ты презираешь джентльменов? – как можно мягче спросил Ренци.

Кидд бросил на него настороженный взгляд.

– Так я бы не сказал. Они родились такими, им повезло… как и тебе, – прибавил он с язвительной улыбкой.

Они прошли еще немного, и Кидд опять остановился.

– Буду откровенен. Меня задевает, что я должен уступать другим, когда речь заходит о продвижении по службе. Я подумываю, не пора ли мне что-то делать.

– Что делать?

– Пожалуй, на торговых судах не придают такого значения благородному происхождению. Место помощника капитана на торговом корабле, идущем в Индию, подошло бы мне как нельзя лучше, одно плавание на восток и мой собственный груз…

– Бросить флот?

– А почему бы и нет?

Кидд избегал смотреть другу в лицо, а тот не отводил от него пристального взгляда.

На следующий день рано утром при свежем юго-восточном ветре североамериканская эскадра вышла в море, чтобы провести учения в районе между Новой Шотландией и Соединенными Штатами. Эскадру возглавлял флагман «Решительный», в кильватере которого величаво и грозно плыли остальные семь судов. На «Крепком», замыкавшем колонну, картина представлялась еще более величественной, хотя суда, вытянувшиеся в линию следом за флагманом, мешали четко видеть подаваемые сигналы. Флотилия была небольшой, поэтому сигналы не дублировались ни на одном из ближайших судов.

Кидд с отчаянием наблюдал с мачты, как портится погода. Опустив подзорную трубу на провисавшие веревки вант и задержав дыхание, Том силился разглядеть значение поданных сигналов на флагмане. Корабли лавировали, идя в крутом бейдевинде. Пора было ложиться на другой галс и, забирая восточнее, обогнуть мыс Трамкап с юга, для этого судно надо было повернуть против ветра. Выбор оставался за адмиралом: совершать поворот либо оверштаг, либо фордевинд. Впереди с подветренной стороны их поджидали банки Неверфейла, точно такие же подводные скалы, которые недавно погубили «Трибьюн». Оверштаг или фордевинд, ставить или спускать паруса – все зависело от сигнала, который будет дан флотилии через несколько минут.