Шедевры фантастики - Чародей поневоле (пер. В.М.Федоров)

      — Да сохранят нас святые угодники! То была только крыса.
      Род попытался скрыть дрожь в собственных руках, когда нож вернулся в свои ножны.
      — Кажется, многовато крыс на стенах этого замка.
      Большой Том снова выпрямился, напряженный и настороже.
      — Но я кое-что заметил, когда крыса побежала ко мне… — Голос Рода смолк, когда он опустился на колени у наружной стены, слегка пробежавшись ладонями по камню. — Вот!
      — Что это, мастер? — овеяло щеку Рода чесночное дыхание Большого Тома.
      Род взял руку великана и приложил ее к своей находке. Том с дрожью втянул в себя воздух и отдернул руку.
      — Оно холодное. — Голос его трепетал: — Холодное и квадратное, и оно укусило меня!
      — Укусило! — нахмурился Род и провел пальцами по металлическому ящичку. Он ощутил укол слабого электрического тока и отдернул пальцы.
      Кто бы там ни подсоединял это прибор, он был самым рядовым из любителей. Его даже не заземлили как следует.
      Ящичек было легко увидеть, коль скоро ты знал, где его искать. Он был из белого металла со стороной примерно в восемь дюймов, в два дюйма высотой, с таким углублением, чтобы его перед и верх заполнялись камнем посередине между двумя зубцами.
      Но если поразмыслить, это отвратительное заземление могло быть намеренным, чтобы удержать людей от вмешательства.
      Род вытащил кинжал, радуясь изолированной рукояти, и осторожно потыкал, открыв ящик спереди.
      Он смог разобрать серебристые нити печатной схемы и плоскую квадратную коробочку интегральной микросхемы, но весь расклад занимал не больше места, чем ноготь его большого пальца.
      Волосы у него на голове вздыбились от беспокойства. Кто бы там ни создал это устройство, он знал о молекулярных схемах малость больше, чем инженеры на его родине.
      Но зачем такой большой ящичек для такой маленькой схемы?
      Ну, остаток ящичка был заполнен каким-то аппаратом с красивым, но совершенно незнакомым Роду механизмом.
      Он осмотрел верх ящичка — в его центре был установлен прозрачный кружок. Род нахмурился. Он никогда раньше не сталкивался ни с чем и близко похожим на это. Он догадывался, что схема была частью управляемой на расстоянии системы, а механические части были — чем?
      — Мастер, что это?
      — Не знаю, — пробормотал Род. — Но у меня подозрение, что это имеет какое-то отношение к баньши.
      Он прощупал механизм кинжалом, пытаясь найти подвижную часть. Он чувствовал себя надменно-безрассудным, прибор очень легко мог оказаться разрушительным устройством, способным переместить всю эту секцию стен на полпути до Солнца.
      Зондирующее устройство что-то нашло — машина щелкнула и начала гудеть почти в субзвуковом диапазоне.
      — Прочь, мастер! — крикнул Большой Том. — Оно проклято!
      Но Род остался, где был, с рукой, замершей от страха, что острие ножа потеряет какой-то замкнутый контакт.
      Из прозрачного круга волнами поднялся дым, взвился на три метра в воздух, затем спал. Меньше чем за минуту сформировалось маленькое локализованное облачко.
      Щелкнула вторая машина, где-то перед Родом, и с наружной стороны стены тьму прорезал луч света, направленный вверх, к Роду, пронзивший выше облачко дыма. Луч света рассеялся в веер.
      — Баньши! — в ужасе взвыл Большой Том. — Беги, мастер, ради своей жизни!
      Подняв взгляд, Род увидел возвышавшегося на десять футов над ним баньши. Казалось, что он почти мог почувствовать запах гнилых лохмотьев савана, покрывавших пышное женское тело.
      Кроличий рот открылся, показывая длинные заостренные зубы. Загудел, оживая, спрятанный динамик, призрак готов был начать свои завывания.
      Род поднял кинжал на несколько миллиметров, световой веер погас, шипение механического кувшина с дымом заглохло.
      Ветер зашуршал по стенам, рассеивая последние остатки дымового облака.
      Род неподвижно стоял на коленях, все еще глядя вверх, затем, встряхнувшись, он поднял последнюю часть ящичка и вернул ее на место.
      — Мастер, — прошептал Большой Том. — Что это было?
      — Заклинание, — ответил Род. — А вызванный им баньши был подделкой.
      Он встал, барабаня пальцами по камню.
      Ткнул кулаком в стену.
      — Ничего не поделаешь. Давай, Большой Том, держи меня за голени.
      Он лег лицом вниз между двух огромных гранитных блоков, подняв колени над машиной-кувшином-с-дымом.
      — Что, мастер?
      — Держи меня за голени, — отрезал Род. — Я должен посмотреть снаружи у стены. А ты должен удержать меня от падения в ров.
      Том не ответил.
      — Давай, давай! — оглянулся через плечо Род. — У нас не вся ночь впереди.
      Большой Том медленно подошел, огромная неуклюжая фигура в тени. Его огромные ручищи сомкнулись на голенях Рода.
      Род осторожно двинулся вперед, пока его голова не оказалась вне камня.
      Там, как раз у него под подбородком, находился маленький квадратный ящичек с коротким рыльцем: миниатюрный проектор, выстреливающий заранее записанную баньши на дымовое облако, придававшее иллюзии трехмерность — очень компактный проектор и перемещаемый экран, и все чувствительно к дистанционному управлению.
      Откуда?
      Род вытянул шею. Все, что он мог разглядеть, это серый камень.
      — Держи покрепче, Большой Том.
      Он пополз вперед, надеясь, что угадал правильно насчет рослого крестьянина.
      Он перестал ползти, когда почувствовал, что гранитный край стены прижимается к пряжке его ремня. Верхняя половина его тела свободно выступала за стену замка, не имея под собой ничего, кроме воздуха, и далеко внизу — рва.
      Он посмотрел вниз.
      М-да, до рва долгий путь, не так ли? А что случится, если он неправильно судил о Большом Томе? Если вопреки его ожиданиям этот здоровенный подъемный кран выпустит голени Рода?
      Ну, если это случится, Векс отправит доклад в штаб-квартиру ПОИСКа, и они пришлют другого агента. Незачем беспокоиться.
      Хриплое, тяжелое дыхание Большого Тома звучало очень громко у него за спиной.
       Кончай с этим по-быстрому, парень.Род просканировал стену под собой.
      Вот она, как раз под проектором, глубокая с серебристыми линиями чаша, утопленная в стену — гиперболическая антенна. Почему гиперболическая— хотелось бы ему знать.
      Чтобы радиоимпульс, включающий механизм проекции, мог быть очень-очень маленьким, невозможным для обнаружения за пределами прямой линии между передающей и принимающей антеннами.
      Так что если хочешь найти передающую антенну, просто смотри вдоль оси приемной.
      И глядя вдоль этой линии и давая поправку на параллакс, он оказался глядящим прямо на гниющую базальтовую кучу Дома Хлодвига.
      С миг он просто смотрел, ошарашенный. Так значит, в конце концов это устроили не советники.
      Затем он вспомнил дюрерову попытку отравления за завтраком и поправился; это были не все время советники.
      И если поразмыслить над этим, выкинуть тот фокус с жаровней было намного легче слуге, чем советнику.
      Из этих размышлений его вывели довольно внезапно: руки Большого Тома задрожали на его голенях.
       Черт возьми, я вешу не так уж много,подумал он; но еще думая об этом, уже лез обратно.
      Ему подумалось, что он услышал вздох облегчения, когда Большой Том втянул его.
      Род поднялся и повернулся. По лицу Большого Тома струился пот, кожа его выглядела весьма похожей на грязную воду после мытья посуды, а нижняя губа у него дрожала, когда он с шумом глубоко втянул в себя воздух.
      Род долгий миг смотрел в глаза великану, ничего не говоря, затем пробормотал:
      — Спасибо.
      Том еще с миг выдерживал взгляд Рода, а потом отвернулся.
      Род зашагал рядом с ним.
      Они были на полпути обратно к лестнице, прежде чем Большой Том произнес:
      — И ты знаешь, кто послал эти чары, мастер?
      Род кивнул.
      — Дом Хлодвига.
      — Почему же ты не уничтожил их?
      Род пожал плечами.
      — Это хорошее предупреждение, что королева в опасности, если опять появится баньши.
      — Тогда кому же ты скажешь о них?
      Род посмотрел на звезды.
      — Своему коню, — медленно ответил он.
      — Коню? — нахмурился Большой Том.
      — Да, своему коню. И никому более, пока не вычислю, за кого именно стоит Туан Логайр: за королеву или против нее.
      — А. — Большой Том, казалось, счел это достаточным объяснением.
      Род резко поднял свою оценку статуса Большого Тома. Очевидно, этот человек знал о том, что здесь происходит, куда основательнее Рода.
      Большой Том молчал, пока они не дошли до лестницы.
      — Ты был на волоске от смерти этой ночью, мастер.
      — О, я этого не думаю. — Род сложил руки на груди и прислонился к стене. — Это был всего лишь ложный баньши, он не мог причинить нам вреда. А даже будь он настоящий, я знаю заклинание, которое избавило бы нас от чего.
      — Я говорю не о баньши, мастер.
      — Я знаю. — Род посмотрел Тому прямо в глаза.
      Затем он повернулся и принялся спускаться по лестнице.
      Он прошел шесть ступенек, прежде чем сообразил, что Большой Том не следует за ним.
      Он оглянулся через плечо: Том глазел ему вслед, разинув рот от потрясения.
      Затем рот закрылся, лицо застыло.
      — Ты знал свою опасность, мастер?
      — Знал.
      Том очень медленно кивнул. Затем он опустил взгляд на ступеньки и пошел вниз.
      — Мастер, — произнес он после первой лестничной площадки. — Ты либо наихрабрейший человек, либо величайший дурак, каких я когда-либо встречал.
      — Вероятно, и то и другое, — сострил Род, не сводя глаз с освещенных пламенем факелов ступенек лестницы.
      — Тебе следовало бы убить меня, когда ты впервые догадался. — В голосе Тома звучала резкость.
      Род без слов покачал головой.
      — Почему же нет? — рявкнул Том.
      Род запрокинул голову и вздохнул.
      — Давным-давно, Том, и далеко-предалеко… Господи! Как предалеко!
      — Сейчас не время для сказок!
      — Это не сказка. Это легенда и — кто знает? — возможно, быль. Один король по имени Хидэеси правил страной, называемой Япония; а величайшего герцога в той стране звали Иэясу .
      — И герцог желал стать королем.
      — Я вижу, ты знаком с основной техникой. Но Хидэеси не хотел убивать Иэясу.
      — Он был дурак, — пробурчал Том.
      — Нет, он нуждался в поддержке Иэясу. Поэтому он пригласил Иэясу прогуляться с ним по саду — только они двое, одни.
      Том остановился, повернулся, оглядев Рода. Глаза его сверкнули в свете факелов.
      — И они подрались.
      Род покачал головой.
      — Хидэеси сказал, что он становится стар и слаб, и попросил Иэясу понести ему меч.
      Том выкатил глаза.
      Затем его язык быстро прошелся по зубам. Он сглотнул и кивнул:
      — Да. И что случилось?
      — Ничего. Они поговорили, а потом Иэясу снова отдал меч Хидэеси, и они вернулись в замок.
      — И?
      — И Иэясу был верен, пока старик не умер.
      Глаза Большого Тома не мигали, он мог сойти за деревянного.
      Затем он кивнул, сомкнув губы.
      — Рассчитанный риск.
      — Весьма напыщенный язык для крестьянина.
      Том зарычал и отвернулся. Род постоял, с миг глядя ему вслед. Затем улыбнулся и отправился за ним.
      Они почти вернулись в караулку, когда Том положил руку Роду на плечо. Род повернулся лицом к нему.
      — Что ты? — прорычал Том.
      Род улыбнулся краем рта.
      — Ты имеешь в виду, на кого я работаю? Только на себя, Большой Том.
      — Нет, — покачал головой Том. — Я этому не верю. Но я спрашиваю не об этом.
      — Вот как? — поднял бровь Род.
      — Вот так. Я имею в виду, что ты есть, ты, личность, что ты за человек?
      — Во мне нет ничего столь уж странного, — нахмурился Род.
      — Нет, есть. Ты не убьешь крестьянина между делом.
      — Вот как? — уставился на него Род и поджал губы. — Это столь неординарно?
      — Само собой разумеется. И ты вступишь в бой за своего слугу. И доверяешь ему. И говоришь с ним, а не просто приказываешь. Что ты, Род Гэллоуглас?
      Род покачал головой и развел руками в замешательстве, глухо рассмеявшись.
      — Человек. Просто человек.
      Том долгий миг глядел ему в глаза.
      — Да. Это так, — произнес он. — Я получил ответ.
      Он повернулся к двери караульной и распахнул ее.
      — Мастер Гэллоуглас, — сказал паж. — Тебя зовет королева.
      Одно из величайших и наименее дорогих сокровищ жизни — это заря. Мир лежит, дожидаясь солнца, освещенный пылающим небом, холодный и свежий, заполненный переливами птичьего пения.
      Большой Том сделал один долгий, глубокий вздох утреннего воздуха, наполнив свои легкие невинностью, которой никогда не знал.
      — Эх, мастер! — крикнул он через плечо. — Вот этот мир — для человека!
      Род ответил слабой улыбкой, когда Большой Том отвернулся и поскакал впереди Рода, торжествующе и со смаком напевая, хотя и несколько не в тон.
      К несчастью, Род не был в состоянии оценить эстетическое качество рассвета, имея около трех часов сна за последние сорок восемь часов.
      И потом, также, была еще и Катарина.
      Беседа была краткой и кислой. Она приняла его в палате аудиенций, но не отводила глаз от огня, ни разу не взглянула на него. Лицо ее было холодным, губы плотно сжаты.
      — Я страшусь за моего дядю Логайра, — сказала она. — Вокруг него есть люди, которые возрадуются, узнав, что герцогом стал его старший сын.
      Род ответил в том же жестком официальном тоне.
      — Если он умрет, вы потеряете своего сильнейшего друга среди лордов.
      — Я потеряю того, кто мне дорог, — отрезала она. — Меня не волнует дружба среди лордов, но я очень волнуюсь за своего дядю.
      И это, размышлял Род, вероятно, было правдой — к ее чести, как женщины, и в ущерб, как правительнице.
      — Вы, — резюмировала она, — сей же час поскачете на юг во владения Логайра и присмотрите за тем, чтобы никто не причинил ему вреда.
      И это крайне официальное расставание — было все. Самая глупая фурия в аду — ничто в сравнении с брошенной женщиной, подумал Род. Она отсылала как можно дальше своего самого компетентного телохранителя.
      — Векс?
      — Да, Род? — Конь повернул голову посмотреть на своего всадника.
      — Векс, я, несомненно, величайший олух из всех рожденных.
      — Ты — великий человек, Род, из рода великих людей.
      — О, да, я такой великий! Вот я, предположительно превращающий это королевство в конституционную монархию, и пока я весело скачу на юг, советники рвут на части любую возможность конституции, в то время как Дом Хлодвига на грани убийства монарха!
      И вот я скачу на юг, со слугой, который, вероятно, с радостью воткнет мне нож меж ребер, когда его чувство долга хоть на полминуты возьмет верх над его совестью.
      И чего я достиг? Я установил, что в этих местах полно призраков, эльфов, ведьм, колдунов и множество других чудищ, которые не могут существовать; я вызвал у тебя пять-шесть припадков, и чтобы увенчать все это, прекрасная женщина сделала мне предложение, а я отказал! О, я такой великий, что просто невероятно! Если бы я был всего лишь чуточку поэффективней, я бы уже сумел обстряпать это дело. Векс, а не лучше ли бы я поступил, если бы просто сдался?
      Робот начал тихо напевать:
      — Я человек постоянной печали. Видел беду я все свои дни…
      — А, заткнись.

Ведьма низшего сословия

      Рассвет застал их среди укосов, наполовину скошенных и тяжелых от росы. Род огляделся вокруг с вершины пригорка, рассматривая раскинувшиеся угодья и аккуратно подстриженные живые изгороди с теснящимися то тут, то там на фоне восходящего солнца деревьями.
      — Большой Том!
      Том повернулся в седле и оглянулся, затем натянул поводья своего коня, когда увидел, что Род остановился.
      — Завтрак! — крикнул, спешившись, Род.
      Он отвел Векса с дороги к скальному выступу под густой порослью дрока. Том пожал плечами и завернул коня.
      К тому времени, когда Большой Том остановил своего конька и пустил его пастись, Род уже разложил и разжег костер. Великан в изумлении уставился на Рода, достающего сковородку и кофейник, затем, повернувшись, удивленно покачал головой и вытер место для сидения на уровне ниже по склону. Он принюхался к запаху жарившейся ветчины, вздохнул и достал пачку сухарей.
      Род, нахмурившись, поднял взгляд и увидел, что Том сидит на мокрой траве с сухарем и бурдюком эля.
      Он свел брови и крикнул:
      — Эй!
      Крик застал Большого Тома посреди глотка, он поперхнулся, закашлялся и поднял голову.
      — А, мастер?
      — Моя пища недостаточно хороша для тебя?
      Большой Том уставился на него, разинув рот.
      — Брось, иди сюда. — Род нетерпеливо помахал рукой. — И принеси сюда эти сухари, они хорошо пойдут, зажаренные в ветчинном жире.
      Большой Том несколько раз открыл и закрыл рот, затем неопределенно кивнул и встал.
      Вода закипела, Род приподнял крышку кофейника и бросил туда горсть молотого кофе. Он поднял взгляд на подошедшего Большого Тома, нахмурившего лоб и выпучившего глаза.
      Уголок рта у Рода опустился.
      — Ну, чего глядишь? Никогда раньше не видел костра на привале?
      — Ты предлагаешь мне есть вместе с моим мастером?
      — Это какое-то крупное чудо? — удивился Род. — Вот, дай-ка хлебнуть из этого бурдюка, ладно? Дорога-то становится пыльной.
      Том кивнул, все еще не сводя глаз с Рода, и протянул бурдюк. Род отхлебнул, поднял взгляд и нахмурил брови.
      — Что случилось? Никогда не видел, как человек пьет? Я что, какое-то чудовище?
      Рот Тома закрылся. Глаза его стали темными и задумчивыми.
      Затем он ухмыльнулся, рассмеялся и присел на камень.
      — Нет, мастер, нет. Ты на редкость хороший человек и только, да, и только!
      — Вот так так! — нахмурился Род. — Чего во мне такого редкого?
      Том бросил два сухаря на сковородку и усмехнулся, подняв взгляд.
      — В этой стране, мастер, дворянин не принимает пищу вместе со своим слугой.
      — Ах это! — отмахнулся Род. — Здесь, на дороге, только ты да я. Мне незачем заниматься этой чепухой.
      — Да, — засмеялся Большой Том. — Как я сказал, чудесно редкий человек.
      — И дурак, да? — Род положил два ломтя ветчины на деревянные блюда. — Полагаю, что будем есть ножами, Том. Начинай.
      Они ели в молчании. Род хмуро смотрел в свою тарелку. Том откинулся назад и разглядывал местность.
      Они находились в начале маленькой долины, наполненной сейчас утренним туманом — ловушкой для солнечных лучей. Солнце таилось за живыми изгородями и золотило туман.
      Том усмехнулся, дожевал и ткнул большим пальцем в сторону долины.
      — Это конец радуги, мастер.
      — Хм? — вскинул голову Род. Он кисло улыбнулся — это был, в конце концов, куда больший кувшин с золотом, чем он имел право ожидать.
      Том издал рокочущее рыгание и поковырял в зубах кинжалом.
      — Золотистый туман, мастер, и в нем, возможно, золотистые девушки.
      Род быстро сглотнул и возразил:
      — О нет! В этом путешествии никаких похождений на стороне, Большой Том! Мы должны попасть на юг и попасть туда быстро.
      — Эх, мастер, — завыл Том в потрясенном протесте. — Какой вред от еще одного часа или четырех? Кроме того, — он выпрямился и, усмехнувшись, ткнул Рода пальцем в ребро, — голову дам на отсечение, что ты превзойдешь меня. Каких девушек не может взять чародей? Э, что случилось?
      Род засопел и стукнул себя в грудь.
      — Просто кусок сухаря вступил в спор с моим пищеводом. Том, в черт знает какой непечатный последний раз говорю — я не чародей!
      — О, да, мастер, само собой! — сказал Большой Том с широченной усмешкой. — И можешь быть уверен, что ты такой же скверный лжец, как и палач!
      Род нахмурился.
      — Я не убил ни одного человека за то время, что был здесь!
      — Да, именно это я и имел в виду.
      — А. — Род повернулся и посмотрел на поля. — Ну ты, Том, вполне можешь добавить любовника к перечню дел, в которых я не хорош.
      Великан выпрямился и, нахмурив брови, обыскал взглядом лицо Рода.
      — Воистину, по-моему, он это всерьез!
      — Уж будь уверен.
      Том посидел, изучая своего хозяина и подбрасывая кинжал, ловя его то за рукоять, то за лезвие.
      — Да, ты говоришь то, что думаешь. — Он выпрямился, глядя Роду в глаза. — И поэтому я осмелюсь дать тебе совет.
      Род усмехнулся и издал глухой смех.
      — Ладно, посоветуй мне. Расскажи мне, как это делается.
      — Нет, — поднял ладонь Том. — Это-то, я уверен, ты знаешь, но я должен тебя предостеречь насчет этих сельских девушек, мастер.
      — Вот как?
      — Да, они… — Лицо Тома расплылось в широкой улыбке. — О, они великолепны, мастер, хотя и простоваты. Но… — Он снова нахмурился. — Никогда не давай им надежды.
      Род тоже нахмурился.
      — Почему бы и нет?
      — Это будет твоей погибелью. Ты можешь спокойно любиться с ними, мастер, один раз — но только один. Потом ты должен их оставить, по-быстрому, и никогда не оглядывайся.
      — Почему? Превращусь в соляной столб?
      — Нет, хуже, ты превратишься в мужа. Ибо, коль скоро дашь им хоть малую тень надежды, мастер, эти деревенские девушки прицепятся к тебе крепче пиявок, и ты никогда от них не избавишься.
      — Был бы у меня шанс побеспокоиться об этом! — фыркнул Род. — Пошли, допивай свой кофе и по коням.
      Они погасили костер и упаковались, затем поскакали в красно-золотистый туман.
      Они проехали, наверное, ярдов триста, когда их приветствовал протяжный альтовый голос.
      Род поднял взгляд, напряженный и осторожный.
      На одном из полей стояли, смеясь и размахивая руками, две рослые крестьянские девушки с вилами в руках.
      Глаза Большого Тома зацепились за них с почти слышным щелчком.
      — Эх, мастер, хорошенькие телочки, правда?
      Они были хорошенькие, вынужден был признать Род, хотя никак не телочки, разве что телки. Обе они были с полными грудями и полными бедрами, одетые в свободные блузки с низким вырезом и простые юбки, с повязанными платком волосами. Юбки у них были подоткнуты, чтобы те не промокли от росы на сене.
      Они призывно махали им, в их смехе слышался насмешливый вызов. Одна из них положила руки на бедра и выполнила медленное вращательное движение тазом.
      Большой Том с шумом втянул в себя воздух, довольно-таки сильно выпучив глаза.
      — Э… мастер, ну, — взмолился он, — неужели мы так уж спешим?
      Род вздохнул, закатив глаза к небу, и покачал головой.
      — Ну, мне было бы крайне неприятно увидеть их страдающими от пренебрежения, Большой Том. Действуй.
      Том с радостным криком пришпорил коня, перемахнул через канаву и понесся галопом по полю. Он выскочил из седла прежде, чем конь замедлил бег и несся еще на рыси, поймал в каждую руку по девушке, поднял их и закружился с ними.
      Род медленно покачал головой, отсалютовал Тому и его подругам, затем повернул прочь, отыскивая соседний стог сена, где он мог спокойно вздремнуть.
      — Род, — произнес тихий голос у него за ухом.
      — Да, Векс?
      — Твое поведение беспокоит меня, Род. Оно неестественно для здорового молодого мужчины.
      — Это не первый раз, когда мне говорят это, Векс. Но я методичен, я не могу держать в голове сразу двух девушек.
      Он нашел еще один стог сена как раз за следующей изгородью. Род припарковался в тени, разнуздал Векса, который для поддержания вида принялся щипать сено. Род снова влез на коня, прыгнул на верхушку стога и с блаженным вздохом повалился в мягкое душистое сено. Острый запах недавно скошенного сена наполнил его голову, возвращая его в детство на поле у отцовского поместья, во время сенокоса — настоящий Эдем, без всяких там мягких половозрелых проблем, бегающих кругом и вносящих беспорядок, только роботы…
      Он наблюдал за проплывающими по бирюзовому небу облаками и не заметил, как задремал.
      Род резко проснулся и остался совершенно неподвижен, гадая, что же его разбудило. Он пробежал по каталогу ощущений, способных включить будильник, зазвонивший у него в голове.
      Поблизости кто-то был.
      Его глаза резко распахнулись, каждый мускул тела напрягся для схватки.
      Но оказалось, что глядит он в лиф с низким вырезом.
      Он оторвал взгляд от этого приятного пасторального зрелища — задача, требовавшая немалой силы воли — и увидел глядевшие на него два больших зеленых, как море, глаза.
      Они были влажные, с длинными ресницами, и выглядели обеспокоенными.
      Сфокусировалось и их окружение: изогнутые брови, усыпанный веснушками курносый нос, очень широкий рот с полными красными губами — все это на округлом лице, обрамленном развевающимися волосами.
      Полные губы были надуты, а глаза встревожены.
      Род улыбнулся, зевнул и потянулся.
      — Доброе утро.
      Надутые губы расслабились в полуулыбке.
      — Доброе утро, прекрасный джентльмен.
      Она сидела рядом с ним, оперевшись на одну руку и глядя ему в глаза.
      — Почему вы спите здесь один, сэр, когда рядом женщина только и ждет вашего слова?
      Ощущение было такое, словно кто-то только что влил горькую настойку в кровеносную систему Рода, дрожь, и не совсем приятная, затопила его.
      Он улыбнулся, пытаясь сделать улыбку теплой.
      — Спасибо, девушка, но я сегодня не чувствую себя игривым.
      Она улыбнулась, но между бровей у нее все еще заметна была суровость.
      — Благодарю вас за доброту, сэр, но я едва ли могу поверить вашим словам.
      — Почему? — нахмурился Род. — Неужели для мужчины так уж невозможно не желать порезвиться?
      Девушка издала одинокий смешок.
      — О, такое может быть, милорд, но вряд ли вероятно. Даже с крестьянином вряд ли, и еще меньше с лордом.
      — Я не лорд.
      — Тогда дворянин. Им уж ты наверняка являешься. И значит, наверняка не будешь страдать отсутствием интереса.
      — Вот как? — поднял бровь Род. — Почему?
      Она печально улыбнулась.
      — Но, милорд, крестьянин же может страшиться вынужденного брака, но лорд — никогда.
      Род снова нахмурился и изучил лицо девушки. Он думал так, что она была ненамного моложе его, около двадцати девяти или тридцати. А для крестьянской девушки в такого рода обществе быть до тридцати лет незамужем…
      Он выбросил руку.
      — Подойди сюда, девушка.
      На миг в глазах девушки зажглась надежда, но она быстро растаяла, сменившись смирением. Она со вздохом упала в сено рядом с ним, перекатилась на бок и положила голову ему на плечо.
      Надежда, думал Род, очень даже осознавая прижавшиеся к его боку груди и бедра. Надежда быть измятой и выброшенной прочь.
      Он содрогнулся, и девушка озабоченно подняла голову.
      — Замерз, милорд?
      Он повернулся к ней и улыбнулся, неожиданная волна благодарности и нежности комом встала в горле. Он крепче прижал ее к себе, закрыв глаза, чтобы полнее ощутить прикосновения ее тела к своему. Голову его наполнил аромат, не розового масла или сирени, а просто солено-сладкий запах женщины.
      Из него вытекала внутренняя боль, понял он с легким удивлением, боль, о существовании которой он не знал, пока она не стала покидать его.
      Она прильнула к нему, стиснув в кулачках ткань его камзола и уткнувшись щекой ему в шею.
      Затем, постепенно, он стал расслабляться, высвободив свои объятия. Он лежал совершенно неподвижно, давая своему фокусу медленно расшириться, снова открыть его для окружающего мира, он смутно услышал вдали птичье пение и шепот ветра по кустам и деревьям. Где-то рядом с его головой стрекотал в сене кузнечик.
      Ее объятия освободились одновременно с его, ее руки и голова лежали теперь на нем свинцовой тяжестью.
      Он не открывал глаз, солнце давило ему на веки, он лежал в алом свете, «видя» мир ушами.
      Раздался шорох, и ее тело отодвинулось, поднявшись от него, теперь она сидела. Должно быть, она смотрит на него, в глазах боль, нижняя губа дрожит, по щеке крадется слеза.
      Его захлестнула жалость, жалость к ней, гнев на себя, не ее это вина, что ему хотелось сейчас всего лишь покоя, а не романа.
      Он открыл глаза, перекатившись на бок, и хмуро поглядел на нее. Но не было никакой боли в ее глазах — только серьезное глубокое приятие и озабоченность.
      Она поднесла кончики пальцев к его щеке, робко, едва касаясь его кожи. Он поймал ее руку, приложил ладонь к челюсти и был изумлен, какой маленькой оказалась ее рука в его собственной.
      Он закрыл глаза, еще крепче сжав ее руку.
      Голос ее был низким и очень нежным.
      — Милорд, используй меня, как тебе угодно. Большего я не прошу.
       Большего я не прошу…Любовь, она должна получить любовь хотя бы только на минутку, даже если следом за ней тут же придет расставание, даже если, оглядываясь назад, она должна будет понять, что это было вожделение, а не любовь. Даже если это принесет только печаль и боль, она должна получить любовь.
      Он посмотрел ей в глаза, в них стояли слезы.
      Он снова закрыл глаза и перед ним возникло лицо Катарины, а рядом с ним лицо Туана. Часть его оставалась в стороне, поодаль, и созерцала эти лица, она отмечала, как хорошо они выглядели вместе, прекрасная принцесса и доблестный юный рыцарь.
      Затем рядом с Туаном появилось его собственное лицо, и СРАВНИ прошептала отстраненная часть его. СРАВНИ.
      Руки Рода стиснулись, и он услышал, как крестьянская девушка издала легкий вскрик от внезапной боли.
      Он выпустил ее руку и посмотрел на нее, и лицо Катарины всплыло рядом с ее лицом.
      Он смотрел на них обеих, одну — склонную использовать его, другую — склонную быть использованной им, и неожиданно в его груди вспыхнул душный гнев, гнев на Катарину, и ее уверенность в своей правоте, и ее решимость согнуть весь мир перед своей волей, и на эту крестьянскую девушку за ее немое приятие и глубокое смирение, за глубину ее тепла и нежности.
      Душившая его петля гнева сжималась все туже и туже — гнева на себя за зверя в себе самом, когда его пальцы впились в ее плечи и он притянул ее на сено. Она охнула от боли, тихо плача, пока его губы не прильнули к ее, давя, кусая и сокрушая, его пальцы сжали концы ее челюстей, вынуждая ее рот открыться, и его язык с силой вонзился под ее язык. Его рука ощупывала ее тело, пальцы глубоко вонзились в плоть, все ниже и ниже, отмечая и пытая.