Особый отдел (№1) - Охотник за головами

– Заткнись или я перережу тебе горло!

Ее глаза расширились от ужаса, рот раскрылся в беззвучном крике. Но она не могла выдавить ни звука, поскольку он все сильнее сдавливал ей лицо.

– Теперь послушай меня, – его глаза от ярости сузились в щелки. – Это не просто какой-то кусок дерева. Это моя религия, поняла, сволочь! Где оно?

– Джонни... прошу тебя, – выдохнула она еле слышно. – Мне было так плохо. Ты пропал, совсем пропал, и тебя не было. Я уж думала, что-то случилось. Я чуть с ума не сошла...

– Где оно? – выплюнул он сквозь сжатые зубы и внезапно хлестко ударил ее по щеке. – Где? – еще один удар. – Где? Где?

– О Боже! Я продала его! Прошу тебя, перестань!

Он отпустил ее, и она упала на пол и осталась лежать, тихо всхлипывая. Услышав металлический щелчок, она вскинула голову и увидела, что на нее нацелено лезвие ножа. На его стальной поверхности плясали блики света от люстры.

– Что ж, бэби, – глаза его были полузакрыты, как будто у него сильно болела голова. – Пора нам поболтать немного. Жаль, что так все получилось.

* * *

22.19

Дождь начался внезапно.

С утра у горизонта собирались темные облака, но высокое давление не давало им скатиться с гор. Но теперь битва была проиграна. Сперва пошла мелкая морось, потом с неба хлынул целый поток воды. Не успев уйти с остановки, монахиня промокла насквозь.

Но это не беспокоило ее. Дождь – такой же Божий дар, как и все остальное.

Она медленно прошла по тропинке вдоль монастырского сада, мимо бассейна, покрытого теперь рябью дождевых капель, мимо уединенных скамеек, где не раз сидела днем. Она была погружена в свои мысли. Полная луна наверху спряталась в тучах.

Монахиня провела день со старой женщиной, доживающей свой век в ветхом домике в Ист-Энде. Ее руки были скрючены артритом, глаза почти ослепли, и она едва могла двигаться, но упорно отказывалась переехать в дом престарелых. Это упрямство напомнило монахине ее детство, в котором та же женщина, ее мать, так же упорно внушала ей веру в Христа. Теперь она проклинала Бога за свои страдания, и дочери было больно это слушать.

Сегодня она с особым нетерпением спешила к вечерне.

Внезапно горло ей сжала чья-то рука. Дыхание прервалось, и она не смогла даже вскрикнуть. Рука швырнула ее на землю. Сверху ее придавило тяжелое тело: рука зажала ей рот, и монахиня почувствовала, что задыхается.

Глаза ее расширились, когда она услышала треск рвущейся материи. Над собой она видела черную нейлоновую маску, в отверстиях которой блестели глаза. Третьим отверстием был рот, оскаленный в усмешке. Потом она почувствовала между ног что-то твердое, двигающееся. «О Господи, это изнасилование!» – промелькнула мысль. Внезапно она вспомнила о сестре, на которую напали в Нью-Йорке. О других сестрах, изнасилованных и убитых в Сан-Сальвадоре. О Господи, как же Ты допустил все это?

Тут над ней сверкнул нож.

И вонзился ей в горло.

Джек-с-фонарем

Понедельник, 1 ноября, 1.03

Роберт Деклерк видел больше смертей, чем большинство других людей, но так и не смог привыкнуть к этому зрелищу.

Как все мужчины и женщины, имеющие дело со смертью, Деклерк постоянно сталкивался с объективным воплощением самого субъективного из человеческих страхов – страха смерти. Он не мог заставить себя относиться к этому ни с профессиональным цинизмом, ни с кладбищенским юмором. Постепенно он выработал в себе главное чувство, с каким встречал смерть, – печаль. Печаль о потере еще одного человека.

Тридцать лет это работало, но только не сегодня.

Сегодня главным чувством Деклерка был гнев.

Тело монахини лежало на земле футах в тридцати от дороги. Вокруг нее суетились люди, профессии которых тоже связаны были со смертью. Одни из них щелкали вспышками, другие водили по земле металлоискателями. С поводка рвались немецкие овчарки. У ног трупа склонился Джозеф Авакумович; рядом стояли инспектор Макдугалл и суперинтендант. То, что сделали с монахиней, не могло не вызвать у Деклерка гнев.

– Тот же почерк, – сказал Авакумович, поднимаясь и показывая на то место, где должна была быть голова. – Видите, под горизонтальной линией обезглавливания – вертикальный разрез. Мне нужна гортань для исследования.

Инспектор Макдугалл кивнул. Он тоже был зол: уже второе тело в Северном Ванкувере, в пределах его компетенции. Нужно поспешить с раскрытием дела.

– Изнасилование, – сказал русский, – и разрез на груди. – Он нахмурился. – Очень жестокое преступление.

– Вы имеете в виду, что она была девушкой?

– Не в этом дело. Этот парень – настоящий дикарь.

– Вещи разорваны или разрезаны? – спросил суперинтендант.

– И то, и другое. На животе и ниже он действовал ножом, а от шеи до талии разорвал руками.

– Ее убили здесь?

– Да. Слишком много крови. Дождь смыл все следы, но кажется, что ее оттащили с дороги в кусты. На дороге имеются следы борьбы.

– А кто ее нашел?

– Другая сестра, – ответил Макдугалл. – Она вышла запереть ворота и увидела горящую свечу.

– Скорее бы узнать, что за извращенец вытворяет все это.

В этот момент из просвета в тучах выглянула полная луна и осветила троих мужчин, молча стоявших над трупом монахини. Каждый думал о случившемся по-своему, но ни один из них не мог понять ход мысли Охотника. Несомненно, они имели дело с маньяком. Деклерк думал о том, что Охотник, должно быть, преследовал свою жертву или поджидал ее в кустах. Он изнасиловал ее, убил, а потом отрезал голову. Что может быть проще? Беспокоил его вертикальный разрез на горле. Он знал, что так часто делают убийцы, чтобы жертва издавала меньше шума. Но здесь было что-то другое. Это чудовище не только отрезало монахине голову, но и поместило на ее место Джека-с-фонарем. В тыкве были вырезаны два треугольных отверстия для глаз и рот, искривившийся в злобной усмешке. Внутри горела свеча, и именно ее свет увидела сестра, вышедшая закрыть ворота. Теперь свеча догорела, и тыква смотрела пустыми глазами на обезглавленное тело.

К Макдугаллу подошел капрал с испачканными землей руками и мундиром. Он только что закончил обыскивать пруд.

– Ничего, шеф. Мы использовали собак и детекторы, но безрезультатно. Насколько я могу сказать, в пруду тоже ничего нет.

– Ищите дальше, – коротко бросил Макдугалл. Капрал кивнул и пошел выполнять приказание.

"О Господи, – подумал Деклерк, – четыре тела и никаких улик. Это более чем странно".

Авакумович что-то пробормотал.

– Извини, Джозеф. Я отвлекся.

– Я говорю, что попытаюсь снять с тыквы отпечатки пальцев.

– С тыквы, политой дождем?

– Именно. У меня с собой суперклей.

Увидев недоуменный взгляд Деклерка, Макдугалл улыбнулся:

– Он говорит о "Визупринте". Я вижу, вы отстали.

– Похоже, что так. Расскажи мне, Джозеф.

– Все, что у нас есть, – это тыква. Мы знаем, что убийца принес ее с собой в качестве заменителя головы. Вырезал он ее не здесь, и на ней могло что-нибудь остаться – пыль из его дома, следы химикатов, что-то в этом роде. Можно узнать что-то из характера надрезов. А можно найти на ней отпечатки пальцев. Несколько лет назад полисмен и Онтарио по фамилии Бурдон клеил суперклеем бачок для проявления пленки. После этого он обратил внимание, что на пластиковой поверхности проступили его отпечатки пальцев. Исследования показали, что химикат, входящий в состав клея, – это цианоакрилат, – соединяясь с жидкостью, оставляет отпечатки пальцев человека на любой поверхности и проявляет их, что невозможно при использовании старых технологий с порошком или парами йода. Этот метод уже помог раскрыть не одно преступление. В одном случае уликами послужили отпечатки пальцев на бутылке, выловленной у места стоянки украденной яхты, в другом – отпечатки на взломанной металлической кассе.

– Да, сильно я устарел, – заметил Деклерк.

– Это не твоя епархия, – успокоил его русский. – Кстати, я хочу кое-что попросить.

– Что же?

– Помнишь, ты просил меня взглянуть на кости, найденные теми двумя девочками? Так вот, я хотел бы взглянуть на останки всех четверых. Я могу найти что-нибудь, чего не заметили патологоанатомы.

– Хорошая идея.

– Нужен ордер. Остатки Портмэн уже отправили родителям, но остальные еще доступны, – он взглянул на тело монахини.

– Завтра у тебя будет ордер, – пообещал суперинтендант.

– Думаете, имеет значение, что Портмэн и монахиня были католичками? – спросил Макдугалл. – Может быть, какой-нибудь сатанинский культ. Что-то вроде черной мессы.

– Может быть, – сказал Деклерк.

– А пока нам лучше пойти и немного поспать. Когда начнется паника в газетах, будет не до сна.

– Согласен, – сказал Авакумович.

Поколебавшись, Деклерк согласился с ними. Он взглянул на часы: до обычного времени его подъема оставалось четыре часа. Он чувствовал себя вымотанным. А ведь предстояло еще вынести то, что начнется днем.

– До завтра, – сказал он. Двое других кивнули.

Повернувшись спиной к трупу, Деклерк пошел к воротам. Возле них, у скопления полицейских машин, уже собирались зеваки и репортеры. При его появлении замерцали вспышки. Он знал, что за их молниями последует гром вопросов. У самых ворот он обернулся.

У серебряной статуи, изображавшей распятие, сбились в испуганную кучку несколько монахинь. За ними белел монастырь.

Роберт Деклерк давно уже не ходил в церковь. С того самого дня, как вышел на дорогу в Северном Квебеке с мертвой дочерью на руках.

"Как там сказал Христос? – подумал он. – «Блаженны не видевшие и уверовавшие». Так что же остается мне? Не будут ли прокляты те, кто видел слишком много и все-таки не уверовал?"

Роберт Деклерк ехал домой.

Бунт

Рассвет

Страх распространился утренними газетами, как чума. Потом он пополз из уст в уста, охватывая город неконтролируемой эпидемией. Из каждого почтового ящика выглядывал зловещий заголовок "Охотник за головами появляется вновь", набранный самым крупным шрифтом на первой полосе "Провинс". Ниже, чуть поменьше: "Четвертая жертва – монахиня".

Впервые со времени окончания Второй мировой войны новость разошлась по городу так быстро. Даже когда убили президента Кеннеди, такого не было.

Следом за новостью шла паника.

* * *

7.00

Арти Фрипп шел в магазин считать прибыль. Как обычно, его работники первого ноября гуляли.

Припарковав свой "корвет" на площадке, обозначенной надписью "президент", Арти вошел через заднюю дверь и пробрался в контору мимо полок, заваленных всякой всячиной. Бизнес перед Хэллоуином шел на редкость удачно: были распроданы страшные маски, фейерверки и надувные скелеты, а цены на конфеты взлетели на тридцать один процент. Было похоже, что Арти удастся провести лето на Карибском море.

Дойдя до отдела порнографии – журналы и сексуальные игрушки этой осенью тоже продавались отлично, – Фрипп улыбнулся, думая, сколько еще онанистов выложат денежки за эту муру, пока он в шортах, под тропическим солнцем, будет наслаждаться зрелищем натуральной почти обнаженной женской плоти. А может, и не только зре...

В этот момент Арти Фрипп, президент компании "Лови момент", споткнулся о двенадцатидюймовый искусственный член, валявшийся на полу. Накануне служащие во время празднования Хэллоуина использовали его в собственном варианте игры в "бутылочку" и, видимо, забыли положить на место.

Арти налетел на шкаф и уронил на себя груду порнографических изделий: зажигалки в форме члена с лаконичной надписью "Пососи", стопки книжек в мягких обложках, банки со стимулирующим кремом, анальные вибраторы с набором батареек, куклы "Нимфоманка Сьюзи". Что-то из этого сильно ударило его в пах.

– О, черт! – завопил Фрипп. Удар пришелся как раз по тому месту, что он растянул прошлым летом в Вегасе, занимаясь любовью с блондинистой сучкой по имени Белинда.

Только через пять минут Арти смог дотащиться до телефона и позвонить в службу охраны.

– Эй, вызовите доктора, – прохрипел он в трубку.

– Арти, это ты? Это Флэшмен.

– Флэшмен, вызови скорее доктора. Моя сексуальная жизнь в опасности. Все решают минуты.

– Арти, детка, некогда. Ты же слышал новости. Телефон прямо раскалился. Дамы требуют свистки – те самые, что вопят, как банши^[34].

– Флэшмен, урод, я умираю. Зови доктора или я...

– Арти, я заказал уже две тысячи.

– Флэшмен, ты ублю... – внезапно Арти Фрипп замолчал. Он вспомнил, что прибыль при продаже этих свистков составляет четыреста процентов. – Флэшмен, ты уже сделал заказ?

– Да. И дал объявление в завтрашние газеты. Нужно пользоваться моментом, пока паника не утихла.

Как только телефон освободился, Арти Фрипп, мигом забывший о своем увечье, начал звонить поставщикам. К 11.00. персонал, вышедший на работу за двойную плату, разбирал поток заказов. Только тогда улыбающийся Фрипп смог присесть и полюбоваться на мелькающие в японском калькуляторе зеленоватые цифры. Кто знает, может в этом году ему светит что-нибудь получше Багам. Допустим, Французская Ривьера.

"Да, Ривьера, – подумал Арти, набирая номер. – Там все бабы загорают без лифчиков".

* * *

8.05

Авакумович закончил работу.

Комната пропахла суперклеем, а голова у него кружилась от химикатов. Он встал из-за стола, потер красные от усталости глаза и подошел к окну глотнуть свежего воздуха. Где-то неподалеку запела птица.

Вернувшись за стол, он взял в руки тыкву. Он был доволен собой – удалось получить три довольно четких отпечатка.

Теперь об их владельце было хоть что-то известно.

* * *

9.00

Школа кун-фу "Маленький Дракон" находилась на Марин-драйв, в самом сердце Северного Ванкувера. Она была открыта всего три дня в неделю, и ее владельцем и единственным работником был парень по имени Брюс Вонг, главным горем в жизни которого было то, что он не родился Брюсом Ли.

29 октября, в пятницу, Вонг напечатал рекламу своего заведения в "Норз Шор Ньюс" и стал ждать клиентов. К понедельнику их было двое. Когда вечером этого дня лавина звонков наконец стихла, к ним прибавились еще четыре – все женщины.

В середине дня Брюс Вонг сбегал в соседнюю парикмахерскую, позвонил оттуда и договорился о съеме дополнительного помещения.

* * *

9.40

– Что ж, – сказал инспектор Чан. – Позвольте мне начать.

Он стоял у черной доски в актовом зале штаб-квартиры рядом с Макдугаллом. На стульях расположились сотрудники оперативного отдела.

– Во-первых, вам следует знать, что наша компьютерная система имеет доступ к центральной полицейской справочной сети в Оттаве, что позволяет немедленно получить любые сведения о преступности в любой части страны. Во-вторых, наши специалисты разработали специальную программу для этого дела под кодовым названием "Головорез". В первую очередь в нее введены файлы всех документов, поступивших во все полицейские отделения страны за последний год. Эта система – мы называем ее "простыня", – связана с ИНТЕРПОЛОМ. В дополнение – прошу обратить на это особое внимание, – туда введены данные о всех сексуальных преступлениях, выявленных при расследовании дела Клиффорда Олсона. Программа, снабженная специальными критериями поиска, включает все данные об этих лицах, такие, как номера их машин и место жительства.

– Что конкретно? – спросил один из полицейских.

– Критерии поиска включают в себя имя, дату рождения, возраст, рост, вес, расу, цвет волос и глаз, место жительства и номер машины и лицензии. Конечно, данных может быть и меньше, – Чан прервался и отпил остывшего кофе из стоящей рядом чашки. – Как только мы получим хоть какое-то описание Охотника, мы сличим его черты с имеющимся списком сексуальных преступников. А теперь прошу вопросы.

Вопросов не было, и Макдугалл подвел итог:

– Ладно. Вы все знаете, что случилось ночью, и знаете, что это значит. Все слушали вчера суперинтенданта. Так что все ясно.

Макдугалл повернулся к инспектору Чану, и тут кто-то из собравшихся заметил:

– Ну вот, он даже не сказал: "А теперь начинается настоящая работа".

Но никто не засмеялся. Полицейские редко смотрят детективные сериалы.

* * *

10.35

В информационном центре КККП в Оттаве было 24 тысячи отпечатков пальцев из одной только Британской Колумбии.

Сержант Джеймс Родейл пришел в компьютерный центр, чтобы получить информацию, обещанную летучим патрулям. Случайно он оказался рядом, когда телетайп передал из Оттавы ответ на запрос Авакумовича. Сержант застыл на месте, глядя, как бумажная лента выползает из отверстия. Отпечатки на тыкве, как говорилось в ответе, принадлежали некоему Фрицу Сапперстейну, проживавшему, по последним данным, в Ричмонде.

Родейл жил там же. Он оторвал листок, оставив Авакумовичу копию, и отправился искать Бешеного Пса – Эда Рабидовски.

* * *

10.45

Утро добропорядочные жители Ванкувера и его пригородов провели в нетерпеливом ожидании выхода "Сан". Появившись, газета была распродана в считанные минуты. Надежды горожан оправдались: убийству монахини было посвящено две страницы плюс две дополнительные полосы фотографий.

В дополнение газета поместила несколько интервью с женщинами на улицах. Вот что они говорили: "Теперь я не выхожу из дома без кухонного ножа в сумочке. Пускай полиция говорит, что это противозаконно. Охотник за головами меня просто так не возьмет".

"Монахиня! Господи Боже! Неужели ни одна женщина не может чувствовать себя в безопасности? Если Городскому совету не хватает средств на полицию, пусть взыщут по 10 центов с каждого мужчины в городе".

"И чего все так шумят? Охотник – это просто крайнее выражение опасностей, которым подвергаются женщины каждый день. Я езжу на автобусе, и, поверите ли, не проходит дня, чтобы какой-нибудь пьяный урод не попытался меня облапать. А на днях один подошел ко мне и начал: "Вы одна? Неужели не знаете, что по городу бродит убийца? Позвольте проводить вас до дома". Ну, я ему сказала – не буду повторять. Так вот, неужели мы позволим, чтобы мужчины под предлогом нашей безопасности провожали нас домой и лезли с грязными предложениями? Да скорее... простите, просто не хватает слов!"

"Я бы у всех сексуальных маньяков – а по-моему, это большинство мужчин, – отрезала их вонючие причиндалы. Вот и все, сестры".

* * *

12.02

В детстве Мэттью Полу Питта поставили ошибочный диагноз "замедленное развитие, но без психических отклонений". В результате из 28 лет, прожитых им, 24 этот австралиец провел в различных лечебницах.

Мэттью Пол Питта патологически ненавидел свою мать. Она покончила самоубийством, когда мальчику было четыре года. Отец Питта поместил обоих сыновей в интернат; одного он позже забрал, а маленького Мэттью оставил. С тех пор он ненавидел мать – если бы она не убила себя, семья бы не распалась.

Его действительной болезнью была дислексия – расстройство ума, при котором даже нормально развитый человек не может читать, писать или считать из-за неспособности сосредоточиться. Первоначальный неправильный диагноз так и не был впоследствии изменен, и озлобленный, замкнутый ребенок провел почти всю жизнь в школах для отсталых, окруженный людьми, с которыми не мог и не хотел общаться. В результате он действительно повредился в уме и к моменту бегства из Куинслендской психиатрической больницы два года назад был типичным субъектом с пограничной психикой.

К полудню Моника Макдональд и Рыжий Льюис многое узнали и об этом человеке, и о пограничном состоянии психики. Вчера днем, сразу после встречи с Деклерком и посещения кафе, они отправились на 1150 миль к югу, в Сиэтл. Там они встретились со знакомым Моники из ФБР (по его ухмылке Льюис заключил, что он помнил Монику слишком хорошо), который сказал им:

– Конечно. Вы получите все, что нужно, только скажите.

– Спасибо, Дэрил, – Моника одарила его почти такой же широкой улыбкой.

«Ага», – мрачно подумал Льюис.

Весь вечер два детектива изучали данные ФБР о сексуальных преступниках. В штате Вашингтон еще недавно орудовали банда Ночных душителей и пресловутый Убийца с Грин-Ривер. С помощью компьютерщика ФБР канадцы составили к полуночи список из 67 человек, каждый из которых мог оказаться Охотником за головами.

Во главе списка красовался австралиец Мэттью Пол Питта. ФБР разыскивало его по подозрению в ряде убийств, совершенных за последние полтора года. В каждом случае после изнасилования жертве перерезали горло, а у двух жертв голова была отделена от тела. Одно убийство было совершено в Лос-Анджелесе, одно – в Таксоне, Аризона, два – на плато Стактон в Техасе, одно – на дороге вблизи Уичиты, Канзас, три – в двенадцати милях от Чейенна, Вайоминг, и два – между Споканом и Эвереттом, Вашингтон. ФБР пришло к выводу, что все они совершены одним лицом. Все убийства произошли на шоссе; у всех жертв отрезаны соски. В машине женщины, убитой в Техасе, были найдены отпечатки пальцев. Путем сложных поисков с привлечением Международной организации криминальной полиции удалось установить, что отпечатки принадлежат сбежавшему из клиники в Куинсленде Мэттью Полу Питта.

– Думаю, этот парень – наша главная надежда, – сказала Моника Макдональд, выкладывая объемистую пачку досье ФБР на свой кухонный стол, рядом со спящей кошкой.

– Я тоже, – пробубнил Льюис, дожевывая сэндвич с болонской колбасой. Капля горчицы упала на ксерокопию, и он смахнул ее, оставив желтоватый след.

– Покажи мне еще раз фото, – попросил он, и Моника, порывшись в разложенных на столе бумагах, подала ему фотографию. Питта на ней выглядел лет на десять старше. У него были черные волосы, нечесаные неделями, а то и месяцами, и густая черная щетина. Одет он был в грязную рубашку, открывающую на шее следы порезов. Льюис был почему-то уверен, что рубашка выпущена из штанов, хотя снимок доходил только до пояса. Лицо австралийца, костистое и осунувшееся, украшали остановившиеся глаза узника концлагеря.

– Жуткий тип, – сказал Льюис.

– Тебе не нравится? Тогда усиль свои чувства в сто раз и получишь представление о том, что чувствует женщина, увидев такую рожу наяву.

Она читала теперь больничную карту Мэттью Пола Питта. Судя по ней, австралиец был довольно странным молодым человеком. Кроме порезов на шее, у него было по сотне шрамов на каждой руке и ноге. Когда во время просмотра вестерна один из врачей заметил у Питта эрекцию, тот объяснил:

"Я люблю смотреть на кровь по телевизору, но еще больше люблю собственную кровь. А правда, что у женщин кровь краснее?"

Моника пробежала взглядом несколько страниц, найденных в палате Питта после его бегства.

"Странные у миня сны. Жаль что я не могу их вспомнить. Похоже кто-то заставляет миня их забыть, чтобы я не мог и запесать. Сегодня я видел во сне девку с большими сиськами. Если увижу ее зафтра напишу об этом пападробнее. Спакойной ночи, хароших снов и никаких клопов.

Спакойной ночи.

Сиськисиськисиськисиськи! СИСЬКИ!

Девки как двери – если их часто хлопать они разбалтываются".

Закончив читать, Моника спросила:

– Видел эти каракули Питта?

– Ага.

– Я бы тоже сказала, что у него задержки в развитии.

– Это ничего не значит. Он ненормальный и со всеми задержками вполне способен убить.

– Удивительно, как он попал в Штаты.

– Ничего странного. Помнишь, пару лет назад один псих, обвиненный в убийстве, сбежал из Штатов в Австралию? Почему же это не может сработать наоборот?

– Точно. И он хороший кандидат на роль нашего Охотника. Раны на груди, отрезанные головы и главное – полная ненормальность.

– Да, но как нам его найти?

– У меня есть идея. ФБР распространило по всем штатам его отпечатки и фото, и в штате Вашингтон один полицейский вспомнил, что видел этого типа на дороге. Они отправились на то место и нашли там, в лесу, заброшенную палатку. В ней были обнаружены отпечатки пальцев Питта и рюкзак.

– Напоминает ту палатку, что нашли девочки.

– Точно. В рюкзаке были таблетки и гашиш, а также семьдесят семь коробков спичек.

– Сколько же косяков он скурил! – заметил Льюис с усмешкой.

– На каждом коробке была реклама одного из американских стрип-шоу.

– Выходит, ты предлагаешь, чтобы мы начали расследование, шатаясь по стриптиз-барам?

– Фу, Льюис, как тебе не стыдно? Тебя извиняет только то, что я... и в самом деле это предлагаю.

– Что ж, давай, – Льюис пожал плечами.

* * *

12.47

– У нас проблемы, мистер Шмидт.

– В чем дело?

– Три женщины только что вошли без билетов.

– Сейчас иду, – Шмидт встал из-за своего стола.

Курт Шмидт совершенно не хотел лишних проблем. У него и так болела голова. Каждую неделю возникали проблемы с таможней, не позволяющей провести из Лос-Анджелеса какую-нибудь интересную штучку. Каждый месяц к нему являлись полицейские, подстрекаемые святошами, и пытались найти в его деятельности что-нибудь противозаконное. Вчера он едва смог вырвать из лап цензора занятный фильм, снятый скрытой камерой в Нью-Йорке: "Горячие девушки на холодных камнях". Теперь вместо того, чтобы хоть день отдохнуть от проблем, он вынужден разбираться с какими-то сучками.

– Ну, где они?

В фойе кинотеатра не было никого, кроме билетерши Дорис. Она испуганно указала на дверь зрительного зала, откуда доносились вопли и ругань.

Шмидт распахнул дверь и замер, не веря своим глазам.

Три женщины в широкополых шляпах, скрывающих лица, бросали в экран что-то похожее на стеклянные шарики с краской. Потеки краски уже почти скрыли "Горячих девушек".

– Этот экран стоит тысячу баксов! – завопил Шмидт, когда еще три шарика со звоном разбились о поверхность экрана. Только тут он понял, что кричат и ругаются не посетители кинотеатра, а пришедшие женщины.

Шмидт схватил ближайшую из них за руку:

– Ты, сучка, я тебя...

Тут в воздухе сверкнуло лезвие, разрезав ему рубашку и майку. Шмидт застыл, глядя на ручеек крови, стекающей по его животу; в это время женщины вышли, в последний раз выкрикнув угрозы в замерший зал.

* * *

12.52

Рабидовски подогнал машину к дренажной канаве и выключил зажигание. Они с Родейлом вышли и направились по дороге вниз, мимо бескрайних скошенных полей. На горизонте виднелись фермерские домики, но единственным зданием поблизости был притулившийся у дороги магазин Инга. Туда они и направились.

На полках громоздились груды свежих овощей и фруктов, в которых озабоченно рылись несколько покупательниц с корзинами. Полицейские подошли к человеку в кожаном фартуке, стоявшему возле пирамиды румяных яблок.

– Полиция, – Рабидовски достал удостоверение.

Человек вежливо улыбнулся.

– Чем могу быть полезен?

Рабидовски расстегнул куртку. Оба они были в штатском. Родейл никогда не работал с Бешеным Псом, но знал, что в деле тот творит чудеса.

– Мы ищем Фрица Сапперстейна, – объяснил Родейл. – Нам сказали, что он здесь работает.

Человек нахмурился:

– Это я. В чем дело? Я давно уже завязал.

– Мистер Сапперстейн, не буду вилять. Прошлой ночью одной женщине отрезали голову и подложили вместо нее тыкву. На тыкве отпечатки ваших пальцев. Как вы можете это объяснить?

Сапперстейн моргнул, переводя взгляд с одного полицейского на другого. Под пиджаком Рабидовски ясно вырисовывался пистолет. Наконец он сказал:

– Я покажу вам кое-что. Это здесь, за дверью.

Родейл кивнул:

– Только без шуток.

У выхода Рабидовски легко придержал Сапперстейна за руку. Вышедший следом Родейл увидел пятисотакровое поле, засаженное тыквами.

– В последние десять дней мы собрали их тонн десять. Вы помните, что вчера был Хэллоуин?

Рабидовски выпустил его руку и посмотрел на Родейла.

– Дайте мне портрет, и я, может быть, смогу его вспомнить, хотя шансов очень мало. Повторяю, тут побывало не меньше тысячи покупателей. Но я никого не убивал.

Рабидовски убрал руку из-под пиджака.

* * *

14.11

В Ванкувере не было конных из Конной полиции. На лошадях ездили только полицейские Ванкуверского отделения.

Когда пришел вызов, в офисе в Стенли-парке дежурил сержант Скотт Бартелми. Сразу за офисом располагались стойла, и запах бумаги и чернил вытеснялся стойким ароматом конского навоза. Было тихо, кроме случайного фырканья и стука копыт. Даже черно-белый кот Бандит, устав играть с клочком соломы, улегся на окне.

Сержант Бартелми повесил трубку и издал стон. Он работал здесь уже давно и помнил, какой шум поднялся после применения конных полицейских для разгона толпы обкурившихся хиппи на Мэйпл-стрит в 1971-м.

* * *

15.46

Демонстрация началась мирно, но неорганизованно. К собравшимся на Робсон-сквер подходили зеваки – в основном женщины-служащие, возвращавшиеся после ланча. Несколько женских организаций, устроившие митинг, сами не ожидали такого резонанса. К трем часам на площади собралось до семи тысяч человек.

Несколько активисток устанавливали громкоговорители на ступенях старого суда. Другие держали плакаты: «Женщины, объединяйтесь против насилия!», "Каждый мужчина – потенциальный насильник!" и самое оригинальное: «38-й калибр не изнасилуешь!»

В 15.11 две женщины лет сорока в синих джинсах и высоких кожаных сапогах растянули между двумя колоннами здания суда картину. На ней был изображен мужчина с мускулами Шварцнеггера, но без головы. В левом углу помещалась дама пик, срисованная с диснеевского мультфильма, изо рта которой выходила фраза: "Голову долой!"

В 15.15 собравшиеся женщины начали скандировать одно слово; Казалось бы, они осуществляют законное право на свободу собраний, но само это слово и еще два обстоятельства изменили все к худшему.

Одним из обстоятельств было то, что в тот же день в десяти милях собрались на ежегодный чемпионат по футболу до 10 тысяч мужчин, большинство из них пьяные. В какой-то момент те, кто читал утренние газеты, – а таких было довольно много, – начали скандировать: "Охотник – четыре, женщины – ноль! Охотник – четыре, женщины – ноль!"

Через минуту этот клич подхватили трибуны:

– Охотник – четыре, женщины – ноль!

К несчастью, матч транслировали по радио, и на заднем фоне отчетливо слышались крики. Одной из тех, кто их услышал, была женщина по имени Джоан Тристлуэйз, запертая в автомобильной пробке на Робсон-сквер. Она тут же ознакомила с услышанным одну из женских активисток, которая пробралась к микрофону и оповестила толпу. Шокированные известием, женщины начали скандировать: «Смерть свиньям!»