Французская мелодия, русский мотив

— Что ты глупости говоришь, — ворчала она на невестку, — девка как цветочек лазоревый стала, поправилась, румяная вон какая ходит, а ты — чахотка, чахотка.

— Эх, ты, старая, — не сдавалась моя наперсница, — это у чахоточных завсегда так — сначала румянец, а потом, как кровь горлом пойдет, поздно будет. Пора, самое время Наталку па Азов везти, давай лучше вещи какие получше собирать начинай…

Кузьминична хоть и ворчала па Татьяну, но верила ей и очень переживала за мое здоровье. Она вечерами вязала мне теплые носки, а Татьяна втайне от всех шила распашонки и чепчики. Всем я прибавила забот.

К отъезду на Азовское море все было готово: я была уже на шестом месяце, и скрывать становилось все труднее. Я очень хотела увидеться с Данилой перед отъездом, но Татьяна была неумолима. Она не отпускала меня пи на шаг, а если отлучалась сама, то строго-настрого наказывала Петру глаз с меня не спускать. Путь нам предстоял не то чтобы дальний, но хлопотный — па Ейский лиман на Азовском маре, где жила Евдохииа двоюродная сестра. Была она замужем за рыбаком, имела двоих детей и, по рассказам, была доброй женщиной. Я па доброту ее особенно надеялась, хоть и знала, что к таким гуленам, как я, не больно-то велико уважение. Кому охота возиться с девчонкой, вздумавшей рожать неизвестно от кого ? Но, на мое счастье, и Евдоха, и ее сестра (имя уже не могу вспомнить) отнеслись ко мне хорошо.

Татьяна быстро нашла с хозяйкой общий язык, навезла ей и деткам ее много подарков, денег, провизии и на следующий день уехала в Малатьевский. А я осталась…

Не прошло и месяца, как Татьяна вернулась вновь с удивительной вестью — матушка написала письмо, в котором велит мне поскорее возвращаться в Петроград. Я от этой новости пришла в совершенное замешательство — как же я поеду с животом? Мне же еще месяца два ходить беременной, да и как я могу матери-дворянке привезти в подоле ребенка от цыгана? Кроме этого, Татьяна сообщила, что Данила знает все про меня и обещал Татьяне достать меня из-под земли и увезти вместе с ребенком туда, где никто пас не найдет. От таких новостей я, конечно, расстроилась, понервничала, что спровоцировало преждевременные роды…

Николушка родился хоть и маленьким, но здоровеньким и сильным. Он был таким хорошеньким, таким славным, что я и подумать не могла о том, что совсем скоро с ним придется расстаться. Мне просто не верилось в то, что все это не сон, а реальность. Я просто гнала от себя эти мысли. Татьяна с хозяйкой тоже не могли насмотреться на моего крошечку-сына. Никто не заговаривал о предстоящем отъезде, просто Татьяна чаще молилась и тихонько плакала по ночам. Но время шло…

Я роды перенесла нормально, ослабела, конечно, но в целом была в порядке, пора было прощаться с гостеприимной хозяйкой. Она уже нашла бездетную семью, в которой с удовольствием приютили бы моего Николушку. Мне же от этой мысли жить не хотелось — отдать в чужие руки этот маленький, теплый комочек… Татьяна тоже страдала от этого и придумывала всякие варианты, чтобы увезти малыша с собой в Малатьевский, а не отдавать в чужие руки.

Все решилось в одночасье, когда через неделю после родов, поздним вечером, в дверь нашей избы громко постучали. Я кормила Николушку грудью, а Татьяна что-то шила малышу. Стук был таким настойчивым, что мы с Татьяной сразу поняли, что незваный гость пришел нес доброй вестью. Татьяна пошла отпирать дверь, а распахнув ее, громко вскрикнула от неожиданности. На пороге стоял Данила.

— Собирайся, — первое, что сказал он мне, — мы уезжаем. — Потом взял Николушку на руки и так сильно прижал к себе, что я сразу поняла — сына он не отдаст никому. Потом повернулся к Татьяне со словами: «И не вздумай мне помешать». Но она не собиралась сдаваться. Татьяна схватила висевшее на стене ружье, приставила его к спине Данилы:

— У тебя еще молоко па губах не обсохло, чтобы указывать мне. Ни ребенка, ни Наталку ты не получишь, понял ? А вот прострелить тебе башку я давно мечтаю. Испортил девчонке жизнь, обрюхатил в 16 лет, а теперь еще и мне приказывает. А ну пошел отсюда…

— Татьяна, по-хорошему прошу — убери ружье. Ты знаешь, что мне терять нечего, кроме Наталки, а теперь вот и сына, у меня никого пет. И я за них биться буду насмерть. Но не с тобой же мне драться… Убери ружье и лучше помоги Наталке собраться. Мы уезжаем, никто нас больше не увидит в Малатьевском.

Я наблюдала за этим действом не то что боясь сказать слово, а даже вздохнуть. Непонятно откуда взявшийся Данила, рассвирепевшая Татьяна с ружьем, хозяйка с онемевшим от испуга лицом… Мысли в моей голове проносились с бешеной скоростью, и я никак не могла сообразить, как же мне себя вести в этой ситуации. Данила же тем временем подгонял меня: «Собирайся быстрее». Татьяна, напротив, кричала: «Не вздумай с ним уходить, тебе пора уезжать к матери». Они кричали друг на друга, а я стояла как вкопанная, не решаясь принять чью-то сторону.

С одной стороны, я уже была морально готова к тому, чтобы побыстрее уехать к матери, но тогда мне пришлось бы навсегда расстаться с моим крохотным Николушкой и любимым Данилой. Второй путь — уехать с Данилой и сыном и навсегда забыть о своем дворянском происхождении, отречься не только от старой жизни, но и от моих родных — маменьки, Оленьки, причинить боль Кузьминичне, Татьяне и всем, кто пригрел меня в такое нелегкое время в Малатьевском.

Татьяна, казалось, жизни своей не пожалеет, но меня без боя не отдаст. Похоже, что Данила не был готов к такой решимости с ее стороны. Он вообще не знал, что она окажется вместе со мной. Он замолчал, с Николушкой на руках сел па лавку и стал рассматривать его милое личико. Татьяна тоже успокоилась, опустила ружье, уже по-хорошему, без криков и брани заговорила с Данилой:

— Ты же ничего не знаешь, глупый. Наталке нужно уезжать в Петроград, ее маменька вызывает. Девчонке пора возвращаться к своей старой жизни, она ведь никакая не сиротка, это мы такую сказочку для местных придумали, а вообще она знатного рода…

— Татьяна, не старайся зря, я все о ней знаю, — перебил ее Данила, — только ты посмотри, что сейчас в России делается… Какой такой «знатный род», сейчас голод везде, это только на вашем богом забытом хуторе тихо и спокойно, пока туда еще пролетарии со своей продразверсткой не добрались. А я же все продумал, у меня и деньги есть, мы уедем вместе с Нюрой, она Наталке поможет с дитем, и заживем, хорошо заживем, я тебе обещаю.

— Да куда ж ты уедешь, куда?

— Знаю место, но тебе о нем знать не обязательно. Все, Наталья, собирайся…

— Нет, Данила, она никуда не поедет с тобой. А сына можешь забрать, все равно в чужие руки отдавать хотели, у вас с Нюрой ему лучше будет.

Тут настал мой черед удивляться. Услышать такое от Татьяны я никак не ожидала, хотя за время пребывания в Малатьевском именно она стала для меня главным человеком, к мнению которого я всегда прислушивалась. Она заменила мне мать, а Кузьминична была лишь доброй старенькой нянюшкой. Хозяйка тоже ахнула от такого заявления Татьяны. Мы все — я, хозяйка и Данила — посмотрели на нее, ожидая дальнейших объяснений.

— Пойми, Наталка, так будет лучше для всех, и для тебя в первую очередь. Ты должна поехать к матери, о ребенке она ничего не должна знать, а для Данилы он не чужой, они с Нюрой подымут мальчишку, слава богу, он крепенький, не болезный. Если сможешь выбраться сюда, приедешь, навестишь, может быть, маменьке своей это сможешь объяснить. А завтра с утра я тебя в Питер постараюсь отправить, даже в Малатьевский заезжать не будем.

Спорить с нею я не стала, потому что была совсем еще ребенком и неумела самостоятельно принимать решения.

Вот так, Марьяша, в 16 лет я родила сына и тут же бросила его. Вернее, не бросила, а отдала отцу, чтобы вернуться в Петроград. Но это меня перед ним не оправдывает. Когда я первый раз приезжала в Россию, я не решилась навестить его — как бы я объяснила ему, кто я? Какими бы глазами смотрела на сына…

Как я добралась до маменьки, не помню — после того, как Данила увез Николушку, я проплакала всю ночь, а наутро решительная Татьяна отвезла меня на станцию и посадила на поезд в Петроград. Как я доехала живой, не попав в какую-нибудь историю, для меня остается загадкой. Маменьке я рассказывать ничего не стала, ей было не до моих душевных потрясений. Она готовила наш отъезд в Париж, все дело свершилось за несколько дней. Я только плакала по ночам о Николушке, Даниле и о том, что же я сотворила. Но о причине моих слез маменька меня так ни разу и не спросила, и я ничего, никогда, никому не рассказывала о моем сыне и его отце. Ты, девочка, первая узнаешь об этом, но тогда меня уже не будет в живых.

P.S. Справедливость должна восторжествовать, Марьяша, и тебе придется этому поспособствовать. На той фотографии, которую ты мне привезла из Тихорецка, несомненно, мои потомки. У Григория много общего с Данилой — глаза, волосы, а Виталик, если ты внимательно приглядишься и сравнишь с моими детскими снимками, похож немного на меня. Это самые близкие твои кровные родственники, Марьяша, ты должна им это как-то объяснить. Я всю жизнь несла свой крест, мучилась, но не нашла сил разыскать сына, внука и правнука. Так что сделай это за меня. Они сильные и мужественные, хоть Виталик и калека, но я уверена, что именно они смогут тебя защитить от посягательств Абду. Кстати, у Виталика, если верить тем медицинским заключениям, которые ты привезла, не такой уж безнадежный диагноз, ему можно помочь. Привези его в Париж вместе с Григорием или можешь поселить их в Мозеле, там, где сейчас хозяйничает Апри Рамбалъ. Мое состояние должно по праву принадлежать моим родственникам, а не этому арабскому извращенцу… Орлов поможет тебе все устроить с документами, ему ты можешь полностью доверять.

Вот, пожалуй, и все — исповедь закопчена. Надеюсь, что ты будешь не очень строгим судьей.

Твоя бабушка, графиня Наталья Порошина.

Париж, 2000 год. 

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Глава 1

Ноябрь — не самый популярный месяц для отдыха в Краснодарье, и поток приезжих с октября по май резко сокращается. Вездесущие бабульки, рекламирующие свои квартиры и дома в частном секторе для проживания отдыхающих, в летние дни стеной обрушивающиеся на пассажиров, в это время нечасто заглядывают на вокзал. Людмила Николаевна Беспалько — в прошлом преподаватель биологии в средней школе, а ныне пенсионерка, за два года пенсионного безделья не привыкшая к тому, чтобы в разгар дня сидеть дома, на вокзал зашла к своей бывшей ученице Каринке, которая здесь торгует фруктами и овощами.

Сада-огорода Людмила Николаевна не завела — к чему ей, одинокой учительнице, плантации разводить, много ли одной надо? Так она всегда рассуждала, когда видела, как ее коллеги по учительскому цеху с марта по октябрь, помимо основной работы в школе, впрягаются в работу па своих участках. Теперь нет-нет да и пожалеет, что не прикупила участок для нескольких груш и яблонь, когда предлагали. Зато ученики не забывают свою учительницу, которая на уроках думала не о рассаде, которая почему-то засохла на окне, а о том, чтобы детям было интересно на ее занятиях.

Кариика Медоева, закончившая школу два года назад с серебряной медалью, мечтала стать врачом. Поехала поступать в Краснодар, но тех денег, которые отец отложил на ее обучение, на взятку не хватило. Не добрала полбалла. Теперь вот торгует на привокзальном рынке, помогает семье зарабатывать деньги, которые летом вновь повезет в мединститут. Биологичку Беспалько Каринка очень уважает, поэтому раз в неделю обязательно нагружает ее сумки самыми свежими помидорами, баклажанами и виноградом. Бесплатно Людмила Николаевна ничего не берет, но Каринка взимает с нее символическую плату — десять рублей.

Только что пришел поезд из Санкт-Петербурга, и на перрон сошли несколько человек. Одна группа — двое симпатичных мужчин и девушка, взяла машину и поехала в город, по всей видимости, в гостиницу, а одинокий пассажир, покрутившись немного по привокзальной площади, направился к Каринке и Людмиле Николаевне:

— Девушки-красавицы, — обратился он к продавщице и стоявшей рядом с ней учительнице, смутив последнюю своим обращением так, что она покраснела до корней волос, — не подскажете ли вы, к кому можно попроситься на постой на два-три дня?

— Конечно, подскажем, — ответила сообразительная Каринка, — и далеко ходить не придется. — Вот, хоть бы и к Людмиле Николаевне. У нее очень уютная квартира, и учеников пока не так много. Дорого не возьмет, зато порядок и спокойствие гарантированы.

Надо отдать Карине должное — за считанные секунды она разглядела, что мужчина вполне прилично одет, не алкаш, скорее, из интеллигентов. Наверняка приехал в командировку, но в неуютной гостинице жить не привык, домашний, видно, мужчинка-то. Людмилу он не обременит, она женщина гостеприимная, а деньги ей как раз кстати будут. Репетиторством она сможет зарабатывать только после Нового года, а сейчас ей на одну пенсию туго приходится. Каринка тут же сообразила, что содрать с него можно побольше, чтобы училка любимая себе что-нибудь смогла приобрести. Такой из-за лишней сотни торговаться не станет:

— Только знаете, любезный, у Людмилы Николаевны все больше ученые останавливаются, которые на химзавод приезжают, — тут же присочинила Карина, — у нее отличная библиотека есть, ею и попользоваться можно, кабинет для работы. Так что все удовольствие стоит 150 в сутки. А если захотите с обедами, то доплатить придется. Только деньги вперед.

Изумленная проворством своей ученицы, Людмила Николаевна даже ахнуть не успела, как ее квартира, которую она никогда никому не сдавала, превратилась в райское местечко для приезжего. «А ведь неплохо бы было», — только и успела подумать она, а довольный мужчина уже по-хозяйски стал выбирать на Каринкином прилавке фрукты. Затем взял авоську из рук изумленной пенсионерки и спросил, в какой стороне находится дом…

А первая группа тем временем расположилась в гостинице. Дежурная немного удивилась, что мужчины разместились в одном номере, а девушка — в отдельном, хотя по всему было видно, что они с молодым парнем не чужие. Разложив бумаги на столе, в абсолютно пустом гостиничном баре, они что-то напряженно обсуждали.

По дороге в Тихорецк Марьяша с большим трудом нашла в себе силы, чтобы все без утайки рассказать Порецкому. Тайна бабушкиной страсти никак не могла стать достоянием общественности — это закон. Но как же тогда действовать? Как привезти в Париж брата и племянника, которым по завещанию отходит приличная часть наследства, не озвучив при этом истинного положения дел? Ведь мать поднимет на войну с безвестными Екшинцевыми все парижское правосудие… Возможно, даже удачно оспорит завещание, ничего для этого не пожалев. Марьяше и новоявленным родственникам понадобятся сильные юристы. Вряд ли Орлов сможет один с этим справиться, да и захочет ли он открыто противостоять матери, пока не ясно, во всех ли начинаниях он согласен поддерживать Марьяшу.

Помочь может только «гений юриспруденции» Порецкий, но язык не поворачивается рассказать ему всю правду, тем более что сама она никак не могла поверить в то, о чем ее бабушка поведала в своей исповеди. Наталья Порошина — эталон, образец для подражания — на самом деле, оказывается, совсем другая. Она родила и бросила ребенка в далекой юности. Конечно, у каждого человека может быть свой скелет в шкафу, но брошенный в молодости ребенок, прижитый неизвестно от кого, — это уже чересчур. Таких женщин принято осуждать, но кто бы посмел осудить Наталью Порошину, которую никто иначе чем Графиня с большой буквы не называл? Как ей удавалось жить с гордо поднятой головой и в душе при этом всю свою жизнь мучиться от сознания того, что она отказалась от собственного сына?

А теперь эту историю, которую Графиня сумела скрывать столько лет, придется рассказать Мишане. Обманывать и придумывать она не станет — не тот Миша человек, который может поверить в более красивую, но менее правдоподобную историю. Он юрист с большим опытом работы, любого авантюриста насквозь видит — чутье у него на генетическом уровне развито, как нюх у охотничьей собаки. Ему придется рассказывать всю правду, а там уже будь что будет.

Марьяша всеми способами гнала от себя мысль о том, что она просто влюбилась в Мишу, и, если уж быть до конца откровенной, очень надеялась на взаимность с его стороны. Но при этом ужасно боялась выдать себя. Она считала, что отношения между ними возможны только в том случае, если Миша первым сделает шаг навстречу. Конечно, он предпринимал такие попытки, но тогда еще была жива бабушка, и им было не до пылких чувств — нужно было разыскать Екшинцевых, проникнуть к ним в дом, познакомиться. Без Миши она бы с этим не справилась. Тогда он ей здорово помог.

Теперь предстоит не менее трудное испытание — объяснить Григорию и Виталию, что они — ближайшие ее родственники. Что теперь у них начнется совсем другая жизнь — не жалкое существование в заштатном российском городке, где куры ходят по улицам, а жизнь в Париже или в любом другом городе мира, в котором они захотят жить. Теперь они будут богаты, бабушка не забыла их в своем завещании. Но только КАК им все это объяснить? Значит, придется рассказать всю неприглядную историю бабушкиной жизни, а так как одной с этим ей не справиться, значит, сначала надо будет все рассказать Мише, чтобы он подсказал нужный ход. Опять Мише…

Первые сутки в поезде Марьяша никак не могла найти повода поговорить с Мишаней. Она просто извелась, пытаясь завести разговор, но постоянно мешал Симон.

Симон — удивительно активный для своих лет мужчина, то и дело отвлекал Мишу своими расспросами. По-русски он говорил неплохо, но многих тонкостей языка не знал, а Мише, похоже, нравилось с ним общаться. Они часами болтали друг с другом, играя в карты или просто глядя в окно на однообразные пейзажи…

«Ну и дурой же я была, когда решила взять с собой Симона, — злилась на себя Марьяша, — ну зачем, спрашивается, я его с собой потащила в Россию?» Вопрос, между прочим, риторический, так как ответа на него нет. Симон — часть жизни, он всегда был рядом — когда умер отец, когда бабушка заболела, да и раньше, когда со мной некому было съездить на аттракционы. Он просто заменил отца, причем без всяких обязательств со стороны Полины. Безответная любовь к моей расчудесной матушке, длившаяся второй десяток лет, сделала его другом нашей семьи, он привязался к нам с бабушкой, стал почти родственником, вот и после ее смерти столько формальностей уладил. И когда я решила поехать в Россию, чтобы уладить дела с Екшинцевыми, он ни за что не отпускал меня одну. Заявил, что поедет со мной, и все тут. А у меня и в мыслях не было ему отказывать, я все приняла как должное.

А ведь Симон тоже пребывает в полном неведении, что мне предстоит в Тихорецке. И тоже молчит, не докучает мне вопросами. Они как будто сговорились с Мишаней играть в моих благородных помощников. Нет, пора набраться смелости и все им рассказать. Вот во время обеда выпью для храбрости и все им расскажу…

Выпить для храбрости Марьяше удалось, но ее благородные помощники, тоже решившие побыстрее вывести девушку на откровенный разговор, успели принять несколько больше. Мишаня перехватил инициативу:

— Марьяша, пора бы познакомить нас с тем, что нам с Симоном предстоит делать в Тихорецке.

— Я знаю, Миша, что пора, но пока не придумала для вас соответствующего задания. Думаю, может быть, ты мне поможешь?

— Я не против, но от твоей загадочности меня уже начинает тошнить. Тебе самой не надоело играть в секреты? Сколько можно держать меня в полном неведении? И не только меня. Симона ты притащила из Парижа и тоже не словом не обмолвилась о том, зачем он тебе нужен.

— Симон, сколько я себя помню, всегда в трудные моменты мне помогал. Это у него хобби. Я сказала, что мне в России предстоит сделать одно нелегкое дело, он тут же собрался ехать со мной, чтобы помочь.

— А ты даже на пальцах не объяснила, что ему предстоит делать. Решать ребусы, придуманные твоей покойной бабушкой, даже мне, как профессионалу, непросто. Тайны, секреты… Марьяша, давай определяться: что, черт возьми, ты собираешься делать в Тихорецке?

— Миша, пойми, я должна тебе рассказать бабушкину тайну, тебе — в первую очередь. Но решиться на это я никак не могу. Налей мне еще рюмку для храбрости и заставь меня рассказать тебе все без утайки.

Марьяша залпом выпила рюмку бренди, заставила Мишу разбудить задремавшего Симона и рассказала им все, что знала о внебрачном ребенке графини Порошиной.

На своего квартиранта Сергея Людмила Николаевна не могла нарадоваться: воспитанный, галантный, образованный. Представился как сотрудник петербургской консалтинговой фирмы, который приехал по заданию клиента выяснить ситуацию на рынке недвижимости. Его клиент — очень солидный предприниматель, планирует приобрести здесь участок для постройки небольшого завода по переработке овощей и фруктов. Он должен разведать обстановку, присмотреть подходящее место, выяснить все у районной администрации, а затем написать отчет своему начальству. Поэтому с утра Сергей, позавтракав, уходил по делам. Возвращался к обеду и через два-три часа уходил вновь уже до позднего вечера.

Людмила Николаевна просто ожила. Мало того, что он хорошо заплатил за аренду комнаты, так ведь еще и с удовольствием питался тем, что она готовила из самых отборных продуктов. Через день она бегала к Каринке на рынок за овощами (Сергей оказался вегетарианцем) и каждый раз благодарила ее за то, что она лихо нашла ей такого выгодного квартиранта.

Кариика радовалась не меньше своей любимой учительницы. Людмила Николаевна теперь у нее закупала самые дорогие продукты и не за символическую десятку, а по реальной цене. Жил квартирант уже неделю, а не три дня, как сначала сказал. Вот только его род занятий Карине показался странным — приехал, чтобы все разведать про какой-то заводик, ходит якобы по всяким инстанциям, собирает необходимую информацию. Если бы в городе было хоть что-то, имеющее стратегическое значение, она подумала бы, что он шпион. Но шпионить в Тихорецке было явно не за чем.

А может быть, его интересует конкретный человек? Карине, обожающей детективы, эта мысль очень понравилась. Она стала мысленно перебирать более или менее известных личностей в городе, но никто, по ее мнению, для заезжего Сергея интереса не представлял. Но все равно, раз сосватала его в квартиранты к Беспалько, надо будет держать это дело на контроле. Пока деньги училке платит хорошо, но вдруг перед отъездом что учинит? Она решила посоветоваться со своим братом Русланом, который был на два года старше, но намного опытнее Каринки во всех делах, касающихся темных личностей. Конечно, в большом городе на обычного командировочного никто и никогда бы не обратил внимания, ну живет себе мужчина, собирает информацию, до него и дела бы никому не было. Но в маленьком городке, где жизнь такая скучная, всем до всего есть дело. Особенно такой любопытной девушке, как Каринка Медоева.

Вечером, когда Руслан подъехал на своем стареньком «Опеле», чтобы забрать ее с рынка, Каринка поделилась сомнениями насчет квартиранта биологички:

— Знаешь, Руслан, неспокойно мне. Это же я его Людмиле подсунула. А этот Сергей — непонятно чем занимается, но деньги хорошие платит и на еду дает ей много. Вдруг он темные делишки замышляет, а? Ты бы узнал.

Тебя детективы до добра не доведут. Лучше бы за учебниками сидела, если опять собираешься в институт поступать. А если передумала, так давай тебя замуж отдадим, чтобы всякой фигней голову не забивала. Тоже мне, сыщица…

Однако, поворчав на сестру для отвода глаз, Руслан задумался. И вправду, чего мужику в Питере не сиделось? Какой к черту заводик, какая недвижимость? Это все для отмазки, чтобы учительница лишних вопросов не задавала. А на деле Сергей этот совсем за другим приехал. Он явно за кем-то следит, не за теми ли тремя чудиками, которые к Витальке Екшинцеву приехали?

Хотя чудик там, похоже, только один — иностранец. А парень с девахой очень даже конкретные ребята. Особенно парень Руслану не понравился — красивый, широкоплечий, разодетый. Руслан очень не любил парней, которые были лучше его, Руслана Медоева. В Тихорецке за ним давно закрепилась слава Казановы и крутого парня, девчонки бегали за ним табунами. А тут вчера в ресторане «Нептун», часов около девяти вечера, заявились этот приезжий со своей девицей и иностранным мужиком, на грузина похожим, и давай развлекаться.

Заказал все самое дорогое, понятно, чтобы перед девицей своей покрасоваться. Потом музыкантам песню Джо Дасена заказал (ну где это видано, чтоб в наше время в ресторане Джо Дасена играли?), так ведь нашелся умелец. Да так лихо исполнил, что в зале все аплодировали. Потом к их столику подошли Виталька на костылях и его папаша, абсолютно трезвый, что с ним редко бывает.

В общем, у них там банкет образовался, и не слабый — с тостами, танцами и весельем. Когда Виталька на минуту вышел в туалет, Руслан дождался его на выходе, предложил покурить, а заодно и поинтересовался, кто такие. Руслан с Виталькой в одной школе учились, немного были знакомы, а так как после Чечни он вернулся инвалидом, все местные парни его жалели и потихоньку присматривали, чтобы никто не обижал. Но потому, что Виталька был веселым, Руслан понял, что гости особой опасности не представляют. Да и в случае чего мужики Екшинцевы любому отпор дадут, крепкой они породы. Но спросить все-таки надо, мало ли что.

— Да ты, Русик, не волнуйся, это друзья. Все нормально, лучше за своей Наташкой приглядывай, а то она вон Мишку на танец пригласила, пока ты по туалетам за мной бегал, — сказал, улыбаясь, Виталька и пошел к своему столику.

Действительно, Наташка — зазноба Руслана, с которой он встречался второй месяц, уже танцевала с этим питерским качком, причем, очень откровенно прижавшись к нему. «Вот ведь, шалава», — подумал про себя Руслан, но пару разбивать не пошел, а просто тихонько поглядывал за развитием сюжета, не проходя внутрь зала. Музыка кончилась, качок проводил Наташку до столика и немедленно вернулся к своим, где веселье шло вовсю. Григорий разливал по рюмкам вино, громко смеялся и постоянно подшучивал над грузинистым иностранцем, который далеко не все понимал и постоянно спрашивал у девчонки, что значит то или иное высказывание Григория. Сколько Руслан себя помнил, но чтобы Гришка Екшинцев ходил по ресторанам, да в такой приятной компании, это что-то новенькое. Не говоря уж про Витальку, который до Чечни маловат был по ресторанам ходить, а после армии ему уже не до ресторанов стало, с костылями много не потанцуешь. Докурив сигарету, Руслан собрался было зайти в зал, но заметил, что за веселым столиком Екшинцевых наблюдает не он один.

Каринкин протеже, которого она на постой к биологичке определила, сидел в углу и очень внимательно следил за самым веселым столиком в ресторане. Конечно, не он один поглядывал на Екшинцевых и их спутников. Понятно, для местных это просто развлечение, не более того. А вот почему приезжий так внимательно рассматривал, если не сказать, следил за теплой компанией, это Руслана удивило. Но пора было всерьез поговорить с Наташкой, с чего это она вздумала качка питерского приглашать па танец?

Теперь, после разговора с Каринкой, Руслан задумался, почему этот командировочный так внимательно следил за Екшинцевыми и компанией? Может, сказать Гришке или Витальке, что за ними следят? Нет, пожалуй, не стоит, а то еще всякие вопросы начнут задавать, лучше просто послежу за командировочным. Не зря же Каринка забеспокоилась… Правда, он подозрительный, хоть с виду и неприметный. Не то что этот качок питерский. Наташка после разговора «с пристрастием» заявила, что он похож на актера, который играет Леху в «Агенте национальной безопасности», вот, мол, поэтому и пригласила. Хотела автограф взять, а он и не артистом вовсе оказался.

Глава 2

О том, что в голове простого тихорецкого парня бродят такие мысли, естественно, никто не догадывался. Вчерашний банкет Мишка организовал по поводу того, что, кажется, все улажено. Марьяшино самоистязание благополучно завершилось. Чем больше он узнавал историю ее семьи, тем больше хотелось ее пожалеть. Боже, как эти графинькины заморочки осложнили жизнь бедной девчонки! С одной стороны ее допекает мамаша со злобным арабом Абду, с другой — бабушка перед смертью «сюрприз» приготовила — поезжай, внучка, туда, не знаю куда, найди того, не знаю кого, и объяви своим новоявленным родственникам, что они теперь богатенькие, как Буратино. Это ж надо, мучиться почти 80 лет сознанием того, что в России у тебя есть сын, и не сделать ничего для того, чтобы его найти. Вот как понять после этого женскую душу, а?

Мало того, после смерти Графиня все это повесила на внучку. А Наташка Истомина еще уговаривала меня, что она просто чудо, а не бабулька. И ведь имея такие связи, Порошина могла давно получить любую справку о своем незаконнорожденном ребенке и его отпрысках, так ведь нет, надо было сначала умереть, а потом поручить все этой девчонке!

Да уж чудо-бабулька, от ее жизненных историй Марьяша чуть до нервного срыва не дошла. После того как захмелевшая Марьяша всю ночь рассказывала им с Симоном историю своей бабушки, изредка прерываясь, чтобы поплакать навзрыд вместе с эмоциональным Симоном, Миша окончательно понял, что любовь к женщине и жалость к ней же — это две стороны одной медали. Будь Марьяша обычной француженкой — в меру кокетливой, упакованной, без проблем и комплексов, раздирающих ее изнутри, наверное, ничего бы серьезного у них получиться не могло. Ну, повстречались бы, переспали, как водится, пообщались немного и разбежались. Таких сценариев развития любовного сюжета в Мишкиной биографии можно насчитать немало. Француженок, правда, не было, зато были американка и красотка из Праги. А также достаточно богатый ассортимент отечественных красавиц…