Сердце дьявола

      – Каляев никуда не звонил. Мы бы слышали.
      – Значит, не он?
      – Думаю, нет. Но, даже если он, то после обнаружения вашего сотрудника в фойе Боря и пальцем к ней не прикоснется. И насчет тех троих наверху теперь тоже догадается. Полагаю, этот псих просто хочет взглянуть на очередную девушку. Наверняка он еще даже не решил, будет ли ее убивать. Пилюгин подумал, закурил, спросил, выпуская дым через нос:
      – Что ты предлагаешь? Сворачиваться?
      – Подождем, пока «подсадка» не выйдет. Возможно, он попытается перехватить ее по дороге.
 

***

 
      Дежуривший на первом этаже оперативник толкнул дверь и вышел на улицу. Здесь он остановился, словно обычный праздношатающийся гуляка, закурил. Зажигалка выскользнула из его пальцев и упала на асфальт. Сделано это было намеренно, чтобы появился повод украдкой посмотреть через плечо. Оперативник наклонился и застыл в позе «земного поклона». На сером мраморе порожка четко отпечаталось смазанное кровавое пятно. И не одно. Цепочка этих пятен тянулась в сторону Поварской. Тот, кто их оставил, прошел только что, секунду назад. Пятна еще не успели высохнуть. Отпечаток мыска мужской туфли. Оперативник все быстрее и быстрее пошел к повороту на Поварскую. Он выискивал взглядом все новые и новые следы и шел по ним, словно гончая на запах зверя. С каждым шагом пятна становились все сочнее. Постепенно оперативник перешел на бодрую рысь. Он вылетел на стоянку автомобилей. Здесь след прерывался. Точнее, его успели затоптать. Оперативник пошел между машинами, осматривая двери, крылья и стекла машин.
 

***

 
      – «Центральная», всем постам, – неожиданно ожила рация. – На Садово-Сухаревской, у кинотеатра «Форум», на автостоянке под эстакадой, в серой автомашине «Жигули» первой модели обнаружен труп женщины с отсеченной головой. Патрульным машинам, находящимся в районе Садово-Сухаревской, срочно выйти на связь. Эфир взорвался градом встречных сообщений. Волин всегда знал, что в центре дежурит много патрулей, но он и предположить не мог, что их настолько много. Услышав сообщение «Центральной», Пилюгин повернулся к Волину, а тот беззвучно выругался и, вздохнув, произнес:
      – Все. Он нас переиграл. Пока мы ждали его здесь, этот псих убил очередную жертву.
      – А он не мог убить эту девчонку и явиться сюда за следующей? – спросил Пилюгин.
      – Он убивает их с определенным промежутком. Не чаще, чем раз в сутки-двое. Я пока не понял систему.
      – Ясно. – Пилюгин запустил двигатель и выдохнул зло: – Тварь. Сволочь. Ублюдок!
      – Теперь это ваше дело, – хмуро прокомментировал случившееся Волин. – Завтра утром я передам документы по инстанции, и следующее убийство ляжет уже на вас.
      – Что с ребятами-то? Отзывать?
      – Оставь на всякий случай пару.
      – «База» – Второму, – поднял микрофон Пилюгин. – Жогов, остаешься на четвертом. Лузгин на первом. Кашин, возвращайся «домой».
      – Я – Второй. Понял тебя, «База». Кашин возвращается «домой».
      – Все правильно. – Пилюгин запустил двигатель, нажал на газ. «Трешка» проползла до разворота у Арбатских ворот и покатила в сторону Никитских. – Вы с нами? – спросил капитан Волина. – Или вас в прокуратуру забросить?
      – С вами прокатимся. «Жигули», набирая скорость, покатили по Никитскому бульвару.
 

***

 
      Оперативник остановился у «четверки» цвета «коррида». Присев на корточки, он сразу заметил кровавый натек у левой передней дверцы. Очевидно, был плохо подогнан уплотнитель, и бурые капли, просачиваясь между дверцей и кузовом, падали на сырой асфальт. С самого края натека отчетливо заметен отпечаток мужской туфли. Оперативник осторожно, стараясь не наступить в кровь, приблизился к передней дверце и, сложив ладони колодцем, попытался увидеть, что происходит в салоне. Через затемненные стекла разглядеть не удалось практически ничего. Вроде бы сидит в кресле водителя какой-то человек. Странно сидит, расслабленно. Оперативник стянул рукав пальто, закрывая им пальцы, подергал ручку двери. Ничего. Заперто. Постучал. Человек даже не пошевелился. Как сидел, так и остался сидеть. И тогда оперативник, вытащив пистолет, что было сил саданул рукояткой в темное стекло. Оно хрустнуло. По зеркальной поверхности рассыпалась сетка трещин. Повернувшись полубоком, оперативник ударил в окно локтем. Стекло осыпалось в салон. За рулем действительно сидел человек. Голова его была запрокинута, и он «скалился» жуткой ухмылкой перерезанного горла.
      – Б…! Оперативник невольно шагнул назад, налетел на припаркованный по соседству «Мерседес» и, потеряв от неожиданности равновесие, сел на задницу у самого борта иномарки. Взвыла сигнализация. Застонала, запричитала на сотню голосов. Оперативник попытался подняться, но снова упал, угодив ботинком в кровавую лужу. Засучил панически ногами, пытаясь если уж не встать, то хотя бы отползти. На вой сигнализации из расположенной неподалеку нотариальной конторы выскочил владелец «Мерседеса» и гигантскими прыжками понесся к своему четырехколесному чаду.
      – Ты чего? – орал он. – А ну, уйди от машины! Оперативник с трудом поднялся, пошатываясь, побрел в сторону. Хозяин иномарки, увидев пистолет, все еще зажатый в руке перепачканного в грязи опера, сначала остановился, а затем нерешительно попятился.
      – Ты чего, парень? – он поднял руку, словно защищаясь от возможного выстрела. – Ты это брось. Опусти «волыну».
      – Вызови милицию, – прохрипел оперативник и нетвердо побежал к зданию телефонного узла. О рации он, похоже, совсем забыл. Хозяин «Мерседеса» подошел к своему «железному коню», тщательно осмотрел правый борт, не обнаружив царапин, перевел дух и тогда уже заглянул в салон «четверки». Через мгновение он тоже отступил, пробормотав: «Еж твою медь», затем, оглянувшись на удаляющегося оперативника, быстро забрался за руль «Мерседеса» и ударил по газам. Была ему, в натуре, охота отвечать за какого-то черта отмороженного.
 

***

 
      Серая «копейка» была припаркована сразу у въезда на стоянку. Место происшествия уже оцепили. Ворота стоянки перекрыл патрульный «уазик», гордо сверкающий мигалкой. Перед «козликом» собралась толпа, человек сорок. На лицах такой жгучий интерес, такая жажда увидеть все собственными глазами, а если и не обоими, то хотя бы одним глазком, словно речь шла не об убийстве, а о бесплатном концерте Аллы Пугачевой. И почему людей все время тянет к чужой смерти? Пилюгин выполнил правый поворот, съехал с эстакады, остановил «трешку» на Садовом кольце и заглушил двигатель.
      – Придется пешочком пройтись, – с тяжким вздохом сообщил он. – Все равно не подъехать, – и, кивнув в сторону толпы, добавил: – Эти вот… Вечно пасутся, как стадо коров. Все четверо вылезли из машины и направились к стоянке. Чуть в стороне беззвучно мигала «маячком» карета «Скорой». Двое дюжих санитаров покуривали в сторонке. Вид у одного помятый, у второго просто невыспавшийся. Впрочем, какой еще должен быть вид у человека на подобной работе, да еще в воскресенье? Пробившись через толпу, Волин, Пилюгин и Лева прошли за ограждение, направились к стоящей справа от ворот серой «копейке». Возле нее сгрудились милицейские чины, в салоне трудился криминалист. Медик все еще колдовал над телом убитой женщины. Представители милиции по большей части Волину были знакомы. Здоровались за руку, кивали друг другу, бормоча негромкое: «Приветствую», «А-а-а, Аркадий Николаевич, вовремя вы», «Как дела у прокуратуры?». Волин отвечал односложно и тоже кивал.
      – Я слышал, ты ведешь дело? – спросил один из чинов, указывая в сторону «копейки».
      – Пока веду, – уклончиво ответил Волин. – Что у нас тут?
      – А-а-а, – чин безнадежно махнул рукой. – Безнадега. Неопознанный труп. Женщина. Возраст примерно двадцать два – двадцать пять. Одежда срезана, тело завернуто в целлофан. Никаких особых примет. Если сразу на заявление об исчезновении не наткнешься – полгода придется с опознанием возиться. Машину «пробили» по центральной картотеке, установили владельца. Говорит, что авто это угнали. Вчера ночью или сегодня утром. Он не заметил. Так что, если дело в горпрокуратуру перебросят, расстраиваться тебе не придется. Волин пожал плечами, спросил:
      – Кто обнаружил труп?
      – Анонимный звонок. Поступил на «Центральную» минут двадцать назад, – чин вздохнул. – Сволочи. Сами помогать не хотят, а потом ведь орать будут, случись чего: «Преступность! Преступность!»
      – Медики говорят что-нибудь?
      – Пока ничего. Но скоро скажут, наверное. Подожди, если хочешь.
      – Осмотрюсь пока. – Волин, Пилюгин и Лева направились в сторону «копейки». – Он сам звонит и сообщает о брошенных телах, – быстро говорил Волин. – Не пойму, зачем ему это нужно, но какой-то смысл в его действиях должен быть.
      – Разберемся, – уверенно заявил Пилюгин.
      – Боюсь, что на это уже не останется времени.
      – Почему?
      – Эксперт-психиатр считает, что, закончив очередную серию убийств, этот психопат на какое-то время заляжет на дно. А когда вновь примется за старое – сменит «стиль».
      – А этот ваш эксперт, он хороший психиатр?
      – Я ему доверяю.
      – Что ни час, то сюрприз, – прокомментировал сообщение Пилюгин. Они остановились у машины. Судебный медик оглянулся, кивнул, приветствуя. Криминалист не стал отделываться кивком, высунулся из машины, сообщил:
      – Отпечатки есть, но смазанные.
      – Салон протирали?
      – Да нет, – криминалист вздохнул. – Убийца работал в перчатках. Есть волокна одежды. Направим на анализ, может быть, что-то удастся выяснить.
      – Конечно.
      – Теперь, очевидно, моя очередь? – даже разговаривая, медик не прекращал осмотра. – Значит, так. Первичные данные: смерть наступила сегодня, между двенадцатью и часом ночи от механических повреждений режущим предметом в области шеи. Направление раны – прямолинейное, горизонтальное. Края – гладкие. Углы – острые. Глубина – равномерная по всей длине. Имеются необычные насечки по краям раны.
      – Импортный нож с лазерной заточкой, – сказал Волин.
      – Возможно, возможно. Поперечные подтеки крови на шее. Голова была отсечена от тела после смерти пострадавшей. Остальное покажет вскрытие. Волин секунду раздумывал, потом, бормотнув: «Извините»,
      – сунул голову в салон и посмотрел на приборный щиток. Затем обошел машину, заглянул под днище, сказал Пилюгину:
      – Посмотри-ка. – Тот тоже опустился на корточки. Под кузовом машины натекло большое бензиновое пятно. Волин коснулся его пальцем, понюхал, сказал утвердительно: – Бензин, – поднявшись, он окликнул медика: – Вы уверены, что девушка была убита между двенадцатью и часом ночи?
      – Температура тела и образование трупных пятен указывают именно на это время. Прошу учесть, что в момент обнаружения автомобиля двигатель был включен, а печь работала на полную мощность.
      – А если труп какое-то время пролежал на улице?
      – Девушку убили именно в машине. Расположение пятен и подтеков крови невозможно подделать.
      – Бак заполнен до половины, – Волин повернулся к Пилюгину. – Убийца заранее присмотрел машину, которой не хватятся с вечера субботы и до утра понедельника. Угнал ее, похитил жертву и привез на стоянку. Здесь он убил девушку, слил половину бака на землю и спокойно ушел.
      – Но температура тела…
      – Аркадий Николаевич, – позвал Лева, все еще осматривавший машину. – Можно вас на минуточку?
      – Что такое, Лева? – спросил Волин, обходя машину.
      – Посмотрите, пожалуйста, – оперативник указал на небольшую мокрую лужу на полу салона. – Лужа.
      – И что? С обуви, наверное, натекло.
      – И полиэтиленовая пленка.
      – Ну и что, Лева? Волин все еще не вник в умозаключения сотрудника. Наверное, с недосыпа. Лева посмотрел на следователя, присел, вытащил из воды тонкую прозрачную пластину, похожую на осколок стекла. Именно так и подумал Волин сначала. Стекло. Свою ошибку он понял, когда «стекло» растаяло на ладони оперативника, превратившись в каплю воды.
      – Лед? – спросил он.
      – Именно, – кивнул Лева. – Он использует лед. Включает печь. Лед тает слишком быстро, тело не «консервируется», но остывает гораздо быстрее обычного. Вода стекает на пол. Никто не обращает на нее внимания, считая, что могло натечь с обуви или, например, уплотнитель плохой: снег тает, влага просачивается в салон. Или, например, моют машину. Неважно. Через некоторое время вода высыхает. Все. Пилюгин хмыкнул озадаченно:
      – А на кой ему все это нужно? Он что, хочет «выкупить» нас на это фуфло?
      – Уже «выкупил», – спокойно ответил Лева. – В случае с Ладожской.
      – Допустим, Лева, что ты прав, – согласился Волин. – И как, по-твоему, для чего он это делает? Хочет запутать следствие?
      – Нет. Он достаточно умен, чтобы понимать: следствие подобными фортелями запутать можно, но лишь на время, – покачал головой оперативник. – Однако этот парень достаточно умен и для того, чтобы сообразить: как ни старайся, как ни хитри, а вероятность его поимки все-таки существует. Для каждого болта рано или поздно отыщется своя гайка. И вот когда его возьмут, выяснится, что твердых доказательств вины этого парня у следствия-то и нет. Мы ему заключение экспертов о времени смерти, а он нам – алиби. И мы можем знать, что эту девушку убили, допустим, не ночью, а час назад, и твердить об этом на суде хоть до посинения, но доказать нам ничего не удастся, поскольку эксперты будут в один голос твердить об обратном. Два подобных факта – и, пожалуйста, суд уже усомнился в компетентности и, что хуже, объективности следствия, газеты кричат о том, что мы сцапали невиновного, а адвокат заявляет протест в связи с грубейшей подтасовкой доказательств. И все остальные улики, какими бы твердыми они ни казались нам, будут априори вызывать сомнения у всех остальных. На этом-то и строится его расчет. Пилюгин хмыкнул, пробормотав: «Но-ормально», а Волин, повернувшись к криминалисту, который тоже слушал рассуждения оперативника и кивал одобрительно, приказал:
      – Сделайте забор воды и отправьте на анализ. Обязательно проверьте содержание хлора. И, кстати, надо занести эту чертову воду в протокол. Чтобы ни у кого потом не возникло мыслей о подтасовке доказательств.
      – Мне кажется, мы только напрасно потратим время, – поджимая губы, сообщил Лева. – Если маньяк оказался настолько умен, чтобы придумать подобный ход, то он наверняка позаботился и о воде. Поставил ведро под водосток – и набирай себе, сколько влезет. Чистенькую, без всякой хлорки.
      – Ладно. Хорошо. Мы не можем его поймать с этой с…ой водой, – заключил Пилюгин. – Ну а ты-то что предлагаешь? Оперативник задумчиво посмотрел на капитана, философски развел руками и ответил:
      – А хрен его знает.
 

***

 
      – Проверка самая что ни на есть простая, – вещал ласково Каляев. – Мы выделим вам отдельную комнатку и считаем, что вы уже работаете. На ваш аппарат поступают звонки, а вы отвечаете на них, по возможности терпеливо и достойно. Добрый совет: ни в коем случае не вешайте трубку. Что бы ни услышали.
      – Хорошо, – улыбалась с коровьей меланхолией в глазах девица.
      – Постарайтесь, если хотите получить эту работу.
      – А… кто будет звонить?
      – Наши сотрудники и сотрудницы. Главное, не смущайтесь. Здесь можно все. Клиент должен остаться доволен. Впрочем, я полагаю, вы пришли, внутренне подготовившись.
      – Конечно. Еще как, – состроила ему глазки «кандидатка».
      – Отлично, – Каляев повел девушку по коридору, поглядывая на двери. – Куда же мне вас определить? В эту, что ли? – он открыл очередную комнату. – Сюда, пожалуйста. Располагайтесь поудобнее. Начнем минут через десять. Мне еще нужно дать необходимые указания. Когда поступит вызов, телефон зазвонит.
      – А тут еще лампочка какая-то, – с искренним кретинизмом в голосе спросила девушка.
      – Голубушка, – Каляев со свойственной толстякам элегантностью облобызал ей ручку, – лампочка вас не касается. Она загорается в случае городских звонков. А вам пока будут звонить только по внутренней линии. Когда испытание закончится, я зайду, сообщу результат.
      – Вы будете слушать все разговоры? Каляев засмеялся, и по смеху его тут же стало ясно: большей идиотки Сергею Сергеевичу встречать еще не приходилось.
      – Милочка, золотко, вы – прелесть. Конечно, буду, дорогая моя. Всенепременнейше. Должен же я знать, как вы общаетесь с клиентами. Присаживайтесь. И мой вам совет: не комплексуйте. Представьте, что вы на сцене театра. Это одно и то же.
      – Хорошо. Представлю, – серьезно пообещала девица.
      – Отлично. Каляев вышел в коридор, вытер платочком вспотевший лоб и направился в свой кабинет. По пути он обратил внимание, что из троих «фирмачей» остался один.
      – Что, вы уже закончили?
      – Если бы, – хмуро ответил «фирмач» – квадратный амбал с недобрыми глазками и короткой спортивной стрижкой.
      – А где же тогда остальные? – поинтересовался Каляев.
      – Так это… пошли че-нибудь пожрать купить. Тут часа на полтора возни. А у нас… еще заказов – о! – амбал чиркнул себя ребром ладони по могучей шее.
      – А-а-а, – кивнул понимающе Сергей Сергеевич. – Понятно. Ну работайте, работайте.
      – А я че делаю?
      – Да, да, – Каляев прошел к своему кабинету, открыл дверь и остановился на пороге. Затем, повернувшись, спросил: – Простите, вы случайно девушку не видели? Она тут должна была ждать. «Фирмач» движением подковообразной челюсти указал на дверь туалета:
      – Там.
      – Ах, черт, – огорченно опустил плечи Каляев. Он посмотрел на дверь кабинета, за которой дожидалась новенькая, подумал, сказал решительно: – Когда она вернется, скажите, чтобы подождала. Это ненадолго. Скажете? «Фирмач» безразлично пожал неохватным плечом:
      – Скажу.
      – Спасибо, – Каляев потрусил к комнате операторов. Ему не терпелось приникнуть к наушнику. А оперативник щелкнул тумблером спрятанной под комбинезоном рации:
      – Второй. Все спокойно. Мужчина в черном пальто и костюме поднялся на пятый. Директор в операторской. «Объект» под присмотром. Как у тебя, Первый? – Тишина. – Первый, – повторил амбал, – что у тебя? – Тишина. – Оперативник поправил крохотный наушник. – Первый, что там у тебя?
      – Не знаю, как у Первого, а у меня все нормально, Второй, – вдруг возник в наушнике наигранно серьезный мужской голос.
      – Кто это? – насторожился оперативник.
      – Это я, Боря, – насмешливо ответил незнакомец.
      – Черт, – амбал автоматически отработанным жестом сунул руку за пазуху.
      – За «пушку» небось схватился? – продолжал вещать незнакомец. – Это правильно. Куда вам, ребята, без «пушек»? Когда мозгов нет, всегда хватаются за «пушки». И неожиданно в эфире заорали заполошно:
      – Он здесь! Второй! «База»! Он здесь! Амбал ничего не понимал. Он растерянно наклонил голову, вслушиваясь в паническую скороговорку.
      – Первый, у меня все тихо! – сказал, лишь бы что-нибудь сказать.
      – Он на третьем! На третьем нападение на женщину! – заорали в рации. – «База», требуется помощь!
      – Второй, что происходит?
      – Ребята, перекрывайте выход, он внутри здания!!!
      – Я поднимаюсь!
      – Черт! Он ударил ее ножом!!! У меня раненая!
      – Вызовите подмогу!!!
      – Труп на стоянке, в машине. Мужчина с перерезанным горлом!!! Это он! «База», вы меня слышите?
      – Срочно вызовите «Скорую», кто-нибудь!!! Ножевое ранение в шею!!!
      – Этот ублюдок внутри здания!!! Голоса смешались. Амбал уже не понимал, кто и что кричит. Он нерешительно шагнул к лестнице, вернулся было, но все-таки побежал вниз по ступенькам. И уже кто-то несся навстречу гигантскими прыжками. Оперативники оказались на площадке третьего этажа почти одновременно. Амбал, держа пистолет в огромной лапище, поинтересовался у напарника:
      – Где остальные-то?
      – Уехали уже, черт! – ответил тот, лихорадочно передергивая затвор. – Пошли?
      – Давай, – сосредоточенно кивнул тот. – Только осторожно, тут этих… мирных жителей до едрене матери. Стрелять только наверняка.
      – Знаю. Раз, два, три. Амбал и его напарник дружно ввалились в коридор третьего этажа. Здесь было подозрительно тихо. Никто не бегал, не просил о помощи и не звал врача. Напарник оглянулся через плечо, пробормотал:
      – Что-то не так.
      – Он спускается на первый! – выпалила вдруг рация. – Этот гад в фойе!!!
      – Второй, что у вас? – крикнул третий оперативник.
      – Требуется помощь на первом!!! – вторили ему. Отвечать было некогда. Амбал и напарник дружно кинулись к лестнице, затопотали вниз по ступеням.
      – Как он на первый-то попал? – озадаченно бормотал напарник. – Я же по лестнице поднимался, его не видел.
      – Может, позже прошел? – тяжело дыша, предположил амбал.
      – С третьего? – напарник внезапно остановился. – Стоп! Сколько народу осталось? Кашин ушел.
      – Не знаю, – ответил Второй. – Я не видел.
      – Я не спрашиваю. Мы с ним вместе спускались. Но, если Кашин ушел, то кто остался в здании? Ты, я и Первый. Первый у входа. – Лицо напарника вытянулось.
      – А кто же тогда был на третьем? – пробормотал амбал.
      – Черт!!! Напарник побежал вверх по лестнице. Амбал кинулся за ним. Они ввалились на четвертый этаж в ту самую секунду, когда высокий мужчина в черном пальто закрывал дверь той самой комнаты, где сидела «новенькая».
      – Стоять! – заорал амбал, вскидывая оружие. – На пол! Мордой вниз!!! Быстро!!! Мужчина в черном обернулся и уставился на них так, будто увидел инопланетян.
      – Ребята, – на его губах обозначилась дурацкая ухмылка. – Я ищу Маринку Рибанэ. Вы ее не видели, случаем, а?
      – Лечь на пол! Быстро!!! Считаю до трех и спускаю курок! Мужчина состроил забавную гримасу, пожал плечами и, улыбнувшись, сказал:
      – Ладно, ладно. Не надо в меня стрелять. Я хороший парень. – Он лег на пол, спросил, не поднимая головы: – И сколько так лежать? Из кабинетов начали выглядывать встревоженные сотрудники.
      – Никому не высовываться! – рявкнул амбал. Головы сотрудников исчезли так же мгновенно, как и появились. Пока амбал держал лежащего на мушке, напарник подбежал к мужчине и, придавив того коленом к полу, защелкнул на запястьях наручники.
      – Готово! – крикнул он и, отступая спиной, постучал в нужную комнату. – Лера, можешь выходить. Мы его взяли! Лера! – Тишина. – Напарник толкнул дверь, и та на удивление легко поддалась. – Смотри за этим уродом. На всякий случай, – предупредил оперативник амбала и обернулся. Телефонная трубка лежала на столе, со стороны микрофона стоял диктофон, из которого доносились томные вздохи. Ярко горела настольная лампа, и в ее свете залитое кровью кресло казалось черным. Обезглавленное тело «новенькой» полулежало, навалившись на подлокотник. Руки безвольно опущены, пальцы почти касаются пола. С них срывались темные, тяжелые, как бомбы, капли и падали в широкую лужу. Но больше всего оперативника поразил даже не вид обезглавленного тела и не обилие крови, а сама голова. Она лежала на столе и смотрела совершенно белыми глазами в сторону двери. Точнее, прямо в глаза оперативнику. А рядом с ней в столешницу был воткнут нож. Острый тесак для разделки мяса. И еще стояла рация. Черный аккуратный пенальчик.
 

***

 
      – Никто пока не смог опознать голос на записи. – Лева посмотрел в сторону, затем перевел взгляд на Волина. – Аркадий Николаевич, объясните мне, пожалуйста, что происходит? Я ничего не понимаю.
      – Ты думаешь, Лева, я понимаю? – вздохнул Волин. – Я, Лева, вообще уже ничего не понимаю. Почему он убил двух девушек в течение одного дня? И, главное, напоказ. Зачем ему понадобился весь этот спектакль? Они стояли на лестничной площадке четвертого этажа телефонного узла и курили, переговариваясь негромко. Пока эксперты осматривали место происшествия, пытаясь отыскать отпечатки пальцев, найти хоть что-то, что можно было бы использовать в качестве улики, прибывший наряд милиции согнал всех сотрудников «777» на пятый этаж. Там они оставались под присмотром двоих патрульных и одного оперативника. Пилюгин уже вошел в роль руководителя следственной группы и занял директорский кабинет, где как раз и вел допрос Каляева. Волин и Лева вошли без стука, остановились у двери. Пилюгин восседал за директорским столом, заполняя протокол и время от времени подбрасывая очередные вопросы, вроде: «Вы слушали разговор и что?»
      – И… понимаете, вроде была небольшая пауза… – отвечал бледный как сама смерть Каляев, сглатывая судорожно и растерянно оглядываясь то на Волина с Левой, то снова поворачиваясь к сидящему за столом Пилюгину. -…А потом эта девушка, новенькая, заговорила, как настоящая профессионалка. Понимаете? Она сама стала вести беседу, просто рта не давала нашим раскрыть. И… я тогда подумал: вот что значит – человек раскрепостился.
      – И вы, конечно, ничего странного в этом не углядели, – с фантастическим сарказмом пульнул Пилюгин.
      – Нет, – Каляев быстро-быстро затряс головой. – Нет-нет, ничего. Это со всеми происходит. У одних чуть-чуть раньше, у других чуть-чуть позже. Я подумал, что у этой девочки большое будущее. Она так резко переменилась.
      – И вы не почувствовали, что это запись?
      – Нет. Голос звучал очень чисто. Очень. И к тому же голоса были слишком похожи. Слишком. То есть в процессе разговора голос у этой девочки, кандидатки, немного менялся и даже не один раз. Эмоциональное напряжение, разрядка. Здесь много факторов. Я и не почувствовал подвоха. Подумал, что она просто «поймала» нужный тон.
      – Кому вы звонили перед тем, как отвести убитую в «кабинет»? – выпалил вдруг Пилюгин. – Отвечать быстро!
      – Н-никому, – пробормотал Каляев, бледнея еще сильнее. – Я… Никому не звонил.
      – А вот операторы вашей АТС утверждают, что вы кому-то звонили.
      – Нет-нет, – директор даже всплеснул руками. – Они что-то путают.
      – Как же вы объясните, что убийце стало известно о новой «кандидатке»?
      – Толстяк ничего не знает, – прошептал Волин Леве, и тот кивнул, соглашаясь.
      – Я не… не знаю, – от волнения Сергей Сергеевич начал даже заикаться. – Сна… ачала мне позвонила сменщица Рибанэ и сказала, что угодила под машину, потом позвонили из фирмы по установке…
      – Это нам известно, – нарочито грубо оборвал его Пилюгин.
      – Дальше. Волин наклонился к Леве, шепнул на ухо:
      – Сходи, позвони в ГАИ. Узнай, что там с этой сменщицей.
      – Хорошо, – оперативник выскользнул в коридор.
      – По… том позвонила Марина. Рибанэ, – продолжал Каляев.
      – Сказала, что зайдет за до… кументами, и все. Больше никто мне не звонил. И я никому. Тоже. Может быть, эта девушка… Может быть, она са…ма кому-нибудь говорила, что… собирается.
      – Говорила! – рявкнул Пилюгин. – Говорила! Мне! И вот этому товарищу! – он указал на Волина. – Девушка, о которой вы нам тут рассказываете, – наша сотрудница!
      – Ой! – Каляев схватился за сердце. – Ой. Ой, Господи. Ой, боже мой.
      – Он ничего не знает, – сказал Волин.
      – Да вижу уже, – оскалился Пилюгин. – Но ведь откуда-то этот тип узнал о том, что Лера пришла наниматься на работу. Черт! Будь оно все проклято! – капитан потер ладонью глаза, поднял взгляд на Волина. – Слушай, Аркадий Николаевич, переоформи на меня часть бумаг. До вечера. Ладно?
      – Оформлю, – пообещал Волин.
      – Придется перед начальством отвечать, какого хрена я вообще полез в эту задницу. А так – поступила оперативная информация… Ну и так далее. Черт, – Пилюгин повернулся к окну, за которым гудел Арбат. – Мне же теперь с Леркиными родителями придется разговаривать. Что я им скажу? Она ведь даже не оперативница была… В кабинет вошел Лева, доложил негромко:
      – Сегодня утром, по дороге на работу, сменщица Рибанэ была сбита машиной. По показаниям свидетелей – темным «Фордом». Волин взглянул на Пилюгина:
      – Вот так. Уже утром он четко знает, что кабинет будет свободен и очередную девушку поместят именно туда. Даже если его ловят, он всегда может сказать, что пришел поискать свою подругу Марину.
      – Постой, но тогда выходит, что он точно знал, в какой день мы «зашлем казачка»?
      – Выходит, что так.
      – Откуда?
      – Да кто его знает? Или он стопроцентно контролирует наши действия, или…
      – Или что?
      – Или у него есть осведомитель среди твоих парней.
      – Ты с ума сошел? – возмутился Пилюгин. – За своих парней я ручаюсь, как за себя.
      – Тогда контролирует, но хотел бы я знать как.
      – Ладно, – Пилюгин поднялся. – Пока там ребята с пленкой разбираются, пойду побеседую с Газеевым.
      – Надеюсь, мы можем поприсутствовать? – угрюмо спросил Лева.
      – Ребята, я лучше сам, – поморщился Пилюгин. – Как-никак – он мой бывший шеф. Вдруг удастся его разговорить. Заодно выясним, откуда ему известно о «казачке».
      – Ну смотри, – покачал головой Волин. – Смотри. Ты его знаешь, тебе виднее. Пилюгин поднялся, медленно, словно пребывая в прострации, одернул пиджак и только после этого вышел. Волин прошел к креслу, присел напротив Каляева, спросил спокойно, без нажима:
      – Сергей Сергеевич, а что, Михаил Газеев часто заходил?
      – Сю… сюда? – снова сглотнул толстяк.
      – Да вы не нервничайте. Лучше подумайте хорошенько. Вспомните. Часто ли навещал вас Михаил Газеев?
      – Ну… Миша, он… иногда приходил. Ин-ногда уходил. Не очень часто… но заходил. Бывало.
      – Так. А по вечерам он вас навещал когда-нибудь? Толстяк надул щеки и запыхтел, словно ответ застрял у него во рту.
      – Приходил. По… вечерам.
      – И ночная смена к этому времени уже заступала, да?
      – Да. Заступала. Волин доверительно наклонился вперед, положил локти на колени, сцепил пальцы рук в кулак.
      – А сотрудницами, работающими в ночную смену, Михаил интересовался? Каляев подумал, попыхтел, мелко потряс головой:
      – Ну… нет. Ни разу не интересовался. Никогда.
      – Ага, – задумчиво протянул Волин. – И что же, совсем никогда не интересовался?
      – С-совсем.
      – Ладно. А скажите, когда-нибудь вы выпивали вместе? Здесь, в кабинете? – Каляев посмотрел на Волина, на Леву, снова на Волина, словно не знал, как реагировать, и ждал подсказки. Тайного знака. – Ну же, Сергей Сергеевич. Может быть, после работы, расслабиться, по рюмочке, а?