Хроники Маджипура (№3) - Валентин Понтифекс

— Приборы не отмечают никаких физических изменений. Я считаю, что он еще протянет некоторое время в таком состоянии.

— Мы не должны этого допустить, — возразил Дилифон.

— Что вы предлагаете? — поинтересовался Хорнкаст.

— Мы слишком затянули с его уходом. Я знаю, что такое старость, Хорнкаст — вероятно, так же, как и вы, хоть по вам и не скажешь. Этот человек в два раза старше любого из нас. Он испытывает такие страдания, что нам и представить невозможно. Я считаю: надо положить им конец. Сегодня же. Сейчас же.

— Мы не имеем права, — сказал Хорнкаст. — Уверяю вас, что не меньше, чем вы, сочувствую его страданиям. Но решать не нам.

— Все равно, надо заканчивать.

— Ответственность должен взять на себя Лорд Валентин.

— Лорд Валентин никогда не пойдет на такое, — пробормотал Дилифон. — При его попустительстве фарс будет продолжаться еще лет пятьдесят.

— Выбор за ним, — твердо сказал Хорнкаст.

— Кому мы служим: ему или Понтифексу? — спросил Дилифон.

— У нас единое правительство с двумя монархами, лишь один из которых в настоящий момент дееспособен. Служа Короналу, мы служим Понтифексу. Кроме того…

Из шара жизнеобеспечения донеслось яростное мычание, леденящий кровь звук втягиваемого сквозь зубы воздуха и резкий тройной рык. Затем — слова, отчетливее, чем перед этим:

— Валентин… Понтифекс Маджипура… слава!

— Он слышит наш разговор и сердится. Он умоляет о смерти, — сказал Дилифон.

— А может быть, думает, что уже умер, — предположила Наррамер.

— Нет

— Поднимайся. Иди. — Подвывание. Бульканье. — Смерть! Смерть! Смерть!

Никогда за многие десятилетия Хорнкаст не испытывал такого отчаяния. Охваченный этим чувством, главный представитель метнулся к шару жизнеобеспечения, почти решившись оборвать все кабели и трубки и прямо сейчас покончить с мучениями старика. Но нет: поступить так, конечно, было бы безумием. Хорнкаст остановился и заглянул в шар; его глаза встретились со взглядом Тивераса, и он заставил себя сохранить твердость при виде застывшей во взгляде Понтифекса безмерной печали. Понтифекс вновь обрел рассудок. Никакого сомнения. Понтифекс понимал, что ему не дают умереть в интересах государства.

— Ваше величество, — обратился к нему Хорнкаст, стараясь выговаривать слова громко и внятно. — Ваше величество, вы слышите меня? Закройте глаз, если слышите.

Ответа не последовало.

— И все же, полагаю, вы слышите меня, ваше величество. Я хочу сказать вам следующее: мы знаем, что вы страдаете, и не допустим затягивания ваших страданий. Мы клянемся, ваше величество.

Тишина. Неподвижность. И вдруг:

— Жизнь! Боль! Смерть!

Потом — стоны, бульканье, свист и визг, — словно песня мертвеца из могилы.

15

— А это храм Леди, — сказал лорд

Валентин напряг зрение. Храм сиял одиноким белым оком на челе темного утеса.

Шел четвертый или пятый, а может быть, и шестой месяц великой процессии: дни и недели, города и провинции — все начинало терять очертания и мешаться. Сегодня он прибыл в огромный портовый город Алайсор, находившийся на северо

Темнокожий, низкорослый Самбигель, лицо которого окаймляла густая черная борода, все зудел и зудел, сыпал банальностями, выражая радость по поводу прибытия Валентина, а тот делал вид, что внимает, но сам думал о другом. Все это он слышал раньше: в Кикиле, в Стинорпе и Клэе. Незабываемое событие, любовь и признательность всего народа, гордимся тем

Он снова взглянул в сторону храма на утесе. Тот властно манил к себе. Он страстно желал оказаться там именно сейчас: быть подхваченным ураганом и унестись, как сухой лист, на величественную вершину.

— О, Леди, дай мне отдохнуть с тобой!

В речи лорда

— Распорядись, чтобы я мог провести ночь в храме.

Самбигель явно смешался.

— Но я полагал, мой лорд, что вы сегодня посетите гробницу Лорда Стиамота, а потом отправитесь в Топазовый Зал на прием, после чего состоится ужин в…

— Лорд Стиамот восемь тысячелетий обходился без изъявлений почтения с моей стороны. Думаю, он может подождать еще денек.

— Конечно, мой лорд. Как скажете, мой лорд. — Самбигель торопливо сделал несколько знаков звездного огня. — Я уведомлю верховную жрицу Амбаргарду, что вы сегодня будете ее гостем. А теперь, если позволите, мой лорд, мы приготовили для вас некоторые развлечения…

Оркестр заиграл какой

Краешком глаза он заметил, как обеспокоенно смотрит на него Карабелла. Двумя пальцами правой руки он сделал ей знак, известный лишь им двоим и означавший, что с ним все в порядке. Однако выражение озабоченности с ее лица не пропало. И ему показалось, что Тунигорн и Лизамон Хултин подались вперед и теперь стоят совсем близко от него. Чтобы подхватить его, если он начнет падать? Клянусь бакенбардами Конфалума, да они никак решили, что я вот

Ему все труднее было держаться прямо: помахать рукой, кивнуть, улыбнуться, помахать, улыбнуться, кивнуть. Все идет нормально. Все. Абсолютно. Но когда же, когда же конец?

Оставалось еще полтора часа. Но вот завершение, и королевская свита по подземному ходу быстро перешла в апартаменты, приготовленные для Коронала во дворце лорда

— Мне показалось, Валентин, что ты там начал заболевать.

Он постарался, чтобы его ответ звучал как можно беззаботней.

— Если скука — недуг, то тогда и впрямь заболел.

Она немного помолчала. Потом спросила:

— Неужели так необходимо продолжать процессию?

— Ты же знаешь, что у меня нет выбора.

— Я боюсь за тебя.

— Отчего, Карабелла?

— Временами я тебя просто не узнаю. Кто этот погруженный в свои мысли раздражительный человек, с которым я делю ложе? Что случилось с мужчиной по имени Валентин, которого я знала когда

— Он по

— Надеюсь. Но он не виден, как солнце, когда его затмевает луна. Какая тень легла на тебя, Валентин? Какая тень легла на мир? Что

— Лабиринт для меня страшное место, Карабелла. Возможно, я чувствовал, что замурован там, похоронен заживо, задыхаюсь… — Он покачал головой. — Да, очень странно. Но теперь Лабиринт далеко позади. Как только наше путешествие стало проходить по более приятной местности, я почувствовал, что мое былое «я» возвращается, ко мне вновь пришли радость жизни, любовь, и я…

— Себя

— Да, я устаю. Признаюсь.

— Тогда прекрати процессию! Вернись на Гору, которую ты любишь, где всегда был счастлив!

— Я Коронал. На Коронала возложена священная обязанность являться народу, которым он правит. Это мой долг перед людьми.

— А в чем тогда твой долг перед собой?

Он пожал плечами.

— Пощады, миледи! Даже если мне становится скучно, а мне на деле скучно — не стану отрицать, что уже во сне слышу все эти речи и вижу нескончаемые вереницы жонглеров и акробатов, — все же, от скуки еще никто не умирал. Процессия — моя обязанность. Я должен ее продолжать.

— Ну тогда отмени поездку на Цимроель. Одного континента больше чем достаточно. У тебя и так уйдут месяцы лишь на то, чтобы возвратиться на Замковую Гору, если ты будешь останавливаться по дороге в каждом крупном городе. А еще и Цимроель? Пилиплок, Ни

Он медленно покачал головой.

— Мне положено заботиться обо всех, а не только о тех, кто живет на Алханроеле, Карабелла.

Взяв его за руку, она сказала:

— Я понимаю. Но, может быть, ты слишком требователен к себе. Еще раз прошу: подумай о том, чтобы исключить Цимроель из своих планов. Хорошо? Ну хоть пообещай, что подумаешь.

— Если бы я мог, то вернулся бы на Замковую Гору сегодняшним же вечером. Но увы — я должен продолжать путь.

— Ты надеешься сегодня ночью в храме поговорить во сне с Леди?

— Да, — ответил он, — но…

— Тогда дай слово, что, если тебе удастся проникнуть в ее разум, ты спросишь у нее, следует ли ехать на Цимроель. Пусть ее совет будет для тебя путеводной звездой, как бывало уже не раз. Обещаешь?

— Карабелла…

— Обещаешь? Только спроси!

— Хорошо. Спрошу. Это я обещаю.

Она лукаво посмотрела на него.

— Похожа я на сварливую жену, Валентин? Когда так мучаю и извожу тебя? Ты же знаешь, что это только из любви к тебе.

— Да, знаю, — сказал он, привлек ее к себе и обнял.

Больше они не разговаривали, поскольку наступило время для восхождения на Алайсорские высоты к храму Леди. Уже опускались сумерки, когда они начали путь по узкой извилистой дорожке; огни Алайсора мерцали и искрились позади, напоминая миллионы ярких самоцветов, небрежно разбросанных по долине.

Верховная жрица Амбаргарда, рослая, осанистая женщина с колючим взглядом и ослепительными белыми волосами, ожидала Коронала у калитки храма. В то время, как восхищенные служки смотрели на него во все глаза, она произнесла краткую и теплую приветственную речь — сказала, что он первый Коронал, который посетил храм после Лорда Тивераса во время его второй процессии — и повела через сад. Вскоре в поле зрения появился сам храм: длинное невысокое строение из светлого камня, без всяких украшений, даже суровое на вид, расположенное в обширном парке, величественном в своей простоте и очаровании. Западный фасад, обращенный в сторону моря, полумесяцем огибал выступ утеса, а разнесенные под острыми углами крылья были направлены на восток.

По просторной галерее Валентин прошел в небольшой портик, казавшийся продолжением края утеса. Здесь он постоял немного, храня молчание, в то время как Карабелла и верховная жрица находились рядом, а Слит с Тунигорном немного поодаль. Здесь было восхитительно тихо: до Коронала не доносился ни один звук, кроме, разве что, пения прохладного ветерка, без передышки задувавшего с северо

— Пойдемте, мой лорд, — сказала Амбаргарда. — Последний свет дня уходит. Позвольте показать вам ваши покои.

Этой ночью он будет спать один в келейке рядом с молельней. Ему не придется ни есть, ни пить ничего, кроме вина толкователей снов, которое раскроет его душу перед Леди. Когда Амбаргарда ушла, он повернулся к Карабелле и сказал:

— Я не забыл о своем обещании, любимая.

— Я знаю. Ах, Валентин, я молю только об одном: чтобы она велела тебе вернуться на Гору!

— А ты подчинишься, если она велит что

— Как я могу не подчиниться любому твоему решению? Ты Коронал. Но я молюсь, чтобы она посоветовала тебе вернуться. Хороших сновидений, Валентин.

— Хороших сновидений, Карабелла.

Она ушла. Он постоял немного у окна, наблюдая, как темнота поглощает берег и море. Где

Раздевшись, он лег на простую койку, составлявшую единственный предмет обстановки в комнате, и поднял кубок, наполненный темно

— Приди ко мне, матушка. Это Валентин.

Дремота опустилась на него, и он впал в забытье.

— Матушка…

— Леди…

— Матушка…

Худые долговязые фигуры вырывались из отверстий в земле и штопором ввинчивались в небесную высь. На стволах деревьев появлялись руки, и валуны открывали желтые глаза, а у рек вырастали волосы. Он наблюдал и ждал, все глубже и глубже погружаясь в царство снов, шаг за шагом приближая свою душу к Леди.

И вот он видит ее, сидящей у восьмиугольного бассейна в своих чертогах из прекрасного белого камня во Внутреннем Храме Острова. Она наклонилась вперед, как бы разглядывая свое отражение. Он подплыл к ней и завис прямо у нее за спиной, взглянул вниз и увидел в воде знакомое лицо: темные блестящие волосы, пухлые губы, теплые любящие глаза, неизменный цветок за ухом, серебряная повязка на лбу.

— Матушка? — тихо окликнул он. — Это Валентин.

Она повернулась к нему. Но лицо, которое предстало его взору, было лицом незнакомки: бледное, изможденное, хмурое, удивленное.

— Кто ты? — прошептал он.

— Но ведь ты знаешь меня! Я Леди Острова!

— Нет… Нет…

— И все

— Нет.

— Зачем ты пришел ко мне? Тебе не следовало приходить, потому что ты Понтифекс, и скорее мне пристало искать тебя, а не наоборот.

— Понтифекс? Ты хотела сказать, Коронал.

— Ах, я так сказала? Тогда я ошиблась.

— А моя матушка? Где она?

— Это я, Валентин.

И действительно, изможденное бледное лицо оказалось всего лишь маской, которая становилась все тоньше, пока не отпала, как лоскут старой кожи, чтобы открыть восхитительную улыбку его матери, ее навевающие умиротворение глаза. Но и они, в свою очередь, исчезли, и показалось истинное лицо Леди: она плакала. Он потянулся к ней, и его руки прошли сквозь нее, и он обнаружил, что остался один. Больше в ту ночь она не возвращалась, хоть он и разыскивал ее из видения в видение, бродил в плоскостях столь пугающих, что с радостью вернулся бы, если бы мог; в конце концов он оставил поиски и погрузился в глубокий сон без всяких сновидений.

Когда он проснулся, утро было уже в разгаре. Совершив омовение, он вышел из комнаты и обнаружил у входа Карабеллу: осунувшаяся с покрасневшими глазами, она, похоже, вовсе не спала.

— Что скажет мой лорд? — сразу же спросила она.

— Я ничего не смог узнать. Мои сновидения оказались пустыми, а Леди не стала со мной разговаривать.

— Ах, любимый, как жаль!

— Сегодня я попытаюсь еще раз. Возможно, я перелил себе сонного вина или недолил его. Верховная жрица даст мне совет. Ты что

— Давно. Но я позавтракаю с тобой, если хочешь. Слит хочет тебя видеть. Ночью пришло какое

— Что за сообщение?

— Он мне ничего не сказал. Послать за ним прямо сейчас?

Валентин кивнул.

— Я подожду там, — сказал он, показывая на выходящий к морю портик.

Слит привел с собой какого

— Ваша светлость, это И

— Необычное имя, — заметил Валентин.

— Наш род носит его уже много поколений, мой лорд. Я имею отношение к сельскохозяйственному управлению в Ни

Валентин почувствовал, как у него сжалось сердце.

И

— Здесь все описано, мой лорд: все подробности каждого заболевания, район распространения, размеры ущерба…

— Заболевания? Какие заболевания?

— В сельскохозяйственных районах, мой лорд. В Дулорне вновь появилась лусавендровая ржавчина, а к западу от Рифта наблюдается вымирание деревьев ниук, поражены также стаджа и глейн, а корневые долгоносики напали на рикку и милайл в…

— Мой лорд! — вдруг закричала Карабелла. — Смотрите, смотрите туда!

Он резко повернулся к ней. Она показывала на небо.

— Что это?

Валентин с тревогой посмотрел вверх. Там, несомая свежим ветерком, перемещалась диковинная армада крупных, сверкающих на солнце, прозрачных существ. Ничего подобного ему видеть не доводилось. Они появились внезапно, с запада. Их круглые тела равнялись в поперечнике росту среднего человека, а формой напоминали перевернутые с целью придания плавучести блистающие чаши, из которых со всех сторон торчали прямые мохнатые лапы. Глаза, расположенные на головах двойными рядами, походили на черные бусины размером с человеческий кулак и ослепительно сияли на солнце. Они пролетали по небу сотнями, если не тысячами; перелетная стая, поток фантастических призраков.

Карабелла сказала:

— Что за чудовища! Как самое страшное из посланий Короля Снов.

В изумлении и ужасе наблюдал Валентин за полетом кошмарных тварей, которые то опускались, то поднимались по воле ветра. С храмового двора донеслись тревожные крики. Валентин кивком позвал Слита и побежал во двор, где увидел посреди лужайки верховную жрицу, водившую вокруг себя излучателем. Воздух кишел летающими существами, некоторые из них садились на землю, а жрица с полудюжиной служек старалась уничтожать их до приземления; но несколько десятков сумели все же прорваться сквозь заслон. Они оставались лежать неподвижно, однако на изумрудно

Через несколько минут налет закончился. Летающие существа проплыли дальше на восток, но почва и парк имели такой вид, будто их забросали горящими факелами. Верховная жрица Амбаргарда заметила Валентина и, опустив излучатель, медленно подошла к нему.

— Что это было? — спросил он.

— Ветряные пауки, мой лорд.

— Я ни разу не слышал о них. Они водятся в этих местах?

— Благодарение богам, мой лорд — нет! Они прилетают с Цимроеля, с гор за Кинтором. Каждый год во время брачного сезона они поднимаются в небо, а во время полета спариваются и сбрасывают оплодотворенные яйца, которые более низкими потоками воздуха уносятся в противоположном направлении на восток, где из них проклевываются детеныши. А взрослых пауков уносит ветром в море. Иногда они даже достигают берегов Алханроеля.

Слит с гримасой отвращения приблизился к валявшемуся неподалеку пауку. Тот лежал спокойно, почти неподвижно, лишь изредка подергивая толстыми мохнатыми лапами.

— Держитесь от него подальше! — крикнула Амбаргарда. — Он весь ядовит! — Она подозвала служку, который уничтожил паука выстрелом из излучателя. Валентину же жрица сказала: — До спаривания они достаточно безобидны и питаются листьями, молодыми веточками и тому подобными вещами. Но как только сбрасывают яйца, становятся опасными. Сами видите, что они сделали с травой. Нам придется все выкапывать, иначе здесь ничего больше не вырастет.

— И такое происходит каждый год? — спросил Валентин.

— О, нет

— И когда это было в последний раз? — спросил Коронал.

Лицо Амбаргарды выражало замешательство. Наконец, она сказала:

— В год смерти вашего брата Лорда Вориакса, мой лорд.

— А до того?

Губы у нее задрожали.

— Не помню. Может быть, лет за десять до его гибели, или за пятнадцать.

— Не в тот ли год, случайно, когда умер Лорд Малибор?

— Мой лорд… простите меня…

— Вам не за что извиняться, — спокойно сказал Валентин. Он отошел от остальных и встал в стороне, разглядывая выжженные пятна на изуродованной лужайке. В Лабиринте, подумал он, Коронала за праздничным столом терзали темные видения. На Цимроеле болезни уничтожают урожай. На Алханроель, суля неведомые беды, налетели ветряные пауки. А когда я во сне призвал свою мать, то увидел незнакомое лицо. Разве не ясен общий смысл всего происходящего? Да. Ясен как день.

— Слит! — окликнул он.

— Да, ваша светлость?

— Разыщи Асенхарта и распорядись, чтобы он готовил флот. Отплываем как можно скорее.

— На Цимроель, мой лорд?

— Сначала на Остров, чтобы я смог пообщаться с Леди. А потом на Цимроель.

— Валентин, — слабо окликнула Карабелла.

Она пристально глядела на Коронала со странным выражением в глазах, а по ее лицу разлилась бледность. Сейчас она была почти ребенком — маленьким, испуганным ребенком, душу которого унес в ночь Король Снов.

— Какое зло поразило наш мир, мой лорд? — спросила она еле слышно. — Что будет с нами, мой лорд? Скажи мне: что будет с нами?

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. КНИГА ВОДЯНЫХ КОРОЛЕЙ

1

— Твое задание — добраться до Эртсуд Гранда, — сказал ему наставник.

— Маршрут пролегает по открытой местности к югу от дороги на Пинитор. Оружие — дубинка и кинжал. На пути тебя подстерегают семь хищников: вурхейн, малорн, зейль, кассай, мин

Хиссуне прятался за неохватным стволом газана, настолько узловатым и искривленным, что ему спокойно можно было дать десять тысяч лет, и, выглядывая из

Шел третий день охоты, а ему оставалось пройти еще двенадцать миль. Местность, по которой он двигался, кого угодно могла привести в уныние: лишенный всякой растительности склон, усеянный гранитными обломками. Вполне возможно, что стоит ему только ступить на этот склон, как тут же начнется оползень, который потащит его за собой вниз, на скалы глубокого дна долины. Хотя речь и шла всего

Но мысль о том, чтобы вернуться назад тем же путем и попробовать спуститься где

Используя дубинку в качестве посоха, он осторожно ступил на каменистое поле.

На таком удалении от вершины Замковой Горы, гораздо ниже слоя облаков, что постоянно окутывал огромную гору где

Он осторожно поставил ногу, подался вперед и нащупал камень, который не шелохнулся под его весом, а потом сделал еще шаг и еще. Несколько больших обломков сорвались со своих мест и полетели, кувыркаясь, вниз по склону, сверкая как маленькие зеркальца, переворачиваясь и подскакивая на своем пути.

Пока казалось, что опасности того, что весь склон обрушится, нет. Хиссуне продолжал путь. Икры и коленки, не успевшие отойти от вчерашнего перехода через высокий, продуваемый ветрами перевал, с трудом переносили движение вниз. Ремни заплечного мешка врезались в тело. Ему хотелось пить, а голова слегка побаливала: воздух на этом участке Замковой Горы был довольно

Он поднял голову. Солнце, казалось, занимало полнеба. Он прикрыл глаза ладонью.

Прошел почти год с тех пор, как Хиссуне покинул Лабиринт; он так до конца и не привык к виду на небе огненного шара, к прикосновению к коже его лучей. Иногда он наслаждался непривычным теплом — давно уже бледность, вынесенная им из Лабиринта, сменилась густым золотистым загаром — но все же, временами, солнце вызывало в нем страх, и ему хотелось отвернуться от него и зарыться на тысячу футов под землю, где оно не достанет его своими лучами.

Идиот. Дурачина. Солнце — не враг тебе! Вперед. Вперед.

Далеко на западе, у самого горизонта, он увидел черные башни Эртсуд Гранда. А скопление серых теней с другой стороны было городом Хоикмаром, из которого он отправился в путь. По его расчетам, он прошел не больше двадцати миль — сквозь жару и жажду, через пылевые озера и древние моря из пепла, вниз по закручивающимся спиралью фумаролам, по полям звенящей металлической лавы. Он сумел отделаться от кассая, зверя с подергивающимися усами и белыми глазами

Странные названия. Странные, неизвестно откуда взявшиеся животные. Возможно, это искусственно выведенные создания вроде шакунов, порождения забытых колдовских наук древности. Но зачем было создавать таких чудовищ? Зачем понадобилось выпускать их на свободу на Замковой Горе? Только для испытания и закалки молодого поколения знати? Хиссуне попытался представить, что будет, если вдруг из этого каменного крошева появится вейхант и неожиданно бросится на него. Если ты допустишь, чтобы тебя застигли врасплох, тебе не поздоровится. Да, не поздоровится. Но способны ли они его убить? В чем смысл этого испытания? Отшлифовать навыки выживания у юных кандидатов в рыцари или избавиться от непригодных? Насколько знал Хиссуне, в это же время примерно три десятка ему подобных кандидатов пробирались по тридцатимильной зоне полигона. Сколько из них достигнет Эртсуд Гранда?

Он

Медленно пробуя дубинкой, насколько устойчивы камни, он спускался вниз по гранитному спуску. На полпути произошла первая неприятность: огромная, надежная на вид треугольная плита находилась, как выяснилось, в состоянии неустойчивого равновесия, и поддалась, едва он слегка наступил на нее левой ногой. В течение какого

Он цеплялся, за что попало, и удержался. Но камни, что были под ним, и не думали падать. Ощущение жжения распространилось по всей ноге. Сломана? Разрыв связок, растяжение мышц? Он медленно стал вытаскивать ногу. Штанина была располосована от бедра до икры, из глубокого пореза обильно текла кровь. Но, кажется, ничего серьезного не произошло, и эта рана, а также дрожь в паху, назавтра дадут о себе знать лишь легкой хромотой. Подобрав дубинку, он осторожно продолжил путь.

Поверхность склона постепенно стала иной: огромные разломанные плиты сменились мелким щебнем, который так и норовил выскользнуть из

Он дважды поскользнулся на щебне. В первый раз он проскользил лишь несколько футов, во второй же проехал ярдов десять вниз по склону, удержавшись от падения до самого низа лишь тем, что уперся в щебенку ногами и зарылся ступнями на шесть

Поднявшись, он не смог отыскать свой кинжал. Безуспешно пошарив в щебне, он в конце концов пожал плечами и отправился дальше. Все равно, сказал он себе, при встрече с вейхантом или мин

На дне склона он увидел, что долина переходит в широкое каменистое плато — сухое, зловещее, из которого тут и там торчали безлистные газановые деревья древнего вида, имевшие обычную, причудливо изогнутую форму. Но чуть подальше к востоку виднелись другие деревья: тонкие, высокие, с пышными кронами, стоящие близко друг к другу. Они сулили воду, и он направился к ним.

Но этот зеленый островок оказался куда дальше, чем он думал. Он брел уже час, но, судя по всему, ни на шаг не приблизился к цели. Раненая нога быстро немела. Во фляге не осталось ни капли воды. А перевалив через гребень небольшой гряды, Хиссуне обнаружил, что на той стороне его поджидает малорн.

Более омерзительную тварь было трудно себе представить: мешковатое овальное туловище на десяти длиннющих V

— Чтобы убить тебя, хватило бы и зеркала! — сказал ему Хиссуне. — Стоит тебе только увидеть свое отражение, как ты перепугаешься до смерти!

Малорн издал негромкий шипящий звук и медленно двинулся на него, пощелкивая клешнями и словно что

Он подпустил малорна на десять ярдов, поднял камень и запустил зверю в морду. Малорн, не замедлив движения, легко отбил камень в сторону. Хиссуне осторожно сместился левее, в седловину на гребне, стараясь держаться повыше и сжимая дубинку обеими руками. Малорн не производил впечатления ловкого или стремительного зверя, но Хиссуне предпочитал сражаться с хищником, стоя на возвышении.

— Хиссуне?

Голос раздался сзади.

— Кто там? — не оборачиваясь, спросил Хиссуне.

— Альсимир. — Кандидат в рыцари из Перитола, на год или два старше.

— У тебя все в порядке? — спросил Хиссуне.

— Я ранен. Малорн меня ужалил.

— Сильно?

— Рука вздувается. Яд.

— Сейчас подойду. Но сначала…

— Осторожней. Он прыгает.

И действительно, малорн, похоже, сгибал лапы перед прыжком. Хиссуне ждал, с трудом сохраняя равновесие и слегка покачиваясь. Бесконечно долго ничего не происходило. Казалось, время застыло; Хиссуне терпеливо наблюдал за малорном. Он был совершенно спокоен: в его душе не оставалось места страху, неуверенности, размышлениям о дальнейшем ходе событий.

Потом странное затишье кончилось; зверь оттолкнулся от земли всеми лапами и оказался в воздухе, и в то же самое мгновение Хиссуне рванулся вниз по склону, навстречу парящему малорну, чтобы тот в своем могучем прыжке перелетел через него.

Когда малорн оказался над Хиссуне, юноша бросился на землю, чтобы избежать колющего удара смертоносным хвостом. Сжимая дубинку обеими руками, он изо всех сил ткнул ею вверх, норовя продырявить зверю брюхо. Послышался свист воздуха; от боли малорн замолотил лапами, его когти чуть было не зацепили Хиссуне.

Малорн приземлился на спину в нескольких футах. Хиссуне подскочил поближе и, увернувшись от дергающихся лап, дважды всадил дубинку в брюхо зверю. Затем он отступил. Малорн продолжал слабо шевелиться. Тогда Хиссуне отыскал самый большой валун, какой только смог поднять, и, размахнувшись, опустил его на малорна. Подергивание прекратилось. Хиссуне отвернулся. Теперь его бросило в дрожь и в пот; он оперся на дубинку. В животе у него все бурлило и переворачивалось, но вскоре к нему вернулось хладнокровие.

Альсимир лежал футах в пятидесяти вверх по склону, зажав правой рукой левое плечо, опухшее настолько, что оно казалось увеличенным раза в два по сравнению с обычным размером. Его лицо пылало, глаза потускнели.

Хиссуне присел рядом.

— Дай кинжал. Свой я потерял.

— Возьми, там.

Хиссуне решительно отрезал рукав. Его взгляду открылась рана в форме звезды, прямо над бицепсом. Кончиком кинжала он крест

— Думаю, этого достаточно, — сказал он. — Если ничего не случится, завтра, примерно в это же время, ты уже будешь в Эртсуд Гранде, где тебя подлечат как следует.

Альсимир со страхом посмотрел на поверженного малорна.

— Я пытался увернуться от него, так же как и ты — а он вдруг прыгнул и ужалил меня. Наверное, он ждал моей смерти, чтобы сожрать — а тут появился ты.

Хиссуне поежился.

— Экая уродина. На картинке в учебнике он не выглядит и вполовину так мерзко.

— Ты его убил?

— Возможно. Интересно, от нас требовалось убивать их? А вдруг они понадобятся для испытаний на следующий год?

— Их трудности, — заметил Альсимир. — Если уж они послали нас навстречу этим страшилищам, то нечего обижаться, если мы и убьем случайно одно из них. О, Леди, до чего же больно!

— Пошли. До конца пойдем вместе.

— Но это против правил, Хиссуне.

— Ну и что? Неужели ты думаешь, что я оставлю тебя одного, в таком состоянии? Идем. Пусть нас выгонят, если хотят. Я убиваю малорна, я спасаю раненого — ладно, испытание я не выдержал. Зато завтра я буду жив. И ты тоже.

Хиссуне помог Альсимиру подняться на ноги, и они медленно пошли в сторону видневшихся вдалеке зеленых деревьев. Внезапно Хиссуне вновь заколотила запоздалая дрожь. Он нескоро забудет кошмарную тварь у себя над головой, кольцо из красных выпученных глаз, мягкое подбрюшье…

Шаг за шагом к нему возвращалось хладнокровие.

Он попытался представить Лорда Валентина сражающимся с малорнами, зейлями и зитунами в этой злосчастной долине. Или Элидата, или Диввиса, или Мириганта. Наверняка, они прошли точно такое же испытание в дни подготовки к рыцарскому званию, и, может быть, тот же самый малорн шипел и щелкал челюстями на юного Валентина двадцать лет назад. Хиссуне все это казалось несколько нелепым: какое отношение имеет возня со всякой живностью к обучению искусству государственного управления? Несомненно, рано или поздно он поймет эту связь. А пока ему надо думать об Альсимире, а также о зейле, вейханте, мин

Хиссуне бросил взгляд на Альсимира.

— Как дела?

— Чувствую себя довольно слабым. Но опухоль вроде пошла на убыль.

— Мы промоем рану, когда дойдем до тех деревьев. Там должна быть вода.

— Я бы погиб, если бы ты не появился как раз в тот момент, Хиссуне.

Хиссуне лишь пожал плечами.

— Не я, так кто

Немного помолчав, Альсимир сказал:

— Не понимаю, зачем тебя заставляют проходить это испытание.