Книжная девочка

      Загнанный в угол Петров прыгнул в сторону в надежде обогнуть неожиданное препятствие и спастись. Виноградова изящным и жутким плывущим шагом догнала его через три-четыре метра, не больше. Поймала за кисть руки. Неуловимым движением тела, приседая и разворачиваясь, направила бег Игорька вокруг себя, а затем к стене. Пакостник тонко заверещал, уткнувшись физиономией в портрет лысого вождя всех времен и народов.
      - Ты оглох, Петров? Или перепутал меня с кем-нибудь? Я словами не бросаюсь.
      - Оставь его, Виноградина.
      Издали попросила Катаева.
      - Ох, не встревай, подруга.
      Нехорошо улыбнулась звезда спорта
      - Эта гнида получает небольшой и заслуженный урок.
      Без рывка, спокойно и без видимых усилий, она отклеила Петрова от плаката. Отпустила.
      - Принесешь?
      Уничтоженный Игорек кивнул.
      - Давай.
      Виноградова стряхнула с юбки несуществующую пылинку и подмигнула Арине.
      - Он хороший мальчик. И сделает все как надо.
      Сопровождаемый гневным молчанием Оль и их подпевал "хороший мальчик" побрел в класс на подгибающихся конечностях. Через какое-то время вернулся. Сумку он швырнул Арине под ноги.
      - Подними и отдай.
      Вновь от теплоты в голосе Виноградовой не осталось и следа. Тихо и свирепо она повторила.
      - Подними.
      Игорек, перекосившись, сделал все, что было велено. В лицо Арине он не смотрел.
      - Умница. А теперь пошел вон. От тебя нехорошо пахнет. Дерьмом.
      Рассмеялись почти все. Игорек, как ошпаренный снялся с места и рванул прочь.
      - Идем, Родионова. Мне еще поесть успеть.
      Арина не смогла ответить. Только кивнула. На закушенной губе показалась кровь. И переступив невидимую черту, приблизилась к Великолепной, Непобедимой, Ослепительной нескромной звезде. Она физически ощутила, как ореол чужого блеска окутывает ее.
      - Не стой столбом. Так я с голоду помру. Пошли.
      Вдвоем...
      Вдвоем?
      Вдвоем!!! Они проследовали мимо одноклассников. Пушки радостно не палили. И салют никто не отдавал. Пароходы не гудели. Момент Истины свершился в абсолютной тишине, прерванной ласковой фразой победительницы.
      - Пока, ребятишки.
      Ей ответили. Кто с вежливой ненавистью. Кто весело. Кто равнодушно. Кто потрясенно. Кто задумчиво.
      - Пока.
      - Бывай.
      - До завтра.
      Арина спиной ощущала "доброжелательные" взгляды.
      - Плюнь на них и разотри.
      Громко прокомментировала Несравненная Виноградова.
      - А будет, кто возникать... Все равно кто... язык вырву. Запросто. За мной не заржавеет.
 

* * *

 
      Арина провалилась в короткий тревожный сон. В благоухающем дачном сумраке (окна прикрыты ставнями, дверь занавешена марлей от мух) всегда хотелось спать.
      - Сурки, ленивые.
      Подтвердила хозяйка и заразительно зевнула.
      - Дурной пример подаете, паразиты. А, впрочем, можно и подремать. После сытного обеда по закону великого древнего грека Архимеда полагается... Чего там собственно то говорится?
      Лодыри усердно сопят и не отвечают.
 

* * *

 
      На дачу Арину брали редко. Помощи от нее никакой, хлопот, правда, особенных тоже не доставляет. Подруги, повзрослев, изрядно отдалились друг от друга. Хотя, как и прежде, звонок в дверь мог раздаться безо всякого предупреждения. И любая половина этого странного тандема имела право плакать или смеяться не одна, а ВМЕСТЕ. Практически в любое время суток. Была бы необходимость.
      Оставив большой спорт, из которого Виноградова помимо разболтанного здоровья и огромного количества травм вынесла умение "пахать до упада", Алена едва не пропала. Сбежав от родных - сестра, мать и отец (тихий алкоголик) в честно заработанную однокомнатную квартиру, добыв правдами и неправдами гараж для призовой колымаги, она занялась жизнью. Тем, что раньше проходило мимо: гулянки-пьянки, мужчины и все, что этому сопутствовало. Арина ничего не могла поделать. Она и разговаривала с подругой, и ругала ее, и плакала, все без толку. Но видимо ангел-хранитель Алены, однажды протрезвев, пришел в себя, ужаснулся увиденному и взялся за дело. Круто взялся, однако.
      Виноградова попала в аварию. Шесть месяцев в больнице. Такое ломало и людей покрепче. Василий, студент-вечерник с медфака, как раз в травматологии по ночам медбратом и подрабатывал. Бывшую чемпионку из жуткой депрессии, перерастающей в окончательный пиз..., (полный привет) он вывел случайно. Почти. Ох уж эти всемогущие русские "авось", "почти", "на кого Бог пошлет" и многие другие им подобные законы жизни. В нашем случае в действие вступил целый ряд псевдослучайностей. Не иначе как стараниями выше упоминавшегося ангела они выстроились монолитной стеной и защитили хрупкий пожухший росток Алениной души.
      Обматерив и выгнав (в тридцатый раз) несчастную любимую подругу, Алена тихо подвывая, созерцала потолок. Старушки соседки, наученные горьким опытом, расползлись по чужим палатам. Василия накануне вечером перевели с первого сестринского поста на второй. И Виноградова попала, сама того еще не ведая, в зону особого внимания. Вася много слышал от напарниц про переломанную бывшую спортсменку с поганым характером. Но нос к носу они не сталкивались. В ту самую палату медбрат вошел, деловито размахивая тонометром..
      - По какому поводу паника?
      Разумеется, пациентка со скверным нравом и ему посоветовала удалиться по известному адресу. Ступай, мол, прочь, гребаный отрок, и не морочь голову умирающему человеку. Проигнорировав грубость, Василий примостился на краешке кровати и спросил ласково:
      - Ты когда в последний раз какала?
      От неожиданности Алена перестала подвывать.
      - Что?
      Переспросила она на всякий случай.
      - Лежачему больному главное опорожнить кишечник. Ну и последить хорошо за телом, чтоб пролежней не было. А все остальное просто фигня. Пока. Тем более что тебя, слава Богу, никто к полной неподвижности не приговорил! Ну, поваляешься еще месяц-другой и от винта. Вперед с песнями.
      Он отбросил в сторону одеяло и наставил палец на вздутое пузо.
      - Запор. Будем с ним бороться.
      - И что станем делать?
      Яда в голосе Виноградовой Вася снова "не заметил".
      - Попозже, как освобожусь, поставлю тебе клизму. А на будущее - научу правильно есть, дышать, покажу несколько специальных упражнений. Книжку принесу. Изучишь.
      Так и завязались их отношения. С клизмы и бесед о том, как стул отрегулировать. Василий ни на учебе, ни на дежурствах не халтурил. От его уколов реже образовывались шишки. Он медленно вводил лекарства. Сердечникам и гипертоникам не забывал померить давление. Старушки его боготворили. "Сегодня Васенька дежурит" - поздравляли они друг друга. Васенька не кричал, не злился, был деловит и вежлив. От него исходило доброе тепло и спокойствие. Алена тоже понемногу приободрилась, оттаяла. Начала по человечески общаться с медсестрами и товарками по палате. Стала вслух размышлять о будущем.
      - Восстановлюсь на физвосе.
      - Да?
      - Или переведусь на заочное, начну работать. Девчонки пачками в аэробику подались. У нас же подготовка ай-ай. Что мне эта аэробика или танцы? Подучиться и вперед.
      Василий редко поддакивал, еще реже спорил. Выкраивал время и сидел на колченогом табурете у чемпионской кровати. Молчать и улыбаться он мог сутками. Алена думала вслух. Василий делал ей массаж стоп.
      - Очень помогает.
      Кое-чему это действительно помогло...
      После очередной операции, когда Алену, наконец, отцепили от груза, запаковав ногу в аппарат Елизарова, позволили вставать. Слабость была жуткая, голова кругом. В первое же дежурство Василия ЭТО и произошло. В ночь с субботы на воскресенье Алена на костылях приковыляла в сестринскую. Сестрички там спали, если удавалось, и дежурство не было особенно суматошным. Василий вырос в деревне (на вечернее отделение медфака, его, кстати, скоро прикрыли, он поступил после армии и медучилища), словом был он в некоторых вопросах парнишкой очень простым, вернее консервативным. Ну, пару порнушек видел само собой, все же в городе учился, да и в общаге много чего разного происходило. Но ТАКОГО лично с ним никто не делал, никогда. Алена просочилась в дверь без скрипа. И посреди обыкновенного серого сна он вдруг ощутил прикосновение горячих губ к щиколотке. Мама дорогая!!! Спал-то по общаговской привычке, натянув одеяло на голову, брюки тоже слегка задрались. Пытался отбиваться, дурачок.
      - Не надо. Так не надо.
      - Будет очень хорошо, вот увидишь.
      Он и увидел - седьмое небо в алмазах. Не меньше. На глаза навернулись слезы. Это у него то? У самого железного и непрошибаемого парня их заставы?! (Вася служил на границе). Не может быть... Не может быть...
      - Чего?
      Лениво поинтересовалась Алена. Последние мысли Вася и не заметил, как высказал вслух.
      - Чего?
      Вместо ответа он снова обнял ее и прижал к широченной груди. Так нежно и бережно, что развеселил. Алена искренне считала, что просто развлекается, ну и парня благодарит за все хорошее. Два взрослых человека расслабились. Какие проблемы? Василий же твердо знал: Если синяя птица из каприза или по оплошности уселась на грудь, ее надо немедленно хватать обеими руками, чтоб не вырвалась. И отбиться от Василия Алене не удалось. Ни сразу. Ни через год. Ни через два. Правда замуж за него она выйти никак не решалась. Но частый гость, в конце концов, в ее квартире насовсем поселился. Хозяйством так занимался, что все замужние подруги посинели от зависти. Терпимо относился к слабостям. Утешал. И работал, работал, работал. Вдрызг разбитую машину отремонтировал Васин друг. Гараж они привели в порядок уже втроем, кум из деревни приезжал. Алена поражалась, как некоторые люди умеют помнить добро. В ее кругу, в том мире, из которого она вылетела прямо на больничную койку - это было не принято. Вернее это было невозможно. Много ли людей навещало бывшую чемпионку? Может тренер приходил? Не смешите. Алена не могла понять, почему с Василием все происходило по-другому. Бывшие пациенты звонили порой и интересовались, не надо ли чего. Несли. Везли. Выручали. Почему? Это было его счастливой особенностью - притягивать к себе людские сердца. Незамужние подруги, да и кое-кто из окольцованных дамочек тоже, строили ему глазки. Вася не реагировал. Боготворил свою спортсменку. Медфак закончил. Трудился хирургом. Обрастал связями. Выходил в люди. Руки у него были воистину платиновыми. Коллеги, пациенты и начальство постепенно осознали, сей факт, и сделали надлежащие выводы. Наконец то Василий смог достойным образом одевать и обувать любимую женщину и старикам в деревне подбрасывать деньжат. Жизнь входила в колею. Василий даже начал обрастать жирком. Алена десятком ехидных шуток пресекла это непотребство. И милый прекратил ночные набеги на холодильник, выкроил пару вечеров в неделю для посещения секции русского рукопашного боя. ( Люди далекие от единоборств упорно именовали клуб "каратистским".) Стал появляться на работе со свежими синяками. Народ не проведешь разной ересью про необходимость держать себя в форме!!! Медсестры и ординаторы дружно решили, что видно у бывшей чемпионки рука тяжелая. Жизнь входила в колею. Не без ухабов, конечно. А вот у Арины дела не ладились совершенно.
 

* * *

 
      И кого ей было винить? Дом понемногу разваливался. Парализованная бабушка, пережившая свой ум, требовала постоянной заботы. Пеленки-клеенки не спасали. Старушка ухитрялась обделаться от пяток до затылка. Вымыть лежащего человека не так просто как кажется. Хорошо, что бабушка была легкой в кости, точно птичка. Не то для худенькой Арины это было бы непосильным трудом. Телевизор сгорел. Горячая вода появлялась лишь глубокой ночью и пропадала к шести часам утра. На работе не давали денег. И кого ей было винить? Университет - заочно, конечно, но все же закончен. Скажите, кому нужны филологи в не особо большом городе, когда их каждый год целой кучей выпускают на свободу из стен "альма-матер"? Весь год Арина продолжала тянуть лямку в заводской конторе. С девяти до пяти, плюс полчаса на обед и два часа на дорогу туда обратно. Делать на работе было решительно нечего. Сотрудники плели интриги, вязали кофты, смотрели все без исключения телесериалы по переносному черно-белому телевизору и бесконечно чаевничали.
      Арина читала. За время ее долгой - шесть лет - учебы, все привыкли к этому, притерпелись. И толстые классические романы воспринимали равнодушно. Ну, читает человек, и пусть читает. Чушь всякую. Ну да ладно. Что с нее взять, с хорошо образованной дуры? Ни поесть как человек (она никогда не могла угнаться за тумбообразными сотрудницами, нагуливающими аппетит на дачах и картофельных участках), ни выпить, ни поругаться всласть - сбросить напряжение...
      - Кто тебя такую возьмет?
      Вопрошала Дина Петровна, многотонным монолитом возвышаясь над столом.
      - В тебе же с какой стороны не подступись, и на половину приличного человека не наберется, а?
      Арина отмалчивалась. Как самая молодая в отделе, покорно мыла чайные чашки и спускалась вниз, на второй этаж в женский туалет за водой. Управленческие ловеласы к ней не приставали. Шмыгает себе мышка серенькая. Ни то ни се. Ни рыба ни мясо.
      Раз и навсегда заведенное колесо: Умыть-накормить бабушку с утра, прибрать за ней в шесть, приготовить ко сну, перестирать белье, проделать профилактические процедуры по борьбе с пролежнями (Василий научил Арину разным хитростям и тонкостям), сбегать в магазины, навести подобие порядка в квартире - раз и навсегда заведенное колесо катилось себе по дороге и дребезжало на кочках. А недавно, глядя в зеркало, Арина с ужасом обнаружила первые морщины. Двадцать шесть. Не замужем, вместо приданого полупомешанная парализованная старушка. Никакой надежды подыскать приличную работу. Пустой холодильник и пыль на шкафу.
      Хреновые итоги.
      В восемнадцать ее изнасиловали. Три мерзких, пахнущих пивом мужика, в собственном подъезде, у двери в подвал. Ударили по голове. Забили глубоко в рот, чтобы не кричала варежки, те самые, подарок крестной, стянули курточку... Один держал, двое, сменяя друг друга, работали. Арина несколько раз теряла сознание и не помнила деталей. Кто-то из соседей вроде бы и поднимался мимо, но на подозрительную возню внимания не обратил. А позвать на помощь она не могла. Растерзанную, исщипанную до кровавых синяков (один из насильников иначе не мог) ее оставили со связанными шарфом руками, полуголую, в натянутой на голову одежде и порванном белье. Она долго мучилась, катаясь по грязному полу, прежде чем освободила руки и смогла подняться. Ключи затерялись. И в три часа ночи ей пришлось позвонить в дверь. Вот тогда старушку и хватил первый удар. С памятной ночи прошло восемь лет. Арина провела их механически, в полусне. Ее преследовали однообразные кошмары: три безликие фигуры (в подъезде было темно) снова и снова набрасывались на нее, били и мучили. Арина ухаживала за бабушкой, слушала любимый "Наутилус", раз в неделю ездила в гости к Алене. А вчера, возвращаясь с работы, вновь испытала унижение. Более слабое, разумеется, чем в юности. Зато публичное. Любуйтесь, люди добрые! Нашелся, правда, престарелый, но настоящий Дон Кихот и вступился за поруганную честь молодой дамы.
      Где Вы, Илья Ильич?
      Кто Вы?
      Как Ваши дела?
 

* * *

      В последние дни ноября похолодало. Топили еле-еле. Арине едва удавалось заставить себя вылезти из нагретой постели и заняться делами, а потом отправиться на работу. Слава Богу, сегодня суббота. Домашняя хозяйка из Арины никудышная. А это значит, что кроме забот о бабушке и кой-каких, о хлебе насущном других дел нет. Ура! Можно всласть поваляться с книжкой или сходить в спортзал к Алене. Последние три года подруга подрабатывала и весьма успешно, аэробикой, коланетикой, стретчингом, шейпингом и прочей гадостью. Вслед за модой на новые направления Алена не гналась. Моду она ухитрялась опережать на несколько шагов. Более того, в моду вошла она сама. Посему ее группы посещали дамы отнюдь не бедные.
      "Пойми, подруга, - разглагольствовала она - я даю людям то, в чем они отчаянно нуждаются: уверенность в себе, хорошее настроение, силу. Они смеются, визжат, шалят после занятий. Море положительных эмоций. Я... как личность для них на пьедестале. Они снизу вверх с восхищением смотрят".
      Алена ни на грамм не преувеличивала. Когда ее крепкое тело с тонкой талией, казавшейся еще более тонкой по сравнению с плечами и бедрами, затянутое в фирменный купальник - двигалось под музыку, можно было только любоваться. "Они сами меняются! Из клуш превращаются в подвижных, почти грациозных дам. Это их радует, меня тоже. Я вижу результат. Он меня вдохновляет. Словом, все в экстазе".
      Появились у Алены новые присказки, шутки, улыбки. "Если за занятия дамы платят десять баксов в месяц - инструктор должен выглядеть на пару тысяч. Тогда все идеально".
      Алена была живой рекламой "Найку". Потому, что предпочитала их спортивную одежду всем прочим фирмам. Стильные белые кроссовки, специальные коротенькие маечки и шорты, по меньшей мере, три комбинезона, в одном из которых она и красовалась сегодня.
      - Ты потрясающе смотришься, Виноградина.
      - Это моя работа - потрясающе смотреться. Проходи, лентяйка. Решила позаниматься?
      - Да.
      - Не прыгай и не бегай, сегодня.
      - Почему?
      - Большой перерыв. Мотор штука ценная. Любит бережное обращение. Ты ему организуешь стресс - наскачешься с дури, он может взбрыкнуть. Оно тебе надо? Рекорды, вроде бить не собираешься.
      - Хорошо. Халтурить - не пахать! Запросто.
      - Вот и ладушки.
      Большое хорошо освещенное помещение с зеркальной стеной и ярко красными коврами на полу постепенно заполнялось народом. Дамы собирались в кучки, по три-пять человек, и хихикали. Телефоны, цепи и бриллианты они, не рискуя оставить в раздевалке, аккуратной горкой сложили на подоконнике. Алена, щеголявшая своей точностью похлеще, чем граф Монте Кристо, ворвалась в зал секунда в секунду. Девятнадцать ноль-ноль.
      - Всем привет, милые мои. Мы начинаем наш концерт!
      - О!
      - Ура!
      - Подъем! Строимся. Домашние проблемы. Что мы с ними сделаем? Выслушиваю варианты.
      - За борт!
      - По боку!
      - На фиг.
      Арина, как обычно, спряталась подальше, в углу. Она стеснялась своих старых кроссовок и заштопанного купальника. Лосины, новые, перламутровые ей подарила Алена. Но, в общем, и целом, одни лосины погоды не сделают.
      - Лапки вверх. Улыбаться я одна буду?!! Ку-ку. Лена, покажи мне, как ты умеешь улыбаться. Маша, не горбись! Пузики подбираем. От винта. Процесс пошел. Молодцы!
      Бодрый Аленин бас подстегивал нерадивых и задумавшихся. Старательно копируя любимого инструктора, дамы разогревались.
      - Арина! Уймись! Перейди на шаг! Не вздумай прыгать. Накажу.
      - Как?
      - В угол положу.
      - Одну? Это не гуманно.
      Дамы запищали и завизжали. Алена сделала свирепую морду и рявкнула.
      - Продолжают все кроме Лены, Лены и Арины. Они шагают!
      В боку закололо. Сердце припустилось вскачь. Просто удивительно, сколько может весить собственная нога в конце занятия. Ее невозможно оторвать от коврика. Тонна. Не меньше. Ух. И еще - ух. Занятие длилось чуть больше часа. Заморенные и счастливые дамы старательно выполнили небольшой комплекс упражнений для растяжки мышц.
      - Достаточно.
      С воплями и стонами восторга, взмыленные "аэробистки" распростерлись на полу. Алена поменяла кассету. Зал заполнился нежной инструментальной музыкой.
      - Между прочим, не хухры-мухры. Английский королевский симфонический оркестр.
      - Боже.
      - Кайфуйте, королевы!
      Плоские Аленины шутки неизменно находили горячий отклик. Все заулыбались.
      - Приступим.
      В дверь не постучали, тихо поскреблись. Выглянув, Алена просияла. Подхватила олимпийку. Скомандовала.
      - Лежим. Глазоньки закрыты. Арина проведет "релакс".
      И упорхнула. Слушаться, так слушаться. Арина выключила свет. Стандартные фразы расслабления оживали и плавно опускались в темноту на разгоряченные тела, голос плыл, обволакивая, укутывая, давая отдых. Никто ее не видел, и Арина дала волю чувствам, ощущая себя Волшебной Сиреной, чей голос, как известно, мог заворожить любого. Звуки журчали и вибрировали, музыка подражала бегущей воде.
      - Она уносит наши проблемы и беспокойства...
      Голос стремился вслед за мелодией, неторопливо и сладко вплетаясь в рисунок. Арина чувствовала непривычную власть над людьми. И это не тяготило, наоборот, было приятно. Но всему на свете есть конец.
      - На счет "один" я полностью приду в себя...
      Кажется, у нее все получилось неплохо. Так?
      - "Пять"! Мое тело теплое и расслабленное. Мое тело постепенно заполняется силой. Она вливается в каждую клеточку моего тела. Я точно свечусь изнутри. "Четыре"! Я ощущаю уверенность и спокойствие. Теплая, светлая сила пронизывает мое тело. Я спокойна. Я счастлива. "Три"! Я осознаю, что нахожусь в зале, мое потрудившееся, послушное тело отдыхает и восстанавливается. Мне хорошо, как никогда. Волшебно. Радостно. Спокойно. "Два"! Я полна энергии. Я замечательно поработала над собой. "Один"...
      Арина щелкнула выключателем.
      - Я медленно, лениво, открываю глаза. Потягиваюсь и улыбаюсь. Занятие окончено.
      - Хорошо то как, девочки!
      Выдохнула одна из дам. Все засмеялись.
      -Спасибо.
      - Спасибо.
      - Как ты воркуешь замечательно.
      Арина, смущенно улыбаясь, подобрала свое полотенце. Свет расставил все по местам. Эта девушка с тусклыми волосами и привычкой сутулиться не могла быть сводящей с ума волшебницей. Никак. Сказка растаяла, но вязкий студень будней еще не вполне окутал жертву. И "нечто" необъяснимо притягательное продолжало витать в воздухе над родионовской макушкой. Дамы, вернее некоторые из них, с вялым любопытством смотрели на подругу инструктора, несколько минут назад совершенно всех заворожившую. Арина вытерла потную физиономию и шею. С собой на занятия полагалось приносить по крошечному полотенчику, как раз для этой цели. И направилась в тренерскую. По праву ближайшей, вернее единственной, подруги королевы аэробики она раздевалась там, вместе с ней. Иначе ей пришлось бы сгореть от стыда перед дамами за свое доисторическое белье и штопаные колготки.
      За дверями на скамейке, расставив ноги и хлопая себя по мощным бедрам, громко хохотала Алена. Двое незнакомых мужчин ей что-то говорили. Вернее говорил один, внесла поправку Арина, идя им навстречу по отвратительно освещенному коридору.
      - Уморил, Сашка!
      Взвизгнула Алена.
      - Я на тебя Василию пожалуюсь. Точно. Он тебе обормоту покажет кузькину мать.
      - Я от твоего монстра со скальпелем - убегу заранее. Фиг догонит. Кто у нас на сборах всех быстрее носился?
      - Ты, родной. Ты, конечно.
      Значит, друг из спортивной юности, отметила Арина. Второй незнакомец стоял в трех шагах и... пытался рассмотреть ее. Дудки! Единственная лампочка боролась с темнотой в непосредственной близости от глаз. Так что девушка оставалась для него силуэтом на фоне зашторенного окна. Арина же могла полюбоваться чужаком. Длинное черное пальто скрывало фигуру. Черные перчатки он держал в руке. Хотя чем тут любоваться? Лицо как лицо. Чрезвычайно самоуверенное, это да. Словом ничего особенного. Ничего особенного? Арина могла поклясться, что женщин к нему тянет точно магнитом. Он напоминал насторожившегося хищника. Большого, сильного и опасного.
      - Притормози!
      Скомандовала Алена повелительным инструкторским басом. Повернулась к высокому незнакомцу.
      - Вот она, твоя колдунья.
      - Я сказал - Лорелея.
      Спокойно поправил он и добавил задумчиво, теперь уже обращаясь именно к Арине.
      -У вас фантастический голос. Заслушался. Проникся. Чуть не улегся здесь на полу. Чтобы соответствовать. Вы так необыкновенно на меня подействовали.
      Арина, неизвестно почему разозлилась.
      - Насколько я помню, Лорелея губила мужчин. Это не мое хобби! До свидания.
      Обогнув незнакомца как столб, она гордо удалилась в тренерскую. Вслед донеслось тихое и обещающее
      - До свидания, Лорелея.
 

* * *

 
      - Вот, чудачка. Чего взбеленилась? А?
      Выговаривала ей Алена по дороге домой. Она водила свою колымагу аккуратно, но без страха.
      - Сашку, сто лет не видела, представляешь? Этот паразит мотался по заграницам. Вернулся недавно, успел жениться, остепенился, подлец. Он у нас слыл первым парнем на деревне. Пол сборной по негодяю сохло. А друг его... Да тоже из бывших, наверное. Да и не суть важно, впрочем. Хороший мужик. Сашка с подлецом дружить не стал бы. Не той он масти. Чего ты взбрыкнула, дорогуша? А? Пошутила бы, посмеялась. Видала, на каком они монстре подкатили?
      - Нет.
      - Джип "Чероки". Стало быть, не нищие мальчики. Не знаю, правда, чья машинюка. Может Сашкина?
      - Какая разница?
      Лживость в собственном голосе неприятно удивила Арину. Притормозив на перекрестке, Виноградова осведомилась.
      - На чай явишься, завтра?
      - Может быть.
      - О! Я догадалась! Ты влюбилась в своего рыцаря и других мужиков в упор не видишь. Как его там? В Петра Петровича?
      - В Илью Ильича... Да нет, конечно. Пока.
      Чмокнула душистую щеку подруги. Хлопнула дверцей. И спустя два-три удара сердца оказалась совершенно одна в темной утробе двора. Пропахший мочой и кошками подъезд. Какая то скотина опять выкрутила лампочки. Гадство. Мерзость. Вывинтить и пропить. Арина долго искала ключом замочную скважину. Фонариком что ли обзавестись? Точно. Руки дрожали. С чего бы это? Как он назвал ее?
      Лорелея...
      Что ж. Каждому свое. Выбирайте, господа хорошие. Лорелея я или троллейбусная прошмонтовка.
      Стянув и отпихнув ботинки, Арина прошлепала на кухню. Зажгла свет. Поставила на газ чайник. Поздоровалась с кактусами. Колючее семейство занимало весь подоконник и часть стола. В комнате застонала бабушка.
      - Внученька? Ты?
      Арина торопливо сполоснула руки.
      - Иду, иду.
      Обычного неприятного запаха не было. И глаза старушки были вполне разумны. Что случалось все реже и реже.
      - Сейчас сходишь на судно. Я тебя покормлю. Вымою.
      - Сядь, Арина.
      Она опустилась на стул. Бабушка пошарила рукой. Птичья лапка, обтянутая сухой пятнистой кожей.
      - Аринушка. Что же это со мной. Давно?
      - Давно, бабуль.
      - Измучила я тебя, голубушка. Ты уж потерпи, родная.
      Арина проглотила слезы. Подняла бабушкину руку, прижала к груди, погладила.
      - Бедная ты моя. Бедная. Без родителей росла. Теперь со мной старой валандаешься.
      У Арины не было сил отвечать, успокаивать. Она боялась зареветь в голос. Острая жалость к себе сдавила горло, легла на грудь огромной холодной жабой, мешая дышать.
      - Как тебе достается, внученька. За что крест такой? Грехи мои тяжкие.
      Арина справилась, задушив не родившийся плач.
      - Ты о чем, баб. Какие твои грехи? Просто судьба. Брось.
      - Нет. Нет. Ты ничего не знаешь, внученька. Времена то, какие были. Страшные грехи есть на мне. Но куда ж мне деваться было, Времена то, какие. Пол села пересажали, передушили. Меня пугнули. Все в коже. Духами бабскими от бритых рож тянет. Подпиши, велят, что председатель ваш вражина и шпион. А не то... Тебя, гадюку, в Сибирь. А детишек по коммунам для малолетних... Ох, внученька. Что ж мне делать то было? Одинокой глупой бабе? Трое дома сидят мамку ждут... Что делать-то, господи... Что? И подписала проклятущую бумагу. Так и так. Слышала, как подбивал, и знаю, что шпион. А председатель то наш. Тимофей Петрович. Тимошенька. Он же един на всем свете был, кто помогал мне, вдове. То крышу перекрыть. То колодец новый вырыть. Отплатила я ему за добро, за любовь. Он ведь сох по мне в юности. И женился, когда на Прасковье. Не пересилил себя.
      Бабушкин прерывистый горячечный шепот был так страшен своей откровенностью и неожиданностью, что Арина покрылась отвратительными тянущими мурашками.
      - Ну, рассуди, хорошая. Виновата я, али нет? То-то и оно. Тимофей Петрович не поверил, что я на него напустила лжу. Не поверил! Он чистый был человек, светлый. Молился на революцию, да на окаянного Усатого. Все песни пел. Про светлое будущее. Больше всех в поле работал. Золотым человеком был. Тимошенька. Вот мне за что теперь. А тебе то, милая. Тебе, за меня, дуру старую, видать, достается.
      - Перестань, бабуль.
      - Я всегда любила тебя, умница моя. На одни пятерки ведь училась. Не пила, не дымила, меня старую не обижала. За что же такое тебе? Может меня сдать в какой дом инвалидов? Ты бы узнала, собрала бумажки.
      Арина закусила губу. Она уже узнавала, несколько раз. Ей отказали. Слабоумных, тем более лежачих, туда без великого блата не принимали. Но горечь ласкового бабкиного совета была непереносима.
      - Ты это прекрати мне. Слышишь?
      - Сколько тебе лет, внучка?
      - Двадцать шесть.
      - Двадцать шесть. Ни мужа, ни детей. Мне как раз двадцать шесть и стукнуло в том году. Ну, сама знаешь теперь об чем я. Троих я в твои года родила. Троих.
      - Успею еще. Не переживай.
      Вскоре бабуся забылась, стала заговариваться. Арина переделала все, что нужно и устроилась с книжкой на кухне. Но на ум не шло ничего кроме жуткого бабусиного рассказа. Бросив Куприна, он-то здесь при чем? Девушка выключила свет и уставилась, слепо, безотчетно, бездумно на ночное небо.
 

* * *

 
      Воскресное утро. Радость какая! Кофейный аромат плясал по кухне, свивался в кольца, щекотал ноздри. В честь выходного Арина дозволяла себе поздний подъем, долгое чтение и. конечно, настоящий, а не суррогатный кофе. В принципе в российских напитках из ячменя, овса и цикория есть своя прелесть.