Сердце дьявола

Однако же, черт побери, как хорошо. Валяться, не загружая мозги «интеллектуальщиной», и просто пить пиво. Нет, Достоевского Маринка читала, Чехова, Аксенова. Феллини смотрела, Бергмана, не часто, конечно, но тянуло временами. Только не после смены. Вообще-то, это правильно. Не пытайтесь читать литературу «для ума» после бессонной ночи, если, разумеется, не поставили перед собой цель выработать рвотный рефлекс на классику. Пиво в этом отношении куда предпочтительнее. «Надо принять душ, – подумала она. – Вот сейчас опустошим бутылку – и в ванную». Пиво закончилось гораздо быстрее, чем Маринке хотелось бы. Выключив телевизор, она сбросила блузку, джинсы, маечку и, оставшись в одних трусиках, направилась в ванную. Помнится, первый раз оказавшись в квартире Мишки и заглянув в ванную, она пережила легкий шок. Ей таких видеть еще не доводилось. Оборудованный по последнему слову импортной, разумеется, техники, сей «храм чистого тела» мог повергнуть в священный трепет любого. Кроме разве что, фаната космической фантастики. Что уж говорить о Маринке, привыкшей к совмещенному санузлу в родительском доме и воспринимавшей как благость раздельные клетушки, навязчиво напоминающие размерами собачью конуру. Маринка сбросила трусики и вошла в душевую кабину, отрегулировала температуру и напор воды на специальной панели, с удовольствием подставила сильное, гибкое тело под теплые струи воды, прикрыла глаза. В этот момент ей показалось, что в комнате звонит телефон. Маринка чертыхнулась не без раздражения. Опытным путем установлено: телефоны имеют гнусную привычку звонить именно в ту секунду, когда вы заняты больше всего. Например, подносите ко рту ложку с горячим еще супом. Бывают и более курьезные случаи. Она прислушалась. Точно, звонит. Выбираться из душа не хотелось. Можно было пойти мокрой, но кто как, а Маринка чувствовала себя полной идиоткой, когда выскакивала из ванной, торопливо заворачивая тело в полотенце, бежала по коридору, оставляя за собой мокрые следы. Плебс, граничащий с кичем. Ничего, подумала она, перезвонят. Или, если очень нужно, надиктуют на автоответчик. Маринка спокойно вымылась. За это время телефон звонил еще дважды, а может быть, даже трижды. Она упрямо не обращала на звонки внимания. Выключила воду, вытерлась, накинула огромный Мишкин халат, вышла в комнату, вытирая волосы. Теперь можно было отдать должное телефону. В окошке автоответчика мигала по-японски строгая двоечка. Маринка нажала кнопку «воспроизведение». Первый звонок был от Мишки. Он очень удивлялся, что Маринки еще нет, – разочарованное «я думал, ты уже дома…», – затем, подумав, сообщил, что у них в офисе сегодня намечается вечеринка по поводу дня рождения одного из сотрудников, вот он и хотел бы лицезреть свою дражайшую «почти половину». Можно без вечернего платья. А вообще-то он, Мишка, еще перезвонит попозже, на случай, если Маринка спит. За теплым, почти родным голосом послышался гундосый японско-микросхемный гудок, а затем… О, нет, только не это… В комнату вплыл размытый, чуть неуверенный голос ее начальника. «Мариночка, это Каляев…» Она так и поняла. И, конечно, сразу же догадалась, зачем он звонил. Неуверенный тон мог обмануть только новичка. Маринке все объяснили в первый же день. «…вас нет, а я рассчитывал побеседовать лично. Мариночка, видите ли, в чем дело, девочка из ночной смены заболела. Заменить некем. Вы же знаете, сезон отпусков. В общем, я хотел попросить вас отработать сегодня». Маринка присела на край тахты, бросив полотенце на колени. Вот это сюрприз. И попробуй откажись. Каляев, любезнейший Сергей Сергеевич, отказов не терпел. Можно и без места остаться. Маринка своей работой дорожила, несмотря на то что Мишка зарабатывал более чем достаточно. Нет, она хотела оставаться независимой. Девушка с тяжелым вздохом – а куда деваться? – достала из сумочки записную книжку, нашла номер начальника, сняла трубку.
 

***

 
      Эксперт, худосочный, нескладный мужчина с грустным, как выдохшаяся газировка, лицом, аккуратно положил на стол Волина заключение, отодвинул стул, присел на краешек.
      – Вот. Это то, что нам удалось установить на данный момент, – буднично сообщил он. Его спутник – благодушный, улыбчивый дядька лет сорока пяти, дородный, спокойный – смотрел на Волина. Тот кивнул, указал на второй стул:
      – Добрый день. Вы ведь психиатр? Я правильно понял?
      – Совершенно правильно, – подтвердил улыбчивый. – Наум Яковлевич Чигаев, с вашего позволения.
      – Присаживайтесь, Наум Яковлевич, – пригласил Волин. – Для начала, если не возражаете, я просмотрю заключение эксперта.
      – Пожалуйста, пожалуйста, – улыбнулся Чигаев. – Я не тороплюсь. Он присел, откинулся на спинку стула, сложил руки на округлом животике. Волин придвинул к себе заключение, скользя взглядом по строчкам, спросил:
      – Вы практик?
      – Консультант. Хотя некоторых пациентов приходится вести самому.
      – Превосходно. Превосходно. Превосходно. – Волин перевернул страницу, не поднимая взгляда на экспертов, пробормотал: – Значит, смерть наступила между половиной двенадцатого и половиной первого ночи, со вторника на среду. В таком случае, их должны были видеть. В это время в центре еще народу полно. А убийца не мог расправиться с жертвой в другом месте, позже перетащив труп во двор?
      – Исключено, – со слоновьей медлительностью покачал головой эксперт. – Девушку убили именно в этом дворе. Расположение луж, подтеков, брызг крови подтверждает данный вывод.
      – Да я и не сомневался, – Волин поджал губы. – Спросил для порядка. Кстати, – он оторвался от чтения и посмотрел на эксперта, – вы абсолютно уверены, что жертва не была изнасилована перед или сразу же после смерти?
      – Абсолютно, – ответил тот грустно, словно сожалел о том, что жертву не успели изнасиловать. – Абсолютно.
      – Неужели убийца не оставил вообще никаких следов?
      – Кровь на одежде совпадает с группой крови убитой. Других пятен нет. Мы изучили подногтевое содержимое, надеясь обнаружить кусочки кожи и следы крови убийцы – обычно таковые присутствуют, – но в нашем случае их не было.
      – То есть в момент убийства девушка не сопротивлялась, – подытожил Волин.
      – Совершенно верно. И даже ясно почему. В крови убитой обнаружены следы алкоголя и кемитала.
      – Кемитала? – переспросил Волин.
      – Барбитурата. В сочетании с алкоголем, даже в малых дозах, барбитураты дают эффект отравления. Вплоть до летального исхода. Человек засыпает. Будучи разбуженным, пассивен и практически не контролирует собственных действий.
      – Понятно, – Волин серьезно кивнул. – Иначе говоря, убийца угостил жертву алкоголем, подсыпав в него кемитал, так?
      – Скорее всего просто дал ей таблетку под благовидным предлогом, – поправил эксперт. – Может быть, вместо обезболивающего. Затем, воспользовавшись невменяемостью девушки, отвел ее в пустой двор, где и убил. Естественно, жертва не могла оказать сопротивления, поскольку практически все время спала.
      – Кемитал сложно достать? – задал Волин следующий вопрос.
      – В Москве в любое время суток и без особых хлопот можно разжиться героином. Что уж говорить о барбитуратах.
      – Ясно. В любом случае, чтобы угостить жертву алкоголем и тем более наркотиком, убийца должен был ее знать.
      – Разумеется, это не сиюминутное знакомство.
      – Понятно, – Волин закрыл заключение, отложил его в сторону. – Проштудирую позднее. – Он повернулся к Чигаеву: – Наум Яковлевич, я бы хотел узнать ваше мнение относительно возможных мотивов данного преступления. Само собой, с точки зрения современной психиатрии.
      – Боюсь, – Чигаев развел руками, демонстрируя открытые ладони, – ничего определенного сказать не смогу. Слишком мало информации. Объект ваших поисков, несомненно, человек с психическими отклонениями, но вот насколько эти отклонения сильны и как часто они проявлялись раньше, определить невозможно.
      – Вы полагаете, убийца – сумасшедший?
      – Сумасшедший – слишком размытое понятие.
      – В каком смысле? – нахмурился Волин. – Ваши ответы слишком абстрактны. Не могли бы вы выражаться конкретнее?
      – Постараюсь. – Чигаев монолитно устроился на стуле, скрестил руки на груди. Он производил впечатление человека «на своем месте». – Видите ли, существует целый ряд эндогенных заболеваний психики, при которых возможен выплеск зачастую совершенно немотивированной агрессии. Например, параноидальная, гебефреническая либо циркулярная шизофрения, маниакально-депрессивный психоз. Больной может страдать манией преследования, с паранойяльным бредом в стадии кристаллизации и вербальными галлюцинациями. Ему кажется, что окружающие желают его смерти. И тогда он начинает защищаться. В том числе и при помощи убийства тех, кого он считает своими врагами. Защита, вполне адекватная угрозе. В понимании больного, конечно. Далее, эпилептический психоз. Кстати, у эпилептиков часто случаются кратковременные «сумеречные помрачения сознания», при которых больной не может контролировать собственные действия.
      – В таком случае, этот человек должен состоять на учете в психоневрологическом диспансере?
      – Безусловно. Однако состоит или нет – большой вопрос. Вы можете мне не поверить, но в славные «застойные» годы основной процент больных, страдающих психопатологиями, выявлялся вовсе не дома, а… да, да, верно, в рабочем коллективе. Обращали внимание на различного рода «странности», сообщали начальству, и больного успевали отправить на лечение, пока болезнь не приняла еще социально опасные формы. Теперь же, когда шестьдесят процентов работающих сидят по домам, в неоплачиваемом отпуске, выявлять подобные «странности» стало некому. Хорошо еще, если такой больной проживает с семьей. Но ведь зачастую болезнь распознается в самой поздней стадии. – Чигаев с сожалением покачал головой. При этом вид у него был такой, словно в нынешнем упадке экономики виноват был именно Волин и никто другой. – Аркадий Николаевич, голубчик, вы даже представить себе не можете, сколько в Москве невыявленных душевнобольных. Мы с вами живем в городе, на сорок процентов населенном, как вы выражаетесь, сумасшедшими. Они свободно гуляют по улицам, не вызывая подозрений. Кстати, ваш убийца вполне может оказаться иногородним. На то, чтобы поднять картотеки психоневрологических диспансеров и психиатрических клиник только Москвы и Московской области, вам понадобится года полтора-два. При этом существует еще и второй вариант модели поведения.
      – Какой же?
      – Убийца может вовсе не иметь отклонений в психике. Допустим, жертва знала о нем нечто важное и пыталась шантажировать. Ваш подопечный расправляется с ней, а затем пытается замаскировать все под действия маньяка. Волин хмыкнул. О подобном повороте он пока не думал.
      – Если наш убийца – сумасшедший, – продолжал тем временем Чигаев, – то рано или поздно он попытается совершить следующее убийство. Это только вопрос времени, поверьте. А вот если он нормален… Тут опять-таки возможны два варианта развития ситуации. Либо убийца удовлетворится содеянным, либо попытается утвердить версию «маньяка» и совершить еще два-три аналогичных преступления.
      – Почему именно два-три? – спросил Волин.
      – Меньше нецелесообразно. Чтобы убедить вас в существовании убийцы-психопата, одного прецедента явно недостаточно. Маньяки, как правило, не останавливаются на двух жертвах. Но и более трех убивать рискованно. Можно наследить. Так что два-три – самое вероятное число. Психиатр улыбнулся с довольным видом. Похоже, ему понравилось собственное объяснение.
      – М-да. Задали вы нам задачку, – пробормотал Волин, взъерошив волосы на затылке.
      – За что боролись, – философски протянул Чигаев.
      – Его можно как-то вычислить? – поинтересовался следователь.
      – Вычислить можно любого человека. Совершенно любого. Сумасшедшие не исключение. Это только кажется, что в их поступках отсутствует логика. На самом деле логика есть. Важно только понять ее.
      – Каким образом это можно сделать? Чигаев хмыкнул, посмотрел в окно, затем перевел взгляд на Волина и дернул округлым плечом.
      – Для начала необходимо определить критерии и систему отбора жертв. Выбор никогда не бывает случаен. Жертва обязательно обладает определенными признаками, которые и привлекают убийцу. Не претендую на истину в первой инстанции, но, возможно, в данном случае это либо телосложение, либо лицо.
      – Ну да, – согласился Волин. – Убийца пытался привести труп в соответствие с какими-то своими стандартами. Вы это имеете в виду?
      – Похоже на то. Он «облагородил» труп, убрав «неподходящую» часть. Голову либо тело. Осмысливая сказанное, Волин неторопливо взял со стола пачку, достал сигарету, закурил.
      – Кстати, – подал голос эксперт. – Убийца отрезал голову жертвы очень осторожно. С минимумом повреждений.
      – Вот, – удовлетворенно хмыкнул Чигаев. – Тело и лицо. Далее, место убийства. Подумайте: почему убийца умертвил жертву именно в этом дворе? Зачем он тащил ее куда-то, рискуя привлечь к себе внимание прохожих? Почему не убил на месте, там, где они выпивали, там, где он накормил ее кемиталом? Судя по заключению, убитая девушка не производила впечатления подзаборной ханыги. Она не стала бы распивать спиртное в подворотне с первым встречным. И тем более принимать таблетки. Значит, либо ресторан, либо квартира. Не думаю, что убийца повел бы ее в ресторан. Если он – не психопат, подобный поступок граничит с самоубийством. В ресторанном зале куча свидетелей. Посетители, официанты, метрдотель, бармен. Показаться там в обществе жертвы – все равно, что явиться в милицию с повинной.
      – Мы проверили содержимое ее желудка на предмет остатков пищи, – вступил в разговор судебный медик. – Убитая почти ничего не ела перед смертью. Зато пила довольно много шампанского.
      – Не очень похоже на ресторан, правда? – Чигаев улыбнулся, растянув губы в тонкую полоску. – Сумасшедшие же предпочитают уединение по иной причине. Как правило, им необходимо сосредоточиться. Они замыкаются на будущей жертве. Им сложно работать на «два фронта». Другое дело – квартира. В квартире нет лишних глаз. Там тихо и спокойно. Никто не отвлекает от задуманного. Нет, он берет пребывающую в прострации жертву и везет ее в центр, где еще полным-полно народу. А убив, не старается скрыть следы, что характерно для «нормального» убийцы. Он зарывает труп в мусор, но при этом даже не пытается уничтожить многочисленные пятна крови. Где же здесь логика? Почему он поступает именно так, а не иначе? Зачем он потащил жертву в центр города? – Чигаев поднял обе руки. – Нет, нет, нет. Не спешите с ответом. И уж тем более не говорите, что выбор места случаен. Маньяки-убийцы ничего не делают случайно. Ничего. Уверяю вас, выбор места, как и выбор жертвы, строго обусловлен одним-единственным фактором. Этот фактор – цель убийства. Именно эта девушка и именно это место. Вывод: вы должны определить привлекающий признак и понять, какую цель ставит перед собой преступник. Тогда, и только тогда он окажется у вас в руках. Волин задумчиво потер подбородок. На словах все просто, а попробуйте осуществить это на практике.
      – Я где-то то ли слышал, то ли читал, – начал он, – что маньяки подсознательно хотят, чтобы их поймали. Это правда?
      – Часто, – согласился Чигаев. – Но не всегда. Видите ли, это зависит от многих причин. Немаловажную роль играют форма и течение психического расстройства. Скажем, у больного маниакально-депрессивным психозом подобные желания могут отсутствовать вовсе. Он ведь не нападает, он защищается. Для него важно не убийство как таковое, а возможность избежать опасности. Мнимой, разумеется. В собственном понимании он не делает ничего противозаконного. Значит, и раскаиваться ему не в чем.
      – Но это не наш случай, – покачал головой Волин. – Если бы это была работа «защищающегося», то он не стал бы прятать труп. Зачем, если, как вы говорите, он не совершает ничего предосудительного?
      – Да, верно, – психиатр усмехнулся.
      – Значит, мы имеем дело с убийцей-»агрессором».
      – Скорее всего.
      – Какова вероятность того, что этот человек вернется на место преступления, если не будет знать, обнаружен ли труп? Психиатр задумался. Его и без того объемная фигура на несколько секунд расслабилась, словно обтекая стул, отчего стала казаться еще объемнее.
      – Думаю, крайне мала. Скорее, он пойдет дальше. Действия людей, страдающих острыми формами психических расстройств, всегда… или почти всегда подчиняются строго определенной цели. Цель же диктует и все прочее: орудие убийства, время суток, пол жертвы. Обнаружен труп или нет, не имеет значения. Важна цель, и только цель.
      – Но если все-таки допустить, что для него важен и факт обнаружения тела?
      – Полагаю, он не вернется и в этом случае. Хотя найдет способ узнать, обнаружен ли труп. Волин хмыкнул. Доводы психиатра были логичны. Настолько логичны, что походили на правду. Конечно, его утверждения строятся на предположениях, а те, в свою очередь, базируются на опыте, но… В главном Волин был убежден: психиатр подсказал ему основную линию, которой следует придерживаться. Признак. Место и жертва. Возможно, их что-то объединяет. По какой-то причине убийца соотнес жертву и место преступления. Над этим стоит поломать голову.
      – И вот еще что. – Чигаев снова скрестил руки на груди. – Если наш подопечный – человек, страдающий каким-то психическим заболеванием, то, возможно, это преступление у него далеко не первое…
 

***

 
      Разговор вышел не очень гладким. Маринка попыталась отбиться от внеплановой «ночнухи», но Сергей Сергеевич настаивал, нажимал с мягкой настырностью моржа:
      – Мариночка, – всех сотрудниц он почему-то называл именно так, уменьшительно-ласкательно: Мариночка, Любочка, Наташенька. – Мариночка, но вы поймите и меня. Мне-то, мне что делать? Ну что? Закрыть линию? Мариночка, вы не можете так со мной поступить. Маринка хотела ответить, что очень даже может, переживет как-нибудь это несчастье и Сергей Сергеевич, не умрет. И спать он будет спокойно, и кушать с аппетитом. С его-то фигурой. Но… Каляев принадлежал к той породе непробиваемых зануд, которым легче сказать «да», чем отказать.
      – Сергей Сергеич, у моего… мужа сегодня день рождения!
      – У мужа, – с облегчением протянул Каляев. – Мариночка, золотко, сколько их еще будет в вашей долгой супружеской жизни. Муж – категория непреходящая. Мужья, они, как тараканы, заводятся однажды и навсегда. Не избавитесь. Я сам муж, знаю. А тут, можно сказать, судьба целой организации висит на волоске.
      – Врете, Сергей Сергеич, – с мрачной решимостью заявила Маринка. – Вы – холостяк. Все девчонки об этом знают. И потом, если судьба целой организации от меня одной зависит, чего же тогда вы мне такой скромный процент положили?
      – Вру, Мариночка, вру, – радостно засмеялся Каляев, пропуская «процент» мимо ушей. – Истинный крест, вру. Но ведь только для пользы дела. Мариночка, вы мне необходимы! Давайте договоримся так: вы спокойно отмечаете день рождения своего драгоценнейшего супруга, потом берете такси и едете на работу. Девочка из дневной смены вас дождется, я распоряжусь. Такси оплачиваю из своего кармана.
      – Сергей Сергеич, дело ведь не в такси, – попыталась возразить Маринка.
      – Э-э-э, не скажите, голубушка, – мгновенно перехватил инициативу Каляев. – Как же не в такси? И в такси тоже. Вы ведь, если мне не изменяет память, где-то рядом живете? На Кутузовском? Так тут совсем близко. Значит, договорились, такси за мой счет. Хорошо?
      – Сергей Сергеич…
      – Вот и славненько. Мариночка, золотко, вы меня, можно сказать, из петли вытащили. Только долго не засиживайтесь и сильно не того… одним словом, не выпивайте чрезмерно. Договорились? Вот и чудненько. И славненько. И хорошо. Всех благ вам, Мариночка, – щебетал Каляев. – Отличненько. И не забудьте поздравить супруга от моего имени. Всего доброго.
      – Не забуду, – вздохнула Маринка в нудящую короткими гудками трубку. Она откинулась на подушку, тяжело глядя в экран, на котором два мордоворота самозабвенно увеличивали друг другу и без того широкие физиономии. Ногами. «День насмарку, – подумала Маринка. – И не один день, а целых два. Сегодняшний и завтрашний». Тяжелый вздох вырвался у нее сам собой. Надо поспать, иначе ей ночь не высидеть. А ведь еще придется «заниматься страстной любовью» с этими вечно голодными ребятами, засевшими в телефонной трубке, как в противотанковом доте. Иногда, хотя и не слишком часто, Маринка ненавидела свою клиентуру. Всю, без исключения. Априори. Кипящая в груди злость мешала уснуть. Маринка сползла с тахты, прошлепала в кухню, достала из холодильника бутылку пива, откупорила и сделала несколько жадных глотков. Покатила по телу приятная ватная расслабленность, мягко ударил в голову сладкий и густой солодовый хмель. Быстро «зацепило». После бессонной ночи, что ли? Но пивная прохлада залила злость, остудила раскаленную занозу. Маринка вернулась в комнату, прилегла, щелкнула зажигалкой, раскуривая сигарету, и потянулась за телефонной трубкой. Надо было позвонить Мишке, «порадовать». Он, наверное, расстроится. Маринка сделала еще один глоток и негнущимся пальцем ткнула в нужную цифру на светящейся панасониковской клавиатуре.
 

***

 
      К середине дня Волин успел провернуть кучу работы. Во-первых, связался с отделением милиции, к которому относился злосчастный двор. Распорядился насчет опроса жильцов ближайших домов. Мера, конечно, более чем сомнительная в смысле результата – если бы кто-нибудь что-нибудь видел, уже позвонили бы, – но обязательная практически при любом расследовании. Во-вторых, сходил к прокурору, получил разрешение на использование в разыскных мероприятиях средств массовой информации. Это было очень непросто. Начальство не любит выносить сор из избы. Основным доводом против было: «Прошло слишком мало времени, чтобы рассчитывать на серьезные результаты. Давайте наберемся терпения и посмотрим, как будет развиваться расследование». Волину пришлось пустить в ход все свое красноречие, дабы убедить собеседника: промедление может стоить кому-то жизни. В конце концов, прокурор согласился, хотя и с неохотой. Затем Волин отправил «Карту неопознанного трупа» на проверку по учету лиц, пропавших без вести, и разослал соответствующие запросы в отделения милиции. Его интересовали заявления, поступившие в течение последней недели и касающиеся исчезновения девушек, подходящих по возрасту и телосложению. Сразу после этого Волин заказал сводку аналогичных нераскрытых преступлений по Москве и Московской области за последний год. Потом связался с газетой, дал информацию, – процедура, ставшая в последнее время вполне обычной. Без фотографии, разумеется. Затем еще полчаса дозванивался до телевидения. Одним словом, утро напоминало бег с препятствиями. Заявлений об исчезновении в течение последней недели не поступало, а сводка по аналогичным преступлениям оказалась не просто большой. Впечатляюще огромной. Сорок четыре листа. И это только Москва и область. Волин подумал о том, что если убийца – приезжий, по этому списку вычислить его вряд ли удастся. А еще он ощутил нечто похожее на разочарование, смешанное с растерянностью. Похоже, Чигаев прав. Сумасшедших в этой стране больше, чем Волин мог себе даже представить. Он просматривал сводку, вычленяя более-менее похожие случаи и потихоньку дурея от обилия чужих смертей. Правда, отрезанных голов Волин больше не обнаружил, но это ничего не означало. Убийца мог быть из другого города, другой области, а то и, еще лучше, из «братской» страны Украины, Белоруссии, Молдовы, мог «выйти на большую дорогу» впервые, а еще мог изменить «почерк». Смена «стиля» хотя и не характерна для сумасшедших, однако и не так редка, как может показаться на первый взгляд. Чаще всего это обусловлено прогрессом заболевания и соответственно регрессом личности больного. Это ему тоже объяснил Чигаев. Волин выделил несколько убийств, напоминавших их случай, – молодые высокие брюнетки, тела которых были обнаружены в людных местах, – подчеркнул красным карандашом. Надо поднять всю информацию по этим происшествиям, подумал он. Абсолютно всю, до самых незначительных мелочей. Никто не может проконтролировать ВСЕ. Как правило, в любом случае существует пусть крошечная, но зацепка. Важно ее отыскать. Обдумывая преступление, убийца стремится избежать больших ошибок и не замечает маленьких. Эти-то «маленькие» просчеты подчас могут дать следствию больше, чем крупные и значимые улики. О крупных ошибках подследственный может вспомнить, а вот мелочи упрямо ускользают из памяти, не даются, смущают. Человек нервничает и начинает допускать все новые и новые ошибки, одну за другой. Тут-то его и ловят. Волин отложил нужные страницы сводки, остальные бумаги убрал в шкаф. В этот момент в дверь постучали. Затем створка приоткрылась, и в щели появилась голова Саши Смирнитского:
      – Разрешите, Аркадий Николаевич? Волин приглашающе махнул рукой:
      – Заходи, Саша. Заходи. Он потер красные глаза, поерзал, встал и прошелся по кабинету, отгоняя предательски подкрадывающийся сон. Саша аккуратно прикрыл за собой дверь, прошагал к столу, присел. Волину тоже пришлось занять свое начальственное место. Не стоит расхаживать, когда человек говорит. Если, конечно, ты не хочешь его сбить.
      – Ну, рассказывай, что у тебя? Саша достал из кармана небольшой дешевый блокнотик, полистал, нашел нужную запись, крякнул с удовольствием:
      – Вот. Мы проверили дактилокарту убитой по межведомственной картотеке. К уголовной ответственности она не привлекалась.
      – Угу, – Волин кивнул. Новость, в сущности, была никакой. Нет «пальчиков» – нет личности. Лучше было бы наоборот. С другой стороны, если в картотеке МВД не было «пальчиков» убитой, то практически со стопроцентной уверенностью можно было исключить мотив нанесения посмертных увечий как способ избежать опознания жертвы.
      – Что еще? – спросил Волин.
      – След оперативного вмешательства имеется, но он вряд ли нам поможет. Старый шрам от удаления аппендицита. Аппендицит вырезан у восьмидесяти человек из ста. Больше ничего. Ни ожогов, ни переломов. Никаких других патологий. – Саша перевернул страничку, прищурился, вчитываясь. – Что это?.. Во почерк… – Он усмехнулся. – В школе «бананы» по письму хватал регулярно. Училка наша ругалась на чем свет стоит. Матушку в школу дергали раз в неделю, строго. Царапал я как курица лапой. Ох, мне и доставалось. Батя у меня тот еще воспитатель. Чуть чего – за ремень, и вся недолга. Говорил: «Скажи спасибо». Мол, его дед оглоблей охаживал. Волин ждал. Он чувствовал раздражение, хотелось одернуть оперативника, сказать, чтобы тот перестал пороть чушь, поторопить, но раздражение это было следствием бессонной ночи и не стоило давать ему выхода.
      – Во понаписал, – Саша усмехнулся. – Сейчас разберусь… Ага, понял. Пломбы на зубах. Я, кстати, схему принес. Эксперты сказали, что работа очень качественная. Слепок челюстей готов. В лаборатории. Если надо, могу принести.
      – Пока не стоит. Обойдемся схемой.
      – Как скажете. Оперативник выложил стоматологическую карту. В широких графах, помеченных специальной аббревиатурой, стояли сочные крестики.
      – Сейчас за деньги даже в районной поликлинике могут сделать «голливудскую» улыбку, – заметил Волин и снова потер глаза. Спать хотелось немилосердно. Он взял со стола схему, туманно пересчитал помеченные ячейки. Восемь.
      – Э-э-э, не-ет, – расплылся довольно оперативник. – Тут не все так просто.
      – Саш, очень хочется спать, – посетовал Волин. – Смекаешь, к чему клоню?
      – А то. Ясное дело, – Саша закивал понимающе. Мол, и самому хочется. Три часа – это разве сон? Так, баловство одно. – Короче говоря, эксперты считают, что она совсем недавно лечила пародонтоз. Это с деснами что-то такое. В общем, чертовски неприятная штука. Оперативник улыбнулся, демонстрируя два ряда отличных белых зубов, словно показывая Волину: лично ему, Саше Смирнитскому, все эти кариесы, пародонтозы и прочие «прелести» глубоко до лампочки. Или по барабану. Что одно и то же. И без всяких там «Диролов» с «Орбитами».
      – Саш, не томи. Недавно – это когда?
      – Максимум три месяца назад. Пародонтоз у нас лечат – действительно лечат – только в институте стоматологии. В остальных клиниках под ту же дуду просто убирают зубной камень.
      – Отлично. – Волин откинулся в кресле, закурил. Впервые за весь день он испытал облегчение. Появилась не просто зацепка. Замаячил свет в конце тоннеля. Пусть слабый, но это лучше, чем никакого. – Ты связался с институтом?
      – Попытался.
      – И что тебе сказали?
      – Что у них институт стоматологии, а не красоты. В общем, по приметам они никого опознать не могут. Про бабочку я у них даже и спрашивать не стал. Побоялся, что обидятся. – Он хохотнул коротко над собственной остротой, но, заметив, что Волин не разделяет веселья, смолк и закончил уже на деланно-траурной ноте: – Короче, гражданин начальник, нужно ехать, смотреть медицинские карты, сопоставлять пломбы-прикусы и другие кариесы. Саша звонко захлопнул блокнотик. Вид он имел самый довольный. Волин кивнул. Работа действительно была хорошей. С момента обнаружения трупа прошло всего полдня. Иной раз приходилось возиться по году, а некоторых так и вовсе опознать не удавалось.
      – Когда ты намерен этим заняться?
      – Ну-у-у, – Саша вальяжно развалился на стуле. – Надо параллельно еще и свое дерьмо разгребать. У нас с этим строго. Центр все-таки, не хухры-мухры. Иностранцы там всякие шастают, городское начальство опять же. Так что мы на особом контроле. Хочешь не хочешь, а приходится поворачиваться. Да и не обедал я еще сегодня.
      – Счастливый, – вздохнул Волин. – Я еще и не завтракал. Ладно. Во второй половине дня занимайся своей работой, а завтра в восемь я жду тебя в этом кабинете.
      – А институт?
      – Сам съезжу.
      – Вай нот, как говорят французы, – раскатисто гаркнул Саша, снова расплываясь в довольной улыбке. – Что в переводе означает: «Съездите, конечно, гражданин начальник, если вам время позволяет».
      – Позволяет, позволяет, – Волин поморщился. – И не французы говорят, а англичане. В общем, оперативник ему нравился. Характер хороший, да и работник дельный, ответственный. Был у Смирнитского только один яркий недостаток: временами его становилось слишком уж много. В такие моменты он заполнял собой все свободное пространство.