Людишки

      Так что из того? Мы никогда не были сильны в честном единоборстве. У него есть слабое место, я отыщу его и всажу туда свой меч.
      А тем временем я продолжаю наблюдать за женщиной по имени Сьюзан Кэрриган. Простодушна, словно церковный служка, и предсказуема, как эпидемия гриппа. Она не способна повредить даже себе, а уничтожить все живое и саму планету - тем более. Вокруг нее хлопочет создание в белоснежных одеждах, Энди Харбинджер* (нечего сказать, хорошенькое у него чувство юмора), и я пока не в силах открыто выступить против нее.
      ______________
      * Харбинджер - предвестник (англ.). - Примеч. пер.
      Что он задумал? Какая роль отведена этой женщине в его планах? Я с трудом сдерживаю раздражение и гнев. Что ж, тем слаще будет возмездие, когда я наконец отыщу его уязвимое место.
      Между прочим, крошка Пэми тоже исчезла, но это беспокоит меня гораздо меньше.
      Я не имею права на ошибку. Не смею потребовать дополнительной помощи. Не решаюсь. Что со мной будет, если...
      Нет. Мы не отважимся даже подумать о том, что со мной будет.
      28
      Пока Пэми одевалась, врач отвел Фрэнка в сторону.
      - У вас были близкие отношения с этой девушкой?
      - У меня - нет, - ответил Фрэнк. - Я бы ее даже не коснулся. Можете считать меня ее приятелем.
      По лицу доктора, вежливого худощавого мужчины лет сорока, уже начинавшего лысеть, было трудно сказать, вызвано ли его беспокойство состоянием здоровья Пэми, или оно заложено в его натуре. Да оно и неудивительно, если учесть его специальность - СПИД.
      - У меня создалось впечатление, что эта девушка - незаконный иммигрант, - сказал он.
      Фрэнк бросил на доктора настороженный взгляд.
      - Ваш сотрудник...
      - Мерфи. Тот, что принял вас.
      - Да. Он сказал, что вас интересует только медицинская сторона дела. Мы ведь не хотим, чтобы девушка разносила заразу?
      Врач тонко улыбнулся, но его лицо по-прежнему выражало тревогу.
      - Не волнуйтесь, мистер Смит, - заверил он Фрэнка. - Я не собираюсь звонить в иммиграционную службу. Дело в том, что Пэми очень скоро потребуется госпитализация, и я боюсь, что ее присутствие здесь пойдет вразрез с планами нашей клиники.
      - Так что же, ее вышвырнут на улицу?
      Доктор неловко пожал плечами.
      - Может быть.
      - Какое милосердие, - сказал Фрэнк. - Сколько она протянет?
      - Через месяц-другой ее надо будет госпитализировать. А потом... не больше года. А может быть, меньше недели.
      - Нельзя ли помочь ей хотя бы на это время?
      - Я дам рецепты, - ответил врач. - Мазь снимет зуд от язв, прочие препараты облегчат симптомы и на некоторое время сделают жизнь Пэми относительно сносной. А потом останется только госпитализация.
      В кабинете появилась Пэми, облаченная в одежду, купленную для нее Фрэнком. Она не знала толком, как все это надевать, и платье висело на ней, словно тряпка, хотя и было подобрано точно по размеру. Она улыбнулась доктору своей уродливой улыбкой и сказала:
      - Спасибо.
      - Не за что, - ответил врач, улыбаясь в ответ.
      "Девчонка явно понравилась доктору", - подумал Фрэнк. В хорошем настроении Пэми выглядела славной молоденькой девушкой. Ласковой говорящей зверюшкой. Фрэнк держал ее при себе, потому что ему казалось, будто Пэми возрождает в нем вкус к жизни, особенно теперь, когда он забросил дела и существовал на деньги, добытые в Восточном Сент-Луисе. В конце концов это так приятно - заботиться о человеке, которому еще хуже, чем тебе.
      Врач махнул рукой в сторону приемной и сказал:
      - Расплатитесь с миссис Рубинштейн.
      - Хорошо.
      - Как вы намерены расплачиваться сегодня, мистер Смит? - спросила миссис Рубинштейн.
      - Наличными, - ответил Фрэнк, доставая из кармана брюк пачку купюр.
      Врач, который уже собирался уходить, обернулся и одарил Фрэнка кривой ухмылкой, напоминавшей улыбку Пэми.
      - Вы одна из тех загадок, что не дают мне уснуть по ночам, мистер Смит, - сказал он. - Не согласитесь ли вы хотя бы частично удовлетворить мое любопытство?
      - Нет, - ответил Фрэнк.
      Они пешком отправились к стоянке на задах медицинского центра Нью-Йоркского университета, где Фрэнк оставил свою последнюю машину, голубую "тойоту", которую он угнал в Нью-Джерси и снабдил нью-йоркскими номерами. У заднего колеса машины, стоявшего рядом с бордюром, валялся какой-то оборванец. Спереди "тойоту" поджал другой автомобиль, и Фрэнк не смог бы выехать, не сдав назад, но для этого пришлось бы переехать оборванца задним колесом.
      - Вставай, приятель, - сказал Фрэнк, ткнув носком башмака лежавшего на асфальте человека. - Поцелуйся с какой-нибудь другой шиной, а?
      Оборванец шевельнулся, но по-прежнему загораживал проезд. "Нажрался дешевого портвейна", - подумал Фрэнк и, наклонившись, взял пьяницу за рукав поношенного халата. Потянул, и оборванец перекатился на бок. Полы халата распахнулись, являя взору Фрэнка полосатую пижаму.
      - Тьфу ты, - в сердцах произнес Фрэнк. - На этом индюке даже одежды нет.
      - Ты только посмотри на его шею, - сказала Пэми.
      На шее оборванца зияла рана, покрытая запекшейся кровью. Вокруг его носа тоже растекалась кровь. Он смахивал на азиата, не то японца, не то китайца, и был в полубессознательном состоянии.
      - Кусок дерьма, - проворчал Фрэнк. - Мне противно даже прикасаться к нему.
      "И к нему тоже", - подумал он.
      Пэми склонилась над раненым пьяным японцем, посмотрела ему в глаза и сказала:
      - Он убежал из клиники.
      - Ты так думаешь? Ну что ж, давай вызовем санитаров. Пусть тащат его назад.
      Казалось, эти слова вернули японца к жизни. Он приподнял голову, ошалело мотая ею из стороны в сторону, словно к его носу прицепился здоровенный омар.
      Фрэнк бросил на него хмурый взгляд.
      - Вы лежали в больнице? Почему не хотите возвращаться обратно?
      Теперь японец лежал на спине. Он вытянул вперед руки и в отчаянии соединил запястья, умоляюще глядя поверх них на Фрэнка.
      - Наручники, - сообразил Фрэнк. - Вас что, собираются арестовать?
      Японец закивал, так же отчаянно и неистово.
      Фрэнк посмотрел на него с неприязнью.
      - Заразный небось?
      Японец покачал головой.
      На лице Фрэнка появилась кислая ухмылка.
      - Это меняет дело. Давай положим его на заднее сиденье и смотаемся отсюда, - сказал он, обращаясь к Пэми.
      Укладывая вещи, Фрэнк не переставал брюзжать.
      - На кой хрен мы его подобрали, - ворчал он, упаковывая новые рубашки из чистого хлопка в сумку из натуральной кожи. - На кой черт нам тупой япошка, который даже не может говорить? А если он псих?
      Пэми не обращала на Фрэнка внимания. У нее было совсем немного одежды, но она потратила целую прорву времени, укладывая, перекладывая, разглаживая и рассматривая каждую тряпку.
      - Теперь придется съехать, и все из-за него, - пробурчал Фрэнк.
      Дело в том, что в Нью-Йорке не сыскать гостиничного номера, в который можно было бы попасть, не пройдя мимо портье, и Фрэнк никак не мог протащить с собой еле живого японца, набравшего в рот воды. Пришлось отправиться на поиски мотеля, где Фрэнк мог бы зайти к управляющему, расплатиться авансом и подъехать вплотную к дверям комнаты, чтобы никто не увидел японца.
      - Я не уверен, что мы сможем долго таскать его с собой, - сказал Фрэнк.
      - Может, ему станет лучше, - предположила Пэми и пожала плечами. На ее лице появилось такое грустное выражение, какого не было уже много дней. Может, хотя бы он поправится, - добавила она.
      Японца уложили на заднее сиденье, словно сумку с бельем, которую везут в прачечную, и, когда Фрэнк и Пэми вышли из-за угла мотеля на Десятой авеню и вернулись к машине, он все еще лежал в прежней позе, то ли живой, то ли мертвый. Когда они влезали в салон, японец очнулся и слабо пошевелился. Значит, еще жив.
      На углу Фрэнк включил поворотный огонек, свернул направо, и они покатили по Десятой авеню на север. Вспомнив о приключениях, которые ему довелось пережить, когда он въезжал в город, Фрэнк предпочел держаться подальше от шоссе и решил сначала ехать по улицам, а потом - по проселкам. Он просто держал путь на север, не имея определенной цели и собираясь остановиться где-нибудь в захолустном мотеле.
      Глаза, которые неотрывно наблюдали за Фрэнком и оценивали его поступки, отметили, что он не бросил своих попутчиков. Это заслуживало одобрения.
      29
      Пэми никак не могла понять, что за человек этот Фрэнк. Он не лез к ней в постель, не норовил подсунуть ее другим мужчинам и, судя по всему, вообще не собирался ее использовать. Он водил ее по врачам, кормил и одевал, возил на машине, но ничего не требовал взамен.
      "Может быть, я уже умерла, - порой думала Пэми. - Может, я погибла в огне вместе с полицейским, а то, что происходит со мной сейчас, и есть жизнь после смерти, сладкий сон, в котором можно позабыть обо всем дурном, что случалось прежде". Впрочем, Пэми не верила этому. В сладких снах не бывает мерзких японцев. Но если Пэми не могла догадаться, зачем она понадобилась Фрэнку, то, возможно, он найдет какое-нибудь применение японцу?
      Как бы то ни было, жить с Фрэнком много лучше, чем с Рашем, и это главное. К чему искать смысл в тех или иных событиях? Разве что-нибудь когда-нибудь имело смысл?
      Они ехали по центру Манхэттена, надолго застревая перед красными светофорами. Во время одной из таких остановок японец внезапно очнулся и принял сидячее положение. Немытый, нечесаный, с коркой запекшейся крови и пробивающейся реденькой азиатской бороденкой он выглядел ужасно. Он кивал и улыбался, благодаря за спасение. Фрэнк посмотрел на него в зеркальце и сказал, что все в порядке, что они рады его обществу, что они направляются за город. Судя по всему, эта затея пришлась японцу по душе.
      Сзади кто-то бибикнул, напоминая Фрэнку о том, что зажегся зеленый свет. Фрэнк резко взял с места и сказал Пэми:
      - Поговори с ним, ради всего святого. Спроси, не голоден ли он.
      Какое ей дело, голоден японец или нет? И все же Пэми повернулась назад, посмотрела на попутчика и спросила:
      - Есть хотите?
      Японец горестно кивнул.
      Пэми посмотрела вперед и сказала Фрэнку:
      - Говорит, да. Он хочет есть.
      - Купим где-нибудь пиццу и съедим по дороге.
      Японец всполошился и принялся размахивать руками, тыча себя в горло, тряся головой и всем своим видом демонстрируя, что ему отвратительна сама мысль о еде. Пэми внимательно рассмотрела его шею и спросила:
      - У вас что, горло ранено?
      Утвердительный кивок.
      - Не можете есть?
      Печальный кивок.
      Пэми вновь повернулась вперед.
      - Говорит, что не может есть, - сказала она, рассматривая людей на тротуаре и по привычке вылавливая взглядом проституток.
      - Придется кормить его чем-нибудь жидким, - решил Фрэнк.
      Они уже достигли севера Манхэттена и оказались в районе, где жили пуэрториканцы и центральноамериканцы. Фрэнк остановил машину у боттеги и вышел на улицу, оставив попутчиков в автомобиле. У дверей заведения толклись гуляки с мокрыми от пива бандитскими усами. Они глазели на Пэми, но приблизиться не решались.
      - Заразить бы вас всех, - пробормотала она.
      Из боттеги вышел Фрэнк с пластиковой сумкой, набитой банками с яблочным соком, булочками, сыром и пивом для себя и Пэми.
      - Напои его соком, - сказал он Пэми, усевшись в машину, - а нам сделай по бутерброду.
      Пэми исполнила поручение, и во время следующей остановки на красном светофоре японец опасливо поднес банку к губам. Его лицо скривилось от боли, но он все же сумел проглотить немного сока - остальное вытекло у него изо рта, - и, судя по всему, остался доволен.
      Время от времени Пэми оглядывалась, чтобы посмотреть, как у него идут дела. Пока "тойота" ехала через Бронкс и округ Уэстчестер, японец выпил две банки, делая по одному болезненному глотку за раз. Покончив с соком, он откинулся на спину и принялся вертеть головой, хрипло дыша разинутым ртом.
      Фрэнк ехал за грузовиком, выжидая, чтобы обогнать тяжелую медлительную машину.
      - Как там наш приятель? - спросил он.
      Пэми посмотрела назад и сказала:
      - Уже лучше. По крайней мере выглядит лучше.
      Потом она вновь повернулась вперед. Вокруг расстилалась зелень, стояли большие дома, словно на северных холмах Найроби, где проживали состоятельные люди, только зелень здесь была гуще.
      Фрэнк обогнал грузовик и посмотрел на японца в зеркальце.
      - Лучше, говоришь? - спросил он. - Этот парень похож на собаку, упавшую с самолета. - Фрэнк покачал головой и добавил, обращаясь к лобовому стеклу: - Стоило мне впервые в жизни урвать мало-мальски приличную добычу, и я тут же превратился в отдел соцобеспечения.
      Пэми рассматривала толстяков, разъезжавших по собственным лужайкам на маленьких тракторах.
      30
      В первый раз за все время пребывания в Америке врач отпустил Григория из клиники на ночь. Подобное решение объяснялось тем, что отныне уже ничто не имело значения, и об этом знали все, включая Марию-Елену и самого Григория. И тем не менее, хотя надежда и была потеряна, отъезд Григория вызвал уйму хлопот. Его снабдили лекарствами, погрузили в кузов пикапа кресло на колесах, а Марии-Елене пришлось записать кучу инструкций.
      Григорий, жизнь которого стремительно близилась к концу, с нетерпением ожидал путешествия, намереваясь по возможности продлить знакомство с окружающим миром. Мария-Елена пригласила Григория, потому что ее терзало безотчетное желание показать ему свою жизнь, пока он сам еще жив. Может быть, Григорий сумеет помочь ей разобраться в ее ошибках.
      Им предстояла поездка в Стокбридж, в дом, который Джек оставил Марии-Елене, пожурив ее напоследок за черствость по отношению к несчастной Кейт Монро, - он не пожелал поселиться с ней в своем старом жилище; по приезде Мария-Елена приготовит обед, тщательно соблюдая запреты, изложенные в предписаниях по уходу за больным. Поскольку лестницы стали для Григория непреодолимым препятствием, он проведет ночь на диване в гостиной, а назавтра Мария-Елена отвезет его обратно в клинику. Путешествие обещало быть весьма утомительным и скорее печальным, чем радостным, но по крайней мере никаких затруднений оно не сулило.
      До тех пор, пока у них не лопнула шина.
      - Что там еще? - проворчал Фрэнк, завидев женщину, которая махала ему руками. За ее спиной на обочине стояла машина. В салоне виднелась чья-то фигура. Правая шина автомобиля спустила, обод колеса просел и касался поросшей травой земли. В нескольких милях отсюда "тойоту" остановила толпа демонстрантов, и пришлось закрывать лица, чтобы не дать суетившимся вокруг охранникам разглядеть себя. И вот вам, пожалуйста, очередная задержка.
      - Дураки, - заметила Пэми.
      - Опять придется менять шину, - сказал Фрэнк, останавливая "тойоту" возле автомобиля женщины.
      - Что значит - опять? - спросила Пэми.
      - Так уж мне на роду написано - шины менять, - ответил Фрэнк. Выключив зажигание, он открыл дверцу и добавил: - Остается лишь надеяться, что здесь мне дадут еще один добрый совет.
      Впавшая в панику, Мария-Елена не обратила ни малейшего внимания на странную троицу, сидевшую в автомобиле и пришедшую ей на помощь. Она знала лишь, что оказалась на пустынной дороге вдалеке от автострад и Таконик-Парквей, самой оживленной местной дороги. Она не умела менять колеса, а в автомобиле сидел переданный на ее попечение Григорий.
      - Мне очень неловко просить вас, - заговорила Мария-Елена, как только из "тойоты" вылез мужчина с грубым лицом.
      - Ничего страшного, - хмуро отозвался Фрэнк, раздосадованный необходимостью совершить очередное благодеяние, ибо на какую награду он мог рассчитывать? На сердечную благодарность женщины, до которой ему не было никакого дела? Женщина была красивая, от ее экзотической внешности веяло какой-то сумрачной силой, но что с того? На шее Фрэнка уже висели Пэми и японец, и ему вовсе не улыбалось торчать на обочине дороги с расстроенной дамочкой. Он понимал, что происходящее сулит лишь одну награду - грязные руки. Судя по всему, мисс Экзотика не принадлежит к племени запасливых людей, и вряд ли у нее найдутся влажные салфетки.
      - Откройте багажник, - велел он.
      - Да, да, конечно.
      Пэми вышла из машины, чтобы размять ноги. Ее внимание привлек пассажир вышедшего из строя автомобиля. Если это мужчина, почему он сам не сменит колесо? Почему он даже не вылез? Пэми решительно шагнула вперед.
      Задремавший Кван внезапно проснулся от сильного жжения в горле. Глотать яблочный сок было очень больно. Он уже проголодался. Как он будет есть? Люди, к которым он попал, вряд ли сумеют накормить его внутривенно. Может быть, покориться судьбе и вернуться в клинику? Или вновь попытаться покончить с собой? Посмотрев на Фрэнка, который открывал багажник и вынимал оттуда кресло на колесах, Кван смежил веки и подумал, что долго ему не протянуть.
      Фрэнк отставил кресло в сторону и вновь полез в багажник за запаской, когда мимо него прошла Пэми. Григорий сидел впереди на месте пассажира и, открыв окно, следил в зеркальце за приближающейся чернокожей девицей. Григорий приготовился изобразить любезную улыбку, не открывая рта и не показывая своих испорченных зубов.
      - Добрый день, - сказал он, как только девушка подошла поближе и заглянула в салон.
      - Привет, - отозвалась Пэми, разглядывая незнакомца и продолжая гадать, отчего тот не вылезет и не сменит колесо. - У вас что, "тощак"? - спросила она с легким любопытством в голосе.
      - Что это значит?
      - Ой, нет, - поправилась она. - Тут его называют СПИД.
      Григорий вновь улыбнулся, стараясь не разжимать губ.
      - Нет. - Он пригляделся к девушке более внимательно и, рассмотрев ее обтянутый кожей череп, темные пятна под глазами и костлявые плечи, сказал: А вот вы, похоже, заразились.
      - Ну да, - ответила Пэми, пожимая плечами. - Теперь это все видят. Отработалась.
      Григорий посмотрел в зеркальце на Фрэнка, который присел на корточки у заднего колеса, устанавливая домкрат.
      - Это ваш врач? - спросил он.
      Пэми рассмеялась.
      - Ага. Он всех нас вылечит.
      - Только не меня.
      - Почему? Чем вы больны?
      - Чернобыльской чумой.
      - Как это?
      Пока Григорий объяснял Пэми, что с ним произошло, Мария-Елена подошла к Фрэнку и сказала:
      - Я уже была на грани отчаяния.
      - Неужели?
      - Когда у нас лопнула шина, мне пришло в голову, что все, к чему я прикасаюсь, ломается и портится у меня в руках.
      - Мне знакомо это ощущение, - отозвался Фрэнк, с натугой отвинчивая гайки.
      - Муж бросил меня, - продолжала женщина, - а мои друг, который сидит и машине, скоро умрет. Я разрушаю все, что рядом со мной. Я пыталась бороться, но тщетно.
      Фрэнк отложил ключ и поднял глаза. Ему показалось, что с его кипящего разума сорвало клапан, и пар повалил наружу.
      - Я недавно вышел из тюрьмы, - сказал он. - Всю жизнь меня преследуют неудачи. Я сбежал из-под наблюдения, совершил множество краж. До сих пор я никого не тронул даже пальцем, но в последний раз был вынужден связаться с другим человеком, и это привело к гибели старика. Его-то деньги я и проживаю сейчас, и этот старик до сих пор снится мне по ночам.
      Мария-Елена посмотрела на Квана, скорчившегося на заднем сиденье "тойоты" и едва видимого снаружи, потом перевела взгляд на Пэми, беседовавшую с Григорием.
      - Куда вы едете? - спросила она.
      - Прямиком в ад, - ответил Фрэнк, снимая лопнувшее колесо.
      - После этой работы у вас будут грязные руки, - сказала Мария-Елена.
      - Да, знаю.
      - Когда вы закончите, мы отправимся ко мне домой.
      Аннаниил
      Ну, наконец-то! Все пять курков взведены. Осталось лишь указать им намеченный мною путь, и дело будет сделано.
      Я буду по ним скучать. Боюсь, мне будет не хватать всего этого - Земли, людей и даже соперничества с дьяволом. Разумеется, дальнейшее течение моей жизни будет столь же сладостным, как прежде, и радость служения Ему не потускнеет, однако, вернувшись в объятия Вечности, я буду с грустью вспоминать о своем бренном существовании, о краткой вспышке ярких красок и острых ощущений.
      Сьюзан Кэрриган.
      Пока мои герои спешили навстречу друг другу, я тщательно обдумал этот вопрос и, к своему вящему удовлетворению, обнаружил, что в Сьюзан Кэрриган нет ничего особенного. Помимо нее, на этой планете обитает огромное количество таких же молодых незамужних женщин, творящих своими чистенькими расчетливыми пальчиками незамысловатые дела - в банках, как, например, Сьюзан, на швейных фабриках, в юридических конторах, на сборочных конвейерах, производящих компьютеры, - и все они совершенно одинаковы.
      Вот в чем дело. Небольшие различия во внешности женщин столь же несущественны, как, с человеческой точки зрения, различия между двумя собаками-колли. Личностные оттенки и разнообразие душевной организации, в основе которой лежит безусловное подчинение, еще менее значительны. В сущности, женщины ничем не отличаются друг от друга.
      Разумеется, люди мужеска пола посвящают изрядную долю своего бытия выявлению различий между молодыми женщинами, основывая свой жизненный выбор на сиюминутных, преходящих, носящих крайне эмоциональный и личностный характер особенностях кандидаток, которые они ухитряются изыскать. Но я не человек, хотя сам процесс доставил мне истинное удовольствие.
      Сьюзан Кэрриган попалась мне первой - вот в чем дело. Только и всего.
      Пока заговорщики сидят в Стокбридже и разрабатывают план уничтожения Земли, я, пожалуй, встречусь разок-другой со Сьюзан, но лишь потому, что мне нравится быть Энди Харбинджером. Мне будет очень не хватать их обоих... Впрочем, кажется, я об этом уже говорил.
      Как бы то ни было, ждать остается недолго.
      СИНТЕЗ
      X
      Пэми!
      Вот где собака зарыта! Вот он, клоповник, вот они, Его жалкие прислужники! Ну и шайка!
      Мы продолжаем наблюдать за ним, этим орудием в белоснежных одеяниях, этим раболепствующим лизоблюдом. Мои помощники, духи воздушной стихии, незримо следят за его подхалимской суетой. Зачем ему понадобилось устраивать происшествие на второстепенной дороге в штате Нью-Йорк? Лопнувшая шина грубая работа, но этот жалкий неумеха никогда не отличался изощренностью. Ну да, как же: "Истина не нуждается в изысках" - вот неизменный девиз любого тупицы.
      Тем временем я держался неподалеку от Сьюзан Кэрриган, и это навеяло на меня смертельную скуку. Но, как только мне сообщили, что небесный прихвостень взял за правило ежедневно посещать эту женщину, я с облегчением покинул пост и отправился взглянуть на пассажиров машины, брошенных им на произвол судьбы. Эти двое сами по себе способны доставить глубокое эстетическое удовольствие - подумать только, какие мрачные судьбы! Какая сила духа! Но зачем они ему понадобились?
      В этот миг появилась вторая машина, и в ней сидела Пэми!
      ХА-ХА-ХА! Теперь они у меня в руках! Я могу уничтожить их, когда захочу. Как только я выясню, какая роль в Армагеддоне отводится Сьюзан Кэрриган, я немедленно покончу с ними. Боюсь, мне не удастся надолго растянуть сладостный миг мщения, однако я сделаю все, что в моих силах.
      Но только не сейчас. Сьюзан Кэрриган - центральный персонаж, но ее до сих пор держат отдельно от горстки несчастных страдальцев. В чем дело? Какова ее роль? До тех пор, пока я не разберусь в этом, мне нипочем не понять всего замысла целиком. Я намерен затоптать и залить разгорающееся пламя заговора столь же тщательно, как путник гасит костер в сухом лесу. Для этого мне придется поглубже вникнуть в замысел неприятеля.
      Вы можете положиться на меня. Я вас непременно спасу.
      31
      Фрэнк ввел Григория в дом и усадил в мягкое удобное кресло, поставив его так, чтобы в поле зрения больного попали стоявший слева телевизор и окно с видом на Уилтон-роуд справа. Кван вошел в дом самостоятельно и сразу улегся на диван, дыша открытым ртом.
      Мария-Елена повела Пэми на кухню, чтобы та помогла ей с обедом. К их обоюдному смущению, выяснилось, что девушка не имеет ни малейшего понятия о стряпне, поэтому вскоре она покинула кухню и вернулась в гостиную.
      Фрэнк отправился в маленькую ванную на первом этаже, чтобы вымыть испачканные руки. Вернувшись в комнату, он увидел, что Пэми и Григорий поглощены беседой на медицинские темы, а Кван, по-видимому, спит. Фрэнк вышел на кухню, отыскал в холодильнике банку пива и уселся за кухонным столом, наблюдая за возней Марии-Елены.
      У него оставалось около сорока тысяч; почти треть денег, добытых в Сент-Луисе, разошлась неведомо куда, однако Фрэнку нравилась беззаботная жизнь, когда не нужно постоянно суетиться, едва сводя концы с концами. Уже почти месяц прошел с тех пор, как Фрэнк оставил в покое квартиры и лавки, но он ни капельки не скучал по брошенной работе.
      Он вновь и вновь вспоминал совет Мэри-Энн Келлини: прервать нескончаемую череду мелких краж, чреватых постоянным риском, и взять разом крупный куш, пять миллионов долларов. Что ж, пятьдесят семь кусков - это не пять миллионов, но сам принцип вполне оправдался.
      Сидя за столом и наблюдая, как Мария-Елена хлопочет по хозяйству, Фрэнк почувствовал, что приближается решающий миг всей его жизни. Ему подумалось, что сейчас самое удобное время отделаться от попутчиков. Мария-Елена с удовольствием взвалит на себя заботу о Пэми и Кване; в ней с первого взгляда угадывался человек, которому нравится печься о страждущих и больных. А Фрэнк мог бы уехать в Бостон и, затаившись там на некоторое время, составить план кражи пяти миллионов.
      В кино такие вещи делаются запросто. Но как провернуть это в жизни? Вломиться в Форт-Нокс? Угнать яхту и потребовать выкуп? В кино такие дела проворачивают целые роты здоровенных парней, натасканных почище "зеленых беретов".
      Неужели ему придется собирать шайку громил? Нет, это невозможно, и об этом следует забыть. Пятимиллионное ограбление возможно только в том случае, если деньги лежат в комнате, в которую сумеет пробраться один человек, да еще при условии, что он сможет выйти оттуда и унести добычу. Таких комнат не существует.
      Взглянем на вещи трезво. Как поступить человеку, которому надоело по сто раз в год подвергать себя опасности ради жалких крох? Удастся ли хотя бы трижды в год брать по пятьдесят семь тысяч, и чтобы под ногами не путались всякие старички-сердечники? В наши дни деньги перестали быть деньгами, они превратились в электрические импульсы, пластиковые карточки, ценные бумаги и телефонные звонки.
      Пускай этим занимаются следующие поколения грабителей; Фрэнку нужны осязаемые, вещественные ценности - деньги, или, на худой конец, ювелирные изделия. А чем больше скапливается в одном месте денег и драгоценностей, тем строже охрана.
      Мария-Елена прервала размышления Фрэнка, поставив на стол миску моркови.
      - Извините, - произнесла она, - вы не поможете мне с морковкой?
      Фрэнк посмотрел на толстые длинные волосатые корнеплоды с зелеными хвостиками ботвы. Он понятия не имел, что от него требуется.
      - А что с ними делать?
      Мария-Елена положила перед Фрэнком маленький острый нож и скребок.
      - Отрежьте кончики и соскоблите кожицу, - сказала она.
      - Что ж, попробую, - отозвался Фрэнк.
      Мария-Елена удивилась, но как бы походя, словно сама не знала, стоит ли удивляться чему-нибудь.
      - Неужели ваша супруга никогда не просила вас почистить овощи? спросила она, вернувшись к раковине.
      - Никогда, - ответил Фрэнк. - А в кафе и ресторанах повара сами отлично управляются со стряпней.
      - Этому нетрудно научиться, - заверила его Мария-Елена.
      - Я буду стараться изо всех сил, - ответил Фрэнк и принялся за дело, отрезав ботву у одной из морковок. Нож оказался удобным и острым. Фрэнк отсек тонкий кончик плода, сочтя чистку моркови пустячным делом, но, когда пришла пора пустить в ход скребок, изрядно помучился: инструмент постоянно выворачивался режущими кромками кверху и скользил по морковке, не оказывая на нее требуемого воздействия. - Кролик Банни ест морковку с кожурой, заметил Фрэнк, но Мария-Елена пропустила его слова мимо ушей.
      В конце концов Фрэнк освоил скребок, без особых приключений управился с морковкой, и Мария-Елена поставила перед ним кастрюлю с картофелем, дабы он продолжал оттачивать свое мастерство.
      - Если так пойдет и дальше, мне придется глотнуть еще пивка, пожаловался Фрэнк. Мария-Елена принесла ему вторую банку.
      Пэми и Григорий включили телевизор, и из гостиной донеслись музыка и голоса. В теплой кухне вкусно запахло. Фрэнк сидел у стола, прихлебывал пиво и чистил картошку. "Пять миллионов, - думал он. - Где раздобыть пять миллионов?"
      Обеденный стол на двенадцать персон; места было предостаточно. Мария-Елена подала к обеду жареную баранину, два сорта колбасы, овощи и салат.
      Компания принялась за обед, один лишь Кван остался не у дел. Поскольку он был не в состоянии глотать твердую пищу, Мария-Елена приготовила ему несколько напитков, и любимую певцами теплую воду с медом, которая должна была смягчать горло Квана в промежутках между глотками прочих жидкостей.
      По настоянию компании Кван сел за стол вместе с остальными, и, поскольку есть он все равно не мог, Мария-Елена дала ему ручку с блокнотом и заставила написать, кто он и как его зовут. Ум Квана был занят решением вопроса о том, как покончить с собой, не позволив этим не вызывавшим особого доверия людям помешать ему. Он так не хотел общаться с ними, что Марии-Елене пришлось потратить немало времени на увещевания, прежде чем юноша сдался и вкратце набросал на бумаге свою историю.
      Только теперь Фрэнк узнал, что спасенного им китайца (не японца) зовут Ли Кван, а Григорий, читавший записи Квана вслух, при упоминании событий на площади Тяньаньмэнь внезапно узнал его в лицо.
      - Я видел вашу фотографию с э-ээ... - Григорий сложил ладони воронкой и поднес к губам.
      "Мегафон", - написал Кван и вышел в гостиную, не желая подвергаться дальнейшим расспросам.