Пит закрыл глаза, пытаясь сохранить спокойствие, чувствуя, что его охватывает отчаяние. Дейзи ему очень нравилась. А вот шесть Дейзи было слишком много. Но перспектива иметь одиннадцать…
В его ушах раздался хриплый голос.
- Ага! Так вот где у вас печатный станок и… хм, зеркала, обманывающие зрение, так что все кажется двойным. Я сейчас пройду через этот люк за девушками. И если кто-нибудь за стеной выкинет фокус, ему будет плохо!
Лишний полицейский ступил на стеклянную пластину, которая по неизвестной причине опустела. Демонстратор закудахтал. Затем загудел. Пластина повернулась - в обратном направлении! И полицейский исчез в одно мгновение. Как он явился из прошлого, так и исчез - по воле случая. Оказалось, что один из Артуров передвинул рычаг в нейтральное положение, а затем Пит переставил его на реверс. Он видел, как исчез полицейский, теперь он знал, куда делись лишние Дейзи и куда денутся компрометирующие его банкноты. Пит вздохнул с облегчением.
Но Кейси, освобожденный наконец из тессеракта, не испытывал облегчения. Он вырвался из рук Томаса, пытавшегося ему помочь, и кинулся к автомобилю. Там он нашел своего компаньона, наблюдавшего за тем, как девятнадцать Артуров играли в чехарду, перепрыгивая через гараж. Получив объяснения, полицейские расстроились еще больше. Пит увидел, как отъезжает автомобиль, качаясь из стороны в сторону.
- Мне кажется, сэр, что они уже не вернутся, - проговорил Томас с надеждой в голосе.
- По-моему тоже, - согласился Пит, обретя, наконец, полное спокойствие. Он повернулся к оставшейся Дейзи, испуганной, но еще не отказавшейся от стяжательства. - Милая, сказал он нежно, - как оказалось, все эти банкноты поддельные. Придется отправить их обратно и попытаться прожить на содержимое дровяного сарая и ящика для овощей.
Дейзи попробовала сделать вид, что не расслышала, но это ей не удалось.
КОЛЬЦЕВЫЕ ВЕТКИ
Говорят, молодость светла и прекрасна. Но у нее, как правило, пусто в кармане. Взять хотя бы меня: денег нет, а без денег не жизнь, а сплошной мрак. Так что с этим светлым эпитетом поспешили - очень уж он противоречит действительности.
Но порой и среди молодых попадаются денежные мешки. Беда, если один из таких станет твоим соперником в любви. А со мной так оно и получилось.
- Денег у меня, конечно, нет, - сказал я ей. - И положения в обществе - тоже. Но я тебя люблю, понимаешь? Потому прошу, не выходи замуж за этого типа. Ведь он же свинья! Ленивый боров! Сам бы ни за что не разбогател, а уж если наследство привалило, тут и дурак разбогатеет. Он бегемот! Кретин! Неужели ты выйдешь за него?! Да я с ума схожу только от одной мысли об этом!
- Умоляю, перестань! Уже поздно, поздно! - она продолжала плакать, пряча лицо на моей груди (между прочим, уже третий час подряд). - Нет, нет, не уговаривай меня! Самое ужасное, что ты прав - он свинья. И бегемот. И кретин. Но что мне делать? Я не могу выйти за тебя замуж, потому что ты не в состоянии содержать моих родителей, а он в состоянии…
- Ну подожди, потерпи немного! - заныл я. - Конечно, сейчас я ничто, так сказать, цыпленок от математики. Но скоро стану солидным математическим петушком, то есть доцентом. Да, да, я не вру, у меня есть свои соображения на этот счет. И тогда я смогу помогать твоим родителям. А потом, глядишь, и в профессора выбьюсь.
- Нет, ничего не выйдет! Слишком поздно ты спохватился.
Она заревела в голос. Ее прекрасные огромные глаза покраснели, опухли и стали совсем маленькими.
- О-о-о!… - вне себя она заломила руки. - Если бы у меня было два тела!
- Что, что?… Два тела?… - я взял ее за плечи и заглянул в опухшие от слез глаза. - Два тела, говоришь… Гм… Да… А это мысль… Если… если бы ты удвоилась, все бы разрешилось как нельзя лучше. Да, да! Одна бы вышла замуж за меня, другая - за эту свинью…
Она испуганно отшатнулась.
- Что ты такое болтаешь?! Ты в своем уме?… Милый, ну приди в себя, опомнись! Это же невозможно…
- Возможно или нет, это еще вопрос. Сначала надо попытаться, а потом уже говорить.
Она снова разрыдалась. Наверно, решила, что я окончательно спятил. Так и ушла в слезах.
А я тут же взялся за дело. Смахнул пыль с грязноватого стола в моей комнатушке, самой дешевой из комнат дешевого пансиона. Аккуратно расстелил миллиметровку.
Свадьба назначена через неделю. Я должен успеть. Должен решить за это время задачу. Забыв сон, еду и все прочее, я с головой погрузился в водоворот формул и диаграмм.
На шестой день решение было найдено. Я лихорадочно схватил телефонную трубку и попросил ее прийти немедленно.
Она сразу прибежала.
- В чем дело? Случилось что-нибудь?
- Посмотри! - я показал ей миллиметровку, испещренную формулами и диаграммами.
- Это еще что такое?! Ничего не понимаю!
- Одно из топологических уравнений, по которым я специализируюсь. Тут четыре координаты - функции “I, X, Y, Z/I” и t. Три из них - X, Y и Z - это измерения трехмерного пространства, четвертая - t - время. Интегрируем: A = f (X) g(Y) k(Z) {h (t)}dt.
Исходное А - это ты. Путем перестановок получаем 2А. Понимаешь, в чем дело? 2А - это ты вдвойне. То есть ты удвоилась. Вас уже двое - ты и ты. Не знаю, подтвердится ли это на практике… Но если мои выводы правильны, ты получишь из иномерного пространства свою копию. На схеме мои формулы можно выразить цепочкой таких вот диаграмм.
Я показал ей диаграмму.
- Ой, по-моему, я это уже где-то видела?…
- Еще бы, конечно видела! Каждый день видишь! Ведь мои диаграммы как две капли воды похожи на схему движения электричек по железнодорожным веткам вокруг центра столицы. А теперь слушай внимательно. Если ты, согласно этой формуле, в строго определенное время будешь передвигаться по Нагорной и Центральной веткам, явится многомерный эффект, то есть ты удвоишься.
- Что-то не верится…
- А это уж твое дело, можешь не верить. Но попробовать ведь стоит?
- А что я для этого должна делать?
- Сейчас объясню. Сначала на Токийском вокзале ты садишься в электричку, идущую по Нагорной ветке в направлении Уэно, и на той же электричке, нигде ни разу не пересаживаясь, возвращаешься на Токийский вокзал. Возвращаешься, но из электрички не выходишь, а едешь дальше, до станции Кавда, где пересаживаешься в электричку Центральной ветки, и доезжаешь до станции Йойоги. Там снова пересаживаешься в электричку Нагорной ветки, но уже идущую со стороны Уэно и следуешь до станции Акибахара. Там пересаживаешься и возвращаешься на Токийский вокзал, но на этот раз через Отяно-мидзу, со стороны станции Канда.
- Ну и что?
- А то, что ты удвоишься! На Токийском вокзале ты выйдешь из двух электричек - из той, что прядет со стороны Отяно-мидзу, и из той, что придет со стороны Акибахара.
- Ну да?… В самом деле?
- Конечно! Если только не перепутаешь время и станции пересадки. Ладно, хватит болтать. Пошли на Токийский вокзал, да побыстрее!
Я ждал ее на Токийском вокзале, на платформе Центральной ветки. Волновался ужасно. То и дело поглядывал на большие станционные часы и сверял их со своими. Вот-вот должка прибыть электричка из Отяно-мидзу. И вдруг мне в голову пришла жуткая мысль.
Если она удвоится, которую мне выбрать?… Я отнюдь не страдаю самовлюбленностью, но в данной ситуации ясно одно обе захотят выйти за меня замуж. Вот кошмар-то! Вот ужас!… Такую задачу не решишь, это вам не интегральчики! Шутка ли две женщины на одного мужчину! Да, найти решение невозможно. Разве что пусть ставят меня на кон - пусть сыграют в дзянкен и… Но какие уж тут игры! Мы, кажется, и так переиграли…
Пока я в смертельном страхе размышлял над этой проблемой, прибыла электричка со стороны Отяно-мидзу. Из среднего вагона вышла она и бросилась ко мне.
- Ну как, получилось?
- Пока неизвестно. Идем на другую платформу.
Мы перешли на платформу внешнего кольца. Там уже стояла электричка, только что прибывшая по Нагорной ветке из Акибахара. Навстречу нам сплошным потоком двигались пассажиры. Продравшись сквозь толпу, мы увидели ее - вторую. Она стояла посреди платформы и ждала.
И вот мы встретились. Две женщины - то есть вообще-то одна и та же женщина - смотрели друг на друга с нескрываемой враждебностью. А как же иначе? Они ведь теперь соперницы обе влюблены в одного мужчину.
Кто из них кто? Которая основная, А? И которая А
1?… В это время на другую платформу, находившуюся через путь от нашей, прибыла еще одна электричка - тоже по Нагорной ветке, но с противоположной стороны. Когда электричка, извергнув потек пассажиров и вобрав в себя новый поток, отошла, я остолбенел и почувствовал, что меня вот-вот хватит удар.
На платформе стояла она - третья, А
2- и смотрела в нашу сторону.
А
2, словно боясь потерять нас, кинулась к нашей платформе. Я не знал, куда деваться. Три женщины окружили меня и начали орать, как ненормальные.
- Что все это значит?!
- Почему нас трое? Одна, значит, лишняя?…
- Что ты наделал?! Теперь расхлебывай!
- Да погодите вы! - я окончательно растерялся. - Странно… В моих расчетах не могло быть ошибки. Послушайте, да послушайте же! Ты, нет, ты… Черт, не пойму, которая из вас основная!… Ты все сделала так, как я сказал?
- Конечно!… Впрочем… Я… я… перепутала электрички. На станции Йойоги села не на ту, что идет в Уэно, а на другую, в сторону Синагава. Но на станции Харадзюку я сошла и вернулась…
- Так я и знал! Теперь все ясно. Значит, ты - это ты, то есть та, которая по ошибке поехала в Харадзюку. А ты… ты та самая, что приехала из Акибахара через Отяно-мидзу… А ты… ты ехала из Акибахара прямо…
Некоторое время все мы стояли в полном молчании и недоуменно переглядывались. Потом женщины снова завели волынку.
- Ну, на которой же из нас ты теперь женишься? Отвечай!
- А кто должен выйти замуж за того типа?
- Уж во всяком случае, не я!
- Может быть, я? Нет, этот номер не пройдет!
- А третьей-то что делать? Одна из нас ведь лишняя…
- Ну почему ты молчишь? Придумай что-нибудь!
- И вообще объясни, что ты намерен делать?
Три женщины кричали, рыдали и пожирали друг друга полными ненависти глазами. Того и гляди начнут потасовку. Вокруг нас стали собираться зеваки.
- Математик несчастный! Ты из нас посмешище сделал!
Я озирался по сторонам, как затравленный зверь. Но железная дорога меня спасла, хоть она же меня и погубила. К платформе подошла электричка, и я, сделав отчаянный бросок, юркнул в вагон.
Три женщины опешили, но, мгновенно сориентировавшись, бросились за мной вдогонку. Наверно, они решили, что я хочу скрыться, бесследно исчезнуть. На мое счастье, дверь захлопнулась у них перед носом. По ней забарабанили три пары кулаков.
- Куда ты?… Бессовестный!… Удрать надумал?…
Высунув голову в окно, я крикнул:
- Успокойтесь, мои дорогие невесты! Я не удираю. Хочу прокатиться по кольцевым веткам и вернуться… втроем!…
ЭКСПЕРТ
Ростом он был чуть повыше пяти футов, весил около ста пятнадцати фунтов, а глазами был схож с заблудившимся щенком. При взгляде на лохматую бороденку становилось ясно, что в ней обожает ночевать моль.
- Я с удовольствием выпью в вашей компании, - ответил я. - Празднуете что-нибудь?
Он покачал головой.
- Не совсем так. Топлю печали.
Я разрешил ему пожать свою руку
- Ларри Маршалл, - сказал я.
Он потряс ее.
- Ньютон Браун. Друзья называют меня Ньют.
- Что ж, значит, у вас тоже неприятности?
- Хотите сказать, что я встретил родственную душу, что вы тоже приползли в этот оазис искать утешение в рюмке?
- Прямо в точку попали, - ответил я, не обращая внимания на изысканный слог собеседника. - Послушайте…
И я поспешил выложить ему свои неприятности, прежде чем он займется рассказом о своих.
- Это все главный редактор. Я хотел, чтобы меня перевели в корпункт в Париже, понимаете? Хотел переменить обстановку. Но вы думаете, он назначил меня?…
- И это неприятности? - прервал он меня с печалью в голосе. - Поглядите.
Он протянул мне желтый листок бумаги.
- Так вот, главный редактор, - продолжал я, равнодушно разглядывая листок… - С ума сойти! Десять тысяч долларов!
Листок оказался чеком, выписанным от имени Ассоциации производителей полотенец Америки.
- И так всегда, - жаловался он. - Никак не могу пробиться к народу. Всегда что-нибудь да случается. Не мог же я отказаться от этого чека. Теперь они, без сомнения, положат мое открытие под сукно.
- Кто что положит? - спросил я, не сводя глаз с этого желтого листочка, за которым маячила куча зеленых банкнотов.
- Ясное дело, Ассоциация производителей полотенец Америки, - вздохнул он. - За эти деньги они купили у меня сухую воду.
- Что купили? - недоверчиво спросил я.
- Сухую воду, - повторил он. - В ней заложены безграничные возможности. Революция в ирригации. Воду можно таскать в сетках. Я натолкнулся на эту идею, экспериментируя с легкой водой. Кстати, я исследователь.
И добавил совсем печально:
- Самый настоящий гений.
Теперь уж я не мог остановиться:
- А что вы собирались делать с легкой водой?
- Вы, наверно, слыхали о тяжелой воде. Ну а я пришел к выводу, что, если удастся создать легкую воду, я решу проблему тучности и похудения.
На какое-то мгновение глаза его загорелись. Мечта преобразила его.
- Боюсь, что не совсем вас понимаю, - сказал я.
Это же проще простого, - ответил он. - Вы должны знать, что человеческое тело на девяносто процентов состоит из воды. Ну а если я смогу обычную воду Н
2О заменить на легкую, люди будут весить куда меньше. Просто, не правда ли?
Несколько секунд я пытался представить себе последствия этого открытия. Затем тряхнул головой, чтобы прочистить мозги.
- Не знаю, - сказал я, чувствуя, что пора воспользоваться его приглашением и выпить. - Но чем кончились ваши эксперименты с легкой водой?
Он снова вздохнул.
- Их прекратило правительство.
- Правительство?
Ньютон Браун кивнул:
- Вы, конечно, слышали, что тяжелая вода очень важна в ядерных реакциях. Ну, это же… проще простого, не так ли? Один эксперимент ведет к другому, вот так я и добрался до ядерной антиреакции на легкой воде. Тут-то мои исследования и прикрыли.
Я было начал:
- Антиреакция… - но он поднял руку, останавливая меня.
- Простите, Ларри, но я дал слово эту проблему не обсуждать. Тема занесена Пентагоном в разряд “чрезвычайно секретных”.
- О’кей, - сказал я. - Но послушай, Ньют, чего ты не бросишь к черту эту воду? Сначала легкая вода, потом сухая. Ты выбрал себе узкую дорожку.
Он сунул чек обратно в карман и ответил со вздохом:
- Что-то в этой жидкости меня всегда привлекало. Должна же она хоть на что-нибудь годиться. Не пить же ее.
Ньютон Браун постучал кулачком по стойке, чтобы привлечь внимание Сэма, и добавил:
- Я буду счастлив предложить средство для потопления наших бед. Знаете, я ненавижу пить в одиночестве, но обычно никто не хочет мне помочь - даже мухи. Через несколько минут они начинают жаловаться на головную боль.
Я ответил несколько двусмысленно:
- Ведь я - газетчик.
Сэм подошел к нам, и Ньютон Браун сказал:
- Два Джека Потрошителя, пожалуйста.
Сэм глаза выпучил от удивления.
- Как? Снова? И в это время дня?
Я заподозрил неладное:
- А что делает с людьми этот Джек Потрошитель?
Сэм осклабился.
- Завтра утром вам покажется, что вас выпотрошили, как курицу.
- Не спорьте, Сэм, - сказал Ньют. - Два Джека Потрошителя. Это тот камень, к которому надо привязать грусть, чтобы ее утопить.
Когда Сэм притащил выпивку в громадных бокалах, каких я сроду не видывал, я сделал опасливый глоток и чуть не задохнулся.
- С ума сойти!
Ньютон Браун расплылся от удовольствия.
- Не правда ли, великолепно? Я назвал смесь в честь известного разбойника. Основные составные части - яйца, ром, абсент, водка и соляная кислота.
- Соляная кислота?
- Соляная кислота, - повторил он. - Проще простого. Кроме того, здесь…
- Лучше не говори, - сказал я с содроганием и заглянул в бокал. - Вроде бы там кусок яичной скорлупы.
- Разве? Обычно она к этому времени уже растворяется. Кстати, ты так и не кончил рассказ. Что там у тебя с редактором?
Я отхлебнул.
- Он подонок. Сейчас я многое бы отдал за то, чтобы вообще избавиться от газетной работы. К сожалению, это единственное, что я умею делать с тех пор, как кончил колледж. Иначе я не могу зарабатывать на пропитание.
Ньютон Браун принял дозу убийственной смеси, и я последовал его примеру.
После того как мы пришли в себя, он почесал бороденку и сказал:
- А что ты думаешь о моем суперцеребрографе?
И, прежде чем я успел ответить, он продолжал:
- Да, вернее всего, ты ничего не думаешь. Я же тебе о нем не говорил.
Я сделал еще глоток, чтобы подкрепиться, и сказал:
- Валяй.
- Это не совсем мое изобретение, - скромно заявил он. - Я натолкнулся на него, когда проводил опыты с моей машиной времени.
Я сочувственно хихикнул.
- Еще машины времени тебе не хватало. Наверно, сплошные разочарования.
- Проще простого. Я же тебе говорил - стоит мне изобрести что-нибудь путное, как они покупают у меня права и кладут вещь под сукно. - Он отпил еще глоток Джека Потрошителя. Черт бы побрал этот Международный союз историков.
- Что-то я тебя не понял, - признался я.
- Купили. И положили под сукно.
В голосе его звучало озлобление.
- Ты хочешь сказать… Ну да!… А почему?
Он пожал узенькими плечиками и попросил Сэма налить еще два бокала.
- Они чуть с ума не посходили. Между прочим, я доказал, что Колумб никогда не открывал Америки. Даже моря в глаза не видал. Всю жизнь трудился в своей портняжной мастерской в Генуе.
Я не смог удержаться от вопроса:
- Так кто же тогда открыл Америку?
- Один грек по имени Попандополус. Впоследствии он открыл ресторан на Кубе. И это еще не все. Я могу сообщить, что Наполеон…
- Постой, - в отчаянии перебил его я. - Расскажи лучше о своем супердуперграфе.
- Сколько угодно, - ответил Ньют. - Ты, наверно, слыхал о церебрографии, или гипнопедии. Это метод обучения во сне. Смысл его в том, что к уху прикрепляется миниатюрный динамик и, пока студент спит, ему несколько раз проигрывают лекцию. К утру он уже знает ее наизусть.
- А какое это имеет отношение ко мне? - спросил я, допивая бокал.
Ньютон Браун кивнул Сэму, чтобы тот принес еще два бокала.
Сэм скорбно покачал головой и сказал:
- Мне бы вывеску здесь повесить: “Клиентам запрещается выпивать больше чем полпорции Джека Потрошителя”.
Ньют и ухом не повел и продолжал, обращаясь ко мне:
- Проще простого. Мой усовершенствованный суперцереброграф подготовит тебя к новой профессии. Он действует по принципу гипноза, стимуляции желез внутренней секреции и сверхчувственного восприятия с помощью особого проигрывателя, работающего на больших скоростях. Гипноз улучшает восприимчивость твоего подсознания. За ночь ты приобретешь такие знания, как если бы всю жизнь посвятил изучению этого дела.
Я глядел на него во все глаза, запивая его слова Джеком Потрошителем.
- Ты хочешь сказать, что за ночь сможешь сделать из меня… скажем… водопроводчика, каменщика или кого-нибудь в этом роде?
Его плечики приподнялись и опали.
- И еще могу сделать из тебя специалиста по бальзамированию египетских мумий. Как это делается, я разузнал с помощью машины времени. Ты погрузишься в гипнотический транс, и проигрыватель будет нашептывать тебе на ухо. А наутро все настолько глубоко укоренится в твоем мозгу, будто ты знал это всю жизнь.
- Укоренится? - спросил я.
- Укоренится, - ответил он уверенно, показав Сэму два пальца, что означало налить еще по порции.
- И тебе останется только подать заявление, чтобы тебя приняли на новую работу. С чистым сердцем заявишь им, что у тебя двадцатилетний опыт по этой части.
Я сделал еще один большой глоток. Постепенно меня окутывало туманом.
- Надо посмотреть, - сказал я.
- Отлично, сэр, - сказал он. - У меня записаны десятки различных профессий, и ничего не стоит добавить к ним еще сотню. Главное - выбрать.
- Ш-ш-шо-нибудь о-ош-ш-шобенное, - выговорил я. Ш-ш-ш-шо-нибудь… у-у-у…
- Уникальное? - Он задумчиво покачнулся на стуле. Сэм принес еще по бокалу.
Когда утром туман рассеялся, я осторожно открыл один глаз, потом второй. Без всякого сомнения, меня полностью выпотрошили и забыли положить внутренности обратно. Я услышал визгливый голос: “…вслед за пережогом третьего двигателя. В этом случае, если в качество топлива используется одноатомный водород, теоретически скорость выхода газов достигнет двадцати одной тысячи метров в секунду, тогда как в случае с обычным водородом теоретическая скорость не превысит пяти тысяч ста семидесяти метров в секунду. Разница, однако, заключается в том…”
- Радио, - простонал я. - Только этого мне не хватало. Почему бы им не обложить эти штуки специальным налогом?
Голос умолк, что-то щелкнуло. Я растворил глаза пошире. Это было не радио, а автоматический проигрыватель у моего изголовья. Я сел и, постанывая, выключил его. Проигрыватель производил странное впечатление. Когда он заканчивал прокручивать последнюю пластинку, все начиналось сначала.
Я потряс головой. Каким-то образом эта штука должна была иметь ко мне отношение. Но она не имела.
Я встал и осмотрелся. Сквозь распахнутую дверь, ведущую в микроскопическое сочетание гостиной-столовой-кухни, я разглядел бородатого человечка, схожего с тряпичной куклой. Человечек спал на диване. Я постарался вспомнить, кто он такой.
- Ньютон Браун, - сказал я наконец. - Чокнутый изобретатель из бара Сэма.
Он открыл один глаз.
- Не ори на меня, - пожаловался он.
- Я же шепотом.
- А похоже было, что орешь.
Он открыл другой глаз.
- Кто ты такой?
Но я сначала отправился на кухню, открыл кран и подождал, когда пойдет холодная вода, чтобы напиться. Затем сунул голову в раковину и стоял так, пока не замерз.
- Великолепно, - простонал я.
Потом я вытерся насухо и сказал:
- Меня зовут Ларри Маршалл. Прошлым вечером мы встретились у Сэма и пили Джека Потрошителя. Как сюда пришли - не помню. А почему у моей кровати стоит проигрыватель?
- Проигрыватель?
С похмелья он казался еще ничтожнее, чем раньше.
- На столике у моей кровати.
Он покосился на меня и почесал бакенбарды. Жизнь меркла в его глазах. Наконец он произнес:
- Похоже, что это мой суперцереброграф.
Я щелкнул пальцами.
- Теперь вспомнил! Я сказал тебе, что хочу смотаться из газеты, и ты ответил, что можешь за одну ночь научить меня чему-нибудь путному. И ни черта не вышло. Интересно, куда я засунул аспирин?
Он опустил ножки с дивана и попытался принять вертикальное положение.
- Из чего ни черта не вышло? - спросил он. - Если найдешь аспирин, дай мне две таблетки.
- Из этой супердуперштуки. Думаешь, аспирин нам поможет? Ничему меня твой супердупер не научил.
- Послушай, давай говорить обо всем по порядку, - попросил он. - Голова у меня раскалывается, и я не уверен, что только из-за похмелья. А ты почем знаешь, что ни черта не вышло?
- А чему он меня научил? Какой я был вчера, таким и остался.
Аспирин нашелся в кухонном шкафу. Я взял три таблетки, налил в стакан холодной воды и запил их.
- Разве что голова стала трещать.
Я передал ему бутылочку с таблетками.
Наевшись аспирину, он сказал:
- Сейчас возьмем пластинки и посмотрим, чему ты научился.
Он передвигался осторожно, одной рукой цепляясь за стенку и другой поддерживая голову.
Я слышал, как он колдует с машиной. Затем через несколько секунд раздался грандиозный грохот.
Он вполз обратно в гостиную и признался:
- Я их разбил.
Я сел на освобожденный им диван.
- А я - то думаю, почему такой шум? - язвительно сказал я и постарался сфокусировать глаза на ручных часах.
- Черт возьми, пора на работу! Редактор мне голову оторвет.
Он со стоном опустился на стул.
- И не мечтай об этом, - сказал он. - У тебя теперь новая профессия.
- Да? - рявкнул я. - Но пока я не узнаю, что это за профессия, не лучше ли мне зарабатывать на кусок хлеба с маслом старым способом?
Ньютон Браун покачал головой.
- Боюсь, ничего из этого не выйдет. Разве я тебя не предупредил, что мои суперцереброграф не только подготавливает тебя к новой профессии, но и заодно ликвидирует ненужную память о старой? Проще простого. Зачем забивать голову лишними сведениями?
Я выпучил глаза.
- Ты что, спятил? И у тебя хватает наглости заявить, что я забыл свое ремесло газетчика только потому, что ты подключил к моему уху свои паршивые пластинки?
Он откинулся на спинку стула и зажмурился.
- Умоляю, не ори. Попробуй напечатать что-нибудь на машинке.
Злой как черт, я подошел к моему старенькому ундервуду, стоявшему на столе. Я сел за машинку и неверными пальцами потянулся к клавишам. Посмотрел на клавиши, убрал пальцы и протянул снова.
- Когда печатают на машинке, сначала закладывают в нее бумагу, - раздался за спиной голос Ньютона. - Совершенно очевидно, что, какой бы ни была твоя новая профессия, умения печатать на машинке она не требует.
Я подпрыгнул на стуле. До меня наконец дошло, в какое положение я попал.
- Ты хочешь… ты хочешь сказать, что твоя идиотская затея в самом деле удалась? Что ты вышиб у меня из головы все, что я знал о журналистике? Что я теперь даже на машинке печатать разучился?
- Проще простого. Ты же этого хотел. И отныне ты эксперт совсем в иной области.
- Но в какой? - взмолился я. - Я не знаю ничего, о чем не знал бы раньше.
В отчаянии я пробрался на кухню, открыл ящик, в котором держу инструменты, достал оттуда молоток и несколько гвоздей. Я принялся забивать гвоздь в оконную раму. Ньютон Браун подмигнул мне, когда я в третий раз подряд не попал по шляпке гвоздя, и печально покачал головой.
- Нет, ты ведь и не хотел становиться плотником.
Я хватил молотком по пальцу и бросился в ванную.
Вторую неделю там протекала труба. Я уставился на трубу.
Пустой номер. Я не имел ни малейшего представления о том, как ее починить.
- Водопроводчик из меня не получится! - воскликнул я в отчаянии, вернулся на кухню, схватил сковородку и достал из холодильника два яйца. Когда я разбил яйца, оба желтка разлились.
Ньютон Браун наблюдал за мной с интересом.
- Сомневаюсь, чтобы из тебя вышел повар, - сказал он. - К тому же ты забыл положить масло на сковороду.
Схватив карандаш и лист бумаги, я принялся рисовать.
Он заглянул мне через плечо.
- Нет, не художник, - сказал он. - Проще простого, мы решили художника из тебя не делать.
Я сказал уже без всякой надежды:
- Может, я современный художник? Абстракционист?
Он почесал бородку, снова заглянул мне через плечо и содрогнулся:
- Нет, - сказал он. - Это даже не абстракция.
В отчаянии я бросил карандаш.
- Ничего не выйдет. Потребуется месяц, чтобы перебрать все возможные профессии.
Ньют согласился со мной.
- Может, и больше. Я не записывал, какие профессии освоены проигрывателем, а их было множество. Придется изобрести какой-нибудь метод определения твоей профессии. Погоди-ка, ведь ты хотел научиться чему-то уникальному. Может, из тебя вышел эксперт по плетению лыка?
- А может быть, я дегустатор вин? - спросил я с надеждой.
Он, глубоко задумавшись, закрыл глаза.
- Где-то здесь лежит ключ к разгадке. О чем мы говорили вчера вечером?
Я щелкнул пальцами.
- Мы говорили о твоем напитке. Может, мы решили сделать меня барменом?
Он спросил:
- Как приготовить Красную Мэри?
- Ты что, хочешь, чтобы Маккарти начал за мной охотиться? Я обращаю внимание только на стопроцентных американок.
Он помотал головой.
- Нет, ты не бармен. О чем мы еще говорили?
Я прижал ладони к пульсирующим вискам.
- Мы обо всем говорили. О сухой воде и легкой воде. О всех водах, кроме черной.
Несмотря на похмелье, он заинтересовался.
- Черная вода, - сказал он… - Ее очевидные преимущества, надо думать, ускользнули от моего внимания.
- Возможно, она пригодится тем, кому все равно, чем мыться, - разозлился я.
- Умоляю, - сказал он. - Ты забыл о моей головной боли. Когда же начнет действовать аспирин? О чем мы еще говорили? Именно здесь должен лежать ключ к тайне.
- Давай примем еще по две таблетки, - предложил я. - Мы говорили о том, как все твои изобретения попадают под сукно, о том, что Колумб орудовал в портняжной мастерской, о Международном союзе историков и еще о ком-то, кто запретил твою машину времени. И…
- Ой-ой-ой, - произнес он, избегая смотреть мне в глаза. - Давай в самом деле примем еще по две таблетки аспирина. У меня предчувствие…
Он не закончил фразы.
- Что с тобой? - рявкнул я.
- Машина времени, - сказал он. - Тебе хотелось овладеть какой-нибудь уникальной профессией.
Я понял, что он сейчас скажет.
- О нет, не надо, - сказал я.
От автора:
Если только мне удастся удержать этого парня от внешних контактов и скрыть его от Вилли Ли
или Артура Кларка, считайте, что я - самый удачливый человек на свете. Я уже говорил, что после встречи с этим парнем мои рассказы отличаются особой правдивостью. Я единственный из писателей-фантастов, кто может похвастаться знакомством с человеком, который специализируется по ремонту машин времени.
