Людишки

      Вскоре остальные присоединились к нему, но докучать не стали. По единодушному решению все стали смотреть одиннадцатичасовой выпуск новостей. Мария-Елена задернула шторы на окнах гостиной, прячась от любопытных глаз соседей; гости расселись по местам и уставились на экран. Замелькали кадры: репортаж из России, репортаж из Вашингтона, события на Аляске, в Берлине...
      После рекламного ролика пошли сообщения о забастовке на атомной электростанции Грин-Медоу-III. На экране мельтешили полицейские и пикетчики, сквозь толпу к воротам не без труда продирался желтый школьный автобус. За его стеклами виднелись встревоженные пожилые люди обоего пола. Бесстрастный невыразительный голос за кадром сообщил зрителям, что рабочее состояние этой современной, до предела автоматизированной станции круглые сутки поддерживается усилиями работников руководящего звена. Сомнительные научные исследования, из-за которых началась забастовка, благополучно продолжаются. Жителей округов Колумбия и Датчесс заверили, что перебоев с электроэнергией не предвидится.
      - Перебои, - усмехнулся Григорий. - Что за словечко такое!
      - Чиновники, как правило, очень изобретательны в подборе выражений, усыпляющих бдительность населения, - заметила Мария-Елена.
      - Население само предпочитает оставаться в неведении, - отозвался Григорий, и Кван выразительно кивнул.
      - Плевать мне на эти беспорядки, - заявил Фрэнк, подтверждая тем самым слова Григория. - Для меня главное - чтобы меня не трогали.
      - И для меня тоже, - добавила Пэми.
      Григорий кивком указал на экран, где в этот миг начали показывать репортаж об антирасистских выступлениях в Бруклине, после которых был и арестованы четверо демонстрантов, и повторил то, что говорил накануне Марии-Елене:
      - Хотел бы я оказаться там, на станции. Хоть на денек.
      Фрэнк посмотрел на него и спросил:
      - Зачем?
      - Я бы отмочил там знатную шуточку, - ответил Григорий с холодной улыбкой, подобной той, которая играла у него на губах во время разговора с Марией-Еленой.
      - Вот это класс, - отозвался Фрэнк, не вполне понимая смысл высказывания Григория. Он тоже кивнул на телевизор и добавил: - Пробраться на станцию проще пареной репы.
      Григорий покачал головой.
      - Это не так-то просто. Как вы сами видите, там сигнализация, заборы, полиция, телекамеры. А теперь они приняли еще и дополнительные меры предосторожности.
      Фрэнк ухмыльнулся. Это был его конек.
      - Григорий, - сказал он, - моя работа в том и заключается, чтобы проникать куда угодно. Охрана электростанции - сущая чепуха.
      - Я бы так не сказала, - заметила Мария-Елена.
      - Я могу предложить целую кучу способов проникновения. Вы видели школьный автобус?
      Школьный автобус видели все.
      - Операция занимает два дня, - продолжал Фрэнк. - В первый день вы изучаете маршрут автобуса. Он едет по городу, подбирая по пути работников станции. Вы выбираете какую-нибудь из смен, не важно, дневную или ночную, и следите за ней. На второй день вы подъезжаете к последнему пункту маршрута, входите в автобус, показываете пассажирам пушку и...
      - Какую пушку, простите? - спросила Мария-Елена.
      - Оружие, - ответил Фрэнк. - Сам-то я им не пользуюсь и рассуждаю чисто отвлеченно. Итак, вы входите в автобус, показываете людям оружие и велите сидеть тихо и не дергаться. Автобус подкатывает к станции, охранник машет рукой, и вы въезжаете в ворота. Охрана обеспечивает вам безопасный проезд на территорию. - Фрэнк улыбнулся, покачал головой и спросил Григория: - Но зачем это нужно? Допустим, вы попали внутрь. Вы отмачиваете свою шуточку, а нам-то что с этого? Там нет ничего ценного.
      - Там плутоний, - заметил Григорий.
      - Вот как? И что прикажете с ним делать?
      - Боюсь, ничего. - Григорий улыбнулся и добавил. - Даже если я влезу в автобус с пистолетом в руках, вряд ли пассажиры воспримут меня достаточно серьезно.
      - Ну вот, видите? - сказал Фрэнк. - Согласитесь провернуть вашу шуточку где-нибудь в ювелирном магазине, и я иду с вами.
      После выпуска новостей Григория, Пэми и Квана сморит усталость. Григорий ляжет на диване в гостиной, Квана устроят на полу на импровизированном матрасе из кресельных подушек, Пэми уложат на втором этаже. Мария-Елена отправится спать в свою комнату, а Фрэнк - в соседнюю спальню, прежде принадлежавшую Джеку.
      Но это позже, не сейчас. Мария-Елена и Фрэнк еще не хотели спать. Оба они, каждый по своей причине, испытывали возбуждение и нуждались в успокоении. Они ушли на кухню и, закрыв за собой дверь, принялись наводить порядок. Мария-Елена рассказала Фрэнку о своей прошлой жизни в Бразилии, а тот немногословно поведал ей о бесконечных перипетиях своей бесцельной жизни и подробно рассказал о происшествии в Сент-Луисе, ставшем поворотным пунктом в его судьбе.
      - Теперь я не могу допустить, чтобы меня поймали. Никаких больше мелких краж, никакого риска. На сей раз тремя-пятью годами не отделаться. Если меня схватят, мне конец.
      - Значит, вам придется перестроиться, - шутливо заметила Мария-Елена. Она не могла понять, отчего излияния Фрэнка не вызвали у нее неприятия. Ей почему-то казалось, что Фрэнк - скорее хороший человек, вынужденный творить зло, нежели законченный мерзавец. Во всяком случае, он за всю свою жизнь не отравил ни одного ребенка.
      Казалось, Фрэнк и сам удивлялся тому, что он столь откровенен с незнакомой женщиной.
      - Я никогда еще не болтал так много, - признался он наконец. - Что со мной случилось? Я вверяю вам свою жизнь, хотя вовсе вас не знаю. Стоит вам позвонить в полицию, и меня как не бывало.
      - Зачем мне это делать?
      - Не знаю. Зачем люди делают гадости?
      Уборка уже была закончена. Мария-Елена стояла спиной к раковине, скрестив руки. Фрэнк прислонился к холодильнику.
      - Я не намерена устраивать вам неприятности, Фрэнк, - сказала она.
      Фрэнк пожал плечами и натянуто улыбнулся.
      - Остается только надеяться.
      Мария-Елена развела руками.
      - Вы первый человек, который разговаривает со мной за последние пять лет, - сказала она.
      Его улыбка стала еще шире.
      - Мне пришлось ждать меньше. Может, потанцуем?
      - Здесь нет ни радио, ни магнитофона, - растерянно произнесла женщина.
      - Неужели вы не слышите музыку?
      Мария-Елена подняла голову и печально улыбнулась в ответ.
      - Теперь слышу, - ответила она.
      Фрэнк шагнул вперед, и Мария-Елена оказалась в его объятиях. Фрэнк не умел танцевать и знал об этом, а посему он повел женщину простым медленным шагом вокруг кухонного стола. Мария-Елена оказалась полнее и крепче, чем он думал, но это ему понравилось. В конце концов перед ним была не девчонка, а зрелая женщина. От ее волос пахло чистотой, а мягкая шея едва ощутимо благоухала духами. Ведя ее медленными шагами, напоминавшими тюремное шарканье, Фрэнк откашлялся и, набравшись храбрости, после двух неудачных попыток сумел наконец пробормотать:
      - Можно мне... э-э-э...
      - Да, Фрэнк. - Мария-Елена погладила его по плечу и поцеловала в шею.
      32
      Утром Кван проснулся, еще более слабый, чем накануне. Он отказался вставать с матраса на полу и лишь дважды приподнялся, чтобы проглотить немножко приготовленной Марией-Еленой смеси. На сей раз ему было больно глотать даже воду с медом, и большую часть дня он провел в дреме.
      В недолгие периоды бодрствования Квана обуревало новое, доселе неведомое ему желание. Он сумел побороть отчаяние и окреп духом. Он по-прежнему мечтал умереть, покончить со своим бессмысленным существованием, но пропадать зря больше не хотел, а хотел он, чтобы о нем узнал мир правительства, чиновники, все те бесчувственные люди, которые довели его до нынешнего состояния.
      Григорий тоже не покидал гостиную. Как только Мария-Елена отдернула занавески, он уселся на диван, на котором спал, и принялся разглядывать пустое пригородное шоссе за окном. Мария-Елена должна была увезти Григория в половине одиннадцатого, чтобы успеть в клинику к обеду, но когда она сказала ему, что пора собираться, он после недолгого колебания признался, что не хочет уезжать.
      - Возвращаться в клинику бессмысленно, - шепотом сказал он, не желая будить заснувшего Квана. - Теперь там делать нечего. Я хотел бы провести оставшееся время в... Мария-Елена, можно мне остаться?
      - Боюсь, врач будет против, - осторожно заметила Мария-Елена, усевшись рядом с ним на диван.
      - Конечно, если я вам мешаю...
      - Вы мне не мешаете, Григорий.
      - Хотя бы на несколько дней.
      Не желая терять достоинство, Григорий старался избегать просительного тона. Заметив это, Мария-Елена ответила:
      - Надо позвонить врачу, спросить разрешения...
      - Нет, - отозвался Григорий. На его лице появилось несвойственное ему лукавое выражение. - Они не знают вашего адреса, не знают даже, в каком штате вы живете.
      - Но если вы исчезнете, они поднимут на ноги полицию, будут беспокоиться...
      - Тогда я позвоню сам.
      - Что ж, неплохая мысль, - отозвалась Мария-Елена, подумав, что врачу будет проще уговорить пациента. Она ничуть не возражала против присутствия Григория в своем доме, но как же лекарства? Как же больничный режим? Сможет ли Григорий выжить без медицинской помощи, сколько он протянет, предоставленный самому себе?
      - Позвольте мне поговорить с врачом наедине, - попросил Григорий. - У вас на кухне есть телефон?
      - Да.
      Григорий вышел на кухню, поддерживаемый Марией-Еленой, которая усадила его на табурет у аппарата и, убедившись в том, что здесь с ним ничего не случится, покинула кухню, плотно притворив за собой дверь.
      В прихожей стояли Фрэнк и Пэми, готовые выйти на улицу. У Марии-Елены мелькнула мысль, что они собираются уехать навсегда. Женщину обуял страх, от которого затряслись руки, а в голосе послышалась дрожь.
      - Уже уезжаете? - спросила она.
      - От меня не так-то легко отделаться, - ответил, улыбаясь, Фрэнк. - Мы с Пэми решили прокатиться по магазинам. Похоже, после вчерашней пирушки ваши запасы изрядно оскудели.
      Он был прав. После неожиданного появления еще троих гостей, кроме Григория, в доме почти не осталось съестного.
      - Да-да, поезжайте, - ответила Мария-Елена, ощутив внезапный прилив облегчения и понимая, что после всего, что было вчера, Фрэнк не смог бы уехать - по крайней мере сразу, сейчас. - Я запишу, что нужно купить, предложила она. - Я бы отправилась с вами, но Григорий...
      - Ничего, мы сами справимся, - сказал Фрэнк. - Давайте список и рассказывайте, как проехать к магазину.
      Мария-Елена сделала все, что нужно, и Фрэнк на прощание чмокнул ее в щеку, нимало не стесняясь Пэми. Мария-Елена вышла в гостиную и, остановившись подле спящего Квана, выглянула в окно, наблюдая за Фрэнком и Пэми, которые сели в "тойоту" и отъехали.
      "Какое странное ощущение - оказаться под одной крышей с тремя незнакомыми людьми", - думала она. Безрадостная жизнь с Джеком (точнее, без Джека), потом - полное одиночество, и вдруг - такое. Место отчужденно-благопристойного Джека заняли отверженные - больная негритянка, белокожий преступник и умирающий китаец. И все-таки здесь, в окружении обреченных людей, Мария-Елена гораздо острее ощущала полноту жизни, чем во время своего сосуществования с Джеком.
      "Я не хочу с ними расставаться", - подумала Мария-Елена, понимая, что кое-кому из этих людей суждена скорая смерть, в каком бы обличье она ни явилась.
      Услышав еле различимый призыв Григория, она ринулась в кухню, испугавшись, что он упал, разбился и попал в беду, с которой ей самой не справиться. Но нет, Григорий по-прежнему сидел на табурете, облокотясь о стойку.
      - Врач хочет поговорить с вами, - сказал он, протягивая Марии-Елене трубку. - Я отказался возвращаться в клинику по крайней мере неделю.
      Мария-Елена поднесла трубку к уху, и Григорий прошептал, приложив ладонь к губам:
      - Не называйте своего адреса, не давайте номера телефона, ничего, что могло бы выдать мое местонахождение!
      - Ладно, - отозвалась Мария-Елена и сказала в трубку: - Алло?
      Это был доктор Фитч, один из знакомых Марии-Елене сотрудников клиники, спокойный, уверенный в себе мужчина с рыжеи бородкой, в которой серебрилась седина.
      - Миссис Остон?
      - Да, это я. Здравствуйте, доктор Фитч.
      - Я полагаю, тут не обошлось без вашего влияния.
      - Боюсь, вы правы.
      - Григории рядом с вами?
      - Да, он здесь.
      - Ну что ж, - в голосе врача зазвучали профессиональные нотки. - Вам ничего не придется говорить, держать речь буду я. Григорий совершенно прав, утверждая, что отныне клиника ничем не может ему помочь. Разумеется, в клинике ему обеспечены удобства, недоступные в домашних условиях, но, должен признаться, я и сам не понимаю, почему он до сих пор жив. Он может умереть через неделю, а может - через месяц. Если Григорий останется у вас, он может умереть в вашем доме. Вы готовы к такому повороту событий?
      - Думаю, да, - сказала Мария-Елена, плотнее прижимая трубку к уху.
      - Запишите несколько номеров. Если вам потребуется помощь, звоните. В любое время, по любому поводу.
      - Вы очень добры.
      Мария-Елена записала телефонные номера и названия лекарств, способных в самых разных обстоятельствах гасить симптомы болезни; в конце разговора врач попросил женщину попытаться переубедить больного.
      - Григорий будет чувствовать себя относительно сносно два дня, не более, - сказал он. - Потом для вас обоих наступят тяжелые времена.
      - Я понимаю.
      Когда разговор был окончен, Григорий улыбнулся, не разжимая губ, и сказал:
      - Давайте сделаем вид, будто вы пересказали мне все, что просил передать врач.
      - Хорошо.
      - Сегодня после обеда мы поедем на разведку, - сказал Григорий. - Вы покажете мне окрестности.
      - С удовольствием, - отозвалась Мария-Елена.
      - А если у меня будет еще и завтрашний день, - добавил Григории, продолжая улыбаться, - то мы займемся кое-чем другим.
      Вернувшись из поездки по магазинам, Фрэнк ворвался в дом, охваченный возбуждением. Григорий уже опять сидел в гостиной на диване и наблюдал за Марией-Еленой, пытавшейся напоить Квана питательной смесью. В дверях появился Фрэнк с сумками в обеих руках.
      - Сейчас я отнесу жратву на кухню и приду побеседовать с вами, Григорий, - заявил он.
      - Я подожду вас здесь, - отозвался Григорий.
      Фрэнк и Пэми отнесли покупки и вернулись в гостиную. Кван по-прежнему сидел на матрасе со стаканом в руке. Фрэнк уселся на диван рядом с Григорием и заговорил, бессознательно суча и пощелкивая пальцами:
      - Мы с Пэми разговорились в машине, и... Я рассказывал вам о своем пятимиллионном замысле, Григорий?
      Григорий ответил отрицательно, и Фрэнк поведал ему, Марии-Елене и Квану о совете женщины-адвоката.
      - Она и сама не понимала, до какой степени права, - говорил Фрэнк. Единственный способ покончить с моей прежней жизнью - это провернуть одно крупное дело. Я чуть не свихнулся, пытаясь что-нибудь придумать, но в конце концов у меня появилась одна идея.
      Судя по всему, Григории не понимал, о чем идет речь, и лишь из вежливости спросил:
      - И вы решили поговорить об этом со мной?
      - Угадали. Вчера вечером вы сказали, что хотите проникнуть на атомную станцию. Это серьезно?
      - Вполне, - ответил Григорий, слегка насторожившись.
      - Вы изучали это оборудование и умеете управлять им, - продолжал Фрэнк.
      - Я читал специальную литературу, - ответил Григорий. - Один человек не в силах управлять такой сложной техникой, но я по крайней мере знаю, как она работает. Высшая математика оказалась мне не под силу, но общие принципы я усвоил.
      Кван замахал руками, желая привлечь всеобщее внимание. Когда присутствующие обратили на него взоры, Кван тускло улыбнулся и ткнул себя в грудь.
      - Вы математик? - спросил Фрэнк.
      Кван кивнул.
      - Хотите принять участие?
      Кван кивнул и взмахнул воображаемым флагом.
      - С целью пропаганды, - перевел его жесты Григорий. - Он преследует те же цели, что и я.
      - Ваши цели меня не интересуют, - заявил Фрэнк и спросил у Квана: - Вы уверены, что сможете помочь Григорию, если понадобится?
      Кван в очередной раз кивнул.
      - К чему этот разговор? - спросил Григорий у Фрэнка. - Неужели вы хотите проникнуть на станцию?
      - Угадали, - сказал Фрэнк. - Я придумал, как мне раздобыть деньги.
      - Какие деньги, Фрэнк?
      - Деньги, которые нам заплатят за то, что мы вернем атомную станцию хозяевам в целости и сохранности. Вы отмочите свою шуточку, а я займусь собственными делами.
      - Мы с Фрэнком решили захватить электростанцию, - хрипло произнесла Пэми, кривя губы и гневно сверкая глазами.
      - Возьмем персонал в заложники и потребуем выкуп и пять миллионов долларов.
      До сих пор Мария-Елена сидела подле Квана, но теперь встала и испуганно спросила:
      - Вы серьезно? Фрэнк, это очень опасная затея, ведь захватывать станцию придется на глазах у множества людей. А если вас поймают?
      - Если даже меня поймают на краже зубочистки, мне все равно конец, ответил Фрэнк. - Какая разница? В моем положении любые незаконные действия одинаково опасны.
      Охваченная паникой, Мария-Елена несколько секунд лихорадочно размышляла, но ей на ум пришло лишь одно возражение:
      - А если вам не заплатят?
      - Заплатят, - спокойно и уверенно отозвался Фрэнк. - Заплатят, только бы мы ненароком не нажали не ту кнопку. Или намеренно. Это единственный способ получить пять...
      Раздался звонок в дверь. Григорий стиснул подлокотник дивана.
      - Они отпустили меня! Они сказали, что я могу остаться!
      Мария-Елена вышла из гостиной, остальные примолкли и обратились в слух. Послышался скрип открываемой двери, Мария-Елена что-то спросила, и низкий зычный мужской голос произнес:
      - Я ищу Пэми Ньороге. Я заметил Пэми в магазине, хотел было подойти, но потерял ее в толпе. Потом увидел напротив вашего дома ее автомобиль и решил, что было бы нехорошо уезжать из города, не встретившись со старой подружкой.
      Во время этой речи голос звучал все ближе, и наконец в дверях появился его обладатель - огромный мрачного вида негр с холодной улыбкой и красными глазами. Он обвел присутствующих безучастным взглядом и растянул губы в зловещей ухмылке.
      - Привет, Пэми.
      На лице Пэми мелькнуло испуганное выражение.
      - Привет, Раш, - ответила она голосом, исполненным покорности судьбе.
      Аннаниил
      Итак, брат Раш вернулся.
      Впрочем, не беда. События уже развиваются, и он не в силах им помешать. Моя странная группа из пяти человек непременно проникнет на станцию Грин-Медоу-III. В этом я всецело полагаюсь на Фрэнка. У каждого из пятерых свои цели, и цели эти объединяют наших героев в сплоченный коллектив, который просуществует достаточно долго, чтобы успеть воплотить мой замысел.
      Проникнув в помещение станции, пять человек предъявят свои требования, которые не найдут должного понимания. Причиной тому послужат отнюдь не смелость или несгибаемая воля властей, а скорее неразбериха, эгоизм и отсутствие профессионализма. Ответственность за происходящее будет возложена на многочисленные частные корпорации, общественные организации и даже комиссии конгресса. Участники событий разделятся на тех, кто побоится что-то предпринять, и тех, кто испугается упустить свой шанс в случае успеха. Раскол в обществе, столкновения мнений и прочие прелести общественной жизни помешают Фрэнку получить свои деньги, а безразличие и равнодушие населения в зародыше подавят все потуги донести пропагандистские призывы до сознания масс.
      Рано или поздно - скорее рано - Фрэнк и его товарищи начнут осознавать чудовищность совершенного ими преступления и безнадежность своего положения.
      И выполнят поставленную перед ними задачу.
      33
      Появление "приятеля" Пэми вызвало всеобщее замешательство. Было совершенно ясно, что дружбой здесь и не пахнет, но Пэми явно тушевалась перед ним, не могла дать решительный отпор. В пришельце угадывались холодность, коварство и наглость, но он держал их под спудом, и угроза, читавшаяся в его облике, не обретала четких форм.
      Фрэнк первым почувствовал опасность и отвел Пэми в сторону, чтобы та объяснила, что здесь происходит.
      - Кто этот парень? - спросил он. - Твой сутенер? На кой черт он нам сдался?
      - Глаза б мои его не видели, - ответила Пэми. - Но Раш, он... всегда получает то, что хочет. Впрочем, вам он не помешает.
      - Он уже мешает мне, - сказал Фрэнк.
      В этот миг Раш торопливо вошел в комнату и спросил:
      - Эй! В чем дело?
      С самого начала было ясно, что он останется обедать, хотя сам он не напрашивался и никто его не приглашал и не собирался приглашать. Тем не менее на столе оказались шесть приборов, Раш занял место подальше от Пэми и в продолжение трапезы непрестанно отпускал горячие похвалы кулинарному искусству Марии-Елены и задавал вопросы, изрядно смущавшие присутствующих.
      В сущности, это был самый настоящий допрос, хотя никто не понимал, в чем его цель. На вопросы Раша было трудно отвечать, потому что его высказывания изобиловали предположениями, для которых не было ни малейших оснований.
      - Вы кого-то ждете? Кто-то должен прийти? - спросил он.
      - Кто, например? - уточнил Фрэнк.
      - Не знаю, - ответил Раш, пожимая плечами, придавая своему хищному лицу беззаботное невинное выражение и делая вид, будто ответ нимало его не интересует. - Кто-то, кто должен сказать вам, куда ехать дальше и что делать, - добавил он.
      Григорий улыбнулся Рашу, не разжимая губ, и сказал:
      - Нам никто не указывает, куда ехать. Мы сами знаем, куда нам идти, а кое-кто из нас - и что делать. Мы совершенно свободны.
      - Значит, вам известна ваша цель? И где же это, Грегор? - с любопытством спросил Раш. Создавалось впечатление, будто он не в силах сложить губы таким образом, чтобы правильно и полностью произнести имя "Григорий".
      На сей раз Григорий улыбнулся, чуть-чуть разомкнув губы.
      - Мы движемся навстречу своей гибели, браток, - сказал он.
      - Вы больны тем же, чем и Пэми? - спросил Раш, теряя интерес к затронутой теме.
      - О таких вещах не говорят за столом, - резким тоном заявила Мария-Елена.
      - Вы правы, Мария-Елена, - согласился Раш. - Ах, какой соус! Наверное, вы кладете в него какую-нибудь особенную приправу?
      Однако вскоре он вновь принялся за свое.
      - Может быть, вы собрались посетить врача?
      - Послушайте, Раш, - сказал Фрэнк, откладывая вилку и начиная выказывать нетерпение, - неужели я похож на человека, которому нужен врач?
      - Нет. Вы - нет... - Раш вновь замолчал и, казалось, над чем-то задумался.
      Вскоре он выдал нечто новенькое, что нельзя было назвать ни возмутительным вопросом, ни комплиментом в адрес Марии-Елены. Он поднял голову, повел носом, словно кот, и заявил:
      - Вокруг дома кто-то шастает, ребята. Может быть, тот самый человек, которого вы ждете?
      - Черт побери, Раш! - воскликнул Фрэнк. - Я понятия не имею, что вы втемяшили себе в голову и чего вам наболтала Пэми...
      - Ничего я ему не болтала! - крикнула девушка. - Он сам выдумал всю эту чепуху!
      - Не знаю, какая муха вас укусила, братец Раш, - продолжал Фрэнк, - но зарубите себе на носу: мы никого не ждем. И вас не ждали...
      - Это уж точно, - вставил Григорий.
      - ...и никого другого не ждем.
      Раш слушал, кивая. Он мягко улыбнулся и, как только Фрэнк умолк, сказал:
      - Надеюсь, вы не станете возражать, если я выйду на улицу и посмотрю, кто там шляется.
      - Ни в коем случае, - отозвался Фрэнк. - Если вам кажется, что кто-то бродит вокруг дома, идите и проверьте.
      - Там кто-то есть, я уверен, - сказал Раш.
      Мария-Елена бросила взгляд на занавешенные окна и спросила:
      - Но кто?
      - Именно это я и собираюсь выяснить, - сказал Раш, вставая из-за стола. - Давайте удовлетворим наше любопытство, - добавил он и, положив салфетку рядом с тарелкой, вышел из столовой. Для такого крупного человека он двигался на удивление бесшумно.
      Аннаниил
      Они носятся в воздухе подобно летучим мышам, эти ночные создания, ничтожнейшие из слуг Люцифера. Он оказался первым раскольником, Люцифер, бывший ангел, старшина ангелов и мой бывший брат. Он впал в грех гордыни и был наказан мраком. Он был почти столь же бессмертен, как сам Господь, и остался таковым. Наказанием ему послужило не укорочение жизни, не лишение чувств и самосознания, а необъятная бесконечная Тьма, вечное отлучение от Света. Да, именно так: от Света.
      На первый взгляд это может показаться странным: в качестве кары Люцифер получил собственное царство, слуг, угодья и право устанавливать свои законы; и все это - воздаяние за грех гордыни. Гордыни. Итак, ангел способен на гордыню. Он способен грешить и обладает свободой воли.
      Мы, ангелы, подчиняемся потому, что согласны подчиняться. То же самое верно и в отношении его слуг. Они любят своего повелителя, князя Энергии и Воздуха, и с удовольствием выполняют его поручения. Они вьются вокруг меня, словно мотыльки, докладывая о каждом моем поступке своему хозяину, безымянному демону, который потратил столько сил, пытаясь помешать мне воплотить замысел Господа. Я полагаю, что против меня выставили одного из захудалых вассалов князя Тьмы, какого-нибудь надутого, кичливого сатрапа из низов, сильного бойца, но, конечно же, не столь могущественного, как я.
      Против самого Люцифера мне не выстоять, но об этом знают все - я, он и Он. Даже до своего падения князь Тьмы стоял на втором месте после Господа, и в этом заключается главная причина его гордыни и его крушения. Стоит ему поднять на меня руку, и я тотчас покину поле брани, а мое место займет Господь. Всякое столкновение двух гигантов неминуемо заканчивается поражением Люцифера, и он удаляется на подгибающихся копытах, поджав свой раздвоенный хвост, опозоренный, разбитый и униженный. Подобно локальным войнам на Земле второй половины последнего века непродолжительной истории человечества, в которых так называемые великие державы выступают лишь подстрекателями, уклоняясь от непосредственного участия, всякое противостояние моего Господа и Его противника осуществляется исключительно через посредство доверенных лиц. Разумеется, в погоне за преимуществом Люцифер попытается смошенничать, однако обрушиться на меня лично не посмеет, поскольку это означало бы пустить в ход действительно великую мощь.
      Но нет, сейчас передо мной один противник - тот самый безвестный демон, с которым я уже скрещивал шпаги. Повелитель демона верит (или по крайней мере надеется), что его помощнику достанет сил помешать мне выполнить Его задание. Ну а я, в свою очередь, нимало не сомневаюсь, что поддержка Господа и мощь Его сияния позволят мне преуспеть в порученном деле, придадут мне сил, чтобы подчиниться приказам свыше и выполнить все Его пожелания. Аминь.
      Наступило время избавить пятерку моих бойцов от присутствия брата Раша, одного из воплощений демона. Оставив Энди Харбинджера и Сьюзан Кэрриган в кинотеатре "Квод" на Западной Тринадцатой улице, где шел весьма популярный фильм ужасов "Ночной кошмар", я прибыл в Стокбридж и, укрывшись в темноте стоянки напротив дома Марии-Елены Остон, принял приличествующее случаю обличье.
      На сей раз я обратился тем самым мужчиной, который помог Квану скрыться от гонконгской полиции, а потом летел на самолете вместе с Пэми; в сущности, этот человек представлял собой итог первых попыток создания Энди. Двое из моей пятерки уже знали его и вполне могли ему доверять, что давало мне определенные преимущества в борьбе с Рашем. В моем бумажнике лежали документы на имя Брэда Уилсона из военно-морской разведки США, и я очень рассчитывал, что, облеченный такими атрибутами власти, сумею удалить нежданного гостя, не прибегая к дешевым трюкам.
      Я прошел два с половиной квартала по плавно изгибающейся пригородной улочке (один из немногих замеченных мною признаков развития вкуса у людей, уставших от прямых линий) и, подходя к дому Марии-Елены, увидел в окне с распахнутыми занавесками большую столовую, в которой мирно обедали пятеро моих героев, ни дать ни взять крепкая дружная семья.
      Где же Раш? Пять человек обедали, обмениваясь репликами и взглядами. Кван, болезненно морщась, прихлебывал из стакана темно-оранжевую жидкость. Напротив шестого кресла стояла тарелка с недоеденной пищей, но Раша не было видно.
      Я попытался нащупать его, пользуясь своим внутренним зрением, но безрезультатно; он должен был находиться где-то рядом, на это указывали шестая тарелка и пустое кресло. Может быть, суетливая толпа, носящаяся в воздухе вокруг моей головы, уже предупредила своего господина о моем прибытии?
      Я не хотел показываться на глаза своим людям, пока не отыщу Раша. Я пересек лужайку, спрятался в самом темном месте, подальше от света, лившегося из окна гостиной, подальше от уличных фонарей, и замер, оглядываясь в ожидании дальнейших событий.
      Чему они так радуются? Беды и несчастья должны были превратить этих пятерых в молчаливых, погруженных в себя меланхоликов. Видимо, они нашли утешение в обществе себе подобных, но, к сожалению, я не в силах лишить моих героев мужества, изолировав их друг от друга. Они должны действовать сообща. Но сделают ли они все как надо, когда наступит решительный момент? Да, сделают, я в этом ни капли не сомневаюсь. Я буду направлять их действия до тех пор, пока они не выполнят все мои пожелания, а им будет казаться, что они действуют самостоятельно.
      Я должен признать, что был чересчур беспечен. Я слишком увлекся мыслями о моих людях и позабыл о нынешнем своем воплощении, о Брэде Уилсоне из морской разведки, упустил из виду близость Раша, а он тем временем не сидел сложа руки.
      Будь он проклят! Я попытался сделать шаг, чтобы заглянуть в дальний угол столовой, но мои ноги утратили способность двигаться. Башмаки Брэда Уилсона превратились в корни, которые все глубже и глубже зарывались в землю, цепляясь за камни, добираясь до подземных вод, переплетаясь с корнями других деревьев...
      Других деревьев! Мои ступни и голени уже одеревенели, непреодолимая сила потянула мои руки кверху, мои суставы начали твердеть. Я попытался покинуть это тело, однако тысячи витавших в моей кроне антихерувимов не дремали. Конечно, сами по себе эти создания не удержали бы меня, но с помощью Раша они сделали бегство невозможным.