Заманчивые обещания

Хотя, возможно, у нее опять разыгралось воображение, и она видит тайны и интриги там, где их нет.

И все же она поинтересовалась:

— Почему ты спрашиваешь меня о Трейсе Баллинджере?

— Я бы хотел больше знать о человеке, который так явно тебя занимает. — Его ухоженные брови сошлись у переносицы. — Которого ты, кажется, находишь весьма обаятельным.

Кровь прилила к лицу Шайлер.

— Между мистером Баллинджером и мной нет ничего, кроме чисто деловых отношений.

— Приятно слышать. — Мужчина, сидящий рядом с Шайлер на скамейке, снял солнечные очки и посмотрел ей прямо в глаза. — В конце лета тебе исполняется тридцать, да?

— Да.

— А мне скоро сорок. Пора бы определиться. Обзавестись семьей. Родить детей. — Джонни взял ее руку в свою и нежно провел по ней. — Теперь-то я соблазняю уже не маленькую девочку, верно?

Шайлер затаила дыхание.

— Верно.

Джонни расправил плечи и вдохнул воздуха. В следующий момент Шайлер уже почувствовала его руки вокруг своей талии — он прижал ее к себе.

А затем он поцеловал ее.

Она мечтала об этом, когда еще была девчонкой, пылко влюбленной в более взрослого и недосягаемого для нее мужчину. Она-то считала, что этой мечте, как и всем остальным, не суждено было сбыться.

Поцелуй Джонни был очень приятен, такой спокойный, почти невинный. Но она не почувствовала никакого волнения. Сердце не выпрыгивало из груди. Не потели ладони. Никакого ощущения опасности и — никакой страсти.

Переведя дух, ее кузен прошептал:

— Обещай, что ты об этом подумаешь, Шайлер. Подумаешь о нас. Это может дать нам обоим то, чего нам не хватает, то, что нам действительно нужно.

— Обещаю, — сказала она.

— Похоже, у вас появился соперник, мистер Баллинджер, — заметил Адам Коффин, отрывая взгляд от шахматной доски.

Трейс стиснул зубы и сделал вид, будто не понимает, о чем идет речь.

— Соперник?

Его противник мотнул головой в сторону окна, через которое была видна парочка, находящаяся в саду.

— Претендент на внимание мисс Грант.

Усилием воли Трейс заставил себя сохранять спокойствие.

— Не понимаю, о чем вы.

Однако ему не удалось ввести в заблуждение своего собеседника.

— Я говорю о вашем отношении к юной леди. Жалко, что нельзя промолчать.

— Моем отношении?

Пожилой мужчина, сидящий напротив, откинулся на спинку удобного, обитого кожей стула.

— Ну, интересе.

— Моем интересе?

Адам Коффин откашлялся.

— Возможно, я ошибся. Я думал… в общем, не важно, что я думал. — Он вздохнул. — Признаться, я очень плохо разбираюсь в женщинах.

Рука Трейса зависла над шахматной фигурой.

— Не расстраивайтесь, мистер Коффин. В мире нет ни одного мужчины, который бы до конца понимал женщин.

Почти застенчиво старик попросил его:

— Почему бы вам не называть меня просто Адам?

Трейс кивнул.

— Тогда и вы называйте меня Трейс.

— Ладно, Трейс. Между нами говоря, Джонатан Грант способен очаровать даже птичку на дереве.

— Шайлер не птичка.

— Верно.

— Черт возьми! — Трейс с чувством выругался, осознав, что сделал тактическую ошибку, передвинув своего слона.

— Вы сегодня витаете в облаках, — заметил Адам Коффин. — Уже в третий раз за последний час вы допускаете ошибку.

Трейс знал, что последует за этим. Адам немного поколебался и произнес:

— Шах и мат.

Трейс признал свое поражение:

— Ваша взяла.

Адам Коффин был скромен:

— Да, как будто.

Трейс не стал искать себе оправданий.

— Вы играете лучше меня.

— Не думаю, что это так, — робко возразил старик. — Но, как бы то ни было, я получил истинное удовольствие от нашей игры.

Они совершенно случайно обнаружили, что оба любят шахматы. Произошло это в тот самый день, когда Трейс заглянул в «Вязы», чтобы обсудить вопрос о доле Адама Коффина в наследстве.

В течение нескольких минут мужчины наслаждались молчанием: один — со своим верным другом, сидящим в кармане, другой — со своим, растянувшимся у его ног.

Наконец Адам нарушил молчание:

— Мисс Грант — интересная молодая женщина. Трейс не стал заглатывать наживку.

— Хмм, — уклончиво пробормотал он. Его собеседник, похоже, еще не закончил.

— При этом она весьма привлекательна.

Трейс снова ответил неразборчивым бормотанием. Победителя это не остановило.

— Кажется, она обладает недюжинным умом и сообразительностью. — Он пожал плечами. — Она не похожа на других. И неудивительно. Кора тоже была необычной.

— Это точно, — согласился Трейс.

Спустя минуту-другую Адам Коффин высказал еще одну мысль:

— Джонни может составить отличную партию мисс Грант.

Трейс сердито посмотрел на него и заявил:

— Джонни Грант не подходит Шайлер.

— Почему вы так думаете?

— Это подсказывает мне моя интуиция, — пояснил Трейс. — Он богатый. Красивый. Бесцеремонный. Слишком бесцеремонный. Он ей надоест до зевоты в первый же год, максимум — два.

— Возможно. — Казалось, Адам обдумывает его слова. — Однако, насколько я знаю, женщины не всегда видят мужчин такими, какими их видят другие мужчины.

Трейс считал так же.

— Даже умнейшие из женщин порой бывают слепы. Адам многозначительно приподнял седые брови.

— Да, бывают.

Они оба видели, как мужчина, о котором они говорили, заключил Шайлер в объятия и страстно поцеловал в губы.

Трейс вскочил со своего места.

Адам Коффин откашлялся.

— Думаю, вы не хотите выставить себя дураком.

Старик был прав.

Чтобы успокоиться, Трейс сделал глубокий вдох, задержал дыхание на несколько мгновений и затем резко выдохнул, освобождаясь от внезапного приступа злости и расцветшей буйным цветом ревности.

Он сел на место, повернулся к своему собеседнику и произнес с кривой усмешкой:

— А дуракам закон не писан.

Глава 13

— Интересно, как же справлялись с этой работой, когда не было газонокосилок? — проговорил Трейс, подходя к Шайлер и окидывая взглядом огромный ковер зеленой травы.

В это утро в поместье работала бригада из «Садоводства с нуля». Полдюжины мужчин подстригали лужайку — звук работающих моторов и запах бензина заполнили пространство. Другие шестеро рабочих подравнивали кусты и собирали граблями мусор.

Все проходило спокойно и неспешно.

Шайлер ощущала, насколько близко к ней находится Трейс.

Сердце забилось чаще. Она облизнула губы и произнесла:

— До появления газонокосилок? Могу ответить одним словом.

Трейса позабавило ее заявление.

— Одним словом?

Она кивнула:

— Овцы.

— Это как «Бе-бе, черная овечка, есть ли у тебя шерсть»? — засмеялся он, цитируя известный детский стишок.

Шайлер снова кивнула:

— В большинстве старых поместий вдоль Гудзона раньше всегда разводили овец. Некоему Джону Армстронгу император Наполеон I даже прислал стадо мериносов в качестве свадебного подарка.

Трейс приподнял брови, искусно изобразив удивление:

— Сам Наполеон Бонапарт? У меня просто нет слов.

Шайлер не могла понять, шутит он или серьезен. Она тряхнула пышными волосами. Для первого мая было не по сезону душно. Как было бы здорово собрать волосы в «конский хвост», как в детстве!

— Ты знаешь, что некоторые из самых старых построек племени майя находятся на острове посреди Гудзона?

Трейс ничего об этом не слышал.

— Один богатый землевладелец из здешних мест раскопал на Юкатане целую древнюю деревню, разобрал ее по частям и перевез по воде на принадлежащий ему остров. Там ее собрали заново. Эти древние руины находятся там до сих пор, — сказала она, разглаживая пояс своих сшитых на заказ слаксов. — Естественно, подобное пренебрежение к изначальному местонахождению деревни сейчас сочли бы святотатством, но полтора столетия назад в этом не было ничего предосудительного.

Трейс провел рукой по волосам.

— Они грабили. Они мародерствовали. Потом делили награбленное.

Шайлер повернула голову и посмотрела ему в лицо:

— Кто «они»?

— Промышленные магнаты, которые наживались на строительстве железных дорог, сколачивали целые состояния на Уолл-стрит с помощью других темных делишек, а потом на эти грязные деньги строили роскошные поместья на берегах Гудзона.

— Они были такими же людьми, как и все остальные, — напомнила ему Шайлер, поднеся руку к горлу.

— Так ли? — Он пожал своими широкими плечами. — В свое время Джей Гулд подавил вспыхнувшее на железной дороге восстание — рабочие требовали паршивые девять долларов страховки в неделю. И это тогда, когда он сам зарабатывал по сто тысяч долларов за тот же срок.

В голосе Трейса было что-то такое, чему Шайлер никак не могла подобрать названия. Она облизнула губы и стала слушать дальше.

Трейс продолжал:

— Другой магнат-грабитель не долго думая потратил полмиллиона долларов на конюшню и застекленный внутренний двор, чтобы его лошади могли тренироваться в комфортных условиях, тогда как его рабочие жили в полной нищете. — Обращаясь больше к себе самому, чем к Шайлер, Трейс после паузы добавил: — Говорят, взрослые люди плакали от радости, когда узнали о смерти этого так называемого джентльмена.

— Как печально, — прошептала Шайлер.

Но Трейс еще не закончил:

— Еще при жизни Командора Корнелиуса Вандербильта всем было известно, что этот основатель железнодорожного дела преследовал своих горничных и не пропускал ни одной юбки, пока не стал слишком дряхл для подобных забав, даже если ему удавалось кого-нибудь залучить к себе. Марк Твен, например, говорил, что он не знает о Вандербильте ничего, за что того нельзя было бы пристыдить.

— Нравственность, как и ее отсутствие, не является отличительной чертой какого-либо класса, — возразила Шайлер.

— Я не говорю о классах. Я говорю о богатстве и чистой, беспримесной, неутолимой алчности, — ответил Трейс. — Разница огромная.

Шайлер бросило в дрожь.

— Ты говоришь так, будто лично пострадал от их проступков.

— Я потомок «династии» чернорабочих и нищих, как церковные мыши, фермеров, — провозгласил Трейс. — Что ты на это скажешь?

— Я скажу, что все эти люди давно умерли и похоронены, так же как и прежний стиль жизни.

— Не верь этому, милая. Богатые всегда были — и всегда будут — другими. — С этими словами Трейс рассмеялся, и от его смеха у Шайлер по спине побежали мурашки.

Шайлер ощутила, что Трейс Баллинджер может быть очень грозным противником. И что лучше быть на его стороне. И все же она просто обязана изложить факты в их истинном свете. В конце концов, Трейс не единственный, кто изучал американскую историю.

— А ты в курсе, что Вандербильт, как и Лиланд Стэнфорд[6], был сыном бедного фермера? — начала она. — Что Гарриман[7] и Джей Гулд не закончили даже средней школы? Что Коллис Поттер Хантингтон[8] подростком зарабатывал себе на хлеб, продавая часы? Все они выходцы из низших слоев, Трейс, никто не родился с серебряной ложкой во рту. Бедность, несомненно, стала одной из основных причин, пробудивших в этих людях жажду богатства и власти.

Трейс скрестил руки на груди.

— И что произошло, стоило им приобрести богатство и власть?

— Ну, говорят же, что абсолютная власть портит тоже абсолютно, — напомнила она ему.

— Возможно, ты и права, — уступил Трейс, немного смягчившись.

— Мир?

— Мир, — эхом отозвался он. — Думаю, для одного утра достаточно философских споров.

— Согласна, — сказала она.

Он многозначительно посмотрел на нее:

— Хочешь поговорить о той ночи?

— Какой ночи?

Трейса не ввел в заблуждение ее невинный вид.

— Той, когда мы встретились в беседке.

Слова застряли у Шайлер в горле. Наконец ей удалось выдавить из себя:

— Нет.

Нахмурившись, он опустил руки.

— Нам ведь все равно рано или поздно придется обсудить это.

— Лучше позже, — попросила она.

Трейс рассмеялся, и на этот раз это был веселый смех. Затем он медленно покачал головой.

— В таком случае, может, у тебя есть какие-нибудь вопросы насчет завещания Коры?

Шайлер почувствовала огромное облегчение. По крайней мере, дела Коры были вполне нейтральной темой.

— У меня нет вопросов, но я бы хотела знать, что она имела в виду, написав «пусть призраки покоятся в мире». У тебя есть какие-нибудь идеи на этот счет?

Трейс потер ладонью предплечье.

— Возможно, Кора и оставила для нас какой-нибудь ключ. Весь фокус заключается, естественно, в том, — произнес он, изогнув в насмешке свои темные брови, — чтобы найти его.

Шайлер была с ним полностью согласна.

— Грантвуд — необычный дом. Во-первых, он огромен. Во-вторых, он напоминает запутанную и сложную китайскую головоломку. — Она раздраженно вздохнула. — Искать что-то здесь — это все равно что искать иголку в стоге сена.

Трейс немного подумал.

— Наверное, нам стоит обратиться к миссис Данверз. Если у кого-то и есть ключ к разгадке, то только у нее.

Экономка сидела за кухонным столом и записывала рецепт салата из лобстера на чистый лист бумаги. Шайлер откашлялась.

— Простите, миссис Данверз.

Женщина оторвала взгляд от работы и улыбнулась:

— Да, мисс Грант?

После первого вечера их отношения заметно улучшились, во многом благодаря неподдельному восхищению Шайлер кулинарными шедеврами Эльвиры Данверз.

— Мне нужна ваша помощь, — просто сказала она.

— Пожалуйста. Что я могу для вас сделать?

Из уважения к Коре Шайлер приходилось тщательно подбирать слова, но при этом она хотела быть прямой и честной с экономкой.

— Тетя оставила мистеру Баллинджеру письмо для меня. В нем она обращается ко мне с просьбой позаботиться об одном семейном деле. — Тихий вздох сорвался с губ Шайлер помимо ее воли. — По правде говоря, миссис Данверз, я не знаю, с чего начать. За последние несколько лет вы провели с Корой больше времени, чем кто-либо другой. Она вела какие-нибудь записи, дневник или что-нибудь в этом роде?

— Насколько мне известно — нет. Вы же знаете, миссис Грант мучил артрит, особенно на пальцах. Ей было трудно писать. Порой она даже не могла держать ручку из-за боли в суставах.

Шайлер попробовала зайти с другой стороны:

— А не можете ли вы сказать, что приносило ей в последнее время наибольшую радость?

Немного смущенная, Эльвира Данверз ответила:

— Моя стряпня.

— А еще что-нибудь?

— Она любила сидеть у залитого солнцем окна. Вдыхать аромат сирени весной и роз летом.

Шайлер поставила вопрос по-другому:

— Было ли среди ее занятий что-нибудь необычное?

Эльвира Данверз отложила ручку, сложила руки перед собой на столе — Шайлер отметила, что ее ногти коротко острижены, округлы и лишены маникюра, — и глубоко задумалась.

— Ну, я не знаю, в моем понимании это не столь уж необычное занятие, хотя кому-то оно, может, и покажется странным.

Шайлер вся обратилась в слух:

— Что же это?

— Миссис Грант хранила некоторые памятные вещи в сундуке в чулане. Она говорила мне, что там нет ничего особенно ценного, но она любила сидеть и разглядывать свои «личные сокровища», как она их называла. Когда ее артрит стал прогрессировать, она просила меня открывать замок и откидывать крышку сундука.

— А что было внутри?

— О, этого я не могу вам сказать, мисс Грант, — ответила экономка, тщательно взвешивая свои слова. — Я никогда туда не заглядывала. Считала, что это не мое дело. Просто открывала замок и уходила. Миссис Грант всегда вызывала меня по внутреннему телефону, когда заканчивала.

— Ваше благоразумие достойно всяческих похвал, — вставил Трейс.

— Спасибо, мистер Баллинджер.

— Сундук все еще находится в чулане Коры? — беспечным тоном поинтересовался Трейс.

— Конечно. Насколько мне известно, за те семь лет, что я живу в Грантвуде, ни к одной из вещей миссис Грант никто, кроме меня, не притрагивался. — Нижняя губа Эльвиры Данверз слегка задрожала. Она плотно сжала пальцы, как будто это помогало ей держать свои эмоции под контролем. — Я сама стирала пыль и убиралась в комнатах миссис Грант, пока она была жива. И я не видела причин прекращать это после ее смерти.

Трейс помедлил несколько мгновений, прежде чем задать следующий вопрос:

— Вы знаете, где находится ключ от сундука?

Женщина в задумчивости закусила нижнюю губу.

Через пару секунд она ответила:

— Да, сэр, знаю.

— Где же он, миссис Данверз?

— На крючке рядом с сундуком.

Шайлер негромко поинтересовалась:

— Не происходило ли в последнее время чего-нибудь еще, что могло бы показаться не совсем обычным?

Меж седых бровей экономки залегла глубокая складка.

— Только одно.

Шайлер ждала.

Эльвира Данверз набрала в легкие воздуха и медленно заговорила:

— В последний день своей жизни — конечно же, никто не знал тогда, что он последний, упокой Господь ее душу… — Тут женщине пришлось сделать паузу и промокнуть глаза кончиком безупречно чистого фартука. — Миссис Грант несколько раз упомянула имя Ричи.

— Ричи? Вы уверены?

Шайлер перевела взгляд с миссис Данверз на Трейса Баллинджера и обратно.

— Кто такой Ричи?

Сидевшая за столом женщина пожала плечами:

— Я не знаю, и не мое дело спрашивать. Миссис Грант сама сказала бы, если б хотела, чтобы я была в курсе. — Помолчав, экономка добавила: — Мне жаль, что я не могу быть вам более полезной, мисс Грант.

— Вы нам очень помогли, миссис Данверз.

Когда они покинули кухню, Шайлер спросила у Трейса:

— Кора когда-нибудь называла при тебе имя Ричи?

Его голос прозвучал абсолютно уверенно:

— Никогда.

Выражая покорность судьбе, Шайлер развела руками.

— Ну, по крайней мере нам есть от чего оттолкнуться.

— Сундук в чулане Коры, — провозгласил Трейс, и они направились вверх по лестнице.

Глава 14

— Что ты предпочитаешь: хорошую новость или плохую? — спросил Трейс, когда открыл дверь чулана рядом с комнатой Коры и зажег там свет.

— Хорошую, — ответила сзади Шайлер.

— Кора хранила все.

— А плохая?

Его губы изогнулись в усмешке.

— Она хранила все без исключения.

— Все?

— Похоже на то. — Трейс отступил в сторону и величественным жестом руки пригласил Шайлер заглянуть внутрь. — Как говорится, дамы — вперед.

Шайлер последовала его приглашению и застонала:

— И как только в одном чулане может поместиться столько разных вещей?

Он тут же ответил:

— Дело в том, что он размером с небольшую комнату и забит от пола до потолка.

Шайлер искоса посмотрела на него:

— Это был риторический вопрос.

Трейс усмехнулся:

— Я знаю.

Она облизнула губы и сделала глубокий вдох.

— Мне нужна резинка.

Трейс пошарил в карманах своих синих джинсов.

— У меня, к сожалению, нет.

— Зато тут есть. — Шайлер указала на обувную коробку у него под локтем (одну из нескольких сотен обувных коробок, сложенных в этой части чулана), крышка которой крепилась резинкой.

Трейс стянул резинку и стал смотреть, как Шайлер убирает с лица волосы и связывает их в «конский хвост». Она неожиданно стала более юной, более естественной и чертовски привлекательной.

Он должен заниматься делом, а не Шайлер Грант.

Проще сказать, чем сделать.

Сундук находился в глубине чулана, который в длину был больше, чем в ширину. Ключ к сундуку висел прямо с ним, как и говорила миссис Данверз.

— Вот и сундук, и ключ, — произнесла Шайлер без всякого энтузиазма.

Трейс закатал рукава до самого локтя.

— Что случилось?

— Ящик Пандоры.

— Ящик Пандоры?

— Ты разбираешься в мифологии?

— Смутно.

Ее тон не предвещал ничего хорошего:

— Согласно греческой мифологии Пандора была первой женщиной. Ее имя означает «все дары», потому что ей досталась красота Афродиты, женские уловки Афины и хитрость Гермеса. Еще ей дали ящик, хотя на самом деле это был кувшин, в котором находились все человеческие беды и болезни.

— Ничего себе подарочек, — пробормотал Трейс.

— Пандору предупредили, чтобы она не открывала кувшин, но ее любопытство оказалось сильнее. Она не вняла предостережению и украдкой заглянула внутрь.

Трейс уже догадывался, что произошло дальше.

— Не надо ей было этого делать, да?

— Можешь повторить это еще раз. Когда Пандора сняла с кувшина крышку, горе и беды выбрались на волю и разбежались по земле. — Шайлер тяжело вздохнула. — Когда ей снова удалось закрыть крышку, на дне осталась только надежда.

Трейс почувствовал, что его губы тронула усмешка.

— Какова же мораль истории?

Шайлер кинула на него быстрый взгляд и выразительно объяснила:

— Иногда лучше не искать приключений на свою голову.

— А что делать, если неприятности сами тебя находят?

Шайлер ответила ему, опираясь на собственный опыт:

— Развернуться и бежать в другую сторону.

Трейс заставил себя быть снисходительным. В конце концов, эта неделя выдалась дьявольски трудной для молодой женщины.

— Надо полагать, ты решила еще подумать, стоит ли открывать сундук Коры?

— Еще, и еще, и еще, — призналась она, сжимая ладони вместе с такой силой, что у нее побелели суставы.

— Возвращаться в прошлое всегда нелегко. — Это было единственное, что он мог ей сейчас сказать.

Шайлер убрала выбившуюся прядь волос за ухо.

— Я уже давно усвоила, что прошлое изменить нельзя. Оно всегда такое, какое есть.

— Или каким было.

Шайлер наконец решилась. Вздохнув, она посмотрела на Трейса:

— Что ж, давай попробуем.

— Возложишь эту почетную миссию на меня?

— Да, пожалуйста.

Шайлер отошла в сторону, а Трейс взял ключ, отпер сундук и приподнял крышку. После этого он отступил, давая ей первой заглянуть внутрь.

Шайлер нервно сглотнула.

— Неужели я должна рыться в личных вещах Коры?

Трейс был более прагматичен. Ему просто не оставалось ничего иного. Он редко позволял себе роскошь быть щепетильным.

— Я не вижу иного способа выполнить ее последнюю просьбу.

Но молодая женщина продолжала сомневаться:

— Поможешь мне?

С его стороны был возможен только один ответ:

— Разумеется.

Шайлер протянула руку и сняла тонкую оберточную бумагу, лежавшую сверху. Она затаила дыхание, словно боясь того, что могла увидеть.

Однако ничего особенного не произошло.

— Это же… — Шайлер приподняла край пожелтевшей от времени ткани, — скатерть?

Трейс почесал в затылке.

— Во всяком случае, похоже на скатерть.

Она покачала головой:

— Не понимаю, зачем хранить старую скатерть. «Кора, Кора, что ты хотела этим сказать? « — мысленно задался вопросом Трейс. Вслух же он произнес:

— Наверное, мы этого уже не узнаем.

Шайлер отложила ткань в сторону и перешла к следующему предмету. Это был альбом с газетными вырезками. Она осторожно открыла обложку и перелистала страницы:

— Газетные вырезки.

Трейс подался вперед и заглянул ей через плечо.

— Похоже, это объявления о свадьбах, днях рождения и приемах.

— И некрологи, — добавила Шайлер.

Трейс наблюдал, как от его дыхания шевелятся тонкие волоски сзади на ее шее. «Интересно, — думал он, — так ли остро Шайлер ощущает мою близость, как я ее? «

— За какой период?

— Относительно недавние. — Ее голос выдавал напряженное внимание. — Последние десять — пятнадцать лет.

— Что дальше? — спросил Трейс, взяв альбом и положив его на пол. Он пододвинул маленький стульчик, и Шайлер опустилась на него. Он присел к сундуку на корточки рядом с ней.

Шайлер вынула обувную коробку, сняла с нее картонную крышку. Коробка была набита разноцветными ленточками и бантиками. Все старые, выцветшие, истрепанные на концах. Она слегка повернула голову и посмотрела на Трейса:

— Как бы ты это назвал?

Он пожал плечами:

— Хламом.

— Я тоже.

Следующей на очереди была бархатная коробочка с тремя ящичками спереди. Шайлер потянула и открыла первый из них. Внутри находилась груда украшений. Она взяла в руки брошь — букет красных и желтых каменных цветов.

— Рубины?

— Стекло.

— Ценное?

— Бижутерия на одежду, и даже не особенно хорошая. — Шайлер нахмурилась. — Пока что мы не обнаружили ничего особенного, правда?

— Да.

— Само собой, «самыми дорогими сокровищами» этого не назовешь, — заметила она.

— Может, Кора недавно переложила их куда-нибудь? Почему бы тебе не продолжить разбираться с содержимым сундука, а я тем временем осмотрю все остальное? — предложил он.

— Неплохая мысль.

Трейсу не понадобилось много времени, чтобы понять, что Кора хранила все возможное за последние три или даже четыре десятка лет. Тут были нескончаемые ряды платьев, юбок, блузок и даже шуб. На полках, тянувшихся от пола до потолка, находились, пожалуй, все сумочки и все туфли, которые у нее когда-либо были. Разобрать все ее вещи было просто непосильной задачей. И при этом ничто из них не было похоже на «сокровище».

Трейс вздохнул, сложил руки на груди и, повернувшись, стал наблюдать за Шайлер. Она разглядывала старые книги, и лицо ее было таким внимательным, таким умным, изящным и милым.

Прошло около двух минут, прежде чем она подняла на него глаза.

— Что ты делаешь?

Сначала он не собирался отвечать. Но потом передумал.

— Смотрю на тебя.

— Смотришь на меня?

— Да.

Мгновение она находилась в замешательстве.

— Зачем?

Честность почти всегда лучшая политика.

— Это доставляет мне удовольствие.

— Ты ведь, кажется, должен был осмотреть содержимое чулана, — напомнила ему она.

— Я пытался.

— Ну так попытайся еще раз.

Трейс заметил, что она бросила на него изучающий взгляд, видимо, думая, что он этого не видит.

Еще минуту-другую он стоял не двигаясь, засунув руки в карманы джинсов и опираясь плечом о полки.

— Почему-то мне не кажется, что ты особо старался, — заметила Шайлер.

Он отлепился от полок и подошел к ней, остановившись в двух шагах от открытого сундука.

— Поверь мне, нужна целая армия людей, чтобы разобраться в вещах Коры. Кроме того, мне больше нравится смотреть на тебя.

— Это комплимент?

— Комплимент. — Он прибавил еще один: — У тебя очень красивые ноги.

— Красивые ноги?

— Откровенно говоря, просто потрясающие.

— Спасибо.

Трейс послал Шайлер улыбку сквозь прозрачный шарфик, который она держала у лица.

— Я обратил внимание на твои ноги еще в ту первую ночь, когда ты вышла из своего «ягуара». «Трейс, — сказал я себе, — смотри-ка, вот это ножки! « — Он хотел было даже признаться, что грезил о них, но затем решил не вдаваться в подробности. — Ты очень привлекательная женщина, Шайлер.

— Ты тоже. — Она тут же поправилась: — Я хотела сказать, ты привлекательный мужчина.

— Я понял, что ты имела в виду. — Трейс открыл локтем очередную дверцу, увидел внутри дюжины коробочек и снова быстро ее захлопнул.

— Нам надо поговорить.

— Я думала, мы и так разговариваем, — заметила она.

— О той ночи, — уточнил он.

На лице Шайлер ничего не отразилось. Но Трейса это не сбило с толку.

— О ночи, когда мы встретились в беседке.

— А что было той ночью?

— Мы целовались.

— Ну да.

Трейс подошел на шаг ближе.

— Знаешь, что особенно завораживает в поцелуях?

Шайлер отрицательно помотала головой.

— Они никогда не повторяются.

Она коснулась рукой шеи.

— Вообще-то я никогда не думала о поцелуях с этой точки зрения. Но возможно, ты прав.

— Конечно, я прав. — Он придвинулся еще ближе. — Разве наш первый поцелуй не отличался от второго, третьего или четвертого?

— Мы целовались всего однажды.

Трейс негромко поцокал языком.

— Это не совсем так.

— Разве?

— Возможно, мы целовались только однажды, но зато несколько раз.

Шайлер тяжело сглотнула.

— Я бы не сказала.

— А я — да. — Он помолчал. — У меня есть теория. Хочешь узнать, в чем она заключается?

— Думаю, ты ее изложишь независимо от моего желания, — произнесла она с едва заметной улыбкой.

Трейс не обратил внимания на ее попытку обратить их разговор в шутку.

— Я считаю, что самая распространенная ошибка, которую совершают и мужчины, и женщины, состоит в том, что они смешивают воздействие самого поцелуя с сопутствующими ему обстоятельствами. Они с легкостью поддаются очарованию романтической обстановки — на них влияют красота сада, тихая музыка, играющая в отдалении, аромат цветов в воздухе.

— Лунный свет, — добавила Шайлер.

— Лунный свет, — повторил он. — Но есть простой тест, позволяющий избавиться от иллюзий.

— Тест?

Трейс оставил ее вопрос без внимания.

— Как ты думаешь, в чем разница между дневными и ночными поцелуями?

— В количестве света?

— Я говорю об ощущениях.

Шайлер в задумчивости посмотрела на него:

— Если говорить в целом, то ночью люди становятся менее сдержанными.

— Ценное наблюдение. — Он, в свою очередь, тоже пристально посмотрел на нее — Что-нибудь еще?

Шайлер поднесла руку, в которой она держала шарфик, к груди и прижала ее к сердцу, словно ожидая защиты от шарфика.

— Ну, еще большинство людей становятся более раскованными.

— Тоже верное наблюдение.

— В ночи есть что-то чувственное, обольстительное, эротичное.

— Как раз это я и имел в виду. Она вдохнула и тут же выдохнула.

— А в чем заключается твой простой тест?