Колибри

– Что-то тебя... бе... беспокоит... да?

– Беспокоит меня?

Тон Абигейл был резким. Она нарезала полоски для плетеных ковриков, и ее руки рвали и нием.

сматывали тряпки почти с ожесточе– Я было подумал, что рассердил тебя, но я... не знаю ч... чем.

– Не глупи, Дэвид, – укоризненно произнесла она. – Ты совсем не рассердил меня. Как раз наоборот.

Она отрывала длинную полоску, не спуская с нее глаз, и неприятный звук резанул ее по нервам. Уж лучше бы она прекратила свою работу, пока они разговаривали.

– Тебе нет необходимости... пы... пытаться скрывать это из любезности. Я только хотел... узнать, что тебя беспокоит.

– Я же говорю: ничего!

Руки мисс Абигейл замелькали, сматывая полоски в клубок. Разве она могла сказать, что все жители города ждут, пока они поженятся, и что она отдала бы все, чтобы он сделал ей предложение, и в то же время с каждым днем все больше боялась, что он это сделает? Как она могла объяснить такое смешение мыслей ему, если сама не могла разобраться?

Дэвид нежно дотронулся до ее рук, которые неистово сматывали полоски в тугой клубок.

– То, что ты называешь ничем, видимо, представляет из себя что-то внушительное. Гораздо большее, чем я думал. Ты мотаешь эти тряпки, словно хочешь ими кого-то удушить. Меня?

Абигейл бросила клубок на колени и уткнулась лбом в ладонь, не сказав ни слова.

Дэвид сидел, уставившись на лохматые красные нитки, раскинувшиеся на коленях Абигейл как паутина.

– Это началось в тот д... день, когда я спросил тебя, могу ли я тебя п... п... поцеловать. Я внушаю тебе отвращение, Аби– гейл? Ты сердишься, п... потому что я по... поцеловал тебя?

Она постучала пальцами по лбу и взглянула себе на колени, не зная, что сказать. Она не знала, хочет ли продолжать этот разговор. Как она могла сказать о тех двух безжизненных поцелуях?

– Ох, Дэвид...

Она тяжело вздохнула и посмотрела в сторону.

– В чем дело? Что я сделал? – умоляющим голосом спросил он.

– Ты ничего не сделал, – сказала она, испытывая горячее желание, чтобы он, наконец, что-нибудь сделал и она смогла бы раз и навсегда решить, что он для нее значит.

– Абигейл, когда я первый раз приехал сюда, я почувствовал между нами... взаимопонимание. Я думал, что ты тоже это почувствовала. Я подумал, насколько мы люди... одного склада, но... в общем, с тех пор я увидел, как ты изменилась.

Было время признать правду.

– Да, изменилась, – сказала Абигейл устало.

– Как? – расхрабрился он.

Усталость покинула Абигейл, и она, вскочив на ноги, раздраженно бросила:

– Мне больше не нравятся сонеты. Клубок покатился по полу, но Абигейл не обратила на это внимания и, скрестив руки на груди, предоставила Дэвиду возможность созерцать свои напряженные лопатки.

Он сидел, уставившись на них, и был совсем сбит с толку. В следующий момент Абигейл вошла в гостиную и захлопнула за собой дверь. Дэвид на некоторое время остался на качелях, гадая, чего ей от него нужно, и при чем здесь сонеты. Наконец он вздохнул, поднялся и захромал к двери. Он открыл ее тихо и, войдя, обнаружил мисс Абигейл стоящей перед громоздкой, похожей на трон стойкой для зонтиков, уставившись на свое отражение в зеркале. Он заметил, что она делает любопытную вещь. Она подняла руку и прижала пальцы внешней стороной к коже под подбородком, изучая свои движения в стекле.

– Что ты делаешь? – спросил он.

Она ответила не сразу и продолжала нажимать на подбородок. В конце концов она устало опустила руку, повернулась и ответила печально:

– Загадываю желание, чтобы ты меня опять поцеловал.

Губы Дэвида приоткрылись, Абигейл читала его мысли, как будто они ясно отражались на его лице: он так долго беспокоился, что слишком поторопился, поцеловав ее в магазине. Робость отпустила его, но он был немного шокирован тем, о чем она попросила его. Но в конце концов он подошел к ней, и мисс Абигейл прочитала на его лице одно – страх перед тем, что она его по– настоящему, по-настоящему хочет.

На этот раз между ними не было доски, но когда он целовал ее, он делал это по-прежнему бесстрастно и неуверенно. Это было как раньше, только еще хуже, потому что теперь, не имея никаких препятствий, он мог бы притянуть ее к себе, но не сделал этого. Вместо этого он держал ее в жалком подобии объятий и боялся поверить, что его губы, наконец, коснулись ее губ с ее полного согласия.

Абигейл внезапно захотелось выяснить все о Дэвиде Мелчере и о себе. Она подняла руки, обвила его плечи и, приподнявшись на цыпочки, впилась в его губы с притворной страстью. Она прижала свою грудь к его облаченной в жилет груди, но вместо того, чтобы воспользоваться ее приглашением, он почувствовал, как у него сперло дыхание, и отстранился от нее, боясь, как бы их объятия не оказались слишком смелыми.

– Абигейл, я мечтал об этом так давно, – сказал он, глядя ей в глаза. – Я мечтал о тебе и доме, о магазине и обо всем, и сейчас просто не верю, что ты испытываешь ко мне то же чувство, что и я к тебе.

– Что ты чувствуешь, Дэвид? – спросила она, пытаясь разговорить его.

Он ее полностью отпустил, с соблюдением приличий отступил и взял ее за одну руку.

– Я хочу, чтобы ты вышла за меня и жила со мной здесь, в этом доме, и работала в магазине рядом со мной.

У мисс Абигейл появилось неприятное чувство, что он желает все три пункта в равной степени. И еще более неприятное чувство от того, что и она тоже.

– Я люблю тебя, – сказал Дэвид и добавил: – Думаю, я должен был первым это сказать.

Что она могла на это ответить? Да, ты должен был? Скажи мне еще раз, поцелуй меня, прижми к себе и дотронься до моего тела здесь, и здесь, и здесь, чтобы пробудить любовь и во мне? Коснись моей кожи, моих волос, моего сердца и заставь его стучать сильнее. Коснись моей груди, заставь мою кровь бурлить, дотронься до меня под юбкой и покажи мне, что ты так же хорош в этом как и другой мужчина, бывший до тебя?

Но ничего не случилось. Дэвид не поцеловал ее со страстью, не притянул к себе, не дотронулся до ее волос и сердца, и грудей, и всех других частей тела, как делал Джесси. Вместо этого он отступил и дружески обнял за плечи. Он контролировал позывы своего тела волей, которую мисс Абигейл внезапно возненавидела. Он ждал ее ответа. Она приблизилась к нему и поцеловала, готовая расслабить свои губы и приоткрыть их, если бы он решился на это. Но его мягкие губы, подчиняясь благоразумию, оставались сжатыми.

Но она вовсе не хотела благоразумия, она хотела, чтобы ее низвергли – нет, вознесли – в состояние экстаза, которое, как она знала, могло струиться по ее телу, когда им владели умелые руки. Но в объятьях Дэвида она подумала, он– не Джесси. Он никогда не будет таким, как Джесси.

Но имеет ли это значение? Вот человек, предложивший ей руку и сердце. Нельзя отклонять предложение о замужестве только из– за того, что мужчина не так целуется. Изысканность манер должна ей льстить, а не оскорблять. Но Джесси каким-то образом изменил ее представление о ценностях.

– У тебя достаточно времени, чтобы решить, – говорил Дэвид, – тебе не обязательно отвечать мне сегодня. В конце концов, я понимаю, что это немного неожиданно.

Абигейл поборола ужасное желание захохотать во все горло. Она знала его три месяца, и пуговицы на ее блузке ни разу не прикасались к его жилетке, а он думал, что его целомудренный поцелуй и предложение неожиданны.

Что бы он подумал, если бы узнал, что за три недели она коснулась каждой части тела Джесси Дюфрейна и умоляла его лишить ее девственности?

– Ты уверен, что хочешь жениться на мне? – спросила Абигейл, понимая, что ей надо задать такой вопрос.

– Я был в этом уверен с того самого дня, когда ты выкинула меня за то, что я обвинил... – он остановился, не желая произносить имя Дюфрейна и не подозревая, что тот все равно постоянно в этом участвует. – Ты можешь простить меня за то, в чем я тебя обвинил? В то утро я ревновал и вел себя по– дурацки. Я знаю, что ты женщина совсем не такого рода. Ты чистая, замечательная, хорошая... и именно поэтому я и люблю тебя.

Это был самый удобный момент, чтобы одуматься. Теперь слова Дэвида можно было опровергнуть. Но Абигейл не стала их опровергать. Она хранила молчание, но это уже само по себе было ложью.

Дэвид легонько обнял ее за плечи на прощанье.

– Кроме того, – сказал он с напускной веселостью, – чем будет мой магазин без тебя?

И снова Абигейл удивилась, не хочет ли он жениться только потому, что ценит за помощь в магазине, и потому, что будет жить в ее доме, а не чтобы видеть ее своей женой.

– Дэвид, я очень горжусь твоим предложе– ием. Мне надо подумать, хотя бы одну ночь.

Он понимающе кивнул, потом притянул ее к себе за плечи и перед уходом поцеловал в лоб. Дэвид оставил ее стоять рядом со стойкой для зонтиков. Абигейл несколько секунд смотрела куда-то невидящим безутешным взглядом. Наконец она повернула голову и увидела собственное отражение. Да, признала она, какой старой я стала. Абигейл глубоко вздохнула, потерла поясницу и вышла на веранду, чтобы подобрать смотанный тряпичный клубок. По дороге обратно в спальню она бесцельно теребила его. Она встала рядом с сиденьем под окном, продолжая мотать клубок, и вспоминала Джесси, сидящего здесь в тот день, после ухода Джима Хадсона. Абигейл бросила клубок в корзину для вязания на полу и вспомнила, как Джесси вынул оттуда моток пряжи, чтобы перевязать мочевой пузырь, и как потом издевался над ней. Она представила его смуглые руки с длинными пальцами, умеющие так нежно прикасаться, сжимавшие и разжимавшие пузырь, сжимавшие и разжимавшие ее грудь. Она подумала о Дэвиде, который боялся притянуть ее к себе и поцеловать перед своим предложением.

Абигейл вздохнула, опустилась на сиденье под окном и, спрятав лицо в ладонях, заплакала.

К счастью, за ночь здравый смысл не оставил мисс Абигейл, и она поняла, что Дэвид Мелчер был достойным, уважаемым человеком, который будет достойно и уважительно с ней обращаться до конца ее жизни. Она, в свою очередь, могла предложить ему то же самое. Было ли это расчетом или нет, но она допустила, что Дэвид по своей наивности, возможно, не определит, была ли она девственницей или нет. Если бы она ошиблась на этот СЧет, она могла бы сказать, что это был Ричард, много лет тому назад. Если ее замужеству суждено начаться с этой последней лжи, она начнет с нее, со лжи во спасение, чтобы Дэвиду потом не было больно. Она находилась не в том положении, чтобы проявлять разборчивость, и приняла решение.

Когда Абигейл сказала, что принимает его предложение, Дэвид нежно, а может быть – сухо, поцеловал ее. Стоя в его свободных объятиях, Абигейл почувствовала облегчение от того, что решение принято. На этот раз он прижал ее к своей груди, но глаза его блуждали по гостиной.

– Абигейл, мы будем так счастливы вместе, – сказал он ей в висок. Здесь, в ее доме, им овладевало глубокое умиротворение.

– У тебя наконец-то появится крыша над головой, – ответила она.

– Да, благодаря тебе.

И благодаря Джесси Дюфрейну, подумала она, но вместо этого сказала:

– И благодаря жителям Разъезда Стюарта.

– Думаю, они в некотором роде ожидали нашей свадьбы.

– Я знаю, что это так, особенно после Четвертого июля.

Дэвид с мальчишеской улыбкой отпустил ее.

– Когда мы объявим?

Абигейл задумалась, приподняв бровь.

– Как насчет газеты в четверг? Мистер Райли начал это все еще в июне, когда связал мое имя с твоим. Дадим ему возможность напечатать следующую главу?

Объявление в газете за четверг гласило:

Мисс Абигейл Маккензи и мистер Дэвид Мелчер с радостью сообщают о своем намерении пожениться 20 октября 1879 года в церкви Христа на Разъезде Стюарта. Мисс Абигейл. уроженка и жительница этого города, является дочерью покойных Эндрю и Марты Маккензи. Мистер Мелчер, в прошлом житель города Филадельфия штата Пенсильвания, несколько лет путешествовал по этим местам в качестве продавца компании по производству стильных туфель. После женитьбы на мисс Абигейл Мелчер откроет свое дело, Обувной салон Мелчера, здание которого в настоящее время строится на южном конце Мэйн-стрит рядом с шорной мастерской Перкинса. Намечено, что магазин откроется немедленно после того, как новобрачные вернутся из двухнедельного медового месяца в Колорадо-Спрингс.

Наступили первые морозы. Дрожащие липы усеяли холмы сверкающими вспышками янтарного цвета. По утрам даже колеи от тележек были прекрасны, покрытые инеем, сверкающим в лучах зарождающегося дня. Солнце уже не окрашивало небо в цвет дыни, стали появляться неровные линии лилового, предвещая холодное дыхание зимы. Воркующие голуби улетели, поползни остались. На землю, словно самоцветы, начали падать первые листья.

Поток наилучших пожеланий захлестнул дом мисс Абигейл и магазин Дэвида, строительство которого близилось к завершению. Соседи и горожане не могли устоять против того, чтобы не зайти туда или сюда, когда проходили мимо. Их пожелания убедили Абигейл, что она поступила правильно, приняв предложение Дэвида.

Теперь находиться вместе с Дэвидом стало легко и привычно. Каждый день они получали подтверждения тому, что сходились в идеях, пристрастиях, антипатиях и жизненных целях. Он ухаживал с полным обожанием, всегда был готов сказать комплимент, улыбнуться, взглянуть так, чтобы Абигейл поняла, что он одобряет ее во всем. Его поцелуи стали более пылкими, что очень порадовало Абигейл, но чрезмерное уважение, какое он проявлял по отношению к ней, не давало закрепить успех. Он все меньше запинался по мере того, как они становились все более близки друг другу, и эта легкость чрезвычайно порадовала Абигейл.

Часто Абигейл и Дэвида можно было найти в магазине. Они готовили запасы дров на зиму, красили замечательное ограждение у витрины, вешали красные шторы, делали полки, носили огромные чурбаны из дуба и распаковывали часть доставленного товара, который, наконец-то, прибыл. Они постоянно работали вместе, что стало привычным и для них, и для горожан еще до свадьбы. Те, кто останавливался у магазина, чтобы поздороваться или предложить свою помощь в чем-нибудь, продолжая свой путь, думали, что никогда не видели пару, более подходящую друг другу. Этот выбор действительно был сделан на небесах. Некоторые посмеивались и хлопали друг друга по спине, размышляя примерно так: если этот выбор сделан и не на небесах, то на Хейкс– Мидоу.

День свадьбы приближался. Абигейл была вся в делах. Кроме помощи Дэвиду в открытии магазина у нее нашлась еще масса дел. Она решила надеть подвенечное платье своей матери из белоснежного шелка, но его надо было переделать. Кружевная фата была в отличном состоянии, из нее только вывалилось несколько мелких жемчужин, и фату отослали к ювелиру в Денвере. Дэвид заказал особую пару атласных белых туфель для Абигеил, и она с нетерпением ждала и фату, и туфли. Как только она бы получила весь свадебный наряд, она могла бы позировать фотографу. Это был ее свадебный подарок Дэвиду. Абигеил связалась с фотографом из Денвера, Дэмоном Смитом, чтобы он приехал и сделал ее портрет. Свадебный прием планировался в доме, и Абигеил начала печь домашнее печенье и делать пирожные, охлаждая их на наступившем морозе. Сад был вычищен до наступления весны. В магазине поставили маленькую железную печку, и на ней уже занял свое место кофейник. Абигеил нравились все эти хлопоты, связанные со свадьбой и приготовлениями к открытию.

Магазин получался замечательный. Казалось, именно в нем заключалась вся близость Абигеил и Дэвида. Когда они обнаруживали, что остались одни, заполняя полки товаром, Дэвид срывал с губ Абигеил поцелуи, заставляя ее томиться в ожидании их свадьбы... и, что еще важнее, медового месяца. Временами Абигеил ощущала, что Дэвид был на грани того, чтобы разорвать сковывавшие его, наложенные им самим ограничения, но он либо отступал, либо их прерывали, так как люди входили и выходили из магазина, словно он уже был открыт.

Интерьер был именно такой, как представляла Абигеил – светлый, теплый и уютный: красные шторы, плетеные коврики и обтянутые скамейки, удобные кресла окружали очаг, где весело плясал огонь. Запахи свежего дерева и коры пропитывали воздух, смешиваясь с ароматом кофе, кожи и запахом ваксы. Людям это нравилось, и возле печки всегда собирались друзья. Ни у кого не возникало сомнения, что дело будет прочным, так же как и брак.

ГЛАВА 21

Был один из тех темных, суровых дней, когда мысль об ужине в теплой, уютной кухне заставляет поторопиться домой. Мрачные облака играли в какие-то игры с вершинами гор, то собираясь вместе, то рассеиваясь на разорванные ветром стремительно несущиеся лоскутки, заставляя всех смертных чувствовать себя действительно ничтожными.

Из Денвера прислали колокольчик и фату. Боне Бинли принес их со станции после того, как прошел последний поезд. Абигеил, обрадованная, нарядилась в свое зеленое пальто, обвязала голову шарфом подходящего цвета и забросила его концы за плечи. Улыбаясь, она вышла из дома, положив в теплую, белую муфту маленький медный колокольчик.

Снежные хлопья падали ей на лоб, ветер трепал шарф о щеки. Она поежилась. Дэвид, должно быть, уже зажег лампу в магазине, печку, и Абигеил нарисовала в своем воображении, как Дэвид стоит у печи, поставив одну ногу на каминную решетку, и держит в руке чашку кофе. Ох он обрадуется, что она подумала о колокольчике. Она прибавила шагу. Обогнув угол салуна, Абигейл вышла на тротуар и сменившийся ветер подул ей в лицо, покалывая ледяными иголками снега. Абигейл посмотрела вдоль по улице на манящий оранжевый свет фонаря, просачивающийся из арочного окна. Там, засунув руки глубоко в карманы, стоял мужчина в куртке из грубой овчины с отвернутым воротником и вглядывался сквозь стекло. Он стоял неподвижно, с обнаженной головой, повернувшись затылком к Абигейл. По какой-то непонятной причине Абигейл замедлила шаги. Мужчина пригнулся, опустив голову, и рассматривал некоторое время свои ботинки, потом повернул к соседней двери шорной мастерской и исчез внутри. Он был очень высоким, очень широким. Со спины он напомнил ей Джесси, только этот не хромал. Абигейл снова ускорила шаги, не спуская глаз с двери в шорную мастерскую, но из нее никто не вышел. Абигейл приблизилась к двери магазина, над которой висела новая вывеска, раскачивающаяся в сумасшедшем танце от порывов ветра.

ОБУВНОЙ САЛОН МЕЛЧЕРА, СОБСТВЕННОСТЬ ДЭВИДАИ АБИГЕЙЛ МЕЛЧЕР

В магазине было удушающе жарко. Как обычно вокруг печи в кружок собрались мужчины. Среди них, с чашкой кофе, стоял Дэвид.

Он немедленно поспешил навстречу Абигейл.

– Привет, Абигейл. Тебе не надо было выходить. На улице настоящая буря.

Абигейл направилась к печи и, по дороге сняв пальто, шарф и муфту, бросила их на красную скамейку.

– Я должна была прийти, чтобы сообщить тебе приятные известия. Сегодня из Денвера прислали мою фату, наконец-то отремонтированную.

. – Отлично! – воскликнул Дэвид и, мигнув своим закадычным друзьям у печки, добавил: – Теперь, возможно, ты перестанешь беспокоиться об этом фотографе.

Мужчины, посмеиваясь, потягивали кофе.

– А вот, посмотри, что еще мы получили. Абигейл взмахнула звякающим медным колокольчиком.

– Это для твоей двери, на удачу. Каждый новый магазин должен иметь такой колокольчик, который возвестил бы приход первого покупателя.

Дэвид улыбнулся с неподдельным восхищением, поставил свою чашку кофе и подошел, чтобы с чувством пожать и погладить руки Абигейл.

– Это как раз то, что нужно. Спасибо, Абигейл.

Улыбка на его лице сказала Абигейл, как Дэвид ценит и уважает ее.

– Давай, – сказал он, – позволь мне повесить его.

– О нет, – бойко возразила она, поднимая колокольчик так, что Дэвид не мог до него дотронуться. – Это мой подарок. Я его и буду вешать.

Дэвид рассмеялся, повернувшись к мужчинам:

– Никогда не видел такой несговорчивой женщины– все время хочет все сделать по– своему.

– Ха, Дэвид, тебе только осталось научиться слегка прижать ее, когда она сбивается с курса.

Все мужчины дружески засмеялись. Теперь они могли так делать – смеяться над мисс Абигейл – ведь она так сильно изменилась с тех пор, как здесь появился Дэвид Мелчер.

Она взяла молоток и гвозди из задней комнаты и подтащила одно из кресел к входной двери. Когда она забиралась наверх, колокольчик звякнул. Абигейл выбрала место для кронштейна на косяке двери, но даже стоя на кресле, она немного не доставала, поэтому она поставила ногу на резную ограду рядом и ступила на нее.

Именно в этом положении ее и увидел Джесси Дюфрейн, когда вышел из шорной мастерской и снова остановился перед магазином, читая... ДЭВИД И АБИГЕЙЛ МЕЛЧЕР.

Абигейл держала в зубах два гвоздя и прижимала медный кронштейн к дверной коробке. Молоток застыл в воздухе, когда она увидела ноги какого-то мужчины снаружи, перед арочным окном. Она не видела его лицо, а только ковбойские ботинки, расставленные на ветру ноги и низ старой куртки из грубой овчины. Что-то заставило ее пригнуться и посмотреть под рукой на лицо человека.

Ее глаза расширились, и один из гвоздей выпал изо рта. Сердце наполнилось томительным, замечательным, сокрушительным ужасом.

Джесси! О Господи, нет... Джесси.

Он глядел на нее снизу вверх из этого большого поднятого воротника. Ветер трепал его густые черные волосы, свет от лампы, проходящий сквозь окно, озарял его серьезное лицо и сверкал в черных, напряженных глазах, наблюдающих за ней. Свет падал и на его лоб, щеки и подбородок, резко выделяя их на фоне бушующей темноты позади Джесси. Его усы были черны как смоль. Абигейл уставилась на него, забыв про молоток. Джесси слегка улыбнулся и в молчаливом приветствии вынул из кармана голую руку. Но Абигейл по-прежнему не могла двигаться или сделать что-нибудь, кроме как завороженно смотреть на него. Внутри у нее бушевали разноречивые чувства.

Один из мужчин спросил, как она себя чувствует там, наверху, и она, вернувшись к действительности, обернулась через плечо к печке и пробормотала что-то. Потом Абигейл снова посмотрела на улицу. Джесси отступил назад, за светлое пятно возле окна, но Абигейл по– прежнему видела его ботинки и знала, что он стоит там и рассматривает ее своими блестящими глазами со своей старой знакомой полуусмешкой.

Абигейл спрыгнула вниз, чтобы найти гвоздь на полу, но не смогла этого сделать. Тогда она вновь забралась наверх и стала вбивать один, который у нее остался, не переставая думать о том, что с того места, откуда Джесси наблюдал за ней, он мог видеть, как ее грудь, обтянутая платьем, напрягается при каждом ударе молотка.

Второй гвоздь сверкнул внутри резной ограды, и Абигейл спустилась подобрать его, но не смогла удержаться, чтобы не поискать глазами фигуру за окном. Мгновение она стояла, завернувшись в красную штору, словно немой манекен на витрине, не в силах пошевелиться или отвести взгляд от смутной фигуры мужчины, смотревшего на нее с улицы и хмурившегося от ветра.

Джесси, уходи, умоляла Абигейл про себя, ужасаясь, как ее тянет к нему.

Ее руки и ноги каким-то образом снова обрели способность двигаться, она взобралась на ограждение и забила второй гвоздь. Сердце бешено стучало.

Подошел Дэвид и начал восторгаться ее работой.

– Может, повесим вместе? – спросил он.

– Да, давай, – сказала она, задыхаясь, надеясь, что он не заметит нервные нотки в ее голосе. – В таком случае он принесет удачу нам обоим.

Она увидела, что ноги Джесси пропали, и гадала, не заметил ли его Дэвид.

Когда колокольчик уже висел на кронштейне, Дэвид принес Абигейл пальто и помог одеться.

– Тебе лучше возвратиться домой сейчас, пока погода не ухудшилась.

– Ты придешь на ужин? – спросила она, стараясь, чтобы голос не задрожал от отчаяния.

– А ты как думаешь? – ответил он, затянул шарф вокруг ее шеи, повернул за плечи к двери и улыбнулся.

Колокольчик зазвенел. Пройдя два шага, Абигейл повернулась и взмолилась:

– Возвращайся домой побыстрее, Дэвид.

– Я приду.

Абигейл опустила голову, прижимая шарф сильнее к горлу, но ветер поднял его концы бахромой и швырнул ей в лицо. Она вглядывалась в темную улицу.

Он ушел!

Снег был мелким и жгучим. Он засыпал улицы, и они заледенели. Ветер ударял Абигейл в спину, подталкивая по скользому тротуару Юбки трепались словно парус на штормовом ветру. Она заглядывала в каждый магазинчик на своем пути, но Джесси в них не было. Огибая угол салуна, ветер закрутился вихрем и подхватил юбки Абигейл с новой силой. Она втянула голову в плечи и прижала подбородок к воротнику.

– Привет, Эбби.

Ее голова вздернулась вверх как у висельника, у которого выбили табуретку из-под ног. Голос исходил из кромешной темноты, поэтому Абигейл поняла, что чуть не столкнулась с Джесси, заворачивая за угол. Он стоял, широко расставив ноги, засунув руки в карманы, и кружащий ветер уносил белый, смутный след его дыхания вверх и в сторону.

– Джесси, – выдавила она, – я так и думала, что это ты.

Ей пришлось остановиться, она не могла оторвать взгляда от него.

– Да, я.

Ветер ударял в спину Джесси, но жалящие снежинки били в лицо Абигейл. Она и забыла, какой Джесси большой, рослый и широкий, и такой высокий, что ей приходилось задирать голову, чтобы увидеть его лицо.

– Что ты здесь делаешь? – спросила она, и ее зубы начали стучать – холод постепенно подбирался к ней.

– Я слышал, в городе намечается свадьба, – сказал он так непринужденно, словно они по-прежнему находились в летнем саду в окружении цветов, и стоял жаркий полдень. Не спрашивая, он вытащил голую руку из кармана и повернул Абигейл за локоть. Теперь ветер дул ей в спину, а ему в лицо. Он подвел ее к стене из вагонки, встал прямо перед ней и снова засунул руку в карман.

– Как ты узнал, что я выхожу замуж?

– Я это вычислил еще до отъезда, поэтому следил за газетами.

– Почему ты не останешься в стороне и не дашь нам пожить спокойно?

Серьезное лицо Джесси выглядело с голь же угрожающе, как и сердитые облака, принесшие ранние сумерки. Он нахмурился и, сведя брови, спросил в свою очередь.

– Ты беременна?

Он не смог бы ее ошарашить больше, даже если бы ударил по голове своим ковбойским ботинком со срезанным каблуком.

– Какое тебе дело, ты невыносим... Ветер унес остальную часть ее лестных эпитетов. Шарф приглушил голос Абигейл.

– Ты беременна? – повторил Джесси жестко, требовательно, встав как стена перед ней. Абигейл пошевелилась, собираясь обогнугь его, но он преградил ей дорогу, отступив в сторону, вынуждая остаться зажатой между собой и стеной салуна. Его руки по-прежнему были в карманах.

– Дай мне пройти, – холодно сказала Абигейл, прожигая его взглядом.

– Черта с два, женщина! Я задал тебе вопрос и должен получить ответ.

– Ты ничего не должен получить, и ты именно это и получишь!

Он продолжал оскорбленным тоном:

__ Черт побери, Эбби, я оставил ему достаточно денег, чтобы прилично содержать вас обоих. Все, что я хочу узнать взамен, мой ли это ребенок?

Абигейл захлестнула ярость. Как он смел появиться в городе и намекать на такие вещи что он позволил Дэвиду заниматься с ней любовью, чтобы скрыть ее ошибку с ним, с Джесси. В этот момент она ненавидела его. Она отклонилась и замахнулась, позабыв, что на руке муфта, которая лишь слегка коснулась лица Джесси, что сделало положение вещей еще более жалким.

Джесси держал руки в карманах и не мог перехватить руку Абигейл, но он увернулся в сторону, гак что муфта погладила его щеку, упала и покатилась по заснеженной улице.

Абигейл сделала движение вслед за ней, но Джесси схватил ее за плечи и развернул вполоборота к себе.

– Послушай меня, ты! Я вернулся, чтобы узнать правду и – клянусь Богом! – я это сделаю!

Она пронзила его взглядом и снова хотела было подобрать муфту но Джесси прижал ее обратно к стене. Его глаза предупредили Абигейл, что ей лучше не двигаться. Потом Джесси наклонился и подобрал муфту. Но когда он протянул муфту, Абигейл позабыла обо всех предупреждениях.

– Ты презренный козел! – закричала она, слезы замерзли струйками на ее щеках. – Если ты думаешь, что я собираюсь стоять здесь, посреди вьюги, и терпеть твои оскорбления, ты жестоко ошибаешься!

– Все, что от тебя требуется, – просто «да» или «нет», – возразил Джесси, удерживая ее на месте, так как ветер грозил повалить их обоих с ног. – Ты беременна, черт побери?!

Абигейл снова попыталась отдернуться, но его пальцы сомкнулись на рукавах как когти.

– Беременна? – допытывался он, сопровождая вопрос легким встряхиванием.

– Нет! – крикнула она ему в лицо, топая ногой, и, вывернувшись наконец, побежала прочь от него. Однако земля была покрыта льдом, и маленькие ноги скользили. В следующий момент Абигейл уже растянулась под ногами Джесси. Он быстро встал на колено и взял ее за локоть, по-прежнему держа в своей огромной руке ее муфту.

– Эбби, прости меня, – сказал он, но она вырвала свою руку, села и, сражаясь со слезами унижения, стала отряхивать юбки. – Черт возьми, Эбби, мы не можем разговаривать здесь, – сказал он, еще раз протягивая руку, чтобы помочь ей, но она отпихнула его руку.

– Мы не можем разговаривать нигде! – выкрикнула она, все еще сидя на улице и глядя на Джесси снизу вверх. – И никогда не сможем! Вот ты и вернулся, захотелось добавки, мистер Дюфрейн, вы что, не можете найти себе другую женщину, которая померилась бы с вами силами?

Следы гнева исчезли с лица Джесси, когда он, встав на одно колено, утопавший в этой ужасной грубой куртке из овчины, посмотрел в озлобленные глаза Абигейл и просто сказал:

– Я не искал других женщин.

О Боже, помоги мне, подумала она, и собрала всю свою ярость как щит вокруг себя. Она с трудом поднялась на ноги. Джесси заботливо придержал ее и протянул муфту, которую Абигейл выхватила из его руки. Когда она отвернулась и осторожно пошла по улице, все у нее внутри грозило взорваться.

Джесси смотрел секунду на ее удаляющуюся спину и позвал:

– Эбби, ты счастлива?

«Нет! Нет! Нет!» – хотела она выкрикнуть ему, но вместо этого закружилась в плачущем как привидение ветре и заорала:

– Какое тебе дело?! Оставь меня в покое. Слышишь?! Я кричала это несколько месяцев в своем пустом доме, но теперь кричу в последний раз тебе лично: «Убирайся из моей жизни, Джесси Дюфрейн!» Она повернулась к дому и побежала по обледенелой улице.