Камни Митуту - Провидение зла

– Ничего, – прошептала Лава. – Сидит рядом. И молчит. Не умеет он ничего, скорее всего.

– Отец еще будет говорить с магом, – добавила Кама. – Может быть, и не наймет его. Но если бы я сотворила что-то подобное тому, что сотворил Игнис, я бы хотела именно этого. Чтобы рядом кто-то сидел и молчал. И лучше кто-то незнакомый.

В коридоре послышалась ругань. Затем хлопнула дверь, и раздался грохот сапог. Поблескивая драгоценностями, раскрасневшаяся Пустула гнала по коридору несчастных отпрысков. Лицо Процеллы было заплаканным. Дивинус кусал губы. Кама, Лава и Фламма поднялись со скамьи и обменялись с сестрой короля Утиса поклонами.

– Ужас, – прошептала вслед вельможной мерзавке Фламма. – Спасибо тебе, Энки, что послал мне в матери Тричиллу Арундо, урожденную Кертус, а не Пустулу Тотум, урожденную Адорири!

– А мне Куру Арундо, урожденную Тотум, – прыснула Лава.

– И я благодарна Энки, – прошептала Кама, оглянувшись на дверь. Сейчас ей хотелось быть рядом с братом.

– Пошли отсюда, – предложила Лава. – Игнис никуда не денется. Король запретил ему без особого распоряжения покидать комнату до завтрашнего отъезда, во всяком случае, я это слышала. Пусть уж этот новый маг так и сидит рядом с ним.

– Пойдем, – подмигнула Каме Фламма. – Тебе нужно развеяться перед турниром! А то уже скоро маги выйдут на арену, этого я точно пропустить не хочу! Ты готова?

– Да, – кивнула Кама, сдвинула плащ и показала мужские порты. – Доспехи будут в ратуше в полдень. Служанка Катта притащит их туда. Там столько народа, что на меня никто и внимания не обратит. Обычно я переодевалась на лестнице. Не хочу идти в доспехах через город, да и отец может увидеть. Не хочу. Но я сейчас даже думать о турнире не могу!

– Значит, ты не влюблена? – удивилась Фламма.

– Не знаю, – покраснела Кама. Вроде бы ничего не произошло за последние дни, кроме ужасного поступка Игниса, и вот же, словно и думать о Рубидусе забыла. Или нет? Да нет же. Стоит закрыть глаза, и твердый взгляд принца Кирума заполняет все.

– Пошли! – едва не подпрыгнула на месте Лава. – Только я сначала перекусила бы где-нибудь! Но если попадусь на глаза матери, могу лишиться и турнира, и вечернего карнавала!

– Я тут знаю одно местечко… – приложила палец к губам Фламма. – Вкуснее, чем там, нигде не кормят. И оттуда есть проход в ратушу и на арену. Да-да, прямо на галерею третьего этажа, где не будет никого! Там же просительные Софуса и Муруса, которые заняты только турниром. И мытарские, но у них окна на другую сторону, а все мытари на ярмарке. Так что, красотка, забудь про лестницу и давай сюда свою Катту, с нами пойдет. Она ведь не знает, что должна принести в ратушу? Знает? Выходит, твой секрет еще меньший секрет? Не хочешь попасть впросак, считай каждую служанку живым человеком с глазами, ушами, языком и памятью. Зови, зови свою Катту, не пожалеешь. Там за нами никто не уследит. Кстати, мы ведь можем и на магическое действо посмотреть из окон ратуши! Сегодня разбирают деревянный щит, поставленный для стрелков, так что все будет видно! И еще мне есть что вам рассказать!

…Этот огненно-рыжий вихрь мог завертеть кого угодно. Только что Кама сидела в коридоре у дверей самого несчастного человека в Ардуусе, а может быть, и во всей Анкиде и собиралась если не свести счеты с жизнью, то самое меньшее – не явиться на фехтовальный турнир, и вот она, даже забыв надеть маску, расталкивая толпу, бежит вместе с двумя подружками и пыхтящей за ними служанкой по Ремесленной улице! И ей все равно, следит ли кто-нибудь за принцессой Лаписа или нет.

– Сюда! – крикнула Фламма, показывая на тяжелую дверь в неказистой на первый взгляд башне, служащей внешней подпоркой крайнему, магическому торговому ряду и началом королевского замка, и замолотила в железо кулаками. – Ну, быстрее же там!

Дверь заскрипела, и в щели показалось заспанное лицо стражника.

– Чего надо? – начал он гудеть недовольным голосом, но, разглядев разъяренное лицо Фламмы, заткнулся, а получив чувствительный толчок тонкой ручки в нагрудник, судя по звуку, приложился вместе с алебардой о стену коридора.

– Эта дверь для замковой кухни, – объяснила, обернувшись, Фламма и тут же приняла у заплаканной Катты тяжелый мешок. – Не плачь, хорошая. Все с ним будет в порядке. И радуйся, что подобная пакость случилась именно теперь. Лет через пять его бы ничто уже не спасло. А его нынешний возраст – это время для глупостей и ошибок. Беги обратно к нему. Не век же ваш новый маг будет сидеть у него в комнате? Пошли, у этих дверей стражники всегда спят. Но я-то пока еще считаюсь дочерью короля!

– О чем ты? – с недоумением переспросила Кама, уже в темном, освещенном редкими лампами коридоре, забирая у Фламмы мешок. – Что такое: «беги обратно к нему»? Что ты сказала служанке?

– Кама ясноликая! Принцесса! – рассмеялась Фламма. – Среди нас ты-то уж точно принцесса. Самое главное, не привыкать к слугам, словно к какой-нибудь утвари. Они не утварь! Я тут задумалась, мало ли кто мой отец? Вдруг он – простой человек? Вдруг и я, рыжее чудо, из них? Задумалась да присмотрелась. У них есть лица! Так что не забывай заглядывать им в глаза. Только так ты сумеешь вовремя разглядеть врага или негодяя. Или большую любовь, как сегодня. Неужели ты еще не поняла? Твоя Катта рыдает из-за твоего братца. И я готова вслед за тобой срезать свои волосы, если она уже не побывала в его постели.

– Зачем? – возмутилась Кама. – Что ей делать у него в постели?

– Ну, это даже я знаю, – хихикнула Лава.

– Так ты думаешь… – потрясенно прошептала Кама.

– Иногда, – кивнула Фламма, открывая низкую дверь и выводя подруг на убегающую куда-то вверх винтовую лестницу. – И ты знаешь, мне кажется, что это приносит пользу. Как ты считаешь, твой братец очень красив?

– Без сомнения, – с гордостью ответила Кама.

– В таком случае, позволь мне не поверить, что он до сих пор девственник, – развела руками Фламма. – Хотя дело-то не в красоте… Понимаешь, когда мужчина перестает быть девственником… Матушка сказала мне, что в его походке, в осанке появляется нечто. Нечто свидетельствующее. Кстати, девушек это тоже касается. Так что можешь не заливать мне, что ты уже познала радости любви. Нет. Ни ты, ни Лава.

– А ты? – радостно охнула Лава.

– И я нет, – вздохнула Фламма. – Но с этим спешить не следует. Потому как начать можно только один раз. И, кстати, если в постели твоего братца побывала эта прекрасная служанка…

– Прекрасная? – не поняла Кама.

– Она очень красива, очень, – с некоторым сожалением кивнула Фламма. – Конечно, не столь красива, как ты… Но очень красива. Так вот, в постели твоего братца побывали многие. Уверена в этом.

– Многие? – закинула мешок на спину и поспешила за подругой Кама. – И кто именно?

– Ну, не знаю, – пожала плечами, поднимаясь по ступеням, Фламма. – Опять же следи за лицами. Когда женщина смотрит на того, с кем она была в постели, у нее глаза становятся влажными. Конечно, если все закончилось хорошо. Или продолжается хорошо.

– И это тебе сказала твоя мать? – поразилась Кама. – И ты это с нею обсуждаешь?

– А с кем еще мне это обсуждать? – не поняла Фламма, выводя подруг на открытую галерею, проходящую по крепостной стене. – Я бы обсуждала это с Лавой, но она об этом знает еще меньше меня.

– Я знаю, кто смотрел на Игниса влажными глазами! – выпалила Лава.

– Кто? – вытаращила глаза Кама.

– Эта Катта и… – Лава собралась с духом, – и Тела.

– Тела Тотум, урожденная Нимис, – поняла Фламма. – Очень красивая. И очень умная. Выходит, Игнису повезло.

– Стойте, – бросила загремевший мешок на камень Кама. – У Телы есть муж! И даже сын! И она старше Игниса на двадцать лет!

– Ну и что? – прошептала, покосившись на стоявших впереди стражников, Фламма. – У моей матери тоже есть муж. Но еще у нее есть и я. Как ты это объяснишь?

– Ну… – осеклась Кама.

– Радуйся, – подхватила мешок подруги Фламма. – Если бы его женщиной была та же Пустула Адорири, а она тоже красива, даже не спорь со мной, то, боюсь, Литус Тацит не отделался бы двумя сломанными ребрами. Твой брат перегрыз бы ему горло. Ладно, что окаменела? Бежим, недалеко осталось. Здесь лучше языками не трепать!

…Каме пришлось сделать над собой усилие, чтобы сдвинуться с места. А Фламма вместе с Лавой уже вовсю волокли мешок по стене, упирающейся теперь в башню не замкового крыла, а самого замка. Пришлось и Каме пробежаться немного и даже задуматься на мгновение, отчего вытаращили глаза и окаменели стражники, неужели она и в самом деле настолько красива?

– И еще, – пыхтела уже на следующей винтовой лестнице Фламма, – в маске, конечно, не находишься. Да и глупо ее надевать где-то еще, кроме ардуусской ярмарки, но что-то тебе с твоим лицом надо делать. Все, мимо кого мы пробежали, смотрели тебе вслед. Думаю, минут на пять, а то и дольше на Ремесленной улице случился поголовный столбняк.

– Не поняла? – вовсе растерялась Кама. – Что делать с лицом?

– Ну, не знаю, – нахмурилась Фламма. – Обесцветить брови, нарисовать синяки под глазами. Морщинки охрой. Есть еще такой пепел, придает лицу серый цвет. А еще один рябой умелец на рынке может тебе такой нарыв на щеке изобразить, что от тебя в стороны будут шарахаться прохожие. И никакой магии!

– Да? – вытаращила глаза Кама.

– Но лучше всего, – остановилась Фламма и зашептала Каме и Лаве едва ли не в лицо, – зачернить зубы и сунуть за щеку какую-нибудь вонь. Или скорчить вот такую гримасу!

Фламма сдвинула челюсть в бок, зажмурила одни глаз, подняла бровь другого и надула щеки.

– Ой! – вздрогнула в ужасе Лава.

– Вот! – с торжеством кивнула Фламма, вновь обратившись в веселую и милую девушку. – Я долго тренировалась, но это моя гримаса. Не повторять! А если фантазии не хватает, можно наесться чеснока и лука! Лучше всего помогает!

– От чего помогает? – чуть ли не хором закричали Лава и Кама.

– От беды, – снова взялась за мешок Фламма. – Пока ты – принцесса, это тебе почти не нужно. Но… разное может случиться. И уж тогда твое лицо, дорогуша, словно золотое кольцо в грязном притоне. Вместе с пальцем откусят. Так что учись прятать золото!

Вконец запыхавшись, миновав еще с десяток постов стражи и окончательно запутавшись в лестницах и переходах, Кама уперлась носом в затылок Лавы, Лава ткнулась в спину Фламмы, а ее высочество рыжеволосое безобразие ударом ноги открыло очередную дверь, шагнуло через порог, бросило на пол мешок и, обернувшись с милой улыбкой, почти пропело:

– Вот вы и в ужасном логове самой конопатой из всех анкидских принцесс и непринцесс тоже!

Вслед за Лавой Кама шагнула через порог и замерла. Она ожидала увидеть все, что угодно: роскошную девичью, отделанную лучшими сортами дерева и задрапированную самой дорогой тканью, строгий зал с мраморными стенами, завешенными крыльями сэнмурвов, и с полом, на котором лежат шкуры убитых рыжеволосой разбойницей животных, мрачную келью, в стенах которой торчат многочисленные шипы и крючья, а деревянные лавки вымазаны кровью, но она увидела то, что никак не совпадало не только с Фламмой, но и со всем ардуусским замком.

Это была довольно просторная комната с двумя большими полукруглыми окнами в дальней стене. В центре свода, на высоте примерно восьми локтей, торчал крюк, на котором висело что-то напоминающее маятник с метелкой, разрисовывающей рассыпанный по полу цветной песок по своему разумению или замыслу хозяйки жилища. В правом углу имелось ложе, предписанное скорее дозорному при Светлой Пустоши, но не принцессе, хотя укрыто и заправлено оно было вполне приличным одеялом и, скорее всего, предполагало под ним чистое белье. Рядом стояли три или четыре сундука и платяной шкаф, исключая даже намек на какие-то девичьи игрушки или что-то подобное. Но вся остальная комната ничем не напоминала девичью вовсе. Там также имелись сундуки, некоторые из которых были открыты, являя Каме горла бесчисленных бутылок и каких-то других сосудов. Между этими сундуками стоял огромный стол, на котором горой лежали свитки, переплетенные в пергамент книги, стояли опять же какие-то пузырьки и бутыли, чаши, весы, неуклюжие часы в бронзовом корпусе, ножи, щипцы, ступки, разделочные доски, ножницы, перья, чернила, листы бумаги и пергамента, камни, пучки травы и что-то еще, но не в беспорядке, а именно так, как все это и должно было лежать, если бы кто-то заинтересованный совершал со всем этим имуществом какие-либо действия. К тому же под глиняной лампой оставалось достаточно места, чтобы разложить лист бумаги и даже поставить локти. Собственно, лист бумаги там и находился. Но еще больше свитков и другого диковинного добра находилось на полках, которые были устроены на дальней стене и на той, в которой располагалась дверь.

– Ты шутишь! – поняла Кама. – Это жилище Софуса?

– Ага, – хмыкнула Фламма. – Не была у него в жилище, но думаю, что там ты не увидишь ни единого свитка. А если он и есть, то обязательно перевязан льняной тряпочкой, запечатан сургучной печатью и заперт в самом тяжелом сундуке. Это моя комната. Я здесь живу. Пока что.

– Ты считаешь, что здесь можно жить? – поразилась Кама.

– Можно! – крикнула Лава, плюхнувшись на постель.

– Вот, она знает, – кивнула рыжеволосая, непостижимым образом превращаясь из разбойницы в усердную школярку. – И не только жить. Но ты особо не приглядывайся. Здесь беспорядок. Мы же не за этим сюда пришли?

Фламма выставила из угла к постели две корзины, сорвав с них ткань и наполнив комнату восхитительными запахами, а затем выволокла из-под большого стола маленький, нисколько не заботясь, что разрушила причудливый песочный рисунок в центре комнаты.

– Игрушка, – поморщилась она. – Все думают, что какое-то колдовство, а это просто хитрость. Если кто-то зайдет в мою комнату без меня, я по рисунку на песке буду это знать. И никакой магии.

– И никакой магии, – повторила Кама, беря в руки тонкий меч, который обнаружился на малом столе. – Подожди! Откуда это у тебя? Это же отличное оружие! И сталь выше всяких похвал! Не лаписская, но ничуть не хуже.

Она вытянула клинок сначала на ладонь, потом вовсе достала его из ножен. Рукоять была длинной, на два с половиной хвата. Гарда маленькая, из зачерненной стали. Лезвие чуть изогнутое, заточенное с одной стороны на всю длину, с другой на треть от острия. Кама поднесла клинок к лицу. Вдоль едва приметной грани, которая проходила по всей длине оружия, пересекая друг друга, завивались бесчисленные кольца.

– Дакитский меч!

– Нет, – гордо расправила плечи Фламма. – Дакский. Из кузниц Чилдао. Ему более полутора тысяч лет. Это меч из Эрсетлатари, принцесса. Он выкован еще при Лучезарном, то есть он с темной стороны.

– Ты с ума сошла, – дрожащими руками вставила клинок в ножны Кама. – Да он бесценен!

– Может быть, – кивнула Фламма, пряча меч под одеяло. – Но я еще не слишком хорошо с ним управляюсь. Нашла тут на Рыбной улице одного дакита, он меня учит. За небольшую плату. Он говорит, что я способная, но я-то вижу, что мне еще не один год пыхтеть с этим мечом.

– И сколько ты уже занимаешься? – спросила Кама.

– Всего шесть лет, – пожала плечами Фламма. – Ведь этого мало? Два часа в день. Ну и здесь или на большой башне, когда там никого нет, уже без наставника. Тоже часа по два. Часто дольше. Но пока ярмарка, не всегда получается.

– Ты пошла искать себе учителя, когда тебе было одиннадцать лет? – прошептала Кама. – Одна?

– Восемь, – улыбнулась Фламма. – Мой учитель иногда уходит куда-то. Путешествует. Так что еще общим счетом года три я занималась без него. Но он всегда возвращается и поправляет, если что-то я стала делать не так. У меня очень хороший учитель. Если бы меня спросили, кому можно доверять в Ардуусе, я бы назвала его имя. Конечно, не теперь, когда вы рядом.

– У меня нет слов, – рухнула рядом с Лавой на кровать Кама. – А твой отец знает, что ты учишься мастерству дакитского меча?

– Пурус Арундо, скорее всего, нет, – пожала плечами Фламма. – А настоящий отец надеется на это. Этот меч передала мне моя мать. Без единого слова. Я думаю, что это – его подарок.

– А Пурус Арундо… – медленно начала Кама.

– Знает, – твердо сказала Фламма. – Не о мече, о моем настоящем отце. Он очень умный. Очень. Страшно какой умный. Поверь мне, если бы я была его дочерью, я бы гордилась им. Я даже и теперь горжусь им. Но я и боюсь его. Поскольку то, что он все знает и ничего не делает, пугает меня еще больше.

– А что он может сделать? – удивилась Лава.

– Ну, разное, – хмыкнула Фламма. – Выгнать меня из дома. Отправить куда-нибудь в дальнее королевство. Или, к примеру, убить свою жену. Ведь сына она ему уже родила? Да и меня в таком случае он убьет. Кровь смывает любой позор.

– Мне страшно, – прошептала в наступившей тишине Лава и закрыла лицо ладонями.

– Мне тоже, – тихо ответила Фламма. – И вот еще в чем я уверена. Рано или поздно, но он убьет моего настоящего отца. Так что мне следует поторопиться, чтобы разыскать его.

– А что за свитки и все это на твоем столе и на полках? – нарушила тишину Кама. – Я, кстати, не вижу тут ни пыли, ни паутины. Ты говорила что-то о целительстве?

– О целительстве здесь мало, – призналась Фламма. – Софус учил меня на словах, хотя я старалась схватывать изо всех сил. И даже научилась кое-чему. Почти все эти свитки от Фоссы, моей старшей сестры. Сводной сестры, если угодно. У нее есть магические таланты, и король Ардууса потратил кучу денег, наприглашал толпу наставников, чтобы обучить ее магическому мастерству. Того же Софуса измучил. Нет, она многое может, но все по наитию, потому как ленива, а эти свитки я спасала от помойки и огня.

– И все прочитала? – в ужасе прошептала Кама.

– И перечитываю! – прошептала в ответ Фламма. – Ты же не видишь паутины? Кстати, нахожу это увлекательнейшим занятием! Я даже кое-что понимаю в написанном! Но сюда я привела вас не за этим. А ну-ка, посмотрим, что в этих чудесных корзинах! Есть можно все, поскольку все это еще сегодня утром выпекалось и жарилось на королевской кухне. Для угощения королей чуть ли не половины Анкиды. Представляете, как старались ардуусские повара? Последняя трапеза случается только раз в году, это честь Ардууса! Попробуй только подать что-нибудь не слишком вкусное, вся Анкида будет промывать косточки Пурусу Арундо, мол, ардуусские повара не сумели угодить атерским и прочим королям. Так вот, сумели, как всегда. Короли остались довольны. И я их обслуживала. И даже снимала пробы! Ну, вместе с братом. И, конечно же, это не объедки, и не только потому, что объедков не осталось вовсе. Все было отложено и отобрано на самой кухне. До подачи на стол. И вино в том числе. Вино, как положено, легкое, потому что в предпоследний день ярмарки короли обсуждают самые важные вопросы. Так что опьянения не будет!

– Зачем же тогда пить, сказал бы мой дядя Латус Тотум, – грустно произнесла Кама, вдыхая аромат чудесных блюд. – Но я могу только пробовать. Пожалуй, мне все-таки стоит выйти на арену сегодня вечером.

– Пробуй! – выставила кубки на стол Фламма. – Я бы на твоем месте, конечно, обожралась и плюнула на этого самого Рубидуса с самой высокой замковой башни. Но и тебя тоже могу понять. Вот ты, Лава, что бы сделала, если бы должна была перещеголять в меткости своего Вервекса?

– Вервекс не мой! – подскочила Лава.

– Зато серебряный рог твой, – хмыкнула Фламма. – Но если бы ты была лучницей и стрелки выступали в шлемах, рискнула бы ты привлечь внимание Вервекса отличной стрельбой?

– Нет, – решительно тряхнула головой Лава. – Я и сейчас ничего не решила и никому ничего не обещала.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.