Воровское счастье - Удача

      Знахарь кивнул.
      Гарсиа с удовлетворением подумал о том, что его слова попали Знахарю куда надо, и он не может не согласиться с ними, но на самом деле Знахарь думал о другом.
      Вот оно как – думал он – вот ты о чем… Но ведь ты, голубчик, врешь, как сивый мерин! Если на твою… твой… твое долбаное Никарагуа пойдет войной тот же Гондурас, ты ведь быстренько отстегнешь денег и организуешь освободительную армию. И будешь страстно выкрикивать на митингах горячие слова о родине, о земле предков, хотя… Скорее всего, просто слиняешь и переждешь беспорядки в тихом и благополучном месте. Например, в той же Америке.
      – Да, – сказал Знахарь, – я вряд ли пойду служить в российскую армию. Но вы, уважаемый дон Хуан, так до сих пор и не сказали мне, в чем суть вашего предложения.
      – Мы как раз подошли к этому моменту, – ответил Гарсиа, – и я, как было сказано в великом фильме сеньора Копполы, сделаю вам предложение, от которого вы не сможете отказаться.
      Знахарь удивленно поднял брови, но Гарсиа, засмеявшись, сказал:
      – Нет-нет, вы не подумайте только, что в случае отказа вас упакуют в цементный блок, хотя с этим у нас проблемы никогда не было. Просто мое предложение будет настолько заманчивым, что я готов съесть свою шляпу, если вы откажетесь. Яне верю, что такое предложение, которое я сейчас сделаю вам, можно отвергнуть.
      Ну-ну, подумал Знахарь и ответил:
      –  Явас слушаю.
      Гарсиа налил себе вина, задумчиво посмотрел вдаль и сказал:
      –  Ябуду называть вещи своими именами. Много лет назад, в горной деревушке… Неважно, где это было. В общем, я никогда не думал, что стану тем, кто я есть сейчас. Вы, конечно, слышали такое слово «наркобарон». Могу добавить, что есть и наркокороли. А сам я, – и он посмотрел на Знахаря, слабо улыбнувшись, – наркоимператор. Во всем мире нет человека, стоящего выше меня в кокаиновом бизнесе. Для наркодельцов я как Ленин для коммунистов, с той только разницей, что Ленин был попрошайкой и грабителем, а я имею собственные деньги, и для воплощения в жизнь моих планов мне не нужно искать богатых евреев в старой, выжившей из ума Европе.
      – О, – восхитился Знахарь, – да вы политик!
      – Что вы! – Гарсиа небрежно отмахнулся. – От политики меня тошнит. Просто к слову… Да. Так вот, перехожу к своему предложению.
      Наконец-то, подумал Знахарь и достал из подтаявшего льда бутылку пива.
      – Для принятия этого решения мне не нужно было собирать совет. Мнения других людей интересуют меня только тогда, когда нужно координировать действия, а в таких случаях, как этот, я решаю все сам. Яхочу привлечь вас в свой бизнес. Мало того, учитывая ваше происхождение и определенный опыт в щекотливых делах, я хочу предложить вам стать моим наместником в России. Вы понимаете, о чем я говорю?
      Гарсиа пытливо посмотрел на Знахаря.
      – Повторяю. Япредлагаю вам взять на себя полное руководство кокаиновым рынком всей России. Вы станете королем кокаина на одной шестой части земного шара. Но поскольку на сегодняшний момент кокаина в Россию попадает смехотворно мало, то эту часть моей империи придется построить почти на пустом месте. С нуля. И сделаете это вы.
      – Да… – Знахарь озадаченно почесал щеку, – от такого предложения действительно трудно отказаться.
      – И я даже не даю вам времени на размышление, – подхватил Гарсиа, – я жду ответа прямо сейчас. Ну, не сию секунду, конечно, но во всяком случае до того, как мы поднимемся из-за этого стола.
      –  Японимаю вас, – ответил Знахарь и достал из пачки сигарету.
      Альвец, сидевший до того, как статуя, ожил и поднес ему горящую зажигалку.
      Прикурив, Знахарь кивнул и глубоко задумался.
      Гарсиа, считая, что знаменитый русский гангстер прикидывает все «за» и «против», тактично отвернулся и вполголоса говорил что-то на ухо возникшему, как из под земли, официанту. Тот долго кивал и, выслушав уважаемого сеньора, исчез.
      А Знахарь опять же думал вовсе не о том, о чем хотелось бы Гарсиа.
      Для него не было тайной, что шутка насчет цементного блока была вовсе не шуткой, а нормальным предупреждением, он понимал, что предложение придется принять в любом случае, но он знал еще, что никогда в жизни не станет способствовать распространению этого сорта белой смерти в России. Там и так было достаточно возможностей закончить свои дни тем или иным мучительным способом. У Знахаря не захватывало дух при виде трехцветного флага, и опостылевший гимн не выжимал у него из глаз скупую мужскую слезу, но таким мерзавцем, каким предлагал стать дон Хуан Гарсиа, он все же никогда не был.
      Знахарь умел мыслить глобальными категориями, и он прекрасно представлял себе эту картину, эту цепочку, в которой все было предельно ясно. Тупые южноамериканские крестьяне выращивают коку, не думая ни о чем, кроме куска хлеба и стакана пульке. Другие говорящие животные вырабатывают из первичного продукта героин. Наркокурьеры развозят отраву по всему свету, профессиональные убийцы прикрывают все это, продажные политики и менты получают свою долю немалую, а глупые мальчишки и девчонки умирают сотнями тысяч ради того, чтобы такие твари, как Гарсиа, обогащались.
      Антинаркотическая пропаганда банальна, но банальность, как правило, является совершенной правдой. Солнце греет – банальность. Жизнь прекрасна – банальность. Кокаин – белая смерть. Тоже банальность. И тоже правда. Совершенно прямая и простая, как палка от швабры.
      Гарсиа продавал смерть.
      Самое смешное в этом было то, что эта смерть была вовсе не приятна. Если бы он торговал снадобьем, которое отправляло бы людей на тот свет под парусами неслыханного наслаждения, в этом можно было бы найти хоть какой-то, пусть сомнительный, но резон. Однако всем известно, что смерть наркомана мучительна и страшна.
      И она совсем не добровольна, потому что сознание законченного кокаиниста или героинщика уже не принадлежит ему. С того момента, как он во второй, именно во второй раз пришел к толкачу, он пропал. И теперь его душа принадлежит какому-нибудь дону, который даже не знает о его существовании, хотя и получает от него те самые зернышки, которые его колумбийская курочка клюет от заката до рассвета и наоборот.
      Знахарь посмотрел на Гарсиа, который с подчеркнуто безразличным видом любовался далекими вершинами Скалистых Гор, и, побарабанив по столу пальцами, сказал:
      –  Ясогласен.
      Гарсиа повернулся к нему и ответил:
      – Другого ответа я и не ждал.
      Он щелкнул пальцами, и из-за колонны вышел все тот же официант, который на этот раз держал в белых, как снег, перчатках, пыльную, покрытую паутиной бутылку. На его лице читалось такое почтение, будто это была урна с прахом великого Монтесумы, вождя ацтеков и героя многочисленных легенд и мифов.
      Официант медленно обошел стол, дав возможность каждому рассмотреть бутылку. Знахарь тоже посмотрел на выцветшую этикетку, но там все было по-французски, и единственным словом, которое он смог опознать, было «коньяк».
      Завершив торжественный обход стола, официант осторожно откупорил ее и налил по чуть-чуть в широкие низкие бокалы, до того стоявшие в сторонке.
      Гарсиа взял свой бокал, поднес его к лицу и, закрыв глаза, вдохнул запах старого коньяка. Потом он взглянул на Знахаря, улыбнулся и сказал:
      – Держу пари, вы не угадаете, сколько этому коньяку лет и вообще откуда он взялся.
      Знахарь развел руками и ответил:
      – После такого предисловия я не посмею произнести ни слова.
      Гарсиа посмотрел на свой бокал, в котором колыхалась маслянистая темная жидкость, и сказал:
      – Пятого мая тысяча восемьсот двадцать первого года на острове Святой Елены скончался Наполеон Бонапарт. Один из моих далеких предков присутствовал при этом. Яне буду рассказывать о том, что можно найти в любом учебнике, скажу только, что мой пращур прихватил из буфета отставного императора ящик коньяка. Эта бутылка – оттуда.
      – Коньяк Наполеона? – поразился Знахарь.
      – Совершенно верно, – кивнул Гарсиа, – этой бутылке…
      Он нахмурился, подняв глаза к небу, но Знахарь опередил его:
      – Сто восемьдесят два года.
      Гарсиа тяжело вздохнул и с притворной грустью сказал:
      – Старею… Меня начинают обгонять.
      – Что вы, уважаемый дон Хуан, – возмутился Знахарь, – как можно! Способность к быстрому счету сама по себе ничего не значит. Гораздо важнее стратегический дар, а у вас он развит в превосходной степени. Иначе вы не были бы императором.
      Гарсиа взглянул на Знахаря, усмехнулся и сказал:
      – Да, пожалуй… Главное – не закончить, как Наполеон.
      – Вы правы, – согласился Знахарь. – За что выпьем?
      – За успех нашего дела.
      Бокалы с коньяком, украденным из буфета Наполеона, поднялись над столом, и настала торжественная тишина. Затем все стали причмокивать, кивать и многозначительно поднимать брови. Знахарь, хотя и не обнаружил в наполеоновском коньяке ничего особенного, не отставал от остальных по части сдержанного восторга, однако украдкой косился в сторону серебряного тазика, в котором оставалось еще несколько бутылок пива.
      Наконец, торжественное дегустирование было завершено, и Знахарь, закурив «Малборо», сказал:
      –  Ябы хотел ознакомиться с планом действий. Гарсиа взглянул на него и ответил:
      – А никакого плана нет.
      – То есть как? – удивился Знахарь. – А как же вы в таком случае рассчитываете расширить сферу влияния в сторону России?
      – Это предстоит сделать вам, дорогой Майкл, – ласково сказал Гарсиа, но в его голосе прозвучал почти что приказ.
      Он помолчал и продолжил:
      – Вы лучше меня знаете свою страну, вам известны особенности российского криминалитета, а ведь без его поддержки, как вы сами понимаете, у нас ничего не выйдет, вы знакомы с принципами управления продажными политиками и бюрократами, вы знаете, что делать в ситуациях с русской полицией… В общем, вы русский, вам и карты в руки.
      Знахарь откинулся на твердую спинку кресла и посмотрел в небо.
      Над ним, в головокружительной синей вышине медленно ползла серебряная черточка, и за ней оставалась тонкая ватная полоска инверсионного следа.
      А ведь там холодно, подумал вдруг Знахарь, градусов пятьдесят, наверное…
      Он опустил глаза и, задумчиво вертя в пальцах сигарету, сказал:
      – Значит, мне предстоит разработать весь план. Это интересно… Но и очень ответственно, не правда ли, дон Хуан?
      И он посмотрел на Гарсиа.

* * *

      От острова Гранд Багама, на котором мы с Кончитой проводили заслуженный отдых, до Флориды было около сотни километров. Вроде бы далеко, но я прямо-таки нутром чувствовал, как где-то там, за горизонтом, на американской земле кипит жизнь, и в этом горячем бульончике так и мелькают те люди, с которыми мне не следовало бы встречаться. Во всяком случае до того момента, как у меня появится другое лицо.
      Кончита, оказавшись в таком оживленном и цивилизованном месте, как Багамы, сначала немного дичилась, но вскоре освоилась и через пару дней вела себя, как обычная богатая американка, приехавшая отдыхать на острова.
      Она тратила деньги направо и налево, тусовалась в барах, арендовала катера, акваланги и спортивные самолеты, покупала все сувениры, которые только попадались ей на глаза, заказывала экзотические танцы с музыкой, в общем – прожигала жизнь, а главное – свои денежки. Ясмотрел-смотрел на все это и на третий день, когда после жаркой ночи, проведенной в моих мужественных объятиях, Кончита снова засобиралась, так сказать, в свет, я притормозил ее, усадил на диван и сказал:
      – Ты думаешь, миллион – это нечто бесконечное? А ну-ка, открой свою заветную сумочку.
      Кончита недовольно посмотрела на меня, но сумку, в которой под шмотками лежали ее деньги, все-таки открыла.
      – Теперь посчитай деньги.
      То ли женщины вообще любят пересчитывать деньги, то ли после разговора с Гарсиа она признала во мне хозяина, в общем – возражать она не стала и послушно пересчитала пачки долларов. Закончив счет, Кончита нахмурила свой небольшой лобик, потом пересчитала их еще раз и удивленно посмотрела на меня.
      – Семьсот восемьдесят тысяч, – сказала она растерянно.
      – Вот именно, – строго сказал я. – А ведь еще шесть дней назад был целый миллион. Через месяц твоя сумка опустеет, и бывшая миллионерша пойдет мыть посуду в местном баре. А я уеду делать свои дела без тебя. Мне не нужны партнеры, которые тратят деньги на ерунду, забывая о том, что для них есть более достойное применение. Ты, наверное, забыла, что хотела быть со мной в деле. Или ты передумала и решила стать обыкновенной пляжной потаскушкой, как все эти белобрысые американки, а потом выскочить замуж за какого-нибудь клерка из Детройта?
      Кончита посмотрела на меня и решительно задернула молнию сумки.
      – Мой мачо прав. Яглупая женщина, но теперь я поняла это и немедленно иду заказывать билеты на самолет в Европу.
       Яне ожидал такой моментальной реакции на свои справедливые слова и только успел открыть рот, чтобы ответить хоть что-нибудь умное, а Кончита, хлопнув дверью, уже умчалась.
      Ох, уж эти горячие латиноамериканские девушки!

* * *

      И опять я сижу в «Боинге», и опять он несет меня через океан.
      Несет меня, так сказать, лиса за темные леса, за высокие горы, в какие-то норы… или просторы? Черт его знает, не помню.
      А на самом деле несет меня этот «Боинг» в Европу. В тот самый Гамбург, где два года назад я совершал в компании с Наташей смертельные прыжки и ужимки.
      Чего только там не было!
      И джигиты из Аль-Каиды, и спецы из ФБР, и сволочь-боцман, который сдал меня полиции, и погони по автобанам…
      Если все вспомнить, можно книгу написать.
      И назвать ее, например, – «Невероятные приключения Знахаря в стране гансов».
      Ладно, если доживу до пенсии, куплю компьютер и займусь мемуарами. Буду писать бестселлеры. Издатели, надо полагать, перегрызут друг другу глотки в борьбе за право напечатать мою писанину.
      Кончита спала в соседнем кресле, а я, потягивая пиво «Грольш», вспоминал, как не далее месяца назад летел в таком же «Боинге». Но только рядом со мной вместо смуглой латинской красотки сидели два российских спеца, которые, выполняя свою работу, сопровождали меня в Бутырку. Нормальные ребята… Сильные и смелые, и вроде бы еще не опаскудившиеся. А то, что они меня на цугундере волокли, так ведь я, если честно посмотреть на это дело, для всех обычных людей – опасный преступник, рецидивист, мафиози, убийца, коррупционер, вор в законе, беглый каторжник и еще черт знает кто.
      А то, что стоит за всем этим на самом деле, никого не интересует.
      Да и хрен с ним.
      Мне удалось в очередной раз вырваться из смертельного капкана, и теперь главным для меня было благополучно добраться до моих камушков в гамбургском отделении «Дойче банка», а после этого залечь в косметической клинике, где из меня сделают писаного красавца, которого никто не сможет узнать.
      И тут меня пробила простая, но неприятная, как геморрой, мысль.
      Как только, черт меня побери, я не допер до этого раньше!
      У меня имеется прекрасный американский паспорт. Это хорошо. Но ведь после операции у меня будет другое лицо! И что мне тогда делать? Япосмотрел на спящую Кончиту, хотел было разбудить ее, но, сообразив, что «Боинг» не развернешь обратно, передумал. Да и зачем!
      С Гарсиа, что ли, беседовать?
      Гарсиа…
      Губу он, конечно, раскатал неслабо.
      Россию ему подавай!
      Интересно, как он видит все это в своих наркобаронских мечтах?
      Стоит он, к примеру, около огромной карты мира и втыкает флажки в те места, где его люди уже продают кокаин. А Россия – без флажков.
      Но вот ловкий парень Знахарь, выполняя его императорскую волю, начинает талантливо действовать, и Гарсиа, довольно поглаживая свои пижонские усики, втыкает острые булавки с флажками в Новгород, Москву, Питер…
      Флажков становится все больше, русские безмозглые мальки покупают колумбийскую отраву, грабя ради этого старушек, несущих домой только что полученную пенсию, на дискотеках шныряют нанятые Знахарем толкачи, торговля идет в полный рост…
      Оживляются шарлатаны, которые берутся за один сеанс и двести долларов избавить клиента от наркозависимости, менты хапают взятки, отпуская мелких торговцев отравой, крупные дилеры отстегивают крупные суммы крупным ментам и чиновникам, подростки с испорченными кокаином зубами разносят товар по школам, русская братва крышует все это дело, в общем – жизнь бурлит, и дон Хуан Гарсиа едва успевает подсчитывать прибыли.
      Вообразив такую картину, я почувствовал, как в районе моего солнечного сплетения повеяло прохладным адреналиновым ветерком.
      Ну ты и тварь, Гарсиа!
      Для тебя, значит, Россия – просто грязный рынок, страна третьего или даже четвертого мира, ты русских за баранов держишь, которым можно втюхивать смертельную отраву и не заботиться о том, как они там друг друга хоронить будут?
      Я, конечно, не до такой степени патриот, чтобы тусоваться с разными идиотами на митингах, но все-таки Россия – моя страна, и я не допущу, чтобы такие подонки, как Гарсиа и Альвец, сеяли в ней смерть, имея с этого гешефт.
      Не допущу, и точка.
      А ведь Гарсиа считает меня совершенным уродом, для которого жизнь других людей не дороже туберкулезного плевка!
      В общем-то, его можно понять. Он, конечно, навел обо мне справки и узнал, что Знахарь безжалостный убийца, злодей, беглый зэк, авантюрист, каких поискать, да и вообще – такой фрукт, что любо-дорого посмотреть.
      Но ведь это только если посмотреть издалека или послушать чьи-нибудь праздные базары. А по-настоящему меня знали только те, кого уже нет в живых – Настя, Наташа, Костя… А из тех, кто все еще дышит – Рита.
      Моя Рита…
      Где она сейчас?
      Двигает, наверное, фишки со своими Игроками, а по всей Земле от этих передвижений только треск идет.
      Игра, мать ее!
      Ладно.
      Вернемся к нашим баранам. То есть – к Гарсиа и его компании.
      Я знаю, что я сделаю.
      Проще всего было бы убить его и всех, кто подвернулся бы при этом под руку, но это не вариант. Вокруг наркоимператора постоянно трется множество наркопринцев и наркографов, и, как только Гарсиа отправится на свидание с пресвятой девой Марией, на его месте сразу же окажется новый повелитель.
      И в кокаиновой империи не изменится ровным счетом ничего.
      Я, конечно, грохну его в конце этого тайма, но раньше нужно сделать кое-что другое. А что именно – я уже знаю.
      Единственное, что может по-настоящему потрясти его самого и его империю – это крупная потеря денег. А еще лучше – товара. Так что, сеньор Гарсиа, давай, выращивай коку, гони из нее свое зелье, складывай все это в мешки, а там и я подоспею.
      И тогда небо покажется тебе не то что с овчинку, а с заношенную солдатскую портянку.
      Все, что ты творишь, – делается ради денег, вот я тебя по кошельку и вдарю.
      Да так, что ты хрен очухаешься.
      В конце прохода показалась стюардесса, и я поднял палец, чтобы она обратила на меня внимание. Улыбнувшись и кивнув, стюардесса поправила подушку под головой какого-то спящего негра и, виляя задом, направилась ко мне.
      Зря виляешь, подумал я, мне не это нужно.
      Когда она подошла, я любезно оскалился и сказал:
      – Принесите мне еще пару бутылочек «Грольша».

Глава 4 КОНЕЦ КОНЧИТЫ

      Сидя в такси, за рулем которого находился молодой усатый турок, Знахарь и Кончита медленно ехали по вечернему Гамбургу.
      Перелет из Америки прошел благополучно, никто не попытался захватить самолет, таможенные формальности прошли на удивление гладко, и теперь русский американец Майкл Боткин и никарагуанская студентка Кончита Торрес направлялись в гостиницу «Альте Дойчланд», где для них был зарезервирован обычный скромный люкс. Об этом Кончита позаботилась еще на Багамах. И, находясь под впечатлением разговора со Знахарем, который справедливо обвинил ее в расточительстве, она с трудом, но все же сдержала свои дикарские аппетиты и не потребовала президентских апартаментов с павлинами и бассейном.
      Знахарь решил в целях безопасности снять два номера в разных гостиницах, и сейчас они ехали в «Альте Дойчланд», где должна была жить Кончита. Самому же Знахарю предстояло поселиться на следующий день в отеле «Бисмарк».
      Ввалившись вслед за Кончитой в номер, Знахарь сунул коридорному двадцатку, и тот, козырнув, провалился сквозь землю. А точнее – сквозь ковер.
      В очередной раз подивившись высоким профессиональным качествам некоторых работников сферы обслуживания, Знахарь огляделся и удовлетворенно улыбнулся. Этот люкс стоил раз в десять меньше, чем те нелепые хоромы, в которых они с Кончитой провели на Багамах несколько дней. Урок экономии пошел ей впрок.
      Кончита, небрежно бросив сумку на просторную кровать, направилась в ванную. Знахарь хотел было сказать, что теперь его очередь мыться первым, но заметив какую-то дверь, открыл ее, а там оказалась еще одна ванная.
      Так что когда Кончита, поплескавшись немного, томно воззвала к нему, то не получила ответа и, выглянув, услышала, как Знахарь напевает «Марш энтузиастов» за соседней дверью.
      Открыв ее, Кончита с неудовольствием увидела, что ее избранник и партнер, наплевав на то, что она изнемогает от страсти, нагло намыливает голову и, похоже, совсем забыл о том, что совсем рядом с ним находится молодая горячая девушка.
      – В следующий раз я позабочусь о том, чтобы в номере было не больше одной ванной комнаты, – ядовито сказала она и, хлопнув дверью, пошла посмотреть, сколько в номере кроватей.
      Закончив мыться, Знахарь вышел в гостиную, чувствуя себя свежим, отдохнувшим и готовым к дальнейшим действиям.
      Но поскольку за окном уже стемнело, было ясно, что действия могут касаться только ресторана и прочих развлечений. Дела, а именно – банк и косметическая клиника автоматически переносились на завтра.
      Кончита, полностью одетая, сидела в кресле и, демонстративно не обращая на Знахаря внимания, пялилась в телевизор, на экране которого страстно двигали бровями и тыкали друг в друга напряженными указательными пальцами смуглые герои какой-то латиноамериканской мыльной оперы. При этом они говорили по-немецки, и это придавало зрелищу особый смак.
      Знахарь вспомнил, как смотрел однажды в Алма-Ате Штирлица на казахском языке, рассмеялся и пошел в спальню одеваться. После душа он почувствовал голод и решил, не тратя времени на пустые разговоры с Кончитой, привести себя в соответствующий выходу в немецкое общество вид.
      Одевшись, он сказал Кончите:
      – Все, хватит смотреть ерунду. Пошли в ресторан, поужинаем.
      Девушка бросила на него косой взгляд и ответила:
      – Можешь идти один. Найдешь там себе немецкую красотку и развлекайся с ней сколько угодно.
      Знахарь поднял брови и удивленно посмотрел на Кончиту.
      Не хватало еще, чтобы эта никарагуанская полудикая самка вообразила себе невесть что, подумал он, подошел к телевизору и выключил его. Потом он вплотную приблизился к креслу, в котором сидела Кончита, взял ее за ухо и силой поставил на ноги.
      Скривившись от боли, Кончита с удивлением смотрела на Знахаря и не узнавала его. Она еще не видела своего мачо таким.
      Не отпуская ее уха, Знахарь внимательно посмотрел Кончите в глаза и заговорил медленно и раздельно.
      – Ты, животное, – сказал он и сжал пальцы еще сильнее, – когда я говорю тебе что-нибудь, ты должна внимательно слушать меня и делать то, что я тебе приказываю. Ты путаешь жизнь с телесериалом, а я не такой, как твои чернявые латиносы, и не буду с тобой препираться. Япросто убью тебя, несмотря на то, что ты помогла мне.
      Он продолжал смотреть Кончите в глаза, и она почувствовала, как мурашки медленно ползут по ее коже.
      – Ты можешь воображать себе все, что тебе угодно. Ты можешь перерезать глотки своим тупым любовникам, можешь молоть языком с другими бабами, но со мной это не пройдет. То, что ты оказалась здесь со мной – случайность. Япрекрасно помню, что ты спасла меня, но вовсе не собираюсь платить за это так, как ты себе представляешь.
      Знахарь отпустил ее ухо и, повернувшись к Кончите спиной, подошел в дивану и сел на него, закинув ногу на ногу. Кончита осталась стоять на месте, глядя на него, как баран на мясника.
      – Запомни – я не твой. Я –сам по себе. И упаси тебя Бог еще раз открыть рот не по делу. Ятебе все зубы выбью. Понятно?
      Кончита с ужасом смотрела на него и видела перед собой страшного русского гангстера, который только что безжалостно унизил ее и, как в каменном веке, указал ей, какое место она может занимать рядом с ним.
      Включился могучий инстинкт подчинения сильному самцу, и Кончита, не сводя со Знахаря широко раскрытых глаз, кивнула.
      – Ты не кивай, – поднажал Знахарь, – ты словами скажи – понятно?
      – По… Понятно…
      – Вот так, – Знахарь удовлетворенно кивнул и встал. Вдруг он широко улыбнулся и сказал совершенно другим голосом:
      – Дорогая, а не пойти ли нам в ресторан поужинать? Кончита вздрогнула и быстро ответила:
      – Конечно… Дорогой…
      Знахарь сделал руку кренделем, и Кончита поспешно уцепилась за его локоть.
      Любезно открыв пред ней дверь, Знахарь, как истинный джентльмен, пропустил даму вперед и, выйдя в коридор, увидел официанта, катившего тележку с закусками.
      – Досточтимый сэр, – Знахарь обратился к нему по-английски, – доставьте в этот номер дюжину лучшего пива и побольше крабов. Ставить все это в холодильник не нужно.
      – Слушаюсь, милорд, – ответил официант тоже по-английски и покатил тележку дальше.
      Идя к лифту по толстой ковровой дорожке, Знахарь думал о том, что так, как он только что обошелся с Кончитой, можно обходиться только с примитивными существами. А посколько Кончита именно такой и являлась, то, значит, все было правильно.
      Знахарь прямо кожей чувствовал, как изменилось ее отношение к нему.
      Теперь он был для Кончиты господином и хозяином.
      Поставив ее на место, он понял, что на самом деле именно в этом она и нуждалась. Такие, как она, получив свободу и не имея никакого принуждения, не знают, что с этим делать, и начинают искать подходящие формы поведения. Но, как показывают многочисленные примеры, это приводит лишь к тому, что они становятся капризными и вредными стервами, которые постоянно пробивают мужиков, как бы проверяя – а что еще те смогут стерпеть.
      Знахарь самым решительным образом пресек это в зародыше, и теперь рядом с ним была послушная, мягкая и внимательная девушка. Он понимал, что очень вовремя выбил из нее дурь, потому что, если бы дело зашло дальше, то эту дурь пришлось бы выбивать в прямом смысле. А Знахарь не любил бить женщин, хотя ему и пришлось несколько раз в жизни делать это.
      Уже подходя к лифту, он представил, как повела бы себя Рита, если бы кто-нибудь попробовал обращаться с ней так, как он только что с Кончитой.
      Это было настолько смешно, что он громко рассмеялся, напугав девушку.
      Она отстранилась и дрожащим голосом спросила:
      – Ты смеешься надо мной?
      Знахарь обнял ее за плечи и ответил:
      – Ни в коем случае, моя сахарная. Япросто вспомнил один случай с лифтом.
      Кончита облегченно вздохнула и положила голову ему на плечо.
      – Ты так испугал меня… Ты такой сильный.
      И она преданно посмотрела своему повелителю в глаза. Знахарь улыбнулся и ласково ответил:
      – Моя киска будет хорошо себя вести?
      – Конечно, мой зайчик, – с готовностью ответила Кончита.
      Знахарь кивнул, и в это время перед ними распахнулись двери лифта.
      Они вошли в кабину, и Знахарь расслабленно спросил лифтера, украшенного галунами и аксельбантами:
      – Где у вас тут ресторан?..
      Лифтер исполнительно кивнул и нажал нужную кнопку.

* * *

       Ятерпеть не могу всех этих пошлых «зайчиков», «кисок» и «рыбок», но Кончите такая форма обращения очень понравилась.
      Ну и черт с ней.
      Буду теперь называть ее всеми ласковыми зоологическими прозвищами, какие только придут в голову. Интересно, на каком она сломается?
      На гиенке или на акулке?
      Мы сидели в роскошном кабаке, находившемся на первом этаже, и официант, только что принявший у нас заказ, торопливо удалялся в сторону кухни.
      – Скажи, Кончита, – поинтересовался я, – ты впервые в Европе?
      – Да, дорогой. Та-а-ак.
      Похоже, она теперь задолбает меня этими водевильными обращениями.
      – Слушай, Кончита, – обратился я к ней, – называй меня как раньше. Не нужно этого – «да, дорогой», «нет, дорогой». Ладно?
      Она зыркнула на меня, и я вдруг понял, что не я один такой умный.
      Точно!
      Она так же, как я, решила поиздеваться, и теперь будет обращаться ко мне, как в тех самых сериалах, которые я так ненавижу. А я-то еще подумал, что она сдалась!
       Япогрозил ей пальцем и многозначительно сказал:
      – Не надо. Не стоит испытывать мое терпение. Помни о том, что я сказал тебе в номере. Яне шутил, и не советую проверять, насколько серьезными были мои слова.
      Кончита потупилась и сказала:
      – Ладно, можешь не повторять. Явсе помню.
      Она подняла на меня большие черные глаза и спросила:
      – Но как же мне теперь называть тебя? Япривыкла, что тебя зовут Тедди, а теперь ты – Майкл…
      – Вот Майклом и называй.
      – Майкл… – Кончита выразительно надула губы. – Майкл… Ладно, пусть будет Майкл.
      – Кстати, – я, наконец, вспомнил то, о чем подумал еще в самолете, – что я буду делать с документами после операции? Нужны новые. Майкл Боткин скоро закончится.