Война крыш

— У него родители религиозные?

— Только отец. Мать давно умерла.

— Откуда он?

— Русия.

— Ты уверена? Его отец значится как Моше Коэн…

— Ванкоэн! Моше-Герш…

«Понятно…»

Итак, отца Маленького Эли следовало искать в другой группе файлов.

— Что говорят, почему его убили?

— Никто точно не знал.

— А все же?

— Считали, что это связано с деньгами, которые он должен. Если тебя интересуют детали…

— Да.

— Дело в следующем. Его друзья собрали деньги, которые вместе вложили в какое-то дело. Предполагалось наварить. И немало. По-видимому, его убили те, кому он дал в долг. Должника ведь не убивают. Только кредиторов.

— А кто должники?

— Приезжие. Ты собираешься идти?

— Я должен взглянуть в компьютер. Я тебе позвоню вечером.

— Ты не представляешь, как это будет здорово!

Теперь Кейт мог глубже заглянуть в биографию Маленького Эли. В компьютере материалы на его отца имелись.

Фамилия его значилась как «Ванкоэн».

Переделанное «Ван-Коган» либо «Ванкоган»!

Моше-Герш Ванкоган и его жена Идее были выходцами из Польши, а точнее, из восточных ее районов, переданных России согласно пакту Молотова — Риббентропа.

Репатриировались они тоже через Польшу.

В страну прибыли уже как Коэны.

Изменение фамилии было произведено элементарно: она была просто разъединена.

Ван Свитен, Ван Дейк, Ван Гог…

«Ван» отлетел.

Коган с мягким, почти непроизносимым «г» в середине, похожим на украинское, стал Коэном. И тут же пропал среди десятков тысяч израильских Коэнов.

По имевшимся сведениям, Моше-Герш Ванкоган имел дело с польской полицией. В последний раз он освобождался из тюрьмы в городе Лодзь, где тоже сидел за грабеж.

Как, впрочем, позднее и в Израиле. Отбыв срок в тюрьме Бейт Лит для особо опасных преступников, Коэн в конце пятидесятых похоронил жену и отбыл в Австралию, оставив сына — будущего Маленького Эли — на попечение бабушки.

Кейт мысленно вернулся к убитому нищему.

«Тоже Коэн в числе десятков тысяч других. Бог знает какую операцию он проделал со своей фамилией, чтобы она стала такой…»

Юджин Кейт поднялся от компьютера, прошел по кабинету.

Если бы он мог проделать обратную операцию с данными Амрана Коэна.

«Интересно, во что обратится его фамилия!..»

Необрезанный Коэн в Израиле!

Юджин Кейт поднял последние материалы о личности убитого нищего.

Заключение комплексной судебно-медицинско-биологической экспертизы, проведенной в стационарных условиях, было выдержано в уклончивых формулировках, обусловленных многочисленными предположениями и оговорками…

Начиналось уже с первой фразы.

«С большой долей вероятности можно предположить, что труп потерпевшего, поименованного в постановлении Амраном Коэном, принадлежит человеку, родившемуся между декабрем 1932-го и декабрем 1934 года…»

Вручая заключение генералу Йоси Леви, начальнику оперативного отдела, пожелавшему с ним ознакомиться, председатель экспертной комиссии не мог утверждать ничего определенного.

Главное следовало искать между строк, потому что эксперты ни за что не соглашались взять на себя ответственность за тот вывод, что логически вытекал, хотя и не был сформулирован подписавшими документ.

«Есть основания полагать, что местом рождения потерпевшего — опять же с большой долей вероятности — является местность севернее градусов широты…»

Постоянное пребывание на улице под солнцем и ветром, жирная кожа, крем для загара быстро превратили человечка в смуглого тайваньца, в то время как его родители были ашкеназами…

Таким образом, неизвестный, оставивший этот мир с чужим удостоверением личности, выписанным на имя уже один раз умершего в Герцлии двадцать лет назад Амрана Коэна,

— родился и вырос в Европе;

— его еврейское происхождение оставалось под вопросом…

Курьезные результаты проверок были доложены министру Авигдору Кахалани, курировавшему полицию, и одновременно главе ШАБАКа, или ШИНБЕТа, кому как нравится, — что-то вроде израильского КГБ, Ами Аялону, а заодно и начальнику военной разведки — АМАН генерал-майору Моше Яалону.

«Если бы Матэ Арцы — Генеральный штаб проверил сведения через МВД России…»

Но ради дела какого-то нищего полиция на это вряд ли бы пошла! Тут действовал принцип паритета! МВД РФ, в свою очередь, могло запросить нужные ему данные, давать которые по каким-то причинам было бы неудобным.

«Другое дело — решить этот вопрос в Москве на уровне рядового следователя или детектива…»

Убитому еще раньше «откатали» пальцы.

Компьютеризованная система «Морфо» стоимостью 5, 5 миллиона баксов отдела криминалистики Матэ Арцы с бешеной скоростью прокрутила их по картотеке отпечатков, изъятых с мест нераскрытых убийств, краж…

Все чисто!

Проверки по дактилоскопическим учетам подвергавшихся административному наказанию, задержанных, подозреваемых в совершении преступлений и судимых, тоже не дали результатов.

Жизнь того, кого называли Амраном Коэном, была безупречной. Он оказался совершенно неизвестным израильскому правосудию.

«Но такого не могло быть, если он был связан с Маленьким Эли!»

К Кейту заглянул полковник — начальник отдела.

Шмулик был в отличном настроении — его только что поздравил министр, потому он был великодушен:

— Переживаешь? Фактически ты оказался в стороне по этому делу…

— Я хочу узнать, кто был убитый. Адвокаты обвиняемых на суде наверняка заявят: «Вы утверждаете, что они убили человека!..»

Шмулик, лысый, крепкий, — в прошлом из пограничной службы, — сразу сообразил, куда гнет Юджин Кейт. То же он говорил Роберту Дову.

— Именно.

— «А какого? Кто он? Назовите! Амран Коэн давно умер и похоронен!»

— Роберт мне говорит: «Мы предъявим труп…»

— Труп надо идентифицировать. Существует еще экспертиза: исследование ДНК — дезоксирибонуклеиновой кислоты. Кровь идентифицируется на молекулярном уровне…

Шмулик кивнул.

Такую экспертизу провели с целью установления личностей террористов, взорвавших себя на рынке Маханэ Йегуда. Кровь останков сравнили с кровью предполагаемых родителей…

Результаты исследования в Институте судебной медицины позволили сделать выводы о степени родства с высокой степенью достоверности…

— Но преступление раскрыто!

Кейт очнулся.

«Действительно…»

После ареста убийц — Гии и Бориса — все, что он, Кейт, добыл, уже не имеет значения. Так же как и новая экспертиза, на которую Шмулик согласился, и предполагаемое заключение специалистов, на которое Кейт возлагал большие надежды.

«Хотя…»

— Может, удастся раскрыть убийство Маленького Эли…

Убийство Маленького Эли специалисты считали заказным, а потому глухим, нераскрываемым.

— Ты так считаешь? — Шмулик ушел весьма озадаченный.

Неожиданный телефонный звонок прервал компьютерные упражнения Кейта.

— Это Варда…

Он не узнал соседку Амрана Коэна.

— Варда. С Бар Йохай… Как ты, Юджин?

— В порядке. Как ты?

— Слава Богу! Я звоню насчет того человека, которого ты ищешь…

— Да…

— Ты предупредил, будет интересоваться Амраном Коэном!

— Да, да!

— Он здесь. В доме на Бар Йохай! Напротив. Я тебе его покажу…

— Все! Я сейчас буду!

Треск «ямахи» разорвал мирные звуки Бар Йохай с ее криками детей и лаем собак.

Варда ждала его на галерее дома.

— Пойдем. Он еще тут. Мои младшие смотрят заним…

Из окна ее позвали. Она отмахнулась.

— Потом… Пойдем. Ты не подходи…

На дискотеке, устроенной пабом «Сицилийская мафия» в «Теннис-центре», собралась местная молодежь. Многие израильские парни — сабры — в не заправленных в джинсы сорочках, с длинными болтающимися рукавами — примчали на мотоциклах.

Это была первая вылазка хозяев паба «Сицилийская мафия». Рекламная кампания была пробной.

Народу на дискотеке было немного.

Под дискотеку отвели вестибюль и кафе под навесом.

«Теннис-центр», построенный на средства десятков спонсоров, чьи имена были начертаны на мраморных досках, находился недалеко от дома, где жил Амран Коэн.

Свет прожектора с крыши «Теннис-центра» бил в центр площадки перед входом.

Израильтянки — смуглые, марокканки из соседних домов, тонкие в талиях, одетые в брючные расклешенные костюмы, с кружевными рюшками на белых жабо, перекликались прокуренными грубыми голосами.

Синкопическая мелодия повторялась сверканием огня на стенах, на одеждах. Отдавалась прерывистой дрожью света внутри и вокруг.

В центре площадки извивались несколько патлатых девчонок сопровождения — в джинсиках, с голыми пупками, в коротких распашонках.

Дискотека не имела успеха. О ней мало знали.

Обе репатриантские группы молодежи двух смежных улиц района Катамоны впервые за последние пару лет сошлись вместе. Больше нечего было делить.

Группировка с Бар Йохай — Дан, Арье, толстый Боаз, еще несколько парней и девчонок, потеряв вожаков — Гию и Борьку, выглядели как команда, вышедшая на финальную игру без своих основных игроков.

Арье привязал своего альбиноса-боксера у дерева, время от времени оттуда слышался лай. Это пробегали мимо помоечные кошки.

Из глубины «Теннис-иентра» доносился звук ударов ракеток по мячу. Там еще играли.

Ленка разговаривала с Викой, с другими девчонками, когда появилась Зойка-малолетка. Зойка нарядилась пажом. Короткая накидка, узенькие брючки на толстой попке, шапочка с пером.

Ленка ее окликнула:

— Привет, Суфлера!

Толстое поросячье личико обернулось. Приплюснутый розовый носик, поднятые по-свинячьи уголки рта…

— Сейчас сколько времени, Зойка? Ты же малолетка! Мать знает?

— Я вроде у подруги.

— Уроки учишь?

— У нас вроде девичник в пижамах…

Девчонки-школьницы любили собраться у кого-нибудь

из подруг с ночевкой. Приносили с собой сок, пирожные. Пижамы. Болтали допоздна, объедались сладким…

— Потанцуем?

Они вышли на середину. Ритм, сверкание огня.

Цветомузыка, упругий резонанс, создаваемый мощной стереоустановкой. Двери были широко раскрыты. Появился Макс. Владелец паба куда-то уезжал и теперь вернулся. Приземистый, с широкой грудью, большой головой и короткими руками. Он обходил площадку и улыбался. Даже простил Дана, толкнувшего его во время злополучной последней драки на аллее.

После танца Ленка с Зойкой отошли в тень.

Зойка заметила:

— Что-то Жору не вижу. Полковника. Но сейчас уз наем.

— У вас такие отношения?!

— У нас такая игра: вроде он меня трахает…

Зойка обернулась.

Макс стоял в двух шагах. За ним возвышался телохранитель. Они только что подъехали на такси.

— О, Макс! Ты классный мужик. Я еле сдерживаюсь!

— А чего сдерживаться?! Предохраняться научилась?

— Ты видел мою мать, Макс? Она меня два раза в месяц водит к гинекологу…

— Была бы ты чуть постарше.

— Жорка так не считает. Я тоже. Где он?

— Сейчас появится. Потерпи.

Макс обратился к Лене:

— Борька вместе с Гией сидит?

Ответил подошедший Арье:

— Борька в Беер-Шеве. А Гия тут, на Русском подворье. Нас тоже всех таскали.

— Не знаешь, Гии дали адвоката?

— Не знаю.

— Обыск был?

— Приезжали без нас. Мы были на работе. Борьку привозили из тюрьмы.

— А чего искали?

— Доллары…

— Нашли?

— Откуда, блин?!

— А сколько у старика пропало? Говорили?

— Вроде триста тысяч. Боаз слышал!

— За триста я бы нищего сам удавил… Я открываю сейчас детективное агентство. Слышали?

— Нет.

— Теперь слышал. Мне понадобятся деньги и люди. Наша цель — организовать вокруг паба молодежь… Мы — сила, если один за всех и все за одного!

Сначала он и Полковник видели своими клиентами таксомоторные компании. «Сицилийская мафия» предполагала взять на себя защиту шоферов. За полгода в Иерусалиме было убито семь таксистов.

Ничего из этого не вышло.

Две иерусалимские компании — «Ха-Пальмах» и «Ис-раэль» — использовали систему «Хай-тек», применяемую для слежения за коммерческими самолетами. Сигнал через спутник связи попадал на компьютеризованную карту. Шоферу было достаточно нажать кнопку, и сигнал попадал в офис фирмы, высылавшей полицию и «скорую помощь».

Теперь было другое.

Со временем обязательно должны были найтись люди, которые оценят организованную силу.

В первую очередь политики, бывшие репатрианты.

Можно расставить пацанов в пикетах с транспарантами. Что требуется, то и будут демонстрировать.

«Мы приехали не для того, чтобы быть тут рабами!»

«Требуем чистые руки в новый горком п а р т и и!»

Можно и наоборот:

«Люди из Русской партии, проснитесь!»

Да мало ли где можно найти себе применение!..

— Приглашаю всех в «Сицилийский клуб» на исходе недели в субботу. Придете? Кто зовет, тот и угощает. Посидим, поболтаем.

— Обязательно…

— Жду. И девчонок приводите.

Макс был старше и видел дальше их.

С присоединением еще одной молодежной компании — Гии и Борьки — «Сицилийская мафия» могла выставить до сотни пацанов и девиц, прибывших из СНГ, которыми он располагал.

Пока он наметил новые существенные шаги.

Были даны четкие инструкции адвокату.

Тот должен был зарегистрировать его дело. Официальную крышу. Объявления об агентстве уже появились в «Нашем Иерусалиме», крупнейшей столичной русскоязычной газете, «Иерусалимском вестнике», в «Иерусалимском взгляде»…

«Мы поможем в сложной ситуации…»

«Специалисты по взысканию долгов с тех, кто взял кредит у частных фирм на так называемом „сером рынке“…»

Макс пробыл на дискотеке недолго. Кого-то ждал. То и дело оглядывался. И все же не заметил, как у входа остановился черный «джип-чероки». Никто не вышел из него.

Телохранитель подвинулся ближе, шепнул.

Макс наскоро простился, пошел к машине…

Я курил снаружи, рядом со стоянкой.

Тут одиноко высился замысловатый памятник, оставленный строителями, — кусок породы с дырками внутри, похожий на кусок голландского сыра.

Феерия огня. Мелькание света. Голые круглые коленки девиц. Полусогнутые ноги. Откляченные зады. Впечатление грубой мультипликации. Рев диск-жокея. Мельтешение огней.

Я рассмотрел всех.

Несколько групп молодежи — местных и репатриантов — прошли мимо. Я заметил, что они не смешиваются. Да и между компаниями моих бывших соотечественников существовали непростые отношения.

В одной я заметил уже знакомую мне молодую телку Мали, которую я увидел в квартире Ленкиной мамы. Ее держал за руку толстенький, с брюшком парень в форме охранника. С ними были еще несколько высоких худых парней и девчонок, чувствовавших себя необыкновенно крутыми…

— Ползи! — подтолкнул один из парней подругу по-русски.

Она огрызнулась:

— Пошел…

Несколько израильских пацанов прокричали заученное:

— Твой мама проститутка! Япанамат!..

Они явно не отдавали себе отчета в сказанном. Говорили, в Тель-Авиве даже существовало кафе с таким названием.

Молодежь все прибывала.

Почти все были «наши» — из Украины или России. Несколько парней были из Грузии.

Компания Гии и Бориса прошествовала мимо, готовая отразить любой натиск. Словно речь шла не о танцах, а о рейде по тылам врага.

Сбоку остановилось такси. Несколько парней прошли к дискотеке. Во главе шел приземистый, большеголовый, с короткими руками — лидер. Он по-мужски оглядывал девушек.

— Это Макс, о котором шла речь…

Я обернулся.

Мать Лены стояла сзади, подле меня.

За Максом одел личный телохранитель — в куртке с короткими рукавами, с пистолетом за поясом. Две девчонки сопровождения — в джинсиках, худенькие, патлатые, выглядели как обычные российские соски…

— Кроме паба «Сицилийская мафия» у него еще фирма по выбиванию долгов. В «Нашем Иерусалиме» у них большая реклама…

Я спешил запомнить наиболее колоритные фигуры.

— Кто вон там у входа? Только не оборачивайтесь сразу! Смотрит в нашу сторону…

— Отец Гии. Недавно приехал. Познакомить вас? Он интересуется тем же, что и вы…

— Пожалуй, в другой раз.

Для отца Гии у меня была другая версия. В качестве дяди Бориса я был бы быстро разоблачен.

— А тот, с собакой?

— Арье, он и Дан, рядом с ним, снимали на троих квартиру.

— А охранник? С Мали?

— Ее друг. Боаз. Так, ни с чем пирожок…

— Они не в одной компании…

— С Максом? Нет.

Несколько взрослых израильтян пришли из близлежащих домов. Я услышал: «Мафия русит…» Моя собеседница переводила:

— «Их пенсионеры палец о палец тут не стукнули, а им 400 долларов платят в месяц и еще 200 на квартиру…» — «Как это палец о палец не стукнули? А оружие арабам? А „катюши“, которые падают на Кирьят Шмону? Их работа!» — «Слышал, один тут недавно явился: „Я — заслуженный ракетчик СССР…“

Убийство Амрана Коэна, арест Бориса и Гии, как водится, являлись еще одним новым поводом для возникновения межобщинных споров.

— «Наша молодежь подъемных на покупку квартир не получает. А этим — пожалуйста!» — Она на этом закончила. — Ну вы знаете эти разговоры…

— Да.

Я думал, это тут закончилось.

— Партнер Макса приехал…

Между нами и дорогой тянулись высокие кусты с крупными, неизвестными мне цветами.

Двое шли от длинной сверкающей «Ауди-100», припарковавшейся у домов по другую сторону улицы. Высокий лысый израильтянин и н а ш — русый, худой, в кроссовках, в сорочке, выпущенной сверху на джинсы.

Израильтянин явно был ведущим: шагал широко, спортивного вида, в деловом прикиде — в джинсах, куртке-безрукавке со множеством карманов и карманчиков поверх джинсовой рубашки.

Моя собеседница кивнула на худощавого в кроссовках.

— Жора. Партнер Макса…

— Я оставляю вас.

Я побрел вдоль кустов вслед за прибывшими по направлению к «джипу-чероки», в который перед тем сел Макс.

Машина стояла, поблескивая мертвыми непроницаемыми стеклами. Был ли кто-нибудь внутри, о чем там разговаривали, можно было только гадать…

В джипе открыли дверцу.

Я подошел к кустам, отделявшим джип. От кустов шел густой сладкий аромат.

Израильтянин и его сопровождающий стояли ко мне спиной. В машине было темно. Изредка там вспыхивали светлячки сигарет. Было довольно хорошо все слышно.

Израильтянин заговорил на иврите в здешней рассудительной манере, все больше увлекаясь и добавляя эмоций, чтобы часть улицы и половина населения Катамонов могли оценить его риторику.

Я разобрал в его эскападе только два известных мне слова. Название города — Кейсария и второе — весьма тут распространенное. На этот раз оно было произнесено с отрицательной частицей «ло» — «не»:

— Ло ф р а е р!..

Он замолчал, и я услышал русский перевод. Партнер Макса перевел сидящим в джипе:

— Клиенты его серьезные мужики… Привыкли вести дела по правилам. Долги надо платить, и дальше все в таком роде. Они забивают нам стрелку в Кейсарии…

— Чего он там насчет фраеров? — спросили из джипа.

— Ну типа того, что среди них, мол, нет фраеров…

Израильтянин заговорил снова. С большим апломбом,

столь же убежденно. Теперь он напирал на слово «мотивация», которое произнес дважды…

— Приедут крутые мужики… Хотят знать, чем вы мотивируете свои действия…

— Скажи, чтобы сосал он…

— Он лично вопросы не решает. К нему обратились, чтобы он помог выбить долг. Кличка его Хариф. Тут он известный человек, в прошлом работал в полиции…

— Мусор…

— Стрелка в третий день недели — во вторник…

— Может, в среду?

— Тут неделя начинается с воскресенья. Он повезет нас на встречу с его клиентами…

— Скажи, ладно. Там поглядим…

Жора перевел ответ.

Кто-то сидевший в джипе рядом с водителем хлопнул дверцей.

Жора проводил Харифа к машине.

Я не шевелился.

На дискотеке танцы были в разгаре. Музыка не входила в меня.

Я вспомнил строчку Анны Ахматовой: «Предупреждаю, что живу в последний раз…»

Я прошел метров триста в сторону от домов и тут понял, что меня пасут.

Конечно, был определенный риск в том, что я отправился на Бар Йохай в субботу. Общественный транспорт не работал. Такси появлялись здесь, как правило, лишь по заказу. Тем более в субботу.

Но то, что я увидел и, главное, услышал, оправдывало все.

Победителей не судят.

Моей главной задачей теперь было благополучно выбраться.

Свет неярких светильников застревал в листве многолетних акаций. Самая нижняя из опоясывавших склон холма улиц была одной из самых населенных, запущенных. Особенно в эти дни — после забастовки городских служб.

Мусор был вышвырнут на узкую проезжую часть. По обеим ее сторонам вдоль тротуаров нескончаемой цепью двумя рядами тянулись машины, припаркованные накануне.

Я повернул к ближайшей лестнице наверх между домами.

«Двинуться в сторону перекрестка?»

Я не оглядывался.

Между домами показался подъем. По каменным ступеням я поднялся на следующий уровень улиц, опоясывавших по склону холм Пат.

Несколько раз я слышал сзади негромкие шаги.

Все зависело от того, кто за мной шел…

Этот человек мог представлять три различные группировки.

На первом месте стояли узнавшие о моем приезде боевики из окружения О'Брайена и Тамма, против которых я работал во время моей прошлой командировки сюда. Выезд из страны был для них перекрыт.

От этих я мог получить только нож или пулю. Причем в любом месте в любой удобный для них момент. Этот вариант был для меня наиболее опасным.

«Шустрые ребята, готовые запросто перерезать глотку…»

Лестница была пуста. Я приближался к вершине холма.

«Неизвестный французский офицер был прав, говоря: „Если бы вы боялись, как я, вас давно бы тут никого не было…“

Я не исключал также, что сведения о моем приезде могли просочиться и к тем, кто при жизни Яна — он же Амран Коэн — наезжал на него. Об этом Ян сообщил Марине в Москву. По моим предположениям, эти люди тоже запросто могли приложить руку к его убийству. При таком раскладе было неизвестно, какие инструкции получены ими из Москвы в отношении меня…

Из индивидуальных средств защиты, кроме складного ножа, с которым я никогда не расставался, я мог рассчитывать еще на бодигард, портативную сирену, включавшуюся удалением предохранительной чеки.

Наконец, это могла быть израильская полиция.

«Миштара»…

Возможность отсечь «хвост» еще оставалась. Завернув за угол, я мог броситься бежать. Тут существовали десятки проходов…

«Если это бандиты из первых двух группировок, мне надо линять любыми способами…»

Другое дело, если это миштара!

Полиция рано или поздно меня бы установила.

Это не так трудно в городе с пятидесятитысячным эмигрантским населением.

Как представитель «Лайнса» в Израиле я собирал данные на группу О'Брайена — Окуня, кинувшую крупный московский банк.

За мною был полный набор нарушений закона, которыми обычно грешит любой частный сыщик: незаконное прослушивание разговоров, секретный обыск — посягательства на неприкосновенность жилища, покушение на основу основ права частной собственности и прочее. Данные об этом наверняка имелись в компьютере полиции, но на что, если не поступит приказ свыше, понимающий полицейский смотрит, как правило, сквозь пальцы…

Профессионалам я многое мог бы объяснить.

Но для этого я не должен был сейчас бежать, дав понять, что обнаружил наружное наблюдение.

«В этом случае я не смогу рассчитывать на понимание…»

Люди с чистыми руками и намерениями не бегут от полицейских… Верхняя улица холма была пустынна. Отсюда просматривалась вся огромная долина с холмами Южного Иерусалима на другом ее краю.

Звездное небо, полная луна, Млечный путь и мироздание.

За холмами белел край неба. Там, в нескольких километрах находился легендарный Бейт-Лэхем, или Вифлеем. Это была уже Палестинская автономия.

Я заглянул вниз. На лестнице кто-то стоял. Он держался в тени. Я не мог его рассмотреть.

По другую сторону улицы возвышалось здание школы и еще несколько строений, прилегавших к ней.

Над пустым школьным двором стояла тишина.

Я вошел в тень. Сбоку от входа была небольшая каменная стенка, я встал за нее. Под ногами лежал маленький школьный стул — фанерные сиденье и спинка, прикрепленные к гнутому металлическому остову. Я поднял его за ножку.

Сейчас он был моим оружием.

Я ждал.

Высокий, спортивного вида человек вступил на школьный двор. Он остановился под деревом, по-прежнему стараясь держаться в тени. Он потерял меня из виду. Несколько секунд вслушивался.

Я отшвырнул свое оружие дальше, в сторону спортивной площадки. Стул прокатился по камням.

Услышав удалявшийся шум, мой преследователь вступил во двор. Площадка была освещена двумя прожекторами, бившими с двух сторон.

Человек остановился. Он был теперь мне хорошо виден.

Это был израильтянин. В куртке, джинсах, белых кроссовках. Под мышкой у него я увидел мотоциклетный шлем.

В день моего приезда я видел этого человека на площади Кикар Цион — он разговаривал с приземистым, толстым полицейским, носившим усы а-ля Саддам Хусейн…

Я вышел из темноты. Остановился.

Услышав шаги, он обернулся, мое появление сзади было для него полной неожиданностью.

Я махнул рукой, приветствуя. Через пару секунд я уже шел дальше через двор.

В ответ он тоже поднял руку.

Я не сомневался, кто он: «Полицейский детектив…»

Дворами я вышел на перекресток.

Тут чувствовалось окончание субботы. Открылись лавки, было полно машин, ходили автобусы.

Негласно сопровождать меня было тут намного легче. Как, впрочем, и мне. Проверяться.

В витринах автобусных остановок на фоне реклам в стекле отражалась улица. Глядя на поясной портрет парня, я видел улицу за спиной, а не только его модную куртку, надетую на голое тело.

Впереди показался яблоневый сад по другую сторону Элиягу Голомб — и мой дом.

Я мог войти в подъезд, поднявшись на галерею с трех сторон: от автобусной остановки, из-за угла улицы Сан-Мартин и с тыльной стороны дома — узкой малозаметной тропинкой, между кустов, рядом со входом в бомбоубежище.

Я выбрал третий вариант. Завернув за дом, я быстро бегом пробежал к тропинке. Поднялся на галерею. Отсюда мне был виден угол дома и тротуар.

Впереди темнела дорога, которая вела к «Теннис-центру» и дальше в аллею. Улица Сан-Мартин поднималась к холму, с которого мы только что благополучно спустились. Сбоку был еще переулок…

Когда полицейский оказался на Сан-Мартин, он увидел перед собой разветвление пустых улиц. Где-то впереди мелькали огни поворотников. Там шла машина.

Он понял, что его провели.

Я и сам бывал в таких положениях.

Он еще постоял, прежде чем вернуться к мотоциклу на Бар Йохай. В это время тихий предупреждающий свист коснулся его ушей. Свист доносился сверху. Он поднял голову.

Я пригласил его подняться.

Я хотел завоевать доверие полицейского, который шел за мной.

Он ответил мне по-английски:

— Спасибо.

Поднявшись к себе, я подошел к окну.

Я словно чего-то ждал. Затем включил свет.

В моем иерусалимском доме пахло порохом.

«Почему мной заинтересовалась израильская полиция?»

Неужели это — эхо моего последнего приезда во время бандитской разборки? Рядовые исполнители давно получили свои 15 лет и отбывали наказание — кто в тюрьме Шаат, кто в тюрьме Лид. А сами организаторы вроде О'Брайена плюнули на внесенный миллионный залог и скрылись…

«Нет…»

Похоже, это связано с убийством Яна — Амрана Коэна. Недаром первые опасения у меня возникли на Бар Йо-хай у дома убитого.

«Меня взяли под наблюдение именно там…»

Я не знал, должен ли я радоваться результатам этого дня или, наоборот, сожалеть.

Я почитал еще детектив «Если арест невозможен» Вильяма Дж. Каунитца, который начал накануне. Я твердо пообещал, что напишу о нем рецензию в городскую газету.

Заработаю свои 100 баксов.

Это было вроде проверки на выживание.

Кандидатам в разведшколы во многих странах мира давали такие задания.

Оказавшись в далекой стране с чужими документами, раздобыть денег, не прибегая ни к чьей помощи, и вернуться на родину. Или незаметно пройти мимо паспортного контроля в аэропорту. Подменить во время визита мембрану в телефоне, войти в чужой дом, выйти на балкон, сфотографироваться с хозяином…

Детектив был неплохо написан.

Нью-йоркский маньяк, оставлявший на горле своих жертв глубокий след страшных зубных протезов, сам по себе не очень меня заинтересовал.

Дело было в другом, сделавшем книгу бестселлером.

Отдавая должное своим консультантам — патологоанатомам и полицейским, автор забыл поблагодарить блестящего Артура Хейли. От него, от Артура Хейли, было это доскональное изучение материала, обаяние точного знания сути и, главное, выбор героя.

Герой — лейтенант Винда — был мне знаком, словно он, Рэмбо и я работали в одном главке. Мы все были из тех полицейских профессионалов, которых первыми отдают на заклание публике, когда начальство ищет, на ком сорвать зло за нераскрытое особо тяжкое преступление.

Общественное мнение всегда сурово по отношению к полицейским. Быстро забываются и постоянный риск, и прежние успехи, и раны, и силы, которые они отдали…

Я просмотрел еще пятничные «Вести».

Бывший московский, а ныне тель-авивский журналист возвращался к ночи августовского путча в столице.

«Меня одолевало любопытство: что побудило сотни нормальных, в меру трусливых людей рисковать жизнью? Ну, со мной, положим, ясно — я опасаюсь, что запретят выезд в Израиль. А остальным-то чего не спится?..»