Хроники Маджипура (№3) - Валентин Понтифекс

Гнев Валентина тут же прошел. В конце концов, откуда мальчишке знать, что это запретная тема? Но он не мог вступиться за Хиссуне, не обнаружив того, сколь глубоко уязвлен; поэтому вновь включился в разговор, будто ничего не произошло.

Затем появились пятеро жонглеров — три человека, скандар и хьорт — и весьма кстати отвлекли внимание гостей. Они затеяли бешеную круговерть из факелов, серпов и ножей, заслужив одобрение и аплодисменты Коронала.

Нет, конечно, они не принадлежали к мастерам своего дела; ошибки и погрешности не могли ускользнуть от опытного взгляда Валентина. Но жонглеры всегда приносили ему радость. Они невольно вызывали воспоминания о тех беззаботных временах много лет назад, когда он сам был жонглером и странствовал с бродячей труппой. Тогда он был безмятежным, не обремененным властью, по

Заметив восторг Валентина, Слит недовольным тоном произнес:

— Ах, ваша светлость, неужели вы искренне считаете их безупречными?

— Они выказывают большое усердие. Слит.

— Тем же отличается скот в поисках корма в сухой сезон. На то он и скот. А эти ваши усердные жонглеры, мой лорд, немногим лучше любителей.

— Ах, Слит, будь милосердней.

— Насколько вы помните, мой лорд, в этом ремесле существуют определенные мерки.

Валентин усмехнулся.

— Радость, которую дарят мне эти люди. Слит, имеет мало общего с их искушенностью. Они напоминают мне о былом, о простой жизни и моих тогдашних товарищах.

— Вон оно что, — протянул Слит. — Тогда — другое дело, мой лорд! Это

— сантименты. Но я

— Тогда мы говорим о разных вещах.

Жонглеры удалились, истощив запас своих трюков. Валентин, довольно улыбаясь, откинулся назад. Он знал, что веселье закончилось и теперь наступает время для скучных речей.

Впрочем, речи тоже оказались на удивление терпимыми. Первым говорил Шинаам, министр внутренних дел Понтифекса, хайрог со сверкающей чешуей и мелькающим раздвоенным красным языком. В своем изящном, кратком выступлении он приветствовал Лорда Валентина и его окружение.

Адъютант Эрманар произнес ответное слово от имени Коронала. После него наступила очередь древнего, сморщенного Дилифона, личного секретаря Понтифекса: он передал личные пожелания высокочтимого монарха. Валентин понимал, что это — всего лишь выдумка, поскольку все знали, что старый Тиверас уже десять лет не произносил ни одного членораздельного слова. Однако он вежливо выслушал произнесенное дрожащим голосом сочинение Дилифона и попросил ответить Тунигорна.

Потом заговорил Хорнкаст — главный представитель Понтифекса, дородный и осанистый, истинный правитель Лабиринта за все годы невменяемости Тивераса. Он заявил, что будет говорить о великой процессии. Валентин тут же навострил уши: в последнее время он очень много думал о процессии — длительной церемониальной поездке, в ходе которой Коронал объезжает Маджипур и показывает себя народу, а взамен получает почет, преданность и любовь.

— Кому

— истинная, физическая личность, а не знамя, не флаг, не портрет — связывает в единую общность все самые отдаленные провинции мира. И целостность общности поддерживается лишь благодаря такому непосредственному контакту.

Валентин нахмурился и отвернулся. Перед его мысленным взором внезапно возникла тревожная картина: раскалывающийся, встающий на дыбы Маджипур — и человек, который борется со стихией, стараясь вернуть все на свои места.

— Коронал, — продолжал Хорнкаст, — является воплощением Маджипура. Коронал Маджипура воплощен в личности. Он есть мир; мир есть Коронал. И когда Коронал участвует в великой процессии, что предстоит сделать вам. Лорд Валентин, впервые после вашего славного восстановления на престоле, он выходит не только в мир, но и в себя — отправляясь в путешествие по своей собственной душе, вступает в соприкосновение с глубочайшими корнями своей личности…

Так ли? Да, конечно. Он знал, что Хорнкаст пользуется обычными риторическими оборотами, ораторскими приемами, которые Валентину приходилось терпеть слишком часто. Но на этот раз, тем не менее, слова представителя брали его за живое; казалось, перед ним открывается какой

За период его правления попытка разрушить единство уже предпринималась, когда Валентин, отстраненный от власти предательским путем, лишенный памяти и даже своего тела, был отправлен в изгнание. Должно ли это повториться? Опять свержение, опять нападение? Или надвигается что

Он ощутил незнакомый доселе вкус страха. Пусть пир идет своим чередом, а ему необходимо срочно получить толкование сна. Что

— Мой лорд! — окликнул его Аутифон Делиамбр — маленький вроон

— Что? Когда?

— Сейчас, мой лорд.

— Ах да, конечно, — рассеянно согласился Валентин. — Да

Он поднялся, медленно обвел взглядом все пространство огромного зала, замечая всякие мелочи, его мысли были где

Это пройдет, подумал Валентин, надо только подождать. Он ждал, но ничего не происходило, лишь усугублялось странное состояние. Ощущая пульсирующие толчки во лбу и звон в ушах, он с неожиданной остротой осознал, что находится в Лабиринте, расположенном в самом центре мироздания, будучи ядром огромной планеты. Но некая неодолимая сила увлекала его прочь. Тем временем его душа, подобно гигантскому облаку света, оторвавшись от тела, устремилась вверх, сквозь многочисленные уровни Лабиринта, на свежий воздух, а затем охватила всю необъятность Маджипура до отдаленных берегов Цимроеля и опаленного солнцем Сувраеля, до безбрежного пространства Великого Моря на обратной стороне планеты. Она покрыла мир, подобно сияющему покрывалу. В этот головокружительный миг он ощутил, что воплощает собой двадцать миллиардов жителей Маджипура — людей и скандаров, хьортов и метаморфов, всех прочих, что перемещаются внутри него наподобие кровяных частиц. Он присутствовал одновременно везде: был всей скорбью мира и всей его радостью, всей тоской и всей нуждой. Он был всем. Он был вселенной, кипящей противоречиями и конфликтами. Ощущая жар пустыни, теплый тропический дождь и холод горных вершин, он смеялся и плакал, умирал и любил, ел и пил, танцевал и сражался, скакал во весь опор по неизведанным холмам, трудился до изнеможения в полях и прорубал тропу в проросших лианами джунглях. В океанах его души чудовищные драконы всплывали на поверхность, издавали ужасные звуки и вновь скрывались в бездонных глубинах. Ухмылялись окружавшие его лица. В воздухе мелькали костлявые, изможденные руки. Хоры распевали нестройные гимны. Все сразу, сразу, сразу, с какой

Оглушенный и растерянный он стоял в зале, который бешено вращался вокруг него.

— Произнесите тост, ваша светлость, — Делиамбр, казалось, повторял вновь и вновь. — Сначала за Понтифекса, потом за его помощников, а потом…

Держи себя в руках, повторял Валентин. Ты — Коронал Маджипура.

Отчаянным усилием он попытался освободиться от нелепого видения.

— Тост за Понтифекса, ваша светлость…

— Да

Фантомные образы все еще владели им. Призрачные бесплотные пальцы хватали его. Он пытался вырваться. Держать себя в руках. Держать. Держать.

Он ощущал полную растерянность.

— Тост, ваша светлость!

Тост? Какой тост? Что это значит? Ритуал. Его обязанность. Ты — Коронал Маджипура. Да. Он должен говорить. Он должен что

— Друзья… — начал он. И тут на него волной накатила слабость, и он словно рухнул с обрыва в пропасть.

8

— Коронал желает тебя видеть, — сказал Шанамир.

Удивленный Хиссуне поднял голову. Последние полтора часа он провел в напряженном ожидании в нелепом многоколонном вестибюле, пытаясь догадаться, что происходит за закрытыми дверьми покоев Лорда Валентина, и требуется ли от него оставаться здесь в течение неопределенного времени. Было уже далеко за полночь, а часов через десять Короналу со свитой предстояло продолжить путь, определенный для великой процессии. Но, может статься, ночные события что

После обморока Коронала, когда Лорда Валентина унесли в его покои, а трапезная опустела, Хиссуне и другие приближенные собрались в унылой приемной. Через некоторое время пришла весть, что Лорду Валентину стало лучше, а они все должны оставаться здесь и ждать дальнейших указаний. Затем их по одному начали вызывать к Короналу — сначала Тунигорна, затем — Эрманара, Асенхарта, Шанамира, остальных, пока Хиссуне не остался один, среди нескольких телохранителей и захудалых чиновников. Он не испытывал желания спрашивать у кого

Хиссуне закрыл покрасневшие, опухшие глаза, но заснуть не мог, перед его мысленным взором вставала одна и та же картина: начинающий падать Коронал, и он с Лизамон Хултин, разом вскочившие со своих мест, чтобы подхватить его. Ему никак не удавалось избавиться от воспоминаний об ужасной развязке банкета: растерявшийся, жалкий Коронал, с трудом подбирает слова, но так и не сумев подыскать нужные, шатается, качается, падает…

Конечно, Коронал, как и любой другой, мог хватить лишку и вести себя глупейшим образом. Одна из истин, усвоенных Хиссуне за годы работы в Доме Записей во время тайных исследований мнемограмм в Считчике Душ, состояла в том, что в человеке, который носит корону звездного огня, нет ничего сверхъестественного. И вполне вероятно, что в тот вечер Лорд Валентин, которому явно не очень нравилось в Лабиринте, позволил себе обильными возлияниями облегчить эту участь и оказался в хмельном тумане, когда подошла его очередь выступить с речью.

Но Хиссуне почему

Хиссуне поднялся и пошел по извилистому коридору к покоям Коронала. Когда он приблизился к двери, украшенной искусной резьбой, сверкающей ослепительными звездными огнями и королевскими монограммами, она открылась, и появились Тунигорн с Эрманаром, оба усталые и угрюмые. Кивнув ему, Тунигорн небрежным движением пальца подал знак стражникам у двери пропустить Хиссуне.

Лорд Валентин сидел за широким столом какого

— Мой лорд… — неуверенно начал Хиссуне, запнулся и умолк.

Стоя в дверях, он чувствовал себя неловко, неуместно, не в своей тарелке. Казалось, Лорд Валентин не замечает его. В комнате находились Тисана, старая толковательница снов. Слит и вроон, но все они молчали. Хиссуне смешался. Он не имел ни малейшего представления, как подобает обращаться к утомленному Короналу. Следует ли в этом случае выразить искреннее сочувствие или притвориться, будто все в порядке и монарх пребывает в добром здравии? Хиссуне сделал знак звездного огня и, не получив ответа, повторил его. Он чувствовал, как горят у него щеки.

Попытка собрать воедино остатки прежней мальчишеской самоуверенности не удалась. Как ни странно, но чем чаще он видел Коронала, тем сложнее было ему вести себя с Лордом Валентином. Он и сам не понимал, в чем тут дело.

Наконец, ему на помощь пришел Слит, который громко объявил:

— Мой лорд, кандидат Хиссуне.

Коронал поднял голову и посмотрел на Хиссуне. Бесконечная усталость, туманившая его неподвижный, словно остекленевший взгляд, пугала, и все же, как с изумлением заметил Хиссуне, Лорд Валентин вытащил себя из состояния крайнего изнеможения, подобно человеку, который сорвался с края обрыва, но вцепился в лиану и выбрался по ней на безопасное место, выказав при этом необъяснимую силу. Ему удалось даже показать ясно различимое королевское достоинство, привычку повелевать. Новоприобретенное благоговение не помешало Хиссуне задуматься над тем, нет ли тут какого

— Подойди, — сказал Лорд Валентин.

Хиссуне сделал несколько шагов.

— Ты боишься меня?

— Мой лорд…

— Я не могу позволить тебе, Хиссуне, тратить время на то, чтобы бояться меня. Мне слишком много предстоит сделать. И тебе тоже. Когда

— Мой лорд, это лишь потому, что у вас такой усталый вид… Я тоже, кажется, устал… эта ночь была такой необычной для меня, для вас, для всех…

Коронал кивнул.

— Ночь, полная необычных событий. Сейчас уже утро? Когда я здесь бываю, у меня пропадает ощущение времени.

— Сейчас немного за полночь, мой лорд.

— Всего лишь? Мне показалось, что уже ближе к утру. Какая долгая ночь! — Лорд Валентин негромко рассмеялся. — Но ведь в Лабиринте всегда немного за полночь, верно, Хиссуне? О Дивин, как мне хочется вновь увидеть солнце!

— Мой лорд… — деликатно вмешался Делиамбр. — Действительно, уже поздно, а еще так много дел…

— Да, верно. — Взгляд Коронала вновь на мгновение остекленел. Затем, оправившись, Валентин сказал: — Тогда к делу. Во

Слегка порозовев, Хиссуне ответил:

— Да, ваша светлость. Я, по крайней мере, заметил.

— Вот как?

— Но я наблюдал за вами, возможно, внимательней, чем остальные.

— Да. Должен признать, что так, пожалуй, и есть.

— Надеюсь, ваша светлость не слишком страдает от прискорбных последствий… э

На губах Коронала заиграла улыбка.

— Нет, Хиссуне, и не был пьян.

— Я не хотел намекать… я хочу сказать… но…

— Нет, не пьян. Чары, послание… кто знает? Вино — одно, колдовство

— совсем другое, и я, кажется, до сих пор не могу сказать, в чем разница. Это было темное видение, мой мальчик: увы, не первое. Предзнаменования вызывали беспокойство. Пахнет войной.

— Войной? — вырвалось у Хиссуне. Слово было незнакомым, чужим, уродливым: оно пронеслось по воздуху, будто какое

— Но откуда ей взяться? — напористо спросил Хиссуне. — Ведь на Маджипуре не бывает войн!

— Война приближается, юноша! — грубо вмешался Слит. — А когда она начнется, от нее не спрячешься, клянусь Леди!

— Но война с кем? Это ведь самый мирный из миров. Откуда появится враг?

— Враг есть, — ответил Слит. — Неужели вы, люди Лабиринта, настолько оторваны от реальности, что неспособны это уяснить?

Хиссуне нахмурился.

— Вы подразумеваете метаморфов?

— Именно их! — воскликнул Слит. — Именно метаморфов, этих мерзких Изменяющих форму! Уж не думал ли ты, что нам удастся навечно удержать их в загоне? Клянусь Леди, заваруха начнется довольно скоро!

Ошеломленный Хиссуне уставился на худощавого человека со шрамом. Глаза Слита сверкали. Казалось, он чуть ли не рад такому развитию событий.

Медленно покачав головой, Хиссуне сказал:

— При всем уважении к вам, высокий советник Слит, я не вижу здесь никакого смысла. Чтобы кучка метаморфов выступила против двадцати миллиардов жителей Маджипура? Однажды они уже затевали войну и проиграли ее, и как бы они нас ни ненавидели, не думаю, что они решатся повторить свою попытку.

Слит указал на Коронала, который, казалось, почти не слушал.

— А тот раз, когда они усадили свою марионетку на трон Лорда Валентина? Что это, если не объявление войны? Эх, мальчик, мальчик, ничего

— Нет, Слит, клянусь Леди, если это зависит от меня, войны не будет, и тебе это известно, — произнес Коронал бесконечно усталым голосом.

— А если не зависит, мой лорд? — парировал Слит.

Лицо коротышки, обычно мертвенно

Наступила казавшаяся бесконечной напряженная тишина. В конце концов. Лорд Валентин заговорил медленно и взвешенно, обращаясь к одному Хиссуне, будто в комнате больше никого не было.

— Я не желаю больше слышать разговоров о войне, пока остается надежда на мир. Но знамения были зловещими и достаточно правдоподобными: если не война, то какое

— Вы отмените великую процессию?

— Нет, тут ничего не попишешь. Я уже не раз откладывал ее под предлогом того, что у меня нет времени для увеселительных поездок по миру, что нельзя пренебрегать делами на Замковой Горе. Возможно, я откладывал ее слишком долго. Процессия должна проводиться каждые семь

— А что, прошло больше, мой лорд?

— Почти десять. Да и в тот раз мне не удалось завершить поездку, так как в Тил

Для Хиссуне это прозвучало полнейшей неожиданностью. Его охватило сильное волнение. Еще и Цимроель! Невообразимо далекий, чуть ли не мифический край лесов, полноводных рек, волшебных городов с волшебными именами…

— Ах, мой лорд, если это и есть ваш новый план, то он чудесен! — воскликнул юноша, радостно улыбаясь. — Я и не надеялся когда

— Я, скорее всего, поеду, — произнес Коронал странно вялым голосом, оглушившим Хиссуне, подобно удару дубиной.

— А я, мой лорд? — с внезапной тревогой спросил он.

Лорд Валентин мягко сказал:

— Еще одно изменение в планах. Ты не будешь сопровождать меня во время великой процессии.

Хиссуне обдало ледяным холодом, будто по самым укромным закоулкам Лабиринта пронесся налетевший с небес звездный ветер. Он задрожал, и душа его съежилась под этим ледяным порывом; он ощутил себя отброшенной шелухой.

— Я отстранен от службы, ваша светлость?

— Отстранен? Ни в коем случае! Ты ведь должен понимать, что с тобой у меня связаны серьезные замыслы!

— Да, так вы говорили несколько раз, мой лорд. Но процессия…

— В том, что тебе со временем предстоит, она будет для тебя помехой. Нет, Хиссуне, я не могу допустить, чтобы ты потратил год или два, мотаясь со мной из провинции в провинцию. Тебе надлежит как можно скорее убыть на Замковую Гору.

— Замковую Гору, мой лорд?

— Чтобы начать подготовку, необходимую кандидату в рыцари.

— Простите, мой лорд? — изумленно переспросил Хиссуне.

— Сколько тебе сейчас? Восемнадцать? Значит ты несколько отстаешь от сверстников. Но сметливости тебе не занимать: ты наверстаешь упущенное и поднимешься до своего истинного уровня достаточно быстро. Ты должен наверстать свое, Хиссуне. Мы не имеем понятия, какое именно зло может поразить наш мир, но сейчас я знаю, что должен ожидать худшего, готовиться к нему и готовить тех, кто будет рядом со мной, когда наступят тяжкие времена. Так что, Хиссуне, для тебя великой процессии не будет.

— Понятно, мой лорд.

— Неужели? Да, пожалуй, ты понимаешь. Когда

Хиссуне кивнул, хотя на самом деле едва ли смел предположить, что постигает смысл сказанного Короналом. Лорд Валентин долго, не отрывая взгляда, смотрел на него, и Хиссуне твердо выдержал этот взгляд усталых голубых глаз, но уже начинал чувствовать изнеможение, подобного которому ему еще не доводилось испытывать. Он понял, что аудиенция окончена, хотя вслух ничего сказано не было. Молча сделав знак звездного огня, он вышел из комнаты.

Сейчас ему хотелось только одного — поспать: день, неделю, месяц. Эта суматошная ночь отняла все его силы. Всего два дня назад тот же Лорд Валентин вызывал его в ту же комнату и сказал ему тогда, чтобы он срочно готовился к отбытию из Лабиринта, поскольку его включают в состав королевского поезда, совершающего великую процессию по Алханроелю; а вчера его назначили одним из королевских помощников и выделили место за высоким столом на время банкета; и вот, банкет прошел, завершился необъяснимым происшествием; и он лицезрел Коронала измученным, тот выглядел в таком состоянии обыкновенным человеком; его лишили радости участия в великой процессии, а теперь… Замковая Гора? Кандидат в рыцари? Наверстать упущенное? Что именно? Жизнь начинает напоминать сон, подумал Хиссуне. И нет никого, кто мог бы этот сон растолковать.

В коридоре за дверью комнаты Коронала Слит внезапно схватил его за запястье и притянул поближе к себе. Хиссуне почувствовал в коротышке необычайную силу и энергию, что сжималась внутри этакой пружиной.

— Я просто хотел сказать, мальчик… я не испытывал враждебности, когда так резко разговаривал с тобой.

— Я и не думал обижаться.

— Ладно

— И я с вами, Слит.

— Сдается мне, нам придется немало потрудиться вместе, когда начнется война.

— Если начнется война.

Слит мрачновато усмехнулся.

— В этом нет ни малейшего сомнения. Но я не собираюсь затевать спор по новой. Довольно скоро ты начнешь думать так же. Валентин не замечает беды, пока она не схватит его за горло, — это в его характере, он слишком добр, слишком верит в добропорядочность других, как мне кажется… но ты

— Ночь была долгой, Слит.

— Да

9

Первые лучи солнца упали на неровный, серый, илистый берег в юго

Одна из этих звезд была, вероятно, той, с которой прилетели их предки. Они не представляли, с какой именно. Этого не знал никто. Семь тысячелетий прошло с той поры, когда на Маджипур прибыли первые лиимены

Старший из самцов молча развел костер. Тот, что помоложе, принес вертела и насадил на них мясо. Обе самки безмолвно взяли вертела и стали держать их над пламенем; вскоре послышалась песня кипящего жира. Тогда они молча раздали куски мяса, и лиимены в молчании съели то, чему предстояло стать их единственной пищей на протяжении целого дня.

По

Они стояли в молчаливом ожидании, и каждый из них надеялся, что новый день позволит им увидеть драконов.

Юго

Так что при освоении нового континента Гихорну обошли стороной. Поселения возникали одно за другим: сначала Пилиплок, посредине побережья возле устья полноводного Цимра, потом — Пидруид на далеком северо

Значительно позже — спустя тысячи лет, когда большая часть территорий выглядела уже не менее освоенной, чем Алханроель — в Гихорну все же проникли, наконец, несколько поселенцев. Почти все они были лиименами, простыми и неприхотливыми существами, так и не влившимися окончательно в общую жизнь Маджипура. Казалось, они добровольно держатся особняком, зарабатывая по несколько вейтов то там, то сям — торгуя жареными сосисками, на рыбном промысле, на сезонных работах. Для этого странствующего народа, жизнь которого выглядела тусклой и бесцветной в глазах почти всех рас Маджипура, оказалось несложным переселиться в тусклую и бесцветную Гихорну. Здесь они обосновывались в крохотных деревушках, забрасывали сети сразу за линией прибоя и ловили серебристо

Большую часть года Гихорна принадлежала лиименам. Но только не летом, поскольку летом шли драконы.

В начале лета по всему побережью Цимроеля к югу от Пилиплока до края непроходимых болот Цимра вырастали, подобно желтых калимботам, палатки любознательных. В это время года стаи морских драконов совершали свое ежегодное путешествие к восточному берегу континента, направляясь в воды между Пилиплоком и Островом Снов, где животные размножались.

Побережье ниже Пилиплока было единственным на Маджипуре местом, дававшим возможность хорошо разглядеть драконов, не выходя в море, поскольку здесь беременные драконши подплывали близко к берегу, чтобы полакомиться крошечными созданиями, обитавшими в густых зарослях золотистых водорослей, столь распространенных в этих водах. Так что часто ежегодно ко времени нереста драконов сюда со всего света съезжались тысячи желающих посмотреть на них. Отдельные шатры представляли собой великолепные изящные сооружения, настоящие дворцы из парящих опор и мерцающих тканей, в которых поселялась путешествующая знать. Иные палатки выглядели устойчивыми и добротными и служили прибежищем для процветающих торговцев с семьями. А остальные принадлежали простонародью, копившему деньги по нескольку лет, чтобы позволить себе эту поездку.

Аристократы съезжались в Гихорну в сезон драконов потому, что находили забавным зрелище проплывающих по воде огромных морских животных, а еще из

И, наконец, для лиименов появление драконов не связывалось ни с развлечениями, ни с соображениями престижности, ни с надеждами на благосклонность судьбы, но имело гораздо более глубокий смысл: избавление и спасение.

Никто не знал точно, когда драконы покажутся у берегов Гихорны. Они неизменно проплывали летом, но иногда чуть раньше, а иногда — позже; в этом году драконы запоздали. Пятеро лиименов, каждое утро изо дня в день выходившие на маленький мысок, не видели ничего, кроме серого моря, белой пены и темной массы морских водорослей. Но нетерпеливостью они не отличались. Рано или поздно драконы все равно приплывут.

Тот день, когда драконы, наконец, появились в поле зрения, был теплым и душным, а с запада задувал горячий влажный ветер. Крабы, обычно выползавшие на берег по утрам, безостановочно маршировали взводами, фалангами, полками взад и вперед по песку бухты, как бы готовясь к отражению неприятеля. Это был верный знак.

Около полудня появился еще один признак: из

Лиимены, среди которых нарастало волнение, обменялись кивками. Лишь одно могло заставить обитателей прибрежных отмелей искать спасения на суше. Должно быть, по воде начал распространяться мускусный запах морских драконов — свидетельство того, что они почти рядом.

— Теперь смотрите, — отрывисто приказал старший.

С юга надвигался передовой отряд драконов — две или три дюжины громадных животных с распластанными черными кожистыми крыльями, с изогнутыми, подобно гигантским лукам, массивными шеями. Они невозмутимо пробрались в заросли водорослей и начали собирать с них урожай; хлопая крыльями по поверхности воды, они нагнали страху на обитателей подводных плантаций, набросились на них с неожиданной свирепостью, заглатывая без разбору водоросли, омаров, жаб и все остальное. Эти гиганты были самцами. За ними, переваливаясь с боку на бок, плыла небольшая группа самок, походивших движениями на стельных коров; еще дальше двигался сам вожак стаи — настолько огромный, что напоминал перевернутый вверх килем крупный корабль. Он возвышался над поверхностью моря лишь наполовину: его задние лапы и хвост скрывались под водой.

— Склонитесь и вознесите молитву, — приказал старший, упав на колени.

При помощи семи длинных, костлявых пальцев левой руки он снова и снова творил в воздухе знак морского дракона, изображал распростертые крылья и хищно изогнутую шею. Подавшись вперед, он потерся щекой о прохладный, влажный песок, подняв голову, посмотрел на дракона

— Приди к нам… приди… приди…

— Время пришло. Мы ждали так долго. Приди… спаси нас… веди нас… спаси…

— Приди!

10

Машинальным росчерком пера он поставил свое имя на чуть ли не десятитысячном за день документе: «Элидат Морволский, Высокий Советник и Регент». Рядом с именем он небрежно черканул дату. Один из секретарей Валентина положил перед ним очередную стопку бумаг.

Сегодня был день подписи документов, еженедельная небесная кара Элидата. Каждый вторник после обеда, с тех пор, как уехал Лорд Валентин, он покидал свою резиденцию во дворе Пинитора и приходил в канцелярию Коронала во внутреннем замке. Здесь он усаживался за великолепный стол Лорда Валентина — огромное сооружение с полированной крышкой из темно

— Давайте дальше, — сказал Элидат.

Поначалу он добросовестно пытался читать, по крайней мере, просматривать каждый документ, прежде чем поставить подпись. Затем решил прочитывать краткую пояснительную записку на восемь

Он вздохнул. «Элидат Морволский, Высокий Советник и…»

— Дальше!

Он все еще испытывал некоторую вину из

«Элидат Морволский…»

Когда он положил перед собой следующий документ и начал искать место, где расписаться, секретарь доложил:

— Сэр, прибыли лорды Миригант и Диввис.

— Пригласите, — ответил он, не поднимая головы.

«Элидат Морволский: Высокий Советник и Регент…»

Лорды Миригант и Диввис, советники внутреннего круга, соответственно кузен и племянник Лорда Валентина, заходили каждый день примерно в этот час, чтобы позвать с собой на пробежку по улицам Замка. Подобным образом Элидат избавлялся от напряжения, что накапливалось за время исполнения обязанностей регента. Он едва ли располагал другой возможностью для физических упражнений, и только ежедневные пробежки придавали ему бодрости.

Пока лорды шествовали от двери к столу, топоча башмаками по мозаичному полу, — кабинет вообще отличался роскошью убранства и был отделан панелями из банникопа, семотана и других редких пород деревьев, — Элидат успел подписать два документа и взялся за третий, говоря себе, что это последний на сегодняшний день. Документ состоял всего из одной странички, и, подписывая его, Элидат поймал себя на том, что просматривает написанное: патент на дворянство, ни больше ни меньше, возвышающий какого

— Что вы сейчас подписываете? — осведомился Диввис, перегибаясь через стол и показывая на документ. Крупный, широкоплечий, чернобородый, он вступив в зрелый возраст, стал приобретать черты сверхъестественного сходства со своим отцом, бывшим Короналом. — Валентин опять понижает налоги? Или решил сделать праздником день рождения Карабеллы?

Элидат, привыкший к шуточкам Диввиса, не имел особого желания выслушивать их сегодня, после целого дня столь утомительной и бессмысленной работы. Внезапно в нем разгорелся гнев.

— Вы хотели сказать, Леди Карабеллы? — резким тоном поинтересовался он.

Диввис, похоже, изумился.

— С чего вдруг такие церемонии, высокий советник Элидат?

— Если бы я вдруг назвал вашего покойного отца просто Вориаксом, то могу себе представить, что бы вы…

— Мой отец был Короналом, — сказал Диввис холодно и жестко, — и он достоин уважения, оказываемого усопшим королям. В то время как Леди Карабелла — всего лишь…

— Леди Карабелла, кузен, — супруга вашего здравствующего короля, — оборвал Диввиса Миригант. В его голосе, хоть он и отличался добродушным нравом, послышались ледяные нотки. — И кроме того, должен вам напомнить, что она является супругой брата вашего отца. Этих двух причин вполне достаточно, чтобы…

— Ну ладно, — устало произнес Элидат. — Хватит заниматься глупостями. Сегодня побежим?

Диввис рассмеялся.

— Если вас не слишком утомили обязанности Коронала.

— Больше всего мне сейчас хотелось бы, — сказал Элидат, — спуститься с Горы и отправиться в Морвол, что при неторопливой ходьбе займет месяцев пять, а потом три года заниматься моими садами и… увы! Да, я побегу с вами. Вот только закончу с последней бумагой…

— Насчет празднования дня рождения Леди Карабеллы, — с улыбкой вставил Диввис.

— Патент на дворянство, — сказал Элидат, — который, да будет вам известно, подарит нам нового кандидата в рыцари, некоего Хиссуне, сына Эльсиномы, как здесь говорится, жителя Лабиринта, в знак признания его высокого достоинства и…

— Хиссуне, сын Эльсиномы?! — возопил Диввис. — А вы знаете, кто это, Элидат?

— Откуда мне знать?

— Вспомните о торжествах по случаю реставрации Валентина, когда он потребовал, чтобы с нами в тронном зале Конфалума были все эти гнусные типы — его жонглеры, морской капитан