Песнь Кали

Я огляделся вокруг, пытаясь определить, насколько мы близки к месту назначения. Здесь было мало лавок. Мне с трудом верилось, что среди этих развалин может оказаться кофейня.

— Конечно! Конечно! Она — богиня; общеизвестно, что у нее четыре руки! Вы должны посмотреть большого идола в Калигхат. Это «жаграта», «очень бдительная» Кали. Очень страшная. Восхитительно страшная, мистер Лузак. Ее руки изображают abhaya и vara mudras — избавляющие от страха и дарящие благоденствие мудры. Но очень страшная. Очень высокая. Очень худая. У нее раскрыт рот. У нее длинный язык. У нее два..., как это..., зубы у вампира?

— Клыки?

Я схватился за мокрый тент над сиденьем и попытался понять, к чему ведет Кришна. Мы повернули на еще более темную, узкую улицу.

— Ах да, да. Она единственная из богов покорила время. Она, естественно, пожирает всех живых существ. Pumsam, asvam, gam, avim, ajam. Она не одета. Ее прекрасные ноги попирают труп. В руках у нее pasa..., аркан, khatvanga..., как это?... Палка, нет, шест с черепом, khadga..., меч и отрубленная голова.

— Отрубленная голова?

— Конечно, вы должны это знать.

— Послушайте, Кришна, черт возьми, что все это...

— Ага, приехали, мистер Лузак. Сходите. Быстрее, пожалуйста. Мы опаздываем. Кофейня закрывается в одиннадцать.

Небольшая улица, почти переулок, была залита нечистотами и дождевой водой. Не было ни малейшего признака какой нибудь лавки, не то что кафе. Стены не освещались, если не считать тусклого отблеска фонаря, горевшего в одном из окон наверху. Рикша опустил оглобли и раскуривал маленькую трубочку. Я остался сидеть.

— Быстрее, пожалуйста, — повторил Кришна и щелкнул мне пальцами. Такой жест я видел у него, когда он общался с носильщиками. Он остановился над спавшим на тротуаре человеком и открыл дверь, которой я не заметил. Одинокая лампочка освещала крутую узкую лестницу. Сверху до нас донеслись приглушенные звуки разговора.

Я спрыгнул и ступил за ним в свет. Еще одна дверь на площадке второго этажа выходила и широкий коридор.

— Вы видели университет дальше по улице? — спросил Кришна через плечо.

Я кивнул, хотя не заметил ни одного здания, более внушительного, чем универмаг.

— Это, конечно, университетская кофейня. Нет, не правильно. Кофейный домик. Точно как в Гринвич Виллидж. Да.

Кришна повернул налево и провел меня в комнату, очень похожую на пещеру. Высокий потолок, тяжелые колонны и глухие стены напомнили мне один гараж возле Чикаго Луп. При тусклом свете виднелось не меньше пятидесяти — шестидесяти столиков, но лишь немногие из них были заняты. В нескольких местах за грубыми, выкрашенными в темно зеленый цвет столиками группками сидели серьезного вида юноши в свободных белых рубашках. С двадцатифутового потолка свисали медленно вращающиеся вентиляторы; ощутимого движения воздуха не наблюдалось, но, несмотря на это, редко расположенные лампочки слегка помигивали, придавая всей сцене характер немого фильма.

— Кофейный домик, — тупо повторил я.

— Пройдите сюда.

Кришна шел впереди мимо плотно составленных столиков в самый дальний угол. На заделанной в стену скамье сидел молодой человек лет двадцати. Когда мы приблизились, он поднялся.

— Мистер Лузак, это Джайяпракеш Муктанандаджи, — представил его Кришна и добавил что то по бенгальски для юноши. Глубокие тени не позволяли мне отчетливо разглядеть черты лица молодого человека; но во время влажного, неуверенного рукопожатия я отметил худощавое лицо, очки с толстыми стеклами и такие прыщи, что гнойнички едва ли не светились.

Мы молча постояли. Молодой человек потер руки и украдкой взглянул на студентов за другими столиками. Некоторые из них обернулись при нашем появлении, но сейчас уже никто не смотрел в нашу сторону.

Как только мы уселись, старик с обозначающей седую бороду щетиной принес кофе. Чашки были сильно выщерблены и покрыты трещинами, расходившимися по эмали бледными разветвлениями. Кофе оказался крепким и на удивление неплохим, если не считать, что кто то добавил в него изрядную дозу сахара и свернувшегося молока. И Кришна, и Муктанандаджи смотрели на меня, пока старик безмолвно стоял у столика, и я, покопавшись в бумажнике, извлек оттуда банкноту в пять рупий. Старик повернулся и ушел, и не подумав дать сдачу.

— Мистер Муктанандаджи, — заговорил я, гордый тем, что сумел запомнить его имя, — вы располагаете какой то информацией насчет калькуттского поэта М. Даса?

Склонив голову, юноша сказал что то Кришне. Кришна резко ответил и обратился ко мне, сверкнув острозубой улыбкой:

— Мистер Муктанандаджи, к моему сожалению, не говорит так бегло по английски. На самом деле он вообще не говорит по английски. Он попросил меня переводить для него. Если вы готовы, мистер Лузак, он теперь расскажет вам свою историю.

— Я думал, что это будет интервью, — сказал я. Кришна выставил перед собой правую ладонь.

— Да да. Вы должны понимать, мистер Лузак, что мистер Джайяпракеш Муктанандаджи разговаривает с вами лишь в качестве личного одолжения мне, его бывшему преподавателю. Он делает это с большой неохотой. Если позволите, он начнет свой рассказ, а я буду переводить, насколько смогу, хорошо; а потом, если у вас будут вопросы, я передам их мистеру Муктанандаджи.

Дьявол, подумал я. Вот уже второй раз за день я делаю ошибку, не взяв с собой Амриту. Я прикинул, не отказаться ли от этой встречи или договориться на другое время, но отбросил эту мысль. Лучше с этим закончить. Завтра я получу рукопись Даса, а вечером, при любом раскладе, мы уже будем лететь домой.

— Очень хорошо, — сказал я.

Молодой человек кашлянул и поправил очки. Голос у него был еще выше, чем у Кришны. Через каждые несколько предложений он замолкал и машинально потирал лицо, пока Кришна переводил. Поначалу эта задержка раздражала меня, но мелодичное течение бенгальского языка, певучий акцент Кришны воздействовали на меня как мантра, оказывая гипнотический эффект. Это напоминало состояние повышенной концентрации и вовлеченности на просмотре иностранного фильма из за усилий, затрачиваемых на чтение субтитров.

Несколько раз я прерывал их, чтобы задать вопросы; но это, судя по всему, сбивало Муктанандаджи, поэтому уже через несколько минут я довольствовался тем, что попивал остывающий кофе и слушал. Несколько раз Кришна обращался к юноше по бенгальски, тот отвечал, а я сидел, проклиная себя за то, что так и остался одноязыким балбесом. Я сомневался, что даже Амрите удалось бы вникнуть в эти молниеносные разговоры на бенгальском.

Когда рассказ начался, я поймал себя на том, что мысленно исправляю часто корявый синтаксис Кришны или подбираю замену для его нередко забавных оборотов. Иногда я делал пометки в блокноте, но вскоре обнаружил, что даже это отвлекает рассказчика, и отложил ручку. Над головой медленно вращались вентиляторы, свет мигал как отдаленные зарницы летней ночью, а я со всем вниманием следил за развитием событий в рассказе Джайяпракеша Муктанандаджи, переданном голосом Кришны.

Глава 6

ПРОСЬБА

Когда я умру

Не выбрасывайте мясо и кости

Но сложите их в кучу

И

Пусть они скажут

Своим запахом

Чего стоит жизнь

На этой земле

Чего стоит любовь

В конце.

Камела Дас

"Я бедный человек из касты шудр. Я один из одиннадцати сыновей Джагдисварана Бибхути Муктанандаджи, который был вместе с Ганди во время его похода к морю.

Мой дом в деревне Ангуда, неподалеку от Дургалапура, что находится на железной дороге между Калькуттой и Джамшедпуром. Это бедная деревня, и никто извне не проявлял к ней ни малейшего интереса, кроме того случая, когда тигр съел двух сыновей Субхоранджана Венкатесварани, а из бхубанешварской газеты появился человек, чтобы спросить Субхоранджана Венкатесварани, что тот чувствует по этому поводу. Я помню этот случай не очень хорошо, поскольку случилось это во время войны, то есть лет за пятнадцать до моего рождения.

Наша семья не всегда была бедной. Мой дед, С. Мокеши Муктанандаджи, когда то ссужал деньгами деревенского ростовщика.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.