Клинки охотника (№1) - Тысяча орков

Аграфан недоверчиво покачал головой, пожал плечами и устало вздохнул.

Торгар продолжал смотреть на него, затем развернулся и потопал к воротам, даже не задержавшись, чтобы разглядеть выражения лиц стражников, что стояли на часах, или всмотреться в толпу людей и дворфов, что шли за ним следом, до самых ворот, где они как один остановились.

— Да благословит тебя Морадин, Торгар Молотобоец! — крикнул какой-то смельчак.

Ему вторило несколько вовсе недружественных выкриков.

И Торгар продолжил свой путь, и солнце светило ему в спину.

— Этого и следовало ожидать от глупца, — обратился Джафар, один из четверых Молотов, к солдатам, что восседали близ него на боевых конях в тяжелых панцирях.

Они таились в укрытии, образованном несколькими скалами, рассыпанными по высокому плоскогорью к северо-востоку от восточных ворот Мирабара, откуда гордо и решительно удалялся одинокий дворф.

Произошедшее вовсе не удивило ни Джафара, ни его бойцов. Об уходе старого дворфа им стало известно за несколько мгновений до того, как Торгар выбрался по лестнице из Нижнеграда, но они успели подготовиться к подобному развитию событий гораздо раньше. А потому солдаты проехали верхом за северные ворота незамеченными, в то время как все горожане таращились на одинокого дворфа, что брел к воротам на востоке. Проскакав на лошадях и сделав изрядный крюк, они затаились в укрытии.

— Будь моя воля, так прибил бы его прямо здесь и оставил гнить на прокорм стервятникам, — сообщил

Джафар остальным. — И поделом было бы предателю! Но сердце маркграфа Эластула гораздо добрей, и в этом — его единственная слабость, а потому вам понятно, как надлежит действовать?

Вместо ответа трое всадников взглянули на четвертого. Тот держал в руках прочную сеть.

— Предложите сдаться. Но только один раз, — напомнил Джафар.

Четверо всадников понимающе кивнули.

— Когда же, командир? — не выдержал один.

— Терпение, — откликнулся опытный военачальник, — пусть отойдет от ворот подальше, чтобы его было не слышно и не видно. Мы не собираемся начинать беспорядки, нужно лишь, чтобы предатель не донес все наши секреты до врагов.

Мрачные взгляды, которыми Джафару ответили воины, убедили его, что отобранные им бойцы осознавали всю важность предстоящей задачи.

Вскоре, когда на закате землю окутал сумеречный покров, они нагнали Торгара. Дворф сидел на скале, потирал гудящие ноги и вытряхивал из башмаков камешки, но вдруг к нему подъехали четверо всадников. Дворф было подскочил и даже ухватился за большую секиру, но едва только он узнал всадников, как вновь уселся с покорным видом.

Приблизившись, всадники окружили Торгара, обученные боевые лошади нетерпеливо гарцевали на месте.

Мгновением позже подъехал и Джафар. Торгар фыркнул, явно удивленный подобным оборотом дел.

— Торгар Молотобоец, — заговорил Джафар, — приказом маркграфа Эластула Роурюма объявляю о твоем изгнании из Мирабара.

— Я уже сам ушел, — ответил дворф.

— Намереваешься ли ты и дальше следовать восточной дорогой, что ведет в Мифрил Халл, ко двору короля Бренора Боевого Топора?

— Ну, не уверен, что у короля Бренора найдется время, чтобы со мной поговорить, но раз уж зашла речь о нем, то скажу так: да, я намерен с ним повидаться.

Ответ был произнесен столь обыденным тоном, что лица пятерых людей посуровели от гнева, но казалось, тем большее удовольствие доставил Торгару собственный ответ.

— В таком случае, ты виновен в измене.

— Измене? — презрительно фыркнул Торгар. — Вы что же, объявили Мифрил Халлу войну?

— Известно, что они соперничают с нами в торговле.

— Тогда не стоит городить чепуху о том, что я изменник.

. — Значит, в шпионаже! — закричал Джафар. — Немедленно сдавайся!

Некоторое время Торгар пристально рассматривал Джафара, рассматривал совершенно бесстрастно, и ничто не предвещало дальнейшего развития событий. Торгар лишь скосил взгляд на тяжелую секиру, что лежала вблизи.

Иного предлога и не требовалось мирабарской страже. Двое всадников расправили сеть слева от Торгара и припустили лошадей галопом, пронеслись по бокам дворфа и повалили его на землю, опутав прочными переплетением ячеек.

Торгар яростно разрывал свои узы, стараясь вырваться на волю, но тотчас же подоспели еще двое стражников. Они выхватили прочные дубинки и спрыгнули на землю с коренастых лошадей. Торгар отбивался и пинался, и ему даже удалось укусить одного из стражников, однако силы были неравны.

Мигом воины избили дворфа до полубеспамятства, тотчас же вытряхнули его из сети, и сняли искусно выделанные доспехи.

— Пусть город погрузится в сон до нашего возвращения, — пояснил Джафар своим людям. — Я договорился с Алебардой, так что этой ночью на стенах не будет ни одного дворфа.

В своих мыслях Шаудра Звездноясная предвидела отвратительное событие, что ужаснуло ее той ночью.

Хранительница скипетра стояла на балконе, наслаждаясь ночной прохладой и расчесывая длинные черные волосы, как вдруг до ее слуха донеслась возня в восточных воротах города, на которые с балкона открывался превосходный вид.

Ворота распахнулись, и в город въехали всадники. По украшенному хвастливым плюмажем шлему Шаудра распознала Джафара. Хотя в сумраке перед взором предстала весьма нечеткая картина, хранительница скипетра все же смогла различить миниатюрный силуэт дворфа, что шествовал следом за всадниками — раздетый до штанов и разодранной рубахи, со скованными впереди руками, прикованный к первой лошади.

Шаудра стояла тихо, но ничем не скрывала своего присутствия, пока прямо под ее балконом проезжала процессия с пленником.

Подталкиваемый пятым наездником Торгар Молотобоец семенил за четверкой всадников — закованный в цепи и явно избитый.

Бедняге даже не дали надеть башмаки. .

— Что же ты наделал, Эластул? — спросила у самой себя Шаудра, и в голосе ее звучал немалый страх, ибо она понимала, сколь серьезно ошибся маркграф.

Стук в дверь прозвучал, точно посланная колдуном молния, и Шаудра очнулась от беспокойного сна. Выбравшись из постели, она потянулась к замку, едва осознавая, кто стоял на пороге.

Распахнув дверь, женщина замерла от удивления, — у входа, прислонившись к стене, стоял Джафар. Почувствовав, что он изучает ее взглядом с головы до пят, Шаудра внезапно вспомнила, что теплой летней ночью на ней не было ничего, кроме прозрачной шелковой накидки.

Шаудра прикрыла дверь и стыдливо выглянула в оставленный узкий проем, изучая похотливо таращившегося на нее, ухмыляющегося Джафара.

— Миледи, — приветствовал ее Джафар, и в свете факела блеснула верхушка шлема с поднятым забралом.

— Который час? — поинтересовалась женщина.

— Один из немногих часов, что остались до восхода.

— Так что вам надо? — удивилась Шаудра.

— Странно, что вы решили отправиться ко сну, миледи, — с невинным видом заметил Джафар, — ибо недавно я имел честь созерцать вас в довольно бодром состоянии, стоящей на балконе.

И тогда Шаудра поняла, в чем состоит причина визита, она окончательно проснулась и вспомнила все, что видела той далеко не обычной ночью.

— Вскоре после этого я пошла спать.

— Полагаю, что в вашей хорошенькой головке осталось немало вопросов.

— Которые касаются лишь меня, Джафар, — Шаудра постаралась придать голосу явно рассерженные интонации, чтобы вынудить чересчур самоуверенного ночного гостя оправдываться. — По какому праву вы нарушаете мой сон? Быть может, что-то случилось с маркграфом? Ибо если такого повода нет…

— Нам следует обсудить увиденное вами на балконе, миледи, — холодно произнес Джафар, и даже если властные слова Шаудры и поколебали его самоуверенность, виду он не подал.

— Кто вам сказал, что я вообще что-либо видела?

— Вот именно, и я советую вам не забывать об этом. Синие глаза Шаудры удивленно распахнулись:

— Уж не угрожаете ли вы хранительнице скипетра Мирабара, любезный Джафар?

— Я прошу вас совершить то, что должно, — нимало не смущаясь, ответил «молот». — Изменник Торгар арестован по повелению самого маркграфа.

— Арестован жестоко…

— Вовсе нет. Он добровольно сдался представителям власти без применения силы, — возразил Джафар.

Ни слову из сказанного Шаудра не поверила. Она знала и Джафара, и остальных четырех «молотов», знала достаточно хорошо — как и то, что они не прочь подраться, если только перевес на их стороне.

— Поверьте, миледи, его вернули в Мирабар под покровом ночной темноты не без причины. Уверен, что вы понимаете крайнюю деликатность дела.

— Ведь дворфам Мирабара, даже тем, кто не согласен с Торгаром, придется не по душе, когда они узнают, что его вернули в город насильно, в цепях, — заметила Шаудра.

Джафар не обратил ни малейшего внимания на изрядный сарказм в ее голосе, лишь ответил:

— Вот именно.

С этими словами «молот» коварно улыбнулся.

— Мы могли убить его в глуши и похоронить там, где его никогда бы не отыскали. Разумеется, вы это понимаете, как и то, что ваше молчание представляется исключительно важным?

— И вы действительно способны совершить подобное? Без угрызений совести?

— Я — воин, миледи, и дал клятву защищать маркграфа, — ответил Джафар все с той же ухмылкой. — Рассчитываю на ваше молчание.

В ответ Шаудра лишь смерила его тяжелым взглядом. Осознав, что иного ответа не добиться, Джафар опустил забрало и скрылся в коридоре.

Шаудра Звездноясная закрыла дверь и прислонилась к ней спиной. Протерев глаза, она пришла к выводу, что то была необычная ночь.

— Что же ты наделал, Эластул? — вновь задала она себе тот же вопрос.

В комнате, что прилегала к покоям Шаудры, о том же спрашивал себя еще один обитатель города. Нанфудл-алхимик прожил в Мирабаре немало лет, однако изо всех сил старался не вмешиваться в местную политику. Он был алхимиком, ученым, гномом с толикой способностей к показному волшебству — но не более того. Однако его весьма обеспокоила недавняя смута, возникшая из-за визита прославленного правителя Мифрил Халла, с которым Нанфудлу всем сердцем хотелось встретиться.

Гном слышал громкий стук, и подумав, что стучат к нему, выбрался из постели и бросился к дверям. Однако он услышал у дверей голоса Шаудры и Джафара, и понял, что человек пришел, чтобы поговорить с женщиной, а не с ним.

Нанфудл слышал каждое слово. Торгара Молотобойца, одного из наиболее уважаемых дворфов Мирабара, чья семья столетиями служила не одному поколению маркграфов, избили в пути и насильно, в цепях, водворили в город.

Мурашки пробежали по спине Нанфудла. Все произошедшее с тех пор, как в городские ворота постучался Бренор Боевой Топор, весьма смущало гнома.

Он предвидел: случившееся — не к добру.

И хотя гном давным-давно дал себе зарок держаться подальше от политики, скромно занимаясь ремеслом алхимика и получая вознаграждение, на следующий день он все же посетил друга.

И сведения, рассказанные гномом, вовсе не обрадовали советника Аграфана Тяжелого Молота. Ничуть не обрадовали…

— Мне все известно, — сказал Аграфан Шаудре, едва лишь на следующее утро она открыла дверь дворфу, который, переговорив с Нанфудлом, тотчас отправился прямиком к хранительнице скипетра.

— Что известно?

— То же, что и тебе: как обошлись с неким недовольным дворфом, заставив его вернуться. Прошлой ночью «молоты» заставили Торгара вернуться насильно, привели его в цепях.

— Да, среди них был по меньшей мере один «молот».

— Джафар, будь он проклят! — выругался Аграфан. Шаудру удивил гнев Аграфана: никогда раньше не слышала она, чтобы дворф отзывался О ком-либо из «молотов» подобным образом.

— Решение принимал Эластул Роурюм, а не Джафар и не «молоты», — напомнила она.

Аграфан в отчаянии ударился головой о дверной косяк:

— Он раздувает угли в комнате, где полно золы, — заключил дворф.

Шаудре ничего не оставалось, как согласиться, — но лишь отчасти. Ей были понятны досада и опасения Аграфана, но также ей было понятно и нежелание Эластула позволить дворфу покинуть город. Как и прочим, Аграфану было известно и об обороне Мирабара, и о том, сколько товара способен поставлять город, равно как и то, в каком состоянии находятся всевозможные шахты по добыче руды. Хранительница скипетра никогда не верила, что между Мифрил Халлом и Мирабаром может разгореться война, однако если бы до этого дошло…

— Уверена, что Эластул полагал, будто у него нет иного выбора, — ответила Шаудра. — По крайней мере, дворфа-сумасброда не убили в пути.

Но слова Шаудры возымели эффект, обратный тому, на который она надеялась. Одно лишь упоминание о столь плачевном исходе, вместо того, чтобы успокоить Аграфана, заставило дворфа вытаращить глаза и плотно стиснуть зубы. Впрочем, он глубоко вздохнул и незамедлительно успокоился.

— Возможно, маркграф поступил бы разумней, осмелься он пойти на нечто подобное, — тихо произнес советник, и на сей раз удивление проступило на лице Шаудры. — Дворфы Мирабара отнюдь не обрадуются, когда узнают, что Торгар стал пленником в собственном городе.

— Известно ли тебе, где он содержится?

— Я полагал, ты сообщишь мне об этом. Шаудра пожала плечами:

— Возможно, для нас обоих настал час поговорить с Эластулом.

Шаудра Звездноясная не стала спорить с дворфом, хотя и понимала гораздо лучше, чем Аграфан, что подобная встреча вряд ли разрешит возникшие противоречия. По мнению Эластула, Торгар Молотобоец совершил явное предательство, может статься, даже измену, и Шаудра сомневалась, что несчастному дворфу в ближайшем будущем посчастливится увидеть мир за пределами темницы.

Однако она отправилась вместе с Аграфаном во дворец маркграфа, и обоих допустили в покои правителя одновременно. Шаудра заметила, что в покоях, за исключением четырех «молотов», что все так же стояли за спиной у маркграфа, не было никого из привычной прислуги и охранников. Не остался незамеченным и взгляд, которым наградил Шаудру Джафар — многозначительный, смущающий, отчего ей захотелось поплотнее закутаться в накидку.

— Отчего такая спешка? — спросил маркграф, не удостоив их приветствием. — Сегодня у меня немало дел.

— Спешка — оттого, что вы заключили под стражу Торгара Молотобойца, — выпалил Аграфан и многозначительно добавил: — Заключили под стражу Торгара Делзуна Молотобойца.

— С ним будут обращаться бережно, — ответил Эластул, и добавил: — Пока он не начнет буянить, — и тут маркграф перехватил недоверчивый взгляд Шаудры.

— Я просил о конфиденциальности относительно данного дела, и ожидал, что просьбу исполнят, — продолжал маркграф. Последние слова были обращены явно к Шаудре.

— Мне рассказала не она, — вмешался Аграфан,

— Так кто же тогда проболтался?

— Сие не важно, — ответил дворф. — Если вы намерены выслеживать всякого, кто станет говорить об аресте Торгара, то уподобитесь пытающемуся зажать воду в кулаке.

Сказанное явно не пришлось по душе Эластулу, и маркграф хмуро посмотрел на Джафара. Тот лишь пожал плечами.

— Речь идет не о простом горожанине, маркграф, — настаивал Аграфан.

— Торгар — не горожанин, — уточнил Эластул. — Теперь уже нет, и на то была его воля. На моих плечах лежит груз ответственности за Мирабар, а потому я и предпринял подобающие меры. Торгар заточен в темницу, там он и пребудет, до тех пор, пока прилюдно не отречется от воззрений касательно данного вопроса, и не откажется от зловредной идеи посещения Мифрил Халла.

Аграфан попробовал было возразить, но маркграф тотчас же его перебил:

— Советник, данный вопрос — вне обсуждений. Ища поддержки, Аграфан взглянул на Шаудру, но

та лишь пожала плечами и покачала головой.

На том и завершилась аудиенция. Керельменаф Эластул явно считал Мифрил Халл враждебным городом, и каждое действие правителя свидетельствовало о том, что вскоре его опасениям суждено сбыться.

И Аграфан, и Шаудра надеялись, что Эластул способен здраво оценить последствия своего распоряжения, ибо оба они опасались волнений, что возникли бы, доведись сведениям о заточении Торгара стать предметом публичной огласки.

И теперь Шаудре Звездноясной показалось достаточно метким высказывание дворфа о раздувании углей в комнате, полной золы.

16

ГЕРОЙ

Кэтти-бри бесшумно пробралась на край скалистого утеса и посмотрела вниз. Как и следовало ожидать, под нею, на плоской скале, вокруг которой были рассыпаны одиночные камни, раскинулся лагерь орков. Костер погас, осталось лишь кострище с яркими, тлеющими углями. Орки сгрудились поближе к теплу, закрывая собой почти весь свет, что исходил от ярких углей.

Кэтти-бри тщательно осматривала местность, настраивая зрение на тепло, а не на свет, и едва разглядев мягкое свечение, что исходило от орка, который строгал поодаль сломанную ветку, Кэтти-бри весьма обрадовалась тому, что зачарованный браслет оказался под рукой. Быстро оглядев окрестности, воительница позволила зрению вернуться в привычный диапазон. Воистину, браслет был чудесной вещью, однако хоть он и помогал ей видеть в темноте, все же имел и некоторые недостатки. Гораздо лучше он действовал под землей, позволяя видеть там, где в иных обстоятельствах подруга дроу не разглядела бы ничего, кроме черноты, подобной черноте ночного неба. Когда в ночи высыпали звезды, или же когда поблизости разгоралось пламя, волшебный браслет зачастую сбивал женщину с толку, давая неверное представление о расстояниях — особенно о расстояниях до поверхностей, на которые тепло не влияло — наподобие обломков камней.

Кэтти-бри прервала свое занятие и застыла на месте, не мигали привыкшие к тусклому свету глаза. Она уже наметила путь вниз, которым намеревалась добраться до орка, и вновь перепроверила выбранную дорогу, пользуясь волшебным браслетом, намереваясь захватить тварь в плен или прикончить.

Однако теперь внизу осталось два орка.

По привычке Кэтти-бри потянулась к Тулмарилу, вновь оценив соотношение сил, но рука, что тянулась к луку за плечами, тотчас же замерла на месте. Пальцы лучницы по-прежнему оставались распухшими и покрытыми синяками, и по крайней мере один палец был сломан. Потренировавшись в стрельбе заранее, она понимала, что вряд ли удастся попасть в орков на таком расстоянии.

И тогда Кэтти-бри решила воспользоваться Хазид'хи. Прославленный меч, получивший благодаря тонкому, смертоносному клинку прозвище Горлорез, мог пронзить доспехи с легкостью, как если бы они были тканью. Едва рука женщины легла на рукоять, как она почувствовала нетерпеливый порыв изголодавшегося меча. Хазид'хи рвался в битву, как рвался бы и в любой другой поединок.

И порыв меча лишь усилился, едва Кэтти-бри бесшумно вынула оружие из ножен, осторожно пряча его за каменным завалом. Тонкое лезвие с легкостью улавливало и точно отражало малейший отблеск света.

Повинуясь позывам голодного меча, воительница спускалась вниз по склону, приближаясь к первой жертве.

Кэтти-бри уже приготовилась наброситься на орка, как вдруг остановилась и оглянулась через плечо. Она вдруг подумала, что следовало бы взять с собой кого-нибудь из друзей. Дзирт ушел, но другие вполне могли оказаться поблизости.

В конце концов, перед ней — всего лишь несколько орков, и если напасть быстро и бесшумно, то сражаться придется один на один — так думала она..: а впрочем, схожие мысли смог бы внушить и меч.

Как бы там ни было, для Кэтти-бри довод показался разумным. Ни разу прежде не встречалась она с орком, что превзошел бы ее в поединке на мечах.

Не утруждая себя дальнейшими раздумьями, Кэтти-бри спустилась по скалистому склону и тихо пошла по ближайшей тропе, что вывела бы ее на плоскогорье, к стоянке орков.

Вскоре она поравнялась с орками, что находились не более чем в десяти футах. Неосторожнная тварь склонилась над углями, то и дело перемешивая в костре жар, в то время как его не менее рассеянный спутник по-прежнему строгал в стороне ветку.

Кэтти-бри подкралась на полшага, затем — еще на полшага. Вот уже менее, чем пять футов отделяют ее от орка. Тварь почувствовала ее, вскрикнула…

…и повалилась навзничь, барахтаясь и отбиваясь. Кэтти-бри несколько раз поразила орка, прежде чем повернуться лицом к спутнику раненого, что набросился на нее.

Второй орк замер на месте, едва лишь перед ним промелькнул сверкающий, превосходно отбалансированный Хазид'хи. Орк неистово размахивал тупым копьем, но Кэтти-бри с легкостью уворачивалась. Орк ударил вновь, и вновь его удар не достиг цели, затем орк бросился в атаку, отскочил назад и вновь напал — на сей раз с той стороны, откуда Кэтти-бри ожидала удара.

Орк ошибся в выборе стороны.

Кэтти-бри ускользнула от очередного выпада копья, но едва воительница начала уворачиваться от третьего удара, как вдруг остановилась, и, пока орк замахивался, проскользнула с другой стороны, избежав столкновения с копьем.

Удача улыбалась ей, и Кэтти-бри ни за что не собиралась упускать открывшейся возможности. Пронесся в ударе Хазид'хи, и прославленное лезвие отсекло последний фут орочьего копья. Орк завыл и отпрыгнул назад, метнув в женщину обрубок древка, но поворотом запястья Кэтти-бри послала копье в темноту.

Она бросилась вперед, выставив меч перед собой, готовая вонзить клинок орку в грудь.

Но внезапно она остановилась, заслышав, как прямо перед нею со свистом пронесся камень.

Храбрая женщина приготовилась к встрече с новым противником лицом к лицу, но прямо в спину ей ударил еще один камень, брошенный со всей силы.

И третий камень пролетел, и четвертый ударился в плечо, и опустилась внезапно онемевшая рука.

Орки выползали из-за разбросанных по всей стоянке глыб, и потрясали оружием, и швыряли все новые и новые камни, отчего лучнице приходилось метаться, едва не падая.

Мысли Кэтти-бри понеслись вскачь. Не верилось, что ее с такой легкостью заманили в ловушку. Она по-прежнему чувствовала неустанное стремление Хазид'хи броситься в битву, перебить всех врагов. Ее охватило сомнение: действительно ли она может управлять ненасытным мечом.

Но Кэтти-бри понимала, что ошибка совершена ею, а не оружием. В обычных обстоятельствах при таком положении она стала бы обороняться, подпустила бы врага поближе, однако орки не проявляли никакого желания приблизиться к ней. Вместо этого они подняли новые булыжники и принялись швырять в женщину камни. Воительница уворачивалась, танцуя на месте, булыжники несколько раз попадали в нее, и удары оказались болезненными. Кэтти-бри наметила в окружении место, где, как ей казалось, проще всего было прорваться, и бросилась вперед, неистово размахивая мечом.

Далее дело оставалось лишь за врожденным мастерством Кэтти-бри, и движения мышц опережали мысли. Искрометно отбивала воительница меч, секиру, копье, один за другим — один-два-три — и в то же время ей удалось неожиданно шагнуть в сторону и сразить орка, который ожидал от нее шага вперед. Стиснув распоротое брюхо, тот повалился на землю.

И второй орк повалился следом и корчился на камнях, пытаясь зажать рану на разрубленной шее, из которой хлестала кровь.

Поворотом запястья Кэтти-бри вынудила третьего орка уронить оружие на камни, и казалось, что ее удар легко попадет в цель, но едва Хазид'хи приступил к броску на врага, как владелицу меча ударил камень в и без того раненую руку, и по всей руке, от самого запястья, пронеслась вспышка жгучей боли. И Кэтти-бри услышала, к своему ужасу, еще не успев осознать произошедшее в полной мере, как с лязганьем падает на камни Хазид'хи.

В нее метнулось копье, однако ловкая воительница стремительно развернулась и ухватила древко на лету. Шаг вперед, удар локтя, что заставил орка пошатнуться на месте, и вот уже Кэтти-бри шагнула вперед и завладела выхваченным оружием.

Но тотчас ее ударила между лопаток дубинка, и руки ослабели. Орк выхватил копье и кольнул, слегка пропоров наконечником бедро и ягодицы женщины. Кэтти-бри ускользнула, прыгнув вперед, и, выставив руку, ей чудом удалось отвести удар меча и тотчас же повторить защиту, несмотря на разрезанную ладонь.

И каждое мгновение было исполнено борьбы — гораздо более отчаянной, чем в любом из прежних поединков. Среди лихорадочно скачущих мыслей она ухватила одну: насколько бывали близки ее друзья вместе с нею к роковому исходу, и сколь часто подстерегала их подобная опасность. И в этот миг Кэтти-бри ясно осознала, насколько стремительно могут наступить роковые последствия единственной ошибки. Тут ее вновь ударила между лопаток дубинка, вынуждая опуститься на колени и делая тщетною попытку перебежать через лагерь и скрыться в ночной тьме.

Она упала на камни и заметила вблизи Хазид'хи. И когда орки сомкнули кольцо, женщина поняла: настолько далеко, настолько вне пределов ее досягаемости был меч, как если бы он находился на другом конце света. В отчаянии она перевернулась на спину и принялась отчаянно отбиваться ногами, пытаясь отразить чужое оружие.

* **

— Что случилось, Гвен? — тихо спросил Дзирт.

Он подошел к пантере. Та прижала уши, неподвижно замерев и всматриваясь в ночь. Дроу опустился на корточки радом с животным и точно так же внимательно изучал мрак, вовсе не ожидая встретить ни малейших признаков врага, ибо ни днем ни ночью ему не встречалось никаких следов орков.

Но случилось что-то плохое. Пантера чувствовала угрозу, и чувствовал угрозу Дзирт. Случилось нечто из ряда вон выходящее. Вновь взглянул он на горные склоны, на костер, что горел посреди далекого лагеря Бренора, где все казалось спокойным.

— Что ты почувствовала? — спросил пантеру темный эльф.

Тихо, едва ли не жалобно заурчала Гвенвивар. Дзирт почувствовал, как часто забилось сердце, и начал беспокойно озираться вокруг, отчитывая себя за то, что отправился в тот день из лагеря в одиночку, и удалился от друзей так далеко в горы, чтобы разыскать одинокую башню, что указывала на Низины.

Долго удавалось Кэтти-бри отбиваться от орков, однако удары приходилось направлять под чересчур неудобным углом, да и усилия требовались немалые, и постепенно она начала пропускать удары. Со всей силы ее пинали под ребра, но все, что оставалось, — лишь сжаться в комок и вздрагивать от боли. Хлынули слезы, едва лишь женщина оценила допущенную ошибку и те последствия, что мог повлечь за собою допущенный промах.

Никогда не увидит она друзей. Никогда не смеяться ей вместе с Дзиртом, не дразнить Реджиса, не увидеть, как восходит ее отец на королевский престол Мифрил Халла.

Никогда не стать ей матерью. Не увидеть, как становится женщиной ее дочь, как вырастает в мужчину сын. Никогда не сможет она обнять Кэлси, и не радоваться ей более улыбке, что в последнее время вновь вернулась на лицо Вульфгара.

Казалось, все вокруг остановилось на миг. Посмотрев вверх, Кэтти-бри увидела, как над ней, точно башня, возвышается самый рослый орк, занося под одобрительные выкрики прочих зажатую в сильных руках секиру.

Она была беззащитна. Оставалось лишь молиться о том, чтобы смерть наступила мгновенно.

Секира взмыла вверх, и голова орка опустилась.

Все ниже и ниже опускалась голова под ударом блестящего боевого топора. Орк пошатнулся на месте, однако же не упал навзничь, на камни, ибо Вульфгар толкнул его плечом и повалил прямо на простертую на земле женщину.

Сын Беорнегара с грозным ревом выступил вперед и встал, защищая сильными ногами Кэтти-бри с обеих сторон, и неистово заработали его мощные руки, размахивая Клыком Защитника, отчего потрясенные орки отпрянули назад. Воин ухватил одного орка за бок, затем за ноги и швырнул, раскрутив, на другого, точно ударил молотом по гвоздю, так что оба орка с воем повалились на камни. В ярости, что и сравниться не могла с ранее виденным Кэтти-бри неистовством, в гуще столь ожесточенной битвы, что ни разу прежде не испытывали орки, варвар согнулся и повернулся на месте, вонзив Клык Защитника в грудь ближайшего к нему орка так, что тот отлетел в сторону.

К тому времени Кэтти-бри успела собраться с духом настолько, что, перекатываясь, добралась до утраченного меча. Обретя оружие, женщина начала было подниматься, но силы не полностью вернулись к ней. Она вновь запнулась, падая под весом набросившегося на нее сзади орка и думая, что придется расстаться с жизнью, обессмыслив тем самым помощь Вульфгара. Однако долю мгновения спустя женщина поняла, что орк вовсе не пытался наброситься на нее, но скорее надеялся спастись бегством.

«Воистину орк поступил мудро, решив удрать», — подумала она, вновь взглянув на Вульфгара. Еще один орк улетел в темноту, другой взмыл в воздух, приподнятый мощной рукой, что стискивала его горло. Орк был большим и размерами почти что не уступал Вульфгару, однако варвар с легкостью удерживал его над собой. Так тварь и не смогла разжать мощной хватки, продолжая биться в воздухе.

Еще одного настырного орка Вульфгар ухватил за шкирку. Клык Защитника вернулся в руку владельца, и Вульфгар нанес упредительный удар, а после вновь вспомнил о судьбе орка, что удерживал над головою. Издав первобытный крик, варвар напряг канатоподобные мышцы.

Шея орка сломалась, тело твари обмякло, и Вульфгар отбросил его в сторону.

И не было конца его неистовству, и не знал предела его гнев, и Клык Защитника кромсал орков, заставляя разбегаться в ночи. Под могучими ударами варвара трещали кости, и он проходил сквозь ряды бегущих орков, подобно жнецу, что проходит через поле пшеницы.

Внезапно битва завершилась, опустилась рука Вульфгара. С нескрываемой дрожью, с пепельно-серым лицом, бледность которого была видна даже при скудном освещении, он приблизился к Кэтти-бри и склонился над нею.

Женщина ухватилась за протянутую ладонь, и резкий рывок поставил ее на трясущиеся ноги, что едва могли ее удержать.

Но это не имело значения, ибо женщина попросту упала в распахнутые объятия Вульфгара. Он поднял ее на руки и прижал к себе.

С рыданиями Кэтти-бри прижалась лицом к сильной груди воина, и Вульфгар стиснул ее в объятиях, нашептывая успокаивающие слова, и его лицо скрылось в густых, медно-красных волосах женщины.

Постепенно затихали вокруг ночные обитатели, потревоженные внезапным шумом битвы, и разбегались в темноте орки. Ночь близилась к завершению.

17