Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Ватага 'Семь ветров'

ModernLib.Net / Симон Соловейчик / Ватага 'Семь ветров' - Чтение (стр. 9)
Автор: Симон Соловейчик
Жанр:

 

 


      А замечала она немногих, потому что с детства научилась "держать лопатки", как говорила ее мама, ходить и сидеть, вытянувшись струной и высоко вскинув голову. Она и девочек в классе почти всех научила "держать лопатки", и если девочки девятого класса 18-й школы города Электрозаводска выглядели особенно гордыми, то причина тому не в образцовой воспитательной работе, а в уроках Ларисы Аракеловой.
      Записки Паши Медведева, которого она никогда прежде не замечала, показались ей просто глупой шуткой, на которую и отвечать не стоило. Лариса много читала в книгах про любовь, но там всегда двое любят друг друга, явтго или тайно. А чтобы вот так, как Медведев: она ему - нет, а он все равно, - даже и в книгах Лариса такого не встречала.
      Ничего этого Паша не понимал и не знал. Он знал:
      в жизни получается все, что ни захочешь, надо только приложить усилия. Прыгаешь в высоту - и после нескольких попыток она поддается. Нужна пятерка по химии - посиди, позанимайся - получишь. Не принимали Пашу в спортсекцию - ходил, ходил, надоедал тренеру - приняли.
      И отец с матерью в конце концов всегда уступали ему. Так что Паше Медведеву тоже ни в чем не было отказов, хотя у него не имелось десяти дедушек и бабушек.
      И надо же, чтобы именно с ним, с Пашей Медведевым, случилось такое... несчастье? Нет, несчастным Паша себя не чувствовал. Однако искренне недоумевал, смотрел на всех маленькими глазками-буравчиками, словно от всех ждал теперь подвоха: может, и вы меня не любите? Скажите мне определенно!
      Но никаких подвохов не обнаруживалось, все любили Пашу, как верного, честного и справедливого человека. Любили все, кроме той, в чьей любви он больше всего нуждался.
      Письма в общей тетради немного успокаивали Пашу.
      Пока он писал, Лариса была с ним, не убегала, не отворачивалась, отвечала ему на каждую строчку ласково и любя.
      А кроме того, пока он писал, он все-таки что-то делал, не сидел сложа руки. Кто знает, может, когда-нибудь тетрадь и попадет к Ларисе.
      Чего Паша не умел - это ничего не делать.
      Он оказывал Ларисе всевозможные знаки внимания, подбрасывал ей в парту конфетки, один раз даже букетик цветов положил. Все безрезультатно! Лариса еще и сердилась на него. Он, Паша Медведев, широкоплечий, крепкий, уверенный в себе человек, твердо ступающий по земле, - он, оказывается, может раздражать одним своим присутствием! Где справедливость? Как жить? Подобно другим нашим героям, попадавшим в трудные ситуации, Паша подумывал и о том, чтобы покончить счеты с этой жизнью, но решил подождать, пока есть хоть какая-нибудь надежда.
      А надежды Паша не терял. Каждый день он шел в школу, ожидая, что сегодня Лариса как-то переменится к нему, и на каждый из уроков - с этим ожиданием. Вот-вот чтото случится... Ну сейчас...
      Класс сидит в химическом кабинете, готовится к контрольной.
      Козликов дает обычное представление:
      - Опять контрольная будет? У меня уже волосы седеют от ваших контрольных, посмотрите: вот седой волос, и вот, и вот!
      - Без истерики, Володя Козликов, у вас все прекрасно получится. - После дня без двоек, когда Инна Андреевна поставила Козликову пятерку и назвала Сократом, она обращается к нему только на "вы", и класс хорошо принимает эту игру.
      - Запишите: сколько кокса, содержащего восемьдесятвосемь процентов углерода, нужно взять для восстановления железа из двух тонн руды, содержащей семьдесят процентов окиси железа?
      Господи боже мой, еще п кокс! Еще и железо! И руда!
      - Не могу, - говорит Паша брату. - Вот чувствую:
      сзади сидит... Чувствую: сердце стучит...
      - Хочешь, я с ней поговорю? - шепчет Саша, и глаза его загораются от предвкушения разговора с Ларисой о любви, хотя бы и чужой.
      - Железо трехвалентное? - громко спрашивает Костя К остромин от скуки.
      - Трехвалентное. Когда кокс сгорает, во что он превращается? Наташа Лаптева?
      - В двуокись.
      - Ой, мама! - вздыхает на весь класс Сережа Лазарев.
      - Мама не поможет! А потом во что, Козликов? Из двуокиси - во что? Подумайте!
      - В это... В окись...
      - Отлично! А говорите - седеете...
      Тем временем за три парты от Паши, под разговоры про окись и двуокись, решается Пашина судьба.
      Наташа Лаптева уговаривает Ларису Аракелову ответить на чувство Паши Медведева!
      Наташу история эта очень волновала, потому что по характеру своему она была объединитель: ей всегда хотелось сбить ребят в кучу, чтобы все со всеми подружились.
      Всякое проявление розни заставляло ее страдать, и она както очень рассмешила Алексея Алексеевича, сказав ему:
      "Вообще-то у нас класс дружный, но только все порознь, все поврозь". Когда Наташа была поменьше, в шестом и седьмом классе, она очень страдала, если встречались ей в газете или в журнале заметки о дружных классах. Она тут же садилась и писала письмо в газету о том, что она прочитала такую хорошую заметку, а вот у них в классе дружбы нет. "Дорогая редакция! Почему так получается?
      Помогите нам!" - писала в заключение Наташа, и всегда ей казалось, что приедет к ним корреспондент, во всем разберется и строго накажет тех, кто тянет класс назад и мешает дружбе, - таких, как Фокин, Багаев, Сапрыкин, Лазарев, Козликов и особенно Киреева Клава, - Наташа честно и прямо указывала в письме, кто мешает пионерской дружбе. Но никто не приезжал, и Наташа перестала писать в газеты. Однако страдала, как н раньше, и видеть, что один человек (Паша Медведев) хочет дружить, н другой (Лариса Аракелова) не хочет, - видеть ей это было невыносимо. Особенно теперь, когда у них вдруг все пошло в классе на лад, все переменилось, когда они так сдружились во время коммунарского дня.
      Теперь отказывать Паше Медведеву в дружбе - это поступок. недостойный комсомолки!
      - Ну, он же к тебе всей душой, как ты не понимаешь? - шептала Наташа сердито и в то же время в любую минуту готова была отвечать про кокс и руду.
      Лариса очистила ломтик апельсина под партой и ловко положила его в рот, почти не разжимая губ. Это мама с детства учила ее есть так, чтобы со стороны не видно было, что она ест, ну совсем не заметно.
      Доводы Наташи Лаптевой совершенно ее не тронули, и спор окончился не в пользу Паши Медведева.
      Главное, думал Паша, если бы она другого кого-нибудь любила - тогда ему было бы все понятно. Тогда он и глаза бы на Ларису не поднял: чужое! Чужое на Семи ветрах гфинято было уважать. Но достоверно знал он, что никого у Ларисы нет. Значит, что же? Значит, он, Паша, такой никчемный человек, что его не может полюбить даже незанятая девушка?
      Паша пересматривал всю свою жизнь, обдумывал свой характер и видел, что он в действительности дурной, дрянной человек. Так он и писал Ларисе в своей тетради:
      "Я много думал: что же во мне хорошего? Да ничего!!!
      И все же я надеюсь, что в скором времени ты улыбнешься мне. Это будет высшая награда мне за мою любовь к тебе".
      Паша гадал на картах: что у них с Ларисой получится окончательно? Вышло, что у них будет любовь, они полюбят друг друга и Лариса станет его женой. Сообщив об этом гаданье в очередном письме, Паша подумал и добавил:
      "Вот видишь! Эх, если бы карты всегда говорили правду!
      Впрочем, посмотрим". Он закрыл тетрадь п начал устраиваться спать, заранее предвкушая, как он будет мечтать о Ларисе перед тем, как заснуть. Он погасил свет, обхватил подушку руками и сначала неторопливо, с подробностям!!
      представил себе, что он входит в класс, а Лариса улыбается ему и манит его к себе едва заметно. Он садится рядом с ней, их руки лежат на парте, рядом. А больше Паше ничего и не нужно. Это и был предел его мечтаний. Он повертелся, ему хотелось спать, но сон не приходил - сначала потому, что ему жалко было расставаться с мечтами о Ларисе, потогл из-за усталости.
      Такого с тш никогда не было, и Паша забеспокоился.
      Сон не приходил. А что, если он и совсем потеряет сон из-за нее? Паша подумал об этом с гордостью, мысль понравилась ему.
      Когда рассвело и Паша совсем измучился, он поднялся г., не одеваясь, достал тетрадь. "Сегодня я тебя во сне не видел, - писал он Ларисе, - да и не мог видеть, потому что всю ночь не сомкнул глаз. Лег спать в половине первого, а встал в шесть. Всю ночь не спал. Думал. Думал о ней.
      Вчера я снова был потрясен твоей красотой, когда увидел тебя. Лариса, ты прекрасна! Я не могу на тебя наглядеться!
      Лучше тебя нет никого на свете! Я люблю тебя очень, как, наверно, никто не сможет так любить..."
      Едва дождавшись восьми часов, Пеша побежал в школу.
      В школе ему теперь было лучше, чем где-нибудь, школу он любил всем сердцем: в школе была Лариса!
      В голове у Паши после бессонной ночи слегка шумело, он был не в себе и, наверно, потому решился на безумный шаг: подошел к Ларисе, рассказал про тетрадь с письмами:
      - Хочешь, дам тебе прочитать?
      Паша готов был сквозь землю провалиться от унижения, но все же у него была сила воли, он тренировал ее специально в прежние счастливые и беззаботные времена, и теперь, несмотря на то что он был близок к обмороку, он смотрел Ларисе прямо в глаза, силой взгляда стараясь переломить непонятное ему упрямство.
      Кажется, невозможно было бы сказать про Ларису, что она выпрямилась, настолько прямо она держалась. И все же она выпрямилась, едва заметно покачала головой и отвергла Пашину тетрадь, даже в руки не взяла ее.
      Я думаю, что Лариса Аракелова - единственная девушка в мире, способная на такой поступок.
      Но и самое каменное сердце - все-таки не камень.
      Видя, что Паша не отходит от нее, вспомнив наставления Наташи и вовсе не желая причинять Паше Медведеву какие бы то ни было страдания, она так объяснила свой отказ:
      - Ты не знаешь, Паша... Я о-очень плохая! 0-очень!
      Я была в такой компании... Я о-очень плохая, забудь меня!
      Если бы Лариса сказала, что она без ума от Паши и не может без него жить, то и тогда она не так обрадовала бы его, как этим своим крайне невероятным признанием. Наконец ему все стало понятно! Лариса готова полюбить его и хотела бы его полюбить, но не может, потому что она честный и благородный человек! Наконец-то обозначилось го препятствие, без которого Паша сходил с ума: как бороться, если нет препятствия, нет видимой причины неудачи?
      С этого дня Паше стало легко жить. Лариса доверила ему свою тайну значит, она ему друг и между ними есть что-то свое. А то обстоятельство, что Лариса очень плохая, заставляло Пашу еще больше волноваться. Плохая? Значит, она нуждается в нем, в его поддержке, в его верности.
      Теперь-то Паша не мог бы даже в мыслях оставить Ларису, теперь это было бы подлостью, а подлости Паша ни разу в своей долгой жизни не совершал и совершить не мог.
      "Здравствуй, моя милая! - писал Паша в отвергнутой тетради. - Нет, никогда я не смогу разлюбить тебя, и не проси! Да в какой компании ты была? Зачем ты на себя наговариваешь? - великодушно писал Паша. - Ты же самая чистенькая девочка, ты же девочка-одуванчик! Никогда не смогу забыть тебя. Сегодня загадал: если СКА выиграет у ЦСКА, ты совсем переменишься ко мне с этой недели. Если бы ты знала, как тяжело быть рядом с тобой, но ничего не сметь сделать: ни поговорить путем, ни пригласить погулять, ни в кино. Да, тяжело..."
      Так, дети, передается страдание в письмах.
      Однако, несмотря на то что вопреки всем ожиданиям СКА выиграл у ЦСКА и несмотря на то что между Пашей и Ларисой была теперь тайна, Лариса по-прежнему оставалась совершенно равнодушной. Нет, видимо, судьба еще ке благосклонна к Паше. Но он не умел смиряться и перед судьбой. Человек все может победить, даже самые таинственные силы судьбы, случая, предначертания, считал Паша.
      Когда круглобородый физик Лось вызвал Ларису к доске, Паша загадал, что если он и его, Пашу, вызовет и поставит ту же отметку, что и Ларисе, - то на этой неделе произойдет какое-то решающее событие.
      Лариса отвечала, Паша не смел поднять глаза на нее, до того это было красиво - прямая стройная Лариса у вертикальной доски. Опять Паша подумал о далеких мачтах и парусах... Но Лось, видимо, не обладал достаточным эстетическим вкусом, он поставил Ларисе ничтожную, жалкую тройку и объявил, что к доске пойдет...
      Физик долго выбирал жертву, класс привычно замер, переживая самые отвратительные мгновения школьной жизни, Наташа Лаптева скрестила пальцы на обеих руках и ноги скрестила; Маша Иванова шепотом и взглядами направо и налево раздавала успокаивающие предсказания: не вызовут, тебя не вызовут!
      Паша тоже замер: решалась его ' жизнь, и судьба, и счастье, и будущее.
      - Ну, так, - сказал Виктор Петрович, приняв решение. - К доске пойдет теперь Медведев...
      Два Медведевых, Саша и Паша, задрожали: один от несчастья, другой от счастья.
      - Медведев Павел, я имею в виду.
      Только к концу блестящего своего ответа Паша Медведев, выучивший физику назубок, потому что он в последнее время никуда не ходил, а сидел дома, только к концу ответа Паша с ужасом вспомнил про вторую половину гаданья: ему надо было получить точно такую же отметку, что и Лариса, то есть тройку! Но было поздно.
      - Хорошо, Медведев Павел, со вкусом отвечаешь.
      Четыре.
      - Перелет, - объявил на весь класс Саша Медведев, посвященный в тайну гаданья.
      - Четыре? - вскричал Паша. - За что? За что четыре? Если я чего не знаю, то поставьте мне двойку!
      Физик очень удивился. Общеизвестно было, что пятерок он не ставит никому, кроме Кости Костромина и Миши Логинова, сознательно отделяя этим таланты от обычных людей. Но физик Лось в отличие от других учителей любил, когда с ним торговались из-за отметки: он считал это педагогически полезным, ибо торг вырабатывает такие важные для физика качества, как упорство, независимость, хитрость и изворотливость. Особенно настаивал физик на изворотливости.
      "Что значит решить трудную задачку? Извернуться каким-то образом!" говорил он. Итак, Павел Медведев претендовал на пятерку, и физик задал ему дополнительные вопросы о магнитной проницаемости ферромагнитных и парамагнитных тел - одинакова она или различна?
      - Различна! - нагло заявил Паша, прекрасно понимая, что он врет, что магнитная эта проницаемость в данном случае сходна - она больше единицы.
      - Не попал, - покачал головой физик, - не понимаешь, еще вопрос.
      Он стал спрашивать Пашу далее, но тот или нес полную ахинею, или говорил, что забыл. Тогда физик сказал, что он идет навстречу Пашиным пожеланиям и ставит ему два.
      - Недолет, - меланхолично объявил двоюродный Пашин брат Саша.
      - Ой, вспомнил! - закричал Паша. - Магнитная проницаемость - это величина, которая равна отношению индукции... - и так далее, без запинки; заинтересованный читатель может найти остальное в "Физике-9".
      - Что он вытворяет? - повернулась Наташа Лаптева к Ларисе. - Видишь, что ты наделала? Видишь - он совсем! Совсем!
      - Садись, Медведев Павел, - сказал физик. - Сказать по правде, ты мне надоел. Ставлю три и надеюсь, что ты будешь доволен.
      - Очень, - сказал Паша серьезно. - Спасибо, Виктор Петрович. Преогромное спасибо! - И он посмотрел не на физика, а на Ларису. С такой любовью и верой посмотрел, словно они вдвоем уже стояли перед регистраторшей в ва.-- се. Паша начерно представил себе эту сцену, но решил детально рассмотреть ее и обдумать вечером, когда будет ложиться спать.
      Карты, выигрыш СКА и последнее гаданье на физика Лося - все предвещало Пашино счастье.
      "Ларисочка, ты спросишь, - писал Паша вечером, - зачем я все это делаю? Просто если сходится гаданье, то я больше надеюсь и еще сильнее люблю тебя. А если не сходится, то все равно надеюсь и люблю тебя по-прежнему".
      Паша покусал губы, перевернул страницу, исписанную ровным и надежным, как его походка, почерком, и понял, что сейчас он завопит, закричит - и где-то далеко Лариса услышит его горестный вопль... "Лариса, - написал он почти сердито, - ну хватит, на самом деле! Ну что я тебе плохого сделал? Разве я виноват, что влюбился в тебя?
      Я не могу так! И ты это знаешь.* Пора бы уже! Я верю, на следующей неделе случится серьезное событие, с которого начнется твоя любовь".
      * * *
      Самое удивительное во всей этой истории: событие, ожидаемое Пашей, произошло!
      Произошло оно на втором коммунарском дне, который ребята назвали "шамонь-2". Опять ходили на завод и работали там сноровистее и оттого еще веселее; опять весь оставшийся день проводили в "творческих делах", как говорил Каштанов. Устроили "пресс-конференцию", потом "бой ораторов"; потом час поэзии, потом был "вечер горячих сердец" - рассказывали о выдающихся революционерах.
      А когда дошла очередь до серьезных разговоров о жизни, то заспорили о благородстве: имеет ли какой-нибудь смысл это слово в наши дни? Что такое благородство?
      Каштанов сказал, что это слово будет легче понять, если вспомнить, что противоположное понятие - низкий. Благородные поступки и низкие...
      Миша Логинов долго молчал, потом сказал:
      - Есть какая-то черта: это нормальный поступок. Все, что ниже, низкое, все, что выше, - высокое, благородное.
      Елена Васильевна сказала:
      - Низкий человек добивается того, что ему не принадлежит, а благородный уступает и то, на что имеет право.
      Низкий уступает сильному, благородный - слабому.
      Миша даже хлопнул в ладоши от удовольствия и сказал, что если Елена Васильевна еще немного подучится, то он уступит ей свое место лорда-толкователя.
      - А если... если два благородных человека столкнулись, тогда как? спросила Наташа Лаптева, не глядя ни на Ларису, ни на Пашу.
      - Тогда идет состязание в благородстве: кто кому уступит? - сразу ответила Елена Васильевна, польщенная Мишиной похвалой.
      И это потрясло Пашу Медведева, уже привыкшего к потрясениям последнего времени.
      Ночью он написал:
      "Я понял, Ларисочка, как я виноват перед тобой. Так что теперь я уверен, что ты эти письма никогда не прочитаешь. Я решил больше не писать тебе, чтобы даже на расстоянии не тревожить тебя. Я постараюсь забыть тебя, как ты просила. Прости за всё! Не поминай лихом! До свидания и прощай, моя милая, моя любимая Ларисочка..."
      Но ведь и Ларисе Аракеловой хотелось быть благородной! К тому же она очень изменилась во время коммунарских дней: кто не изменится, если его так тормошить, если он вдруг попадет в совершенно новую атмосферу всеобщего благожелательства, если все время идут разговоры о духе, о строительстве жизни, об отношении человека к человеку, о высоких и низких желаниях и о том, что человек должен чего-то хотеть, обязательно должен хотеть!
      Лариса Аракелова почти не принимала участия в этих разговорах, но ей, как и другим, поневоле приходилось чтото придумывать в очередной куче мале, и ставить отметки за день, и дежурить в своей ватажке. Постепенно и разговоры серьезные перестали быть для нее чем-то посторонним: все стало касаться и ее лично.
      На следующий день после "шамони-2", когда Паша уже расстался со своей надеждой и начал с утра новую, суровую жизнь, Лариса остановила его на перемене.
      - Паша... Что-то я хотела тебе сказать... Ах, вот... Ты говорил тетрадка... Что ж ты не даешь?
      На счастье, тетрадка была у Паши с собой, в школе.
      Лариса читала тетрадь тайком, держа наготове раскрытую книгу - на случай, если кто-нибудь войдет в комнату.
      Читать Пашины письма почему-то казалось ей делом запретным, и не захотелось бы ей объясняться, если бы мама или папа увидели тетрадь.
      Лариса была уверена, что читать ей будет скучно. Но постепенно до нее стало доходить, что все эти слова про девочку-одуванчик, про бессонные ночи, все эти бесконечные "милая, милая, милая" - это не про кого-то, а про нее. Это она - милая, и слово звучит совсем не так, как у дедушек и бабушек, и означает оно, это слово, что-то совсем другое.
      "По дороге домой, - читала она, - я встретил Наташу Лаптеву. И знаешь, что она мне сказала? Что ты любишь меня, но скрываешь свою любовь. Зачем, Ларисочка?
      О, если бы так! - читала с удивлением Лариса. - Как бы мы были счастливы! Мне самому иногда кажется, что ты любишь меня, но не хочешь этого, не знаю почему".
      Все удивляло Ларису. И то, что Паша так складно пишет, прямо как писатель. Кто бы мог подумать! А начнет говорить - двух слов связать не может... И то ее удивляло, что Паша пишет так откровенно, не щадит себя и свою гордость.
      И то, что он так свободно пишет слово "любовь", говорит о свадьбе и, видно, чувствует себя совсем взрослым. А он казался ей таким маленьким! И эта пылкость, и эта вера... Да ведь и гаданья сходятся... А что, если Паша Медведев ее судьба?
      "Я все время мечтаю, - читала Лариса, - как мы с тобой будем гулять вечерами, даже целоваться. Я не умею ждать худшего, я все время жду только хорошее, только о хорошем и думаю... Ларисочка, если бы ты догадывалась, что ты для меня значишь!
      Я люблю- тебя! Давай подружимся! Да так подружимся, чтобы нам было хорошо, когда мы вместе! Ну давай! Я же люблю тебя!"
      Пробился, пробился через туманную полудрему, в которой жила Лариса, голос Паши Медведева! Не зря писал он свои письма в общей тетради! Ларисе стало казаться, что все это уже было на самом деле - и вправду гуляла она с Пашей по улицам и целовалась в подъезде. И совсем не противно!
      А если не противно, то что же? Значит, Наташа Лаптева права, значит, Лариса любит Пашу Медведева, только сама о том не знает - судя по книгам, это случается довольно часто.
      На первом же уроке все заметили: Лариса и Паша сидят за одним столом. Паша сиял! Он, если признаться, и про Ларису-то в этот день немножко забыл, настолько счастлив был он от своей победы, от того, что правда и справедливость восторжествовали. Есть в мире справедливость!
      Клавдия Петровна диктовала задачу:
      - Два равнобедренных треугольника имеют общее основание, а плоскости их наклонены под углом шестьдесят градусов...
      "Наклонены друг к другу!" - ликуя, писал Паша.
      - Общее основание равно шестнадцати сантиметрам, боковые стороны первого треугольника...
      - Завтра воскресенье, поедем в Москву? - шептал Паша.
      Как все просто! Как легко сбывается самое несбыточное! Вчера он и подойти к Ларисе не мог, а сегодня он разговаривает с ней, в Москву зовет, и она не отказывается, не ссылается на занятость, нет! Все так же прямо держась и чуть наклонив набок голову, она почти в полный голос говорит Паше:
      - Ну, поедем...
      Но кто был в этот день самый счастливый человек в классе?
      Ну конечно же, Наташа Лаптева. Ей ничего для себя не к а до, ей только чтобы все были дружные.
      Дети! Любите активистов!
      На радость Паше день был прекрасный, солнечный, теплый. Лариса пришла, как и мечталось Паше, без шапочки.
      Длинные волосы ее разлетались, и она то и дело поднимала руки и поправляла прическу.
      Паша с Ларисой доехали до Москвы в уютной, почти домашней электричке, где было столько знакомых, и отправились по испытанному маршруту всех электрозаводских ребят - на ВДНХ, покататься на "Баварских поворотах", а потом на Красную площадь, посмотреть смену караула у Мавзолея Ленина словом, по полной программе людей, которые часто бывают в Москве и умеют в Москве гулять.
      Домой вернулись к вечеру - Лариса торопилась. Паша проводил ее, вошел в подъезд и хотел ее поцеловать; он с утра думал о заслуженной им награде. Но Лариса наотрез отказалась целоваться.
      За этот воскресный день Паша Медведев надоел ей смертельно.
      Она видеть больше не могла его маленькие острые глазки, его неуклюжую походку, не могла слышать его уверенный голос. Никогда в жизни не знала она, что такое скука, и мама всегда говорила ей, что человек не смеет скучать ни при каких обстоятельствах, - а вот же, прямо выть хотелось от тоски!
      Утром в понедельник был урок биологии. Раиса Федоровна повторяла:
      - Работайте! Работайте! В девятом классе пора научиться работать самостоятельно!
      - Что случилось? Что? - шептала встревоженная Наташа Лаптева. Но Лариса не отвечала ей. Она сидела так прямо, что выгнула спину и откинула голову назад.
      На перемене Паша подошел к ней. Он тоже не понимал, что случилось, почему Лариса отказалась сидеть с ним и не глядит на него - чем он виноват?
      Лариса ему и словом не ответила. Только достала из портфеля и протянула тетрадь.
      - Хочешь, оставь ее себе? - предложил Паша.
      - Не хочу. - Лариса отвернулась. Похоже, что навсегда.
      Но вечером того же дня, раскрыв освященную Ларисину тетрадь, Паша Медведев, "морячок", писал:
      "Здравствуй, моя милая, милая, милая Лариска! Все равно я тебя люблю по-прежнему, и на душе у меня так хорошо! Ларисочка, моя хорошенькая, я люблю тебя еще больше, чем раньше! Только что пришел от Саши. Мы у него печатали фотокарточки, пока не испортился проявитель.
      Сделали шестьдесят фотографий. Сорок из них - твои, в том смысле, что на них снята ты. Большинство из них получилось просто замечательно! Теперь, что бы ни случилось, ты останешься со мной навсегда. Эти фотографии всегда будут напоминать мне о тебе, и я еще сильнее буду любить тебя. Какой же я счастливый человек! Эх, как я летал в тот день, в те минуты, на какой высоте! Даже выше седьмого неба!"
      ГЛАВА ВОСЬМАЯ
      ГРОМОСЛАВКА
      НО ХВАТИТ О ЛЮБВИ! Поговорим об оружии!
      В девятом без буквы классе есть отличные знатоки оружия:
      Леня Лапшин, Гена Щеглов и маленький Толя Зверев. Толя обладает феноменальной памятью на исторические события. Он может перечислить все корабли, участвовавшие в Цусимском бою, и назвать имена всех семи бояр Семибоярщины.
      Как-то готовились провести коммунарский день и заговорили об оружии в Отечественной войне.
      - Оружие? - сказал Толик. - Начнем со стрелкового: Мосинская трехлинейная, автоматы Дегтярева, Шпагина, Судаева, два револьвера - наган и ТТ, три пулеметаМаксим, Дегтярева, станковый Горюнова. Затем два авиационных: ШКАС...
      Все смотрели на Зверева, как на фокусника.
      - ШКАС, - небрежно пояснил Толя, - Шпитальный, Комарицкий, авиационный скорострельный; ШКАС - он с тридцать шестого года был на вооружении, очень большая скорострельность, тысяча восемьсот выстрелов в минуту, и второй, УБ, универсальный Березина, была еще модификация УБТ, универсальный Березина турельный, он стоял на Пе-2, Ту-2, Ил-2, Ил-10...
      Тут уж и Миша Логинов не выдержал:
      - Турельный - это как?
      - Турельная защита, шарнир такой, туда-сюда, стоял в плоскостях и электроспуск, - не задумываясь объяснил Толя.
      Настоящее знание не тогда, когда ты знаешь что-нибудь, а тогда, когда на любые вопросы ответить можешь.
      Не было предела, на котором Толя Зверев ответил бы "не знаю". При этом он говорил с таким видом, будто и все люди знают решительно всё, никогда не удивлялся чужому незнанию, а тут же брался объяснять, если его спрашивали, и замолкал, если не спрашивали. При том, что он мог говорить быстро, много и очень сложными фразами, никто в классе его почти никогда и не слышал, потому что никому его знания прежде, до коммунарских дней, были не нужны.
      - А кто из вас слыхал про речку Мышкову? - спросил Алексей Алексеевич.
      Оказалось - никто, даже Толик Зверев!
      Каштанов покачал головой.
      - Будь моя воля, я бы этой речке памятник поставил бы. Не там, на Мышковой, а в Москве! Памятник речке Мышковой...
      Говорили они в кабинете истории. Каштанов подошел к полке, достал книги, толстые альбомы с картами.
      - Войну, особенно такую, как Отечественная, можно и нужно пережить по крайней мере дважды. Пережить ее солдатом... Тем солдатом неизвестным, что у Кремлевской стены похоронен... Или тем, про кого в песне: "До свидания, мальчики... Мальчики! Постарайтесь вернуться назад..." Но еще войну надо пережить полководцами - на другом, на высшем уровне, чтобы понять размах, значение, смысл... Вот тогда будет знание истории, когда и солдатом пройдешь, и полководцем. Ну, кто записывается в полководцы? - Каштанов протянул стопку отобранных книг. - Здесь все про речку Мышкову... Работы советских историков, немецких... Кто в полководцы?
      - Дайте, а? - Леня Лапшин схватил всю стопку сразу.
      - Я за тобой, - сказал Костя Костромин.
      - Я следующий, - сказал Миша Логинов.
      - Я тоже посмотрел бы, - небрежно сказал Толик Зверев.
      Каштанов был доволен. Вот как они с Еленой Васильевной продвинулись! Совсем другие разговоры в классе пошли! Стало естественным - сидеть вместе и разговаривать об оружии в Отечественной войне и о том, отчего война началась и как протекала. Лапшин, Щеглов и Зверев теперь не шепчутся, как прежде, по углам, а привлекают внимание. Без них теперь во многих случаях не обойдешься. Но больше всего нравилось Алексею Алексеевичу, что получилось это само собой. Любимое каштановское "само собой"
      получилось! Не пришлось проводить нравоучительных бесед, ругать технарей за то, что отделяются от класса, провозглашать девизы типа "научился сам - научи товарища". Само собой! Нужда в технарях появилась! И ведь в каждом теперь есть нужда, значит, каждый может почувствовать себя человеком.
      - Похоже, мы по верной тропинке бредем, Алена, а?- говорил Каштанов жене. - Ты как думаешь?
      - Похоже, - соглашалась Каштанова.
      И они принимались мечтать о том близком времени, когда совсем не будет у них никаких неприятных чрезвычайных происшествий, когда ребята начнут заниматься в полную силу, когда все станут доброжелательными друг к другу, - и это произойдет, разумеется, само собой. Они будут заниматься только одним: подсказывать ребятам задачи из общей жизни и всячески развивать стремление к общественному творчеству.
      * * *
      Толя Зверев все на свете знал. Гена Щеглов все умел делать руками. Но вождем этого маленького кружка был Леня Лапшин - наверно, потому, что его ничем нельзя было удивить. Он во всех положениях умел сохранить чувство абсолютного своего превосходства: "Ну дурачье же... Лопухи... Пеньки..." Он еще больше утвердился в этом своем мнении, когда на общешкольном комсомольском собрании Фокина оставили в комсомоле: на восьмиклассников, составлявших большинство, произвело впечатление то, что Саша Медведев довольно скоро выписался из больницы и особого зла на Фокина не держал. "А чего от них ждать?" - с презрением сказал Лапшин друзьям.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14