Андрей Кожухов

      - Через несколько дней. Но я могу начать работу хоть с завтрашнего дня. Два часа расстояния не бог весть что.
      - Очень хорошо. Значит, я буду ждать вас завтра вечером, - сказала Таня, крепко пожав ему руку на прощание.
      Андрей вернулся домой счастливым человеком. Он наслаждался воспоминаниями проведенного вечера и уверенностью, что завтра же опять увидит Таню. В новой и высшей фазе ее жизни она преобразилась в его глазах и казалась окруженной ореолом. Лучшие стороны ее души, о которых он прежде только догадывался, теперь выступили в полном блеске. Как быстро она выросла! Такие чудеса, думал он, происходят только с девушками. Он оставил ее ребенком. Теперь она женщина, но с чистотою детской души. Он чувствовал, что любит ее сильнее, чем когда-либо, но прежние опасения окончательно исчезли. Его решение избегать Таню показалось ему совершенной нелепостью. Он не ожидал и не искал взаимности в ответ на свою любовь. Зачем же в таком случае избегать девушку, с которой у него так много общего? Они так хорошо работали вместе в этот вечер и смогут точно так же продолжать свою работу в будущем, невзирая на то, любит ли он ее или нет. Только в старых романах любовь составляет главный интерес в жизни. Он же сумеет жить высшими идеалами.
      Глава IX
      ЗА ОБЩЕЙ РАБОТОЙ
      Андрею не раз пришлось порадоваться за свое смелое решение. В продолжение целого месяца после переезда в Нарвскую часть он изведал такое счастье, что выше его могли бы стоять только восторги взаимной любви: счастье совместной работы с любимой женщиной в деле, которому оба отдавали лучшую часть своей души.
      Самые ничтожные мелочи ежедневной жизни получали в его глазах новое значение и прелесть. Небольшие успехи, достигнутые в пропаганде, казались ему настоящими триумфами и наполняли все его существо глубокой радостью. И в самом деле, его работа шла успешнее обыкновенного. У него внезапно обострилось понимание людей, и он стал гораздо красноречивее. Согретый собственным чувством, он относился задушевнее к людям вообще.
      Большую часть своего времени он проводил вне дома. Двадцати четырех часов в сутки ему не хватило бы на всю работу, которую он взвалил себе на плечи. Через Таниных рабочих его сношения на фабриках с их товарищами значительно расширились. Из этих новых знакомых и последователей он выбирал наиболее надежных и приводил их на собрания. Так как одно присутствие на этих собраниях было сопряжено для рабочих с таким же риском, как если бы они участвовали в убийстве или поджоге, то новые члены кружка выбирались лишь с полного согласия и одобрения всех остальных. Андрей и Таня следовали этому благоразумному правилу, хотя Андрей вскоре приобрел такую популярность, что, в сущности, его голос был всегда решающим. Умный и образованный человек среди полуграмотных крестьян и ремесленников является всемогущим, если только внушит к себе доверие с их стороны.
      Число последователей росло очень быстро. Пришлось организовать новый центр в том же участке, так как многим собираться в одном и том же доме было рискованно. Первоначальный посев начинал пускать ростки. Конечно, дело было все-таки небольшое: пропагандисты группировали вокруг себя только выдающихся рабочих и сносились с маленькими кружками, которым было безопаснее собираться на частных квартирах.
      Но именно в таких небольших кружках и вырабатываются искренние, беззаветно преданные делу борцы. В дружеской беседе с глазу на глаз - вот когда человеческая речь глубже всего западает в душу. Их пропаганда, несмотря на ограниченную сферу, была очень плодотворна. Они не только излагали своим слушателям известное учение: они вдохновляли их теми же чувствами, какими были проникнуты сами.
      Доля Тани в этом общем труде была такая же, как и ее старшего товарища и руководителя. В своем стремлении выдвинуть ее вперед Андрей строго придерживался их программы в разделении труда. Он взял на себя заводить новые сношения, открывать новые центры и выбирать новых людей. Но на собраниях у Тани он лучшую часть работы предоставлял ей.
      Благодаря постоянному поощрению со стороны Андрея Таня отделалась от того, что так часто парализует умственную деятельность женщины, когда она работает вместе с мужчиной: чувство слабости и недоверия к самой себе исчезло в ней. И, раз освободившись от этого чувства, она быстро развивалась и делала большие успехи в пропаганде. По утрам она сидела дома, читая и усердно приготовляясь к своей любимой работе. По вечерам, когда у нее не было своего собрания, она по приглашению ходила на чтения своих товарищей по пропаганде: они скоро оценили ее.
      Успехи Тани бесконечно радовали Андрея. Его чувства к ней незаметно становились все глубже и глубже. Каждый день он находил в ней новые привлекательные черты. Ему казалось, что Таня всегда вкладывала свое собственное нечто, придававшее особую свежесть и необыкновенное изящество всему, что бы она ни делала. В свою любовь к народу она вносила столько искренности и горячности, а в ее спокойном и простом отношении к опасностям, окружавшим ее со всех сторон, и в ее равнодушии к ожидавшей ее участи было столько прекрасного и трогательного. Все это он часто видел раньше и в других девушках, но теперь оно приобрело для него новый смысл и новое очарование. Так иногда, стоя в благоговейном созерцании перед картиною великого художника, мы открываем в ней бесконечные красоты, прежде ускользавшие от нас.
      По временам тайный ужас охватывал сердце Андрея: он чувствовал, что начинает любить Таню слишком глубоко. Но такие моменты случались редко и продолжались недолго. Вообще внутри его царило удивительно приятное спокойствие, заглушавшее даже его ревность.
      С Жоржем он редко видался. Молодой поэт опять был очень занят, а Андрей не часто появлялся в городе. В последнее время Жорж перестал преследовать его своим меланхолическим взглядом, и благодаря этому их отношения улучшились, хотя старая дружба, конечно, не возобновилась. Оба испытывали какую-то неловкость. Андрей сваливал всю вину на Жоржа. Если он дорожит его дружбой, то пусть первый и объяснится чистосердечно. Любовь Тани к Жоржу не возбуждала зависти в Андрее. Их совместная работа установила между ними такую прочную связь, что казалось, ничто не порвет ее. Вкусы Тани такие же скромные и незатейливые, как у Андрея, и высшая политика, в которой вращается Жорж, вряд ли когда-нибудь увлечет ее: выйдет ли она замуж или нет - она никогда не бросит теперешней своей работы. Что бы там ни случилось, он был уверен, что в духовной жизни Тани ему всегда достанется лучшая доля. Это сознание даже располагало его к великодушию.
      Каждый раз, когда ему случалось быть наедине с Жоржем, он ожидал объяснения. Но Жорж, очевидно, избегал этого жгучего вопроса и оставлял своего друга в мучительном выжидании.
      Андрей знал, что он мог бы выяснить все, поговорив с самой Таней; при их дружбе такой разговор был возможен. Но каждый раз, когда вопрос готов был сорваться с его уст, какой-то неопределенный страх удерживал его, - страх, как ему казалось, оскорбить ее своей нескромностью. Он предпочитал не думать о ее любви к Жоржу. Настоящее было так восхитительно, что не следовало его портить опасениями за будущее, и когда такого рода мысли приходили ему в голову, он просто отгонял их, как отгоняют птиц с любимого посева.
      Одно его огорчало: ему мало было того времени, что он проводил в обществе Тани. Расставаться с нею хотя бы на один час ему было тяжело. Но сама работа налагала часто такое лишение, и он покорялся, стараясь потом наверстать свое время. К общему делу он, конечно, не ревновал ее.
      Он был доволен и счастлив. Он твердо верил, что их теперешние отношения могут продолжаться бесконечно, пока одно обстоятельство не показало ему, что здание, которое он считал твердым как камень, разваливалось, как карточный домик, от одного прикосновения.
      Глава X
      КРИЗИС
      Однажды вечером Андрей и Таня сидели одни на ее квартире. Было довольно поздно, и в доме все погрузилось уже в первый глубокий сон. Они вернулись полчаса тому назад с очень успешного собрания у одного из товарищей. Вечер был необыкновенно удачный. Таня читала очень трогательный рассказ из народной жизни. Под впечатлением этого рассказа она одушевилась и говорила необыкновенно хорошо. Теперь она вернулась домой в самом приятном настроении. Андрей, по обыкновению, провожал ее. Он тоже был в хорошем расположении духа и не мог устоять против желания зайти на полчаса под предлогом, что недурно было бы напиться чаю после таких продолжительных рассуждений.
      У Тани был с собою ключ от квартиры. Ее квартирная хозяйка уже спала. Чтобы не беспокоить ее, они решили сами позаботиться о чае. С большими хлопотами и смехом им удалось поставить самовар и опустошить шкафик с провизией, причем Таня осторожно вытащила ключи у хозяйки из-под изголовья: старушка всегда прятала их на ночь под подушку.
      Когда все оказалось на столе, оба вдруг сделали открытие, что они очень голодны. Они с удовольствием поужинали и весело разговаривали.
      Андрей коснулся прочитанного рассказа.
      - Нужно рекомендовать эту книжку нашим друзьям, - сказал он. - Сколько помню, ни одна так сильно не действовала на рабочих. Необходимо внести ее в обиходный список нашей литературы.
      Таня согласилась и обещала взять книжку с собою в первый же раз, как пойдет к Лене.
      - Но, может быть, не конь, а наездник выиграл приз, - сказал с улыбкой Андрей. - Я надеюсь, что после вашего сегодняшнего успеха вы не станете более сомневаться в ваших способностях и блестящем будущем как пропагандистки среди рабочих.
      - Да, я надеюсь сделать кое-что в этом направлении, - сказала Таня, счастливая, как жаворонок, расправляющий молодые крылья при первом полете. Теперь я одного боюсь: привыкну обращаться с рабочими и, пожалуй, разучусь разговаривать с интеллигентами.
      - Разве вы много от этого потеряете? - ласково заметил Андрей.
      - Конечно, в особенности теперь - с живостью воскликнула Таня.
      - Почему? - осведомился Андрей.
      Слова девушки несколько резнули его ухо.
      - А потому, что я хочу испытать свои силы и на этом поприще. Мне так хочется заварить кашу среди моих старых приятельниц. Жорж сказал вчера, что мы едем в Москву недели через две.
      Сердце у Андрея похолодело. В сущности, Таня не сообщила ему ничего нового. Он, конечно, не забыл о предстоявшей ей поездке в Москву с Жоржем. Он не мог этого забыть, если бы даже хотел, - это была одна из зловреднейших птиц, посещавших его ниву, и спугивать ее было нелегко. Он был приготовлен к этому известию, но не ожидал, чтобы она так радовалась перспективе расстаться с ним и с работой, к которой, он полагал, она так привязана. Больше всего его огорчил тон, в каком она говорила.
      Он устремил печальный взгляд на прекрасное, счастливое лицо, тщетно стараясь найти в нем что-нибудь более соответственное его собственным чувствам.
      - Вам очень хочется в Москву? - спросил он упавшим голосом.
      Таня ничего не сказала в ответ. С закрытыми глазами и сияющей улыбкой на устах она только несколько раз утвердительно кивнула головой.
      Ее раскрасневшееся лицо как будто досказывало остальное. Она расставалась с ним без сожаления, как с чужим! Он ничего не значил для нее, между тем как она была всем для него. Она удовлетворялась его обществом за неимением лучшего. Как только он исчезнет с ее горизонта, она забудет о его существовании.
      Губы Андрея побледнели.
      - Я хорошо понимаю, что вас должна очень радовать поездка в Москву, сказал он медленным, спокойным голосом, хотя внутри у него все кипело от злобы. - Такая скука - вечно повторять одно и то же кучке простых рабочих. То ли дело одерживать победы среди интеллигенции, которая вас будет воспевать и распространять вашу славу во все концы!
      Девушка была поражена таким оскорбительным обвинением. Так ли она его поняла? Но, подняв на него широко раскрытые, изумленные глаза, она едва узнала его холодное, суровое лицо, до того всегда дружеское и ласковое.
      - Неужели вы считаете меня такой легкомысленной? - проговорила она.
      Голос ее дрогнул. Слезы сверкнули в глазах.
      При виде ее слез жгучее чувство раскаяния охватило Андрея. Он готов был броситься к ее ногам и умолять о прощении за первое огорчение, причиненное ей. Но какой-то злой дух овладел им и наполнил его слова желчью и ядом.
      - Как же мне иначе к вам относиться, - продолжал он с запальчивостью, когда вы сами заявляете, что горите нетерпением бросить дело, по вашим же словам, такое вам дорогое; когда перспектива блистать в привилегированной среде, между светскими пустомелями, кружит вам голову; когда...
      Он не мог продолжать и, схватив шляпу, выбежал не попрощавшись.
      С этого вечера все омрачилось. Они кое-как помирились на следующее утро, но примирение ничего не поправило. Самая основа их дружбы была подорвана. Андрей больше не верил в существование той нравственной связи между ними, на которую он до сих пор возлагал так много надежд.
      Когда вспышка прошла, он сознался, что преувеличил, допустивши, что Таня к нему совершенно равнодушна. Он соглашался, что она, пожалуй, сохранила к нему тепловатое чувство дружбы. Но это было хуже, чем ничего. Он жаждал всего, и то малое, что ему выпало на долю, только напоминало о том, чего ему недоставало. О ревности к Жоржу не могло быть и речи. Жорж или кто другой - не все ли ему равно? Он ревновал ко всему - ко времени, к мыслям, которых она не делила с ним. Эта нового рода ревность совершенно уничтожила старое чувство, как сильная боль заставляет нас забывать про более слабую. Очаровательная и опасная интимность их отношений сильно разожгла любовь Андрея незаметно для него самого. Теперь все прорвалось наружу, наполняя его сердце, зажигая в нем кровь. Он не мог существовать без нее, потому что в ее отсутствие он терзался мыслями о ней. Спасаться бегством теперь было поздно. Он считал часы и минуты, когда опять представится малейшая возможность снова ее увидеть. Но как только он добивался этого счастья, воспоминания его обид подымались из самых недр его души, поглощая все хорошее и доброе в его чувствах к девушке. Самое удовольствие от ее присутствия отравлялось для него. Прежняя глубокая радость уступок и подчинения милому существу исчезла. Он чувствовал себя униженным такой зависимостью и возмущался против ее власти, способной сделать его счастливым или несчастливым по произволу. Внутренняя борьба поддерживала в нем постоянное раздражение. Он сделался сварливым и придирчивым, вечно ссорился и спорил с Таней, и ему не стыдно было пользоваться своим преимуществом в диалектической ловкости, чтобы тем сильнее мучить ее.
      Таня переносила его первые нападки молча, не защищаясь: они слишком сильно ее задевали. Но скоро она изверилась в справедливости Андрея и стала возмущаться против его ни на чем не основанных вспышек. Взаимное понимание, установившееся между ними за эти несколько месяцев дружеских отношений, исчезло в несколько дней. Оставаясь один, вне мучивших его впечатлений, Андрей с ужасом сознавал, как быстро росло их отчуждение. Он старался вернуть потерянное, являясь с повинной. И тотчас же начиналось повторение старого.
      Таня мучилась не менее Андрея. Раз утром, придя неожиданно, он застал ее с заплаканными глазами. Он почувствовал себя величайшим преступником и готов был покаяться во всем. Но с первых же слов Таня отнеслась к нему так недружелюбно, что они рассорились хуже, чем когда-либо.
      Они катились вниз по крутой наклонной плоскости и вынуждены были докатиться до конца, не имея возможности остановиться.
      Близился полный, неотвратимый разрыв. Андрей желал, чтобы это случилось поскорее и положило бы предел невыносимому положению. Силою обстоятельств он принужден был бы расстаться с нею, чего он не в состоянии был сделать по собственной инициативе. И все-таки он страшился удара и делал неловкие усилия отдалить грозивший момент.
      Он принял наконец решение не видаться с нею вне их общих занятий. Пятницу он стоически провел у себя дома. Это был лучший день в неделе для Андрея, потому что не было никаких собраний и он обыкновенно уходил с Таней в город, или читал, либо разговаривал с нею у нее на квартире. Теперь же он решился не бывать у нее совсем. Но ему это стоило таких усилий, что на следующий же день он пришел гораздо раньше под предлогом, что ему заранее нужно поговорить о предстоявшем собрании.
      Они обсудили дело в пять минут, и ему больше не о чем было говорить. В первый раз со времени их знакомства он затруднялся в сюжете для разговора с Таней. Он пожалел, что нарушил свое решение и явился так рано только для того, чтобы разыгрывать из себя глупца. Он сразу пришел в раздражительное настроение.
      - Давно ли вы видались с Лизой? - спросил он, чтобы как-нибудь наполнить неприятную паузу.
      Он сделал это без умысла, но более неприятной темы нельзя было выдумать.
      Лиза была светская барышня, кузина Тани. Андрей знал ее немного и недолюбливал. Кроме того, ее имя напоминало об этой несчастной поездке в Москву. Таня по приезде туда намеревалась остановиться в доме Лизы.
      - Я не видалась с нею с прошлой зимы, когда она навестила нас в Петербурге, - ответила Таня коротко и серьезно.
      У Тани в руках было шитье, и она усердно работала, повернувшись в профиль к Андрею.
      Снова наступило молчание - натянутое, мучительное молчание, тревожно действовавшее на нервы, как подавляющее спокойствие перед бурей.
      Чтобы нарушить эту невыносимую напряженность, Таня попробовала заговорить об их общей работе, доставлявшей им прежде такой неистощимый запас для обмена мыслей и чувств.
      Но Андрей не поддался на удочку: он не для этого пришел. Потом, когда Таня нервозно возобновила свои попытки, он разозлился, что она заводит речь о том, что, в сущности, так мало ее занимает.
      Он резко переменил разговор, повернув его на более подходящие к случаю предметы - на ее московские планы и знакомства, - и выказал глубокий, хотя и недружелюбный интерес. Таня отвечала, не подымая головы от шитья. Но ее пальцы дрожали, и иголка часто попадала вкривь и вкось. Она знала очень хорошо, что на этот раз Андрей заговорил об ее поездке с целью задеть ее. Но она дала себе слово не выходить из себя и не ссориться с Андреем до последней крайности. Через три дня она уезжает с Жоржем, а по возвращении поселится в другом участке, и ей не хотелось расставаться враждебно с Андреем.
      Но ее хладнокровие, вместо того чтобы успокоить Андрея, довело его до крайнего раздражения и отчаяния. Оно доказывало ему, что он стал для нее так безразличен, что никакие его придирки не могут затронуть ее. Ему ничего не оставалось, кроме жестокого удовольствия - узнать, докуда доходит ее равнодушие к нему. Он стал осмеивать ее излюбленные планы, издеваться над ее московскими друзьями и кончил тем, что сказал, что, по его наблюдениям, революционеры из аристократии только на время драпируются в демократический плащ: так или иначе, старое обличье скажется в них, и чем скорее, тем лучше.
      Этого Таня не могла перенести. Она вскочила возмущенная, негодующая.
      - Послушайте, Андрей!.. - начала она голосом, дрожавшим от гнева.
      Андрей тоже встал, бледный, опираясь правой рукой на стол. Злой дух, владевший им до того, исчез. Он ждал этого момента, напрашивался на него, страшился его - и вот он наступил, и Андрей готовился принять удар.
      Маленькая керосиновая лампа, висевшая на стене, освещала его наклоненную голову и нахмуренные брови. Он был мрачен и подавлен.
      - Андрей, - продолжала девушка, внезапно смягчившись, - объясните, почему вы с некоторых пор так изменились ко мне? Если вы находите во мне недостатки, почему вы не скажете чистосердечно, по-братски, как вы делали прежде? Если же не можете, то к чему нам терзать друг друга? Не лучше ли мирно расстаться и каждому идти своей дорогой?
      Она не сердилась больше - ей стало грустно. Голос ее звучал мягко и ласково. Но Андрей еще более побледнел.
      - Если б я только мог расстаться с вами, Таня! Лучше было бы никогда с вами не встречаться, - сказал он едва слышным голосом.
      - Почему? Разве я причинила вам...
      Она остановилась. Внезапное предчувствие чего-то большого заговорило в ней.
      - Разве у вас глаз нет? - почти резко произнес Андрей. - Разве вы не понимаете, что я люблю вас до сумасшествия?
      Он поднял на нее глаза и весь проникся на минуту изумлением, перешедшим в восторженную, дух захватывающую радость. Не ошибся ли он?.. Ее лицо просветлело. Она протянула к нему руки, сделала шаг вперед и, бросившись к нему на шею, залилась слезами счастья.
      - Таня, моя дорогая! Возможно ли это? Ты меня любишь? - спрашивал он дрожащим голосом.
      Она только ближе прижималась к нему.
      - Сколько горя ты мне причинил, - прошептала она.
      - Прости меня. Я сам страдал невыносимо. Но теперь все это кончилось. Мы будем счастливы с тобой! - воскликнул он торжествующим голосом. - Сами боги позавидуют нам!
      Он усадил ее на стул и опустился на колени перед нею, покрывая поцелуями ее холодные руки и зардевшееся сконфуженное лицо. Он рассказал ей подробно о поглощавшей его страсти и спросил, как это случилось, что она полюбила его. Он требовал фактов, доказательств, чтобы вполне убедиться в своем счастье, свалившемся на него с небес.
      - Я думал, ты любишь Жоржа, - сказал он с улыбкой смущения и в то же время гордости.
      - Жорж - лучший из людей, гораздо лучше тебя, - сказала она, сильно прижимая пальцем его лоб. - Но с того вечера, когда ты в первый раз заговорил со мною в нашем доме - помнишь? - ты овладел моим сердцем. И это чувство росло и росло... Не знаю сама почему. Должно быть, в наказание за грехи моих праотцев! - прибавила она с улыбкой, устремив на него долгий любящий взгляд.
      Звук колокольчика у входной двери призвал их к действительности. Первая партия рабочих явилась на собрание.
      Таня встретила их по обыкновению, и вечер прошел так же спокойно, как и всегда. Только она была особенно красива в этот вечер, как бы озаренная торжеством счастья. Но Андрей не мог подавить кипучих восторгов в своем сердце. Даже пример Тани не помог ему совладать с собою. Он попрощался со всеми и торопливо вышел.
      На дворе стоял жестокий мороз. Зима покрывала белым саваном землю, деревья, дома. Но Андрей не чувствовал холода и ничего не замечал вокруг себя. В его сердце кипел источник жизни, разливавший румянец по щекам. Кровь быстрее бежала по его жилам, и он все шел, окутанный темнотою ранней северной ночи.
      Это не сон, это правда, она в самом деле его любит! Ее руки покоились вот тут, вокруг его шеи, - он чувствовал еще их прикосновение. Ее первый робкий поцелуй горел на его устах. Эта ослепляющая красота, это глубокое сердце, сокровищницы которого он один так хорошо знал, принадлежали ему всецело, ему одному и навсегда! Весь мир вокруг, люди, он сам - все казалось ему изменившимся, обновленным, и из глубины его потрясенной души подымался хвалебный гимн отвлеченному, безликому божеству их общего поклонения; оно теперь стало живым существом, с которым можно говорить и которое услышит его горячие обеты. Он знал, что любимая им девушка не взглянула бы даже на него, если бы не его преданность великому делу, которому они оба посвятили свою жизнь.
      Его мысли обратились к Жоржу, и сердце его наполнилось раскаянием и нежностью. Как он был с ним резок, как грубо относился к его неизменной ласке и доброте! Да, он должен прямо идти к нему, объяснить все начистоту и сказать: "Брат, я грешен перед небом и тобою!"
      Жорж был дома и сидел, зарывшись в свои книги и рукописи. Увидев лицо Андрея, он тотчас же догадался, зачем он пришел. Казалось, он давно был приготовлен к этому.
      Он с первых же слов прекратил запутанное и смущенное признание Андрея и, пожав ему руку, пожелал счастья. Ни тени ревности нельзя было подметить в его больших голубых глазах, устремленных на счастливого соперника. Андрей нисколько не удивился, но ему показалось очень странным, что Жорж принял его объяснение как нечто само собою известное.
      - Я давно знал, что она любит тебя, - спокойно заметил Жорж.
      - Ты знал? Каким же образом? - удивился Андрей.
      - Наипростейшим образом: она сама мне об этом сказала... раз как-то... - Он остановился на минуту, как бы погрузившись в воспоминания. - Вот почему, - продолжал он, - я был нем как рыба. Иначе я бы сказал.
      - Сказал? Кому?
      - Тебе, конечно! Кому же другому?
      - Жорж, умоляю тебя, не договаривай до конца, если не желаешь окончательно подавить меня своими чрезмерными добродетелями, - сказал Андрей, стараясь под шуточным тоном скрыть свое смущение.
      Жорж пожал плечами.
      - Какие тут добродетели! Простая последовательность моих добрых чувств к вам обоим. Разве ты на моем месте поступил бы иначе? - спросил он, поглядывая на своего друга с напускным простосердечием.
      Андрей весь вспыхнул от стыда. Он знал, что не мог бы поступить, как Жорж, и ему было неприятно сознаться в этом.
      Видя, как хорошо он попал в цель, Жорж залился таким веселым, добрым смехом, что Андрей почувствовал облегчение и тоже рассмеялся.
      Затем Жорж спросил серьезным тоном:
      - Надеюсь, ты не приревнуешь ко мне за то, что я еду с Таней в Москву?
      - Нет, я еще не унизился до такого рода ревности и, надеюсь, никогда не унижусь! - воскликнул Андрей улыбаясь. - Не считай меня хуже, чем я на самом деле.
      Глава XI
      ПЕРЕДЫШКА
      Таня обещала вернуться очень скоро и сдержала слово. Через две недели Андрей встречал ее на вокзале. Вскоре после того они поженились. Для этого не понадобилось, конечно, вмешательства попа или полицейского. Они просто объявили о своем браке близким друзьям.
      Их новые отношения не изменили внешней стороны их жизни. Они возобновили прежнюю работу, хотя для этого им пришлось поселиться на другом конце города, так как старый участок стал для них небезопасен. В одном из переулков Кронверкского проспекта они нашли маленькую квартирку из двух комнат и кухни, в которой Таня сама стряпала.
      Комнаты были малы, с низкими потолками и плохо меблированы, маленькие окна почти всегда были покрыты матовым слоем инея. Мороз был еще во всей силе, хотя чувствовалось приближение весны. В солнечный день они могли любоваться видом безобразных серых домов через улицу. Ничего поэтического или живописного не было в этом жилище; в своей наготе оно казалось почти мрачным. И, однако, оно было для них земным раем - если только позволительно так выражаться, говоря трезвым языком современного человечества.
      Первые захватывающие восторги счастья скоро прошли. Они не гармонировали ни с их образом жизни, ни с тем, что творилось вокруг. Но они уступили место более спокойному и более высокому счастью - общности мыслей и чувств и той бесконечной прелести взаимного изучения, которое у влюбленных начинается только после брака.
      Они были так глубоко и бесконечно счастливы, как только могли это когда-либо вообразить.
      Правда, одного важного элемента для полного счастья не существовало для них. Они даже не обманывали себя иллюзиями насчет его продолжительности. Наступила короткая передышка - и они это знали. Дамоклов меч* беспрерывно висел над их головами. Каждый день, каждый их час мог оказаться последним. Опасности, постоянно окружающие революционера, несколько раз подходили к ним очень близко, как бы нашептывая memento mori** то Андрею, то Тане, то обоим вместе.
      ______________
      * Дамоклов меч - нависшая, постоянно угрожающая опасность Выражение взято из древнегреческой легенды об остром мече, подвешенном на тонком волоске над головой Дамокла.
      ** Помни о смерти (лат.).
      Но они не роптали. Опасности, сопровождавшие их жизненный путь, были в то же время светочами их любви. Что они больше всего ценили и любили друг в друге - была именно эта безграничная преданность родине, эта готовность каждую минуту пожертвовать всем ради нее. Они и любили друг друга беззаветной любовью, полной юного энтузиазма и веры, потому только, что находили друг в друге олицетворение высокого идеала, к которому стремились. Так как верность самим себе, своим идеалам и самой их взаимной любви налагала на них жизнь, полную опасностей, они не отступали. Пусть свершится неотвратимое: они не потупят глаз, что бы ни случилось.
      У них не было болезненной жажды самоистребления; они оба были слишком полны бодрости и здоровья, и жизнь теперь представляла для них столько прелести. Но и страха они не знали. Мрачное будущее не портило красоты настоящего. Оно придавало лишь большую цену каждому часу, каждой минуте, проведенной вместе.
      Однажды утром - в начале весны - Андрей попросил Таню прочесть ему вслух какую-то статью из новой книжки журнала, взятого у Репина, у которого они провели вечер накануне. Они очень любили читать вместе и потом обсуждать прочитанное. Но сегодня Таня отказалась читать. Лицо ее подернулось печалью чуть ли не в первый раз за четыре месяца их совместной жизни.
      - Что с тобой, родная? - озабоченно спросил Андрей. - У тебя такой серьезный и торжественный вид.
      Таня не могла в точности объяснить, что с нею. Ничего особенного, просто угнетенное состояние духа.
      Она сидела у стола. Андрей расположился на полу у ее ног - его обычная поза, когда они беседовали вдвоем.
      - Скажи, о чем ты думаешь, и я постараюсь догадаться, что тебя угнетает.
      - Не стоит думать об этих пустяках. Я немного расстроена - вот и все. Пройдет само собою.
      - Но я хочу знать, чем ты расстроена. Не я ли причиной? Если - да, то ты напрасно огорчаешься, потому что лучшего мужа днем с огнем не найдешь.
      - Шутки в сторону, - сказала Таня, и под влиянием слов Андрея ее грустное настроение приняло определенную форму, - Теперь-то мы счастливы, продолжала она, - но кто знает, на радость или на горе мы с тобой сошлись?
      - Всякий поп, если мы позволим ему вмешаться в наши дела, скажет, что на радость и на горе, - отвечал Андрей. - Но откуда у тебя эти вопросы? Я ничего подобного еще не слыхал от тебя. Уж не жалеешь ли ты, что вышла за меня замуж?
      - Нет, я не о себе говорю, - сказала она, проводя рукой по густым волосам Андрея. - Но, может быть, ты когда-нибудь пожалеешь об этом. Я часто слышала, что революционеры портятся, когда женятся.
      - Так вот что тебя беспокоит! Страх за мою чистоту и беспорочность?