Век исследований (№1) - Секретная карта

— Благодарю. Надеюсь, что вы правы.

Кирон слегка улыбнулся советнику, пытаясь не обращать внимания на неприятный холодок, пробежавший по спине.

Ты один из тех стервятников, верно? Я слышу твои слова, я вижу то, что ты мне показываешь, и мои слова бессильны что-либо изменить. Умиротворение от сознания, что хотя бы одна загадка разгадана, снизошло на Кирона.

Но кто же муравьи и откуда они явились? Глаза Правителя сузились. Когда они придут, смогу ли я остановить их?

Глава пятьдесят первая

Второй день Месяца Волка года Крысы.

Девятый год царствования Верховного Правителя Кирона.

Сто шестьдесят второй год Династии Комира.

Семьсот тридцать шестой год от Катаклизма.

Тиренкан, Феларати.

Дезейрион.

Сладкий серый дым затуманивал черты прорицателя. Курильница с фимиамом светилась темно-красными огоньками, но слабый свет почти не добавлял цвета его лицу, а лишь подчёркивал глубокие морщины. Полуприкрытые глаза с молочно-белыми белками, блестевшими в полумраке, казались незрячими. Дряблая кожа кое-где свободно болталась, словно её обладатель когда-то был дородным человеком, но бессчётные годы иссушили его.

Пируст сидел молча, укутавшись в плащ и надвинув капюшон на глаза. Прорицателю сказали, что перед ним один из советников Правителя. Пируст даже надел на левую руку перчатку с двумя заполненными пальцами, чтобы скрыть увечье. Запах фимиама успокаивал его, но от дыма слезились глаза. Он старался дышать неглубоко, когда облако дыма проплывало над ним, а потом, по возможности, втягивал полной грудью свежий воздух.

Голос прорицателя был низким и звучным.

— Опасайся, Правитель-Ястреб, воя разъярённой суки. Она лишит тебя возможности летать. Пресмыкаясь по земле, лёжа в своей берлоге, она заставит тебя забыть о высоте и о твоём собственном гнезде, забыть о том, что ты — Ястреб. Ястреб прислушивается к её тявканью, но это недостойные его величия звуки.

Тощий, как скелет, старик запустил руку под низкий столик, разделявший их с Правителем, и достал медный котелок и яйцо. Провидец поднял яйцо, держа его кончиками пальцев; его окутал серый дым. Он разжал пальцы, и яйцо скатилось на ладонь. Другой рукой он ухватил котелок за край. Раздавив яйцо, он вылил его содержимое в котелок.

— О! Видите? Смотрите! — Старик отбросил прочь скорлупу и поднял котелок обеими руками. Пируст заглянул внутрь. Горящие позади него и наверху свечи давали вполне достаточно света для того, чтобы Правитель смог увидеть кровь на плавающем желтке. Он отшатнулся. Старик опустил котелок.

Его голос превратился в шёпот.

— Это яйцо отложила курица, которой дали выпить мочу Правительницы Джейсаи. Таким образом, её дурные намерения раскрыты. Это знак, на который Правитель должен обратить внимание. Пренебрегать им — значит навлечь на себя несчастья…

— Неужели?

— Да.

— Я не согласен.

— Вы видели яйцо. Боги подали нам знак.

— Сомневаюсь. Боги не прибегают к дешёвым уловкам. — Пируст покачал головой. — Ты слишком стар, болван. Я видел пузырь с кровью, спрятанный в твоём рукаве.

Старик моргнул.

— Я не нуждаюсь в уловках, чтобы увидеть будущее. Нет? Тем не менее, ты используешь их, когда действуешь по указке министров. — Пируст откинул капюшон. — Тебе ведь известно, кто я такой.

Старик склонил голову.

— Да, Ваше Высочество.

— Я дам тебе ещё одну возможность заглянуть в будущее.

— Да, господин?

Пруст выхватил острый, как бритва, кинжал с широким лезвием. Без малейшего колебания он вонзил его в живот старика и протянул лезвие налево, прежде чем выдернуть.

— Читай по своим потрохам!

Прорицатель сидел неподвижно. Дымящиеся внутренности спутанным бледным клубком вывалились на его колени.

— Я вижу Смерть.

Пируст рассмеялся.

— Я почти что жалею, что убил тебя.

Резким движением старик вскинул голову, словно его охватила судорога. Лицо перекосилось, а потом он заговорил — низким, рокочущим голосом, выплёвывая слова. Это был совершенно не тот голос, которым он говорил раньше. Такие звуки вообще не должны были вырываться из человеческого горла.

— Ворота моего царства широко открыты для тебя, Правитель Пируст. Ты принесёшь мне больше, чем кто-либо до тебя. Служи мне бестрепетно, и твои мечты исполнятся.

Прорицатель упал на спину, издал булькающий звук и затих.

Капли крови падали с кинжала Пируста на стол. Он не двигался. Моего царства? Сейчас месяц Волка, то есть Грийи, бога Смерти. Неужели бог Смерти говорил со мной через умирающего провидца? Мои чиновники сделали его своим орудием. Почему бы богу не последовать их примеру?

Правитель покачал головой. Люди думали, что он верит в вещие сны, — но лишь постольку, поскольку он сам хотел, чтобы они так считали. Когда кто-то хотел убедить Правителя в чём-то, он пытался преподнести это в виде пророчества. Пируст с лёгкостью вычислял их. Часто он послушно выполнял советы прорицателей и не менее часто объяснял пророческими снами свои решения или военные победы. Всем уже было известно, что Правителю приснилась Джейсаи перед походом на Мелесвин.

— Боги так же заблуждаются относительно меня, как и люди? Действительно ли Грийя говорил со мной?

Мёртвый старик молчал, но Тёмная Мать, безмолвно появившаяся за правым плечом Пируста, поклонилась и произнесла:

— Боги редко говорят с людьми. Когда это происходит, к их требованиям трудно не прислушаться. Ещё труднее их выполнить.

Ещё две закутанные в тёмное фигуры появились из-за её спины. Они подошли к телу и уволокли его из комнаты. Несколько мгновений — и не осталось ни единого следа только что свершившегося убийства. Те, кто мог что-то подозревать, будут молчать. Иначе им самим придётся спустя краткое время миновать ворота, ведущие в царство Грийи.

— Ты слышала?

— Нет, мой господин, и даже знать не хочу.

Пируст усмехнулся и поднялся на ноги.

— Боишься богов?

— Одного. — Закутанные в чёрное фигуры покинули здание. Снаружи царила ночь. — Если прикажете, я доберусь до владений богов и убью Грийю своими руками.

— Он не сказал мне ничего плохого. — Пируст шагал за ней след в след. — Тебе известно, кто именно из министров заставил старика произносить свои собственные пророчества?

— Да, Ваше Величество. Они умрут быстрее, чем вы успеете прошептать приказ казнить их.

— Не стоит. Я пущу слух, что мне приснился страшный сон, и я отправился к предсказателю, но он исчез — точно так же, как и в моем сне. Министры станут допытываться, кто из них тайно убрал старика, чтобы послание не дошло до меня. Они сами вполне могут перерезать друг дружку, избавив меня от хлопот.

— Как пожелаете, Ваше Высочество.

Пируст кивнул.

— Мне нужно подумать над его словами. Возможно, ты и не хочешь этого знать, Делазонса, но они предназначались и тебе. Требования бога надо исполнять. Тебе придётся хорошенько поработать.

Глава пятьдесят вторая

Второй день Месяца Волка года Крысы.

Девятый год царствования Верховного Правителя Кирона.

Сто шестьдесят второй год Династии Комира.

Семьсот тридцать шестой год от Катаклизма.

Немехиан.

Каксиан.

Прежде чем они отправились в столицу Каксиана, капитан Грист договорилась об освобождении экипажа «Лунного Дракона». Договориться оказалось на удивление просто. Команда вернулась на судно и принялась за устранение повреждений; их сопровождали мастера из Токайана, чтобы научиться новым умениям и помочь с доставкой продовольствия.

Это было почти излишним, — припасов на наленирских кораблях хватало, — но Энейда охотно приняла подношения. Гости из Токайана занимались в основном тем, что наблюдали за работой команды «Лунного Дракона»; выяснилось, что народу Аменцутль искусство мореплавания было почти неизвестно. Они рыбачили на реках и побережье моря, однако явно смотрели на сушу как на основной источник своего процветания.

Поэтому Зихуа и сопровождавшие его ступили на палубу «Волка Бури» не без некоторого трепета. Немехиан располагался на крутом обрыве, выходящем в естественную бухту; причины, по которым Аменцутли не строили кораблей и не совершали плаваний, очевидно, крылись в их прошлом, — прошлом, о котором они все, казалось, говорили с большой неохотой. Но после изучения карт и вычисления расстояния выяснилось, что путь, занимающий полторы недели, на корабле можно пройти в три раза быстрее, и решение было принято.

Джорим поприветствовал воина со свитой на борту «Волка Бури» и проводил в отведённые им каюты. Он уже достаточно знал о разделении на касты, принятом в их обществе; воины занимали достаточно высокое положение. Плотники заранее передвинули переборки так, чтобы воины Зихуа могли расположиться вместе с солдатами «Волка Бури». Зихуа разделил каюту с Джоримом, и, казалось, все остались вполне довольны.

Великану пришлось нагнуться, чтобы войти в каюту, и двигаться внутри, ссутулившись, но он отнёсся к этому с истинным добродушием. Его явно очень заинтересовало и удивило, что шерсть на морде Шимика, всю дорогу внимательно присматривавшегося к его маске, приобрела зелёный с золотом оттенок. Более того, на лбу у фенна отросли пучки из длинного меха, напоминавшие перья на маске Зихуа.

Джорим и его гость проводили большую часть времени в каюте. Главной причиной послужило взаимное желание выучить как можно лучше язык друг друга. Зихуа оказался очень способным учеником, — не таким, как Джорим, но все же очень сообразительным, — и схватывал новое на лету. Разные касты Аменцутль имели собственные диалекты. Зихуа должен был упражняться в наречии майкана, так как он недавно перешёл в эту касту.

Его слова удивили Джорима.

— Возможно, я не вполне понимаю, как устроено ваше общество. У нас переход из одной касты в другую невозможен. Крестьянин не может стать чиновником, так же как ремесленник или воин. — Он задумался. — Впрочем, крестьянин может стать воином, правда, после многих лет упорных тренировок. Это случается очень редко.

Зихуа кивнул.

— Думаю, майкана — те, кого вы называете джейкаи. Когда кто-то из нас достигает уровня мастерства, позволяющего использовать магию, он становится майкана и обретает все их права, преимущества и обязанности.

— Майкана правят народом Аменцутль?

— Как и должно быть. Они всегда защищают нас от гнева богов.

— Наши боги не такие сердитые.

Улыбка осветила широкое лицо гиганта.

— У вас девять богов, а у нас — всего шесть. У них больше работы, вот они и злятся.

— Наши обычно не утруждают себя земными делами.

— Наши тоже — пока мы приносим им пожертвования. Если боги будут довольны нами, они помогут нам пережить сентенко.

— Этого слова я не знаю.

Глаза Зихуа ещё больше потемнели.

— Не мне объяснять вам это, друг мой. Все, что вам нужно знать, — сентенко снова приближается, и вновь будет решаться участь мира.

Была и вторая причина, по которой Джорим и Зихуа оставались в уединении в каюте. На второй день путешествия разразился шторм, море разбушевалось. Воин был бледен, как смерть, и Джорим боялся, что его будет тошнить беспрерывно, пока он не уменьшится в весе вдвое. Шимик принимал в Зихуа живое участие, оттаскивая ведра в гальюн и выливая их содержимое. Но вскоре он начал сжиматься от ужаса, глядя, как выворачивает воина.

К счастью, шторм быстро кончился. Никто из людей Зихуа ничего не узнал о приступах дурноты, мучивших его во время бури. Он не просил об этом, но Джорим прекрасно понимал, какой урон это нанесло бы его достоинству. Он поговорил с корабельным бхоткаи, тот приготовил какую-то настойку, и ночью накануне прибытия в Немехиан тошнило всех воинов Аменцутль. Зихуа отправился к ним и ухаживал за ними, что заставило их смотреть на него почти как на бога.

Если он и подозревал, что здесь кроется какой-то подвох, то ничего не сказал Джориму.

Джорим побывал почти во всех столицах Девяти княжеств, и он видел Токайан. Но Немехиан поразил его. Джорим рисовал в воображении одинокую пирамиду, возвышающуюся на уступе над обрывом, но никто не сказал ему, что когда-то уступ был горой. Вершину её словно срезало лезвие чудовищных размеров меча. Образовалась плоская площадка диаметром около пяти миль. На этой площадке и возвышались пирамиды, а также уже знакомые Джориму округлые здания. Замощённая камнем дорога вилась по склону горы; многочисленные повороты позволяли в случае надобности легко организовать оборону. Равнина у подножия горы уходила дальше к северу; там тоже виднелись дома и возделанные поля. Близлежащий участок леса на севере был вырублен; на восток вдоль побережья тянулось обширное болото, где трудились рабочие, добывая соль.

Если в Токайане тысяча жителей… Джорим быстро подсчитал в уме и пожалел, что рядом нет Йезола, чтобы проверить получившиеся числа. В этом городе может жить сотня тысяч человек. А это значит, что поля не могут прокормить всех. Они получают продовольствие из Токайана и прочих отдалённых мест.

Корабли причалили к берегу. Местные жители приветствовали гостей. Они размахивали яркими разноцветными полотнищами ткани и пели. Джориму не удавалось расслышать слова, к тому же эти люди были не из касты майкана, так что ему не хватало словарного запаса.

— Насколько я могу судить, капитан, эта песня восхваляет прибытие змея. Вполне уместно.

Энейда посмотрела наверх, на алые паруса «Волка Бури», которые украшали вышитые изображения драконов.

— Хорошо, что они встречают нас с радостью. Уверена, что ваша одежда тоже будет воспринята как благоприятный знак.

Джорим кивнул.

— Зихуа настоял, чтобы я надел это. Если бы не его просьба, я был бы в форме «Волка Бури».

— Это не имеет значения, Мастер Антураси. Вы всё равно остаётесь членом экипажа. «Волк Бури» бросит якорь прямо здесь. Корабли, способные плавать по мелководью, исследуют бухту. Посмотрим; может быть, удастся подойти ближе. Здесь прекрасное место для пристани. Пока обойдёмся лодками. Вы с Зихуа поплывёте первыми.

— Я объясню, что вы просто пытаетесь встать на якорь в безопасном месте, а не боитесь предательства.

— Все может быть. Но эти люди удивительно миролюбивы. Меня даже удивляет, что у них есть каста воинов, причём — достаточно искусных, чтобы становиться джесейсеррами.

— Этот вопрос нужно как следует изучить. Как мы и договаривались, я ничего не рассказал деду.

Энейда подняла одну бровь.

— Он что-нибудь подозревает?

— Он всегда подозревает меня в чём-нибудь. Так что я постоянно держу про запас всякие мелочи, которые он после некоторого усилия может выведать. Кажется, его это вполне удовлетворяет, и он успокаивается. — Джорим пожал плечами. — Думаю, Келес делает успехи, и дед в основном занят общением с ним.

— Да будет наш обман благословен. — Она улыбнулась. — Будь вместо вас брат, сомневаюсь, что мы так преуспели бы в общении с народом Аменцутль. Поезжайте; мы должны преуспеть ещё больше.

Джорим поклонился ей и бегом направился к лодкам. Токайанцы уже спускались по лестнице. Шимик догнал его у края палубы. Кроме пучков на лбу фенн отрастил бакенбарды, как у Джорима. Картограф вплёл цветные бусины в мех Шимика. С разрешения Зихуа он взял фенна с собой в лодку.

Лейтенант Линор приказала морякам отчаливать. Гребцы налегли на весла. Погода стояла безветренная, и Зихуа спокойно перенёс переправу на берег. Они миновали остальные корабли. Их команды приветственно кричали, воины Аменцутль в ответ радостно размахивали руками.

Но даже искреннее радушие моряков не могло сравниться с приёмом, оказанным гостям жителями Немехиана. Лодка пристала к берегу. Джорим, который сидел по обыкновению на носу, выпрыгнул и подтянул лодку повыше. Зихуа присоединился к нему, и они быстро вытащили лодку на сушу. Остальные токайанцы выбрались вслед за ними; разделившись на две группы по пять человек, они встали по обе руки от Джорима, Зихуа и фенна. Шимик прошёл немного вперёд и, словно ребёнок, озирался, широко распахнув большие глаза.

Жители Немехиана расступались и падали на колени, когда они проходили мимо. Они кланялись так усердно, что у многих ко лбу прилипла мелкая галька. Никто не смотрел в глаза Джориму или Зихуа; люди прятали лица. Вместо этого они благоговейно бормотали приглушёнными голосами:

— Теткомхоа! Теткомхоа!

Когда они оказались у подножия ведущей вверх дороги, Джорим изумлённо открыл рот. Люди заполняли все пространство до верхнего плато, — каждый дюйм дороги длиной около двух миль. На разной высоте стояли представители разных каст. Их отличал покрой и цвет одежд. Но все без исключения опускались на колени, повторяя: «Теткомхоа!». Джорим понятия не имел, что это означало, но такой приём ошеломил его. В Токайане ничего подобного не произошло. Но жители Токайана хорошо знали Зихуа. А здесь он — вновь прибывший майкана. Должно быть, «теткомхоа» — что-то вроде почтительного обращения; не знаю, почему Зихуа не рассказал мне об этом.

Они поднимались по дороге размеренным шагом. Добравшись до плато, они оказались на широкой улице, вдоль которой тоже стояли люди. Улица заканчивалась лестницей в стене ступенчатой пирамиды, в высоту составляющей не меньше ста пятидесяти футов. Они приблизились к пирамиде, приветствуемые людьми на дороге. У основания пирамиды сопровождавшие Зихуа воины остановились, но он продолжил путь. Люди, стоявшие на ступенях, не падали ниц, но глубоко кланялись и повторяли то же слово, что и остальные.

Джорим взбирался вслед за Зихуа все выше, начиная уже жалеть, что не остался внизу вместе с воинами. Они приветствуют его, а я только мешаю. Почти на самом верху пирамиды он протянул руку и ухватил Шимика за лапу, удерживая его рядом с собой, а потом улыбнулся Зихуа. Перед ними расстилалась дорожка из красной ткани. Темневший в стене вход вёл вглубь венчавшего пирамиду квадратного здания.

— Идите, друг мой. Эта честь принадлежит вам. Благодарю, что позволили сопровождать вас.

Зихуа опустился на колени и мягко притянул к себе фенна.

— Честью для меня было позволение сопровождать вас. Войти туда должны вы. — Зихуа поклонился; перья задели камни.

У Джорима засосало под ложечкой. Наверное, ты чувствовал себя так же, когда волновалось море. Ему хотелось оглянуться, но он боялся ещё раз увидеть это: тысячи людей, лежащих ниц, с опущенными прямо в дорожную пыль лицами. Он не понимал, чем обязан такому приёму, но был уверен, что произошла какая-то ошибка. Непросто будет исправить положение. Но, очевидно, для начала нужно пройти через эту дверь.

Принять решение было легче, чем исполнить его. Он шагнул в густую тень и замер на пороге, привыкая к темноте. Внутри царила приятная прохлада. Сначала он смог рассмотреть огромные камни, из которых были сложены стены, потом — более мелкие детали. На задней стене небольшого помещения был укреплён массивный диск, толщиной по меньшей мере в фут, испещрённый тысячами неизвестных Джориму символов. Он решил, что надписи сделаны на языке племён Аменцутль, но не знал, с какой стороны и подступиться к ним.

Но все эти мысли мигом вылетели у него из головы, когда из тени, скрывавшей каменный трон, выступила молодая женщина. Она приблизилась к Джориму. Высокая, тоненькая, с длинными, чёрными как смоль волосами, ниспадавшими на спину и грудь и наполовину скрывавшими золотые нагрудные украшения, она внимательно смотрела на него, и взгляд её был полон печали, а не любопытства или благоговения. Её набедренная повязка была сшита из чёрной рельефной ткани и отделана золотыми бляшками.

Сделав несколько шагов, она остановилась и оглядела Джорима с ног до головы. Её взгляд задержался на зелёной накидке, расшитой на груди изображениями драконов. Она прищурила тёмные глаза. На лице её появилось выражение уверенности.

— Так и было предсказано. Сентенко близится. Ты вернулся. — Она поклонилась. — Скажи, Владыка Теткомхоа, как мы спасём мир на этот раз?

Глава пятьдесят третья

Второй день Месяца Волка года Крысы.

Девятый год царствования Верховного Правителя Кирона.

Сто шестьдесят второй год Династии Комира.

Семьсот тридцать шестой год от Катаклизма.

Опаслиноти.

Долосан.

Натягивая защитную одежду, Келес размышлял. Может быть, с ним что-то не так? Над Иксиллом бушевали магические бури. Магия свирепствовала на западе, поднимая чудовищные клубы серой пыли, которые пронизывали багровые и чёрные молнии. Раскаты грома и на расстоянии в пятьдесят миль заставляли Келеса вздрагивать. Напряжение росло. Кусочки местной породы и таумстон начали светиться.

В Опаслиноти бурлила жизнь. Город напоминал мастерскую Антураси в те дни, когда Киро гневался. Люди работали без устали, чтобы защитить свои жилища и имущество от надвигавшегося шторма. Жёсткая ткань закрывала все окна и двери так плотно, насколько возможно. Пёстрая серо-коричневая ткань напоминала ту, из которой была сшита выданная путникам одежда, — вернее, её верхние слои. Все, что находилось на улицах, вносили в здания или прочно привязывали. Молодые работали, не покладая рук, в то время как старики, в глазах которых, казалось, отражались отблески грядущей бури, усмехались и предрекали, что на этот раз их ожидает самый ужасный шторм из виденных раньше.

Остальные, работавшие в Колодце — старатели, торговцы, рудокопы, — сновали вокруг, расставляя ловушки. Это могло быть всё, что угодно — от кусков дымоходов и старых залатанных кастрюль до длинных труб, примотанных металлическими тросами на предполагаемом пути шторма. Внутри этих ёмкостей, заполненных необработанным таумстоном, во время бури накапливалась магия, способная заряжать его. В конце концов шторм захлестнёт город, и магия стечёт в Колодец; но те, кто не хотел платить за обработку таумстона, спешили воспользоваться случаем.

Единственная трудность состояла в том, что за ловушками необходимо было присматривать. Оставившие их слишком рано рисковали быть обокраденными. После шторма приходилось как можно быстрее выбираться и искать свои ловушки, пока их не присвоил себе кто-то другой. Сторожить ловушки до последнего, так же как и слишком рано покидать укрытия, было опасно, — шторм налетал почти внезапно, и мог вернуться, застав неосторожных снаружи. Защитная одежда помогала — по крайней мере, так им сказали, — но при таких обстоятельствах она оказалась так же бесполезна, как мокрая ночная рубашка во время снежного бурана.

До начала сезона штормов Келес с каждым днём все больше страдал от приступов жесточайшей головной боли. Все его тело сводило судорогой, и ничто, казалось, не в состоянии было облегчить боль. Каких только объяснений не предлагали окружающие! Самым интересным было, пожалуй, такое: южный ветер приносит из Ирусвирука запах, из-за которого Келесу так плохо. Но стоило первым раскатам грома прогреметь над Иксиллом, как Келесу стало немного легче. Он почувствовал себя так хорошо, как не чувствовал с того злополучного дня, когда Рекарафи ранил его.

Но все остальные, напротив, плохо переносили приближение бурь. Что касается жителей Опаслиноти, Келес объяснял их настроения резко увеличившимся объёмом работы. Те, кто сооружал ловушки, собирались сразу же после окончания шторма отправиться в Иксилл. Мысли о предстоящем рискованном путешествии ещё больше усиливали напряжённость.

Некоторые из изувеченных магией мучились от приступов боли, — и это было ещё не самое страшное. У человека в тигриной шкуре отросли когти, и его пришлось запереть в клетку. Беременная женщина родила прозрачное, как будто хрустальное, яйцо, — а ребёнок внутри него, казалось, был в полном порядке. Старая ломовая лошадь сбросила кожу, словно змея, что вызвало некоторую сумятицу; впрочем, старожилы считали, что все дело в начале нового штормового цикла. В прошлый раз такие сильные бури бушевали в год, когда родился Киро Антураси. Охотники за таумстоном говорили, что надвигается очень сильный шторм.

Моравен и Кирас, пожалуй, чувствовали себя хуже всех остальных спутников Келеса. Они оба стали немного более рассеянными и раздражительными, словно приближавшаяся буря влияла на их способность. Боросан тоже не отличался любезностью и вечно был недоволен, поскольку пропитывавшая все кругом магия мешала его устройствам действовать так, как предполагалось. Он бесконечно разбирал их, в первую очередь те, что могли двигаться самостоятельно. Невозможность осуществить новые задумки до того, как бури закончатся, заставляла его чувствовать беспомощность и разочарование.

Тайрисса и Рекарафи держались молодцом, но это не делало их особенно приятными собеседниками. Вирук замкнулся в себе, отвергая бесчисленные предложения владельцев арен ещё раз сразиться с джианриготами. Они предлагали ему золото и таумстон, но вирук отметал все просьбы. Эти люди не понимали причин его отказа, но Келес догадывался, что чувствует Рекарафи. В конце концов, люди были потомками рабов, желающими окончательно унизить бывшего хозяина, заставив его драться с игрушками к вящей радости тех, кого он приказал бы выпороть за такую дерзость миллионы лет тому назад.

Поведение Тайриссы сбивало Келеса с толку. В то время как остальные отправились смотреть на состязания джианриготов, она осталась и заботилась о нем. Она прикладывала мокрую ткань к его пылающему лбу и пела колыбельные песни. В такие мгновения она совсем не походила на Керу. Келес чувствовал себя совершенно потерянным даже тогда, когда она ненадолго отходила, чтобы наполнить сосуд с водой. Только её убаюкивающий голос облегчал его мучения.

А как только ему стало лучше, Тайрисса исчезла. Он решил, что она отправилась немного поспать. Решив поблагодарить её и предложить всё, что угодно, в качестве вознаграждения за заботу, он принялся искать женщину, но не смог найти. Много позже он узнал, что Тайрисса, не предупредив его, отправилась в город и нашла место, где скрывались давешние разбойники.

Когда остальные вернулись и пришли проведать Келеса, они старались казаться весёлыми, но никому не удалось скрыть озабоченности. Они не были уверены, что Келес сможет продолжить путь. Моравен Толо не был так непреклонен, как Кирас, но Келес видел, что воин не забыл о собственной задаче. Во время их путешествия он обращал пристальное внимание на места, где, по слухам, находились старые захоронения или поля былых сражений. Вдыхающих Смерть ненавидели все. Все понимали, что тайник с древним оружием, пережившим многие битвы, представляет страшную угрозу для Девяти.

В Иксилле они найдут то, что ищет Моравен, но, похоже, им придётся сразиться с лазутчиками из Дезейриона, тоже охотящимися за старинным оружием. Келес настаивал на том, чтобы продолжать исследования, но понимал, что дело Моравена важнее. Я сделаю все от меня зависящее, чтобы помочь ему.

Итак, с приближением штормов Келес ожил; пульсирующая головная боль, изводившая его все путешествие, исчезла. Он не осмеливался даже строить предположения, в чём причина. С другой стороны, у него мелькнула мысль, что местная магия могла взять верх над отравой, все ещё текущей по его жилам, и наконец исцелить его. Ему стало легче двигаться, в голове прояснилось.

Но все же он не знал, почему в непосредственной близости от бушующей магии ему стало лучше. На Моравена магия явно оказывала противоположное действие. Это оттого, что он был Мистиком, — решил Келес. Понять, что значило достижение такого уровня мастерства для воина, было довольно просто. А если бы настолько же одарённым оказался бы, к примеру, математик? Он мог бы быстрее считать или делать более сложные вещи? С певцами, писателями, художниками, — и даже с поварами, крестьянами и куртизанками — все было более-менее ясно. А картографы? Могли ли они достичь подобного уровня, и к чему бы это привело?

Они с братом задумывались о подобных вещах, но гораздо больше их занимали другие стороны их искусства. Келес добивался совершенной точности, — вот почему он прекрасно подошёл для экспедиции в верховья Золотой реки. Джориму нравилось открывать новое. По его мнению, то, что находилось на земле, говорило о ней больше, чем все вычисления, вместе взятые.

Возможно, составитель карт и не мог достичь джейданто. Но Келеса это не огорчало, напротив, в некотором смысле даже радовало. Если бы такое могло произойти, то уже случилось бы с Киро. Келес вовсе не желал деду смерти, но мысль, что магия продлит его жизнь до бесконечности, — так что сыновья, внуки и правнуки Келеса будут работать на него, — немного устрашала.

Хотя для начала я должен выжить и вернуться в Морианд, а уж потом смогу рассуждать о собственных детях и внуках.

Защитная одежда, которую они надели, отправляясь в Иксилл заинтересовала Келеса. Её особенностями легко объяснялись некоторые наиболее частые увечья у старателей и рудокопов. Одежда была двухслойной. Внутренний слой изготовлялся из шелка или хлопка, а внешний — из более плотной, иногда простёганной ткани. Материю вываривали в растворе, содержащем таумстон, до тех пор, пока серая пыль намертво не въедалась в волокна. Ткань становилась жёсткой и натирала кожу, поэтому многие поддевали под первые два слоя одежды третий, из необработанного материала. Келес охотно последовал их примеру.

Внутренний слой состоял из чулок, шаровар и рубахи с длинными рукавами, которые оканчивались лоскутами для защиты тыльной стороны ладоней. Некоторые носили поверх шёлковые перчатки. Шёлковая шапочка полностью закрывала голову. Для глаз оставляли узкие прорези. Дышать через эту ткань было неприятно — раздражал кислый запах, словно её вываривали в моче, а не в таумстоне. На ноги чаще всего надевали обычную кожаную обувь.

Поверх любой обуви одевали жёсткие башмаки все из той же ткани. Помимо того, внешний слой включал штаны, доходившие до нижних рёбер, а снизу заправленные в башмаки. Поверх нижней шёлковой шапочки шла вторая, плотная, с точно такой же прорезью для глаз. Довершали наряд длинная, туго затягивавшаяся на талии накидка и рукавицы, плотно облегавшие руки поверх одежды. Их тоже завязывали тесёмками посередине предплечий. На рукавицах Келеса с двух сторон шли разрезы, чтобы он мог натягивать лук; Моравену и Тайриссе рукавицы не мешали управляться с мечом, и они оставили их как есть.

Глаза защитить было трудно. Поэтому они страдали в первую очередь. Чтобы хоть как-то уберечь их, местные жители использовали ткань с редким переплетением, напоминавшую сетку от насекомых. Видно через неё было вполне прилично, но летом нагревалась и доставляла неудобства. Многие пренебрегали этим приспособлением, и их глаза страдали от постоянного воздействия магии.