Хоуторны - Жар мечты

Некоторые выгоны принадлежат правительству, и за определенную цену оно разрешает нам пасти там своих коров или овец, до тех пор пока не появится кто-нибудь, кто купит эту землю. Их называют «какаду» – компания чертовых сквоттеров, которые накапливают достаточно денег, чтобы купить себе клочок земли. Их участки, как правило, меньше, чем наделы фермеров. Они строят себе лачугу, выпускают на волю животных, и ты опомниться не успеешь, как на этой траве уже нельзя пасти. Тогда они переходят на следующий выгон, потом на следующий. Сейбр – какаду. Он обосновался на участке, который раньше был моим выгоном. На моих лучших пастбищах в долинах сейчас кормятся его проклятые овцы. Сам я развожу крупный скот, а после того, как на пастбище порезвятся его шерстяные твари, для моих животных ничего не остается. Но ему наплевать… Ни одному из чертовых какаду нет дела до приличных землевладельцев этого чудесного острова-Прошлое Сейбра туманно. Ходят слухи, что его изгнали из Англии за серьезное преступление – возможно, убийство… – Шон взглянул на Саммер, чтобы узнать, как она это воспримет. Та смотрела прямо перед собой и молчала. – Он живет отшельником и редко имеет с кем-нибудь дело. Так что, дорогая моя, берегите вашу красивую шейку, если вам жизнь дорога. Пошлите за мной, если я вам понадоблюсь… А я понадоблюсь, это точно. Он – зверь, поверьте…

Нельзя сказать, что все услышанное очень испугало Саммер: нет, она была не из пугливых. Но тут Шон поведал ей, что Николас Сейбр – аристократ.

АРИСТОКРАТ! Такие, как он, явились причиной стольких ее страданий! Выходит, он будет обижать и мучить ее так же, как Пимбершэм мучил ее мать…

Тем временем они уже почти приехали. Дорога вилась посреди темно-зеленых лугов, усеянных овцами, которые поднимали свои коротко остриженные головы и взирали на повозку печальными коричневыми глазами.

– Это овцы Сейбра, – объяснил Шон, и по какой-то необъяснимой причине Саммер охватило возбуждение.

Почему – этого она понять не могла. Только что ей сообщили, что ее будущий муж – человек совершенно негодный. Мало того, он еще и аристократ, а может быть, даже и убийца.

Но ведь и она не ангел, хотя… Какова бы ни была ее вина, но выйти замуж за аристократа – это слишком жестокая кара.

Саммер раздумывала, не спросить ли Шона, как выглядит Николас Сейбр. Надо в конце концов быть готовой и к этому. Но она не смогла заставить себя это сделать. Если сейчас она узнает, что ее супруг страшен как черт, то ей наверняка захочется вернуться в Крайстчерч. Вместе с тем она так мечтала о собственном доме и семье…

Как бы то ни было, Саммер тихонько сидела в повозке хватаясь руками за борта, когда они, трясясь и подпрыгивая перезжали мелкую вялую речушку, заросшую водорослями.

Она освоилась в новых запахах и знала, как пахнет горячая пыль, поднимающаяся из-под колес. Теперь, когда равнины остались позади, вдоль дороги появилось немало деревьев. Это были высокие хвойные деревья тотара, источающие аромат смолы. У их корней вилась жимолость. Песчаные отмели неглубоких речушек заполняли заросли «льняных» лилий, чьи высокие красные цветы манили к себе пчел. Странные птицы с экзотическим оперением почти касались крыльями плеч Шона и Саммер. Девушка была поражена величием окружающего ее мира.

Наконец далеко внизу, на равнине, они увидели маленький ветхий домик, построенный из грубо отесанных некрашеных бревен. Несколько металлических дымовых труб торчало из кривой крыши. Две из них чадили тонкими столбами темно-синего дыма.

– Ну, – сказал Шон, – вот мы и приехали… Преисполненная дурных предчувствий, Саммер закрыла глаза и постаралась справиться со своим ужасом, пока Шон направлял упрямых лошадей вниз по крутой дороге. Она не смогла заставить себя снова взглянуть на дом, пока повозка окончательно не остановилась. Медленно открыв глаза, она с разочарованием уставилась на жалкую лачугу.

Шон спрыгнул с передка и обошел повозку сзади. Стащив на землю саквояж, он быстро помог девушке сойти. Заметив ее испуг, он сочувственно улыбнулся.

– Смотреть тут особенно не на что, но в этом он сам виноват. Обычно соседи помогают друг другу строить дом, но у Сейбра нет друзей.

Взяв девушку за руку, он подтащил ее к крыльцу, которое, казалось, вот-вот отвалится от самого дома и, кинув саквояж да ступеньку, небрежно повернулся обратно к повозке.

С неприкрытым отчаянием Саммер смотрела, как Шон забирается на передок.

– Вы не останетесь? – воскликнула она.

– Извините, дорогая, но сегодня мне не до поединков, – отозвался он. – А этого никак не избежать, если он застукает меня на своей территории. Я всего лишь подвез вас, потому что вы слишком красивы, чтобы зазря томиться на причале.

В доме залаяла собака.

– И что же мне теперь делать? – спросила она. Шон на секунду задумался, потом пожал плечами.

– Навеное, вам стоит постучать.

– И все?

Он снова пожал плечами и взялся за вожжи. Когда его взгляд опять встретился с взглядом Саммер, в его глазах читалась явная печаль.

– Я живу в пяти милях отсюда вот по этой дороге.

Приходите, если что. Вам всегда будут рады, девочка. – С этими словами он дернул вожжи, и повозка тронулась.

Прижав к груди шляпку со страусовым пером, Саммер смотрела ей вслед, пока Шон и его лошади не скрылись за ближайшим холмом. Саммер осталась одна.

Дом.

Она закрыла глаза. Еще никогда в жизни ей не приходилось терять сознания, но сейчас, кажется, она была близка к этому.

К покосившемуся дереву был прислонен ржавый плуг. Растрескавшаяся эмалированная кастрюлька была заброшена на неухоженные грядки, претендующие на звание огорода. Ступени крыльца просели, и из-под них доносилось кудахтанье курицы.

Глубоко вздохнув, Саммер взяла свой саквояж и заставила себя осторожно подняться по ступенькам, проверяя выдержат ли они ее вес. Вскоре она оказалась у двери. Сердце ее замирало. Хотелось плакать.

Решившись, она сильно стукнула дверь, удивившись, что она слетела с петель от удара ее кулака.

Собака залаяла снова, и девушка услышала, как с той стороны к двери приближаются шаги.

«БЕГИ!» – безмолвно крикнула она самой себе.

«КУДА?» – так же безмолвно воспротивилось все ее существо.

Куда угодно. Прочь отсюда. Прочь от мужа. Прочь от аристократа, который живет в нищенской хибаре.

Дверь стала открываться, и она отступила на два шага, но вспомнив, в каком ужасном состоянии крыльцо, застыла на месте, балансируя на одной ноге, как акробат на канате. Глаза ее остановились на седом старике, появившемся в дверях.

– Что такое? – заскрипел он, всматриваясь в нее сквозь завесу табачного дыма. Его синяя рубашка и коричневые брюки ничем не отличались от одежды мужчин в городе. «Боже мой, – подумала она, – он же помрет от старости прежде, чем родится наш первый ребенок».

– Мистер Сейбр?

– Кто его спрашивает?

– Саммер. – Она могла говорить только шепотом. – Саммер…

– Кто это, Фрэнк?

Вопрос донесся откуда-то из глубины дома, из-за спины человека по имени Фрэнк, который спокойно наблюдал за ней, посасывая трубку. Надежда вновь проснулась в Саммер. Сжав обеими руками шляпку, она хотела что-то сказать, но Фрэнк отодвинулся в сторону и позволил ей рассмотреть своего товарища.

Тот медленно двигался к двери, и сначала она смогла увидеть только его силуэт. Его широкие плечи, казалось, заслоняли собой всю прихожую. Он появлялся из темноты постепенно: свет поднимался по его длинным ногам, узким бедрам к великолепному торсу, как встающее солнце, заливающее своим сиянием просыпающуюся землю.

Саммер затаила дыхание, тело ее напряглось и задрожало.

Тут свет озарил его лицо.

Благословенны небеса – более прекрасного мужчины она даже не могла себе представить! Этот человек так изумил Саммер, что она на время потеряла дар речи.

Он ничего не говорил и не улыбался, а просто стоял и смотрел с такой сосредоточенной серьезностью, что девушка начала терять голову. Она и не предполагала, что у мужчин могут быть такие длинные и густые ресницы. Раздался шорох, в Саммер перевела глаза на дворняжку, махавшую хвостом у ног Сейбра.

– Кто вы? – спросил Сейбр. – Что вы здесь делаете? Его голос был низким и очень мягким, но… лишенным чувства.

Собравшись с мужеством, Саммер шагнула к нему, но тут же остановилась, потому что собака зарычала и угрожающе встала между ней и Сейбром.

– Мое имя Саммер, сэр. Саммер… Фейрберн. – Неуверенно улыбнувшись, она протянула руку и добавила, – я ваша жена…

Глава 4

Девочка изо всех сил пыталась выглядеть опытной женщиной, но у нее ничего не получалось из-за ее крохотных каблучков, безразмерной юбки и смешной шляпки. Она улыбалась ему снизу вверх и тянула вперед руку, несмотря на то, что он явно не проявлял желания ее видеть. Он не двигался и ничего не говорил, пытаясь уяснить себе, какого черта она делает на пороге его дома? Кроме него, Фрэнка, Бена и Клары Биконсфилд никто не смел даже приближаться к его крыльцу. Если бы кто-нибудь вздумал предложить любой леди из Крайстчерча нанести ему визит, советчику пришлось бы долго выводить бедняжку из глубокого обморока, а потом еще выслушивать тягостное объяснение из десяти-двенадцати пунктов о том, почему именно она не считает для себя возможным встречаться с «самим Лордом-Дьяволом», да еще в его доме.

Перед ним стояла либо очень смелая девушка, либо девушка не знакомая с его репутацией. У нее был такой вид, как будто она не без оснований ожидала, что он тут же распахнет перед ней дверь и пригласит внутрь своего ветхого дворца на чашечку чая. Кто она такая, черт возьми?! И что за чепуху она несет, все время прибавляя: «Прошу прощения»?!

Она продолжала глядеть на него своими совиными глазами и улыбалась. Теперь уже менее искренно.

– …ваша жена, – повторила она в третий раз. Он удивленно приподнял брови, но тут же нахмурился и медленно покачал головой.

– Ты, видно, ошиблась дверью.

Протянутая для рукопожатия рука наконец-то опустилась и сжалась в кулачок.

– Вы Сейбр, эсквайр, так?

– Так.

– Значит, я ваша жена.

– У меня нет никакой жены.

– Есть, сэр, – проговорила она и, чуть помедлив, добавила. – Это я.

Николас оглянулся на Фрэнка, который из глубины комнаты пристально наблюдал за этой девочкой с фиалковыми глазами, белоснежной кожей и огненными волосами.

– Меня зовут Саммер, – продолжала она. Вдобавок ко всему, она говорила с акцентом. – Саммер Фейрберн… Сейбр. Ваша жена. – Слово «жена» она произнесла с ударением, нахмурив брови и упрямо сжав губы.

– Откуда ты приехала? Конкретно? – спросил он.

– Из Лондона.

– А как ты сюда попала?

– На корабле, – ответила она и тут же стрельнула в него глазами. – А вы думали, что я умею летать?

– Я имел в виду другое. Как ты до меня-то добралась?

– О, – воскликнула она, бросив настороженный взгляд на Бетси. – Меня привез сюда мистер Шон 0'Коннелл. Он сказал, что вы не смогли встретить меня на пристани и все такое… Собственно, как все мужья. – Добавила она с оттенком обиды.

– 0'Коннелл, ты сказала?

– Да, – она снова подняла взгляд. – Насколько я поняла, это ваш сосед.

– Сукин сын, а не сосед! Теперь мне все ясно!

Увидев, как расширились ее глаза после того, как он открыто продемонстрировал свое раздражение, Николас сделал решительный шаг вперед. Затем еще… Еще… Она медленно пятилась по крыльцу, бросая через каждый шажок взгляды через плечо. Добравшись почти до самых ступенек, она встала, как вкопанная, щурясь от яркого солнца.

– Ну, теперь-то мне все ясно, – грозно повторил он. Девушке пришлось запрокинуть голову, чтобы видеть его глаза. Краска выступила на ее щечках. Веснушки же, обильно просыпанные в районе ее переносицы, наоборот, побледнели.

– План, который вы состряпали на пару с 0'Коннеллом, чтобы вышвырнуть меня с этой земли, благополучно провалился!

– План? – неуверенно переспросила она, не совсем понимая, о чем идет речь.

– Грязный план, – уточнил он, не спуская с девушки глаз. Ее же широко раскрытые, круглые глазки цвета английских фиалок загорелись испуганным огнем.

– Можешь передать 0'Коннеллу, что за эту землю выплачены почти все взносы и что он может продолжать строить свои закулисные интриги хоть до гробовой доски: ничто не заставит меня покинуть эту землю. И еще! Пусть запомнит, если я еще раз замечу на своем пастбище его коров, то перестреляю их всех до единой. Каждая получит дырочку ровно между глаз!

– Ничего я ему не буду передавать! Он успел предупредить меня, что у вас отвратительный характер, но не упомянул, что вы к тому же глухой, тупой, да еще и растеряли где-то всю свою память!

Опустившись на корточки, девушка раскрыла свой саквояж и стала выбрасывать оттуда свои пожитки. Николас успел отметить, что их было немного. Тонкие одежды были вывалены прямо на грязное крыльцо: чулки, женская сорочка, белая хлопчатобумажная ночная рубашка… Николас поймал себя на мысли о том, что ему трудно оторвать взгляд от этих повседневных деталей женского туалета. Кажется, он даже вздрогнул, когда увидел их.

– Вот! – воскликнула она, все еще копаясь в сумке. – Надеюсь, это поможет вам освежить память!

Перед его носом оказался лист бумаги. Автоматически он отметил, что руки девушки дрожат, «…настоящим гарантирую Джеймсу Мак-Фарленду абсолютное право действовать от моего имени… выбор жены… и подтверждаю свое разрешение выражать мои интересы в качестве доверенного лица, обладающего полномочиями… взять нижеподписавшуюся женщину в законные супруги…»

– Ну? – она выглянула из-за документа. – Припоминаете?

«Одобрено покорным слугой Ее Королевского Величества:

Джордж М.Биллингс, главный архивариус, Крайстчерч, Новая Зеландия. Подписано в присутствии свидетелей сего дня двадцать третьего февраля, в год тысяча восемьсот шестьдесят шестой от Рождества Христова… Николас Уинстон Сейбр, эсквайр».

– Очевидно, – проговорил он, отодвигая ногой розовую ленту, – это фальшивка.

– Фальшивка?!

– Именно.

– Вы что же, будете утверждать, что не подписывали этот документ?

– Не подписывал.

Молодые люди взглянули друг на друга пристальнее.

– Знаете что?.. Вы лжете!

– Знаешь что?.. В следующий раз вам с 0'Коннеллом придется чуть посильнее напрячь свои извилины и изобрести что-нибудь похитрее…

С этими словами он решительно нагнулся, собрал ее вещи в охапку, сунул их в сумку, выпрямился и протянул ее ей. Девушка молча отказалась принимать свой груз, а только устремила на него самый яростно-упрямый взгляд из всех, с которыми ему приходилось сталкиваться. Тогда Сейбр размахнулся и вышвырнул сумку во двор.

– Жена мне нужна как собаке пятая нога.

– Тогда не надо было подписывать доверенность!

– Я ее не подписывал.

Она вновь ткнула ему бумагу в лицо.

– Подписывали!

– Ну посуди сама, зачем мне жена? – требовательно спросил он.

Ее маленький ротик скривился в усмешке.

– Ну, если вы всерьез просите меня, мистер Сейбр, объяснить вам эти вещи, значит, вы действительно слишком долго оставались без женщины!

– Вон с моего крыльца! – сверкнув глазами, приказал Николас. – Даже если бы я хотел – а я не хочу! – я не смог бы позволить себе такую роскошь, как жена! Я зарабатываю ровно столько, сколько нужно, чтобы прокормить себя самого и не дать обанкротиться ферме. Я не желаю – повторяю: не желаю! – видеть в своем доме жену! Уж я-то знаю, что это за загребущие руки! Зачем мне вешать на шею пиявку, которая станет высасывать из меня деньги, проявлять неуемный аппетит к легкомысленным поступкам и мишурным украшениям!

– Пиявку?!

– Пиявку!

С этими словами он выхватил из ее рук шляпку и швырнул ее вслед за сумкой. Она ударилась о землю и покатилась, как подстреленная птица.

– О! – вне себя вскричала Саммер. Однако стоило ей повернуться, чтобы посмотреть, куда упала шляпка, Николас приложил подошву своего башмака к ее поджарой попке и послал ее пинком вслед за шляпкой. Бедняжка слетела с крыльца и растянулась на земле. Юбка ее задралась почти до колен. Лицо ее пылало, такого выражения ему никогда еще не приходилось видеть.

– Мое почтение Шону, – крикнул он с крыльца. – И запомните, меня не так-то просто соблазнить чужими женами, невестами или просто шлюхами, которых нанимают для грязной работы. Можете думать обо мне все, что хотите, но подобных экспериментов советую не повторять!

Оглядев девушку со злой ухмылкой он закончил:

– Всего наилучшего мисс Фэйрберн, или как там вас зовут на самом деле!..

Вдруг над его правым плечом просвистело куриное яйцо и шмякнулось о дверной косяк. Ник кинулся в дом: второе яйцо растеклось по деревянной двери.

Фрэнк стоял у окна, отогнув конец стеганого одеяла.

– А ничего, смелая, а? – заметил он.

Николас тоже подошел к окну и выглянул на улицу. Девушка уже поднялась с земли и манжетами своих длинных рукавов яростно отряхивала траву с подола юбки, не переставая при этом отпускать оскорбительные реплики.

– Интересно, где это она раздобыла брачный контракт? – размышлял Фрэнк вслух, посасывая трубку.

Глянув в окно, он увидел, что девушка уже отыскала на дворе свою шляпку, подняла ее с земли, отряхнула и водрузила на голову.

– 0'Коннелл, – ответил Ник. – Ясно, как день.

– Но ведь бумага имела вполне правдоподобный вид, – заметил Фрэнк, слегка подмигнув. Его тяжелые, нависающие веки придавали ему несколько заспанный вид.

Ник продолжал смотреть на девушку, которая вытащила из ракитника сумку и так тряхнула ее, что шляпка вновь упала с ее головы. Пока она возилась. Ник отметил про себя, что в солнечном свете ее волосы кажутся ручейками огненной лавы, струящейся вниз по ее худой спине.

Она была еще очень молода. Ее груди, вернее то, что выделялось под безразмерной блузкой, казались маленькими и круглыми, как мячики; узкие бедра очень напоминали мальчишечьи. Поморщившись, Николас осознал, что Фрэнк был прав: подпись под контрактом здорово походила на его собственную.

Дойдя до ворот, она взглянула сначала в одну сторону, затем в другую и… беспомощно остановилась. Теперь она выглядела скорее растерянной, чем разгневанной. Порыв сильного ветра вновь сбросил с ее головы шляпку и принес с собой столько песка, что на какое-то время ее миниатюрную фигурку совсем заволокло облаком пыли. Несмотря на всю плачевность своего положения, она не переставала что-то обиженно бормотать, обращаясь к дому.

Ник подошел к входной двери и осторожно открыл ее.

– …и куда мне теперь прикажете идти, черт вас возьми? – причитала она.

– Вперед! – крикнул он, лениво прислонившись к дверному косяку и скрестив на груди руки. На его губах играла злорадная улыбка.

– До самого Крайстчерча?!

Девушка начала всхлипывать. Ник видел, как сотрясаются ее худенькие плечи. Нахмурившись, он засунул руки в карманы.

– Скажи спасибо 0'Коннеллу! – раздраженно крикнул он и почувствовал себя неловко. Откуда ни возьмись возникло неясное ощущение вины. Он попытался отделаться от него, но это оказалось не так-то просто. – Пусть 0'Коннелл везет тебя обратно в Крайстчерч, – крикнул он напоследок и захлопнул дверь, чтобы не видеть испуганное бледное лицо и широко раскрытые, отчаянные глаза.

Вновь присоединившись к Фрэнку, который стоял у окна, Ник увидел, что Саммер стала медленно подниматься по дороге, спотыкаясь и пиная попадавшиеся под ноги мелкие камешки. В одной руке она держала сумку, в другой – шляпку. Именно в этот момент какие-то смутные воспоминания стали просыпаться в голове Сейбра… Вот он сидит в дальнем углу душного кабака. Вокруг него собирается все больше людей, отчего воздуха становится все меньше. Он пьян. Сильно пьян. Долгая дорога в Литтлтон предоставила ему немало времени на то, чтобы подробно остановиться на своих ошибках. Люди, которые глядели на него из дверей и окон каждой лавки, из каждой повозки, с каждого седла. За его спиной не умолкал шепоток. Судачат. Осуждают. За тем мокрым столом, под воздействием выпитого эля, он мог сделать все, о чем его попросят, лишь бы только его оставили в покое. Решительно все!

И даже жениться на невесте, присланной «по почте»?! Да еще на такой плаксивой? Которая набила свой чемоданчик кружевами.

– Нет, только когда рак на горе свистнет.

На пятую ночь после этого происшествия Ник, как обычно, лежал в своей постели, закинув руки за голову и неподвижно смотрел в потолок. Скоро рассвет. Бетси, чуть похрапывая, спала на подушке в его ногах.

Все его тело – мышцы, сухожилия и даже кости – невыносимо ломило. Такое всегда бывало с ним, когда наступала пора стрижки овец, пора, когда крайнее физическое напряжение становилось единственным способом существования. Он попытался подсчитать в уме, сколько овец они с Фрэнком уже успели остричь, но вскоре запутался. Речь шла о сотнях. И еще сотни ждали своей очереди. Впереди было предостаточно дней и ночей, наполненных противным, скрипучим блеянием. Запах овечьего раствора, приготовленного из горячей воды с табаком и серой, казалось, навсегда въелся в его кожу. А может, все дело в том, что эта резкая вонь проникла к нему прямо в мозг, в память и уже никогда не отпустит его?.. Ник застонал от мысли, что в его жизни больше не будет ничего другого, кроме запаха овечьего раствора…

Еще темно. Сбросив простыню, спустив ноги с кровати Ник постарался сфокусировать все свои мысли и все свое внимание на работе, которая предстоит ему утром… Но эти мысли перебивало видение девушки с каштановыми волосами в белой ночной рубашке, украшенной лентами из розового атласа. По спине молодого человека пробежали мурашки. Какого черта?! Что она о себе возомнила?! Как смела появиться около его дома в этой идиотской шляпке с птичьим пером?! Неужели она и впрямь рассчитывала, что он попадется на крючок 0'Коннелла?

Нет никаких сомнений в том, что ее задачей было втереться к нему в доверие, вторгнуться в его жизнь, утвердиться в его доме, а со временем уговорить его уехать с этой земли. А если это еще не все? Возможно, они с 0'Коннеллом задумали… убить его! Она как жена унаследовала бы все его имущество и передала бы землю 0'Коннеллу.

Ник едва не расхохотался.

Встав с кровати, он натянул на себя штаны, зажег фонарь и отправился в «библиотеку», как он называл крохотную комнатку, располагавшуюся сразу за кухней. Собственно, она скорее походила на более или менее глубокую нишу в стене, в которой хватало места только для грубого соснового письменного стола. Над столом, по стенам он повесил полки, забитые книгами, большинство из которых было посвящено овцам: «История овцеводства» Альдермана, «Паразиты и овцы» Спенсера, «Начальный курс пастуха» Уикерсхема, «Кастрируем вашего барана» Волфа. Здесь же он хранил свой гроссбух, канцелярские принадлежности, почтовую бумагу и металлическую шкатулку, в которой лежал пистолет и несколько окаймленных серебром карточек его отца, досточтимого Байрона Сейбра, графа Честерфилда и старшего брата Кристофера.

«Библиотеку» он содержал в образцовом порядке. У Николаса Сейбра хватало недостатков, но в этом он был безупречен.

Опустившись на стул, он отставил фонарь в сторону и протер глаза. Головная боль сконцентрировалась в районе затылка. Веки драли глазные яблоки как наждачная бумага. Вот уже два дня он был так занят стрижкой овец, что не мог выкроить минутки и побриться: Фрэнк последнее время неважно себя чувствовал и был пока плохим помощником. Большинство фермеров-овцеводов, имеющих подобные по численности стада, нанимают по десять двенадцать работников, которые пашут по четырнадцать часов в сутки! Самое важное – успеть с шерстью в Литтлтон раньше других и сорвать главный куш. Тот, кто приехал раньше других, загребает деньги лопатой за каждый тюк шерсти. Опоздавшие довольствуются остатками.

Ник понимал: чтобы сохранить свою ферму, он должен получать самую высокую цену за шерсть.

Проклятые овцы! Черт бы побрал этих паршивых овец вместе с их вонючим раствором, нескончаемым блеянием и острыми копытами, удар которых ранит человека не хуже ножа! Черт бы побрал эту страну, где человек не может нанять ни приличного эконома, ни приличного повара, где все без исключения слуги привыкли считать себя лучше своих хозяев…

«А разве ты сам не считал так же, когда нанимался на работу к Бену Биконсфильду?» – насмешливо напомнил ему внутренний голос.

Ник сжал голову ладонями, припоминая первые буйные месяцы, проведенные в Новой Зеландии. Гнев и унижение снедали его. Ник, с его взглядами на жизнь и его происхождением, был вынужден с готовностью откликаться на зов человека, который мало чем отличался от грязного английского крестьянина.

Однако со временем новые заботы вытеснили из его сердца возмущение и ярость. Николас навсегда запомнил тот момент, когда впервые осознал, что злоба больше не душит его. Однажды, во время стрижки овец он неудачно схватился за большие ножницы и острым лезвием распорол себе руку. Крови было очень много. Клара, жена Бена, взвизгнула и потеряла сознание, а Ник ничего не почувствовал. Ни страха, ни боли. Он стоял, спокойно глядя на красные струйки, и думал: «Может это моя смерть?..»

С тех самых пор всепоглощающий труд заменил Николасу эмоции. Успех не приносил радости, а неудача не вызывала отчаяния. Осталось только ощущение… бытия. День за днем. Месяц за месяцем. Николас оказался заложником такого образа жизни, чувствуя себя нисколько не лучше любого узника-одиночки с пожизненным сроком. И вдруг…

Пять дней назад возле его дома появилась девчонка, пришедшая из мира, который он давно покинул. Ей бы одеваться по рекомендациям журналов мод, а она оделась словно с чужого плеча. Ее ночная рубашка что-то всколыхнула в его душе, и это ощущение удивило его. Он неподвижно стоял в дверях своего дома, смотрел в ее фиалковые глаза и чувствовал себя человеком, ожидающим вынесения приговора.

– Доброе утро, – раздался у него за спиной бодрый голос Фрэнка. – Кофе вскипел. Полагаю, мы сегодня можем пораньше приступить к стрижке.

Ник вышел из-за стола и повернулся к Фрэнку лицом. Он как бы впервые увидел этого человечка-гнома, выглядывающего из-за двери. На нем была рабочая одежда: синяя рубаха и коричневые штаны. Мундштук трубки торчал из нагрудного кармана. Ник знал, что, как только он разольет по чашкам дымящийся кофе, Фрэнк закурит свою первую за день трубку и небольшой дом овцевода сразу затянется плотным облаком ароматного табачного дыма.

Фрэнк Уэллс отличался кривляющейся кривоногой походкой и растянуто-медленным техасским выговором. Ему нравилась роль пастуха в хозяйстве Ника. Он не задавал своему работодателю вопросов, но и сам не любил распространяться о своем прошлом, если не считать, конечно, полуанекдотичных побасенок о том, как он выкручивался из различных несчастных случаев, аварий и передряг, которых по его словам, в его жизни было предостаточно.

Когда Ник впервые увидел его, Фрэнк шлялся по Крайстчерчу в рубахе линяло-кремового цвета и помятой шляпе. Горожане сразу решили, что он «бездельник», «развязный хам», «дурачок», «озлобленный обормот». Впрочем, подобные характеристики относились ко всем типам вроде Фрэнка, у которых не было ни постоянного жилья, ни постоянного заработка.

У Ника были основания предполагать, что в свое время Фрэнк убежал из австралийской тюрьмы, но он никогда не заострял на этом своего внимания. В свою очередь Фрэнк никогда не проявлял болезненного интереса к прошлому самого Ника, что вполне устраивало последнего. Впрочем, нельзя не сказать об удивительной способности Фрэнка залезать людям в душу, – как правило, без спроса, – и неприятной манере высказывать свои суждения по самым разным житейским вопросам, особенно, когда его об этом не просили. Тысячу раз Ник грозил пастуху увольнением, но так ни разу и не выполнил своей угрозы, и Фрэнк как ни в чем не бывало продолжал лезть не в свое дело.

Покинув библиотеку. Ник направился обратно в спальню. Солнечный свет уже пробивался через окно, занавешенное одеялом, и необходимость в фонаре отпала. Распахнув створки гардероба. Ник достал оттуда свежую белую рубашку, куртку и галстук.

– Куда это вы намылились? – поинтересовался из холла Фрэнк.

– В Крайстчерч.

После непродолжительной паузы Фрэнк заметил:

– Выходит, стрижкой сегодня заниматься не будем…

– Да. Считай это выходным: у тебя нездоровый вид.

– Да откуда ж ему взяться, здоровому-то? А все этот паршивый прострел! Он доставал меня еще в пору, когда я жил в Сан-Антоне в Техасе. Напомните мне, и я как-нибудь расскажу вам о тридцать шестом годе, когда на мирных граждан Сан-Антона неожиданно насели бесноватые толпы коман-чей…

Ник оделся и с незавязанным галстуком, который свободно болтался у него на шее, прошел на кухню. Налив себе чашку кофе, он встал у окна я принялся смотреть на холмы, потягивая горячий напиток маленькими глотками. Он знал, что Фрэнк стоит чуть сзади и смотрит ему в спину.

– По сравнению с команчами здешние племена – трусливые скунсы. Ни один уважающий себя индеец не уступил бы так легко землю банде бледнолицых, как это сделали местные дикари. Э-э… А зачем вы навострились в Крайстчерч если не секрет?

– Надо пополнить запасы?

– Да я же ездил туда пару недель назад! Что-нибудь забыл?

Ник поставил чашку с недопитым кофе и стал завязывать галстук, не отрываясь от окна.

– Нет, может, я, конечно, не купил медного купороса и льняной муки. Лошадь голодает…

Ник, выходя из кухни, даже не взглянул на пастуха.

– Уж месяц прошел, как вы последний раз наведывались в Крайстчерч. Похоже, у вас какая-то очень важная причина…

Остановившись перед зеркалом, которое висело на стене возле входной двери, Ник тщательно завязал галстук, не обращая внимания на ухмыляющееся лицо Фрэнка.

– Если вы собрались в Крайстчерч в надежде отыскать эту девчонку…

Руки Ника замерли. Он взглянул на себя в зеркало и увидел, что к его лицу прилила краска. В спешке он опять забыл побриться.