Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Джо Курц (№2) - Отмороженный

ModernLib.Net / Крутой детектив / Симмонс Дэн / Отмороженный - Чтение (стр. 17)
Автор: Симмонс Дэн
Жанр: Крутой детектив
Серия: Джо Курц

 

 


Внезапно голос Джо Курца — вне всяких сомнений, это был именно голос Курца — послышался с противоположной стороны ротонды.

— Хансен. Это вы? Я вас не вижу.

— Вон он! — во весь голос произнес Брубэйкер.

Прямо напротив них, на расстоянии футов в шестьдесят пять, возле западной стены появилась человеческая фигура. Она стояла позади скамьи и поворачивалась, как будто пыталась определить, откуда раздался ответ. Хансен отчетливо видел яркий отблеск от титанового чемоданчика, который человек держал в левой руке.

— Не стреляйте! — выкрикнул Хансен, но слишком поздно. Брубэйкер принялся палить по фигуре длинными очередями.

Майерс повернулся и тоже открыл огонь на секунду позже своего напарника.

Да исполнится воля божья, — подумал Хансен. Он перевел переключатель своей штурмовой винтовки на стрельбу длинными очередями и нажал на спусковой крючок. Свет пламени, вырывающегося из дула, усиленный очками ночного видения, ослепил его. Хансен закрыл глаза, чтобы избавиться от световых пятен, оставшихся на сетчатке глаз. По ротонде разносилось эхо автоматных очередей и взвизгивание рикошетирующих пуль.

— Мы его сделали! — заорал Брубэйкер. Детектив бегом кинулся через ротонду к человеку, который успел рухнуть на скамью. Майерс поспешил следом. Хансен опустился на колено, готовый ответить на неизбежный обстрел с одной или нескольких галерей, расположенных выше. Курц был слишком умен и не мог попасться на такую примитивную удочку. Или мог? Нет, здесь должна быть засада.

Никакой стрельбы не последовало.

Хансен, держась вплотную к стене, обошел ротонду кругом. Он пристально вглядывался сквозь очки в самые темные тени под галереей, держа под прицелом своего автомата каждую скамью, каждый поваленный киоск, за которым мог бы укрыться человек, желающий устроить засаду.

Ничего.

— Он мертв! — крикнул Майерс. Эхо повторило слова толстяка.

— Да, но что это за хер такой? — сказал Брубэйкер. — Я не могу рассмотреть его лицо через эту долбаную штуку.

Хансен находился в пятнадцати футах от двух детективов и трупа, когда луч фонаря Брубэйкера вспыхнул в его очках, словно фосфорная бомба. Он тут же присел за опрокинутую скамью, ожидая стрельбы сверху.

Ничего.

Тогда он поднял с лица свои собственные очки и посмотрел туда, где метался луч фонаря Брубэйкера.

Мужчина, одетый в темную куртку, был мертв: по меньшей мере, три пули попали ему в грудь и одна в горло. Это был не Курц. Мужчина был прикован наручниками к проходившей вдоль стены трубе и почти висел на ней; его тело полулежало поперек скамьи. Хансен разглядел лицо. Глаза трупа были широко открыты, и в них застыло выражение смертельного ужаса. Рот был заклеен широким скотчем, несколько раз обмотанным вокруг головы. Титановый чемоданчик Джеймса Б. Хансена был туго примотан к левой руке человека таким же самым широким серебристым скотчем.

Майерс вытащил из кармана убитого бумажник. Хансен низко пригнулся, ожидая взрыва.

— Дональд Ли Рафферти, — вслух прочитал Майерс. — Десять-шестнадцать Локуст-лейн, Локпорт. Зарегистрирован как донор органов.

Брубэйкер громко расхохотался.

— Что это еще за гребаный Дональд Ли Рафферти? — прошептал Майерс. До обоих детективов начало доходить, насколько сильно их подставили.

Брубэйкер выключил фонарь. Хансен отчетливо слышал, как детективы снова опускают на лица очки ночного видения.

В зеленом мареве Хансен вперевалочку подошел к трио, состоявшему из двоих живых и одного убитого, поднял со скамьи левую руку мертвеца и открыл приклеенный к ней скотчем чемоданчик. Он был пуст.

Что это за дурацкая шутка? Хансен точно помнил, кем был Дональд Рафферти, помнил приемную дочь этого человека, лежащую в больнице, помнил о связи между Джо Курцем и его погибшей двенадцать лет назад партнершей. Но все это никак не совмещалось. Если Курц действительно хотел при помощи шантажа получить у него деньги, то зачем понадобилось это идиотское представление? Если цель Курца состояла в том, чтобы убить его, то, опять же, зачем такие осложнения? Даже если Курц тоже запасся очками ночного видения, он никак не мог бы отличить друг от друга троих детективов, находившихся в ротонде. Курц должен был стрелять, когда его мишень была ярко освещена фонарем.

Если он все еще находился здесь.

Хансен внезапно почувствовал, что по его телу начал расползаться леденящий холод того места, в котором они находились. Ему потребовалось всего несколько секунд, чтобы распознать феномен — страх.

Страх перед необъяснимым. Страх перед абсолютно непредсказуемыми поступками. Страх, возникающий от непонимания того, какого черта желает противник и что он может затеять потом.

Хватит пытаться сделать из него профессора Мориарти[47]! — приказал себе Хансен. — Он всего лишь жалкий неудачник, преступник, раньше времени выпущенный из тюрьмы. Он, вероятно, сам не понимает, почему действует так, а не иначе. Может быть, он просто для забавы решил устроить так, чтобы мы убили Рафферти для него. Скорее всего, он позвонит мне завтра и предложит другое время и место для передачи денег и фотографий.

Ладно, — продолжал рассуждать Хансен, — хватит этого блуда. Больше никаких игр. Пусть фотографии остаются у Фрирса и Курца. Пусть они пытаются навредить мне всем, что в их силах. Пора. Пора уходить из вокзала. Пора уехать из Буффало. Пора кончать со всем этим.

Майерс и Брубэйкер скорчились под прикрытием скамьи рядом с ним.

— Пора уходить, — прошептал Хансен.

— Но мы получим деньги? — так же шепотом спросил Майерс. Он нагнулся вплотную к Хансену, и тот ощущал на лице его горячее зловонное дыхание. — Хотя это был не Курц?

— Да, да, — шепотом ответил Хансен. — Брубэйкер! В пяти ярдах от вас, слева, лестница к передней двери. Широкая лестница. Там всего лишь двенадцать ступенек. Двери и окна заколочены. Проверьте лестницу, а мы будем прикрывать вас. Выбейте щит на двери или окне. Если что-то покажется подозрительным, стреляйте в дыру. Мы уходим отсюда.

Брубэйкер на секунду замялся, но затем кивнул и, шаркая ногами, направился направо и вниз по лестнице.

Хансен и Майерс стояли за скамьей, держа оружие так, чтобы контролировать противоположную выходу галерею и дверной проем, расположенный напротив лестницы. В вокзале ничего не двигалось. Никто не стрелял с лестницы. Хансен слышал, как Брубэйкер с яростью пинает доски, которыми была забита дверь. Затем раздался треск и голос:

— Все чисто!

Майерс прикрывал Хансена, пока тот переходил к началу лестницы, а потом Хансен, в свою очередь, прикрывал толстяка, который, хрипя и задыхаясь, сбежал вниз к свежепроделанной дыре.

Снаружи было, пожалуй, слишком светло для очков ночного видения. Все так же валил снег, но занесенное пространство старой автостоянки сияло, как зеленая лужайка в ясный солнечный день. Трое детективов позабыли обо всех правилах поведения и просто бежали прочь от вокзала по открытой со всех сторон площадке. Все трое бежали сгорбившись, очевидно, бессознательно ожидая в любую секунду получить пулю между лопатками. Но, когда они удалились от башни на сто футов, затем на двести, затем на сто ярдов, они начали понемногу успокаиваться и вспомнили, что облачены в тяжелые защитные доспехи. Для того чтобы осуществить удачный выстрел на таком расстоянии и при таком снегопаде, потребовался бы опытный снайпер с отличной винтовкой, обладающей высокой дульной скоростью, оснащенной ночным прицелом, и вдобавок изрядная доля везения.

Никто не стрелял.

Задыхаясь и громко хрипя, они перебрались через барьер из бетонных блоков, перегораживающий въезд на стоянку, и уже шагом пошли вниз по скользкой дороге. Благодаря очкам, они видели все на расстоянии не меньше шестидесяти ярдов во все стороны. Нигде ничего не двигалось. Не было видно ни одного автомобиля. Единственный след от шин, имевшийся на дороге и уже почти занесенный снегом, принадлежал «Кадиллаку-Эскаладе». За те сорок пять минут — может быть, чуть больше или чуть меньше, — которые они пробыли в вокзале, на крыше и капоте машины образовалась снежная шуба толщиной в два дюйма.

— Подождите, — задыхаясь, скомандовал Хансен. При помощи пульта он отпер двери «Кадиллака», включил в машине свет, и они втроем осмотрели салон, прежде чем подойти вплотную. Пусто.

— Майерс, — сказал Хансен, переводя дух, — оставайтесь в очках и жилете и следите за местом, пока мы с Брубэйкером снимем эту тяжесть.

Майерс что-то невнятно проворчал, но сделал то, что ему приказали. Двое детективов сняли с себя автоматы, тяжелые жилеты, шлемы и побросали все это на заднее сиденье машины.

— Прекрасно, — Хансен вынул из кармана 38-дюймовый пистолет и встал на страже, пока Майерс разоблачался. Здесь было достаточно светло, и Хансену удалось увидеть, как на лице толстяка, освободившегося от снаряжения, появилась довольная улыбка. Несмотря на холод и снег, Майерс обливался потом.

— Ох...но странные дела, — заявил разжиревший детектив.

— Сколько раз я просил вас не употреблять подобных выражений? — сказал Хансен и выстрелил Майерсу в лоб.

Брубэйкер полез в карман за оружием, но у Хансена было вполне достаточно времени, чтобы всадить в него две пули — одну в горло, а вторую в переносицу.

Он оттащил трупы в сторону, чтобы они не мешали ему выехать на улицу, а затем залез к каждому по очереди в нагрудный карман и вытащил конверты с деньгами.

К тому времени Хансен уже успел отдышаться после перебежки и теперь оглянулся на оставшиеся позади башню и вокзал. На широкой заснеженной полосе все так же ничего не шевелилось. Если Мики Ки все же принял участие в этой игре, то доигрывать ему придется самому. Усаживаясь в свой могучий внедорожник, Хансен почувствовал приступ болезненного сожаления — он так никогда и не сможет доподлинно узнать, какую же игру вели Джо Курц и Джон Веллингтон Фрирс. Но это его больше не касалось. Пришло время забыть обо всей этой истории.

Глава 36

Внезапно Курц понял, что на галерее есть кто-то еще.

Пока он ждал Хансена и его приятелей, ему казалось, что время тянется невероятно медленно и что за эти невыносимо долгие минуты в здании сделалось намного холоднее. Сначала он торчал около разбитого окна одного из выходивших на галерею помещений, бывшего когда-то чьим-то служебным кабинетом. На автостоянке было темно, но Курц не сомневался в том, что сможет разглядеть на снежном фоне любую движущуюся фигуру и ему не помешает даже большой декоративный козырек, торчавший прямо перед выбранным им наблюдательным пунктом в окне третьего этажа и частично перекрывавший вид.

После того как Марко дважды прервал шорох статических разрядов, нажав кнопку рации, Курц убрал наушники в карман и, стараясь ступать как можно тише — пол был усыпан обвалившейся штукатуркой и осколками стекла, — вышел из помещения на опоясывавшую ротонду галерею. Там ему не пришлось долго дожидаться того момента, когда Хансен и два сопровождавших его детектива обнаружили Рафферти и яростно расстреляли его.

Курц так и не получил шанса прицельно выстрелить из пистолета. В ротонде было несколько светлее, чем в других частях вокзала, но все равно здесь было слишком темно для того, чтобы Курц мог что-нибудь четко разглядеть. И это притом, что он всегда неплохо видел в темноте, а его глаза за время пребывания в вокзале успели приспособиться к мраку. Один из полицейских ненадолго включил фонарь, чтобы осмотреть свою жертву, но Курцу удалось разглядеть лишь силуэты троих мужчин, казавшихся горбатыми от надетых на них тяжелых бронежилетов и находившихся футах в восьмидесяти от него. Расстояние было слишком велико и для полуавтоматического «смит-вессона 99» 40-дюймового калибра, который он держал в руке, и для лежавшего в кармане куртки 45-дюймового «компакт витнесс». Кроме того, даже мимолетный взгляд на этих людей — благодаря черным каскам и бронежилетам, он не мог определить, кто из них кто, — ясно дал ему понять, что пистолетная пуля не сможет пробить их экипировку.

Затем трое верзил спустились по главной лестнице, вышибли забитую дверь, и Курц поспешил к своему наблюдательному пункту у разбитого окна.

Чертов козырек перекрывал ему обзор, так что, когда трое бегущих мужчин появились в поле зрения, они уже находились посередине бывшей автостоянки и снова за пределами дальности выстрела. Очень скоро они скрылись в темноте и густом снегопаде.

Курц даже не попытался преследовать их. Он сидел, прижавшись спиной к стене и затаив дыхание.

До него донесся еле уловимый звук, вернее, даже намек на звук с галереи, на которую выходила дверь помещения, где он сейчас находился, или снизу, с пола ротонды. Эффект шепота здесь действовал в обе стороны.

Марко? Он не думал, что безоружный телохранитель окажется настолько глуп, что попрется на звук пальбы из автоматического оружия. Может быть, Рафферти все еще жив и пытается освободиться? Нет. За те несколько секунд, пока горел фонарь, Курц успел рассмотреть раны.

Беззвучно поднявшись на ноги, Курц поднял пистолет и, стараясь ступать только на носки, пересек замусоренную комнату. И все равно, осколки стекла похрустывали под ногами.

Задержавшись на секунду перед тем, как выйти за дверь, Курц шагнул на галерею, держа пистолет наготове.

Тень, отделившаяся от стены справа от него, двигалась с невероятной быстротой. 40-дюймовый «СВ» перелетел через балюстраду и с грохотом упал на каменный пол внизу. Курц почувствовал, что его правая рука сразу же онемела от полученного удара.

Он метнулся назад, пытаясь левой рукой достать из кармана «компакт витнес», но тень взвилась в воздух и нанесла ему обеими ногами сокрушительный удар в грудь, швырнувший Курца обратно в комнату. Он услышал, как у него с хрустом сломались несколько ребер.

Перекатившись, Курц вскочил на ноги и вскинул обе руки, пытаясь защищаться. Но тень все с той же молниеносной быстротой метнулась к нему и тремя неотразимыми ударами ног вывела из строя его правую руку, сломала еще одно ребро и подсекла ноги Курца. Он тяжело грохнулся на пол и, несмотря на то что после мощных ударов не мог даже вздохнуть, почувствовал, как ему в спину вонзился осколок стекла.

Хансен? Нет. Тогда кто же?

Собрав все силы, Курц поднялся на колени и снова потянулся за запасным оружием, но его куртка распахнулась, и он не смог сразу найти карман. Может быть, пистолет вообще вывалился, но Курц не мог его разглядеть в темноте, которую лишь немного рассеивал тусклый свет, падавший сквозь разбитое окно.

Его противник беззвучно подошел сзади, схватил Курца за волосы и вздернул на ноги.

Инстинктивным движением Курц вскинул левую руку к подбородку — правая рука не действовала — и почувствовал, как по предплечью, разрезав его до кости, полоснуло длинное, острое, как бритва, лезвие. Несомненно, враг намеревался перерезать ему горло. Курц задохнулся от боли и изо всех сил ударил ногой назад.

Человек легко отскочил в сторону. Курц еле-еле держался на ногах, его шатало. Он чувствовал, что сломанное ребро проткнуло ему правое легкое. Он истекал кровью, правая рука бесполезно висела, ноги подгибались. Он знал, что через несколько секунд упадет, потом очень скоро — возможно, через полминуты, — лишится сознания.

Противник — сгусток тьмы среди теней — теперь заходил к нему слева.

Курц попятился к окну. Из рамы торчал длинный острый осколок стекла. Если бы ему удалось заставить этого человека передвинуться...

Темнота в образе человека снова вынырнула из тени. Курц отбросил стратегию, предполагавшую использование осколка, как мог, запахнул свою куртку и все-таки сумел левой рукой, из которой ручьем хлестала кровь, нащупать карман. В этот момент снаружи сверкнула ослепительная вспышка.

Но свет нисколько не отвлек незнакомца. Он еще раз ударил Курца в грудь ногой, а затем слегка пригнулся, толкнул Курца в грудь острым плечом, оторвал от пола и швырнул в окно как раз в тот самый миг, когда Курцу удалось запустить левую руку в карман.

Курц смутно ощутил, что летит, кувыркаясь, в морозном воздухе. В эти мгновения ему все же удалось найти глазами темный прямоугольник окна на пятнадцать футов выше, лицо его противника, белым пятном выделялось на черном фоне. А затем Курц рухнул спиной на козырек, пробил тонкий слой прогнившего бетона, кое-как державшегося на проржавевшей арматуре, и, пролетев еще пятнадцать футов, упал на заснеженную мостовую.

* * *

Хансен, деловито устраивавшийся на водительском месте своего «Кадиллака» в сотне ярдов от здания, отделенный от вокзала стеной снегопада, ничего этого не слышал. Он повернул ключ зажигания, услышал ровное гудение восьмицилиндрового двигателя и зажег галогеновые фары.

Он только-только успел положить руку на рычаг переключения передач, как раздалось негромкое тиканье, и тридцать два фунта «СИ-4», размещенных под полом, в моторном отсеке, под приборным щитком и, особенно тщательно, вокруг сорокагаллонного топливного бака, взорвались. Заряды рвались один за другим, но все произошло в одну неизмеримо короткую долю секунды.

Первым взрывом Хансену оторвало ноги чуть выше щиколоток. Второй заряд «СИ-4» подкинул капот на сотню футов в воздух и разнес вдребезги ветровое стекло. Основная часть взрывчатки воспламенила топливный бак, подбросила весившую две с половиной тонны машину на пять футов в воздух и снова опустила на горящие шины. Салон «Кадиллака» тут же заполнился горящим бензиновым туманом.

Хансен был жив. Даже вдыхая огонь, он думал: — Я жив!

Он толкнул дверь, но ее перекосило и заклинило. Спинка пассажирского сиденья наклонилась вперед; сиденье горело. Одежда Хансена тоже горела. Сделанная из дерева и пластмассы рулевая баранка плавилась в его руках.

Еще не зная, что у него нет ног, Хансен дернулся вперед и, цепляясь за приборную панель, полез через окаймленное осколками отверстие, в котором только что находилось ветровое стекло.

Капот сорвало, мотор был охвачен ярким пламенем.

Это не остановило Хансена. Вскинув вверх успевшие обгореть до живого мяса руки, он ухватился за дополнительную стойку крыши «Кадиллака», выдернул горящие обрубки ног из мешанины рваного металла, вывалился из машины и откатился в сторону от пылающей груды железа.

Его волосы горели. Его лицо горело. Хансен катался по глубокому снегу, пытаясь сбить огонь, и отчаянно вопил от мучительной боли.

Он отползал на дымящихся локтях прочь от пожара, то и дело переворачиваясь на спину, и пытался дышать, преодолевая боль в обожженных легких. Он ясно видел все вокруг себя и не знал, что его веки сварились с кожей глазных впадин и больше не закрываются. Хансен поднес к лицу руки. Они страшно болели. С недоверием, граничащим с какой-то сверхъестественной радостью, он увидел, что его пальцы раздулись и напоминают забытые на решетке гриля лопнувшие и истекающие жиром сосиски. Он хорошо видел белые кости на фоне черного неба. Огонь ярко освещал все в радиусе шестидесяти ярдов.

Хансен попытался закричать, позвать на помощь, но его легкие были способны к сокращению не больше, чем пара старых мешков из-под угля.

Между ним и горящим автомобилем показался силуэт. Мужчина. Темная фигура опустилась на колени, наклонилась ближе, показала свое лицо в свете огня.

— Хансен, — сказал Джон Веллингтон Фрирс. — Вы слышите меня? Вы знаете, кто я такой?

Я не Джеймс Б. Хансен, — подумал Хансен и попытался произнести это вслух, но ни челюсти, ни язык ему не повиновались.

Фрирс смотрел сверху вниз на обгоревшего человека. Одежда Хансена почти полностью сгорела, и голая кожа, напоминающая обугленные тряпки, болталась сальными складками. Лишенное кожи лицо выставляло напоказ обгоревшие мускулы, похожие на куски гладкой красно-желтой веревки. Сгоревшие губы Хансена раскрылись, обнажив зубы, так что казалось, будто он дико и злобно ухмыляется. Открытые серые глаза не могли даже моргать. И лишь тонкая струйка пара, поднимавшаяся из открытого рта Хансена, показывала, что он еще жив.

— Вы способны услышать меня, Хансен? — сказал Фрирс. — Вы способны разглядеть, кто я такой? Это сделал я. Вы убили мою дочь, Хансен. И я это сделал. Оставайтесь в живых как можно дольше и почувствуйте, что такое страдание, мерзавец.

Фрирс несколько минут стоял на коленях рядом с обгоревшим человеком. Он смотрел на него достаточно долго, для того чтобы увидеть, как зрачки умирающего расширились в узнавании, а затем так, расширенные, и замерли, уставившись ему в лицо. Достаточно долго, для того чтобы увидеть, что от Хансена поднимается в морозный воздух уже не пар от дыхания, а испарения и дым обугленной плоти.

Отдаленные звуки сирены донеслись со стороны освещенного города — места, сказал себе Джон Веллингтон Фрирс, где живут другие люди, цивилизованные мужчины. Он поднялся и совсем уже собрался вернуться к «Линкольну», который он оставил за квартал отсюда, как вдруг заметил, что по пустынной автостоянке через снег в его сторону движется нечто, похожее на ползущее животное.

Глава 37

Мики Ки с минуту стоял в открытом окне, рассматривая тело Курца сквозь пробитую им дыру в навесе, а затем взглянул на горевшую поодаль автомашину. Взрыв вызвал у него немалый интерес, но он не мог позволить, чтобы хоть что-нибудь помешало ему работать.

Задание, которое дал ему мистер Гонзага, заключалось в том, чтобы он сначала убил Курца, а затем прикончил и Миллуорта. "Если у долбаного копа мозги съехали настолько, что он нанимает меня, чтобы кого-нибудь пришить, — сказал Гонзага, — это значит, что его, с такими гребаными мозгами, просто нельзя оставлять в живых". Мики Ки не стал возражать на это. Мистер Гонзага добавил, что он хочет, в буквальном смысле слова, получить голову Курца, буквально, и поэтому Ки взял с собой рогожный мешок, чтобы сложить в него трофей. Мистер Гонзага намеревался преподнести мисс Анжелине Фарино настоящий сюрприз.

Двадцать минут назад, когда Миллуорт и два его кореша, похожие на статуи, сгибающиеся под тяжестью доспехов, вошли в вокзал, Ки ощутил легкий приступ разочарования. Он пошел следом за ними к Курцу, хорошо зная, что сейчас не время думать о Миллуорте, что связываться с ним, когда в руках этих клоунов оружие такой огневой мощи, было бы слишком рискованно.

А теперь произошел этот взрыв. Если повезет, то Миллуорта можно будет сбросить со счетов. Если же в этом костре горит не шеф отдела по расследованию убийств, то Мики Ки придется отправиться к Миллуорту домой закончить дело там. В конце концов, вечер только начинался.

Двигаясь почти бесшумно, несмотря даже на то, что все пространство было усыпано битыми стеклами, Ки прошел по галерее, спустился по лестнице, пересек ротонду и вышел через главную дверь в дыру, проделанную копом. Тело Курца лежало неподвижно.

Ки вынул из кобуры «беретту» и осторожно приблизился к лежавшему. Пробив казавшийся до сих пор целым козырек, Курц привел его в полную негодность. Тонкие прутья арматуры свисали вниз, словно спагетти. Тело лежало в куче обломков цемента и гнилого дерева. Правая рука Курца была, несомненно, сломана — сквозь кожу торчала кость, — а левая нога, судя по неестественному положению, — вывихнута. Левая рука, на которую он упал, была придавлена телом. Вокруг головы Курца на снегу расплылось кровавое пятно, а его широко раскрытые глаза неподвижно смотрели в небо через только что проделанную им самим в козырьке уродливую дыру. На открытые глаза садились снежинки.

Мики Ки толкнул тело ногой и сосчитал до двадцати. В морозном воздухе не появилось даже крохотного облачка пара от дыхания. Плюнул в безжизненное лицо Курца. Никакой реакции. Глаза лежавшего смотрели мимо Ки в межгалактическое пространство.

Ки хмыкнул, убрал «беретту», вытащил из-за пояса мешок, присел на корточки и раскрыл свой боевой нож. Восьмидюймовое лезвие со щелчком встало на место.

Курц моргнул, выдернул из-под себя левую руку, поднял ее и нажал на спусковой крючок пистолета. Он сумел вытащить «компакт витнесс» из кармана во время падения. Пуля калибра 45 вошла Мики Ки под подбородок, пронзила мягкое небо и мозг и разнесла вдребезги верхушку черепа.

В следующее мгновение Курц почувствовал, что «компакт витнесс» слишком тяжел для его руки, и выронил оружие. Ему захотелось закрыть глаза и уйти от боли, но труп Ки, лежавший на его изувеченной груди, был слишком тяжел и мешал ему дышать. Поэтому Курц левой рукой столкнул с себя убитого, перевернулся на живот и, превозмогая мучительную боль, пополз к отдаленному огню.

Глава 38

Джон Веллингтон Фрирс привез Курца в Медицинский центр округа Эри. Эта больница не являлась ближайшей к вокзалу, но она была единственной, местонахождение которой было точно известно музыканту, так как ему несколько раз приходилось проезжать мимо нее по пути в «Шератон» и обратно в город. Несмотря на буран, а может быть, как раз благодаря ему, в отделении «Скорой помощи» почти не было пациентов, и поэтому к Курцу сразу же бросилось не менее восьми человек. Оба врача, входившие в эту группу, никак не могли понять природу повреждений — несколько порезов, сотрясение мозга, сломанные ребра, сломанное предплечье, вывих одной ноги и серьезный ушиб другой, не говоря уже о многочисленных синяках и ссадинах. Но чрезвычайно хорошо одетый афро-американский джентльмен, доставивший пациента, сказал, что это был несчастный случай на строительной площадке, что его друг упал с высоты трех этажей, провалившись в окно на крыше. Осколки стекла, торчавшие из одежды и кое-где оставшиеся в ранах Курца вроде бы неопровержимо подтверждали эту версию.

Фрирс оставался в больнице до тех пор, пока не получил твердого заверения в том, что Курц останется жив. После этого он сел в черный «Линкольн» и исчез в буране.

Той же ночью Арлена, невзирая на непогоду, добралась в больницу. Она осталась там до следующего вечера, а потом стала приходить каждый день. Когда Курц почти в полдень пришел в сознание, она читала «Буффало ньюс» и потом каждый день заставляла его слушать заметки из газеты.

В четверг — первый день после происшедших убийств — известия о них почти полностью вытеснили со страниц прессы сообщения о небывало сильном буране. Газеты и телевидение немедленно назвали случившееся «бойней на вокзале». Погибли три детектива из отдела по расследованию убийств, гражданское лицо по имени Дональд Рафферти, мелкий гангстер из Ньюарка по имени Марко Дираццио и американец азиатского происхождения, личность которого пока что не удалось установить. Журналисты нисколько не сомневались, что в ту ночь между преступниками и полицейскими произошла перестрелка, «прямо, как в кино», и что капитан Роберт Гэйнс Миллуорт и его подчиненные проводили тайную операцию.

В тот же вечер шеф полиции и мэр Буффало в два голоса поклялись, что леденящее душу убийство лучших сынов города не останется неотомщенным — что все силы, включая ФБР, будут брошены на то, чтобы разыскать убийц и отдать их под суд. Это, сказали они, будет самым крупным расследованием в истории Западного Нью-Йорка. Клятвы были произнесены как раз вовремя, для того чтобы их успели подхватить вечерние новости. Том Брокоу сказал в своем репортаже: «Случившаяся вчера вечером в Буффало игра в сыщики-разбойники оказалась, к несчастью, чересчур реальной и повлекла за собой настоящую трагедию. Но, возможно, нам все еще неизвестно точное количество жертв». Это пессимистическое предсказание сбылось почти сразу же. Ближе к ночи власти объявили, что утром в доме капитана Миллуорта в Тонавонде были обнаружены мертвые тела его жены и сына, а также еще один труп, оставшийся неопознанным. После этого один из отцов города произнес неожиданную фразу, которую многократно цитировали в прессе. По его мнению, заявил он, никуда не годится, что капитан из полицейского управления Буффало живет в Тонавонде, служащие городской полиции и юстиции, равно как все прочие городские служащие, должны иметь жилье в пределах города. Впрочем, этот призыв, естественно, никто не воспринял всерьез.

В пятницу, на второй день после убийств, удалось установить личность мертвого азиато-американца. Это оказался некий Мики Ки, подозревавшийся в том, что он был одним из боевиков мафиозного дона Эмилио Гонзаги. Кроме того, прошел слух, что детектив Брубэйкер, один из погибших героев-полицейских, состоял на жалованье у мафиозного клана Фа-рино. Подески, шеф полиции, с горечью заявил в тот вечер: «Какими бы сложными и запутанными ни были обстоятельства этого отвратительного преступления, мы не должны позволить им заслонить от нас пример невероятной храбрости одного человека — капитана Роберта Гэйнса Миллуорта, который пожертвовал своей жизнью и жизнями своих горячо любимых родных во имя жителей округа Эри и Ниагарской границы». Для капитана Миллуорта готовилось погребение как для национального героя. Усиленно муссировалась сплетня о том, что похороны намерен почтить своим присутствием сам президент Соединенных Штатов.

В этот день Курц перенес операции на левой ноге, правом легком и обеих руках. Поэтому весь вечер он спал.

На третий день, в субботу, Арлена была на похоронах своей соседки миссис Дзрджски, а потом отнесла ее родственникам запеченного тунца. Тем же утром «Буффало ньюс» опубликовала авторизованную информацию, которая сразу же поставила крест на ожидавшемся приезде президента. Некий Джон Веллингтон Фрирс, скрипач с мировым именем, предъявил документы, фотографии и звукозаписи, из которых следовало, что капитан Роберт Гэйнс Миллуорт был самозванцем, что город принял на службу серийного убийцу детей, что этот человек никогда прежде не был служителем закона и что этот самый самозванец некогда носил имя Джеймс Б. Хансен и двадцать лет тому назад убил дочь Фрирса. Кроме того, Фрирс располагал сведениями о том, что Миллуорт-Хансен получал деньги от босса мафии Эмилио Гонзаги и что «бойня на вокзале» вообще была не битвой полицейских против преступников, а сложно спланированным гангстерским убийством, которое, правда, прошло совсем не так, как было задумано.

В субботу днем мэр и шеф полиции объявили, что будет немедленно начато расследование Большого жюри по поводу причастности к преступлениям семейств Гонзага и Фарино.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18