Гарри Поттер - Гарри Поттер и Орден Феникса

Джоанн К. Роулинг
Гарри Поттер и Орден Феникса

Глава 1
ДЕМЕНЦИЯ ДУДЛИ

      Рекордно жаркий день этого лета подходил к концу. Большие, квадратные дома Бирючиновой аллеи окутывало дремотное молчание. Припаркованные возле них автомобили, обыкновенно сверкающие чистотой, потускнели от пыли, а газоны, некогда изумрудно-зелёные, высохли и пожелтели — в связи с засухой и ограничениями на расход воды пользоваться шлангами запрещалось. Местные жители, вынужденные отказаться от привычных занятий — мытья машин и ухода за лужайками — проводили время в своих прохладных домах, широко распахивая окна в надежде заманить в помещение несуществующий ветерок. Единственным человеком, который оставался на улице, был мальчик-подросток, лежавший на спине на клумбе возле дома № 4.
      Этот тощий, черноволосый мальчик в очках, очевидно, сильно прибавил в росте за очень короткое время, и от этого имел немного нездоровый вид. На нём были грязные, рваные джинсы, мешковатая, вылинявшая футболка и старые спортивные тапочки с отстающими подошвами. Такая наружность, конечно, не прибавляла Гарри Поттеру привлекательности в глазах соседей, свято веривших, что ношение плохой одежды следует причислить к уголовно-наказуемым деяниям. К счастью, нынешним вечером от этих самых глаз Гарри скрывал большой куст гортензии. Собственно, сейчас его вообще могли бы заметить только его собственные дядя и тётя, да и то если бы высунулись в окно и посмотрели прямо вниз, на клумбу.
      В целом, Гарри считал, что идея спрятаться здесь была очень удачной. Конечно, лежать на раскалённой каменной земле не слишком удобно, зато никто не смотрит на него волком, не заглушает скрежетом зубов голос диктора и не задаёт гнусных вопросов, — как бывает всякий раз, когда он пытается смотреть телевизор в гостиной вместе с дядей и тётей.
      И, словно бы эта мысль случайно влетела через окно в комнату, оттуда неожиданно послышался голос Вернона Дурслея, приходившегося Гарри дядей.
      — Хорошо хоть этот мальчишка больше сюда не лезет. Кстати, где он вообще?
      — Понятия не имею, — равнодушно ответила тётя Петуния. — В доме его нет.
      Дядя Вернон невнятно рыкнул.
      — Он теперь, видите ли, интересуется новостями… — язвительно сказал он. — Хотел бы я знать, что он на самом деле затевает. Чтобы нормального мальчишку волновали события в мире!… Так я и поверил! Дудли вот понятия ни о чём не имеет. Сомневаюсь, что он в курсе, как зовут премьер-министра… И вообще, не станут же про них рассказывать в наших новостях…
      — Вернон, ш-ш-ш! — испуганно перебила его тётя Петуния. — Окно ведь открыто!
      — Ах, да… прости, дорогая.
      Дурслеи затихли, и Гарри стал слушать стишок про мюсли с фруктами и отрубями. Одновременно он наблюдал за бредущей по улице миссис Фигг, полусумасшедшей старушкой-кошатницей, которая жила неподалёку, в Глициниевом переулке. Миссис Фигг хмурилась и бормотала что-то себе под нос. Гарри ещё раз порадовался, что догадался спрятаться за кустом: в последнее время миссис Фигг взяла моду при каждой встрече обязательно зазывать его к себе на чай. Она уже завернула за угол и скрылась из виду, когда из окна опять поплыл голос дяди Вернона.
      — Значит, Дудлика пригласили в гости на чай?
      — Да, к Полукиссам, — с нежностью в голосе ответила тётя Петуния. — У него столько друзей, и все его так любят…
      Гарри с трудом удержался, чтобы не фыркнуть. Просто поразительно, до какой степени Дурслеи слепы во всём, что касается их сына. Все каникулы он умудрялся кормить родителей весьма неизобретательной ложью про ежевечерние чаепития у друзей, но Гарри-то прекрасно знал, что никаких чаёв Дудли не пьёт. Вместо этого каждый вечер Дудли и его банда отправляются в парк и крушат там всё, что попадётся под руку, либо слоняются по улицам, курят и кидаются камнями в проезжающие машины и гуляющих детей. Гарри не однажды видел, как они этим занимаются, когда сам бродил по Литл Уингингу — он провёл большую часть каникул, блуждая по улицам, где можно было заодно подобрать из урны газету.
      Тут до ушей Гарри донеслись первые ноты музыкальной заставки, предварявшей семичасовые новости, и сразу у него в животе что-то судорожно сжалось. Может быть, сегодня… после целого месяца ожидания… может быть, сегодня.
      «Число туристов, оказавшихся в затруднительном положении в аэропортах Испании, достигло рекордной отметки. Идёт вторая неделя забастовки носильщиков…»
      — Вот я бы им устроил сиесту на всю жизнь, — заглушил конец фразы рык дяди Вернона, но это было уже неважно: под окном, на клумбе, Гарри уже чувствовал, что узел в животе потихоньку развязывается. Если бы что-то случилось, об этом, без сомнения, сказали бы в первую очередь; смерть и катастрофы всегда идут раньше оказавшихся в затруднительном положении туристов.
      Гарри медленно выдохнул и стал смотреть в ослепительно синее небо. Этим летом каждый его день был устроен одинаково: сперва мучительное напряжение, ожидание, потом временное облегчение, а потом снова нарастающее беспокойство… и, всякий раз, недоумение — усиливающееся изо дня в день — почему до сих пор ничего не происходит?
      Он продолжал слушать новости, так, на всякий случай, в надежде уловить хоть малейший намёк, узнать хоть о каком-то событии, которое муглы не в состоянии правильно расценить… может быть, о необъяснимом исчезновении или загадочном инциденте… но за сообщением о туристах последовал сюжет о засухе в юго-восточном районе («Надеюсь, сосед это слушает!» — заревел дядя Вернон. — «Думает, мы не слышим, как он в три утра включает свои поливалки!»); потом о вертолёте, чуть не потерпевшем крушение в Суррее; потом о разводе одной знаменитой актрисы с её не менее знаменитым мужем («Очень нам интересно нюхать их грязное бельё», — дёрнула носом тётя Петуния, с упорством маньяка выуживавшая подробности этой истории изо всех журналов, которые только попадали в её костлявые руки.)
      Закатное небо слепило глаза, и Гарри закрыл их, одновременно услышав: «…и последнее. Попка-дурак изобрёл новый способ охладиться. Волнистый попугайчик Попка, проживающий в „Пяти Перьях“ в Барнсли, выучился кататься на водных лыжах! С подробностями — наш корреспондент Мэри Доркинс.»
      Гарри открыл глаза. Раз они дошли до попугайчиков на водных лыжах, дальше можно не слушать. Он осторожно перекатился на живот, встал на четвереньки и начал отползать от окна.
      Однако, не успел он проползти и двух дюймов, как вдруг, одно за другим, случилось сразу несколько событий.
      Раздался оглушительный, похожий на выстрел, хлопок, громким эхом разнёсшийся в сонном молчании улицы; из-под стоящей неподалёку машины очумело выкатилась и быстро убежала кошка; из окна гостиной Дурслеев донёсся вопль, громкое ругательство и звук разбившегося фарфора; и тогда, словно по сигналу, которого он только и дожидался, Гарри вскочил на ноги, на ходу, словно меч, выхватывая сзади из-за пояса джинсов тонкую деревянную волшебную палочку — но, не сумев даже выпрямиться в полный рост, треснулся макушкой о раму открытого окна. Услышав грохот, тётя Петуния завопила ещё громче.
      Гарри показалось, что его голова раскололась надвое. Из глаз неудержимо полились слёзы. Он стоял покачиваясь, стараясь сфокусировать зрение и понять, откуда раздался хлопок, но, едва ему удалось обрести равновесие, как из окна протянулись две багровые мясистые руки и крепко обхватили его за горло.
      — А ну — убери — эту — штуку! — зарокотал Гарри в ухо голос дяди Вернона. — Быстро! Пока — никто — не — увидел!
      — Отстаньте — от — меня! — задушено прохрипел Гарри. Несколько секунд между ними шла ожесточённая борьба. Левой рукой Гарри пытался оторвать от себя похожие на сосиски пальцы дяди, а правой удерживал поднятую в воздух палочку. Вдруг его макушку пронзила особо сильная боль, дядя Вернон пронзительно взвизгнул, как от удара током, и выпустил племянника — словно бы сквозь тело Гарри проходила некая невидимая сила, делающая прикосновение к нему невозможным.
      Гарри, тяжело дыша, чуть не свалился на куст гортензии, но сумел-таки выпрямиться и огляделся по сторонам. Вокруг не наблюдалось ничего такого, что могло бы стать источником хлопка, зато за окнами окрестных домов показались любопытные лица. Гарри поспешно сунул палочку за пояс джинсов и напустил на себя невинный вид.
      — Добрый вечер! — прокричал дядя Вернон, обращаясь к миссис из номера семь, дома напротив, сурово глядевшей из-за тюлевых занавесок. — Слышали, какой сейчас был выхлоп? Мы с Петунией так и подпрыгнули!
      Он продолжал неестественно лыбиться во все стороны до тех пор, пока соседи не отошли от окон, и тогда безумная улыбка сразу же превратилась в гримасу яростного бешенства. Дядя Вернон поманил Гарри к себе.
      Гарри приблизился на несколько шагов, осторожно, чтобы ненароком не перейти ту черту, за которой протянутые вперёд руки дяди Вернона смогли бы снова схватить его за горло и начать душить.
      — Какого дьявола ты это делаешь, парень? — голос дяди Вернона прерывался от злости.
      — Делаю что? — холодно уточнил Гарри. Он всё оглядывался по сторонам, надеясь-таки увидеть человека, издавшего хлопок.
      — Устраиваешь тут шум, будто кто из пистолета палит, прямо у нас под…
      — Это не я, — твёрдо сказал Гарри.
      Рядом с широкой багровой физиономией дяди Вернона появилось худое лошадиное лицо тёти Петунии. Вид у неё был страшно недовольный.
      — Зачем вообще ты тут шныряешь?
      — Да… Да! Правильно, Петуния! Что ты делал под окном, парень?
      — Слушал новости, — безропотно признался Гарри.
      Дядя и тётя обменялись возмущёнными взглядами.
      — Слушал новости? Опять?!
      — Они вообще-то каждый день новые, — сказал Гарри.
      — Ты мне не умничай! Я хочу знать, что ты на самом деле затеваешь — и нечего мне мозги полоскать! «Слушаю новости»! Тебе прекрасно известно, что про вашу братию…
      — Тише, Вернон! — еле слышно выдохнула тётя Петуния. Дядя Вернон понизил голос и докончил так тихо, что Гарри с трудом его расслышал: —…что вашу братию не показывают по нашему телевидению!
      — Это вы так думаете, — сказал Гарри.
      Несколько секунд дядя Вернон молча таращил на него глаза, а потом тётя Петуния решительно произнесла:
      — Мерзкий лгунишка. Что же тогда делают все эти ваши, — тут она тоже понизила голос, и дальнейшее Гарри смог лишь прочитать по губам: — совы, как не приносят вам новости?
      — Да-да! — победно зашептал дядя Вернон. — Не пудри нам мозги, парень! Как будто мы не знаем, что свои новости ты получаешь от этих отвратных птиц!
      Гарри молчал в нерешительности. Сказать правду было не так-то легко, несмотря на то, что дядя и тётя не могли знать, как больно ему в этом признаваться.
      — Совы… больше не приносят мне новости, — выговорил он без выражения.
      — Не верю, — тут же сказала тётя Петуния.
      — И я не верю, — горячо поддержал её дядя Вернон.
      — Мы знаем, что ты затеял что-то нехорошее, — сказала тётя Петуния.
      — Мы, знаешь ли, не идиоты, — заявил дядя Вернон.
      — Вот это для меня уже новость, — огрызнулся Гарри, в душе которого стремительно нарастало непреодолимое раздражение. Прежде чем Дурслеи успели что-то сказать, он круто развернулся, пересёк лужайку перед домом, переступил через низкую ограду и зашагал по улице.
      Он знал, что нажил себе неприятности. Позднее ему придётся предстать перед родственниками и поплатиться за свою грубость, но пока его это не волновало; ему было о чём беспокоиться.
      Он почти не сомневался, что громкий хлопок раздался оттого, что кто-то аппарировал на Бирючиновую аллею или, наоборот, дезаппарировал с неё. Точно с таким же звуком растворялся в воздухе домовый эльф Добби. Возможно ли, чтобы Добби был сейчас здесь? Вдруг в эту самую минуту эльф идёт за ним по пятам? Гарри круто обернулся и уставился назад, но Бирючиновая аллея была совершенно пуста, а Гарри точно знал, что Добби не умеет становиться невидимым.
      Он шёл, не выбирая дороги — он столько раз за последнее время бродил по этим улицам, что ноги сами несли его излюбленными маршрутами. Каждые несколько шагов он оглядывался через плечо. Пока он валялся среди умирающих бегоний тёти Петунии, рядом с ним находился кто-то из колдовского мира, это точно. Почему же он или они не заговорили с ним? И где они прячутся теперь?
      Разочарование всё нарастало, а уверенность постепенно слабела.
      В конце концов, вовсе не обязательно, что звук был волшебный. Может быть, из-за бесконечного ожидания он, Гарри, дошёл до ручки и готов любой, самый обычный звук принять за весточку из своего мира? Может быть, просто у соседей что-то разбилось или взорвалось?
      При этой мысли на душе у Гарри сразу стало тягостно и, не успел он опомниться, как им снова овладела горькая безнадёжность, преследовавшая его всё лето.
      Завтра в пять утра он снова проснётся по будильнику, чтобы заплатить сове, разносящей «Прорицательскую газету» — но что толку её выписывать? Последнее время Гарри отбрасывал газету, едва взглянув на первую страницу: ведь именно там должны будут поместить сообщение о возвращении Вольдеморта, когда до идиотов, сидящих в издательстве, дойдёт наконец, что это случилось, — а остальные новости ему не интересны.
      Если повезёт, то совы принесут ещё и письма от Рона с Гермионой. Впрочем, он давно перестал надеяться узнать от них что-нибудь вразумительное.
      Ты же понимаешь, мы не можем писать о сам-знаешь-чём… Нам не велели сообщать тебе никаких важных новостей, на случай, если совы будут перехвачены… Мы сейчас довольно сильно заняты, но я не могу рассказать тебе об этом подробно… Здесь столько всего происходит, при встрече мы тебе обо всём расскажем…
      Когда она будет, эта встреча? Что-то никто не торопится назначить дату. Конечно, на поздравительной открытке, которую Гермиона прислала ему на день рождения, было написано «думаю, что мы очень скоро увидимся», но… как скоро наступит это самое «скоро»? Насколько можно было понять по туманным намёкам, разбросанным в письмах друзей, Рон с Гермионой находились в одном месте, предположительно — у Рона. Гарри с трудом мог примириться с мыслью, что те двое веселятся в Пристанище, в то время как он вынужден торчать на Бирючиновой аллее. А если уж быть до конца откровенным, то он злился на друзей так сильно, что, не открывая, выкинул две коробки рахатлукулловского шоколада, которые они прислали ему в подарок. Правда, сразу об этом и пожалел — после вялого салата, поданного в тот же вечер на ужин тётей Петунией.
      И чем это таким они заняты? И почему он, Гарри, не занят ничем? Разве он не доказал, что способен на много, много большее, чем они? Неужели все забыли, что он сделал? Это ведь именно он был на том кладбище и видел, как погиб Седрик, именно его привязали к надгробию и чуть не убили…
      Не думай об этом, в сотый раз за лето приказал себе Гарри. Неужели тебе мало того, что каждую ночь ты оказываешься на том кладбище в своих кошмарах, неужели нужно думать об этом ещё и наяву?
      Он свернул в Магнолиевый переулок и вскоре прошёл мимо узкого прохода рядом с гаражом, где когда-то впервые увидел своего крёстного отца. Сириус хотя бы понимает, что сейчас испытывает Гарри. Конечно, и он не пишет ни о чём существенном, но его письма полны не многозначительных глупостей, а слов заботы и утешения: я знаю, как тебе сейчас тревожно и беспокойно… будь умничкой… соблюдай осторожность, не совершай необдуманных поступков…
      Что же, думал Гарри, сворачивая с Магнолиевого переулка на Магнолиевое шоссе и направляясь в сторону парка, над которым уже сгущались сумерки, я, по большому счёту, так и поступаю. Я же не привязал сундук к метле и не улетел в Пристанище, хотя мне этого ужасно хотелось. Гарри вообще считал себя паинькой — если учитывать, как его злит и раздражает вынужденное сидение на Бирючиновой аллее и шныряние по кустам в надежде услышать хоть намёк на то, чем сейчас занимается лорд Вольдеморт. Но всё равно, совет не совершать необдуманных поступков от человека, который двенадцать лет отсидел в колдовской тюрьме Азкабан, бежал, предпринимал попытку совершить то убийство, за которое, собственно, и был осуждён; от человека, и теперь находящегося в бегах вместе с краденым гиппогрифом… нет, это, мягко говоря, бесит.
      Гарри перелез через запертые ворота парка и побрёл по высохшей траве. Кругом было так же пустынно, как и на окрестных улицах. Он дошёл до площадки с качелями, сел на те единственные, которые ещё не были сломаны Дудли и его приятелями, обвил одной рукой цепь и мрачно уставился в землю. Больше он не сможет прятаться на клумбе. Завтра придётся изобрести новый способ подслушивания. А пока ему не светит ничего хорошего, кроме очередной тяжёлой, беспокойной ночи. Ему всегда снится что-то страшное: если не кошмары про Седрика, так обязательно какие-то длинные тёмные коридоры, ведущие в тупик, к запертым дверям. Гарри подозревал, что эти сны рождены той отчаянной безысходностью, которую он постоянно испытывает наяву. Шрам на лбу довольно часто саднил, но едва ли теперь Рон с Гермионой, да и Сириус тоже, сочтут этот факт достойным внимания. Раньше боль во лбу предупреждала о том, что Вольдеморт вновь набирает силу, но теперь, когда и так ясно, что он вернулся, друзья, скорее всего, скажут, что шрам, собственно, и должен болеть… не о чем и беспокоиться… старая песня…
      Обида на несправедливость всего этого переполняла Гарри, и ему хотелось кричать от ярости. Да если бы не он, никто бы и не знал, что Вольдемот вернулся! А в награду его вот уже целых четыре недели маринуют в Литл Уингинге, в полной изоляции от колдовского мира! И вдобавок он же ещё должен сидеть среди вялых бегоний и слушать про попугайчиков! Как мог Думбльдор так легко про него забыть? Как у Рона с Гермионой хватает совести проводить время вместе и не позвать его? Сколько ему ещё терпеть наставления Сириуса? Сколько ещё сидеть смирно, быть хорошим мальчиком и бороться с искушением написать в газету: ку-ку, ребята, Вольдеморт вернулся? В голове у Гарри роились гневные мысли, внутри всё переворачивалось от злости, а рядом на землю спускалась жаркая, бархатистая ночь, воздух был напоён ароматом тёплой сухой травы, и стояла полнейшая тишина — если не считать тихого рокотания машин где-то вдалеке, за оградою парка.
      Неизвестно, сколько времени Гарри просидел на качелях, но вдруг в его мрачные мысли ворвались чьи-то голоса, и он поднял голову. С близлежащих улиц сквозь кроны деревьев проникал туманный свет фонарей, высветивший силуэты ехавших через парк молодых людей. Один из них громко распевал неприличную песню. Остальные смеялись. Их движение сопровождалось тихим стрекотанием, которое обычно издают дорогие гоночные велосипеды.
      Гарри знал, кто это такие. Впереди, вне всякого сомнения, Дудли. Едет домой в окружении боевых друзей.
      Дудли оставался громадиной, но прошлогодняя суровая диета и недавно открывшийся талант произвели большую перемену в его внешности. Недавно — о чём с большим восторгом сообщал всем и каждому дядя Вернон — Дудли стал победителем чемпионата по боксу среди юниоров-тяжеловесов школ юго-восточного графства. Занятия «благородным», по выражению дяди Вернона, спортом сделали Дудли фигурой ещё более устрашающей, чем он был раньше, в те времена, когда они с Гарри ходили в начальную школу и Гарри служил двоюродному брату его первой боксёрской грушей. Гарри больше не боялся Дудли, но всё же не считал поводом для ликования то обстоятельство, что тот научился бить точнее и больнее, чем прежде. Соседские дети боялись Дудли даже больше, чем «бандита Поттера», которым их пугали родители и который был таким отпетым хулиганом, что его пришлось отдать в школу св. Грубуса — интернат строгого режима для неисправимо-преступных типов.
      Гарри смотрел на движущиеся силуэты велосипедистов, гадал, кому они «наваляли» сегодня вечером, и вдруг поймал себя на том, что мысленно призывает их: оглянитесь! Ну же… оглянитесь… я тут совсем один… давайте… пристаньте ко мне…
      Если дружки Дудли увидят его одного, то тут же бросятся к нему, и что тогда останется делать Дудли? Ему не захочется терять лицо в глазах тех, кто избрал его своим предводителем, и при этом будет смертельно страшно спровоцировать Гарри… Интересно будет понаблюдать за его внутренней борьбой… Дразнить его и видеть, что он боится ответить… А если кто-то из его прихвостней захочет напасть на Гарри, что же, он готов — у него с собой палочка. Пусть попробуют… он будет только рад возможности выместить свою злость — хоть часть её — на этих уродах, когда-то делавших его жизнь невыносимой.
      Но они не оборачивались и не видели его, и почти уже доехали до ограды. Гарри поборол желание крикнуть им вслед… глупо нарываться на драку… ему нельзя колдовать… нельзя рисковать… его же могут исключить из школы…
      Голоса затихали; компания, направлявшаяся к Магнолиевому шоссе, скрылась из виду.
      Вот тебе, Сириус, пожалуйста, скучно думал Гарри. Я не совершил необдуманного поступка. Был умничкой. В отличие от тебя.
      Он встал и потянулся. Пора. А то дядя Вернон с тётей Петунией уверены, что домой надо приходить именно во столько, во сколько возвращается их сын, и ни секундой позже. Дядя Вернон даже грозился запереть Гарри в сарае, если тот ещё хоть раз вернётся после Дудли, поэтому, подавив зевок и сохраняя на лице недовольное выражение, Гарри направился к воротам парка.
      Магнолиевое шоссе ничем не отличалось от Бирючиновой аллеи — те же большие, квадратные дома с ухоженными газонами, те же большие, квадратные хозяева и очень чистые машины. Литл Уингинг гораздо больше нравился Гарри ночью, когда занавешенные окна ярко и красиво светились в темноте и когда можно было спокойно идти мимо, не опасаясь услышать очередную гадость о «преступности» своего вида. Он шагал быстро и вскоре нагнал банду Дудли; они прощались у поворота в Магнолиевый переулок. Гарри спрятался за кустом сирени и стал ждать.
      — Он визжал прямо как свинья, скажи? — говорил Малькольм под дружный гогот приятелей.
      — Отличный хук справа, Босс, — хвалил Пьерс.
      — Завтра в то же время? — спросил Дудли.
      — Давайте у меня, предков дома не будет, — предложил Гордон.
      — Ладно, пока, — сказал Дудли.
      — Пока, Дуд!
      — До встречи, Босс!
      Гарри подождал, пока дружки Дудли разойдутся, и отправился дальше. Когда голоса утихли, он свернул в Магнолиевый переулок и очень скоро оказался недалеко от Дудли. Тот брёл весьма неспешно, напевая себе под нос. Гарри шёл за ним.
      — Эй, Босс!
      Дудли обернулся.
      — А, — пробурчал он. — Это ты.
      — С каких это пор ты у нас «Босс», а?
      — Заткнись, — рыкнул Дудли, отворачиваясь.
      — Что ж, название хорошее, — сказал Гарри и, поравнявшись с кузеном, зашагал с ним в ногу. — Только для меня ты всегда будешь «буська Дидикин».
      — Я же сказал, ЗАТКНИСЬ! — руки Дудли сжались в кулаки.
      — А твои друзья знают, как тебя называет мамочка?
      — Заткни свой поганый рот.
      — А ей ты не говоришь «заткни свой поганый рот»… Так как насчёт «Попкин» или «Динки Дуддидум»? Мне можно тебя так называть?
      Дудли молчал, видимо, сосредоточив все усилия на том, чтобы не броситься на Гарри.
      — Ладно, лучше расскажи, кого вы отметелили сегодня? — спросил Гарри, и улыбка постепенно сошла с его лица. — Очередного малолетку? Насколько я знаю, пару дней назад это был Марк Эванс…
      — Он сам напросился, — пробурчал Дудли.
      — Ах вот как?
      — Он меня дразнил!
      — Ой! Неужто он осмелился сказать, что ты похож на свинью, которую выучили ходить на задних лапах? Это не называется дразнить, Дуд, это называется говорить правду.
      Желваки на лице Дудли ходили ходуном. Гарри испытывал огромное удовлетворение оттого, что ему удалось так сильно взбесить двоюродного брата; у него было ощущение, что он передал Дудли часть своего собственного раздражения — ведь больше деть его было некуда.
      Они свернули в тот самый закоулок, где Гарри впервые увидел Сириуса — это был короткий путь из Магнолиевого переулка в Глициниевый. Здесь было пустынно и, из-за отсутствия фонарей, намного темнее, чем в других местах. С одной стороны прохода возвышался забор, а с другой — стены гаражей, приглушавшие стук шагов.
      — Думаешь, если у тебя эта твоя штука, ты самый крутой, да? — сказал Дудли после короткого раздумья.
      — Какая штука?
      — Ну, эта… эта твоя… которую ты прячешь.
      Гарри опять ухмыльнулся.
      — Дуд, да ты не такой тупой, каким кажешься! Впрочем, будь ты таким, у тебя не получалось бы ходить и разговаривать одновременно.
      Гарри достал палочку и заметил, как покосился на неё Дудли.
      — Тебе нельзя, — поспешно заявил Дудли. — Я точно знаю. А то тебя исключат из твоей дебильной школы.
      — А вдруг у нас правила поменялись? Откуда тебе знать?
      — Ничего не поменялись, — сказал Дудли, но в его голосе не было убеждённости.
      Гарри тихо рассмеялся.
      — Всё равно, без этой штуки у тебя смелости не хватает со мной связываться, — проворчал Дудли.
      — Да ты сам без четырёх ассистентов десятилетнего мальчишку побить не можешь. Вот ты получил разряд по боксу. Сколько было твоему сопернику? Семь? Восемь?
      — Шестнадцать, если хочешь знать, — зарычал Дудли, — и когда я с ним закончил, он двадцать минут валялся как мёртвый, а между прочим, он был в два раза тяжелей тебя. Вот погоди, я скажу папе, что ты опять доставал свою штуку…
      — Так, вот мы и побежали к папочке. Буська-чемпион испугался противной палочки.
      — Что-то ты по ночам не такой храбрый, — мерзко ухмыльнулся Дудли.
      — Ночь — это то, что сейчас, Дидикин. Так мы называем время, когда вокруг становится темно.
      — Я имею в виду, ночью в кровати! — рявкнул Дудли.
      Он остановился. Гарри тоже остановился и уставился на двоюродного брата. В темноте было плохо видно, но, кажется, на его лице играло странное победоносное выражение.
      — Чего? Ночью в кровати я не такой храбрый? Что это значит? — озадаченно спросил Гарри. — А чего мне бояться? Подушек?
      — Я всё слышал прошлой ночью, — негромко проговорил Дудли. — Ты разговаривал во сне. Стонал.
      — Как это стонал? — продолжал допрос Гарри, но у него уже похолодело в груди. Прошлой ночью ему опять снилось кладбище.
      Дудли хрипло, лающе кашлянул и заскулил тоненьким голоском:
      — «Не убивай Седрика! Не убивай Седрика!» Кто такой Седрик? Твой бойфренд?
      — Я… Ты врёшь, — машинально сказал Гарри. Но во рту у него пересохло. Он прекрасно знал, что Дудли не врёт — откуда ещё ему знать про Седрика?
      — «Папа! Помоги мне, папа! Папочка, он хочет меня убить! Бу-у-у!»
      — Заткнись! — тихо приказал Гарри. — Умолкни, Дудли, иначе я за себя не ручаюсь!
      — «Папочка, помоги! Мамочка, помоги! Он убил Седрика! Папочка, спаси меня! Он хочет»… Не тычь в меня этой штукой!
      Дудли вжался в забор. Палочка нацелилась прямо ему в сердце. Вся та ненависть, которую Гарри испытывал к двоюродному брату в продолжение долгих четырнадцати лет, закипела в его жилах — чего только он не отдал бы сейчас за возможность садануть Дудли заклятием пострашнее! И пусть ползёт домой бессмысленным насекомым с какими-нибудь ложноножками…
      — Больше не смей и заикаться об этом, — яростно прошипел Гарри. — Понял?
      — Убери эту штуку!
      — Я спрашиваю, понял?
      — Убери эту штуку!
      — ПОНЯЛ МЕНЯ?
      — УБЕРИ ОТ МЕНЯ СВОЮ…
      И вдруг Дудли хрипло, судорожно охнул, будто неожиданно окунувшись в ледяную воду.
      Произошло что-то непонятное. Усыпанное звёздами небо цвета индиго внезапно почернело, и наступила кромешная тьма — исчезла и луна, и звёзды, и мерцающий свет фонарей. Не стало слышно шелеста листвы и далёкого рокота автомобилей. Тёплый, душистый вечер сделался пронзительно холодным. Гарри и Дудли окружила абсолютная, непроницаемая, чёрная тишина, словно бы чья-то гигантская рука накрыла всё вокруг плотной ледяной накидкой, не пропускавшей ни звука, ни света.
      Сначала Гарри решил, что, сам того не желая, проделал какое-то волшебство, но потом разум взял верх над чувствами — как бы там ни было, выключить звёзды ему не под силу. Он повертел головой, стараясь увидеть хоть что-нибудь, но тьма невесомой вуалью льнула к его глазам.
      В уши ударил перепуганный голос Дудли:
      — Т-ты чего н-наделал? Уб-бери это!
      — Ничего я не наделал! Замолчи и не двигайся!
      — Я н-ничего н-не в-вижу! Я ослеп! Я…
      — Я сказал, молчи!
      Гарри стоял как вкопанный и водил по сторонам невидящими глазами. Стало так холодно, что его трясло с головы до ног; руки покрылись гусиной кожей, а волосы на затылке встали дыбом. Гарри до предела расширил глаза и продолжал слепо озираться по сторонам.
      Немыслимо… невозможно… как они могли оказаться здесь… в Литл Уингинге?… Гарри напряг слух… он услышит их раньше, чем сможет увидеть…
      — Я п-пожалуюсь п-папе! — заскулил Дудли. — Т-ты г-где? Т-ты ч-что?…
      — Да тихо ты! — прошипел Гарри. — Дай послу…
      И оборвал сам себя — он услышал именно то, чего так боялся.
      В проходе, кроме них, было что-то ещё — и оно медленно, судорожно, свистяще втягивало в себя воздух. Гарри окатило волной ужаса.
      — Х-хватит! П-прекрати! А то к-как т-тресну, п-понял…
      — Дудли, тихо…
      БАМ.
      Кулак попал Гарри по голове, сбоку. Ноги оторвались от земли. В глазах вспыхнул белый фейерверк, и во второй раз за вечер Гарри показалось, что голова раскололась надвое. Он тяжело рухнул на землю. Палочка вылетела из рук.
      — Ты болван, Дудли! — заорал Гарри, лихорадочно вставая на четвереньки и слепо шаря вокруг. Он услышал, что Дудли понёсся куда-то, спотыкаясь на ходу и ударяясь о забор.
      — ДУДЛИ, НАЗАД! ТЫ БЕЖИШЬ ПРЯМО НА НЕГО!
      Тишину прорезал ужасающий визг, и топот прекратился. В то же самое мгновение Гарри спиной ощутил наползающий холод, а это могло означать только одно: ОН НЕ ОДИН, ИХ МНОГО.
      — ДУДЛИ, НЕ ОТКРЫВАЙ РОТ! ГЛАВНОЕ, НЕ ОТКРЫВАЙ РОТ! Ну где же… — отчаянно забормотал Гарри. Его руки ползали по земле как пауки. — Где же палочка… давай же… люмос!
      Он произнёс заклинание машинально — очень уж нужен был свет — и, к его несказанному облегчению, в нескольких дюймах от правой руки тут же появился лучик: на кончике волшебной палочки зажёгся свет. Гарри схватил палочку, вскочил, осмотрелся…
      И внутри у него всё перевернулось.
      К нему, невысоко над землёй, медленно скользя и всасывая на ходу ночной воздух, плыла высокая фигура в робе с капюшоном без лица и без ног.
      Спотыкаясь, Гарри отступил назад и поднял палочку.
      — Экспекто патронум!
      Палочка выпустила облачко серебристого пара, и движение дементора замедлилось, но заклинание не сработало как следует — дементор продолжал надвигаться на Гарри, а тот лишь в ужасе пятился, путаясь в собственных ногах. Мысли остановились от страха… Надо сосредоточиться…
      Из-под робы высунулись серые, покрытые слизью и струпьями, руки и потянулись к Гарри. В ушах у него громко зашумело…
      — ЭКСПЕКТО ПАТРОНУМ!
      Его голос прозвучал словно издалека. И опять из кончика палочки выплыло серебристое облачко, ещё более жиденькое, чем предыдущее… Всё, он разучился, он больше не умеет исполнять это заклинание!
      Голова наполнилась хохотом, высоким, пронзительным хохотом… зловонное, смертоносное дыхание дементора стало заполнять его лёгкие, Гарри стремительно тонул в нём… скорее… счастливые воспоминания…
      Но он не мог вспомнить ничего счастливого… ледяные пальцы неумолимо смыкались на его шее… пронзительный хохот звучал всё громче, и в голове кто-то шептал: «поклонись смерти, Гарри… может быть, это даже не больно… сам я не знаю… ни разу не умирал…»
      Неужели он больше никогда не увидит Рона и Гермиону?…
      Гарри отчаянно боролся хотя бы за глоток воздуха, и вдруг перед его мысленным взором, очень отчётливо, возникли лица друзей.
      — ЭКСПЕКТО ПАТРОНУМ!
      Из палочки вырвался огромный серебряный олень, и на лету ударил дементора рогами в то место, где должно было находиться сердце. Дементор, невесомый как сама тьма, был отброшен назад. Олень грозно наступал, а побеждённый дементор уплывал прочь, растопырив руки и похожий на летучую мышь.
      — СЮДА! — крикнул Гарри оленю. Резко развернувшись, он помчался по проходу с палочкой наперевес. — ДУДЛИ? ДУДЛИ!
      Он не пробежал и десяти шагов, как наткнулся на них: Дудли лежал на земле, сжавшись в комок и закрыв лицо руками, а второй дементор склонялся над ним. Своими склизкими лапами дементор держал Дудли за запястья и медленно, почти любовно разводил его руки в стороны, а капюшон неуклонно приближался к лицу Дудли, будто бы для поцелуя.
      — ВОЗЬМИ ЕГО! — вскричал Гарри. Олень с мощным свистом проскакал мимо. Безглазое лицо дементора находилось в каком-то дюйме от лица Дудли, когда олень ударил его рогами; дементора отбросило вверх, и он, так же как и его напарник, улетел прочь и исчез в темноте; а олень проскакал к выходу в переулок и растворился в серебристом тумане.
      Луна, звёзды и фонари в мгновение ока вернулись на свои места. Подул тёплый ветерок. В близлежащих садах зашелестели деревья, а из Магнолиевого переулка снова донёсся — такой земной и родной! — рокот машин. Гарри стоял неподвижно, с чувствами, обострёнными до предела, и не сразу смог воспринять столь внезапное возвращение к нормальной действительности. Спустя какое-то время он вдруг осознал, что его футболка плотно прилипла к телу; он прямо-таки утопал в поту.
      Он никак не мог поверить в случившееся. Дементоры здесь, в Литл Уингинге.
      Дудли, скорчившись, лежал на земле. Он трясся и тоненько поскуливал. Гарри наклонился к нему, чтобы понять, в состоянии ли тот ходить, но тут сзади, за спиной, раздался топот быстро бегущих ног. Инстинктивно вскинув палочку, Гарри развернулся вокруг своей оси, чтобы — кто бы это ни был — встретить его лицом к лицу.
      Из темноты появилась совершенно запыхавшаяся полоумная старушка миссис Фигг. Из-под сеточки для волос во все стороны торчали путаные седые пакли, на запястье, позвякивая, раскачивалась авоська, клетчатые шлёпанцы наполовину соскочили с ног. Гарри суетливо дёрнулся, намереваясь поскорее спрятать палочку, но…
      — Куда, балда! Не убирай! — завопила миссис Фигг. — А если тут ещё есть? Нет, я просто укокошу этого Мундугнуса Флетчера!

Глава 2
ЗАСОВАЛИ ДОЛБЫ

      — Чего? — тупо спросил Гарри.
      — Смылся! — ломая руки, воскликнула миссис Фигг. — Какая-то там у него встреча, какие-то котлы, видишь ли, с метлы свалились! Я ведь говорила: кожу сдеру, если уйдёшь, а он… И вот пожалуйста! Дементоры! Хорошо ещё, я поставила там мистера Тиббла! Ладно, некогда нам тут болтаться! Ну что же ты, шевелись, надо поскорее доставить вас назад! Ох, что же будет! Я убью его, просто убью!
      — Но… — то, что старая любительница кошек знала, кто такие дементоры, потрясло Гарри не меньше, чем самое появление их в здешних местах. — Вы… вы — ведьма?
      — Я шваха, о чём прекрасно известно Мундугнусу! Вот как, скажите на милость, я должна была справляться с дементорами? Оставил тебя без всякого прикрытия, а ведь я предупреждала…
      — Значит, этот самый Мундугнус следил за мной? Подождите… Так это был он! Это он дезаппарировал от нашего дома!
      — Да, да, да! Счастье ещё, что я на всякий случай поставила на дежурство мистера Тиббла, под машину, и он прибежал предупредить меня, но, когда я добралась до вашего дома, ты уже ушёл… а теперь… что скажет Думбльдор? Ну ты! — пронзительно крикнула она на Дудли, который продолжал лежать навзничь. — Оторви уже от земли свою жирную задницу!
      — Вы знаете Думбльдора? — уставился на неё Гарри.
      — Конечно, я знаю Думбльдора, кто же не знает Думбльдора? Но пойдём же — если они вернутся, от меня проку не будет, максимум, что я могу, это выжимать чайные пакетики.
      Она нагнулась, схватила сморщенными пальчиками массивную ручищу Дудли и дёрнула за неё.
      — Вставай, бревно бессмысленное, вставай!
      Но Дудли либо не мог, либо не хотел двигаться. Он лежал на земле с пепельно-серым лицом, дрожал и очень крепко сжимал губы.
      — Дайте я, — Гарри взял Дудли за руки, рванул с нечеловеческой силой и сумел поднять его на ноги. Дудли пребывал в полуобморочном состоянии. Маленькие глазки выкатились из орбит, на лице выступили капли пота; стоило Гарри на секунду отпустить его, как он тут же угрожающе пошатнулся.
      — Скорее! — истерично торопила миссис Фигг.
      Гарри закинул к себе на плечи мясистую лапищу Дудли и, проседая под чудовищной тяжестью, поволок его к дороге. Миссис Фигг семенила впереди. Она осторожно заглянула за угол.
      — Не убирай палочку, — предупредила она Гарри, когда они вышли в Глициниевый переулок. — Забудь пока про Статут Секретности, голову всё одно снимут, но, как говорится, платить, так уж по гринготтскому счёту. Вот вам декрет о разумных ограничениях колдовства среди несовершеннолетних… именно этого Думбльдор и боялся… Что там в конце улицы? Ах, это мистер Прентис, всего-навсего… Да не убирай ты палочку, сколько можно говорить, что от меня никакого толку?
      Держать палочку в нужном положении и одновременно волочь на себе Дудли было не так-то просто. Гарри, потеряв терпение, ткнул двоюродного брата под рёбра, но Дудли всё равно не проявил ни малейшего желания двигаться самостоятельно. Он мёртвым грузом висел на плече у Гарри, и его огромные ноги вяло волочились по земле.
      — Миссис Фигг, почему вы никогда не говорили, что вы шваха? — пыхтя и отдуваясь, спросил Гарри. — Я столько раз бывал у вас дома… почему вы мне ничего не сказали?
      — По приказу Думбльдора. Я должна была приглядывать за тобой, но ни о чём не рассказывать, ты был слишком маленький. Уж прости, что я так плохо тебя развлекала, Гарри, но Дурслеи ни за что не разрешили бы тебе ходить ко мне, если бы знали, что тебе у меня нравится. Это было нелегко, уж поверь… О господи, — она снова трагически заломила руки, — когда Думбльдор обо всём об этом узнает… как Мундугнус посмел уйти с поста до двенадцати? И где его носит? Как я доложу Думбльдору о происшествии? Я же не умею аппарировать!
      — У меня есть сова, можете её взять, — простонал Гарри, которому стало казаться, что под тяжестью Дудли у него очень скоро переломится хребет.
      — Гарри, как ты не понимаешь! Думбльдору нужно действовать как можно скорее, министерство ведь сразу фиксирует случаи незаконного колдовства, там уже всё знают, поверь мне.
      — Но мне же нужно было отогнать дементоров, как я мог обойтись без колдовства? Их должно больше волновать, откуда в Глициниевом переулке взялись дементоры! Разве не так?
      — О, господи, господи, если бы это было так, но только я боюсь… МУНДУГНУС ФЛЕТЧЕР! Я ТЕБЯ УБЬЮ!
      Раздался громкий хлопок, кругом разлился запах спиртного и застарелого курева, и одновременно из воздуха материализовался коренастый, небритый человек в драном пальто. У него были короткие, кривые ноги, длинные рыжие космы, красноватые белки и мешки под глазами, придававшие лицу скорбное выражение бассет-хаунда. В руках он сжимал серебристый свёрток — и Гарри сразу узнал плащ-невидимку.
      — Чё стряслось, Фигуля? — спросил он, невинно хлопая глазами и переводя взгляд с миссис Фигг на Гарри, а потом на Дудли. — Мы чего, уже не под прикрытием?
      — Я тебе покажу под прикрытием! — завопила миссис Фигг. — У нас тут дементоры, ворюга чёртов! Дрянь безмозглая!
      — Дементоры? — ошалело повторил Мундугнус. — Дементоры, здесь?
      — Здесь, навоз ты куриный, здесь! — продолжала голосить миссис Фигг. — Дементоры напали на мальчика в твоё дежурство!
      — Мама дорогая, — слабым голосом выговорил Мундугнус, водя глазами от миссис Фигг к Гарри и обратно. — Мама дорогая… да я…
      — Ты! Ты в это время скупал ворованные котлы! Разве я тебе не говорила, чтобы ты оставался на месте? Не говорила?
      — Ну, я… мне… — Мундугнус выглядел донельзя сконфуженным. — Это же была уникальная возможность… бизнес, понимаешь?…
      Миссис Фигг взмахнула рукой, на которой висела авоська, и принялась колошматить Мундугнуса по шее и по физиономии. Судя по клацанью, в авоське были банки с кошачьей едой.
      — Ой! Всё, хва… Сказал, хватит, мышь бешеная! Надо же предупредить Думбльдора!
      — Совершенно — верно — надо! — миссис Фигг продолжала размахивать авоськой. — И — лучше — если — это — сделаешь — ты! Сам — ему — и — скажешь — что — тебя — не — было — на — месте!
      — Хорош, хорош! Сетку с волос потеряешь! — крикнул Мундугнус, приседая и закрывая голову руками. — Пошёл я, пошёл!
      И, с очередным громким хлопком, испарился.
      — И надеюсь, что Думбльдор тебя растерзает! — кровожадно крикнула миссис Фигг. — Ну же, пошли, Гарри, чего ты дожидаешься!
      Гарри решил не тратить силы на объяснение того, что он буквально не в состоянии двигаться под тяжестью Дудли, а лишь вскинул полуживого кузена повыше и, шатаясь, зашагал дальше.
      — Я провожу вас до двери, — сказала миссис Фигг, когда они свернули на Бирючиновую аллею. — На всякий случай… вдруг там ещё… о господи, это просто катастрофа… тебе пришлось бороться с ними самому… а Думбльдор велел, чтобы мы любой ценой не давали тебе колдовать… м-да… что толку плакать над пролитым зельем… Кота в мешке не утаишь…
      — Значит, — пропыхтел Гарри, — это Думбльдор… велел… за мной… следить?
      — А кто ж ещё, — сказала миссис Фигг. — Думаешь, после того, что случилось в июне, он бы позволил тебе разгуливать без присмотра? А я-то всегда считала тебя умным мальчиком!… Быстро иди в дом и сиди там, — добавила она, поскольку они уже подошли к дому № 4. — Думаю, с тобой скоро свяжутся.
      — А вы что будете делать? — поспешил спросить Гарри.
      — Скорее пойду домой, — ответила миссис Фигг и, содрогнувшись, оглядела тёмную улицу. — Буду ждать указаний. Спокойной ночи.
      — Подождите, не уходите! Я хотел спросить…
      Но миссис Фигг уже семенила прочь, шлёпая тапочками и позвякивая авоськой.
      — Подождите! — ещё раз крикнул ей вслед Гарри. Ведь она общается с Думбльдором, у него к ней миллион вопросов… но не прошло и пары секунд, как миссис Фигг растворилась в ночи. Хмурясь, Гарри поправил руку Дудли у себя на плече и с трудом, очень медленно, двинулся по дорожке к дому.
      В холле горел свет. Гарри сунул палочку за пояс, позвонил в звонок и скоро увидел приближающийся, на глазах вырастающий силуэт тёти Петунии, странно искажённый непрозрачным дверным стеклом.
      — Диддик! Слава богу, а то я уже начала всерьёз волнова… волнова… Дидди, что с тобой?!
      Гарри, скосив глаза, посмотрел на Дудли и едва успел выскользнуть из-под его руки. Дудли, лицо которого приобрело бледно-зелёный оттенок, некоторое время качался на месте, а потом открыл рот, и его сильно вырвало на коврик.
      — ДИДДИ! Дидди, что с тобой случилось?! Вернон? ВЕРНОН!
      Грузный дядя Вернон, чуть подскакивая при каждом шаге, выбежал из гостиной. Его моржовые усы развевались на ходу, как и всегда, когда он бывал чем-то взволнован. Он поспешил к тёте Петунии и помог ей перевести еле стоящего на ногах Дудли через порог, так, чтобы он не наступил в лужу рвоты.
      — Вернон, ему плохо!
      — В чём дело, сынок? Что случилось? Миссис Полукисс что-то не то подала к чаю?
      — Почему ты весь в грязи, деточка? Ты что, лежал на земле?
      — Подождите-ка… На тебя случайно не напали, а, сыночек?
      Тётя Петуния страшно закричала.
      — Вернон, звони в полицию! Звони в полицию! Диддик, дорогой, поговори с мамочкой! Что они с тобой сделали?
      В суматохе никто не обращал никакого внимания на Гарри — и это его полностью устраивало. Он сумел проскользнуть в дом до того, как дядя Вернон захлопнул дверь, и, пока троица Дурслеев шумно перемещалась через холл к кухне, тихонько направился к лестнице.
      — Кто это сделал, сынок? Назови имена. Будь уверен, мы их найдём.
      — Ш-ш-ш! Он хочет что-то сказать, Вернон! Что, Диддичка? Скажи маме!
      Гарри уже ставил ногу на нижнюю ступеньку, когда Дудли сумел, наконец, выдавить из себя:
      — Это он.
      Гарри замер с занесённой в воздух ногой и сжался в ожидании взрыва.
      — ТЫ! А НУ ИДИ СЮДА!
      Со смешанным чувством страха и гнева, Гарри медленно отвёл ногу от ступеньки и повернулся, чтобы вслед за Дурслеями проследовать на кухню.
      После кромешной тьмы улицы патологически чистая, сверкающая кухня показалась ему чем-то нереальным. Тётя Петуния усадила Дудли, по-прежнему зелёного и покрытого липким потом, на стул. Дядя Вернон стоял около сушки и сверлил Гарри свирепым взглядом маленьких прищуренных глазок.
      — Что ты сделал с моим сыном? — грозно прорычал он.
      — Ничего, — ответил Гарри, прекрасно, впрочем, понимая, что дядя ему не поверит.
      — Дидди, что он тебе сделал? — дрожащим голосом спросила тётя Петуния, губкой отчищая кожаную куртку сына. — Он что… он… ну, сам-знаешь-что, да, дорогой? Он доставал… свою штуку?
      Дудли медленно, боязливо кивнул. Тётя Петуния издала протяжный вопль, а дядя Вернон затряс кулаками.
      — Ничего подобного! — закричал Гарри. — Я ему ничего не сделал, это не я, это…
      В этот момент в окно бесшумно влетела сова. Чуть не задев дядю Вернона по макушке, она пересекла кухню и, открыв клюв, сбросила к ногам Гарри большой пергаментный конверт. Затем, мазнув кончиками крыльев по верху холодильника, сова красиво развернулась, вылетела в окно и скрылась над садом.
      — СОВЫ! — завопил дядя Вернон, и у него на виске сердито забилась жилка. Он с грохотом захлопнул окно. — ОПЯТЬ СОВЫ! Я ЖЕ СКАЗАЛ, ЧТО БОЛЬШЕ НЕ ПОТЕРПЛЮ В СВОЁМ ДОМЕ НИКАКИХ СОВ!
      Но Гарри, не слушая его, уже рвал конверт и вынимал письмо. Его сердце колотилось где-то в районе Адамова яблока. Уважаемый м-р Поттер! Мы получили донесение, что сегодня вечером, в двадцать три минуты десятого, в муглонаселённом районе и в присутствии одного из них, вами было исполнено Заклятие Заступника. Доводим до Вашего сведения, что вследствие столь серьёзного нарушения Декрета о разумных ограничениях колдовства среди несовершеннолетних вы исключаетесь из школы колдовства и ведьминских искусств «Хогварц». В весьма короткие сроки представители министерства прибудут по месту Вашего жительства, с тем, чтобы подвергнуть уничтожению Вашу волшебную палочку. Кроме того, поскольку ранее Вы уже получали предупреждение по поводу нарушения положений раздела 13 Статута Секретности Всемирной Конфедерации Чародеев, мы вынуждены уведомить Вас о том, что двенадцатого августа сего года в здании министерства магии состоится дисциплинарное слушание Вашего дела. С пожеланиями здоровья и благополучия, Искренне Ваша, Мафальда Хопкирк
      ОТДЕЛ НЕПРАВОМОЧНОГО ИСПОЛЬЗОВАНИЯ КОЛДОВСТВА Министерство магии
      Гарри перечитал письмо дважды. Сейчас он лишь краем сознания понимал, что дядя Вернон и тётя Петуния что-то говорят ему. В голове царила мутная, ледяная пустота. Одна-единственная мысль отравленной стрелой пронзала голову. Его исключили из «Хогварца». Всё кончено. Он больше никогда туда не вернётся.
      Он поднял глаза на Дурслеев. Багроволицый дядя Вернон орал что-то, так и не опустив кулаков, тётя Петуния обвивала руками Дудли, которого снова рвало.
      Временно отключившийся мозг Гарри, казалось, пробудился от зачарованного сна. В весьма короткие сроки представители министерства прибудут по месту Вашего жительства, с тем, чтобы подвергнуть уничтожению Вашу волшебную палочку. Остаётся одно — бежать. Куда бежать, Гарри не знал, знал только, что, в «Хогварце» или нет, он не может остаться без палочки. Как в тумане, он достал её из-за пояса и повернулся, собираясь выйти из кухни.
      — Ты куда это направился? — закричал дядя Вернон и, не получив ответа, тяжеловесно затопотал по кухне, чтобы перекрыть выход. — Я, парень, с тобой ещё не закончил!
      — Прочь с дороги, — тихо сказал Гарри.
      — Ты останешься и объяснишь, каким образом мой сын…
      — Если вы не уйдёте с дороги, я наложу на вас заклятие, — Гарри угрожающе поднял палочку.
      — Этого ты не сделаешь! — зарычал дядя Вернон. — Вам нельзя колдовать за стенами дурдома, который у вас называется школой!
      — Из дурдома меня выперли, — сообщил Гарри. — Так что я могу делать всё, что хочу. Даю вам три секунды. Раз… два…
      И тут что-то громко задребезжало. Тётя Петуния закричала, дядя Вернон завизжал и пригнулся, а Гарри вот уже третий раз за вечер стал озираться в поисках источника шума, который не он произвёл. И на сей раз быстро его обнаружил: за стеклом, на подоконнике, сидела встрёпанная, недоумевающая амбарная сова, только что врезавшаяся в закрытое окно.
      Не обращая внимания на мученический вопль дяди Вернона: «СОВЫ!», Гарри подбежал к окну и распахнул его. Сова протянула лапку с привязанным к ней маленьким пергаментным свитком и, как только Гарри отвязал послание, встряхнулась и улетела. Дрожащими руками Гарри развернул второе письмо, написанное в явной спешке и заляпанное чёрными кляксами.
      Гарри,
      Думбльдор только что прибыл в министерство. Он старается всё уладить. НИКУДА НЕ УХОДИ ИЗ ДОМА. НИ В КОЕМ СЛУЧАЕ НЕ КОЛДУЙ. НЕ СДАВАЙ ПАЛОЧКУ.
      Артур Уэсли
      Думбльдор старается всё уладить… что это значит? Разве он может указывать министерству? Значит ли это, что у Гарри появился шанс не вылететь из «Хогварца»? В груди затеплилась робкая надежда, почти сразу же задушенная приступом паники — как это, не сдавай палочку? Что ему, драться с представителями министерства? Да за такое уже не исключение, за такое хорошо, если в Азкабан не посадят.
      В голове так и теснились разные мысли… Можно попробовать бежать, с риском оказаться схваченным представителями министерства, а можно остаться и дожидаться их здесь. Первый вариант привлекал Гарри гораздо больше, хотя, с другой стороны, он понимал, что мистер Уэсли в первую очередь старается соблюсти его интересы… и потом, Думбльдору удавалось улаживать и не такие дела.
      — Ладно, — сказал Гарри. — Я передумал. Я остаюсь.
      Он устало шлёпнулся на стул у кухонного стола напротив Дудли и тёти Петунии. Дурслеи, казалось, были неприятно удивлены тем, что Гарри неожиданно изменил своё решение. Тётя Петуния бросила отчаянный взгляд на мужа, жилка на виске которого билась всё сильнее и сильнее.
      — От кого вообще эти чёртовы совы? — страшным голосом спросил он.
      — Первая — от министерства магии, уведомление об исключении, — спокойно начал объяснять Гарри. Он напряжённо ловил малейшие звуки с улицы — не идут ли представители министерства — и ему было легче и проще без лишнего шума ответить на вопросы дяди, чем доводить того до скандала и крика. — А вторая — от отца моего друга Рона, который работает в министерстве.
      — В министерстве магии? — возопил дядя Вернон. — Ваши люди в правительстве? О, это всё объясняет, всё, всё объясняет. Теперь я понимаю, почему эта страна катится в тартарары.
      Гарри промолчал. Дядя Вернон некоторое время негодующе смотрел на него, а потом злобно выплюнул:
      — И за что же тебя исключили?
      — За колдовство.
      — А-ГА! — загрохотал дядя, стукнув кулачищем по холодильнику. Дверца открылась, и на пол высыпалось несколько низкокалорийных батончиков, припасённых для Дудли. — Признался! Говори, что ты сделал с Дудли?
      — Ничего, — повторил Гарри, теряя терпение. — Это был не я…
      — Ты, — неожиданно заговорил Дудли. Дядя Вернон с тётей Петунией замахали руками на Гарри, чтобы тот замолчал, и низко склонились над сыном.
      — Говори, сынок, говори, — уговаривал дядя Вернон. — Что он сделал?
      — Скажи нам, милый, — шептала тётя Петуния.
      — Направил на меня свою палку, — промямлил Дудли.
      — Ну, направил, но я ничего не сделал… — сердито начал Гарри, но…
      — МОЛЧАТЬ! — хором заорали дядя Вернон и тётя Петуния.
      — Продолжай, сыночек, — ласково сказал дядя Вернон, яростно взмахнув усами.
      — Стало ужасно темно, — хрипло начал Дудли. — Везде-везде. А потом я услышал… ну, всякие вещи. В голове.
      Дядя Вернон и тётя Петуния обменялись взглядами, полными непередаваемого ужаса. Самой распоследней вещью на свете они считали колдовство, а предпоследней — соседей, изыскивающих любые способы обойти запрет на полив из шлангов. Люди же, слышащие голоса, в их табеле о рангах занимали одно из десяти последних мест. Было понятно, что они сейчас думают: наш бедный сын сходит с ума.
      — Какие вещи ты слышал, Попкин? — лицо тёти Петунии мертвенно побелело, а в глазах стояли слёзы.
      Но Дудли не мог рассказать. Он сильно содрогнулся и затряс большой блондинистой головой. Гарри, невзирая на овладевшее им после первого письма безразличное отчаяние, почувствовал определённое любопытство. Дементоры обладают способностью заставить человека заново пережить худшие моменты его жизни. Что же припомнилось испорченному, избалованному, наглому Дудли?
      — А как получилось, что ты упал, сынок? — спросил дядя Вернон неестественно тихо, так, как говорят у постели тяжело больного.
      — С-спотыкнулся, — дрожащим голосом ответил Дудли. — А потом…
      Он показал на свою широкую грудь. Гарри понял. Дудли вспомнился тот жуткий, липкий холод, который наполняет душу человека по мере того, как дементоры высасывают оттуда счастье и надежду.
      — Ужасно, — надтреснуто простонал Дудли. — И холодно. Жутко холодно.
      — Хорошо, — подчёркнуто спокойно сказал дядя Вернон, в то время как тётя Петуния принялась щупать лоб сына, проверяя температуру. — Что же было потом, Дудлик?
      — Я чувствовал… чувствовал… как будто бы… как будто бы…
      — Как будто бы ты никогда больше не будешь счастлив, — бесцветным голосом закончил за него Гарри.
      — Да, — прошептал Дудли, не переставая дрожать.
      — Значит! — дядя Вернон выпрямился, и его голос вновь достиг обычной (и весьма значительной) громкости. — Ты наложил на моего сына идиотское заклятие, так что он стал слышать голоса и думать, будто он… обречён на несчастье или что-то вроде того?
      — Сколько раз вам говорить? — взвился Гарри. — Это не я! Это дементоры!
      — Де-кто? Это что ещё за дрянь такая?
      — Де-мен-то-ры, — повторил Гарри по слогам, — двое.
      — И кто это такие, дементоры?
      — Охранники колдовской тюрьмы, Азкабана, — сказала тётя Петуния.
      Две секунды после этого в кухне стояла абсолютная, звенящая тишина, после чего тётя Петуния захлопнула рот ладонью — как если бы у неё нечаянно вырвалась отвратительная, грубая непристойность. Дядя Вернон в ужасе выкатил на неё глаза. У Гарри в голове всё гудело. Одно дело миссис Фигг — но тётя Петуния?…
      — Откуда вы знаете? — ещё не оправившись от потрясения, выпалил он.
      У тёти Петунии был такой вид, словно она испытывает глубокое отвращение к самой себе. Она бросила на дядю Вернона испуганный, извиняющийся взгляд и чуть опустила руку, приоткрыв лошадиные зубы.
      — Я слышала… как тот жуткий мальчишка… говорил о них ей… тогда, давно, — не вполне связно объяснила она.
      — Если вы имеете в виду моих маму и папу, почему бы не называть их по именам? — с вызовом сказал Гарри, но тётя Петуния не обратила на него никакого внимания. Похоже, она была не в себе.
      Гарри тоже был поражен до глубины души. Если не считать той истерики несколько лет назад, когда тётя Петуния, не помня себя, кричала Гарри, что его мать была ненормальной, он никогда не слышал, чтобы она упоминала хотя бы имя своей сестры. Поэтому казалось немыслимым, чтобы тётя в течение стольких лет хранила в памяти столь необычные сведения о колдовском мире — ведь она вкладывала всю свою энергию в отрицание его существования.
      Дядя Вернон открыл рот. Потом закрыл его. Потом снова открыл, снова закрыл, а затем, явно приложив усилия, чтобы вспомнить, как люди разговаривают, открыл его в третий раз и прокаркал:
      — Так…так… они… э-э… и правда… э-э… существуют? Эти…э-э… демей…как их там?
      Тётя Петуния кивнула.
      Дядя Вернон поочередно обводил глазами всех присутствующих, точно надеясь, что скоро кто-нибудь из них закричит: «с первым апреля!» Не дождавшись этого, он в очередной раз открыл рот, но был избавлен от необходимости подбирать слова благодаря прибытию третьей за вечер совы. Мохнатым пушечным ядром птица влетела в остававшееся открытым окно и шумно приземлилась на кухонный стол. Дурслеи так и подскочили от испуга. Гарри выхватил из клюва официальное на вид послание и сразу же разорвал конверт, а сова бесшумно вылетела из дома и скрылась в ночи.
      — Хватит с нас этих — гадских — сов, — рассеянно пробормотал дядя Вернон, с грохотом подошёл к окну и опять захлопнул его.
      Уважаемый м-р Поттер! В дополнение к нашему письму от сего числа сего года, отправленного приблизительно двадцать две минуты назад, сообщаем, что министерство магии пересмотрело своё решение касательно уничтожения Вашей волшебной палочки. Вы имеете право сохранять её у себя вплоть до дисциплинарного слушания Вашего дела, которое состоится двенадцатого августа и на котором относительно Вас будет принято окончательное официальное решение. Также, доводим до Вашего сведения, что после беседы с директором школы колдовства и ведьминских искусств «Хогварц» министерство согласилось отложить рассмотрение вопроса о Вашем исключении вплоть до вышеупомянутого слушания. В настоящее время и до поступления дальнейших распоряжений вы считаетесь отстранённым от занятий. С наилучшими пожеланиями, Искренне Ваша, Мафальда Хопкирк
      ОТДЕЛ НЕПРАВОМОЧНОГО ИСПОЛЬЗОВАНИЯ КОЛДОВСТВА Министерство магии
      Гарри перечитал письмо три раза подряд. Узнав, что вопрос об исключении не решён окончательно, Гарри испытал огромное облегчение, и узел отчаяния, стягивавший его грудь, чуточку ослаб, но страх, тем не менее, остался. Теперь всё висело на дисциплинарном слушании двенадцатого августа.
      — Ну? — напомнил о своём существовании дядя Вернон. — Что новенького? Посадят тебя или как? Смертная казнь-то у вас вообще бывает? — с радостной надеждой добавил он после короткого раздумья.
      — Мне назначили слушание, — сказал Гарри.
      — И там тебя приговорят?
      — Думаю, да.
      — Значит, будем жить надеждой, — дядя Вернон скроил премерзкую гримасу.
      — Ладно, если это всё… — сказал Гарри, поднимаясь. Ему было просто необходимо побыть одному, подумать и, может быть, написать письма Рону, Гермионе или Сириусу.
      — НЕТ УЖ ДУДКИ! ЭТО НЕ ВСЁ! — загремел голос дяди Вернона. — СЯДЬ НАЗАД!
      — Что ещё? — с раздражением спросил Гарри.
      — ДУДЛИ, ВОТ ЧТО! — орал дядя Вернон. — Я хочу точно знать, что произошло с моим сыном!
      — ОТЛИЧНО! — потеряв терпение, закричал Гарри, и из волшебной палочки посыпались красные и золотые искры. Все трое Дурслеев испуганно съёжились.
      — Мы с Дудли были в проходе между Магнолиевым и Глициниевым переулком, — начал рассказывать Гарри. Стараясь справиться с раздражением, он говорил очень быстро. — Дудли стал задираться, я достал палочку, но не воспользовался ею. Тут появились два дементора…
      — Но кто такие эти… дементы? — гневно перебил его дядя Вернон. — Чем они ЗАНИМАЮТСЯ?
      — Я же сказал — высасывают из тебя всё счастье, — ответил Гарри. — А если могут, то запечатлевают поцелуй.
      — Поцелуй? — вытаращил глаза дядя Вернон. — Поцелуй?
      — Это так называется. Когда они высасывают душу через рот.
      Тётя Петуния тихо вскрикнула.
      — Душу? Они же не забрали… нет… у него ведь осталась?…
      Она схватила сына за плечи и стала его трясти, словно надеясь услышать, как загрохочет внутри его душа.
      — Конечно, не забрали, если бы забрали, вы бы сразу поняли, — устало сказал Гарри.
      — Значит, ты задал им жару, да, сын? — громко заговорил дядя Вернон, явно стремясь вернуть разговор в понятное ему русло. — Показал, почём фунт лиха, правда?
      — Дементорам нельзя показать, почём фунт лиха, — сквозь зубы процедил Гарри.
      — А почему же он тогда в полном порядке? — с вызовом спросил дядя Вернон. — Почему из него ничего не выпито? А?
      — Потому что я воспользовался Заклятием Защи…
      В-У-УШШШШ. В каминной трубе забились, зашуршали крылья, из очага посыпалась пыль и скоро оттуда стремительно вылетела четвёртая сова.
      — ГОСПОДИ БОЖЕ МИЛОСЕРДНЫЙ! — вскричал дядя Вернон, в порыве возмущения вырывая клочки волос из своих несчастных усов, чего с ним не случалось уже очень-очень давно. — МНЕ ЗДЕСЬ СОВЫ НЕ НУЖНЫ! Я ЗДЕСЬ ЭТОГО НЕ ПОТЕРПЛЮ! ЯСНО?!
      Но Гарри уже снимал с протянутой лапки пергаментный свиток. Он был так уверен, что письмо от Думбльдора и что теперь, наконец-то, всё разъяснится — и дементоры, и миссис Фигг, и что затевается в министерстве, и как он, Думбльдор, собирается всё уладить, — что впервые в жизни испытал разочарование, увидев почерк Сириуса. Не слушая завываний дяди Вернона и сильно прищурившись от пыли — сова только что отбыла обратно через трубу — Гарри прочитал записку Сириуса.
      Артур рассказал мне, что случилось. Ни в коем случае не выходи из дома. Ни в коем случае.
      Это показалось Гарри настолько недостаточным ответом на всё то, что произошло с ним нынешним вечером, что он повернул свиток обратной стороной, рассчитывая найти там продолжение. Но продолжения не было.
      Его снова охватил гнев. Кто-нибудь вообще собирается сказать ему «молодец»? Ведь, как-никак, он один победил двух дементоров! А что Сириус, что мистер Уэсли, оба ведут себя так, как будто он натворил что-то нехорошее, а они просто не хотят его ругать, пока ещё не ясно, насколько всё плохо.
      — …засовали твои долбы… то есть, тьфу, задолбали твои совы! Туда-сюда, туда-сюда! Проходной двор! Я тебя предупреждаю, парень, я этого не потер…
      — Ничего не могу с этим поделать, — огрызнулся Гарри и смял письмо Сириуса в кулаке.
      — Я хочу знать правду о том, что сегодня случилось! — прогавкал дядя Вернон. — Если на Дудли напали дурмендуры, то почему тогда тебя исключают? Говори, ты делал сам-знаешь-что? Делал? Сам же признался!
      Гарри сделал глубокий вдох, чтобы успокоится. У него опять начинала болеть голова. Больше всего на свете ему хотелось оказаться где-нибудь далеко-далеко отсюда, от этой кухни и от Дурслеев.
      — Мне пришлось применить Заклятие Заступника, чтобы отогнать дементоров, — сказал он, усилием воли сохраняя спокойствие. — Это единственное, что можно против них сделать.
      — Но что понадобилось этим демендурам у нас, в Литл Уингинге? — возмущённо закричал дядя Вернон.
      — Не могу вам сказать, — утомлённо проговорил Гарри. — Не имею представления.
      Голова раскалывалась от сильнейших, ослепляющих приступов боли. Злость отступала. Он чувствовал, что выдохся, что силы исчерпаны. Но Дурслеи продолжали сверлить его ненавидящими взглядами.
      — Это всё из-за тебя, — с напором произнёс дядя Вернон. — Это как-то связано с тобой, парень, я это точно знаю. С чего бы ещё им здесь появляться? Что они забыли в том переулке? Ты же единственный… единственный… — очевидно, он не мог себя заставить выговорить слово «колдун». — Единственный сам-понимаешь-кто на всю округу.
      — Я не знаю, зачем они здесь оказались.
      Но слова дяди Вернона стронули что-то в его усталом мозгу, и он заработал с новой силой. Действительно, зачем дементоры пришли в Литл Уингинг? Может ли быть простым совпадением то, что они оказались там же, где и Гарри? Кто их послал? Неужели они вышли из-под контроля министерства магии? Неужели покинули Азкабан и встали на сторону Вольдеморта, как предсказывал Думбльдор?
      — Так эти дерьмендеры охраняют вашу дурацкую тюрьму? — спросил дядя Вернон, словно бы следуя по пятам за раздумьями Гарри.
      — Да, — ответил Гарри.
      Если бы только голова перестала болеть! Если бы он мог пойти к себе и подумать!…
      — О-хо! Так они пришли, чтобы арестовать тебя! — радостно сообразил дядя Вернон. — Так ведь, парень? Значит, ты у нас бегаешь от закона!
      — Разумеется, нет, — Гарри потряс головой, точно отпугивая надоедливую муху. Мысли так и роились у него в голове.
      — Тогда зачем?…
      — Это он их послал, — очень тихо сказал Гарри, скорее себе, чем дяде Вернону.
      — Что? Кто он?
      — Лорд Вольдеморт, — пояснил Гарри.
      Краем сознания он отметил, и ему показалось странным, что Дурслеи, корчившиеся и вскрикивавшие, стоило произнести при них слова «колдун», «магия» или «волшебная палочка», даже не шелохнулись при звуке имени самого могущественного злого колдуна всех времён и народов.
      — Лорд… погоди-ка, — дядя Вернон скривился, мучительно стараясь что-то вспомнить, и в его свиных глазках стало появляться осмысленное выражение. — Я это где-то слышал… это не тот, который…
      — Убил моих родителей, да, — без каких-либо эмоций подтвердил Гарри.
      — Но он же исчез, — нетерпеливо возразил дядя Вернон, без малейшего сожаления по поводу смерти Гарриных родителей. — Так сказал тот громила. Что он исчез.
      — Он вернулся, — мрачно проговорил Гарри.
      Это было так необычно — стоять на стерильной, как операционная, кухне тёти Петунии между холодильником последней модели и широкоформатным телевизором и преспокойно беседовать о лорде Вольдеморте с дядей Верноном. Появление дементоров в Литл Уингинге, казалось, разрушило ту огромную, невидимую стену, которая надёжно отделяла абсолютно нормальный мир Бирючиновой аллеи от всего остального мира. Два параллельных существования Гарри слились воедино, и всё перевернулось с ног на голову: Дурслеи расспрашивали его о колдовской жизни, миссис Фигг оказалась знакома с Думбльдором, над Литл Уингинг кружили дементоры, а над Гарри висела угроза никогда больше не увидеть «Хогварц». Голова заболела вдвое сильнее.
      — Вернулся? — прошептала тётя Петуния.
      Она смотрела на Гарри так, как никогда не смотрела прежде. И, впервые за всю свою жизнь, Гарри вдруг отчётливо понял, что тётя Петуния — сестра его матери. Он не смог бы объяснить, отчего это пришло ему в голову именно теперь. Он лишь понимал, что среди тех, кто находится сейчас в этой комнате, он не единственный, кто осознаёт весь ужас случившегося. Никогда раньше тётя Петуния не глядела на него такими глазами — большими, серыми и столь непохожими на глаза сестры — не превратившимися в щёлочки от злости или отвращения, а широко распахнутыми и испуганными. Казалось, она вдруг отбросила притворство и перестала упорно делать вид, что ни колдовства, ни какого-либо иного мира помимо того, в котором живут они с дядей Верноном, не существует — а ведь так было всегда, сколько Гарри себя помнил.
      — Да, — Гарри посмотрел ей прямо в глаза. — Месяц назад. Я сам видел.
      Её пальцы нащупали мощные, затянутые в кожу плечи сына и вцепились в них.
      — Минуточку, — вмешался дядя Вернон, переводя взгляд с жены на Гарри и обратно. Он был явно озадачен и даже смущён внезапно возникшим между ними взаимопониманием. — Минуточку. Так ты говоришь, этот самый Вольде… как его там… вернулся.
      — Да.
      — Тот, кто убил твоих родителей.
      — Да.
      — И теперь он послал за тобой двусмерторов?
      — Похоже на то, — сказал Гарри.
      — Понятно, — протянул дядя Вернон, снова переводя взгляд с совершенно побелевшей жены на Гарри и подтягивая брюки. Он сам и особенно его багровое лицо раздувались прямо на глазах. — Что ж, тогда решено, — объявил он, и рубашка слегка разошлась у него на груди, — можешь выметаться вон из моего дома, парень!
      — Чего? — удивился Гарри.
      — Того! Выметайся! ВОН! — дядя Вернон заорал так, что даже тётя Петуния и Дудли вздрогнули. — ВОН! ВОН! Давно следовало так поступить! Эти совы — устроили тут, понимаешь, ночлежку — взрывающиеся пудинги, сломанные стены! Хвост Дудли! Марж под потолком! Летающий форд!… ВОН! ВОН! Хватит с меня! Слышать о тебе больше не хочу! Раз за тобой гоняется какой-то маньяк, тебе здесь не место! Я должен защитить жену и сына! Я не хочу из-за тебя лишних неприятностей! Раз ты пошёл по той же дорожке, что и твои родители — пожалуйста! Только я тут не при чём! ВОН!
      Гарри застыл как громом поражённый. В руке он по-прежнему держал скомканные письма из министерства, от мистера Уэсли и от Сириуса. Ни в коем случае не выходи из дома. Ни в коем случае. НИКУДА НЕ УХОДИ ИЗ ДОМА.
      — Ты меня слышал! — кричал дядя Вернон. Он наклонился к племяннику, приблизив багровое лицо настолько, что до Гарри долетали брызги слюны. — Мотай отсюда! Полчаса назад ты и сам мечтал уйти! Так вот я — за! Проваливай! И прошу больше никогда не пачкать мой порог! Не знаю, зачем мы тебя вообще взяли, Марж права, надо было отослать тебя в приют! А мы своей добротой сами себе всё испортили, думали, что сможем это из тебя выбить, сделать из тебя человека, только уж если кто родился с гнильцой, ничего не попишешь, и теперь с меня хва… Что?! Совы?!
      Сова с такой скоростью просвистела по трубе, что сначала ударилась об пол, и лишь потом с недовольным криком взвилась в воздух. Гарри поднял руку, чтобы выхватить у неё письмо в малиновом конверте, но сова пролетела над его головой к тёте Петунии. Та взвизгнула и присела, закрыв лицо руками. Сова сбросила конверт ей на голову, развернулась и вылетела обратно в трубу.
      Гарри бросился к письму, но тётя Петуния его опередила.
      — Можете открыть, если хотите, — сказал Гарри, — но я всё равно услышу, о чём оно.
      — Брось его, Петуния! — взревел дядя Вернон. — Не прикасайся! Это опасно!
      — Но оно адресовано мне, — плачущим голосом возразила тётя Петуния. — Мне, Вернон, взгляни! Миссис Петуния Дурслей, кухня, дом № 4, Бирючиновая аллея…
      Тут у неё перехватило дыхание от испуга. Красный конверт задымился.
      — Открывайте скорей! — понуждал её Гарри. — Покончите разом! Это же всё равно случится.
      — Ни за что!
      Её рука дрожала. Она дико озиралась по сторонам, словно бы в поисках выхода, но было слишком поздно — конверт загорелся. Тётя Петуния закричала и уронила его на стол.
      Из языков пламени зазвучал страшный, громоподобный голос, который, эхом отдаваясь в замкнутом пространстве, заполнил собой всю кухню.
      — Петуния, вспомни моё последнее!…
      У тёти Петунии сделался обморочный вид. Ноги её подкосились, она опустилась на стул рядом с Дудли и спрятала лицо в ладонях. Остатки конверта беззвучно догорели и превратились в пепел.
      — Что это было? — дядя Вернон охрип от волнения. — Что… я не понимаю… П-петуния?
      Та подняла голову. Её била дрожь. Она сглотнула.
      — Мальчишка… мальчишка должен остаться, Вернон, — слабым голосом выговорила она.
      — Ч-что?!
      — Он останется, — повторила тётя Петуния, не глядя на Гарри. И снова встала.
      — Он… но Петуния…
      — Что скажут соседи, если мы выбросим его на улицу, — Несмотря на чрезвычайную бледность, тётя Петуния быстро взяла свой обычный решительный тон. — Начнут задавать всякие вопросы, захотят знать, куда мы его отправили. Придётся его оставить.
      Дядя Вернон сдулся, как лопнувшая покрышка.
      — Но Петуния, дорогая…
      Тётя Петуния не дослушала и повернулась к Гарри.
      — Будешь сидеть в своей комнате, — велела она. — Из дома не выходить. А сейчас — спать.
      Гарри не пошевелился.
      — Кто прислал Вопиллер?
      — Не задавай глупых вопросов, — отрезала тётя Петуния.
      — Вы что, переписываетесь с колдунами?
      — Я сказала, спать!
      — Что это значит? Вспомни моё последнее что?
      — Немедленно спать!
      — Откуда?…
      — СЛЫШАЛ, ЧТО СКАЗАЛА ТЁТЯ — НЕМЕДЛЕННО СПАТЬ!

Глава 3
АВАНГАРД

      На меня напали дементоры и меня могут исключить из школы. Я хочу знать, что происходит, и хочу поскорее выбраться отсюда.
      Гарри трижды написал эти слова на трёх отдельных листах пергамента, как только оказался у своего письменного стола. Первое письмо он адресовал Сириусу, второе — Рону, а третье — Гермионе. Сова Гарри, Хедвига, улетела на охоту; её пустая клетка стояла на столе. В ожидании её возвращения Гарри мерил шагами комнату. Голова пульсировала от боли, и в ней теснилось столько мыслей, что заснуть вряд ли бы удалось, хотя от усталости болели и чесались глаза. Оттого, что ему пришлось тащить на себе Дудли, ужасно ныла спина, и жутко саднили шишки на голове.
      Охваченный злостью и досадой, Гарри шагал туда-сюда, сжимал зубы и кулаки и, проходя мимо окна, всякий раз бросал сердитые взгляды на усыпанное звёздами небо. На него наслали дементоров, за ним тайно следили Мундугнус и миссис Фигг, его отстранили от занятий в «Хогварце», его ждёт дисциплинарное слушание — а никто из друзей так и не потрудился объяснить, в чём дело.
      И что, что сказал этот непонятный Вопиллер? Чей голос таким грозным, таким страшным эхом разносился по кухне?
      Почему он должен сидеть здесь, как в клетке, лишённый всякой информации? Почему с ним обращаются как с непослушным младенцем? Ни в коем случае не колдуй, никуда не уходи из дома…
      Оказавшись у сундука со школьными вещами, Гарри пнул его ногой, но от злости не избавился, наоборот, почувствовал себя еще хуже: к страданиям и без того измученного тела прибавилась острая боль в большом пальце.
      И тут, как раз когда он доковылял до окна, с улицы, тихо шурша крыльями, влетела Хедвига, похожая на маленькое привидение.
      — Наконец-то! — проворчал Гарри. — Можешь это положить, у меня для тебя работа.
      Большие, круглые, янтарные глаза обиженно посмотрели на него поверх зажатой в клюве дохлой лягушки.
      — На-ка, — сказал Гарри, взял со стола три свитка и кожаный ремешок и привязал послания к шершавой совиной ноге. — Быстренько отнеси это Сириусу, Рону и Гермионе и не возвращайся без хороших, длинных ответов. Если понадобится, долби их до тех пор, пока они не напишут приличных писем. Поняла?
      Хедвига, всё ещё с лягушкой в клюве, невнятно ухнула.
      — Тогда отправляйся, — приказал Гарри.
      Сова сразу же снялась с места. Как только она скрылась из виду, Гарри, не раздеваясь, бросился на кровать и уставился в потолок. В добавление к прочим горестям он теперь чувствовал себя виноватым перед Хедвигой за свою грубость, а ведь здесь, на Бирючиновой аллее, она у него — единственный друг. Ладно, он ещё загладит свою вину, когда она вернётся.
      Сириус, Рон и Гермиона просто обязаны ответить быстро, не могут же они проигнорировать известие о нападении дементоров. Завтра, когда он проснётся, его будут ждать три толстых сочувственных письма с планами по его немедленной эвакуации в Пристанище… На этой утешительной мысли на Гарри навалился сон, заглушивший, отогнавший прочь всё, что его тревожило.

* * *

      Но на следующее утро Хедвига не вернулась. Гарри безвылазно сидел у себя в комнате, выходя только в ванную. Трижды в день тётя Петуния просовывала еду в маленькое окошко в двери, пропиленное дядей Верноном три года назад. Гарри всякий раз пытался расспросить её о Вопиллере, но… с тем же успехом можно было допрашивать дверную ручку. А вообще, Дурслеи не подходили к его комнате. Гарри не видел смысла навязывать им свою компанию; этим ничего не добьёшься, кроме, разве что, очередного скандала, во время которого он может потерять терпение и опять начать колдовать.
      Так оно и тянулось три долгих дня. Гарри то переполняло беспокойство, так что он не мог ничем заниматься и лишь ходил взад-вперёд по комнате, злясь на друзей, бросивших его на произвол судьбы; то охватывала апатия, настолько всепоглощающая, что он часами лежал на кровати, уставившись в пространство и с ужасом думая о предстоящем слушании в министерстве.
      Что, если они будут против него? Что, если его исключат из школы? Сломают пополам его палочку? Что тогда делать, куда податься? Ведь теперь, зная о существовании другого мира, своего мира, он просто не сможет жить на Бирючиновой аллее. Можно ли будет поселиться в доме Сириуса, как тот и предлагал год назад, еще до того, как ему пришлось податься в бега? Можно ли будет жить там одному, ведь он несовершеннолетний? Или это решат за него? А вдруг допущенное им нарушение Международного Статута Секретности настолько серьёзно, что его приговорят к сроку в Азкабане? При этой мысли Гарри неизменно соскальзывал с кровати и снова начинал ходить по комнате.
      На четвёртую ночь после того, как улетела Хедвига, Гарри, пребывавший в стадии апатии и не способный ни о чём думать, лежал и смотрел в потолок. Неожиданно в комнату вошёл дядя. Гарри медленно перевёл на него взгляд. Дядя Вернон был одет в парадный костюм и выглядел чрезвычайно представительно.
      — Мы уходим, — сообщил он.
      — Простите?
      — Мы — а именно, мы с твоей тётей и Дудли — уходим.
      — Отлично, — равнодушно сказал Гарри и снова уставился в потолок.
      — Пока нас нет, тебе запрещается выходить из комнаты.
      — Ладно.
      — Запрещается трогать телевизор, стереосистему и вообще наши вещи.
      — Есть.
      — И запрещается таскать еду из холодильника.
      — Угу.
      — Я запру дверь в твою комнату.
      — Как хотите.
      Дядя Вернон вперил в племянника подозрительный взгляд, явно обескураженный отсутствием возражений, но не нашёл, что сказать, и, топая, как бегемот, вышел из комнаты и закрыл за собой дверь. Гарри услышал, как поворачивается в замке ключ и как дядя Вернон тяжеловесно спускается вниз по лестнице. Через несколько минут после этого во дворе хлопнули дверцы, раздался шум двигателя и шорох шин отъезжающей от дома машины.
      Гарри действительно не испытывал никаких эмоций по поводу отъезда Дурслеев. Какая ему разница, дома они или нет. У него нет даже сил встать и включить свет в комнате. Быстро сгущались сумерки, а он всё валялся на кровати, слушая ночные звуки, доносящиеся из окна, постоянно открытого в ожидании счастливого момента возвращения Хедвиги.
      Пустой дом тоже издавал звуки. Ворчали трубы. Гарри лежал в полнейшем ступоре, без мыслей, без движения, несчастный.
      И вдруг с кухни, очень отчётливо, донёсся грохот.
      Гарри молниеносно сел и внимательно прислушался. Это не Дурслеи — слишком рано, да и потом, он бы услышал машину.
      Несколько секунд было тихо, затем послышались голоса.
      Воры, подумал Гарри, соскальзывая с кровати и выпрямляясь в полный рост, но меньше чем через секунду до него дошло, что воры не стали бы так громко разговаривать — а тот, кто ходил сейчас по кухне, явно не давал себе труда понижать голос.
      Гарри схватил с тумбочки волшебную палочку и встал лицом к двери, изо всех сил напрягая слух. И сразу же отпрянул назад — замок громко щёлкнул, и дверь распахнулась.
      Гарри стоял неподвижно, глядя сквозь дверной проём на неосвещённую лестничную площадку, и старался уловить хоть малейший звук, но вокруг было совершенно тихо. Он поколебался мгновение, а затем быстро и бесшумно вышел из комнаты к началу лестницы.
      Сердце билось уже не в груди, а в горле. Внизу, в темноте холла, стояли какие-то люди. Их силуэты прорисовывались на фоне стекла входной двери, сквозь которое с улицы лился тусклый свет. Пришельцев было восемь или девять, и все они, насколько Гарри мог видеть, смотрели прямо на него.
      — Опусти-ка палочку, паренёк, пока никому глаз не выколол, — проговорил низкий, рокочущий бас.
      Сердце Гарри пустилось в бешеный галоп. Он узнал этот голос, но не опустил палочку.
      — Профессор Хмури? — неуверенно сказал он.
      — Не знаю, как насчёт «профессор», — пророкотал бас, — до преподавания, сам знаешь, дело не дошло. Давай-ка вниз, мы хотим нормально тебя разглядеть.
      Гарри чуть опустил палочку, но продолжал крепко её сжимать и не двинулся с места. Для подобной подозрительности у него были все основания. Не так давно он провёл девять месяцев в обществе, как он считал, Шизоглаза Хмури, но потом оказалось, что это никакой не Хмури, а самозванец, и, хуже того, до разоблачения этот самозванец пытался его убить. Гарри ещё не успел решить, как действовать дальше, а снизу послышался другой, хрипловатый, голос:
      — Всё в порядке, Гарри. Мы пришли за тобой.
      У Гарри прямо дух захватило. Этот голос он тоже узнал, хотя не слышал его уже более года.
      — П-профессор Люпин? — не веря сам себе, тихо воскликнул он. — Это вы?
      — А чего мы в темноте-то? — сказал третий голос, на этот раз совершенно незнакомый, женский. — Люмос.
      Зажёгся кончик чьей-то палочки и осветил холл волшебным светом. Гарри заморгал. Люди внизу сгрудились у подножия лестницы и пристально смотрели на него, причём некоторые, чтобы лучше видеть, вытягивали шеи.
      Рэм Люпин стоял ближе всех. Совсем не старый, он выглядел усталым и больным; за то время, что Гарри его не видел, у него прибавилось седых волос, так же, как и заплаток на порядком поизносившейся робе. Тем не менее, Люпин широко улыбался Гарри, и тот, хотя всё ещё не мог оправиться от шока, постарался ответить тем же.
      — Точь-в-точь такой, каким я его и представляла, — сказала ведьма, державшая на весу светящуюся палочку, самая молодая из всех. У неё было бледное лицо в форме сердечка и короткие торчащие волосы ярко-фиолетового цвета. — Приветик, Гарри!
      — Да, теперь я понимаю, что ты имел в виду, Рэм, — звучно и неторопливо проговорил стоявший дальше всех лысый чернокожий колдун с золотым кольцом в ухе, — ну просто копия Джеймс.
      — Нет, глаза, — одышливо возразил из заднего ряда колдун с серебряными волосами. — Глаза Лилины.
      Седой, длинноволосый Шизоглаз Хмури, в носу которого недоставало большого куска плоти, подозрительно сощурившись, рассматривал Гарри своими разными глазами. Один его глаз напоминал маленькую чёрную бусину, а второй был большой, круглый, светящийся голубым электрическим светом — волшебный. Он мог видеть сквозь стены, закрытые двери и даже сквозь затылок самого Шизоглаза.
      — Люпин, а ты вполне уверен, что это он? — пророкотал Хмури. — А то хороши мы будем, если под видом Гарри притащим Упивающегося Смертью. Давайте спросим его о чём-нибудь, что известно только самому Поттеру. А может, у кого-то есть с собой признавалиум?
      — Гарри, какой облик принимает твой Защитник? — спросил Люпин.
      — Оленя, — волнуясь, ответил Гарри.
      — Всё нормально, Шизоглаз, это он, — сказал Люпин.
      Гарри, всем телом ощущая, что все взгляды направлены на него, спустился с лестницы, на ходу засовывая палочку за пояс джинсов.
      — Сдурел, парень?! — взревел Хмури. — Куда пихаешь? А если сработает? И поумней тебя колдуны оставались без задницы!
      — Кто это остался без задницы? — тут же заинтересовалась фиолетововолосая ведьма.
      — Не твоего ума дело, — проворчал Хмури. — Главное, держать палочку подальше от задних карманов, ясно? Элементарная техника магобезопасности, только всем почему-то плевать. — Он затопал к кухне. — И я всё вижу, — с раздражением добавил он, когда молодая ведьма закатила глаза к потолку.
      Люпин поздоровался с Гарри за руку.
      — Ну, ты как? — спросил он, внимательно глядя ему в лицо.
      — Н-нормально…
      Гарри никак не мог поверить в происходящее. Целых четыре недели — ничего, ни намёка на то, что его собираются забрать с Бирючиновой, и вдруг, пожалуйста, целая делегация колдунов, да еще с таким видом, будто так и надо. Он обвёл взглядом тех, кто стоял рядом с Люпином. Все по-прежнему с живейшим интересом глядели на него. Гарри вдруг очень явственно осознал, что вот уже четыре дня как не причёсывался.
      — Я… Вам очень повезло — Дурслеи как раз уехали, — пробормотал он.
      — Повезло! Ха! — воскликнула фиолетововолосая девушка. — Это я их выманила. Послала по мугловой почте письмо, что они вошли в список победителей всебританского конкурса обладателей самых ухоженных газонов. Так что сейчас они едут получать приз… то есть они так думают.
      Гарри на миг представил себе лицо дяди Вернона в тот момент, когда он поймёт, что никакого всебританского конкурса обладателей самых ухоженных газонов не было и в помине.
      — Так мы что, уезжаем? — спросил он. — Скоро?
      — Почти сразу, — ответил Люпин, — вот только дождёмся сигнала, что всё чисто.
      — А куда? В Пристанище? — с надеждой спросил Гарри.
      — Нет, не в Пристанище, — сказал Люпин и жестом пригласил Гарри пройти на кухню; за ними тесной группкой последовали и остальные колдуны, не сводившие с Гарри любопытных взглядов. — Это слишком рискованно. Нашу штаб-квартиру мы расположили в таком месте, которое нельзя обнаружить. На это ушло какое-то время…
      Шизоглаз Хмури уже сидел за кухонным столом, прихлёбывая из фляжки. Его волшебный глаз вертелся во всех направлениях и рассматривал приспособления по облегчению домашнего труда, имевшиеся у Дурслеев в огромном количестве.
      — Гарри, познакомься, это Аластор Хмури, — сказал Люпин, показывая на Шизоглаза.
      — Да, я знаю, — неловко ответил Гарри. Как-то странно, когда тебя представляют человеку, с которым вы вроде бы знакомы уже год.
      — А это Нимфадора…
      — Ты что, Рэм, какая Нимфадора, — содрогнулась молодая ведьма, — я — Бомс.
      — Нимфадора Бомс, предпочитающая, чтобы её знали только по фамилии, — закончил Люпин.
      — Ты бы тоже предпочитал, если бы дура-мамочка назвала тебя Нимфадорой, — проворчала Бомс.
      — А это Кинсли Кандальер, — Люпин указал на высокого чернокожего колдуна. Тот поклонился. — Эльфиас Дож. — Колдун с одышливым голосом кивнул Гарри. — Дедал Диггл…
      — Мы уже знакомы, — восторженно пискнул Диггл, роняя фиолетовую шляпу.
      — Эммелина Ванс. — Статная ведьма в изумрудно-зелёной шали величественно наклонила голову. — Стуржис Подмор. — Колдун с квадратной челюстью и густыми соломенными волосами весело подмигнул. — И Хестия Джонс. — Розовощёкая брюнетка помахала от тостера.
      В процессе представления Гарри смущённо кивал каждому головой и хотел лишь одного — чтобы они перестали, наконец, на него пялиться и посмотрели бы куда-нибудь еще, а то он чувствовал себя как на сцене. Но, интересно, зачем их так много?
      — Поразительно много людей вызвалось поехать за тобой, — словно прочитав мысли Гарри, сказал Люпин, и уголки его рта чуть изогнулись кверху.
      — А что, чем больше, тем лучше, — мрачно буркнул Хмури. — Мы — твоя охрана, Поттер.
      — Мы ждём только сигнала, что путь свободен, — Люпин бросил быстрый взгляд в окно. — Осталось минут пятнадцать.
      — Какие они чистюли, эти муглы, скажите? — Ведьма по имени Бомс с огромным любопытством осматривала кухню. — Мой папочка тоже муглорождённый, но вот уж кто неряха из нерях! Впрочем, я так полагаю, они все разные, как и мы, колдуны, да?
      — Э-э… да, — сказал Гарри. — Слушайте, — повернулся он к Люпину, — что происходит, я ничего не знаю, мне никто не пишет, что там Вольде…
      Некоторые из присутствующих зашикали; Дедал Диггл опять уронил шляпу, а Хмури цыкнул:
      — Тише ты!
      — А что? — не понял Гарри.
      — Здесь мы ничего обсуждать не будем, слишком рискованно, — сказал Хмури, устремляя на Гарри нормальный глаз. Волшебный был по-прежнему нацелен на потолок. — Чёрт побери, — ругнулся он, прикладывая руку к волшебному глазу, — всё время застревает — с тех пор как его носил этот мерзкий ублюдок…
      И, с отвратительным хлюпом, напоминающим тот, с которым из ванны, полной воды, вынимается затычка, вытащил глаз из орбиты.
      — Шизоглаз, ты в курсе, что меня сейчас стошнит? — как бы между прочим спросила Бомс.
      — Гарри, не подашь стакан воды? — попросил Хмури.
      Гарри подошёл к посудомоечной машине, достал чистый стакан, налил в него воды из-под крана — и всё это под пристальным наблюдением команды колдунов. Это уже начинало его раздражать.
      — Ваше здоровье, — сказал Хмури, получив в руки стакан. Он бросил волшебный глаз в воду и поболтал; глаз вращался, внимательно глядя на всех по очереди. — На обратной дороге мне нужны все триста шестьдесят градусов видимости.
      — А как мы доберёмся до… ну, до места? — спросил Гарри.
      — На мётлах, — ответил Люпин. — Другого способа нет. Ты ещё маленький, чтобы аппарировать, кружаные пути просматриваются, а если мы незаконно создадим портшлюс, нам вообще крышка.
      — Рэм говорит, ты классно летаешь, — глубоким, звучным голосом сказал Кинсли Кандальер.
      — Просто отлично, — подтвердил Люпин, одновременно поглядев на часы. — Ладно, так или иначе, а тебе, Гарри, надо собираться. Когда поступит сигнал, мы должны быть полностью готовы к отлёту.
      — Я тебе помогу, — с энтузиазмом сказала Бомс.
      Вслед за Гарри она через холл направилась к лестнице, с любопытством вертя головой во все стороны.
      — Странное место, — заметила она. — Чересчур чистое, если ты понимаешь, что я имею в виду. Неестественно как-то. О, а тут уже лучше, — добавила она, как только Гарри включил свет в своей комнате.
      Определённо, эта комната выглядела гораздо менее опрятно, чем весь остальной дом. Гарри провёл здесь четыре дня в крайне дурном расположении духа, и у него совершенно не было настроения убираться. Книги были разбросаны по полу — чтобы отвлечься, Гарри хватал их одну за другой, а потом бросал где попало; клетку Хедвиги давно следовало почистить, а то она уже начинала пахнуть; из раскрытого сундука свешивалась беспорядочно перемешанная мугловая и колдовская одежда.
      Гарри стал суетливо подбирать книги и швырять их в сундук. Бомс задержалась у открытого шкафа и критически оглядела себя в зеркало на внутренней стороне дверцы.
      — Знаешь, фиолетовый всё-таки не мой цвет, — задумчиво протянула она, оттягивая торчащую прядку. — Тебе не кажется, что из-за него я кажусь остроносой?
      — Э-м-м, — сказал Гарри, глянув на неё поверх «Квидишных команд Британии и Ирландии».
      — Нет, точно не мой, — решила Бомс. Она напряжённо сощурилась, словно пытаясь что-то вспомнить. Через секунду её волосы приняли розоватый оттенок жевательной резинки, и она снова открыла глаза.
      — Как вы это сделали? — уставился на неё Гарри.
      — А я метаморфомаг, — объяснила Бомс, глядя в зеркало и вертя головой так и этак. — То есть я могу менять внешность по собственному желанию, — добавила она, заметив в зеркале недоумённое выражение на лице Гарри. — Я такая родилась. Представляешь, когда я училась на аврора, у меня всегда были высшие баллы по сокрытию и маскировке, а я совершенно не занималась! Здорово было.
      — Вы — аврор? — сказал Гарри, сильно впечатлённый. Агент по борьбе с чёрными магами… Это была единственная профессия, которая привлекала и его самого.
      — Ага, — ответила Бомс с гордым видом. — Кинсли тоже, даже дольше, чем я. Я всего год как получила квалификацию. Представляешь, чуть не провалилась на слежке и хитрых уловках. Я жутко неуклюжая, слышал, как я разбила тарелку, когда мы прибыли?
      — А выучиться на метаморфомага можно? — спросил Гарри. Он давно уже стоял, выпрямившись в полный рост и совсем забыв о том, что нужно собираться.
      Бомс хихикнула.
      — Что, шрам надоел, да? Иногда не прочь от него избавиться?
      Её глаза остановились на молниеобразном шраме на лбу Гарри.
      — Да уж, — пробормотал Гарри, отворачиваясь. Он не любил, когда смотрели на его шрам.
      — Ну, если и можно, то, боюсь, очень сложно, — сказала Бомс. — Метаморфомаги — большая редкость, и ими не становятся, ими рождаются. Большинство колдунов меняет внешность с помощью палочек или зелья. Ой, Гарри, что же мы стоим, нам же надо собираться! — вдруг заторопилась она, когда её взгляд упал на разбросанные по полу вещи.
      — Ах да, — спохватился и Гарри, подбирая ещё несколько книжек.
      — Только давай-ка без глупостей, будет гораздо быстрее, если я… упак! — крикнула Бомс, длинным, всеохватывающим движением взмахивая палочкой.
      Одежда, книги, телескоп, весы — всё взлетело в воздух и единой кучей ухнуло в сундук.
      — Не слишком аккуратно, но… — сказала Бомс, подходя к сундуку и заглядывая внутрь. — Это у меня мама умеет так упаковывать, что всё на своих местах — даже носки попарно свёрнуты — а я что-то никак не усвою, как она это делает… Как-то так раз… — Она вдохновенно махнула палочкой.
      Один из носков, слабо извиваясь, выполз на поверхность.
      — Ну и не надо, — Бомс захлопнула крышку сундука. — Зато всё собрали. Кстати, тут неплохо бы прибраться. — Она ткнула палочкой в сторону клетки. — Скоблифай! — Перья и помёт исчезли. — Что ж, стало чуточку лучше… с домохозяйственными заклинаниями у меня всегда было не очень-то… Ну что… Ничего не забыли? Котёл? Метлу? Ух ты!… «Всполох»?
      Её глаза расширились, остановившись на метле, которую Гарри взял в правую руку. Эта суперсовременная метла, подарок Сириуса, была его главной радостью и гордостью.
      — А я-то всё на «Комете-260» колупаюсь, — с завистью сказала Бомс. — Ну да ладно… Палка за поясом? Попа на месте? Обе половинки? Отлично… поехали. Локомотор сундук.
      Сундук воспарил над полом, и Бомс, держа палочку как кондуктор, вывела его перед собой из комнаты. Клетку она несла в левой руке. Они спустились по лестнице, Гарри позади, с метлой в руке.
      На кухне они увидели Хмури, который уже вставил волшебный глаз на место. После чистки тот вращался с такой скоростью, что при одном взгляде на него Гарри сразу замутило. Кинсли Кандальер и Стуржис Подмор с интересом изучали микроволновку, а Хестия Джонс умирала со смеху над картофелечисткой, найденной в одном из ящиков. Люпин заклеивал конверт, адресованный Дурслеям.
      — Отлично, — сказал он, поднимая голову навстречу вошедшим Гарри и Бомс. — Кажется, у нас ещё есть минутка. Все готовы, так что, наверное, лучше выйти в сад. Гарри, я тут написал письмо твоим родственникам, чтобы они не беспокоились…
      — Они не будут, — перебил Гарри.
      — …что с тобой всё в порядке…
      — А вот это их уже огорчит.
      — …и что они снова увидят тебя следующим летом.
      — Это обязательно?
      Люпин улыбнулся, но не ответил.
      — Иди-ка сюда, паренёк, — хрипло приказал Хмури, подзывая к себе Гарри движением палочки. — Я должен тебя прозрачаровать.
      — Что? Поразочаровать? — испугался Гарри.
      — Наложить прозрачаровальное заклятие, — объяснил Хмури, поднимая палочку. — Люпин говорит, у тебя есть плащ-невидимка, но при полёте он будет развеваться, поэтому заклятие будет понадёжнее… Вот так…
      Он крепко стукнул Гарри по макушке, и тот испытал странное чувство, будто Хмури разбил там яйцо; от места удара по телу побежали холодные струйки.
      — Класс, — одобрила Бомс, глядя Гарри в пупок.
      Гарри посмотрел вниз, на своё тело, а точнее, на то, что было его телом минуту назад. Теперь оно стало не то чтобы невидимым, нет, оно приняло цвет и фактуру прибора, стоявшего за спиной у Гарри, который превратился в человека-хамелеона.
      — Пошли, — приказал Хмури, отпирая заднюю дверь волшебной палочкой.
      Компания вышла на улицу, на идеально ухоженный газон дяди Вернона.
      — Ясная ночь, — заворчал Хмури, сканируя небо волшебным глазом. — Не помешало бы побольше облаков для прикрытия. Так, слушай сюда, — рявкнул он, обращаясь к Гарри, — порядок следования такой. Бомс будет впереди тебя, держись у неё на хвосте. Люпин прикрывает снизу. Я — сзади. Остальные будут кружить вокруг нас. Диспозицию не нарушать ни при каких обстоятельствах. Если кого-то убьют…
      — А что, могут? — испугался Гарри, но Хмури его будто бы и не услышал.
      — …остальные продолжают лететь как ни в чём не бывало, не останавливаясь, соблюдая заданный порядок. Если убьют всех, а ты, Гарри, останешься жив, в дело вступит арьергард. Лети на восток, они тебя нагонят.
      — Что-то ты больно весел, Хмури, Гарри может подумать, что мы несерьёзно относимся к делу, — вмешалась Бомс, грузившая сундук и клетку Хедвиги в сетку, привязанную к её метле.
      — Я просто объясняю мальчишке план действий, — рыкнул Хмури. — Перед нами поставлена задача доставить его в штаб, и если мы умрём во время операции…
      — Ничего мы не умрём, — успокаивающе сказал Кинсли Кандальер своим звучным голосом.
      — Первый сигнал! Седлайте мётлы, — крикнул Люпин, показывая на небо.
      Высоко-высоко, среди звёзд, забил фонтан красных искр. Такие искры Гарри хорошо знал — их можно было высечь лишь волшебной палочкой. Он перекинул правую ногу через древко «Всполоха», крепко ухватился за него и почувствовал, что метла легонько завибрировала, словно от нетерпения.
      — Второй сигнал! Взлетаем! — громко сказал Люпин, когда в небе появился новый сноп искр, на этот раз зелёных.
      Гарри с силой оттолкнулся от земли, и прохладный ночной ветерок сразу принялся трепать его волосы. Аккуратные прямоугольники садов Бирючиновой аллеи становились всё меньше, меньше и скоро превратились в одно большое чёрно-зелёное лоскутное одеяло. Все страхи по поводу дисциплинарного слушания исчезли из головы Гарри, словно их выдуло оттуда мощным воздушным потоком. Сердце его разрывалось от наслаждения; он снова был в воздухе, он улетал прочь с ненавистной Бирючиновой аллеи, о чём так мечтал всё лето, он летел домой… Всего несколько мгновений счастья, и все его горести сократились до размеров песчинок, ничтожных по сравнению с этим великолепным, необъятным ночным небом.
      — Забирай влево, круто влево, а то там мугл смотрит вверх! — раздался за его спиной вопль Хмури. Бомс повернула, Гарри повторил её движение, глядя на сундук, бешено мотающийся у неё на хвосте. — Надо подняться выше… хотя бы на четверть мили!
      После подъёма стало гораздо холоднее, у Гарри даже заслезились глаза; внизу ничего не было видно, кроме светящихся булавочных головок — должно быть, это фары и фонари. Может быть, где-то там едут и Дурслеи по дороге к своему дому — пустому дому — в бешенстве из-за несостоявшегося и никогда не существовавшего конкурса… При мысли об этом Гарри громко расхохотался, но его смеха никто не услышал, очень уж громко хлопали на ветру робы, скрипела сеть с сундуком и клеткой и свистел ветер в ушах. Как давно он не чувствовал себя таким счастливым, таким… живым!
      — Забирай на юг! — крикнул Хмури. — Впереди город!
      Они свернули направо, чтобы обогнуть мерцающую огоньками паутину.
      — На юг и выше, выше, вон там низкие облака, в них и спрячемся! — кричал Хмури.
      — Не полечу в облаках! — сердито завопила Бомс. — Мы же вымокнем!
      При этих её словах Гарри испытал большое облегчение; его руки, впивавшиеся в древко «Всполоха», успели сильно онеметь. Он жалел, что не надел куртку, его трясло от холода.
      Следуя указаниям Шизоглаза, они постоянно меняли курс. Гарри летел, сильно сощурившись, — в глаза бил ледяной ветер, от которого у него вдобавок разболелись уши; так холодно на метле ему было лишь однажды, в третьем классе, во время квидишного матча с «Хуффльпуффом», состоявшегося в бурю. Охрана, напоминавшая больших хищных птиц, кружила в воздухе, всё время мелькая перед глазами. Гарри совершенно потерял счёт времени. Интересно, сколько они уже летят, час как минимум, это уж точно.
      — Сворачиваем на юго-запад! — проорал Хмури. — Надо обогнуть шоссе!
      Гарри так продрог, что начал с вожделением думать об уютных, сухих салонах едущих внизу автомобилей, а потом, с ещё большим вожделением, о кружаной муке; оно, может, и не очень удобно, вертеться в чужих каминах, но там, по крайней мере, тепло… Мимо, сверкнув лысиной и серьгой, просвистел Кинсли Кандальер… справа Эммелин Ванс с палочкой наготове, внимательно смотрит по сторонам… а вот она взмыла вверх, и её сменил Стуржис Подмор…
      — Надо немного вернуться назад, проверить, нет ли за нами хвоста! — крикнул Хмури.
      — ТЫ ЧТО, ОШИЗЕЛ! — взвизгнула Бомс. — Я промёрзла до самой метлы! Если мы будем так вилять, за неделю не долетим! И вообще, мы уже почти на месте!
      — Идём на снижение! — раздался голос Люпина. — Следуй за Бомс, Гарри!
      Бомс ушла в пике, Гарри полетел за ней. Они направлялись к самому большому встреченному за весь полёт скоплению огней, к огромной, раскинувшейся во все стороны, сверкающей, густой паутине, с нашитыми там и сям заплатками густого чёрного цвета. Ниже, ниже, и вот уже Гарри мог разглядеть фары и фонари, трубы и телевизионные антенны. Ему безумно хотелось поскорее оказаться на земле, хотя он был уверен, что не сможет слезть с метлы, пока его не отморозят от древка.
      — Приехали! — крикнула Бомс и через пару секунд приземлилась.
      Гарри коснулся земли сразу же после неё, оказавшись на пятачке неухоженной травы посреди маленькой площади. Бомс уже снимала со своей метлы его сундук. Гарри, дрожащий мелкой дрожью, осмотрелся вокруг. Фасады окрестных домов смотрели неприветливо; у некоторых были выбиты окна, в тёмных стеклах посверкивали отражения фонарей, с дверей облезала краска, а возле парадных лестниц валялись груды мусора.
      — Где это мы? — спросил Гарри, но Люпин тихо сказал: — Минутку.
      Хмури рылся в плаще онемевшими от холода руками.
      — Нашёл, — наконец пробормотал он, поднимая в воздух нечто похожее на серебряную зажигалку и щёлкая ею.
      Ближайший фонарь, пыхнув, потух. Хмури снова щёлкнул и потушил следующий фонарь; так продолжалось до тех пор, пока площадь не погрузилась во тьму. Единственным источником света оставались занавешенные окна, за которыми горели лампы, и месяц на небе.
      — Одолжил у Думбльдора, — пророкотал Хмури, пряча выключалку в карман. — Теперь муглы могут выглядывать на улицу сколько им угодно. Ну, ребята, давайте-ка скоренько.
      Он взял Гарри за руку над локтем и провёл его через пятачок и через дорогу на тротуар; следом за ними Люпин и Бомс вдвоём несли Гаррин сундук. Чуть поодаль, полукругом, шла остальная охрана с палочками наизготовку.
      Из окна верхнего этажа ближайшего дома неслось приглушённое звучание стереосистемы. За сломанными воротами валялась куча до отказа набитых мусорных мешков, источавших отвратительный гнилостный запах.
      — Вот, — тихо сказал Хмури, сунув кусок пергамента в прозрачарованную руку Гарри и приблизив к тексту зажжённую палочку: — Быстро прочти и заучи наизусть.
      Гарри поглядел на листок. Узкий почерк показался ему знакомым. Текст гласил:
      Штаб-квартира Ордена Феникса расположена по адресу: Лондон, площадь Мракэнтлен, дом № 12.

Глава 4
ПЛОЩАДЬ МРАКЭНТЛЕН, ДОМ 12

      — А что это такое, Орден?… — начал было Гарри.
      — Тихо, парень! Не здесь! — зарычал Хмури. — Погоди, пока войдём в дом!
      Он вырвал листок из рук Гарри и поджёг его волшебной палочкой. Бумажка, быстро съёживаясь в языках пламени, полетела на землю. Гарри перевёл взгляд на окружавшие площадь здания. Они сейчас стояли перед домом № 11; он посмотрел налево и увидел номер 10; на доме справа, однако, стоял номер 13.
      — Но где же?…
      — Подумай о том, что ты только что выучил наизусть, — тихо сказал Люпин.
      Гарри проговорил про себя заученную фразу и, на словах «площадь Мракэнтлен, дом № 12», увидел, что между домами одиннадцать и тринадцать, из ниоткуда, начала появляться весьма непрезентабельная дверь, а за ней, очень скоро, грязные стены и немытые окна. Новый дом, как воздушный шар, вырастал прямо на глазах, и теснил соседние дома. Глаза Гарри расширились от изумления. Но стереосистема в доме № 11 грохотала как ни в чем не бывало — видимо, проживающие там муглы ничего не заметили.
      — Давай, давай, скорей, — заторопил Хмури, подталкивая Гарри в спину.
      Гарри поднялся по стёсанным каменным ступеням, разглядывая только что материализовавшуюся дверь. Чёрная краска на ней сильно потрескалась. Серебряный дверной молоток имел форму свернувшейся в клубок змеи. Ни замочной скважины, ни щели для писем не было.
      Люпин достал палочку и легонько стукнул по двери. Послышалось несколько громких, металлических щелчков и, кажется, звон цепи. Дверь со скрипом отворилась.
      — Гарри, давай быстренько внутрь, — прошептал Люпин, — только не заходи далеко и ничего не трогай.
      Перешагнув порог, Гарри очутился в почти непроницаемой темноте холла. Он почувствовал запах пыли, гнили, сырости; запах древнего, необитаемого жилища. Он оглянулся через плечо и увидел, как заходят в дом остальные. Люпин и Бомс несли сундук и клетку Хедвиги. Хмури стоял на верхней ступени лестницы и выпускал на волю световые шары, стремительно улетавшие к колбам уличных фонарей. Площадь снова озарилась оранжевым светом; Хмури, хромая, вошёл в дом и закрыл за собой дверь. В холле стало совершенно темно.
      — Дай-ка…
      Хмури постучал Гарри по макушке волшебной палочкой; по спине побежали горячие струйки — прозачаровальное заклятие было снято.
      — А теперь стойте все смирно, пока я не зажгу свет, — шёпотом сказал Хмури.
      Оттого, что все говорили приглушёнными голосами, у Гарри появилось неприятное ощущение, будто они пришли в дом к умирающему. Раздалось тихое шипение, и сейчас же по стенам зажглись старомодные газовые лампы, бросавшие тусклый, мерцающий свет на отклеивающиеся обои и протёртый до дыр ковёр длинного, мрачного холла. Под потолком виднелась огромная, опутанная паутиной люстра, а на стенах свисали с крюков почерневшие от времени портреты. Под плинтусами что-то шуршало. Люстра и канделябр на шатком столике, как и дверной молоток, имели форму змей.
      Послышались торопливые шаги, и из двери в дальнем конце холла вышла миссис Уэсли, мама Рона. Лучась радостью, она кинулась навстречу вошедшим. Гарри заметил, что со времени их последней встречи она сильно побледнела и похудела.
      — О, Гарри, как же я рада тебя видеть! — прошептала она и крепко сжала его в объятиях, а после отстранила от себя, поглядела внимательно и продолжила: — Что-то ты осунулся, надо будет тебя подкормить, вот только, боюсь, ужин ещё не скоро.
      Она повернулась к взрослым колдунам, стоявшим позади Гарри, и взволнованным шёпотом сообщила:
      — Он только что прибыл, собрание началось.
      За спиной Гарри раздались взволнованные восклицания, и все торопливо зашагали мимо него к двери, откуда только что вышла миссис Уэсли. Гарри хотел было пойти следом, но миссис Уэсли остановила его.
      — Нет, Гарри, собрание только для членов Ордена. Рон с Гермионой наверху, подожди пока с ними, а потом будем ужинать. И, пожалуйста, не разговаривай громко в холле, — добавила она настойчивым шёпотом.
      — Почему?
      — Чтобы ничего не разбудить.
      — Как это?…
      — Потом объясню, сейчас некогда, мне надо на собрание — вот только покажу, где ты будешь спать.
      Прижимая палец к губам и передвигаясь на цыпочках, она провела его мимо двух длинных, проеденных молью, портьер, за которыми, как предположил Гарри, должна была находиться ещё одна дверь. Затем, обогнув подставку для зонтов, сильно напоминавшую отрубленную ногу тролля, они стали подниматься по неосвещённой лестнице вдоль ряда декоративных тарелок, из которых торчали сушёные головы. При ближайшем рассмотрении оказалось, что это головы домовых эльфов с одинаковыми, очень похожими на свиные рыльца, носами.
      С каждой ступенькой удивление Гарри росло. Зачем они здесь, в доме, явно принадлежащем чернейшему из магов?
      — Миссис Уэсли, почему?…
      — Дорогой, Рон с Гермионой тебе всё объяснят, а мне и правда надо бежать, — рассеянно прошептала миссис Уэсли. — Вот, — они поднялись на площадку второго этажа, — твоя дверь — справа. Когда собрание кончится, я приду.
      Она сразу же пошла вниз.
      Гарри пересёк грязную лестничную площадку, повернул дверную ручку в форме змеиной головы и открыл дверь.
      Перед ним, как видение, мелькнула мрачная комната с высокими потолками и двумя одинаковыми кроватями; затем раздался громкий клёкот и ещё более громкий вопль, и Гарри перестал видеть что бы то ни было, кроме густой массы кудрявых волос. Бросившаяся с объятиями Гермиона чуть не сбила Гарри с ног, при этом крошечная сова Рона, Свинринстель, от восторга выписывала бешеные круги над их головами.
      — ГАРРИ! Рон, он уже здесь, Гарри здесь! Мы не слышали, как вы вошли! О-о, как ты? Ты в порядке? Ты очень злишься? Знаю, что очень, мы писали такие никчёмные письма… но мы не могли тебе ничего рассказать, Думбльдор взял с нас клятву не говорить, о-о, мы столько всего должны тебе рассказать, и ты тоже… Дементоры! Когда мы узнали… и ещё это дисциплинарное слушание… самое настоящее безобразие, я все законы просмотрела, тебя не могут исключить, просто не имеют права, в декрете о разумных ограничениях колдовства среди несовершеннолетних оговорено, что в опасных для жизни ситуациях…
      — Гермиона, он же задохнётся, — сказал широко улыбающийся Рон, закрывая за Гарри дверь. За прошедший месяц он подрос как минимум на несколько дюймов и стал ещё больше похож на каланчу. А вот длинный нос, ярко-рыжие волосы и веснушки остались прежними.
      Сияющая от радости Гермиона отпустила Гарри, но, прежде чем она успела произнести ещё хоть слово, раздался громкий шорох крыльев, и нечто снежно-белое, слетев со шкафа, мягко опустилось ему на плечо.
      — Хедвига!
      Белая сова защёлкала клювом и принялась нежно щипать хозяина за ухо. Гарри ласково гладил её красивые перья.
      — Она нам тут такие сцены закатывала, — сообщил Рон. — Когда принесла твои последние письма, чуть до смерти не заклевала, вот смотри…
      Он продемонстрировал Гарри правый указательный палец с наполовину зажившей, но очень глубокой раной.
      — Какая неприятность, — процедил Гарри. — Уж прости — но я, знаешь ли, хотел получить ответ.
      — Мы очень хотели написать, честно, — принялся уверять Рон. — Гермиона уже на стенку лезла, говорила, что ты можешь сделать какую-нибудь глупость, если и дальше не будешь получать известий, но Думбльдор…
      — …взял с вас клятву не говорить, — закончил за него Гарри. — Я помню.
      Теплота в груди, которую он почувствовал при виде своих лучших друзей, вдруг исчезла, уступив место ледяной ярости. Он столько времени мечтал с ними встретиться, а теперь… Пожалуй, он даже хотел бы, чтобы они ушли и оставили его в покое.
      Повисло напряжённое молчание. Гарри, ни на кого не глядя, машинально перебирал перья Хедвиги.
      — Но он думал, что так будет лучше всего, — почти не слышно пролепетала Гермиона. — В смысле, Думбльдор.
      — Ага, — сказал Гарри. На её руках он, без капли сочувствия, тоже заметил следы клюва Хедвиги.
      — По-моему, он считает, что у муглов ты в наибольшей безопасности… — начал Рон.
      — Да что ты? — Гарри поднял брови. — А скажи, на кого-нибудь из вас в это лето нападали дементоры?
      — Нет, но… поэтому он и приставил к тебе людей из Ордена для постоянного наблюдения…
      Внутренности Гарри ухнули вниз, как если бы он, спускаясь по лестнице, нечаянно пропустил ступеньку. Так, значит, все знали, что за ним следят, — кроме него самого.
      — Только это не помогло, — заявил Гарри, изо всех сил стараясь не раскричаться. — В конечном итоге мне пришлось самому о себе позаботиться, не так ли?
      — Он жутко рассердился, — сказала Гермиона голосом, преисполненным благоговейного ужаса, — Думбльдор. Мы сами видели. Когда узнал, что Мундугнус ушёл с дежурства до конца смены. Это было что-то страшное.
      — А я рад, что Мундугнус ушёл, — холодно отозвался Гарри. — А то мне не пришлось бы колдовать, и Думбльдор, наверно, так бы и продержал меня на Бирючиновой до конца лета.
      — А ты… не боишься дисциплинарного слушания? — тихо спросила Гермиона.
      — Нет, — с вызовом солгал Гарри. Со счастливой Хедвигой на плече, он отошёл от Рона с Гермионой и принялся осматриваться. Увы, вид этой комнаты едва ли мог поднять настроение. Здесь было темно и сыро. Покрытые лупящейся краской стены украшал лишь большой кусок пустого холста в резной раме. Гарри прошёл мимо него, и ему показалось, что из невидимой глубины картины раздалось противное хихиканье.
      — И почему же Думбльдору так сильно хотелось держать меня в неведении? — спросил Гарри, всё ещё стараясь, чтобы его голос звучал как обычно. — Вы… э-э… не дали себе труда поинтересоваться?
      Он поднял глаза как раз вовремя, чтобы заметить взгляд, которым обменялись Рон с Гермионой. Этот взгляд означал, что он ведёт себя именно так, как они и боялись. Но это мало что изменило.
      — Мы говорили Думбльдору, что хотим тебе всё рассказать, — попытался оправдаться Рон. — Честно. Но он сейчас так занят. С тех пор как мы здесь, мы и видели-то его всего два раза, и то у него не было на нас времени, он только заставил нас поклясться, что мы не станем сообщать тебе в письмах ничего важного, на случай, если совы будут перехвачены.
      — Вот только не рассказывайте, что, кроме сов, у него не было другого способа со мной связаться, — заявил Гарри. — Захотел бы, обошёлся бы и без них.
      Глянув на Рона, Гермиона сказала:
      — Я тоже об этом думала. Но он не хотел, чтобы ты знал хоть что-нибудь.
      — Может быть, он мне не доверяет, — бросил Гарри, наблюдая за выражениями их лиц.
      — Ты что, дурак? — растерялся Рон.
      — Или думает, что я не способен о себе позаботиться.
      — Конечно, он так не думает! — вскричала Гермиона.
      — А почему же тогда вы во всём участвуете, а я сижу у Дурслеев? — сбивчиво заговорил Гарри, с каждым словом повышая голос. — Почему вам можно знать всё, а мне ничего?
      — Это не так! — перебил его Рон. — Мама и близко не подпускала нас к собраниям, она говорит, что мы ещё малень…
      Но Гарри, не помня себя, начал орать:
      — ТАК, ЗНАЧИТ, ВАС НЕ ПУСКАЛИ НА СОБРАНИЯ?! ГОРЕ-ТО КАКОЕ! ЗАТО ВЫ БЫЛИ ЗДЕСЬ! ВМЕСТЕ! А Я ЦЕЛЫЙ МЕСЯЦ ПРОТОРЧАЛ У ДУРСЛЕЕВ! А Я, УЖ КАК-НИБУДЬ, УМЕЮ ПОБОЛЬШЕ ВАШЕГО! И ДУМБЛЬДОР ЭТО ЗНАЕТ! КТО ВЫЗВОЛИЛ ФИЛОСОФСКИЙ КАМЕНЬ? КТО УНИЧТОЖИЛ РЕДДЛЯ? КТО СПАС ВАС ОБОИХ ОТ ДЕМЕНТОРОВ?
      Казалось, из него неудержимо лились все обиды, копившиеся целый месяц: и тревога от отсутствия новостей, и досада на друзей, что они проводят время вместе без него, и возмущение оттого, что за ним следили, а он ничего не знал… Все чувства, которых он почти стыдился, внезапно вырвались из-под контроля. Хедвига, испугавшись крика, улетела обратно на шкаф; Свинринстель тревожно застрекотал и принялся нарезать круги ещё быстрее.
      — КТО СРАЖАЛСЯ С ДРАКОНАМИ, СФИНКСАМИ И ПРОЧЕЙ НЕЧИСТЬЮ? КТО БЫЛ СВИДЕТЕЛЕМ ЕГО ВОЗВРАЩЕНИЯ? КТО СУМЕЛ ОТ НЕГО ВЫРВАТЬСЯ? Я!
      Растерянный Рон стоял с полуоткрытым ртом, явно не зная, что сказать. Глаза Гермионы быстро наполнялись слезами.
      — ТАК ЧТО ОБО МНЕ БЕСПОКОИТЬСЯ? ЗАЧЕМ МНЕ О ЧЁМ-ТО РАССКАЗЫВАТЬ?
      — Гарри, мы хотели тебе рассказать, правда… — начала Гермиона.
      — ЗНАЧИТ, НЕ ОЧЕНЬ-ТО СИЛЬНО ХОТЕЛИ! ИНАЧЕ ЧТО-НИБУДЬ, ДА ПРИСЛАЛИ БЫ! НО ВЕДЬ ДУМБЛЬДОР ВЗЯЛ С ВАС КЛЯТВУ…
      — Но он и в самом деле…
      — Я ЧЕТЫРЕ НЕДЕЛИ СИДЕЛ НА БИРЮЧИНОВОЙ! ТАСКАЛ ГАЗЕТЫ ИЗ УРН, ЧТОБЫ УЗНАТЬ, ЧТО ПРОИСХОДИТ!…
      — Мы хотели…
      — ПОЛАГАЮ, ВАМ БЕЗ МЕНЯ БЫЛО ОЧЕНЬ ВЕСЕЛО? УЮТНЕНЬКО?
      — Но, правда же…
      — Гарри, нам очень, очень жаль! — в отчаянии воскликнула Гермиона. На глазах у неё ярко блестели слёзы. — И ты совершенно прав — если бы так поступили со мной, я была бы в бешенстве!
      Гарри некоторое время сверлил её гневным взглядом, потом отвернулся и заходил по комнате. Со шкафа неслось мрачное уханье Хедвиги. В комнате повисло долгое молчание, прерываемое лишь траурным скрипом половиц под ногами у Гарри.
      — Что это вообще за место? — отрывисто спросил он у Рона и Гермионы.
      — Штаб-квартира Ордена Феникса, — поспешно ответил Рон.
      — Кто-нибудь собирается мне объяснить, что за Орден такой? Или это тоже нельзя?…
      — Это тайное общество, — заторопилась Гермиона, — во главе — Думбльдор, он его основатель. В него входят люди, которые сражались против Сам-Знаешь-Кого в прошлый раз.
      — Кто именно? — Гарри встал посреди комнаты, сунув руки в карманы.
      — Их довольно много…
      — Мы знаем примерно двадцать человек, — сказал Рон, — но думаем, что всего их больше.
      Гарри продолжал сверлить их взглядом.
      — Ну? — требовательно бросил он, переводя глаза с одного на другого.
      — Э-м-м, — замялся Рон. — Что ну?
      — Вольдеморт, вот что! — яростно закричал Гарри, и Рон с Гермионой вздрогнули. — Что про него известно? Где он? Что делается для того, чтобы его обезвредить?
      — Мы же сказали, нас не пускают на собрания Ордена, — взволнованно заговорила Гермиона. — Поэтому подробности нам неизвестны… но общее представление мы имеем, — спешно добавила она, увидев, какое выражение появилось на лице Гарри.
      — Понимаешь, Фред с Джорджем изобрели подслуши, — пояснил Рон. — На редкость полезная вещь.
      — Подслуши?…
      — Специальные уши для подслушивания. Только пришлось прекратить ими пользоваться — мама узнала. Она впала в настоящее бешенство. Чуть не выкинула всё на помойку, но Фред с Джорджем успели кое-что попрятать. Но ещё до этого мы успели довольно много разведать. Мы знаем, что одни люди из Ордена следят кое за кем из бывших Упивающихся Смертью, ведут на них досье…
      — Другие набирают новых рекрутов, — продолжила Гермиона.
      — А третьи что-то охраняют, — закончил Рон. — Они постоянно говорили про дежурства.
      — Может, не что-то, а меня? — саркастически осведомился Гарри.
      — Действительно, — протянул Рон с видом человека, на которого снизошло откровение.
      Гарри фыркнул. И снова заходил по комнате, глядя куда угодно, только не на Рона с Гермионой.
      — Если вас не пускали на собрания, чем же вы тогда занимались? — осведомился он скандальным тоном. — Вы говорили, что ужасно заняты.
      — Это правда, — заторопилась с ответом Гермиона. — Мы вычищали дом. Он много лет стоял пустой и тут, знаешь, всякое завелось. Мы обработали кухню, почти все спальни и завтра, я думаю, займёмся гостиной… А-А-А-А!
      Раздались два громких хлопка, и посреди комнаты появились близнецы Фред и Джордж, старшие братья Рона. Свинринстель оглушительно застрекотал и пулей ринулся к Хедвиге на шкаф.
      — Перестаньте так делать! — ослабевшим голосом сказала Гермиона близнецам, рыжим, как Рон, но более коренастым и не таким долговязым.
      — Салют, Гарри, — радостно поздоровался Джордж. — А мы-то гадаем, чей это сладкий голосок?
      — Не прячь злость в себе, Гарри, выплесни её наружу, — сказал сияющий Фред. — В радиусе пятидесяти миль отсюда наверняка остались люди, которые тебя ещё не слышали.
      — Вы что, сдали экзамен на аппарирование? — ворчливо поинтересовался Гарри.
      — С отличием, — кивнул Фред, державший в руках странную длинную верёвку телесного цвета.
      — По лестнице вы бы спускались всего на полминуты дольше, — недовольно сказал Рон.
      — Время — галлеоны, маленький братец, — с мудрым видом сообщил Фред. — Гарри, ты глушил нам приём. Это подслуши, — пояснил он в ответ на удивлённо поднятые брови Гарри и потряс верёвкой, медленно выползавшей за дверь. — Мы хотели узнать, о чём они там говорят.
      — Осторожнее, — предупредил Рон, глядя на подслуши, — если мама опять их заметит…
      Дверь приоткрылась, и в проём просунулась длинная рыжая грива.
      — Ой, Гарри, привет! — просияв, поздоровалась Джинни, младшая сестра Рона. — Я так и думала, что это твой голос.
      И, повернувшись к близнецам, добавила:
      — С подслушами ничего не получится. Представляете, она взяла и запечатала дверь кухни непроницаемым заклятием.
      — Ты откуда знаешь? — удивился Фред.
      — А меня Бомс научила, как проверить, — сказала Джинни. — Надо кинуть чем-нибудь в дверь и если оно не долетает, значит, дверь непроницаема. Я бросалась навозными бомбами, а они отлетают в сторону и всё тут. Так что подслуши не смогут пролезть под дверь.
      Фред тяжело вздохнул.
      — Безобразие. А я так хотел узнать, что затевает наш дорогой Злейчик.
      — Злей! — вскричал Гарри. — Он здесь?
      — Угу, — Джордж аккуратно притворил дверь и сел на кровать; Фред и Джинни сели рядом с ним. — С донесением. Сверхсекретным, разумеется.
      — Козёл, — лениво протянул Фред.
      — Он же на нашей стороне, — укорила Гермиона.
      Рон хрюкнул.
      — Это что, мешает ему быть козлом? Как он на нас смотрит, когда бывает здесь!
      — Биллу он тоже не нравится, — объявила Джинни таким тоном, словно бы это решало вопрос.
      Гнев Гарри ещё не отступил окончательно; но жажда узнать наконец что-то вразумительное пересилила желание выяснять отношения. Он сел на кровать против остальных.
      — А что, Билл здесь? — спросил он. — Я думал, он в Египте?
      — Он перевёлся на офисную работу, чтобы жить дома и работать в Ордене, — сказал Фред. — Говорит, что скучает по гробницам, но, — Фред ухмыльнулся, — здесь есть свои преимущества.
      — Какие?
      — Помнишь старушку Флёр? Флёр Делакёр? — спросил Джордж. — Она нашла работу в «Гринготтсе», чтобы усовг'шенствовать свой англи-и-ийский…
      — А Билл даёт ей частные — и частые — уроки, — заржал Фред.
      — Чарли тоже член Ордена, — сообщил Джордж, — но он пока в Румынии. Думбльдору нужно завербовать как можно больше колдунов из-за границы, и Чарли по выходным пытается выйти с ними на контакт.
      — А Перси не может этим заняться? — спросил Гарри. Насколько он знал, третий по старшинству брат Уэсли работал в департаменте международного магического сотрудничества министерства магии.
      При этих его словах все Уэсли и Гермиона обменялись многозначительными мрачными взглядами.
      — Главное, не упоминай о Перси при маме с папой, — стесняясь попросил Рон.
      — Почему?
      — Потому что тогда папа обязательно разобьёт то, что будет у него в руках, а мама начнёт плакать, — объяснил Джордж.
      — Это ужасно, — печально проговорила Джинни.
      — Думаю, про Перси мы можем забыть, — с непривычно злым лицом сказал Джордж.
      — Да что случилось-то? — спросил Гарри.
      — Перси поссорился с папой, — начал рассказывать Фред. — Я никогда не видел, чтобы папа с кем-нибудь так ругался. Это, знаешь, у нас мама любительница покричать…
      — Это случилось сразу после окончания учебного года, — продолжил Рон. — Мы уже собирались ехать в Орден. Перси приехал домой и сообщил, что его повысили…
      — Шутишь? — воскликнул Гарри.
      Он, конечно, знал, что Перси — человек в высшей степени амбициозный, но считал, что на своей первой работе тот проявил себя не самым лучшим образом, обнаружив изрядную непрозорливость. Перси не сумел понять, что действиями его начальника управляет лорд Вольдеморт (правда, в министерстве магии в это не верили — считалось, что мистер Сгорбс просто потерял рассудок).
      — Да, мы тоже удивились, — кивнул Джордж, — ведь у Перси была масса неприятностей из-за Сгорбса, расследование и всё такое прочее. Говорили, что Перси сразу должен был распознать, что у начальника свезло крышу, и доложить в вышестоящие инстанции. Но вы же знаете Перси, Сгорбс оставил его у руля, он и не жаловался.
      — Но как же он получил повышение?
      — Вот и нам было интересно, — сказал Рон, явно очень радовавшийся тому, что Гарри больше не кричит и с ним можно вести нормальную беседу. — Он явился домой чрезвычайно довольный собой — даже больше обычного, если такое можно себе представить — и сказал папе, что ему предложили должность в кабинете самого Фуджа. Должность младшего помощника министра. Для человека, год назад окончившего школу, это суперкарьера. И Перси, видимо, ждал, что папа упадёт в обморок от восторга.
      — Только этого не случилось, — хмуро пробурчал Фред.
      — Почему? — спросил Гарри.
      — Понимаешь, Фудж только и делает, что носится по министерству и следит, чтобы никто не общался с Думбльдором, — ответил Джордж.
      — В министерстве теперь и имени его нельзя произнести, — сказал Фред. — Там считают, что Думбльдор своими рассказами о том, что Сам-Знаешь-Кто вернулся, просто мутит воду.
      — Папа говорит, Фудж ясно дал понять, что те, кто заодно с Думбльдором, могут собирать манатки, — добавил Джордж.
      — И беда в том, что Фудж подозревает папу, он знает, что папа всегда был с Думбльдором в хороших отношениях, и потом, Фудж всегда считал, что папа слегка того, из-за его любви к муглам.
      — Но какое отношение это имеет к Перси? — ничего не понимая, спросил Гарри.
      — Я к этому и веду. Папа думает, что Фудж решил взять Перси к себе в кабинет только для того, чтобы шпионить за нашей семьёй — и, соответственно, за Думбльдором.
      Гарри тихо присвистнул.
      — Да, Перси это должно было понравиться.
      Рон безрадостно рассмеялся.
      — Он чуть с ума не сошёл от счастья. Но он сказал… ну, в общем, он наговорил кучу всего. Что с тех пор, как он пришёл в министерство, ему без конца приходиться страдать из-за плохой репутации папы, что у папы нет честолюбия и поэтому мы всегда были… ну, ты понимаешь… ну, то есть, что у нас было мало денег…
      — Что?! — Гарри не поверил своим ушам. Джинни зашипела, как рассерженная кошка.
      — Да, — подтвердил Рон тихо. — И хуже того. Он сказал, что папа как идиот носится с Думбльдором, а Думбльдор скоро полетит вверх тормашками, и папа полетит вместе с ним, а он — Перси — должен соблюдать лояльность по отношению к министерству. И если мама с папой собираются быть предателями, то он позаботится, чтобы все знали, что он больше не имеет ничего общего со своей семьёй. И в тот же вечер собрал вещи и ушёл. Теперь он живёт здесь, в Лондоне.
      Гарри тихо выругался. Ему никогда особенно не нравился Перси, но он не мог и вообразить, что тот способен наговорить такое мистеру Уэсли.
      — Мама страшно горюет, — без выражения продолжил Рон. — Ну, знаешь… плачет и всё такое. Она ездила в Лондон, хотела с ним объясниться, но Перси хлопнул дверью прямо ей в лицо. Уж не знаю, что он делает, когда встречает в министерстве папу… наверно, не замечает.
      — Но Перси же должен понимать, что Вольдеморт и правда вернулся, — медленно проговорил Гарри. — Он ведь не дурак и не думает, что родители будут всем рисковать просто так, без доказательств.
      — Да, кстати, в разговоре упоминалось и твоё имя, — Рон украдкой посмотрел на Гарри. — Перси сказал, что никаких доказательств, кроме твоего слова, нет и что… ну, я не знаю… в общем, что ему этого недостаточно.
      — Перси ведь верит «Прорицательской газете», — ядовито заметила Гермиона. Все закивали.
      — О чём это вы? — спросил Гарри, обводя глазами всех по очереди. Они ответили беспокойными взглядами.
      — Ты что… не получал «Прорицательскую»? — заволновалась Гермиона.
      — Почему, получал, — сказал Гарри.
      — А ты её… э-э… внимательно читал? — ещё тревожнее спросила Гермиона.
      — Ну, не от корки до корки, — уклончиво ответил Гарри. — Ведь если бы они сообщили о Вольдеморте, это было бы на первой странице, правда?
      При звуке страшного имени все вздрогнули. Гермиона торопливо продолжила:
      — Понимаешь, чтобы это понять, надо именно что читать от корки до корки, но твоё имя… м-м… упоминалось раза два в неделю, не меньше.
      — Но я не видел…
      — Нет, конечно, если ты читал только первую страницу, — Гермиона покачала головой. — Я говорю не про большие статьи. Понимаешь, они просто вставляли твоё имя там и сям, как какую-то расхожую шутку.
      — Что ты этим хочешь?…
      — Хочу сказать, что всё это довольно противно, — подчёркнуто спокойно произнесла Гермиона. — Как бы в продолжение статей Риты.
      — Но она же больше не пишет?
      — Нет, нет, она держит своё обещание… не то чтобы у неё был выбор, — удовлетворённо улыбнулась Гермиона. — Но она, так сказать, заложила фундамент того, что сейчас творится.
      — А конкретнее? — нетерпеливо спросил Гарри.
      — Помнишь, как она писала, что ты без конца падаешь в обморок из-за болей в шраме и всё в таком роде?
      — Разумеется, — ответил Гарри, который едва ли мог скоро забыть мерзкие пасквили Риты Вритер.
      — Понимаешь, они теперь пишут про тебя так, как будто ты сумасшедший, который считает себя трагическим героем и постоянно пытается привлечь к себе побольше внимания, — сказала Гермиона очень быстро, словно могла таким образом сделать свои слова менее неприятными для Гарри. — Они постоянно вставляют в текст разные ядовитые замечания по твоему поводу. Если появляется какая-то безумная история, они пишут: «сказочка, достойная Гарри Поттера», а если с кем-то что-то случается, то пишут: «будем надеяться, у него не останется шрама, а то не успеем оглянуться, как будем вынуждены его боготворить»….
      — Мне не нужно, чтобы меня боготворили… — вскипел Гарри.
      — Я знаю, — испуганно перебила Гермиона. — Я знаю, Гарри. Я просто пытаюсь дать тебе представление о том, что они делают. Их цель — чтобы тебе никто не верил. За этим — голову даю на отсечение — стоит Фудж. Министерство хочет, чтобы обыкновенные люди считали тебя глупым, смешным мальчиком, который специально рассказывает таинственные истории, потому что ему нравится быть знаменитым и он хочет оставаться в центре внимания…
      — Я не хотел… я не просил… Вольдеморта убивать моих родителей! — заикаясь от гнева, выкрикнул Гарри. — Я стал известен из-за того, что он убил мою семью, но не смог убить меня! Кому нужна такая известность? Им не приходило в голову, что я бы с большим удовольствием…
      — Гарри, мы это знаем, — серьёзно сказала Джинни.
      — И, разумеется, в газете не было ни слова о нападении дементоров, — продолжила Гермиона. — Им велели об этом молчать. А ведь это могла бы быть сенсация, подумай, вышедшие из-под контроля дементоры! Они даже не сообщили, что ты нарушил Международный Статут Секретности. Мы были уверены, что уж этого-то они не упустят, это очень вписывалось в образ на всё готового позёра. Мы думаем, сейчас они выжидают время. Вот когда тебя исключат, история сразу выйдет наружу — то есть, разумеется, я хочу сказать, если тебя исключат, — торопливо добавила она. — А это просто невозможно, если они хоть как-то соблюдают свои же собственные законы. У них против тебя ничего нет.
      Вот опять они вернулись к слушанию, а Гарри не хотел о нём вспоминать. Он задумался, как бы переменить тему, но был избавлен от необходимости что-то изобретать, потому что в это время на лестнице послышались шаги. Кто-то поднимался наверх.
      — Ой-ёй.
      Фред с силой дёрнул к себе подслуши. Раздался громкий хлопок, и они с Джорджем испарились. Пару секунд спустя на пороге появилась миссис Уэсли.
      — Собрание закончилось, пойдёмте ужинать. Гарри, все просто сгорают от желания тебя увидеть. Кстати, кто это набросал перед кухней навозных бомб?
      — Косолапсус, — не краснея, соврала Джинни. — Он так любит с ними играть.
      — А, — сказала миссис Уэсли, — я подумала, может, Шкверчок, он всё время что-то чудит. Так. Не забудьте, что в холле нельзя громко разговаривать. Джинни, какие у тебя грязные руки! Что ты только с ними делала? Будь добра, вымой их перед ужином как следует.
      Джинни, незаметно для миссис Уэсли, скорчила рожицу и, следом за матерью, вышла из комнаты. Гарри остался наедине с Роном и Гермионой. Оба глядели на него с опаской, точно опасаясь, что теперь, когда все ушли, он опять раскричится. При виде их испуганных лиц Гарри стало немного стыдно.
      — Слушайте… — пробормотал он, но Рон затряс головой, а Гермиона тихо сказала: — Мы знали, что ты будешь сердиться, Гарри, и мы на тебя не обижаемся, но только ты должен понять, что мы пытались переубедить Думбльдора…
      — Да, я понял, — коротко ответил Гарри.
      Он стал лихорадочно искать тему, которая не затрагивала бы директора их школы, потому что при одной мысли о нём душа Гарри начинала гореть от злости.
      — Кто такой Шкверчок? — спросил он.
      — Здешний домовый эльф, — ответил Рон. — Придурок. Никогда такого не встречал.
      Гермиона нахмурилась.
      — Никакой он не придурок, Рон.
      — А кто же он, если цель всей его жизни — чтобы ему, так же, как его мамаше, отрезали голову и прилепили её на тарелку над лестницей? — раздражённо бросил Рон. — Это что, нормально?
      — Ну… Да, он немного странный, но он в этом не виноват.
      Рон, повернувшись к Гарри, выкатил глаза:
      — Так. ПУКНИ. Давно не слышали.
      — Сам ты ПУКНИ! — взвилась Гермиона. — Сколько говорить: П. У. К. Н. И.! Против угнетения колдовских народов-изгоев! Девиз фронта освобождения домовых эльфов! И потом не только я, Думбльдор тоже говорит, что мы должны быть терпеливы со Шкверчком.
      — Да, да, — без интереса согласился Рон. — Пошли, я умираю от голода.
      Он первым вышел за дверь, но, раньше, чем они начали спускаться…
      — Замри! — выдохнул Рон, выбрасывая руку в сторону, чтобы задержать Гарри и Гермиону. — Они ещё в холле, давайте послушаем.
      Все трое осторожно перегнулись через перила. В тёмном холле толпилось множество колдунов и ведьм, среди которых был и весь авангард. Все возбуждённо о чём-то шептались. В самом центре Гарри заметил чёрную голову с сальными волосами и выступающим вперёд носом. Это был самый нелюбимый его учитель, профессор Злей. Гарри сильнее перегнулся через перила. Ему было очень интересно, чем занимается Злей в Ордене Феникса…
      И тут, прямо перед носом у Гарри, вниз поползла телесного цвета верёвка. Подняв глаза, он увидел на площадке верхнего этажа близнецов, осторожно спускающих подслуши к тесной толпе колдунов. К сожалению, через секунду толпа двинулась к выходу и скрылась из виду.
      — Блин, — донёсся до Гарри шёпот Фреда, вздёрнувшего подслуши обратно.
      Внизу открылась и закрылась дверь.
      — Злей никогда не остаётся ужинать, — тихо поведал Гарри Рон. — И слава богу. Пошли.
      — Гарри, не забудь, что в холле нужно приглушать голос, — шёпотом напомнила Гермиона.
      Они прошли мимо голов домовых эльфов и увидели у входной двери Люпина, миссис Уэсли и Бомс, волшебными палочками запиравших многочисленные замки и засовы.
      — Мы ужинаем на кухне, — прошептала миссис Уэсли, встречая ребят у подножья лестницы. — Гарри, детка, пройди, пожалуйста, на цыпочках, вон к той двери…
      БУМ-М!
      — Бомс! — в отчаянии всплеснула руками миссис Уэсли, оборачиваясь назад.
      — Простите! — застонала Бомс, лежавшая на полу. — Дурацкая подставка! Второй раз об неё спотыкаюсь…
      Но всё прочее, что она собиралась сказать, потонуло в невероятном, леденящем кровь, ужасающем вое.
      Проеденные молью портьеры, мимо которых Гарри проходил раньше, распахнулись, но за ними оказалась не дверь. В первую секунду Гарри подумал, что за ними окно — окно, из которого высовывается старуха в чёрном чепце и орёт, орёт, так, как будто её пытают — но потом он осознал, что это всего-навсего портрет в натуральную величину, самый живой и самый неприятный портрет из всех, которые он когда-либо видел.
      Изо рта старухи капала слюна, глаза закатились, желтоватая кожа натянулась от крика, разбудившего все остальные портреты в холле. Проснувшись, они принялись орать так, что Гарри пришлось зажмуриться и зажать уши руками.
      Люпин с миссис Уэсли кинулись и попытались задёрнуть портьеры, но те не хотели закрываться, и старуха вопила всё громче. Она потрясала руками и царапала острыми когтями воздух, словно желая выцарапать глаза всем вокруг.
      — Грязь! Гнусность! Порождение мерзости и скверны! Прочь, полукровки, мутанты, полоумные! Как вы осмелились осквернить порог дома моих отцов…
      Бомс, тащившая на место тяжеленную троллиную ногу, бесконечно извинялась; миссис Уэсли оставила попытки задёрнуть портьеры и бегала по холлу, утихомиривая волшебной палочкой другие портреты; а в конце холла вдруг распахнулась дверь и из неё стремительным шагом вышел мужчина с длинными чёрными волосами.
      — Тихо, старая ведьма, тихо! — проревел он, хватаясь за портьеры, с которыми не справилась миссис Уэсли.
      Лицо старухи побелело.
      — Ты-ы-ы-ы! — взвыла она, и её глаза выкатились из орбит. — Осквернитель семейных традиций, позор нашего рода!
      — Я — сказал — тихо! — грозно зарычал мужчина и, с помощью Люпина, невероятным усилием сумел задвинуть портьеры.
      Вопли прекратились, и в холле воцарилась звенящая тишина.
      Откинув со лба длинные чёрные пряди и немного задыхаясь, Сириус повернулся к Гарри, чтобы поздороваться с крестником.
      — Привет, Гарри, — мрачно проговорил он. — Вижу, ты уже познакомился с моей мамочкой.

Глава 5
ОРДЕН ФЕНИКСА

      — Твоей?…
      — Да-да, моей милой доброй мамочкой, — кивнул Сириус. — Вот уже месяц пытаемся её снять, но, кажется, она наложила на задник холста неотлипное заклятие… Пойдём скорей вниз, пока они все снова не проснулись.
      — Но откуда здесь портрет твоей мамы? — спросил ничего не понимающий Гарри, когда они вышли из холла и стали спускаться по узкой каменной лестнице. Остальные шли сзади.
      — Разве тебе никто не сказал? Это дом моих родителей, — ответил Сириус. — А поскольку из Блэков остался я один, дом теперь мой. Я предложил Думбльдору устроить здесь штаб-квартиру — единственно полезное, что я мог сделать.
      Гарри, ожидавший более тёплого приёма, обратил внимание на горечь, прозвучавшую в словах Сириуса. Следуя за крёстным, он спустился в подвальный этаж, прошёл в дверь и оказался на кухне.
      По мрачности это помещение — почти пещера с грубыми каменными стенами — мало отличалось от находившегося прямо над ним холла. Свет исходил главным образом от большого очага в дальнем конце зала. В воздухе висели клубы табачного дыма, отчего кухня напоминала поле брани, а сквозь дымную пелену проглядывали грозные силуэты свисавших с потолка громадных чугунных котлов и сковород. Для собрания сюда принесли множество стульев; они в беспорядке теснились вокруг длинного деревянного стола, заставленного кубками вперемешку с пустыми винными бутылями и заваленного пергаментными свитками. Посреди стола лежала гора каких-то тряпок. В торце сидели мистер Уэсли и его старший сын Билл. Склонив друг к другу головы, они о чём-то тихо разговаривали.
      Миссис Уэсли негромко кашлянула. Её муж, худой, лысеющий, рыжеволосый человек в роговых очках, обернулся и тут же вскочил.
      — Гарри! — воскликнул он, заторопившись навстречу. Он энергично пожал Гарри руку. — Рад тебя видеть!
      За его спиной было видно, как Билл, по-прежнему носивший собранные в хвост длинные волосы, спешно сворачивает оставленные после собрания свитки.
      — Гарри, как добрались, нормально? — крикнул Билл, пытаясь ухватить дюжину свитков разом. — Шизоглаз, надеюсь, не заставил вас лететь через Гренландию?
      — Хотел, да не вышло, — сказала Бомс, подходя к Биллу с намерением помочь и первым делом опрокидывая свечку на последний лист пергамента. — Ой, только не это!… Простите…
      — Ничего, милая, — безнадёжно вздохнула миссис Уэсли и поправила всё одним взмахом палочки. От её заклятия над пергаментом на мгновение вспыхнул яркий свет, и перед глазами Гарри мелькнул рисунок, очень похожий на план здания.
      Миссис Уэсли заметила его взгляд. Она схватила план со стола и пихнула его Биллу в и так переполненные руки.
      — Такие вещи следует убирать сразу после собрания, — сурово сказала она, после чего направилась к антикварному посудному шкафу доставать тарелки.
      Билл вынул волшебную палочку, пробормотал: «Эванеско!», и свитки исчезли.
      — Садись, Гарри, — сказал Сириус. — Ты уже знаком с Мундугнусом?
      То, что Гарри вначале принял за гору тряпок, со вкусом всхрапнуло, вздрогнуло и проснулось.
      — Га? Хто'мня зовёт? — невнятно пробурчал Мундугнус. — П'солютно согласен с Сириусом… — Он, словно голосуя, вытянул вверх ужасно грязную руку. Его красные глаза скорбно смотрели в разные стороны.
      Джинни захихикала.
      — Собрание давно закончилось, Гнус, — сообщил Сириус. Остальные в это время рассаживались за столом. — Смотри, Гарри приехал.
      — Га? — печальные глаза уставились на Гарри сквозь нечёсаные рыжие пряди. — Мать честная, и правда! М-да… Ты как, Гарри? Нормалёк?
      — Да, — кивнул Гарри.
      Мундугнус, не сводя глаз с Гарри, лихорадочно зашарил в карманах, вытащил грязную чёрную трубку, сунул её в рот, прикурил от волшебной палочки, жадно затянулся и в мгновение ока скрылся в клубах зеленоватого дыма. Скоро из вонючего облака глухо послышалось:
      — Ты уж не серчай на меня, старика.
      — Мундугнус, сколько раз говорить, не кури на кухне, особенно перед едой! — закричала миссис Уэсли.
      — Ой! — ойкнул Мундугнус. — Забыл. Прости, Молли.
      Он сунул трубку в карман, и облако исчезло, но запах горелых носков надолго повис в воздухе.
      — Если вы хотите сесть ужинать до полуночи, мне нужна помощь, — объявила миссис Уэсли, не обращаясь ни к кому в отдельности. — Нет, Гарри, дорогой, ты с дороги, ты сиди.
      — Что надо делать, Молли? — с охотой откликнулась Бомс, подавшись вперёд.
      — Э-м-м… нет, Бомс, тебе тоже нужно отдохнуть, с тебя на сегодня тоже хватит, — после короткого раздумья опасливо ответила миссис Уэсли.
      — Но я с удовольствием помогу! — Бомс, опрокинув стул, вскочила и бросилась к шкафу, возле которого стояла Джинни и доставала столовые приборы.
      Вскоре набор тяжёлых ножей под надзором мистера Уэсли уже рубил мясо и резал овощи, миссис Уэсли, склонясь над огнём, помешивала что-то в котле, а остальные доставали из шкафа тарелки, кубки, вынимали припасы из кладовой. Гарри остался за столом рядом с Сириусом и Мундугнусом. Тот, часто моргая, по-прежнему взирал на него с похоронным видом.
      — Видел потом нашу старушенцию? — поинтересовался он.
      — Нет, — ответил Гарри. — Никого не видел.
      — П'маешь, я бы не ушёл, — склонившись к Гарри, с мольбой в голосе проговорил Мундугнус, — но такой шанс!… Бизнес, куды денешься…
      Что-то мазнуло Гарри по коленкам и он вздрогнул, но это оказался всего лишь Косолапсус, рыжий кривоногий кот Гермионы. Он обошёл вокруг ног Гарри, мурлыкнул, а затем вспрыгнул на колени к Сириусу и свернулся клубком. Сириус рассеянно почесал кота за ухом и повернулся к Гарри. С его лица не сходило мрачное, угрюмое выражение.
      — Ну как каникулы? Нормально?
      — Наоборот, отвратительно, — сказал Гарри.
      Тут, впервые за всё время, на лице его крёстного мелькнуло что-то похожее на улыбку.
      — Лично я не понимаю, чем ты недоволен.
      — Что? — не поверил своим ушам Гарри.
      — Вот я был бы только рад, если бы на меня напали дементоры. Смертельная борьба за душу хоть как-то нарушает монотонность существования. По-твоему, это тебе было плохо? Да у тебя была возможность выйти на улицу, размять ноги, опять же, подраться… А я вот уже целый месяц сижу под замком!
      — Как это? — наморщил лоб Гарри.
      — А так. Во-первых, я в розыске. Во-вторых, Вольдеморт наверняка теперь знает от Червехвоста, что я анимаг, — значит, от моего маскарада больше никакого проку. Вот и получается, что для Ордена я почти ничего не могу сделать… по мнению Думбльдора, по всяком случае.
      В невыразительном тоне, которым было произнесено имя Думбльдора, прозвучало нечто такое, отчего Гарри стало ясно, что и Сириус не слишком доволен тем, как к нему относится директор «Хогварца».
      — Но зато ты был в курсе дела, — попытался утешить он.
      — О да, — саркастически отозвался Сириус. — Будешь тут в курсе дела, выслушивая рапорты Злея вместе с его бесконечными ядовитыми намёками: он, дескать, рискует своей жизнью, а некоторые в это время прохлаждаются дома… Всё интересуется, как дела с уборкой…
      — Какой уборкой? — удивился Гарри.
      — Мы же пытаемся сделать этот дом пригодным для жизни, — объяснил Сириус, небрежным жестом показывая, в каком ужасном состоянии находится кухня. — Здесь ведь со смерти моей дражайшей матушки, то есть целых десять лет, никто не жил, не считая, конечно, её старого домового эльфа — но и тот съехал с катушек и совершенно перестал убираться.
      — Сириус, друг, — неожиданно вмешался Мундугнус, явно не вникавший в их разговор, но с интересом изучавший пустой кубок, — это чего, чистое серебро?
      — Да, — Сириус с отвращением смерил кубок глазами. — Серебро чистейшей пробы. Пятнадцатый век, гоблинская ковка. Тиснение — родовой герб Блэков.
      — Чего-то оно быстро сходит, это тиснение, — пробормотал Мундугнус, полируя кубок рукавом.
      — Фред! Джордж! НЕТ! НЕСИТЕ РУКАМИ! — раздался вопль миссис Уэсли.
      Гарри, Сириус, Мундугнус обернулись и… в полсекунды оказались под столом. Дело в том, что Фред с Джорджем заколдовали котёл с рагу, железный кувшин усладэля и тяжёлую деревянную хлебную доску вместе с ножом, подняли их в воздух и манили к себе от стола. Котёл приземлился на большой скорости, проехал по всей поверхности, оставив за собой чёрный выжженный след, и замер на самом краю; кувшин, сильно стукнувшись о столешницу, расплескал половину содержимого; хлебный нож соскользнул с доски лезвием вниз, вонзился в то место, где секунду назад находилась правая рука Сириуса и угрожающе завибрировал.
      — РАДИ ВСЕГО СВЯТОГО! — возопила миссис Уэсли. — ЭТО ЕЩЁ ЗАЧЕМ? НЕТ, С МЕНЯ ХВАТИТ!… ЕСЛИ ВАМ РАЗРЕШИЛИ КОЛДОВАТЬ, ЭТО НЕ ЗНАЧИТ, ЧТО НАДО ПО ЛЮБОМУ ПОВОДУ ХВАТАТЬСЯ ЗА ПАЛОЧКИ!
      — Мы хотели сэкономить время! — крикнул Фред, подбегая, чтобы выдернуть нож из стола. — Сириус, дружище… Прости… не хотели…
      Гарри с Сириусом хохотали; Мундугнус, который вместе со стулом повалился на спину, жутко бранясь, поднимался на ноги; жёлтые светящиеся глаза Косолапсуса, с сердитым шипением улетевшего под шкаф, неподвижно глядели из темноты.
      — Мальчики, — сказал мистер Уэсли, с усилием переставляя рагу в центр стола, — мама права. Теперь, когда вы уже взрослые, вы должны проявлять больше ответственности…
      — Ни от кого из ваших братьев не было столько беспокойства! — выкрикнула миссис Уэсли, шлёпая на стол новый кувшин с усладэлем и расплёскивая примерно столько же, сколько расплескали близнецы. — Биллу почему-то не нужно было аппарировать через каждые два шага! Чарли не зачаровывал всё, что попадается под руку! Перси…
      Она запнулась и, оборвав себя на полуслове, испуганно поглядела на мужа, лицо которого внезапно окаменело.
      — Давайте есть, — поспешно предложил Билл.
      — Выглядит изумительно, Молли, — сказал Люпин, ложкой накладывая рагу на тарелку и передавая ей через стол.
      Несколько минут, пока все рассаживались, в кухне стояла тишина, нарушаемая лишь скрипом стульев, звяканьем тарелок и стуком приборов. Затем миссис Уэсли обратилась к Сириусу.
      — Давно хотела тебе сказать, в письменном столе в гостиной что-то заперто, оно грохочет и трясёт ящик. Это почти наверняка вризрак, но, по-моему, прежде чем выпускать, надо бы на всякий случай показать Аластору.
      — Как скажешь, — равнодушно пожал плечами Сириус.
      — И ещё. В занавесках полно мольфеек, — продолжала миссис Уэсли. — Я подумала, может быть, завтра ими и займёмся?
      — Жду не дождусь, — ответил Сириус. Гарри уловил в его тоне сарказм, но не был уверен, что остальные тоже обратили на это внимание.
      Сидевшая напротив него Бомс забавляла Джинни и Гермиону, меняя форму носа после каждой ложки рагу. Всякий раз на её лице появлялось то же напряжённое выражение, какое было тогда, у зеркала в комнате Гарри. Нос то сильно выдвигался вперёд и становился похож на орлиный клюв Злея, то сморщивался до размеров крохотной грибной шляпки, а то вдруг из каждой ноздри вырастала густая щётка волос. Видимо, так они развлекались далеко не в первый раз, потому что скоро Джинни и Гермиона стали просить показать их любимые носы.
      — Бомс, а давай свиной пятачок!
      Бомс послушалась, и Гарри, подняв глаза, увидел перед собой улыбающуюся девичью версию Дудли.
      Мистер Уэсли, Билл и Люпин жарко обсуждали гоблинов.
      — Они пока никак не отреагировали, — говорил Билл. — Я не могу понять, верят они, что он вернулся или нет. Конечно, они вообще могут предпочесть остаться в стороне.
      — Но к Сами-Знаете-Кому они не перейдут, я уверен, — покачал головой мистер Уэсли. — Они ведь тоже понесли потери. Помните, он убил целую семью гоблинов, ещё тогда? Где-то возле Ноттингема?
      — Думаю, всё будет зависеть от того, что он им предложит, — сказал Люпин. — Я не о деньгах. Но если он предложит им те свободы, в которых мы им отказываем вот уже много веков, они могут на это купиться. Кстати, Билл, как твои переговоры с Рагноком? Есть хоть какой-то успех?
      — В данный момент у него настоящая колдофобия, — ответил Билл, — никак не может успокоиться после того дела с Шульманом. Говорит, всё подстроено министерством, потому что те гоблины так и не получили от него своего золота….
      Конец фразы Билла потонул в громком хохоте. Близнецы, Рон и Мундугнус, сидевшие в середине стола, пополам сгибались от смеха.
      — …и тут, — давясь и обливаясь слезами, говорил Мундугнус, — тут, хошь верьте, хошь нет, он ко мне подваливает и говорит: «Слыш, Гнус, у тебя откуда эти жабы? А то тут один нападалий сын взял всех моих да и попятил!» А я ему: «Всех?! Да ты чё, Уилл?! Что ж теперь делать-то? Новых покупать?» И верите ли, парни, эта тупая горгулья скупила у меня своих же жаб, да ещё за огромные деньги!…
      — Довольно, Мундугнус, мы достаточно наслышаны о твоих деловых способностях, — оборвала миссис Уэсли. В её голосе слышался металл. Рон без сил повалился на стол, завывая от хохота.
      — Миль пардон, Молли, — тут же сказал Мундугнус, утирая слёзы и подмигивая Гарри. — Только, знаешь, Уилл их и сам спёр у Прыща Харриса, так что вообще-то я ничего плохого не сделал.
      — Не знаю, Мундугнус, где тебя учили тому, что хорошо, а что плохо, но ты явно пропустил пару самых важных уроков, — холодно процедила миссис Уэсли.
      Фред с Джорджем уткнулись в кубки с усладэлем. Джордж икал. Миссис Уэсли по каким-то ей одной известным причинам недобро посмотрела на Сириуса, а потом встала из-за стола и принялась натирать ревень для пудинга. Гарри повернулся к крёстному.
      — Молли не любит Мундугнуса, — тихонько объяснил ему Сириус.
      — Как он вообще оказался в Ордене? — тоже очень тихо спросил Гарри.
      — От него довольно много пользы, — пробормотал Сириус. — Он знаком с преступным элементом… впрочем, как может быть иначе, если он и сам… Потом, он чрезвычайно предан Думбльдору, тот его когда-то вытащил из очень крупной передряги. Такого человека всегда полезно иметь под рукой — он знает всякие вещи, которые нам узнать неоткуда. Но Молли считает, что оставлять его ужинать — это слишком. Так и не простила его за то, что он удрал с дежурства и бросил тебя без присмотра.
      После трёх порций ревенёвого пудинга с заварным кремом пояс джинсов стал врезаться Гарри в живот (что говорило само за себя — джинсы раньше принадлежали Дудли). Гарри отложил ложку. В застольной беседе наступило затишье: сытый и довольный мистер Уэсли откинулся на спинку кресла, Бомс, уже с нормальным носом, отчаянно зевала, а Джинни, сумевшая выманить Косолапсуса из-под шкафа, сидела на полу скрестив ноги и играла с котом пробками от усладэля — тому нравилось за ними гоняться.
      — Кажется, пора спать, — зевнув, сказала миссис Уэсли.
      — Ещё нет, Молли, — отозвался Сириус, отодвигая пустую тарелку и поворачиваясь к Гарри. — Знаешь, я на тебя удивляюсь. Почему ты ничего не спрашиваешь о Вольдеморте?
      В мгновение ока атмосфера в кухне коренным образом изменилась. У Гарри в голове сразу возникла ассоциация с внезапным появлением дементоров: там, где ещё секунду назад царила сонная безмятежность, повисло тревожное, испуганное напряжение. При упоминании Вольдеморта по столу пробежал ропот. Люпин, собиравшийся отхлебнуть вина, замер и медленно, с настороженным видом, отпустил кубок.
      — Я спрашивал! — возмутился Гарри. — Спрашивал Рона и Гермиону. Но они сказали, что нам пока нельзя принимать участие в работе Ордена, и…
      — И они были совершенно правы, — перебила миссис Уэсли. — Вы ещё слишком малы.
      Она сидела, выпрямив спину, впиваясь пальцами в подлокотники. На её лице не осталось и следа дремоты.
      — С каких это пор для того, чтобы задавать вопросы, необходимо быть членом Ордена? — осведомился Сириус. — Гарри целый месяц, буквально как в тюрьме, сидел у муглов. Казалось бы, он имеет право знать, что произошло за это время…
      — Минуточку! — завопил Джордж.
      — Почему на его вопросы можно отвечать, а на наши нет? — сердито выкрикнул Фред.
      — Мы весь месяц пытались из вас хоть что-нибудь выудить! А вы не ответили ни на один даже самый паршивенький вопросик! — крикнул Джордж.
      — Вы слишком юны, вы не входите в состав Ордена, — запричитал Фред противным высоким голосом, как это ни ужасно, до боли похожим на голос матери. — Гарри вообще несовершеннолетний!
      — Я не виноват, что вас не посвящали в дела Ордена, — спокойно сказал Сириус, — так решили ваши родители. А Гарри, если уж на то пошло…
      — Не тебе решать, что хорошо для Гарри, а что плохо! — воскликнула миссис Уэсли, и на её обычно добром лице появилось весьма опасное выражение. — Забыл, что сказал Думбльдор?
      — Что конкретно? — вежливо, но с интонацией человека, готового к сражению, поинтересовался Сириус.
      — То, что Гарри не нужно рассказывать больше, чем ему следует знать, — миссис Уэсли особенно подчеркнула два последних слова.
      Головы Рона, Гермионы, Фреда и Джорджа поворачивались от Сириуса к миссис Уэсли и обратно, как на теннисном матче. Джинни стояла на коленях среди забытых пробок и с открытым ртом следила за разговором. Люпин не сводил глаз с Сириуса.
      — Я вовсе не собираюсь рассказывать больше, чем ему следует знать, Молли, — отчеканил Сириус. — Однако, поскольку именно Гарри был свидетелем возвращения Вольдеморта (все сидящие за столом снова содрогнулись), он больше, чем другие члены Ордена, имеет право…
      — Гарри не является членом Ордена Феникса! — возразила миссис Уэсли. — Ему всего пятнадцать, и он…
      — …и он видел не меньше, чем другие члены Ордена! — вскричал Сириус. — А то и побольше.
      — С этим никто не спорит! — миссис Уэсли повысила голос. Её пальцы, по-прежнему впивавшиеся в подлокотники кресла, сильно дрожали. — Но он, тем не менее, ещё…
      — Он не ребёнок! — раздражённо оборвал её Сириус.
      — Но и не взрослый! — миссис Уэсли раскраснелась от гнева. — Пойми, Сириус, он — не Джеймс!
      — Спасибо, Молли, я прекрасно знаю, кто он, — ледяным тоном ответил Сириус.
      — Я в этом не уверена! — воскликнула миссис Уэсли. — Иногда, когда ты с ним говоришь, создаётся впечатление, будто ты думаешь, что получил назад своего лучшего друга!
      — А что в этом такого? — вмешался в разговор Гарри.
      — Только то, Гарри, что, как бы сильно ты ни походил на своего отца, ты — не он, — не отрывая взгляда от Сириуса, сказала миссис Уэсли. — Ты ещё школьник, и те, кто за тебя отвечает, не должны забывать об этом!
      — Ты хочешь сказать, что я безответственный крёстный? — вскинулся Сириус.
      — Я хочу сказать, Сириус, что ты склонен к необдуманным поступкам. Потому, собственно, Думбльдор и велел тебе сидеть дома и…
      — С твоего позволения, мы сейчас не будем обсуждать то, что мне велел Думбльдор, — процедил Сириус.
      — Артур! — воскликнула миссис Уэсли, порывисто поворачиваясь к мужу. — Что же ты молчишь!
      Мистер Уэсли ответил не сразу. Он медленно снял очки и, не глядя на жену, тщательно протёр их полой робы. И лишь вернув очки на нос, заговорил:
      — Молли, Думбльдор знает, что ситуация изменилась. Он сам признал, что теперь, когда Гарри будет жить при штабе, ему необходимо будет что-то рассказать. До известного предела, разумеется.
      — Да, но… это — одно дело, а разрешить задавать любые вопросы — совсем другое!
      — Лично я, — начал Люпин, отводя, наконец, взгляд от Сириуса. Миссис Уэсли с надеждой повернулась к нему, полагая, что нашла союзника, — думаю так. Пусть лучше Гарри узнает всё — не совсем всё, конечно, но общее положение дел — от нас, чем в искажённом виде от… других.
      Он сказал это как всегда мягко, но у Гарри не осталось сомнений: кто-кто, а Люпин точно знает, что некоторое количество подслушей избежало уничтожения.
      — М-да, — покачала головой миссис Уэсли, оглядывая всех присутствующих в расчёте на поддержку, коей не последовало, — м-да… всё ясно. Мне вас не переспорить. Я только одно скажу: раз Думбльдор считает нужным скрывать что-то от Гарри, значит, у него есть на это веские основания, а я, как человек, соблюдающий интересы Гарри…
      — Он не твой сын, — тихо сказал Сириус.
      — Он мне как сын, — рыкнула миссис Уэсли. — Кто у него есть, кроме меня?
      — Я!
      — О да, — губы миссис Уэсли изогнулись в усмешке. — Одна беда — тебе было несколько сложно заниматься его воспитанием, пока ты сидел в Азкабане, не так ли?
      Сириус начал вставать из-за стола.
      — Молли, ты не единственная, кто беспокоится о Гарри, — довольно резко сказал Люпин. — Сириус, сядь.
      У миссис Уэсли задрожала нижняя губа. Сириус, с побелевшим лицом, медленно опустился в кресло.
      — Думаю, нам следует выслушать самого Гарри, — продолжил Люпин, — он уже достаточно взрослый, чтобы решать сам за себя.
      — Я хочу знать всё, — тут же ответил Гарри.
      Он не смотрел на миссис Уэсли. Его, конечно, очень тронули её слова, что он ей как сын, но, с другой стороны, его раздражало, что она трясётся над ним, как над младенцем.
      — Очень хорошо, — надтреснуто произнесла миссис Уэсли. — Джинни — Рон — Гермиона — Фред — Джордж! Выйдите за дверь.
      Это вызвало бурю возмущения.
      — Мы совершеннолетние! — хором завопили близнецы.
      — Если Гарри можно, почему мне нельзя? — заорал Рон.
      — Мам, я тоже хочу! — заныла Джинни.
      — НЕЛЬЗЯ! — закричала миссис Уэсли, вставая. Её глаза очень ярко сверкали. — Я категорически запрещаю…
      — Молли, ты не можешь ничего запрещать Фреду с Джорджем, — устало проговорил мистер Уэсли. — Они совершеннолетние.
      — Но они ещё даже школу не закончили!…
      — В то же время официально они взрослые, — повторил мистер Уэсли всё тем же усталым тоном.
      Миссис Уэсли побагровела.
      — Я… мне… хорошо, пусть Фред с Джорджем остаются, но Рон…
      — Гарри всё расскажет и мне и Гермионе! — пылко воскликнул Рон. — Да, Гарри? Да? — чуть неуверенно добавил он, заглядывая Гарри в глаза.
      Какую-то долю секунды Гарри хотелось ответить, что он не скажет им ни единого слова — пусть узнают, каково это, жить в полном неведении. Но, пока они смотрели друг на друга, подлое желание испарилось.
      — Конечно, расскажу, — кивнул Гарри.
      Рон с Гермионой просияли.
      — Очень хорошо! — выкрикнула миссис Уэсли. — Очень хорошо! Джинни! Спать!
      Джинни удалилась отнюдь не безропотно, и всё то время, пока они с матерью поднимались по лестнице, до кухни доносились её возмущенные вопли; когда же они дошли до холла, к крикам Джинни прибавились завывания миссис Блэк. Люпин побежал наверх восстанавливать спокойствие, и только после того, как он вернулся, затворил за собой дверь и занял своё место за столом, Сириус заговорил.
      — Итак, Гарри… Что ты хочешь знать?
      Гарри сделал глубокий вдох и задал вопрос, мучивший его весь последний месяц.
      — Где Вольдеморт? — спросил он, не обращая внимания на ужас остальных. — Чем он занят? Я смотрел мугловые новости и ни разу не видел ничего такого, никаких необъяснимых смертей, ничего.
      — А ничего пока и не было, — сказал Сириус, — по крайней мере, насколько мы знаем… а знаем мы немало.
      — Во всяком случае, больше, чем он думает, — добавил Люпин.
      — А почему он перестал убивать? — спросил Гарри. Он знал, что за один только прошлый год Вольдеморт успел убить нескольких человек.
      — Не хочет привлекать к себе внимание, — объяснил Сириус. — Для него это было бы опасно. Понимаешь, его возвращение прошло не так, как он рассчитывал. Не так гладко.
      — И всё благодаря тебе, — вставил Люпин с довольной улыбкой.
      — Как это? — недоумевая, спросил Гарри.
      — Он не думал, что ты останешься жив! — воскликнул Сириус. — Имелось в виду, что о его возвращении будут знать только Упивающиеся Смертью. А вышло так, что ты тоже стал свидетелем.
      — А уж меньше всего ему хотелось, чтобы о его возвращении сразу узнал Думбльдор, — сказал Люпин. — А ты первым делом известил именно его.
      — Ну и что? Толку-то что? — продолжал недоумевать Гарри.
      — Шутишь? — вытаращил глаза Билл. — Думбльдор — единственный, кого боится Сам-Знаешь-Кто.
      — Благодаря тебе Думбльдор созвал Орден Феникса буквально через час после возвращения Вольдеморта, — сказал Сириус.
      — А чем этот Орден занимается? — Гарри обвёл взглядом присутствующих.
      — Делает всё возможное, чтобы помешать Вольдеморту осуществить свои планы, — ответил Сириус.
      — А откуда вы знаете, какие у него планы? — сразу же спросил Гарри.
      — Думбльдор о них догадывается, — ответил Люпин, — а догадывается он обычно правильно.
      — И что же, по мнению Думбльдора, собирается делать Вольдеморт?
      — Прежде всего, вновь собрать свою армию, — спокойно заговорил Сириус. — В былые времена она была огромной: во-первых, преданные Упивающиеся Смертью, потом, всяческие чёрные существа, плюс те, кого он околдовал или силой вынудил перейти на свою сторону. Кроме того, как ты сам слышал, он намеревается обратиться к гигантам — и это отнюдь не всё. Он не такой дурак, чтобы пытаться захватить министерство магии силами десятка Упивающихся Смертью.
      — Значит, вы мешаете ему собирать армию?
      — Делаем всё возможное, — сказал Люпин.
      — Сейчас главное — убедить людей, что Сам-Знаешь-Кто и в самом деле вернулся, оповестить об опасности, — добавил Билл. — Как оказалось, это не так-то легко.
      — Почему?
      — Из-за политики министерства, — сказала Бомс. — Ты же сам видел Корнелиуса Фуджа сразу после возвращения Сам-Знаешь-Кого. С тех пор ничего не изменилось. Он отказывается верить в то, что это случилось.
      — Но почему? — воскликнул Гарри. — Откуда такая твердолобость? Раз Думбльдор…
      — Вот именно, — криво усмехнулся мистер Уэсли, — Думбльдор.
      — Понимаешь, Фудж его боится, — печально произнесла Бомс.
      — Боится? — не поверил Гарри.
      — Боится того, что, как ему кажется, он замышляет, — сказал мистер Уэсли. — Фудж уверен, что Думбльдор собирается его свергнуть. Он думает, что Думбльдор хочет сам стать министром магии.
      — Но он ведь не хочет…
      — Разумеется, нет, — подтвердил мистер Уэсли. — Думбльдор никогда не хотел быть министром. Хотя, после того, как Миллисент Багнолд ушёл на пенсию, многие мечтали видеть на этом посту именно Думбльдора. Министром стал Фудж, но он, видимо, не в силах забыть, какой поддержкой избирателей пользовался Думбльдор несмотря на то, что даже не выдвигал свою кандидатуру.
      — В глубине души Фудж знает, что Думбльдор намного умнее его и сильнее как колдун. В первые годы своей карьеры он то и дело просил у Думбльдора совета и даже помощи, — продолжил Люпин. — Но теперь, похоже, власть ударила ему в голову, а кроме того, он стал гораздо увереннее. Ему безумно нравится быть министром магии и, кажется, удалось убедить себя в том, что он во всём прав, а Думбльдор просто мутит воду, чтобы создать ему неприятности.
      — Как же он может так думать? — рассердился Гарри. — Как же он может думать, что Думбльдор всё выдумал — что я всё выдумал?
      — А так. Если министерство признает, что Вольдеморт вернулся, то их ждут такие трудности, каких они не видели вот уже четырнадцать лет, — горько сказал Сириус. — Фудж не в состоянии посмотреть правде в глаза. Ему проще думать, что Думбльдор сочиняет страшные сказки из желания подорвать его репутацию.
      — Видишь ли, в чём загвоздка, — проговорил Люпин. — Пока министерство будет утверждать, что никакого Вольдеморта нет, нам будет крайне трудно убедить людей в том, что он вернулся, они ведь и сами не хотят в это верить. Более того, министерство очень рассчитывает на «Прорицательскую газету», на то, что редакция не станет публиковать, как выражается министерство, грязных слухов, раздуваемых Думбльдором. В результате простые колдуны до сих пор ничего не знают о случившемся, и от этого становятся лёгкой мишенью для проклятия подвластия, если Упивающиеся Смертью захотят его применить.
      — Но вы-то рассказываете о том, что он вернулся? — Гарри обвёл взглядом мистера Уэсли, Сириуса, Билла, Мундугнуса, Люпина и Бомс. — Оповещаете людей?
      В ответ все грустно улыбнулись.
      — Что касается меня, то я известен широкой публике, как маньяк-убийца, виновный в массовой резне, и за мою голову назначено вознаграждение в десять тысяч галлеонов, так что я вряд ли могу расхаживать по улицам с листовками, — нервно проговорил Сириус.
      — Меня тоже не очень-то любят звать на ужин в приличные дома, — сказал Люпин. — У нас, у оборотней, это называется «трудности профессии».
      — А Бомс и Артур, если начнут болтать, быстренько вылетят из министерства, — продолжил Сириус, — а нам очень важно иметь там своих людей — ведь у Вольдеморта они наверняка есть.
      — Ну, пару человек нам всё-таки удалось убедить, — сказал мистер Уэсли. — Вот, например, Бомс — она так молода, что в прошлый раз ещё не могла быть в Ордене — но она аврор, а для нас это, сам понимаешь, незаменимо. Кинсли Кандальер тоже очень ценное приобретение. Он отвечает за поимку Сириуса и сейчас распространяет в министерстве слухи, что Сириуса видели на Тибете.
      — Но если никто не говорит в открытую, что Вольдеморт вернулся… — начал Гарри.
      — А кто сказал, что никто не говорит в открытую? — перебил Сириус. — Почему же, ты думаешь, у Думбльдора такие неприятности?
      — Какие неприятности? — спросил Гарри.
      — Его всячески пытаются дискредитировать, — начал объяснять Люпин. — Не читал «Прорицательскую» на прошлой неделе? Там было сказано, что Думбльдор лишился кресла председателя Международной Конфедерации Чародеев из-за того, что постарел и потерял хватку. Но это неправда, это произошло потому, что после его речи, в которой он объявил о возвращении Вольдеморта, многие министерские колдуны проголосовали против него. Ещё, Думбльдора сняли с поста Верховного Ведуна Мудрейха — это высший колдовской трибунал — и поговаривают, что его хотят лишить ордена Мерлина первой степени.
      — Правда, сам он заявляет, что ему главное остаться на карточках в шоколадушках, остальное неважно, — улыбнулся Билл.
      — Ничего смешного, — оборвал мистер Уэсли. — Если Думбльдор будет продолжать дразнить министерство, то окажется в Азкабане! А уж этого нам совсем не нужно. Пока Тот-Кто-Не-Должен-Быть-Помянут знает, что Думбльдор в курсе его планов и свободен в своих поступках, он будет соблюдать осторожность. Уберите Думбльдора — и вы дадите Сами-Знаете-Кому зелёную улицу.
      — Но ведь если Вольдеморт будет пытаться вербовать новых сторонников, то рано или поздно все узнают, что он вернулся? Да? — в отчаянии спросил Гарри.
      — Гарри, Вольдеморт не ходит по домам с подписными листами, — ответил Сириус. — Он действует хитростью, шантажом, колдовством. Он очень хорошо умеет работать незаметно. В любом случае, вербовка сторонников — лишь часть его плана. У него есть и другие цели, и их он может достичь без всякого шума, чем он, собственно, сейчас и занят.
      — А что ему ещё нужно? — мгновенно заинтересовался Гарри. Ему показалось, что Сириус, перед тем как ответить, быстро обменялся с Люпином еле заметным взглядом.
      — Кое-что, что можно только украсть.
      И, поскольку на лице у Гарри сохранилось недоумённое выражение, Сириус добавил:
      — Это, скажем так, оружие. Нечто, чего у него не было в прошлый раз.
      — Когда он был у власти?
      — Да.
      — А что это за оружие? — спросил Гарри. — Сильнее Авада Кедавра?…
      — Ну всё, хватит!
      Миссис Уэсли сказала это из темноты, от двери. Гарри не заметил, как она вернулась. Она стояла с гневным видом, скрестив руки на груди.
      — Вы немедленно отправляетесь в постель! Все без исключения, — добавила она, поглядев на близнецов, Рона и Гермиону.
      — Ты не можешь нами командовать…. — начал Фред.
      — Это тебе так кажется, — рявкнула миссис Уэсли. Она, чуть дрожа, посмотрела на Сириуса. — Ты рассказал Гарри достаточно. Ещё одно слово — и можешь записывать его прямиком в Орден.
      — А почему бы и нет? — вскричал Гарри. — Я с удовольствием, я хочу! Я буду бороться!
      — Нельзя.
      Но это сказала не миссис Уэсли, а Люпин.
      — Членами Ордена могут быть только взрослые колдуны, — объяснил он. — Те, кто окончил школу, — добавил он, едва Фред с Джорджем раскрыли рты. — Вы не представляете, насколько это опасно… ни один из вас не представляет… Сириус, мне кажется, Молли права. Нами было сказано больше чем достаточно.
      Сириус дёрнул плечом, но не стал спорить. Миссис Уэсли властно поманила к себе сыновей и Гермиону. Один за другим ребята вышли из-за стола, и Гарри, признав поражение, отправился следом за ними.

Глава 6
ДРЕВНЕЙШИЙ И БЛАГОРОДНЕЙШИЙ ДОМ БЛЭКОВ

      Миссис Уэсли с мрачным видом отвела их наверх.
      — Сразу в постель и никаких разговоров, — приказала она, когда они поднялись на первый этаж. — Завтра трудный день. Думаю, Джинни уже спит, — добавила она, обращаясь к Гермионе, — так что постарайся её не разбудить.
      — Спит, как же, — вполголоса пробурчал Фред, после того, как Гермиона пожелала всем спокойной ночи, а они продолжили взбираться вверх по лестнице. — Если Джинни не ждёт, чтобы Гермиона ей всё рассказала, то я — китайский скучечервь…
      — Рон, Гарри, — сказала миссис Уэсли на следующем этаже, указывая на дверь, — вам сюда.
      — Спокойной ночи, — пожелали Гарри и Рон близнецам.
      — Спите крепко, — подмигнул Фред.
      Миссис Уэсли шумно захлопнула за Гарри дверь. Комната, куда вошли они с Роном, выглядела сейчас ещё более угрюмой и сырой, чем раньше. Пустой холст на стене медленно и глубоко дышал, — судя по всему, его невидимые обитатели мирно спали. Пока Рон швырял на шкаф совячью радость, чтобы угомонить разошедшихся Хедвигу и Свинринстеля, Гарри надел пижаму, снял очки и влез в ледяную постель.
      — Их нельзя часто выпускать на охоту, — объяснил Рон, облачаясь в бордовую пижаму. — Думбльдор не хочет, чтобы над площадью слишком часто появлялись совы, считает, что это будет выглядеть подозрительно. Ах да… совсем забыл.
      Он пошёл к двери и запер её на засов.
      — Это зачем?
      — От Шкверчка, — объяснил Рон, выключая свет. — В первую ночь он забрёл ко мне в три утра. И уж поверь, тебе бы тоже не понравилось проснуться и увидеть, как он здесь шныряет. Итак… — он забрался в постель, устроился под одеялом и повернулся к Гарри; в лунном свете, проникавшем сквозь пыльные окна, был виден его силуэт. — Что ты думаешь?
      Гарри не надо было объяснять, что имеет в виду его друг.
      — В общем-то, они не сказали ничего нового, о чём бы мы и сами не догадывались, правда? — начал он, думая обо всём услышанном за ужином. — Фактически, они сказали только то, что Орден пытается помешать Воль…
      Рон судорожно вобрал в себя воздух.
      — …деморту набирать новых сторонников, — твёрдо договорил Гарри. — Когда ты уже начнёшь называть его по имени? Сириус с Люпином не боятся.
      Рон попросту проигнорировал последнее замечание.
      — Да, ты прав, — сказал он, — всё это мы и так знали — спасибо подслушам. Единственно новенькое…
      Хлоп.
      — ОЙ!
      — Тише, Рон, мама услышит.
      — Вы аппарировали прямо мне на ноги!
      — Что ж ты хочешь, в темноте труднее.
      Гарри увидел размытые силуэты Фреда и Джорджа, вскакивающие с кровати Рона. Сразу же скрипнули пружины, и матрас кровати Гарри просел на несколько дюймов — у него в ногах уселся Джордж.
      — Ну, вы уже дошли до этого? — с горячностью спросил Джордж.
      — До оружия, которое упомянул Сириус? — уточнил Гарри.
      — Скорее, проговорился, — с удовольствием поправил Фред, сев на кровать Рона. — Этого мы через подслуши ни разу не слышали.
      — Как вы думаете, что это? — спросил Гарри.
      — Да всё что угодно, — ответил Фред.
      — Но разве бывает что-нибудь хуже Авада Кедавра? Это же убийственное проклятие, — сказал Рон. — А что может быть хуже смерти?
      — Что-то, что позволяет убивать много людей сразу? — предположил Джордж.
      — Или какой-нибудь особенно болезненный способ убийства? — со страхом добавил Рон.
      — Чтобы причинять боль, у него есть пыточное проклятие, — возразил Гарри, — этого более чем достаточно.
      Воцарилось молчание. Гарри понимал, что все, как и он сам, в ужасе гадают, на что способно таинственное оружие.
      — Как вы думаете, у кого оно сейчас? — спросил Джордж.
      — Надеюсь, у кого-то с нашей стороны, — несколько тревожно отозвался Рон.
      — Если с нашей, то, скорее всего, у Думбльдора, — сказал Фред.
      — Где? — тут же спросил Рон. — В «Хогварце»?
      — Наверняка! — воскликнул Джордж. — Философский камень, во всяком случае, прятали именно там.
      — Но оружие должно быть гораздо больше камня, — сказал Рон.
      — Размер не имеет значения, — возразил Джордж. — Посмотри на Джинни.
      — Что ты имеешь в виду? — не понял Гарри.
      — Сразу видно, что ты ни разу не испытал на себе её пугальных проклятий…
      — Ш-ш-ш! — Фред привстал с кровати. — Слышите?
      Все затихли. Кто-то шёл вверх по лестнице.
      — Мама, — сказал Джордж. Сразу же раздался громкий хлопок, и Гарри почувствовал, как распрямляются пружины матраса. Двумя секундами позже за дверью заскрипели половицы — миссис Уэсли, не скрываясь, проверяла, не разговаривают ли они в постели.
      Хедвига и Свинринстель скорбно заухали. Половицы скрипнули снова, и шаги отправились выше, на тот этаж, где спали Фред с Джорджем.
      — Знаешь, она нам совсем не доверяет, — печально проговорил Рон.
      Гарри был уверен, что ни за что не сумеет заснуть; вечер был полон событий, срочно нуждавшихся в осмыслении, и он думал, что, размышляя обо всём случившемся, много часов проведёт без сна. Ему очень бы хотелось ещё немного поговорить с Роном, но миссис Уэсли как раз спускалась вниз, а когда скрип ступенек под её ногами стих, то стало слышно, что наверх уже поднимаются все остальные… на самом деле, за дверью мягко топотали какие-то многоногие создания, и голос Огрида, преподавателя ухода за магическими существами, говорил: «Красавцы, как есть красавцы, скажи, Гарри? Мы ведь начинаем изучать оружие…»… и тут Гарри увидел, что у многоногих созданий вместо голов пушки, а вместо ног колёса, и что они разворачиваются к нему лицом… он пригнулся…
      В следующее мгновение оказалось, что он лежит, свернувшись клубком под одеялом, а над ним гулко грохочет голос Джорджа:
      — Мама говорит, вставай, завтрак на кухне, скоро ты ей понадобишься в гостиной — там гораздо больше мольфеек, чем она думала, плюс ещё под диваном гнездо дохлых пушишек.
      Через полчаса, быстро одевшись и позавтракав, Гарри и Рон вошли в гостиную на втором этаже — длинную комнату с высоким потолком и оливково-зелёными стенами, на которых висели грязные гобелены. Ковёр на полу, стоило поставить на него ногу, испускал клубы пыли, а в складках длинных, мшисто-зелёных бархатных штор кишело что-то невидимое. Перед шторами, сгрудившись, стояли миссис Уэсли, Гермиона, Джинни, Фред и Джордж. Выглядели они весьма необычно, так как нижнюю часть их лиц закрывали тканевые повязки. Каждый держал в руках большой пульверизатор с чёрной жидкостью.
      — Наденьте повязки и берите пульверизаторы, — едва завидев Гарри и Рона, велела миссис Уэсли. Она показала на тонконогий столик, где стояли бутыли с чёрной жидкостью. — Это антимольфеин. Никогда ещё не встречалась с такой заражённостью — чем только занимался этот домовый эльф последние десять лет…
      Лицо Гермионы наполовину скрывалось под кухонным полотенцем, но Гарри, тем не менее, прекрасно заметил обиженный взгляд, брошенный ею на миссис Уэсли.
      — Шкверчок совсем старый, ему трудно…
      — Ты бы сильно удивилась, Гермиона, узнав, на что он при желании способен, — сказал Сириус, который только что вошёл в комнату с мешком, запятнанным кровью, и кажется, полным дохлых крыс. — Я кормил Конькура, — пояснил он в ответ на любопытный взгляд Гарри. — Я держу его наверху, в маминой спальне. Итак… письменный стол…
      Он бросил мешок в кресло и склонился над запертым ящиком, который, как только сейчас заметил Гарри, всё время легонько вибрировал.
      — Что ж, Молли, я почти на сто процентов уверен, что это вризрак, — вглядываясь в замочную скважину, сообщил Сириус, — хотя, прежде чем его выпускать, пожалуй, стоит показать Хмури. Зная свою матушку, не удивлюсь, если это окажется что-то посерьёзнее.
      — Ты абсолютно прав, Сириус, — ответила миссис Уэсли.
      Они были друг с другом подчёркнуто вежливы, и Гарри стало ясно, что оба прекрасно помнят вчерашнее столкновение.
      В этот миг в дверь громко позвонили, и за этим немедленно последовала какофония криков, воплей и завываний — как и вчера, когда Бомс уронила подставку для зонтов.
      — Сто раз говорил, не звоните в звонок! — раздражённо бросил Сириус и торопливо выбежал из комнаты. Его удаляющиеся шаги были едва слышны на фоне воплей миссис Блэк:
      — Пятна позора, мерзкие полукровки, выродки, порождение греха…
      — Гарри, закрой, пожалуйста, дверь, — попросила миссис Уэсли.
      Гарри постарался задержаться у двери как можно дольше, он хотел послушать, что происходит внизу. Очевидно, Сириусу удалось задёрнуть портьеры, так как вопли его матери стихли. Из холла донеслись шаги Сириуса, затем лязг дверной цепи, а затем голос (Гарри узнал Кинсли Кандальера):
      — Хестия меня успокоила, плащ Хмури у неё, я подумал, заскочу, оставлю Думбльдору сообщение…
      Почувствовав спиной взгляд миссис Уэсли, Гарри с сожалением закрыл дверь и присоединился к борцам с мольфейками.
      Миссис Уэсли склонялась над диваном, где лежал раскрытый «Определитель домашних вредителей» Сверкароля Чаруальда.
      — Так, дети, будьте осторожны: мольфейки кусаются, а зубы у них ядовитые. У меня есть противоядие, но лучше пусть оно нам не понадобится.
      Она выпрямилась, встала, уперев ноги, перед занавесками и поманила ребят к себе.
      — По моей команде начинайте опрыскивать, — велела она. — Думаю, они сразу вылетят на нас, но, как тут сказано, хорошая доза антимольфеина их парализует. А потом бросайте их вот сюда, в ведро.
      Она отступила чуть в сторону, чтобы не попасть под струи из других пульверизаторов, и высоко подняла свою бутыль.
      — Итак… пли!
      Не прошло и секунды, как из складок ткани на Гарри полетела взрослая особь мольфейки. Блестящие, как у жука, крылья громко трещали, крохотные, похожие на иголочки, зубки были яростно оскалены, тельце покрывали густые чёрные волосы, а четыре малюсенькие ладошки гневно сжимались в кулачки. Гарри встретил мольфейку хорошим зарядом антимольфеина. Существо зависло в воздухе, а потом, с на удивление громким стуком, шлёпнулось на протёртый до ниток ковёр. Гарри подобрал мольфейку и выбросил её в ведро.
      — Фред, что это ты делаешь? — пронзительно вскрикнула миссис Уэсли. — Опрыскай её сейчас же и выкини!
      Гарри оглянулся. Большим и указательным пальцами Фред держал вырывающуюся мольфейку.
      — Слу-у-ушаю-ю-сь, — радостно пропел Фред и прыснул мольфейке в лицо. Та потеряла сознание. Но, стоило миссис Уэсли отвернуться, как Фред немедленно сунул мольфейку в карман.
      — Мы хотим поставить эксперимент с их ядом, для наших злостных закусок, — еле слышно сказал Джордж, обращаясь к Гарри.
      Искусно парализовав сразу двух мольфеек, оказавшихся прямо у него под носом, Гарри придвинулся к Джорджу поближе и прошептал уголком рта:
      — А что это такое, злостные закуски?
      — Такая серия сладостей, от которых заболеваешь, — шёпотом же ответил Джордж, не переставая внимательно следить за миссис Уэсли, стоявшей к ним спиной. — Не по-настоящему, а так, чтобы, если нужно, уйти с урока. Мы с Фредом всё лето над ними работали. Это такие двухцветные жевательные конфеты. Вот, скажем, рвотная ракушка. Разжуёшь оранжевую часть, и тебя начинает тошнить. А как только тебя отправят с урока в больничное крыло, ты сразу разжёвываешь фиолетовую часть…
      — «И твоё здоровье незамедлительно восстанавливается, в результате чего ты в течение часа, который в противном случае прошёл бы в смертельной и бесполезной скуке, можешь наслаждаться свободным временем по собственному усмотрению». Так, во всяком случае, мы пишем в рекламных листовках, — прошептал Фред. Он незаметно отошёл туда, где его не могла видеть миссис Уэсли, и жадно набивал карманы упавшими мольфейками. — Но над ними ещё нужно поработать. Пока что у испытателей не бывает промежутка в блёве, достаточного, чтобы проглотить фиолетовую часть.
      — У вас есть испытатели?
      — Ну, это мы сами, — сказал Фред. — Мы проводим испытания по очереди. Джордж пробовал хлопья-в-обморок, потом мы оба ели нугу-носом-кровь…
      — Мама подумала, что у нас была дуэль, — поведал Джордж.
      — Значит, вы не оставили идею открыть хохмазин? — пробурчал Гарри себе под нос, притворяясь, будто поправляет разбрызгиватель.
      — Нам пока не удалось найти помещение, — ответил Фред, ещё сильнее понизив голос. Миссис Уэсли остановилась, вытерла лоб шарфом и возобновила атаку. — Поэтому мы работаем через почтовый каталог. А на прошлой неделе дали объявление в «Прорицательской».
      — И всё это благодаря тебе, дружище, — сказал Джордж. — Не бойся… мама ни о чём не подозревает. Она больше не читает «Прорицательскую», из-за того, что они клевещут на тебя и Думбльдора.
      Гарри улыбнулся. Было приятно вспомнить, как после Тремудрого Турнира он чуть ли не силой всучил близнецам свой приз в тысячу галлеонов, чтобы они могли осуществить свою мечту и открыть хохмазин, но ещё приятнее было знать, что миссис Уэсли об этом ничего неизвестно. В её представлении хохмазин никак не связывался с будущей карьерой её сыновей.
      Демольфеезация штор заняла всю первую половину дня. Уже за полдень миссис Уэсли сняла наконец защитный шарф, рухнула в просевшее кресло и… тут же подскочила с криком отвращения, поскольку в кресле лежал мешок с дохлыми крысами. Шторы больше не гудели, а висели неподвижно, влажные от многочасового опрыскивания. На полу стояло набитое мольфейками ведро, а рядом — тазик с чёрными яйцами, которые нюхал Косолапсус и на которые бросали плотоядные взгляды близнецы.
      — Пожалуй, этим мы займёмся после ланча, — миссис Уэсли показала на пыльные шкафы со стеклянными дверцами, стоявшие по обе стороны от камина. Шкафы были полны самых странных вещей: там лежала коллекция ржавых кинжалов, какие-то когти, свёрнутая кольцами змеиная кожа, потускневшие от времени серебряные шкатулки с гравированными надписями на непонятных языках и, хуже всего, красивый хрустальный фиал с большим опалом в пробке, наполненный — Гарри практически не сомневался в этом — человеческой кровью.
      Внизу снова раздался громкий звонок. Все посмотрели на миссис Уэсли.
      — Оставайтесь здесь, — решительно сказала та под завывания миссис Блэк и подхватила мешок с крысами. — Я принесу сэндвичи.
      Она вышла из комнаты и аккуратно прикрыла за собой дверь. Все немедленно бросились к окну смотреть, кто стоит на пороге, и увидели нечёсаную рыжую макушку и шаткую пирамиду из котлов.
      — Мундугнус! — воскликнула Гермиона. — Зачем он приволок сюда котлы?
      — Наверно, ему нужно спрятать их в надёжном месте, — высказал предположение Гарри. — Разве не ими он занимался, когда должен был следить за мной? Не котлами?
      — Да, точно! — сказал Фред. Входная дверь открылась, Мундугнус с трудом поднял котлы и скрылся из виду. — Чёрт, маме это явно не понравится…
      Они с Джорджем подошли к двери и встали около неё, внимательно прислушиваясь. Крики миссис Блэк прекратились.
      — Мундугнус разговаривает с Сириусом и Кинсли, — пробормотал Фред, морща лоб от напряжения. — Не слышу толком… как думаете, рискнуть с подслушами?
      — Наверно, стоит, — решился Джордж. — Я схожу наверх, принесу парочку…
      Однако, тут же стало ясно, что подслуши не понадобятся. Все и так услышали, о чём именно благим матом вопит миссис Уэсли.
      — У НАС ЗДЕСЬ НЕ СКУПКА КРАДЕНОГО!
      — Обожаю, когда мамуля кричит на других, — с довольной улыбкой проговорил Фред и немного приоткрыл дверь, — такое приятное разнообразие.
      — …УДИВИТЕЛЬНАЯ БЕЗОТВЕТСТВЕННОСТЬ, КАК БУДТО НАМ БЕЗ ЭТОГО НЕЧЕМ ЗАНЯТЬСЯ, ТАСКАТЬ В ДОМ ВОРОВАННЫЕ КОТЛЫ…
      — Вот идиоты, дали ей раскочегариться, — Джордж покачал головой. — Её надо вовремя остановить, а то она так и будет весь день кричать. И вообще, она давно ждала повода как следует наподдать Мундугнусу, с тех самых пор, как он ушёл с дежурства… А вот и Сириусова мамочка проснулась…
      Крик миссис Уэсли заглушили разноголосые стенания портретов.
      Джордж хотел закрыть дверь, но, прежде чем он успел это сделать, в гостиную протиснулся домовый эльф, совершенно голый, если не считать засаленной набедренной повязки.
      Он был невероятно стар и, казалось, кожа велика ему на несколько размеров. Как все домовые эльфы, он был лыс, но из огромных, как у летучей мыши, ушей росли большие пучки белых волос. Кроме того, его отличали водянистые, в кровавых прожилках глаза и мясистый, похожий на свиное рыло, нос.
      Эльф не обращал никакого внимания ни на Гарри, ни на кого-либо другого и вёл себя так, как будто никого не видит. Пошатываясь из стороны в сторону, он зашаркал в дальний конец комнаты, безостановочно бормоча себе под нос хриплым, низким голосом, напоминающим кваканье лягушки-быка:
      — …воняет как сточная канава, бандит до мозга костей, только и она не лучше, жалкая предательница, загадила вместе со своими ублюдками дом моей дорогой хозяйки, бедная, бедная моя хозяйка, если бы она только знала, если бы знала, кого они понатащили в дом, что бы она сказала старому Шкверчку, о, позор, позор, мугродье, оборотни, воры, выродки, бедный, старый Шкверчок, что он мог поделать…
      — Привет, Шкверчок, — очень громко сказал Фред, громко хлопнув дверью.
      Домовый эльф замер на месте, прекратил бормотать и очень неубедительно вздрогнул от удивления.
      — Шкверчок не заметил молодого хозяина, — проговорил он, поворачиваясь и кланяясь Фреду. И, не поднимая глаз от ковра, отчётливо добавил: — мерзкого отпрыска предателей нашего дела.
      — Что-что? — переспросил Джордж. — Не расслышал последних слов.
      — Шкверчок ничего не говорил, — ответил эльф, кланяясь Джорджу, и, вполголоса, но очень внятно произнёс: — а вот и его гадкий близнец. Пара вонючих мартышек.
      Гарри не знал, смеяться ему или плакать. Эльф распрямил спину, обвёл всех злобным взглядом и, очевидно, убеждённый, что его никто не слышит, продолжил:
      — …а вот и отвратное, наглое мугродье, стоит, как будто так и надо, о, если бы об этом узнала моя хозяйка, о, сколько слёз она бы пролила, а вот ещё новый мальчишка, Шкверчок не знает его имени. Что ему здесь надо? Шкверчок не знает…
      — Шкверчок, познакомься, это Гарри, — без уверенности в успехе представила Гермиона. — Гарри Поттер.
      Блёклые глаза эльфа расширились, и он забормотал ещё быстрее и яростнее:
      — Мугродье разговаривает со Шкверчком так, словно они друзья, о, если бы хозяйка увидела Шкверчка в подобном обществе, о, что бы она сказала…
      — Не смей называть её мугродьем! — хором выкрикнули Рон и Джинни, очень гневно.
      — Ничего страшного, — прошептала Гермиона. — Он не в своём уме, он не знает, что гово…
      — Не обманывай себя, Гермиона, он прекрасно знает, что говорит, — перебил Фред, смерив Шкверчка неприязненным взглядом.
      Шкверчок, уставившись на Гарри, безостановочно бормотал:
      — Неужто это правда, неужто это Гарри Поттер? Шкверчок видит шрам, значит, это правда, это тот мальчишка, который помешал Чёрному лорду, Шкверчку интересно, как ему это удалось…
      — Всем интересно, — перебил Фред.
      — А вообще, что тебе тут надо? — полюбопытствовал Джордж.
      Огромные глаза эльфа метнулись в его сторону.
      — Шкверчок проводит уборку, — неопределённо протянул он.
      — Свежо предание, — сказал голос за спиной у Гарри.
      Это вернулся Сириус. Он стоял у двери и с необычайной гадливостью смотрел на эльфа. Шум в холле прекратился — видимо, Мундугнус и миссис Уэсли решили перенести свои распри на кухню. При виде Сириуса Шкверчок молниеносно согнулся в гротескно низком поклоне, слегка вдавив рыльце в пол.
      — Встань прямо, — нетерпеливо приказал Сириус. — Говори, что затеял?
      — Шкверчок убирается, — повторил эльф. — Цель жизни Шкверчка — служить благородному дому Блэков…
      — Отчего благородный дом становится всё грязнее, — перебил Сириус, — и всё больше походит на неблагородный хлев.
      — Хозяин такой шутник, — Шкверчок снова поклонился и добавил чуть слышно: — Хозяин — неблагодарная свинья, разбившая материнское сердце…
      — У моей матери не было сердца, — ледяным голосом сказал Сириус, — она жила одной только злобой.
      Шкверчок опять поклонился и гневно проговорил:
      — Как скажет дорогой хозяин. — И продолжил вполголоса: — Хозяин не достоин вытирать пыль с ботинок своей матери, о, бедная моя хозяйка, что бы она сказала, если б знала, что Шкверчок вынужден служить тому, кого она ненавидела, кто так разочаровал её…
      — Я задал тебе вопрос: что ты затеял? — холодно прервал его бормотание Сириус. — Всякий раз, когда ты притворяешься, что занят уборкой, ты утаскиваешь что-нибудь к себе, чтобы не дать нам это выкинуть.
      — Шкверчок никогда не позволил бы себе забрать какую-либо вещь с её законного места в доме хозяина, — патетически воскликнул эльф и быстро-быстро залопотал: — Хозяйка никогда не простила бы Шкверчку, если бы они выкинули гобелен, семь веков он находится в доме, Шкверчок обязан его спасти, Шкверчок не позволит хозяину, выродкам и мерзкому отродью расхищать то…
      — Я так и думал, — бросил Сириус, с презрением поглядев на противоположную стену. — Не сомневаюсь, что и тут мы имеем дело с неотлипным заклятием. Ох уж эта мамочка! Непременно избавлюсь от этого гобелена, если только это вообще возможно. Ступай, Шкверчок.
      Судя по всему, Шкверчок не смел ослушаться прямого приказания, однако, выходя из комнаты, он с глубочайшим презрением смотрел на хозяина и не переставая бормотал:
      — …сам только что из Азкабана, а указывает Шкверчку, что ему делать, о, бедная моя хозяйка, что бы она сказала, увидев, во что превратился её дом, здесь живут грязные выродки, они выбрасывают наши богатства, она его прокляла, сказала, он ей больше не сын, а ведь говорят, он ещё и убийца…
      — Ты сам побольше говори, тогда я точно стану убийцей! — раздражённо крикнул Сириус и с треском захлопнул дверь за эльфом.
      — Сириус, у него с головой не всё в порядке, — умоляюще произнесла Гермиона. — По-моему, он не понимает, что мы его слышим.
      — Согласен, он слишком долго жил один, — сказал Сириус, — выполняя безумные приказы портретов моей матери и разговаривая сам с собой, но при этом он всегда был препротивным мелким…
      — Вот если бы ты его отпустил, — вдохновенно заговорила Гермиона, — может быть, тогда…
      — Мы не можем его отпустить, ему слишком многое известно об Ордене, — оборвал Сириус. — И потом, он умрёт от потрясения. Вот сама ему предложи покинуть дом и посмотри, как он на это отреагирует.
      Сириус пересёк комнату и подошёл к гобелену, предмету особенного беспокойства Шкверчка. Гарри и все остальные подошли следом.
      Гобелен был невероятно старый, выцветший, проеденный мольфейками. Тем не менее, золотые нити, которыми он был вышит, сверкали достаточно ярко, чтобы можно было разглядеть обширное генеалогическое древо, уходящее ветвями (насколько понял Гарри) далеко в средние века. По верху шла надпись большими буквами:
      Древнейший и благороднейший дом Блэков
      «Чисты навеки»
      — Тебя здесь нет! — воскликнул Гарри, внимательно изучив древо.
      — Раньше был, — ответил Сириус, показывая на маленькую круглую, словно выжжённую сигаретой дырочку. — Но после того, как я убежал из дома, моя милая мамочка вырвала меня с корнем — кстати, эту историю обожает рассказывать Шкверчок.
      — Ты убежал из дома?
      — Мне тогда было примерно шестнадцать, — сказал Сириус, — и я понял, что с меня хватит.
      — А куда ты убежал? — уставившись на него широко раскрытыми глазами, спросил Гарри.
      — В дом твоего отца, — ответил Сириус. — Твои бабушка с дедушкой очень хорошо ко мне отнеслись, можно сказать, усыновили. Так вот, школьные каникулы я прожил у них, а в семнадцать лет обзавёлся собственным домом. Я получил порядочное наследство от дяди Альфарда — видишь, его тоже отсюда убрали, наверно, именно за это — так или иначе, с того времени я стал сам себе хозяин. Впрочем, я всегда мог рассчитывать на воскресный обед у мистера и миссис Поттер.
      — Но… почему ты?…
      — Ушёл из дома? — Сириус горько усмехнулся и провёл пальцами по длинным непричёсанным волосам. — Потому что ненавидел их всех: родителей, с их манией по поводу чистоты крови, с их убеждённостью, что «Блэк» практически означает «король»… братца-идиота, который во всё это верил… вот он.
      Сириус ткнул пальцем в самый низ древа, где стояло имя «Регулюс Блэк». Рядом с датой рождения была проставлена и дата смерти (около пятнадцати лет назад).
      — Он был младше меня, — продолжил Сириус, — и он был хорошим сыном, о чём мне никогда не уставали напоминать.
      — Но он умер, — сказал Гарри.
      — Да, — кивнул Сириус. — Болван… он примкнул к Упивающимся Смертью.
      — Не может быть!
      — Да брось, Гарри, ты что, мало здесь видел? Не понял, какими колдунами были мои предки? — бросил Сириус.
      — А… твои родители… они тоже были Упивающимися Смертью?
      — Нет-нет, но, можешь мне поверить, идеи Вольдеморта они считали вполне разумными, они тоже были за очищение колдовской расы, за избавление от муглорождённых и за то, чтобы правительство состояло только из чистокровных колдунов. Собственно, они не единственные, кто — до того, как Вольдеморт показал своё истинное лицо — думал, что его идеи во многом верны… Это потом все испугались, когда поняли, что он вот-вот захватит власть. Но, я уверен, родители искренне считали Регулюса настоящим героем за то, что в самом начале он примкнул к Вольдеморту.
      — Его убили авроры? — робко спросил Гарри.
      — О, нет, — ответил Сириус. — Нет. Его убил Вольдеморт. Или, скорее, кто-то по его приказу. Едва ли Регулюс был такой важной персоной, чтобы Вольдеморт стал пачкать об него руки. Насколько я смог выяснить после его смерти, он довольно глубоко увяз, потом понял, чего от него ждут, запаниковал и попытался выйти из игры. Можно подумать, он не понимал, что Вольдеморт не принимает прошений об отставке. Ему служат всю жизнь — либо умирают.
      — Ланч, — раздался голос миссис Уэсли.
      Высоко поднятой волшебной палочкой она вела перед собой по воздуху огромный поднос, нагруженный сэндвичами и пирожными. У неё всё ещё было очень красное лицо и сердитый вид. Все радостно бросились к еде, но Гарри остался возле Сириуса, склонившегося к гобелену.
      — Я его так давно не рассматривал… Вот Пиний Нигеллий, видишь?… мой пра-прадедушка… самый нелюбимый из всех директоров «Хогварца»… Вот Арамина Мелинорма… кузина моей матери… пыталась протащить в министерстве билль о разрешении охоты на муглов… Дорогая тётя Элладора… это она начала милую семейную традицию рубить головы домовым эльфам, когда они становятся слишком дряхлыми и уже не смогут носить подносы с чаем… Естественно, в семье рождались и приличные люди, но родственники быстренько от них отказывались. Вот Бомс, например, здесь нет. Наверное, поэтому Шкверчок её не слушается — по идее, он должен повиноваться всем членам семьи…
      — Вы с Бомс родственники? — удивился Гарри.
      — Да, её мать Андромеда — моя любимая двоюродная сестра, — подтвердил Сириус, не отводя глаз от гобелена. — Кстати, и Андромеды тут нет, смотри…
      Он показал Гарри на ещё одну прожжённую дырочку между «Беллатрикс» и «Нарциссой».
      — А вот её родные сестры никуда не делись: они были достаточно благоразумны, чтобы выйти замуж в приличные, чистокровные семьи, в то время как бедняжка Андромеда полюбила муглорождённого, Тэда Бомса, и, следовательно…
      Сириус изобразил, что прожигает гобелен волшебной палочкой, и горько расхохотался. Гарри, между тем, смеяться совсем не хотелось; он внимательно смотрел на имя справа от бывшей Андромеды. Двойная золотая вышитая линия соединяла Нарциссу Блэк с Люциусом Малфоем, а от них, в свою очередь, отходила вниз одинарная линия, под которой было написано «Драко».
      — Ты в родстве с Малфоями?!
      — Все чистокровные семьи в родстве друг с другом, — пожал плечами Сириус. — Если твои дети могут вступать в браки только с чистокровными колдунами, то выбор весьма ограничен; нас осталось совсем мало. Мы с Молли — двоюродные, Артур мне тоже какой-то там троюродный. Но здесь их искать бесполезно — если и есть на свете семья выродков, так это Уэсли.
      Но Гарри уже перевёл взгляд на имя слева от Андромеды: Беллатрикс Блэк. Двойная золотая линия вела от неё к Родольфу Лестрангу.
      — Лестранг, — вслух произнёс Гарри. Что-то зашевелилось в памяти, где-то он это слышал, только не мог вспомнить, где, в любом случае, при звуке этого имени ему почему-то стало жутко.
      — Они оба в Азкабане, — отрывисто произнёс Сириус.
      Гарри с любопытством посмотрел на него.
      — Беллатрикс и Родольфа посадили одновременно с молодым Сгорбсом, — сказал Сириус всё тем же равнодушным тоном. — И с братом Родольфа, Рабастаном.
      И Гарри вдруг вспомнил. Он видел Беллатрикс Лестранг в Думбльдоровом дубльдуме, занятном приборе, в котором можно хранить мысли и воспоминания. Беллатрикс — та высокая черноволосая женщина с тяжёлыми веками, которая на суде во всеуслышанье объявила о своей непоколебимой приверженности лорду Вольдеморту! Она гордо заявила, что уже после падения своего господина пыталась его разыскать, и выказала глубокую убеждённость, что в один прекрасный день он непременно вознаградит её за преданность.
      — Ты ни разу не говорил, что она твоя…
      — А что, это очень важно, кто она мне? — огрызнулся Сириус. — Я от своей семьи отрёкся. А от неё тем более. Я не видел её с тех пор, когда мне было примерно столько же, сколько тебе сейчас, разве что один раз, мимолётно, когда их привезли в Азкабан. Может, ты думаешь, что я горжусь родством с нею?
      — Прости, — поспешил извиниться Гарри. — Я не то… я просто удивился, вот и всё…
      — Да ладно, не извиняйся, — пробормотал Сириус. Он уже отвернулся от гобелена и стоял, глубоко засунув руки в карманы. — Мне тут очень плохо. Никогда не думал, что снова окажусь в этом доме.
      Гарри прекрасно его понимал. Он хорошо представлял себе, что чувствовал бы сам, если бы уже взрослым оказался вновь вынужден жить на Бирючиновой аллее, особенно если бы до этого считал, что отделался от неё навсегда.
      — Для штаба здесь, конечно, идеальное место, — сказал Сириус. — Мой отец защитил его всеми мыслимыми и немыслимыми способами. Проникнуть в дом просто так невозможно. Он надёжно спрятан от муглов — можно подумать, они сюда так и рвутся… А теперь, когда ко всему этому добавилась охрана Думбльдора, едва ли в мире найдётся более безопасное место. Знаешь, Думбльдор — Хранитель Секрета Ордена, никто не может найти этот дом, если только сам Думбльдор не назовёт ему адреса. Записка, которую вчера показал тебе Хмури, была от Думбльдора… — Сириус коротко, лающе хохотнул. — Если бы мои родители видели, для каких целей используется их дом… Впрочем, ты слышал портрет моей мамочки, так что имеешь некоторое представление…
      Он помолчал с хмурым видом, а потом глубоко вздохнул.
      — Если бы только я мог время от времени выходить и делать что-то полезное. Знаешь, я попросил у Думбльдора разрешения пойти с тобой на слушание — под видом Шлярика, разумеется… Нужно же поддержать тебя морально. Ты что по этому поводу думаешь?
      Душа у Гарри сразу ушла в пятки (а скорее, провалилась на нижний этаж прямо сквозь пыльный ковёр). Со вчерашнего ужина он ни разу не вспоминал о слушании; он был так рад снова оказаться рядом с самыми своими любимыми людьми, на него обрушилось столько новостей, что он совсем забыл о предстоящем испытании. А после слов Сириуса гнетущий страх моментально вернулся. Гарри посмотрел на Гермиону, на братьев Уэсли, с аппетитом вгрызавшихся в бутерброды, и попытался вообразить, что почувствует, если все они отправятся в «Хогварц» без него.
      — Не бойся, — сказал Сириус. Гарри поднял глаза и понял, что Сириус всё это время наблюдал за ним. — Я уверен, что тебя оправдают, в Международном Статуте Секретности точно есть какой-то пункт о возможности применения колдовства с целью самозащиты.
      — Но если меня всё-таки исключат, можно мне будет поселиться с тобой здесь? — пылко попросил Гарри.
      Сириус грустно улыбнулся.
      — Посмотрим.
      — Мне было бы намного легче на слушании, если бы я знал, что к Дурслеям возвращаться не придётся, — настойчиво уговаривал Гарри.
      — М-да, каковы же они, если ты предпочитаешь жить здесь? — невесело проговорил Сириус.
      — Эй, вы двое! Поторопитесь, а то вам ничего не останется, — крикнула миссис Уэсли.
      Сириус ещё раз тяжко вздохнул, сурово поглядел на гобелен, и они с Гарри направились к остальным.
      После обеда, всё то время, пока они чистили шкафы со стеклянными дверцами, Гарри прилагал все усилия, чтобы не думать о предстоящем слушании. К счастью, работа требовала большой сосредоточенности — большинство предметов проявляло упорное нежелание покидать насиженные места. Одна вздорная серебряная табакерка сильно покусала Сириуса, и за несколько секунд укушенная рука покрылась неприятной хрусткой коркой, похожей на тесную коричневую перчатку.
      — Ничего страшного, — сказал Сириус, с интересом изучив свою руку, прежде чем постучать по ней волшебной палочкой и вернуть в нормальное состояние, — судя по всему, бородавочный порошок.
      Он бросил табакерку в мешок для мусора. Пару минут спустя Гарри увидел, что Джордж, обмотав руку тряпкой, схватил табакерку и переправил её к себе в карман, и без того полный мольфеек.
      Они наткнулись на отвратительного вида серебряный инструмент, похожий на многоногие щипцы, которые, стоило Гарри их взять, напрыгнули ему на руку и попытались прокусить кожу. Сириус схватил щипцы и разбил их тяжёлой книгой под названием «Истоки благородства: колдовская генеалогия». Также, среди прочего, им попалась музыкальная шкатулка. Её завели, она начала издавать зловещее позвякивание, и всеми овладела беспомощная сонливость; к счастью, Джинни догадалась захлопнуть крышку. Ещё там был тяжёлый медальон, который никто не смог открыть, и, в пыльной коробке, орден Мерлина первой степени — награда, выданная деду Сириуса за «особые заслуги перед министерством».
      — Подарил им гору золота, вот и все заслуги, — презрительно бросил Сириус и швырнул орден в мусорный мешок.
      Периодически в комнату просачивался Шкверчок и пытался что-нибудь вынести под набедренной повязкой. Будучи пойман на месте преступления, он всякий раз разражался страшными проклятиями, а когда Сириус вырвал у него из рук большое золотое кольцо с гербом семьи Блэков, Шкверчок разрыдался от злости и, громко всхлипывая, выбежал из комнаты, обзывая Сириуса такими словами, которых Гарри никогда в своей жизни не слышал.
      — Оно принадлежало моему отцу, — сказал Сириус, бросая кольцо в мешок. — Шкверчок был не до такой степени ему предан, как он предан моей матери, и тем не менее на прошлой неделе хотел своровать его старые брюки. Но я его застукал.

* * *

      Следующие несколько дней ребята, под бдительным наблюдением миссис Уэсли, очень усердно трудились. На уборку гостиной ушло три дня. Наконец, там осталось лишь два нежелательных предмета: гобелен с генеалогическим древом, выстоявший перед всеми попытками снять его со стены, и грохочущий письменный стол. Хмури пока не появлялся, и что находится внутри, было по-прежнему неизвестно.
      После гостиной они переместились на первый этаж, в столовую, где нашли в шкафу огромных как блюдца пауков (Рону срочно захотелось чаю, он вышел налить себе чашечку и не возвращался в течение полутора часов). Фарфоровая посуда, украшенная фамильным гербом и девизом семьи Блэков, была бесцеремонно выброшена Сириусом в мусорный мешок, и та же судьба постигла старые фотографии в потускневших серебряных рамках, обитатели которых отчаянно вопили, когда разбивались стекла.
      Злей мог называть подобную работу «уборкой», но Гарри скорее назвал бы это беспощадной войной с домом, который оказывал весьма активное сопротивление — при содействии и подстрекательстве Шкверчка. Стоило ребятам где-то собраться, домовый эльф всегда был тут как тут, и с каждым днём его попытки утащить что-нибудь из мусорного мешка становились всё наглее, а ворчание — всё оскорбительнее. Сириус дошёл до того, что пригрозил эльфу одеждой, но Шкверчок, вперив в Сириуса водянистый взгляд, сказал в ответ: «На всё воля хозяина», отвернулся и громко забормотал: «хозяин не может выгнать Шкверчка, потому что Шкверчку известно, что они затевают, да-да, они строят козни против Чёрного лорда, да-да, он, и мугродье, и выродки, и прочая гнусь…»
      Сириус, не обращая внимания на протесты Гермионы, схватил Шкверчка сзади за набедренную повязку и вышвырнул его вон из комнаты.
      Несколько раз на дню в дверь звонили, и, как по сигналу, портрет матери Сириуса начинал верещать, а Гарри и компания предпринимали очередную попытку подслушать, с чем пожаловал посетитель. Впрочем, взгляды украдкой и обрывки фраз не позволяли узнать много, а окрик миссис Уэсли быстро возвращал ребят к работе. Злей появлялся в доме несколько раз, но на короткое время, и поэтому, к большому облегчению Гарри, они так и не встретились лицом к лицу. Однажды Гарри мельком видел преподавательницу превращений профессора Макгонаголл, выглядевшую в мугловом платье и шляпке необычайно странно. Она явно очень торопилась и не задержалась надолго. Впрочем, кое-кто из визитёров оставался помогать с уборкой. Бомс была с ними в тот памятный день, когда в туалете на верхнем этаже обнаружился весьма агрессивный вурдалак; Люпин, живший в доме, но нередко таинственно исчезавший на несколько дней по делам Ордена, помог починить напольные часы, которые обзавелись неприятной привычкой кидаться в проходящих тяжёлыми деталями; а Мундугнус сумел чуть-чуть реабилитировать себя в глазах миссис Уэсли, спасши Рона от старой-престарой фиолетовой робы, которая попыталась задушить его, когда он достал её из гардероба.
      В общем, несмотря на плохой сон и продолжающиеся кошмары, Гарри впервые за лето наслаждался жизнью. Пока он был занят, он был вполне счастлив; однако, стоило остаться без дела, а уж тем более устало плюхнуться в постель и посмотреть на размытые, шевелящиеся на потолке тени, как защита ослабевала, и его мгновенно охватывала паника. При мысли, что его могут исключить, страх иголками вонзался в тело. Эта мысль была настолько ужасна, что он не осмеливался поделиться ею даже с Роном и Гермионой, а те в свою очередь, хотя Гарри нередко замечал, как они шепчутся и бросают беспокойные взгляды в его сторону, тоже никогда не заговаривали о слушании. Иной раз воображение Гарри против воли рисовало безликого представителя министерства, ломающего пополам его палочку и приказывающего вернуться к Дурслеям… Нет, к ним он не пойдёт. Это он решил твёрдо. Он вернётся на площадь Мракэнтлен и будет жить у Сириуса.
      В среду вечером, за ужином, миссис Уэсли повернулась к Гарри и тихо сказала:
      — Я погладила на завтра твою лучшую одежду. И пожалуйста, вымой сегодня голову. Всё-таки, что ни говори, а встречают по одёжке.
      Гарри словно придавило каменной плитой. Рон, Гермиона, Фред, Джордж и Джинни замолчали и уставились на него. Гарри кивнул и попытался дожевать котлету, но во рту так пересохло, что о еде больше не могло быть и речи.
      — А как я туда доберусь? — спросил он у миссис Уэсли, стараясь казаться невозмутимым.
      — Пойдёшь вместе с Артуром на работу, — мягко ответила миссис Уэсли.
      Мистер Уэсли ободряюще улыбнулся Гарри с противоположной стороны стола.
      — Подождёшь слушания у меня в кабинете, — сказал он.
      Гарри взглянул на Сириуса, но миссис Уэсли предупредила его вопрос:
      — Профессор Думбльдор считает неразумным, чтобы Сириус сопровождал тебя, и я должна сказать…
      — … что он совершенно прав, — сквозь зубы процедил Сириус.
      Миссис Уэсли поджала губы.
      — Когда он тебе это сказал? — спросил Гарри у Сириуса.
      — Он заходил вчера поздно вечером, когда вы уже легли, — сказал мистер Уэсли.
      Сириус злобно воткнул вилку в картошку. Гарри опустил глаза и уставился в тарелку. Оттого, что Думбльдор был здесь накануне слушания и не повидался с ним, он почувствовал себя намного хуже, чем раньше — хотя хуже, кажется, было уже некуда.

Глава 7
МИНИСТЕРСТВО МАГИИ

      В половине шестого утра Гарри, проснувшись так внезапно, словно кто-то громко заорал у него над самым ухом, широко распахнул глаза и несколько секунд пролежал неподвижно. За это время мысль о предстоящем слушании успела завладеть каждой клеточкой его мозга, и очень скоро, не в силах вынести напряжения, Гарри вскочил с постели и надел очки. В изножье, на одеяле, лежали выстиранные и выглаженные миссис Уэсли футболка и джинсы. Гарри натянул их на себя. Пустой холст на стене хмыкнул.
      Рон крепко спал, широко открыв рот, лежа на спине и раскинув в разные стороны ноги и руки. Гарри прошёл через всю комнату, вышел на лестницу, притворил за собой дверь, но его друг ни разу даже не пошевелился. Гарри, стараясь не думать о том, что, когда он в следующий раз увидит Рона, они, возможно, уже не смогут называть себя одноклассниками, тихо спустился по лестнице мимо торчавших из стены голов предков Шкверчка и пошёл на кухню.
      Он думал, что там никого нет, но, на подходе к двери, услышал чьи-то негромкие голоса. Открыв дверь, он увидел мистера и миссис Уэсли, Сириуса, Люпина и Бомс. Они сидели за столом и как будто бы давно его ждали. Все были уже полностью одеты, за исключением миссис Уэсли, на которой был стёганый фиолетовый халат. При появлении Гарри она сразу вскочила.
      — Завтрак, — деловито сказала она, доставая палочку и спеша к очагу.
      — До… до…доброе утро, Гарри, — зевнула Бомс, нынешним утром — кудрявая блондинка. — Спал нормально?
      — Угу, — кивнул Гарри.
      — А я всю-ю-ю но-о-очь на ногах, — пожаловалась Бомс, снова прерывисто зевая. — Иди сюда, садись…
      Она отодвинула от стола стул, опрокинув при этом соседний.
      — Гарри, ты что будешь? — крикнула миссис Уэсли. — Овсянку? Оладьи? Копчёную рыбу? Яйца с беконом? Тост?
      — Я… Мне просто тост, спасибо, — ответил Гарри.
      Люпин глянул на Гарри и обратился к Бомс:
      — Так что ты говорила про Скримжу?
      — А… да… с ним надо бы поосторожнее, он задаёт нам с Кинсли много странных вопросов…
      Гарри был рад, что ему не надо принимать участие в беседе, — у него кишки завязывались узлом от страха. Миссис Уэсли поставила перед ним мармелад и пару тостов, он начал есть, но… с тем же успехом можно было жевать ковёр. Миссис Уэсли села рядом и принялась поправлять его футболку — заправила этикетку, разгладила морщинки на плечах. Гарри предпочёл бы, чтобы она его не трогала.
      — …и придётся сказать Думбльдору, что я завтра ночью дежурить не смогу, я совершенно вы… вы… вымоталась, — закончила Бомс, нечеловечески широко зевнув.
      — Я тебя прикрою, — сказал мистер Уэсли. — Я в порядке, и потом, мне всё равно нужно закончить отчёт…
      На мистере Уэсли была не колдовская одежда, а брюки в тонкую полоску и старая лётная куртка. Он повернулся к Гарри:
      — Ты как себя чувствуешь?
      Гарри пожал плечами.
      — Скоро всё будет позади, — утешил мистер Уэсли. — Через несколько часов тебя уже оправдают.
      Гарри ничего не ответил.
      — Слушание состоится на моём этаже, в кабинете Амелии Боунс. Она — глава департамента магического правопорядка, и именно она будет тебя допрашивать.
      — Она хорошая, Гарри, — с серьёзным видом заверила Бомс. — И справедливая. Она тебя выслушает.
      Гарри, по-прежнему не зная, что сказать, кивнул.
      — Главное, не выходи из себя, — посоветовал Сириус. — Будь вежлив и честно всё рассказывай.
      Гарри снова кивнул.
      — Закон на твоей стороне, — негромко проговорил Люпин. — В опасных для жизни ситуациях колдовать разрешается даже несовершеннолетним.
      Что-то очень холодное побежало по затылку Гарри, и он даже подумал, что на него опять накладывают прозачаровальное заклятие, но потом понял: это миссис Уэсли пытается с помощью мокрой расчёски победить его волосы. Она с силой прижала вихры на макушке и беспомощно спросила:
      — Они когда-нибудь лежат ровно?
      Гарри помотал головой.
      Мистер Уэсли поглядел на часы и поднял глаза на Гарри.
      — Думаю, нам пора, — объявил он. — Рановато, конечно, но лучше подождать в министерстве, чем болтаться здесь.
      — Хорошо, — голосом автомата сказал Гарри, бросил тост и встал из-за стола.
      — Гарри, всё будет хорошо, — похлопала его по руке Бомс.
      — Удачи, — пожелал Люпин. — Уверен, всё обойдётся.
      — А если нет, — грозно прибавил Сириус, — то я сам схожу к Амелии Боунс…
      Гарри слабо улыбнулся. Миссис Уэсли обняла его.
      — Мы будем держать за тебя пальцы, — сказала она.
      — Хорошо, — повторил Гарри. — Ладно… До свидания.
      Следом за мистером Уэсли он поднялся по лестнице и прошёл через холл. Из-за портьер доносилось сонное бормотание матери Сириуса. Мистер Уэсли отпер дверь, они вышли на улицу, навстречу холодному, серому рассвету, и быстро зашагали вокруг площади.
      — Обычно вы ведь не ходите на работу пешком? — спросил Гарри.
      — Да, обычно я аппарирую, — ответил мистер Уэсли, — но, поскольку тебе нельзя, то, я думаю, лучше всего будет, если мы доберёмся до министерства по-настоящему не волшебным способом… Это должно произвести хорошее впечатление — учитывая, за что тебя вызывают на слушание…
      На протяжении всего пути мистер Уэсли держал руку под курткой, и Гарри было понятно, что он сжимает в ней волшебную палочку. На убогих улочках, которыми они шли, почти никого не было, но у небольшой обшарпанной станции метро оказалось полно народу. Мистер Уэсли — как, впрочем, и всегда, когда он видел муглов в их повседневной жизни, — не мог сдержать своего восторга.
      — Поразительно, — зашептал он, тыча пальцем в сторону автомата по продаже билетов. — Умопомрачительно. Гениально.
      — Они не работают, — показав на объявление, сказал Гарри.
      — Да, но всё равно… — протянул мистер Уэсли, не отрывая зачарованного взгляда от автомата.
      Они купили билеты у сонного контролёра (покупал Гарри, мистер Уэсли не очень хорошо разбирался в мугловых купюрах) и через пять минут сели в поезд, который, громыхая и покачиваясь на ходу, повёз их в центр Лондона. Мистер Уэсли без конца сверялся со схемой метро над окнами вагона.
      — Ещё четыре остановки, Гарри… Теперь осталось всего три… Осталось две, Гарри…
      Выходить нужно было в самом сердце Лондона, и их вынесло из вагона вместе с потоком одетых в костюмы мужчин и деловых женщин с портфелями. Они поднялись по эскалатору, прошли через контроль (мистер Уэсли восхитился тем, как ловко турникет засосал его билетик) и вышли на широкую улицу, по обе стороны которой высились солидные, фешенебельные здания. Даже в этот ранний час движение здесь было очень оживлённым.
      — Где мы? — завертев головой, пробормотал мистер Уэсли, и Гарри окатило волной ужаса: неужели, несмотря на схему, они вышли не туда? Но в следующий миг мистер Уэсли сказал: — Ах да… нам сюда, Гарри, — и повёл его в переулок.
      — Прости, — продолжил он, — я никогда не ездил сюда на метро, а с мугловой стороны всё выглядит совершенно иначе. Собственно говоря, я ещё ни разу не попадал в министерство через вход для посетителей.
      Чем дальше они шли, тем меньше и невзрачнее становились здания, пока, наконец, мистер Уэсли и Гарри не оказались на улочке, где располагалась лишь парочка непрезентабельных контор, паб и переполненный мусорный бак. Гарри удивился: по его представлениям, министерство магии должно было находиться в более престижном районе.
      — Вот и добрались, — радостно объявил мистер Уэсли и показал на старую красную телефонную будку, в которой не хватало половины стёкол, стоявшую у густо разрисованной граффити стены. — Прошу, Гарри.
      Недоумевая, Гарри вошёл внутрь. Мистер Уэсли втиснулся следом и закрыл дверь. Было очень неудобно; Гарри оказался прижат к телефонному аппарату, к слову сказать, совершенно перекошенному, — видимо, какой-то вандал пытался сорвать его со стены. Мистер Уэсли потянулся через Гарри к трубке.
      — Мистер Уэсли, по-моему, он тоже не работает, — сказал Гарри.
      — Нет, нет, всё в порядке, — отозвался мистер Уэсли, держа трубку у Гарри над головой и внимательно вглядываясь в диск. — Давай-ка… шесть… — он начал набирать номер. — Два… четыре… ещё раз четыре… и ещё раз два…
      Когда диск с тихим стрекотанием вернулся на своё место, в телефонной будке зазвучал ровный женский голос, причём не из трубки, которую держал в руке мистер Уэсли, а отовсюду, громко и чётко, словно в кабине вместе с ними находилась невидимая женщина.
      — Добро пожаловать в министерство магии. Будьте добры, назовите ваше имя и цель визита.
      — Э-э-э… — замялся мистер Уэсли, явно не зная, следует ли ему говорить в микрофон. В конце концов он нашёл компромисс и приложил трубку микрофоном к уху. — Артур Уэсли, отдел неправильного использования мугловых предметов быта, сопровождаю Гарри Поттера, которому сегодня назначено прибыть на дисциплинарное слушание…
      — Спасибо, — поблагодарил ровный женский голос. — Посетитель, возьмите гостевой значок и прикрепите его к своей робе.
      Раздался щелчок, затем грохот, и из желобка для возврата монет выскочил серебряный прямоугольничек. Гарри взял его в руки. Это оказался значок с надписью «Гарри Поттер, дисциплинарное слушание». Гарри приколол его к футболке, и женский голос заговорил снова:
      — Посетитель, вы должны будете пройти проверку и зарегистрировать волшебную палочку в столе службы безопасности, расположенном в дальнем конце Атриума.
      Пол под ногами задрожал, и телефонная будка стала медленно уходить под землю. Гарри с испугом смотрел на мостовую, неуклонно поднимавшуюся всё выше и выше. Скоро, земля сомкнулась над их головами. В кабине наступила абсолютнейшая темнота; Гарри слышал лишь равномерный грохот, с которым они продвигались вглубь. Примерно через минуту, показавшуюся Гарри чуть ли не часом, ему на ноги упал лучик золотого света. Лучик, стремительно расширяясь, всё больше охватывал его тело и, наконец, ударил в лицо. У Гарри заслезились глаза; он зажмурился.
      — Министерство магии желает вам приятного дня, — сказал женский голос.
      Дверь телефонной будки распахнулась, и мистер Уэсли вышел наружу. Гарри, с раскрытым от удивления ртом, вышел следом за ним.
      Перед ними простирался великолепный, очень длинный вестибюль с тёмным, до блеска отполированным паркетным полом. По переливчато-синему потолку, непрерывно меняясь, перемещались инкрустированные золотые символы, отчего потолок походил на огромное небесное табло. По обе стороны вестибюля, стены которого были обшиты тёмным полированным деревом, располагались длинные ряды позолоченных каминов. Из каминов по левую сторону зала каждые несколько секунд с шуршашим свистом вылетал колдун или ведьма, а у каминов справа потихоньку образовывались очереди на отправку.
      В середине зала находился фонтан: круглый бассейн и, в самом его центре, золотая скульптурная группа, выполненная в масштабе, превосходящем натуральную величину. Главной фигурой группы был высокий колдун благородной наружности, воздевавший в небеса волшебную палочку. Вокруг колдуна стояли красивая ведьма, кентавр, гоблин и домовый эльф. Последние трое, подняв головы, обожающе смотрели на колдуна и ведьму, из кончиков волшебных палочек которых, так же как из стрелы кентавра, верхушки шляпы гоблина и обоих ушей эльфа били сверкающие водные струи. К шелестящему рокоту воды присоединялся шум аппарирования и стук шагов сотен работников министерства, с мрачным, утренним выражением на лицах спешивших к золотым воротам в дальнем конце вестибюля.
      — Сюда, — сказал мистер Уэсли.
      Они влились в плотную толпу людей, одни из которых несли в руках кипы пергаментных свитков, другие — потёртые портфели, а третьи читали на ходу «Прорицательскую газету». Проходя мимо фонтана, Гарри заметил на дне поблёскивающие серебряные сикли и бронзовые нуты. Маленькое грязноватое объявленьице рядом с фонтаном гласило: ВСЕ СБОРЫ ОТ ФОНТАНА ДРУЖБЫ КОЛДОВСКИХ НАРОДОВ ПОСТУПАЮТ В ПОЛЬЗУ БОЛЬНИЦЫ СВ. ЛОСКУТА — ИНСТИТУТА ПРИЧУДЛИВЫХ ПОВРЕЖДЕНИЙ И ПАТОЛОГИЙ.
      Если меня не исключат из «Хогварца», я брошу сюда десять галлеонов, поймал себя на отчаянной мысли Гарри.
      — Сюда, Гарри, — ещё раз сказал мистер Уэсли. Они вышли налево из потока, движущегося к золотым воротам, и направились к столу под вывеской «Служба безопасности». При их приближении бритый наголо колдун в переливчато-синей робе поднял глаза и опустил «Прорицательскую газету».
      — Я сопровождаю посетителя, — мистер Уэсли показал на Гарри.
      — Подойдите ближе, — лениво бросил охранник.
      Гарри подошёл. Бритый колдун взял длинный золотой прут, тонкий и гибкий, как автомобильная антенна, и провёл ею вдоль тела Гарри вверх-вниз с обеих сторон.
      — Палочку, — пробурчал он, откладывая золотой прут и протягивая руку.
      Гарри отдал ему палочку. Колдун небрежно плюхнул её на загадочный медный прибор, похожий на весы с одной чашкой. Прибор завибрировал, и из прорези в его основании выползла тонкая пергаментная лента. Оторвав её, охранник прочитал:
      — Одиннадцать дюймов, сердцевина из пера феникса, находится в пользовании четыре года. Всё верно?
      — Да, — нервно кивнул Гарри.
      — Это остаётся у меня, — охранник наколол полоску пергамента на небольшой медный штырь. — А это возвращается вам, — добавил он, сунув палочку в руки Гарри.
      — Спасибо.
      — Подождите… — медленно протянул охранник.
      Его взгляд метнулся от серебряного гостевого значка на груди Гарри к шраму.
      — Спасибо, Эрик, — твёрдо сказал мистер Уэсли и, схватив Гарри за плечо, решительно повернул его к потоку, движущемуся к золотым воротам.
      Толпа толкала Гарри то в одну сторону, то в другую, но он не отставал от мистера Уэсли, и скоро они, пройдя в ворота, попали в зал меньших размеров, где, за витыми золотыми решётчатыми дверцами, было по меньшей мере двадцать лифтов. Гарри и мистер Уэсли присоединились к небольшой очереди, собравшейся возле одного из них. Рядом стоял бородатый колдун с большой картонной коробкой. Коробка исторгала хриплые стоны.
      — Как жизнь, Артур? — спросил бородатый, кивнув мистеру Уэсли.
      — Что это у тебя, Боб? — поинтересовался мистер Уэсли, глядя на коробку.
      — Толком не знаем, — озабоченно ответил Боб. — Думали, обыкновеннейший цыплёнок, а он вдруг возьми да начни плеваться огнём. Короче, одно могу тебе сказать: это — серьёзное нарушение запрета на экспериментальную селекцию.
      С лязгом и громыханием, сверху спустился лифт; золотая решётка отъехала вбок и, не успел Гарри оглянуться, как оказался вдавлен в заднюю стенку кабины. Другие пассажиры с интересом смотрели на него, поэтому, чтобы не встречаться ни с кем взглядом, Гарри, прижав ко лбу чёлку, уставился себе под ноги. Решётка с шумом захлопнулась, лифт, звеня цепями, медленно поехал вверх, и в кабине зазвучал всё тот же ровный женский голос, который Гарри уже слышал в телефонной будке.
      — Этаж седьмой. Департамент по колдовским играм и спорту, в том числе штаб-квартира квидишной лиги Британии и Ирландии, судейская коллегия клуба побрякушей, а также бюро потешных патентов.
      Двери лифта открылись. Гарри успел заметить неопрятный коридор, криво увешанный постерами разных квидишных команд. Один из пассажиров, колдун с большой охапкой мётел в руках, с трудом протиснулся между остальными, вышел и быстро скрылся из виду. Двери закрылись, и лифт, дребезжа, отправился выше. Женский голос объявил:
      — Этаж шестой. Департамент волшебных путей сообщения, в том числе управление кружаных путей, регистрация мётел, отдел портшлюсов, а также аппариционная экзаменационная комиссия.
      Снова открылись двери, и из лифта вышло четверо или пятеро человек. Одновременно внутрь влетело несколько бледно-сиреневых бумажных самолётиков. Гарри с удивлением уставился вверх. Самолётики лениво трепыхали крылышками, на которых стояли штампы министерства магии.
      — Это внутриофисные сообщения, — тихонько объяснил мистер Уэсли. — Раньше мы пользовались совами, но от них было столько грязи, не поверишь… помёт повсюду…
      Лифт, громыхая, продолжал подниматься. Внутриофисные сообщения, хлопая крылышками, кружили возле лампы, свисавшей с потолка.
      — Этаж пятый. Департамент международного магического сотрудничества, в том числе отдел международных торговых стандартов, управление международного магического законодательства, а также Международная Конфедерация Чародеев, британское отделение.
      Как только открылись двери, два сообщения, вместе с несколькими колдунами и ведьмами, стремительно вылетели из лифта, при этом внутрь впорхнуло ещё два-три самолётика, которые сразу же метнулись наверх, к лампе. Лампа заморгала.
      — Этаж четвёртый. Департамент по надзору за магическими существами, подразделения животных, созданий и духов, кабинет контактов с гоблинами, а также консультационный центр магической санобработки.
      — Из'няюсь, — буркнул колдун с огнедышащим цыплёнком и выскочил из лифта, преследуемый стайкой сообщений. Дверь с лязгом закрылась за ним.
      — Этаж третий. Департамент волшебных происшествий и катастроф, в том числе отряд размагичивания в чрезвычайных ситуациях, штаб модификаторов памяти и комитет муглоприемлемых объяснений.
      Здесь из лифта вышли все, кроме мистера Уэсли, Гарри и какой-то ведьмы, изучавшей необыкновенно длинный свиток, конец которого волочился по полу. Оставшиеся сообщения кружили у лампы. Лифт рывками продвигался вверх. Когда двери в очередной раз открылись, голос объявил:
      — Этаж второй. Департамент магического правопорядка, в том числе отдел неправомочного использования колдовства, штаб-квартира авроров и секретариат Мудрейха.
      — Нам сюда, Гарри, — сказал мистер Уэсли, и они вслед за ведьмой вышли из лифта в коридор, по обе стороны которого тянулась длинная череда дверей. — Мой кабинет в другом конце.
      — Мистер Уэсли, — спросил Гарри, после того как они прошли мимо окна, из которого струился солнечный свет, — разве мы не под землёй?
      — Под землёй, — ответил мистер Уэсли. — Эти окна зачарованы. Какую погоду включить, решают хозяйственники. В последний раз, когда они боролись за повышение заработной платы, у нас два месяца подряд были такие ураганы… Сюда, Гарри.
      Они завернули за угол, прошли сквозь массивные дубовые двери и оказались в огромном, разделённом на отсеки, пространстве, где царил безумный беспорядок. Всё вокруг гудело от смеха и болтовни. Внутриофисные сообщения, как миниатюрные ракеты, влетали и вылетали из отсеков. На стенке ближайшего из них висела покосившаяся вывеска: «Штаб-квартира авроров».
      Проходя мимо, Гарри незаметно туда заглянул. Перегородки штаб-квартиры были густо увешаны всем, чем только можно: семейными фотографиями, портретами разыскиваемых колдунов, плакатами с изображениями любимых квидишных команд, вырезками из «Прорицательской газеты»… Какой-то человек в малиновой робе и с хвостом длиннее, чем у Билла, сидел, положив ноги в сапогах на стол, и диктовал рапорт своему перу. Чуть дальше ведьма с повязкой на глазу беседовала через перегородку с Кинсли Кандальером.
      — Доброе утро, Уэсли, — небрежно бросил Кинсли, когда Гарри с мистером Уэсли подошли ближе. — Мне нужно с вами переговорить, у вас найдётся минутка?
      — Да, но только действительно минутка, — ответил мистер Уэсли. — У меня, знаете, ужасный цейтнот.
      Они разговаривали как малознакомые люди, а когда Гарри открыл рот, чтобы поздороваться с Кинсли, мистер Уэсли наступил ему на ногу. Вслед за Кинсли они прошли в самый последний отсек в ряду.
      Очутившись внутри, Гарри испытал мгновеный шок — со всех сторон на него смотрело лицо Сириуса. Стены были как обоями покрыты газетными вырезками, старыми фотографиями — в том числе и той, со свадьбы Поттеров, с Сириусом в роли шафера. Единственным участком, свободным от Сириуса, была карта мира, на которой, как рубины, светились маленькие красные кнопки.
      — Вот, — сказал Кинсли, довольно бесцеремонно пихнув мистеру Уэсли пачку бумаг. — Мне нужна подборка сведений о замеченных за последний год летающих мугловых средствах передвижения. Нас проинформировали, что Блэк, скорее всего, по-прежнему пользуется своим старым мотоциклом.
      Кинсли весело подмигнул Гарри и прибавил шёпотом:
      — Передай ему этот журнал, думаю, он найдёт там массу интересного. — И продолжил громким голосом: — Если можно, Уэсли, сделайте это побыстрее. С отчётом по углестрельному оружию вы задержали наше расследование на целый месяц.
      — Если бы вы его читали, то знали бы, что оно называется огнестрельное, — холодно отозвался мистер Уэсли. — И, боюсь, с подборкой вам придётся немного подождать, у нас сейчас невероятно много дел. — Он понизил голос и добавил: — Постарайся уйти до семи, Молли сегодня готовит фрикадельки.
      Мистер Уэсли поманил Гарри за собой, и они вышли из отсека Кинсли, прошли сквозь дубовую дверь в другом конце зала, затем по коридору, налево, снова по коридору, направо, после чего попали в плохо освещённый и давно не ремонтировавшийся проход и, наконец, достигли тупика с двумя дверями по бокам. Левая дверь была полуоткрыта и вела в чулан для мётел, а на правой висела потускневшая медная табличка: «Отдел неправильного использования мугловых предметов быта».
      Обшарпанный кабинет мистера Уэсли показался Гарри чуточку меньше чулана для мётел. Внутри ютились два письменных стола, обойти которые было практически невозможно, так как вдоль всех стен стояли шкафы, до отказа набитые папками с документами. Папки, не поместившиеся в шкафы, грудами валялись сверху. Крохотное не занятое шкафами пространство на стене красноречиво свидетельствовало о безумном увлечении мистера Уэсли — там висело несколько маленьких плакатиков с автомобилями, схематическое изображение разобранного двигателя, две картинки с почтовыми ящиками, видимо, вырезанные из мугловых детских книжек, и схема, показывающая, как смонтировать штепсель.
      На столе мистера Уэсли в переполненном лотке для входящих документов, поверх бумаг, косо стоял безутешно икавший тостер и лежала пара кожаных перчаток, скучающе крутивших большими пальцами. Рядом с лотком Гарри увидел семейную фотографию. Перси на ней не было, видимо, он не захотел здесь оставаться.
      — Окна у нас нет, — извиняющимся тоном произнёс мистер Уэсли, снимая куртку и вешая её на спинку стула. — Мы просили, но все почему-то считают, что оно нам ни к чему. Садись, Гарри, Перкинс, похоже, ещё не приходил.
      Гарри втиснулся за стол Перкинса. Мистер Уэсли тем временем принялся просматривать стопку бумаг, полученных от Кинсли Кандальера.
      — Ага, — ухмыльнулся он, извлекая из середины журнал, на обложке которого было написано «Правдоруб». — Так-так… — Он полистал страницы. — Да, он прав, я уверен, что Сириусу это покажется весьма интересным… Господи, ну что ещё такое?
      В открытую дверь стремительно влетело внутриофисное сообщение и, трепеща крылышками, уселось на икающий тостер. Мистер Уэсли развернул его и вслух прочитал:
      — «Поступило сообщение о срыгивающем унитазе в общественном туалете в Бетнель Грин. Просьба расследовать немедленно». Ну, знаете, это уже становится смешно…
      — Срыгивающий унитаз?
      — Безобразные антимугловые выходки, — нахмурился мистер Уэсли. — На прошлой неделе уже было две: одна в Уимблдоне, вторая в Элефант-энд-Касл. Понимаешь, муглы спускают воду, но ничего не исчезает, а наоборот… можешь себе представить. Бедняжки всё вызывают этих… по-моему, они называются водопромочники… ну, которые чинят трубы и всякое такое.
      — Водопроводчики?
      — Да, точно! Но те, естественно, приходят в полное недоумение. Одна надежда, что мы поймаем этих хулиганов.
      — Их будут ловить авроры?
      — Нет, конечно, авроры занимаются более серьёзными делами. Хватит и патрульного колдульона… А, Гарри, вот и Перкинс.
      В комнату вбежал сутулый, запыхавшийся, очень робкий на вид колдун с пушистыми белыми волосами.
      — Артур! — в отчаянии воскликнул он, даже не взглянув на Гарри. — Хвала небесам! Я не знал, что мне делать, ждать тебя здесь или что. Я совсем недавно послал тебе домой сову… понятно, она тебя уже не застала… десять минут назад пришло срочное сообщение…
      — Про срыгивающий унитаз я знаю, — сказал мистер Уэсли.
      — Нет, нет, не про унитаз, про слушание дела Поттера… Они поменяли время и место! Слушание начинается в восемь утра, внизу, в старом зале судебных заседаний, номер десять…
      — Внизу, в старом?… Но я думал… Мерлинова борода!
      Мистер Уэсли взглянул на часы, взвизгнул и вскочил со стула.
      — Скорее, Гарри, мы уже пять минут, как должны быть там!
      Перкинс вжался в шкаф, и мистер Уэсли с Гарри стремглав выбежали из комнаты.
      — Почему они перенесли время? — на бегу, задыхаясь, спросил Гарри. Они неслись мимо штаб-квартиры авроров. Те высовывали головы над перегородками и смотрели им вслед. У Гарри было странное чувство, будто все его внутренности остались за столом у Перкинса.
      — Понятия не имею! Но… хвала небесам, что мы приехали заранее, а то бы ты пропустил слушание, а это уже настоящая катастрофа!
      Мистер Уэсли резко затормозил у лифта и нетерпеливо ударил по кнопке «вниз».
      — ДАВАЙ уже!
      Погромыхивая, появился лифт, и они вбежали внутрь. На каждой остановке мистер Уэсли яростно чертыхался и долбил по кнопке «9».
      — Эти залы судебных заседаний не используют вот уже много лет, — сердито говорил он. — Не понимаю, зачем устраивать слушание там… если только… но нет…
      В этот момент в лифт вошла толстая ведьма с дымящимся кубком в руках, и мистер Уэсли оборвал себя на полуслове.
      — Атриум, — объявил ровный женский голос. Открылась золотая решётка, и вдалеке блеснули золотом статуи фонтана. Толстая ведьма вышла, вместо неё вошёл колдун с траурным выражением и нездоровым цветом лица, и лифт поехал вниз.
      — Доброе утро, Артур, — поздоровался колдун замогильным голосом. — Не часто тебя встретишь у нас внизу.
      — Срочное дело, Бедоу, — сказал мистер Уэсли. Он нетерпеливо переминался с ноги на ногу и поминутно бросал беспокойные взгляды на Гарри.
      — Ах, да, — Бедоу немигающе уставился на Гарри. — Конечно.
      У Гарри уже не оставалось сил на эмоции, но всё равно под пристальным взглядом Бедоу он почувствовал себя очень неуютно.
      — Департамент тайн, — проговорил ровный женский голос, ничего больше не добавив.
      — Гарри, пулей, — сказал мистер Уэсли, как только открылись двери лифта, и они помчались по коридору, совершенно не похожему на коридоры верхних этажей — ни дверей, ни окон, одни голые стены и, в самом конце, простая чёрная дверь. Гарри подумал, что им туда, но мистер Уэсли схватил его за руку и потащил налево, вбок, к выходу на лестницу.
      — Нам вниз, вниз, — пыхтел мистер Уэсли, прыгая через две ступеньки. — Лифт так глубоко не ходит… что их туда понесло, ума не…
      Они добежали до конца лестницы и опять понеслись по освещённому факелами переходу с грубыми каменными стенами, очень сильно напоминавшему другой переход, хогварцевский, ведущий в подземелье Злея. Двери здесь были тяжелые, деревянные, с железными засовами и замочными скважинами.
      — Зал заседаний… десять… кажется… мы почти… да.
      Мистер Уэсли, чуть споткнувшись, замер перед мрачной тёмной дверью с огромным железным замком и, хватаясь за грудь, бессильно привалился к стене.
      — Иди, — еле слышно выговорил он, показывая на дверь большим пальцем. — Иди туда.
      — А вы… разве вы не пойдёте…
      — Нет-нет, мне нельзя. Ну… ни пуха!
      Сердце Гарри, выбивая бешеный ритм, колотилось в горле. Он сглотнул, повернул тяжёлую железную дверную ручку и переступил порог зала судебных заседаний.

Глава 8
ДИСЦИПЛИНАРНОЕ СЛУШАНИЕ

      Гарри ахнул; он не мог сдержаться. Огромное подземелье, куда он вошёл, показалось ему до ужаса знакомым. Он не только видел это место раньше, он уже бывал здесь. Именно сюда он попал, заглянув в дубльдум Думбльдора, и именно здесь Лестрангов приговорили к пожизненному заключению в Азкабан.
      Тёмные каменные стены тускло освещались факелами. По обе стороны поднимались вверх ряды пустых скамей, а напротив, на самом верху, на балконе, сидело много людей, плохо различимых в полумраке. Они негромко общались между собой, но, стоило тяжёлой двери захлопнуться за Гарри, в зале судебных заседаний воцарилась зловещая тишина.
      Затем раздался холодный мужской голос:
      — Вы опоздали.
      — Простите, — нервно извинился Гарри. — Я… я не знал, что заседание перенесли.
      — Мудрейх в этом не виноват, — сказал голос. — Этим утром вам была заблаговременно послана сова. Садитесь.
      Взгляд Гарри упал на одинокое кресло в центре зала, подлокотники которого были обвиты цепями. Он уже знал, что эти цепи способны мгновенно ожить и приковать к креслу всякого, кто туда сядет. Гарри направился к креслу; его подошвы гулко стучали по каменному полу. Он опасливо присел на самый краешек, цепи угрожающе лязгнули, но приковывать его не стали. Гарри поднял глаза на сидевших наверху людей.
      Всего их было около пятидесяти, все они были одеты в робы цвета спелой сливы с красиво вышитой серебряной буквой «М» на левой стороне груди, и все смотрели на Гарри сверху, одни строго, другие — с искренним любопытством.
      В самом центре первого ряда восседал Корнелиус Фудж, министр магии, плотный мужчина, чаще всего носивший котелок цвета липы, с которым, впрочем, он решил на сегодня расстаться, — как расстался и со всепрощающей улыбкой, когда-то непременно появлявшейся на его лице при виде Гарри. Слева от Фуджа сидела объёмистая ведьма с очень короткими седыми волосами и квадратной челюстью; она носила монокль и имела на редкость грозный вид.
      — Прекрасно, — проговорил Фудж. — Обвиняемый явился — наконец-то — давайте начинать. Вы готовы? — крикнул он кому-то в конце ряда.
      — Да, сэр, — с готовностью отозвался голос, который Гарри узнал. В переднем ряду с краю сидел Перси, брат Рона. Гарри посмотрел на него, ожидая какого-нибудь знака внимания, но такового не последовало. Глаза Перси, скрытые за роговыми очками, не отрываясь смотрели на лежащий перед ним пергамент. Перо, занесённое над пергаментом, замерло в руке.
      — Дисциплинарное слушание от двенадцатого августа сего года, — звучно заговорил Фудж, и Перси сразу же начал писать, — по обвинению в нарушении декрета о разумных ограничениях колдовства среди несовершеннолетних и Международного Статута Секретности Гарри Джеймса Поттера, проживающего по адресу: Суррей, Литл Уингинг, Бирючиновая аллея, дом № 4.
      — Дознаватели: Корнелиус Освальд Фудж, министр магии; Амелия Сьюзан Боунс, глава департамента магического правопорядка; Долорес Джейн Кхембридж, старший заместитель министра. Судебный писец, Перси Игнациус Уэсли…
      — Свидетель защиты, Альбус Персиваль Ульфрик Брайан Думбльдор, — произнёс тихий голос за спиной у Гарри, и тот обернулся с такой скоростью, что чуть не свернул себе шею.
      По залу безмятежно и с абсолютно невозмутимым лицом шагал Думбльдор в длинной тёмно-синей робе. В длинных серебристых волосах и бороде сверкали отблески факельного пламени. Думбльдор поравнялся с Гарри и, сквозь очки со стёклами в форме полумесяца, сидевших ровно посередине невероятно крючковатового носа, воззрился на Фуджа.
      Члены Мудрейха заволновались. Теперь все они смотрели на Думбльдора. Некоторые выглядели раздосадованными, другие — немного напуганными, впрочем, две пожилые ведьмы из заднего ряда приветственно помахали Думбльдору руками.
      Гарри же при виде директора его школы охватило глубокое, благодарное чувство защищённости, очень похожее на то, которое он когда-то испытал, услышав песнь феникса. Он попробовал поймать взгляд Думбльдора, но тот, не поворачивая головы, смотрел вверх, на явно растерянного Фуджа.
      — А, — сказал Фудж с видом человека, не знающего, что делать, — Думбльдор. Да. Значит, вы… э-э… получили наше… э-э… сообщение о том, что время и… э-э… место слушания были изменены?
      — Нет, оно до меня не дошло, — весело ответил Думбльдор — Однако, по счастливому недоразумению, я оказался в министерстве на три часа раньше, чем нужно, так что ничего страшного.
      — Да… м-м-м… полагаю, нам понадобится ешё кресло… я… Уэсли, вы не могли бы?…
      — Что вы, что вы, не беспокойтесь, — любезнейше остановил его Думбльдор. Он достал волшебную палочку, легонько взмахнул ею, и рядом с Гарри сразу же возникло мягкое, обитое ситцем кресло. Думбльдор сел, сложил вместе кончики длинных пальцев и, поверх них, с вежливым интересом уставился на Фуджа. Члены Мудрейха никак не могли успокоиться, они переговаривались, ёрзали на своих местах и затихли только тогда, когда Фудж снова заговорил.
      — Итак, — сказал Фудж, перебирая бумаги. — Начнём. Итак. Обвинения. Итак.
      Он извлёк из лежавшей перед ним стопки пергаментный лист, набрал побольше воздуха и стал читать:
      — …который, пребывая в здравом уме и твёрдой памяти, полностью осознавая незаконность своих действий и уже будучи однажды предупреждён министерством магии в письменной форме в связи с аналогичным обвинением, второго августа сего года, в двадцать три минуты десятого, в муглонаселённом районе и в присутствии одного из них, в нарушение параграфа С декрета от 1875 года о разумных ограничениях колдовства среди несовершеннолетних, а также раздела 13 Международного Статута Секретности, принятого Международной Конфедерацией Чародеев, незаконно исполнил Заклятие Заступника.
      — Скажите, вы — Гарри Джеймс Поттер, проживающий по адресу: Суррей, Литл Уингинг, Бирючиновая аллея, дом № 4? — спросил Фудж, свирепо глядя на Гарри поверх пергамента.
      — Да, — ответил Гарри.
      — Три года назад вы уже получали официальное предупреждение от министерства в связи с незаконным применением магических способностей, не так ли?
      — Да, но…
      — И тем не менее вечером второго августа колдовским образом создали Заступника? — продолжал Фудж.
      — Да, — ответил Гарри, — но…
      — Будучи осведомлены, что, до тех пор, пока вам не исполнится семнадцати лет, вы не имеете права колдовать вне стен учебного заведения?
      — Да, но…
      — Будучи осведомлены, что вы находитесь в районе, населённом муглами?
      — Да, но…
      — Будучи осведомлены, что один из муглов находится рядом с вами?
      — Да, — рассердился Гарри, — но я сделал это только потому, что мы были…
      Ведьма с моноклем вдруг заговорила зычным голосом:
      — Вы произвели полноценного Заступника?
      — Да, — ещё раз подтвердил Гарри, — потому что…
      — Овеществлённого Заступника?
      — Э-э… какого? — не понял Гарри.
      — Ваш Заступник имел чёткие формы? Я хочу сказать, это было не просто облачко дыма?
      — Нет, — ответил Гарри, чувствуя нетерпение и подступающее отчаяние, — это олень. Это всегда олень.
      — Всегда? — прогудела мадам Боунс. — Значит, вы и раньше создавали Заступника?
      — Да, — сказал Гарри. — Я это умею уже больше года.
      — Вам пятнадцать лет?
      — Да, и…
      — Вас научили этому в школе?
      — Да. Меня научил профессор Люпин, когда я был в третьем классе, из-за…
      — Впечатляюще, — сказала мадам Боунс, глядя на него с высоты, — полноценный Заступник в таком возрасте… весьма, весьма впечатляюще.
      Сидевшие рядом с ней колдуны и ведьмы снова загомонили; некоторые кивали, но зато другие хмурились и качали головами.
      — Вопрос не в том, насколько это впечатляюще, — недовольно проговорил Фудж, — точнее сказать, чем более это впечатляюще, тем хуже, учитывая, что он проделал это на виду у мугла!
      Хмурившиеся согласно забормотали, а Перси с набожным видом наклонил голову, что, собственно, и заставило Гарри заговорить.
      — Я сделал это из-за дементоров! — выкрикнул он раньше, чем кто-либо успел его прервать.
      Он ждал, что все опять загалдят, но в зале повисло гробовое молчание.
      — Дементоры? — спустя мгновение переспросила мадам Боунс. Её густые брови медленно ползли вверх, монокль грозил выпасть из глаза. — Что ты хочешь этим сказать, мальчик?
      — Я хочу сказать, что там было два дементора, и они собирались напасть на меня и на моего двоюродного брата!
      — А, — сказал Фудж, с неприятной ухмылкой обводя взглядом собрание, как бы приглашая всех посмеяться над шуткой. — Разумеется. Я так и думал.
      — Дементоры в Литл Уингинге? — с крайним удивлением спросила мадам Боунс. — Я не понимаю…
      — Неужели, Амелия? — не переставая ухмыляться, проговорил Фудж. — Тогда позвольте мне объяснить. У него было время всё обдумать, и он решил, что дементоры послужат ему прекрасным, просто замечательным, оправданием. Ведь муглы не способны видеть дементоров, не так ли, юноша? И очень кстати, очень кстати… никаких свидетелей, только твоё слово…
      — Я не вру! — громкий голос Гарри перекрыл побежавший по залу ропот. — Их было двое, по одному с каждой стороны проулка, всё вокруг потемнело, стало холодно, мой двоюродный брат почувствовал их и побежал…
      — Ну, хватит, хватит! — бросил Фудж, очень надменно. — Жаль прерывать твой, вне всякого сомнения, тщательно отрепетированный рассказ…
      Думбльдор прочистил горло. Члены Мудрейха стихли.
      — Так случилось, что у нас есть свидетель появления дементоров в том переулке, — сообщил Думбльдор, — имеется в виду, помимо Дудли Дурслея.
      Пухлое лицо Фуджа сразу обвисло, будто кто-то выпустил из него воздух. Секунду или две он молча смотрел на Думбльдора, а потом, с обречённым видом человека, вынужденного сдерживать свои эмоции, сказал:
      — Боюсь, Думбльдор, сегодня у нас нет времени на всякие враки. Я хочу покончить с этим делом как можно скорее…
      — Я, безусловно, могу ошибаться, — вежливо отозвался Думбльдор, — но, как мне кажется, в принятой Мудрейхом Хартии о Правах говорится, что обвиняемые имеют право предоставлять суду свидетелей по своему делу? Мадам Боунс, разве это не согласуется с политикой департамента магического правопорядка? — продолжил он, адресуясь к ведьме с моноклем.
      — Вы правы, — ответила та. — Совершенно правы.
      — Ну, хорошо, хорошо, — огрызнулся Фудж. — Где там ваш свидетель?
      — Свидетельница, — уточнил Думбльдор. — Я привёл её с собой. Она за дверью. Мне сходить?…
      — Нет… Уэсли, сходите вы, — рявкнул Фудж. Перси тут же вскочил, сбежал по ступенькам с судейского балкона и промчался мимо Гарри и Думбльдора, ни разу не поглядев в их сторону.
      Через секунду Перси вернулся. За ним плелась миссис Фигг. Она выглядела испуганной и ещё более полоумной, чем обычно. Не могла догадаться сменить свои шлёпанцы на что-нибудь приличное, подумал Гарри.
      Думбльдор встал, уступая своё кресло миссис Фигг, и в одно мгновение наколдовал для себя новое.
      — Полное имя? — громко спросил Фудж после того, как оробевшая миссис Фигг устроилась на краешке кресла.
      — Арабелла Дорин Фигг, — ответила миссис Фигг дрожащим старческим голосом.
      — И кто вы такая? — с ленивым высокомерием осведомился Фудж.
      — Я — жительница Литл Уингинга. Соседка Гарри Поттера.
      — Согласно нашим данным, в Литл Уингинге, помимо Гарри Поттера, не проживает никаких колдунов или ведьм, — вмешалась мадам Боунс. — Мы следим за этим тщательнейшим образом, учитывая… учитывая известные обстоятельства.
      — Я шваха, — пояснила миссис Фигг. — Я не подлежу регистрации.
      — Ах, значит, шваха? — внимательно посмотрел на неё Фудж. — Мы это проверим. Вы должны будете предоставить сведения о ваших родителях моему помощнику Уэсли. Кстати, швахи могут видеть дементоров? — прибавил он, оглядываясь по сторонам.
      — Разумеется, могут! — возмущённо воскликнула миссис Фигг.
      Фудж, подняв брови, снова посмотрел вниз, на неё.
      — Великолепно, — равнодушно бросил он. — Так что же вы хотите нам рассказать?
      — Второго августа, около девяти часов вечера, я пошла за едой для кошек в магазинчик на углу Глициниевого переулка, — заученно забубнила миссис Фигг, — и вдруг услышала, что из проулка между Магнолиевым и Глициниевым переулками доносится какой-то шум. Когда я подошла поближе, то увидела бегущего дементора…
      — Бегущего? — пронзила её острым взглядом мадам Боунс. — Дементоры не бегают, они скользят.
      — Это я и хотела сказать, — быстро поправилась миссис Фигг, на морщинистых щеках которой появилось два розовых пятна. — Скользят по переулку по направлению к двум мальчикам.
      — Как они выглядели? — спросила мадам Боунс и так сильно сощурилась, что монокль сделался почти не виден в складках кожи.
      — Ну, один — такой толстый, а второй довольно-таки тощий…
      — Нет, нет, — нетерпеливо перебила мадам Боунс. — Дементоры. Опишите их.
      — А, — сказала миссис Фигг. Из-под её воротника тоже выползала краснота. — Большие такие. В плащах.
      У Гарри засосало в животе. Он понял: миссис Фигг, в самом лучшем случае, видела картинку с изображением дементора. А никакая картинка не способна передать того смертельного ужаса, который испытывает всякий, кто видит, как эти кошмарные, потусторонние существа гладко скользят по воздуху в нескольких дюймах от земли, кто чувствует их отвратительный запах, слышит, как они с хриплым прерывистым свистом втягивают в себя воздух…
      Какой-то крепкий мужчина с большими чёрными усами во втором ряду наклонился к своей курчавой соседке и что-то прошептал ей на ухо. Та усмехнулась и кивнула.
      — Большие, в плащах, — невозмутимо повторила мадам Боунс. Фудж скептически хмыкнул. — Понимаю. Что-нибудь ещё?
      — Да, — кивнула миссис Фигг. — Я их чувствовала. Вокруг стало холодно-холодно, а ведь это, заметьте, был на редкость тёплый летний вечер. И мне стало казаться… что из нашего мира исчезло всё хорошее и радостное… и я вспомнила… ужасные вещи…
      Её голос дрогнул и затих.
      Глаза мадам Боунс чуть расширились. Гарри увидел красные отметины в тех местах, куда врезался монокль.
      — Что делали эти дементоры? — спросила она, и Гарри почувствовал прилив надежды.
      — Они напали на мальчиков, — ответила миссис Фигг, более громким и уверенным голосом. Краснота начала сходить с её лица. — Один из них упал. Второй отступал, стараясь отогнать дементора. Это был Гарри. Он пробовал два раза, но у него получался только серебристый дымок. С третьей попытки он создал Заступника, который прогнал первого дементора, а потом, по приказу Гарри, и второго. Вот… то, что тогда случилось, — немного неуклюже закончила миссис Фигг.
      Мадам Боунс молча смотрела на свидетельницу. Фудж, напротив, не смотрел на неё, а возился с бумагами. Наконец, он поднял глаза и довольно агрессивно спросил:
      — Стало быть, это то, что вы тогда видели?
      — Это то, что тогда случилось, — повторила миссис Фигг.
      — Очень хорошо, — сказал Фудж. — Можете идти.
      Миссис Фигг перевела испуганный взгляд с Фуджа на Думбльдора, затем встала и, шаркая, побрела к выходу. Гарри услышал, как за ней с грохотом захлопнулась дверь.
      — Не слишком убедительное свидетельство, — пренебрежительно бросил Фудж.
      — О, нет, не знаю, — звучно отозвалась мадам Боунс. — Свидетельница очень точно описала чувства, возникающие при появлении дементоров. И я не могу себе представить, зачем ей говорить, что они там были, если их там не было.
      — Да, но… дементоры, разгуливающие по мугловому городишке и случайно встречающие колдуна? — фыркнул Фудж. — Шансы крайне, крайне малы. Даже Шульман на такое не поставил бы…
      — Неужели здесь найдётся человек, способный поверить, что дементоры оказались там случайно? — проронил Думбльдор.
      Ведьма, сидевшая справа от Фуджа — её лицо скрывалось в полумраке — чуть переместилась на своём месте. Все остальные сидели тихо и неподвижно.
      — Что вы имеете в виду? — ледяным голосом спросил Фудж.
      — Я имею в виду, что кто-то приказал им туда явиться, — ответил Думбльдор.
      — Если бы кто-то приказал парочке дементоров прогуляться по Литл Уингингу, у нас имелась бы об этом запись! — рявкнул Фудж.
      — Не обязательно, если дементоры теперь повинуются ещё чьим-то приказам, — спокойно произнёс Думбльдор. — Я уже высказывал свою точку зрения по этому вопросу, Корнелиус.
      — Да, высказывали, — напористо ответил Фудж, — но у меня нет ни малейших оснований в это верить. Это — пустая болтовня, Думбльдор. Дементоры, как и прежде, находятся в Азкабане и повинуются только нам.
      — В таком случае, — сказал Думбльдор, тихо, но отчётливо, — нам следует спросить себя, кто из министерства мог второго августа сего года приказать дементорам явиться в тот проулок.
      В полном молчании, последовавшем за этими словами, ведьма, сидевшая справа от Фуджа, подалась вперёд, и Гарри впервые смог её рассмотреть.
      Она показалась ему похожей на большую бледную жабу — коренастая, почти без шеи (совсем как дядя Вернон), с широким, дряблым лицом, длинным ртом с опущёнными вниз уголками и огромными, круглыми, немного выпученными глазами. Даже маленький чёрный бархатный бантик, водружённый сверху на короткие кудельки, напомнил Гарри большую муху, которую женщина-жаба вот-вот должна была слизнуть длинным липким языком.
      — Представляю собранию Долорес Джейн Кхембридж, старшего заместителя министра, — сказал Фудж.
      Ведьма заговорила высоким, трепетным, девичьим голосом, очень удивившим Гарри: он, честно сказать, был уверен, что она заквакает.
      — Кажется, я недопоняла вас, профессор Думбльдор, — произнесла она с жеманством, нисколько не отразившимся в больших, круглых, холодных глазах. — Как глупо с моей стороны. Но мне на кро-о-охотную долю секунды показалось, будто бы вы высказали предположение, что министерство магии могло отдать дементорам приказ напасть на этого мальчика!
      Она залилась серебристым смехом, от которого у Гарри зашевелились волосы на затылке. Несколько других членов Мудрейха засмеялись вместе с ней. Было абсолютно ясно, что ни одному из них на самом деле совершенно не смешно.
      — Если верно, что дементоры подчиняются исключительно приказам министерства, и если так же верно, что неделю назад два дементора напали на Гарри и его кузена, то из этого логически следует, что они сделали это по приказу человека из министерства, — вежливо сказал Думбльдор. — Разумеется, возможно и другое объяснение: что именно эти два дементора вышли из-под контроля министерства…
      — Дементоров, вышедших из-под контроля министерства, нет и быть не может! — выкрикнул Фудж, лицо которого приобрело кирпично-красный оттенок.
      Думбльдор склонил голову в лёгком поклоне.
      — Надеюсь, в таком случае министерство предпримет все необходимые меры к тому, чтобы расследовать причины появления дементоров в очень удалённом от Азкабана районе, а также причины их несанкционированного нападения на людей.
      — Не вам, Думбльдор, решать, что министерство предпримет, а чего оно не предпримет! — зарычал Фудж, цвету лица которого, ставшего теперь сизо-фиолетовым, позавидовал бы сам дядя Вернон.
      — Разумеется, нет, — мягко проговорил Думбльдор. — Я всего лишь позволил себе выразить уверенность, что это дело не останется нераскрытым.
      Он посмотрел на мадам Боунс. Та поправила монокль и, чуть нахмурившись, посмотрела на него.
      — Хочу напомнить собранию, что мы собрались здесь не для того, чтобы обсуждать поведение дементоров, даже если они и не являются плодом воображения этого юноши! — заявил Фудж. — Мы собрались, чтобы заслушать дело Гарри Поттера, обвиняемого в нарушении декрета о разумных ограничениях колдовства среди несовершеннолетних!
      — Разумеется, — согласился Думбльдор, — однако наличие дементоров в проулке является принципиально важным обстоятельством данного дела. Положение седьмое вышеупомянутого декрета в исключительных обстоятельствах допускает применение колдовства в присутствии муглов, а так как под определение исключительных обстоятельств подпадают ситуации, угрожающие жизни колдуна или ведьмы, а также любых других колдунов, ведьм или муглов, присутствующих на месте соверше…
      — Благодарю вас, Думбльдор, положение седьмое нам прекрасно известно! — рыкнул Фудж.
      — Разумеется, — с неподражаемой куртуазностью согласился Думбльдор. — Стало быть, мы все согласны с тем, что действия Гарри, а именно, создание им Заступника, подпадают под категорию исключительных обстоятельств, описываемых данным положением?
      — Да, если там действительно были дементоры, в чём я лично сильно сомневаюсь…
      — Вы слышали показания свидетельницы, — перебил Думбльдор. — Если вы сомневаетесь в их правдивости, вызовите её ещё раз и допросите снова. Я уверен, что она не станет против этого возражать.
      — Я… что… нет… — выпалил Фудж, яростно вороша бумаги. — Это… Я хочу покончить с этим сегодня, Думбльдор!
      — Но ведь вы, разумеется, готовы заслушивать показания свидетеля сколько раз, сколько потребуется для установления истины, во избежание попрания правосудия? — почти утвердительно спросил Думбльдор.
      — Попрания правосудия! Да в шляпу это ваше попрание! — взревел Фудж. — Думбльдор, вы когда-нибудь, вместо того, чтобы без конца покрывать вопиющие безобразия этого мальчишки, пытались посчитать, сколько безумных историй он насочинял? Вы, наверное, забыли, что три года назад он наложил Невесную Чару…
      — Это не я! Это домовый эльф! — выкрикнул Гарри.
      — ВИДИТЕ? — прогрохотал Фудж, театральным жестом указывая на Гарри. — Домовый эльф! У муглов! Я вас умоляю!
      — Упомянутый эльф в настоящее время служит в школе «Хогварц», — сказал Думбльдор. — Я могу сейчас же представить его собранию для дачи показаний.
      — Я… не… у меня нет времени допрашивать домовых эльфов! В любом случае, это не единственное… Он надул свою тётку! — завопил Фудж, ударяя кулаком по столу и опрокидывая чернильницу.
      — Вы же и сами тогда проявили понимание и не стали выдвигать обвинение, осознавая, как я полагаю, что даже самые лучшие из нас не всегда в состоянии контролировать свои эмоции, — спокойно сказал Думбльдор, в то время как Фудж пытался стереть чернила со своих записей.
      — Я уж не говорю о том, что он вытворяет в школе…
      — В связи с тем, что контроль за дисциплиной в стенах учебного заведения не входит в компетенцию министерства, поведение Гарри в школе не должно интересовать уважаемое собрание, — как всегда вежливо, но с чуть заметной холодностью в голосе произнёс Думбльдор.
      — Ого! — воскликнул Фудж. — Значит, то, что творится у вас в школе, не наше дело? Так вас следует понимать?
      — Министерство не имеет права исключать учеников из «Хогварца», как я уже имел счастье напомнить вам вечером второго августа сего года, — негромко проговорил Думбльдор. — Также, оно не имеет права конфисковывать волшебные палочки до того, как будут доказаны выдвинутые против их владельцев обвинения, о чём я также напоминал вам вечером второго августа сего года. В вашем похвальном стремлении соблюсти букву закона, вы сами сумели, — уверен, что не намеренно, — нарушить некоторые его положения.
      — Законы можно изменить, — свирепо сказал Фудж.
      — Разумеется, — Думбльдор слегка наклонил голову, — и вы, Корнелиус, явно торопитесь это сделать. Подумать только: за несколько недель, что прошли с тех пор, как меня попросили оставить Мудрейх, у вас уже стало обычной практикой созывать полномасштабное судебное заседание для разбора простого дела о колдовстве несовершеннолетнего!
      Некоторые колдуны беспокойно зашевелились. Фудж стал красно-коричневым. Жабоподобная ведьма справа от него, однако, спокойно, безо всякого выражения, смотрела на Думбльдора.
      — Насколько мне известно, — продолжил Думбльдор, — закон, который разрешал бы данному собранию наказать Гарри за все прегрешения разом, пока ещё не принят. Ему было выдвинуто конкретное обвинение, и он представил доказательства в свою защиту. Всё, что мыс ним можем теперь сделать, это покорно ожидать решения почтенного собрания.
      Думбльдор умолк и снова сложил вместе свои длинные пальцы. Фудж сверлил его взглядом, чуть ли не дымясь от гнева. Гарри скосил глаза на Думбльдора, рассчитывая, что тот его как-то успокоит; Гарри вовсе не был уверен, что директор поступил правильно, фактически вынудив Мудрейх принять решение уже сейчас. Однако, Думбльдор опять не заметил попыток Гарри заглянуть ему в глаза. Он неотрывно смотрел вверх, на судейские скамьи, на членов Мудрейха, погрузившихся в жаркое, но почти не слышное, обсуждение.
      Гарри уставился себе на ноги. Его сердце, которое, казалось, раздулось до немыслимых размеров, с грохотом билось о рёбра. Он думал, что слушание продлится гораздо дольше. Он сомневался, что произвёл хорошее впечатление. Он, собственно, почти ничего не сказал. Надо было подробнее объяснить им про дементоров, о том, как он упал, о том, что их с Дудли чуть не поцеловали…
      Дважды он поднимал глаза на Фуджа и открывал рот, собираясь заговорить, но увеличившееся сердце перекрывало доступ кислорода, и оба раза он лишь делал глубокий вдох и опять опускал глаза к ботинкам.
      Внезапно шёпот прекратился. Гарри хотел посмотреть на судей, но обнаружил, что ему гораздо, гораздо, гораздо легче продолжать изучать собственные шнурки.
      — Поднимите руки те, кто считает, что обвиняемый невиновен, — прогремел голос мадам Боунс.
      Гарри рывком поднял голову. Вверх поднялись руки, много рук… больше половины! Очень часто дыша, Гарри попробовал их сосчитать, но раньше чем он сумел закончить, мадам Боунс сказала:
      — Поднимите руки те, кто считает, что обвиняемый виновен.
      Руку поднял Фудж; и то же самое сделала примерно дюжина других членов Мудрейха, в том числе женщина-жаба, колдун с большими усами и кучерявая дама из второго ряда.
      Фудж, с таким видом, будто у него в горле застрял огромный кусок, обвёл всех взглядом, а затем опустил руку. Он сделал два очень глубоких вдоха и сказал голосом, в котором явственно звучала с трудом подавляемая ярость:
      — Очень хорошо, очень хорошо… Оправдан по всем статьям.
      — Превосходно, — проговорил Думбльдор и лёгко вскочил на ноги, на ходу доставая палочку и убирая кресла. — Что же, мне нужно идти. Доброго всем дня.
      И, так и не взглянув на Гарри, быстро вышел из подземелья.

Глава 9
СТРАХИ МИССИС УЭСЛИ

      Гарри никак не ожидал, что Думбльдор уйдёт вот так, внезапно. Потрясённый и одновременно испытывающий невероятное облегчение, он так и сидел в кресле с цепями, стараясь справиться с нахлынувшими эмоциями. Члены Мудрейха поднимались со своих мест, переговаривались, собирали бумаги. Гарри встал. Никто больше не замечал его, за исключением жаподобной ведьмы, которая теперь смотрела на него так же, как до того смотрела на Думбльдора. Мысленно отмахнувшись от неё, Гарри попытался поймать взгляд Фуджа или мадам Боунс, чтобы спросить, можно ли ему идти, но Фудж, как видно, твёрдо решил игнорировать Гарри, а внимание мадам Боунс было сосредоточенно на её портфеле. Гарри, очень осторожно, сделал несколько шагов по направлению к выходу. Никто его не окликнул, и тогда он быстро-быстро пошёл к двери.
      Последнюю пару футов он одолел бегом, распахнул дверь и едва не столкнулся со смертельно-бледным, испуганным мистером Уэсли.
      — Думбльдор не сказал…
      — Оправдан, — закрывая дверь, сообщил Гарри, — по всем статьям!
      Мистер Уэсли просиял и схватил Гарри за плечи.
      — Гарри, это же отлично! Нет, конечно, тебя и не могли признать виновным, для этого не было никаких оснований, но, не стану скрывать, я всё-таки…
      Тут мистеру Уэсли пришлось прервать свою речь, потому что дверь зала судебных заседаний снова открылась, и оттуда начали выходить члены Мудрейха.
      — Мерлинова борода! — увлекая Гарри в сторону, чтобы он не стоял на ходу, поразился мистер Уэсли. — Они что, судили тебя полным составом?
      — Похоже, — тихо ответил Гарри.
      Один или два колдуна, проходя мимо, кивнули Гарри, несколько, в том числе и мадам Боунс, сказали: «доброе утро, Артур» мистеру Уэсли, но большинство просто отводили глаза. Корнелиус Фудж и жабоподобная ведьма покинули подземелье почти последними. Фудж повёл себя так, словно Гарри и мистер Уэсли были частью стены, зато ведьма окинула Гарри откровенно оценивающим взглядом. Самым последним из зала заседаний вышел Перси. Он, как и Фудж, не обратил никакого внимания ни на отца, ни на Гарри, и, с прямой спиной, задрав нос, гордо прошествовал мимо с большим пергаментным свитком и охапкой запасных перьев в руках. У мистера Уэсли резче обозначились морщины возле рта, но, если не считать этого, по нему никак нельзя было сказать, что он только что видел одного из своих сыновей. Перси стал подниматься по лестнице на девятый этаж. Едва его ботинки скрылись из виду, мистер Уэсли сказал:
      — Сейчас мы поедем домой, тебе ведь наверняка не терпится поделиться хорошей новостью, — он поманил Гарри за собой. — Мне всё равно надо в Бетнель Грин, разбираться с унитазом, вот я и закину тебя по дороге. Пошли…
      — Что же вы будете с ним делать, с этим унитазом? — поинтересовался Гарри. Он широко улыбался — неожиданно всё вокруг стало казаться в пять раз веселее и приятнее, чем обычно. До Гарри постепенно доходило: он оправдан, он возвращается в «Хогварц»…
      — Ерунда, простейшая антипорча, — уже на лестнице ответил мистер Уэсли. — Здесь проблема не в том, как всё исправить. Сложнее разобраться в истинных причинах такого вандализма. Нередко колдунам кажется, что всё это — безобидное дурачество, но на мой взгляд, в подобном издевательстве над муглами выражается нечто глубинное, отвратительное, и, что касается меня, то я…
      Он оборвал себя на полуслове. К этому времени они успели подняться на девятый этаж. В коридоре, всего в нескольких футах от лестничной клетки, стоял Корнелиус Фудж и тихо говорил что-то высокому мужчине с гладкими светлыми волосами и бледным, заострённым лицом.
      Заслышав шаги, мужчина обернулся. И тоже замолчал на полуслове. Он вперил в Гарри ледяной взгляд, и его серые глаза презрительно сузились.
      — Так-так-так… Поттер, создатель Заступников, — с издёвкой проговорил Люциус Малфой.
      Гарри задохнулся — так, словно на всём ходу врезался во что-то большое и твёрдое. В последний раз эти стальные глаза смотрели на него сквозь прорези капюшона Упивающегося Смертью. Этот надменный голос глумился над ним, когда его пытал лорд Вольдеморт. Гарри был не в силах понять, как Люциус Малфой осмеливается смотреть ему в глаза? И как Фудж может спокойно с ним беседовать, когда всего несколько недель назад он узнал от Гарри, что Малфой — Упивающийся Смертью?
      — Министр рассказал мне, как ты счастливо отделался, Поттер, — процедил мистер Малфой. — Поразительно, как тебе всегда удаётся ускользнуть от наказания?… Какой ты скользкий, Поттер! Прямо как змея.
      Мистер Уэсли предупреждающе вцепился Гарри в плечо.
      — Да, — невозмутимо согласился Гарри, — я такой. Везде пролезу.
      Люциус Малфой перевёл взгляд на мистера Уэсли.
      — А вот и Артур Уэсли! Что ты здесь забыл, Артур?
      — Я здесь работаю, — отрывисто бросил мистер Уэсли.
      — Здесь? — мистер Малфой поднял брови и глянул на дверь за спиной у мистера Уэсли. — А я-то думал, что ты работаешь на втором этаже. Напомни-ка мне, в чём она заключается, эта твоя работа? Ты, кажется, таскаешь домой мугловые вещи и там их зачаровываешь?
      — Ошибаешься, — рявкнул мистер Уэсли, и его пальцы ещё глубже впились Гарри в плечо.
      — А вы сами, собственно, что здесь делаете? — осведомился Гарри у Люциуса Малфоя.
      — Это касается меня и министра магии, но совершенно не касается тебя, Поттер, — ответил Малфой, проводя рукой по своему одеянию. Гарри отчётливо услышал тихое звяканье — такое мог издать лишь карман, полный денег. — И не забывай: хоть ты и любимчик Думбльдора, это ещё не означает, что тебе всё дозволено… Не подняться ли нам в ваш кабинет, министр?
      — Разумеется, — сказал Фудж, поворачиваясь спиной к Гарри и мистеру Уэсли. — Прошу сюда, Люциус.
      Негромко разговаривая, Фудж и Малфой пошли прочь. До тех пор, пока они не скрылись в лифте, мистер Уэсли не отпускал плеча Гарри.
      — Если у них какие-то дела, почему он не подождал Фуджа у кабинета? — гневно выпалил Гарри. — Что ему понадобилось здесь, внизу?
      — Наверно, хотел проникнуть в зал заседаний, — ответил мистер Уэсли. Он был очень возбуждён и всё время оглядывался, будто опасаясь, что их могут подслушать. — Узнать, исключили тебя или нет. Когда будем дома, надо не забыть оставить сообщение для Думбльдора, он обязательно должен знать, что Малфой опять встречался с Фуджем.
      — А что у них вообще за дела с Фуджем?
      — Денежные, я полагаю, — сердито сказал мистер Уэсли. — Малфой вот уже много лет делает всевозможные пожертвования… Завязывает таким образом связи с нужными людьми… А потом обращается к ним с просьбами… Скажем, приостановить проведение какого-то неугодного ему закона… Что и говорить, связи у Люциуса Малфоя прекрасные.
      Приехал лифт, совершенно пустой, если не считать стайки сообщений, которые тут же принялись виться над головой мистера Уэсли. Он нажал кнопку «Атриум» и раздражённо от них отмахнулся.
      — Мистер Уэсли, — медленно начал Гарри, — если Фудж общается с людьми вроде Малфоя, с Упивающимися Смертью, к тому же наедине, как мы можем быть уверены, что он не находится под воздействием проклятия подвластия?
      — Ты не единственный, кому пришла в голову эта мысль, Гарри, — тихо проговорил мистер Уэсли. — Но Думбльдор считает, что в настоящий момент Фудж действует по своему собственному разумению… что, как говорит сам Думбльдор, тоже не утешает. Только, Гарри… Не стоит разговаривать об этом здесь.
      Двери раскрылись, и они вышли в просторный и пустынный Атриум. Охранник Эрик прятался за газетой. Они уже миновали фонтан, когда Гарри вдруг вспомнил.
      — Подождите… — остановил он мистера Уэсли и, доставая на ходу кошелёк, направился назад, к фонтану.
      Он заглянул в красивое лицо колдуна. Вблизи оно казалось безвольным и глупым. На губах ведьмы играла бессмысленная улыбка участницы конкурса красоты. Что же касается гоблина и кентавра, то они, независимо от своих душевных качеств, ни за что не стали бы смотреть на колдунов с такой слюнявой слащавостью. Убедительным выглядело лишь подобострастное раболепие домового эльфа. Усмехнувшись при мысли о том, что сказала бы Гермиона, если бы увидела эту статую, Гарри, развязав тесёмки, вывернул в фонтан не десять галлеонов, как собирался, а всё содержимое кошелька.

* * *

      — Я так и знал! — заорал Рон, ударяя кулаком по воздуху. — Как всегда, пронесло!
      — Куда бы они делись, — сказала Гермиона. Когда Гарри только вошёл в кухню, она пребывала в полуобморочном состоянии, а теперь дрожащей рукой прикрывала глаза. — У них ничего против тебя не было, ничего.
      — Зачем же смотреть на меня с таким облегчением, если вы и так были уверены, что пронесёт? — улыбнулся Гарри.
      Миссис Уэсли вытерла лицо фартуком, а Фред, Джордж и Джинни сорвались с места в дикарском танце, распевая речетативом:
      — Пронесло, пронесло, пронесло…
      — Тихо! Успокойтесь! — прикрикнул мистер Уэсли, хотя и он тоже улыбался. — Кстати, Сириус, в министерстве мы встретили Люциуса Малфоя…
      — Что?! — вскинулся Сириус.
      — Пронесло, пронесло, пронесло…
      — Хватит, вы трое! Да-да, мы застали его с Фуджем на девятом этаже. Они разговаривали, а потом вместе отправились в кабинет Корнелиуса. Думбльдор должен об этом знать.
      — Да, — согласился Сириус. — Мы ему передадим, не беспокойся.
      — Вот и хорошо. А то мне надо спешить — в Бетнель Грин меня ждёт страдающий рвотой унитаз. Молли, я задержусь, я должен прикрыть Бомс, но к ужину, скорее всего, будет Кинсли…
      — Пронесло, пронесло, пронесло…
      — Фред — Джордж — Джинни! Замолчите! — крикнула миссис Уэсли. Мистер Уэсли в это время вышел из кухни. — Гарри, дорогой, садись скорее, поешь, ты ведь совсем не завтракал.
      Рон с Гермионой уселись напротив него, такие счастливые, какими Гарри ни разу не видел их за всё время пребывания на площади Мракэнтлен. Пьянящая радость, угасшая было после встречи с Люциусом Малфоем, снова наполнила душу Гарри; угрюмый дом показался ему теплым и приветливым, а вездесущий Шкверчок, сунувший в дверь свиное рыльце, — не таким уж и уродливым.
      — Ясное дело: они поняли, что Думбльдор на твоей стороне, и не посмели тебя обвинить, — радостно сказал Рон, щедро накладывая на тарелки картофельное пюре.
      — Да, он меня спас, — согласился Гарри. Ему очень хотелось добавить: «Хорошо бы он ещё поговорил со мной. Или хотя бы посмотрел на меня», но это прозвучало бы неблагодарно и, хуже того, по-детски.
      Стоило ему это подумать, как шрам заболел с такой силой, что он непроизвольно схватился за лоб.
      — Что такое? — встревожилась Гермиона.
      — Шрам, — еле выговорил Гарри. — Но это ничего… это теперь всё время…
      Остальные ничего не заметили; все были заняты едой и ликованием по поводу счастливого избавления Гарри. Фред, Джордж и Джинни продолжали петь. Гермиона выглядела крайне обеспокоенной, но не успела ничего сказать, потому что в это время Рон счастливым голосом воскликнул:
      — Спорим, сегодня здесь появится Думбльдор! Должен же он с нами отпраздновать!
      — Нет, Рон, не думаю, что он сумеет выбраться, — возразила миссис Уэсли, ставя перед Гарри гиганское блюдо с жареной курицей. — Он сейчас очень-очень занят.
      — ПРОНЕСЛО, ПРОНЕСЛО, ПРОНЕСЛО…
      — Да замолчите вы когда-нибудь?! — взревела миссис Уэсли.

* * *

      В течение нескольких следующих дней Гарри постепенно начал осознавать, что в доме № 12 по площади Мракэнтлен есть человек, который не слишком рад его возвращению в «Хогварц». Этим человеком был Сириус. В первый момент, услышав радостное известие, Сириус очень успешно изобразил радость: долго жал Гарри руку, сиял и улыбался вместе со всеми. Но, чем больше проходило времени, тем сильнее он мрачнел, с каждым днём становясь всё угрюмее, почти ни с кем, даже с Гарри, не разговаривал и всё чаще запирался наверху, в спальне матери, с Конькуром.
      — Только не вздумай чувствовать себя виноватым! — сурово сказала Гермиона после того, как Гарри поделился с нею и с Роном своими переживаниями. После слушания прошла уже почти неделя, и сейчас они были заняты тем, что отскребали от грязи шкаф на третьем этаже. — Твоё место в «Хогварце», и Сириус это прекрасно знает. По моему мнению, в данном случае он проявляет эгоизм.
      — Ну, это уж чересчур, Гермиона, — возразил Рон, с сосредоточенным видом отчищавший с пальца упрямый кусок плесени, — тебе бы тоже не понравилось сидеть здесь в одиночестве.
      — В каком одиночестве? — воскликнула Гермиона. — А Орден Феникса? Просто он надеялся, что Гарри тоже будет здесь жить.
      — Вряд ли, — сказал Гарри, выжимая тряпку. — Когда я спросил, можно ли мне будет жить с ним, он ничего толком не ответил.
      — Это потому, что он не хотел себя обнадёживать, — мудро изрекла Гермиона. — И потом, он, наверное, чувствовал себя виноватым, потому что и вправду втайне мечтал, чтобы тебя исключили. Тогда вы оба были бы изгоями…
      — Прекрати! — хором оборвали её Рон и Гарри, но Гермиона лишь пожала плечами:
      — Пожалуйста. Только я иногда думаю, Рон, что твоя мама права: временами Сириус путается и не понимает, что Гарри — это Гарри, а не его отец.
      — Ты что же, считаешь, что у него с головой не всё в порядке? — взвился Гарри.
      — Нет, я считаю, что он очень долгое время был очень-очень одинок, — просто ответила Гермиона.
      В этот момент за их спинами, в дверях спальни, показалась миссис Уэсли.
      — До сих пор не закончили? — сунув голову в шкаф, недовольно сказала она.
      — Я думал, ты пришла предложить нам немного отдохнуть! — горько вздохнул Рон. — Знаешь, сколько тонн грязи мы уже вывезли за всё это время?
      — Вы же мечтали помогать Ордену, — пожала плечами миссис Уэсли, — так что должны быть рады, что приводите в порядок его штаб-квартиру.
      — Я чувствую себя домовым эльфом, — пробурчал Рон.
      — Вот, теперь ты видишь, какая ужасная у них жизнь? Теперь ты понимаешь, что должен принимать более активное участие в П.У.К.Н.И? — с надеждой вскричала Гермиона, как только миссис Уэсли вышла из комнаты. — Знаешь, пожалуй, было бы неплохо устроить благотворительную уборку гриффиндорской гостиной, а доходы передать в фонд П.У.К.Н.И, так мы пополним бюджет и повысим осведомлённость граждан…
      — Я сам передам тебе все свои доходы, лишь бы ничего больше не слышать о ПУКНИ, — раздражённо пробормотал Рон, но так, чтобы только Гарри мог его слышать.

* * *

      Приближался последний день каникул. Гарри всё чаще предавался мечтам о «Хогварце». Он не мог дождаться момента, когда снова увидит Огрида, снова начнёт играть в квидиш, снова пойдёт через огород в теплицы на урок гербологии. Да что там: убраться из этого пыльного, грязного дома, подальше от недочищенных шкафов и проклятий Шкверчка, — уже счастье!… Хотя при Сириусе Гарри, разумеется, никогда этого не говорил.
      Оказалось, что жить при штабе антивольдемортовского движения совсем не так интересно, как можно было подумать. Конечно, члены Ордена появлялись в доме регулярно, иногда оставаясь поесть, а иногда забегая всего на пять минут, чтобы торопливо, шёпотом, обменяться информацией. Но миссис Уэсли строго следила за тем, чтобы Гарри и компания не могли услышать ни слова из этих разговоров (ни просто так, ни с помощью подслуш), и никто, даже Сириус, больше не считал, что Гарри следует знать что-то ещё помимо того, что ему рассказали в первый вечер.
      В последний день перед возвращением в школу Гарри стоял на стуле и сметал со шкафа помёт Хедвиги. В это время в комнату вошёл Рон с двумя конвертами в руках.
      — Список книг, — сказал он, бросая один из конвертов Гарри в руки. — Давно пора, я уж думал, они забыли, обычно его присылают гораздо раньше…
      Гарри смёл остатки помёта в мусорный мешок и, через голову Рона, швырнул мешок в корзину в углу спальни. Корзина заглотила мешок и сыто рыгнула. Гарри вскрыл конверт. Там было два пергаментных листа: один — обычное напоминание о том, что учебный год начинается первого сентября, а второй — список необходимых в этом году учебников.
      — Только два новых, — Гарри пробежал глазами список. — Миранда Гошок, «Сборник заклинаний (часть 5)» и Уилберт Уиляйл, «Теория защитной магии».
      Хлоп.
      Рядом с Гарри материализовались Фред с Джорджем. Он успел так привыкнуть к их постоянным появлениям и исчезновениям, что даже не свалился со стула.
      — Мы вот думаем, откуда взялась книга этого Уиляйла, — словно в продолжение давно начатого разговора, сказал Фред.
      — Это же значит, что Думбльдор нашёл нового учителя защиты от сил зла, — пояснил Джордж.
      — Что ж, вовремя, — сказал Фред.
      — В каком смысле? — спросил Гарри, спрыгивая со стула.
      — Мы тут слышали — через подслуши — разговор родителей, — объяснил Фред. — По их словам выходило, что Думбльдор никак не может никого найти на эту должность.
      — Неудивительно, если вспомнить, что случилось с четырьмя последними учителями, — заметил Джордж.
      — Один погиб, второй лишился памяти, третьего уволили, а четвёртый провёл девять месяцев в сундуке, — загибая пальцы, перечислил Гарри. — Да уж.
      — Ты что, Рон? — вдруг спросил Фред.
      Рон не ответил. Гарри оглянулся. Рон стоял неподвижно, чуть раскрыв рот и остолбенело уставившись на письмо из «Хогварца».
      — Да в чём дело? — нетерпеливо выкрикнул Фред. Он подошёл к Рону и, через его плечо, заглянул в письмо.
      Тут и рот Фреда раскрылся от удивления.
      — Староста? — неверяще спросил он, глядя в письмо. — Староста?
      Джордж бросился к ним, выхватил из рук Рона конверт, перевернул его вверх ногами, и Гарри увидел, что в ладонь Джорджа упало что-то малиново-золотое.
      — Не может быть, — хрипло прошептал Джордж.
      — Это какая-то ошибка, — сказал Фред, выхватил у Рона письмо и посмотрел его на свет, словно проверяя водяные знаки. — Ни один человек в здравом уме не стал бы назначать Рона старостой.
      Головы близнецов синхронно повернулись к Гарри.
      — Мы были уверены, что ты — стопудовый вариант! — воскликнул Фред так, как будто Гарри каким-то хитрым образом умудрился всех облапошить.
      — Мы считали, что Думбльдор обязательно выберет тебя! — возмущённо крикнул Джордж.
      — Учитывая Тремудрый Турнир и всё прочее! — прибавил Фред.
      — Видимо, против него сыграли все эти разговоры про помешательство, — сказал Джордж Фреду.
      — Да-а, — протянул Фред. — Да, друг, от тебя слишком много беспокойства. Что ж, хотя бы один из вас выступил как подобает.
      Он подошёл к Гарри и похлопал его по спине, одарив при этом Рона уничтожающим взглядом.
      — Староста… мыска Лонни сталоста.
      — Фу-у-у, представляю, что устроит мама, — застонал Джордж и, как нечто заразное, сунул значок в руку Рона.
      Рон, до сих пор не издавший ни звука, взял значок, некоторое время непонимающе взирал на него, а потом молча протянул его Гарри, словно прося подтвердить его подлинность. Гарри взял значок: большая буква «С» на фоне гриффиндорского льва. Точно такой же Гарри видел на груди у Перси в свой самый первый день в «Хогварце».
      В этот миг с шумом открылась дверь, и в комнату ворвалась Гермиона с развевающимися волосами и раскрасневшимися щеками. В руке она держала конверт.
      — Вы… вы получили?…
      Она увидела у Гарри значок и издала громкий вопль.
      — Я так и знала! — возбуждённо закричала она, потрясая письмом. — Я тоже, Гарри, я тоже!
      — Нет, — сказал Гарри, поспешно передавая значок Рону. — Это не мой, это Рона.
      — Это… что?
      — Староста — Рон, а не я, — повторил Гарри.
      — Рон? — раскрыла рот Гермиона. — Но… Ты уверен? То есть…
      Рон повернулся и с вызовом посмотрел на неё. Гермиона покраснела.
      — На конверте — моё имя, — сказал Рон.
      — Да я… — растерянно пробормотала Гермиона. — Я… В общем… Здорово! Молодец, Рон! Это так…
      — Неожиданно, — закончил за неё Джордж, согласно кивая головой.
      — Нет, — Гермиона покраснела ещё больше, — нет, ничего подобного… Рон сделал много всего… он и в самом деле…
      Дверь за её спиной открылась шире, и вошла миссис Уэсли с кипой свежевыглаженных вещей.
      — Джинни говорит, списки книг наконец-то пришли, — поглядев на конверты, сказала она, одновременно направляясь к кровати и начиная раскладывать одежду на две стопки. — Давайте их мне, пока вы будете собирать вещи, я всё куплю на Диагон-аллее. Да, Рон, а тебе нужно купить ещё и новую пижаму, эта коротка дюймов на шесть, не меньше, ты растёшь прямо на глазах… Ты какого цвета хочешь?
      — Купи красную с золотом, под цвет значка, — ухмыльнулся Джордж.
      — Под цвет чего? — рассеянно переспросила миссис Уэсли, скатывая пару бордовых носков и укладывая их в стопку вещей Рона.
      — Значка, — повторил Фред с видом человека, рассчитывающего как можно скорее отделаться от самого неприятного. — Новенького блестященького значка старосты.
      Потребовалось некоторое время, чтобы его слова дошли до сознания миссис Уэсли, поглощённой мыслями о пижаме.
      — Его?… Но… Рон, ты не?…
      Рон поднял вверх значок.
      Миссис Уэсли вскрикнула совсем как Гермиона.
      — Не может быть! Не может быть! О, Рон, как это замечательно! Староста! Как все в семье!
      — А мы с Фредом кто? Соседские дети? — возмутился Джордж, но мать, ненарочно оттолкнув его, обвила руками шею младшего сына.
      — Как обрадуется папа, когда узнает! Рон, я так тобой горжусь! Какая чудесная новость! Ещё немного, и ты будешь лучшим учеником, как Билл и Перси, ведь это только первый шаг! Какой подарок! Среди всех наших тревог, я так счастлива, о, Ронни…
      За её спиной близнецы громко изображали рвотные позывы, но миссис Уэсли ничего не замечала; крепко обнимая Рона, она покрывала поцелуями его лицо, ставшее более малиновым, чем значок старосты.
      — Мам… хватит… мам, успокойся… — бормотал он, пытаясь вырваться.
      Она отпустила его и, задыхаясь от счастья, проговорила:
      — Ну, что же это будет? Перси мы подарили сову, но у тебя сова уже есть…
      — Что ты х-хочешь с-сказать? — запинаясь, спросил Рон. Он не осмеливался верить собственным ушам.
      — Ты заслужил награду! — любовно глядя на сына, воскликнула миссис Уэсли. — Как насчёт красивой новой парадной робы?
      — Робу мы ему уже купили, — трагически сообщил Фред с таким видом, точно глубоко сожалел о необдуманной щедрости.
      — Тогда новый котёл, старый весь проржавел, им ведь ещё Чарли пользовался… Или новую крысу, ты так любил Струпика…
      — Мам, — с робкой надеждой начал Рон, — а можно мне новую метлу?
      Лицо миссис Уэсли чуточку потускнело; цены на мётлы были очень высоки.
      — Не самую лучшую! — поторопился добавить Рон. — Просто… просто новую… для разнообразия…
      Миссис Уэсли поколебалась мгновение, затем улыбнулась.
      — Конечно, можно… Что ж, раз нужно будет заходить ещё и за метлой, я должна торопиться. До свидания… Подумать только, малыш Ронни — староста!… Да, не забудьте собрать сундуки… Староста… я умираю!…
      Она последний раз поцеловала Рона в щёку, громко всхлипнула и выбежала из комнаты.
      — Рон, ты не обидишься, если мы не станем тебя целовать? — с фальшивой озабоченностью спросил Фред.
      — Если хочешь, мы сделаем реверанс, — предложил Джордж.
      — Ой, заткнитесь, — сердито посмотрел на них Рон.
      — А то что? — спросил Фред со зловещей улыбкой. — Ты нас накажешь?
      — Посмотрел бы я на него, — хмыкнул Джордж.
      — Вполне может и наказать, если будете себя так вести, — недовольно пригрозила Гермиона.
      Фред с Джорджем расхохотались, а Рон пробормотал:
      — Плюнь, Гермиона.
      — Джордж, мы должны следить за каждым своим шагом, — пролепетал Фред, притворяясь, что дрожит от страха, — потому что теперь за нами будут надзирать два грозных старосты…
      — Да, кончились наши золотые денёчки, — картинно опечалился Джордж.
      И, с громким хлопком, близнецы дезаппарировали.
      — Ну, эти двое! — возмущённо сказала Гермиона, глядя в потолок, откуда доносились раскаты громкого хохота. — Не обращай на них внимания, Рон, они просто завидуют!
      — Не думаю, — с сомнением покачал головой Рон, тоже глядя в потолок. — Они всегда говорили, что в старосты выбиваются одни придурки… Но зато, — прибавил он уже более радостно, — у них никогда не было новой метлы! Жалко, что я не могу пойти с мамой и выбрать… «Нимбус» она, конечно, не сможет себе позволить, но сейчас появилась новая модель «Чистой победы», это было бы здорово… да… Я, пожалуй, пойду, намекну ей, что мне бы хотелось «Чистую победу»… Так, для информации…
      И он выскочил из комнаты, оставив Гарри и Гермиону одних.
      Гарри вдруг понял, что ему почему-то не хочется встречаться с Гермионой взглядом. Он повернулся к своей постели, взял стопку чистого белья, положенную туда миссис Уэсли, и направился в другой конец комнаты к сундуку.
      — Гарри? — робко позвала Гермиона.
      — Ты молодец, Гермиона, — сказал Гарри с такой доброжелательностью, что не узнал собственного голоса, и, по-прежнему не поднимая глаз, продолжил: — Это здорово. Отлично. Классно.
      — Спасибо, — поблагодарила Гермиона. — Э-э-м… Гарри… Можно мне взять Хедвигу? Написать маме с папой? Они так обрадуются… Понимаешь, староста — это как раз то, что они могут понять…
      — Конечно, — отозвался Гарри всё тем же сердечным, не своим, голосом. — Бери!
      Он склонился над сундуком, уложил на дно одежду и притворился, будто что-то ищет. Гермиона подошла к шкафу и стала подзывать Хедвигу. Прошло несколько мгновений; до Гарри донёсся звук закрывающейся двери, но он стоял не разгибаясь и настороженно прислушивался. В комнате раздавалось лишь гнусное хихиканье пустого холста и кхеканье мусорного ведра, выкашливавшего совиный помёт.
      Он распрямил спину и обернулся. Гермиона ушла и унесла с собой Хедвигу. Гарри быстро прошёл через всю комнату, закрыл дверь, медленно вернулся к своей кровати и упал на неё, невидящими глазами уставившись на доску в изножье.
      Он начисто забыл о том, что в пятом классе выбирают новых старост. Он так боялся вылететь из школы, что в его голове не осталось места каким-то глупым значкам. А между тем они медленно, но верно прокладывали себе путь к новым хозяевам. Но… если бы он о них помнил… если бы вообще думал об этом… чего бы он тогда ждал?
      Не этого, сказал еле слышный, но правдивый голос у него в голове.
      Гарри болезненно сморщился и спрятал лицо в ладонях. Он не мог обманывать сам себя — если бы он знал, что одному из них предстоит получить значок старосты, то был бы уверен, что значок достанется ему, а не Рону. Неужели он такой же, как Драко Малфой? Неужели он считает себя лучше других? Неужели и в самом деле верит, что он лучше Рона?
      Нет, отрёкся от ужасной мысли тихий голос.
      «Честно?» — спросил себя Гарри, озадаченно копаясь в собственных чувствах.
      Я лучше играю в квидиш, сказал голос. А во всём остальном я — такой же.
      Вот это правда, подумал Гарри; по успеваемости он ничуть не лучше Рона. Но… Как же всё остальное? То, что помимо уроков? Всё то, что им с Роном и Гермионой довелось пережить? Как же все приключения, во время которых им нередко грозили вещи похуже исключения из школы?
      Рон и Гермиона почти всегда были вместе со мной, сказал голос в голове у Гарри.
      Ну, не всё время, заспорил с собой Гарри. Их не было, когда я боролся с Белкой. Они не сражались с Реддлем и василиском, а в ночь побега Сириуса не им пришлось избавляться от дементоров. Их не было со мной на кладбище в ночь возвращения Вольдеморта…
      Гарри снова овладело чувство, которое он уже испытывал здесь в самый первый вечер: чувство, что его недооценили, что с ним обошлись несправедливо. У меня гораздо больше заслуг, возмущённо думал Гарри. Я сделал больше, чем любой из них!
      Но, возможно, справедливо заметил голос в голове, Думбльдор выбирает старост не по числу опасных ситуаций, в которые они попали по собственной глупости…. Может быть, он выбирает их по другим критериям… Может быть, у Рона есть что-то, чего нет у тебя…
      Гарри открыл глаза, посмотрел сквозь пальцы на когтистые ноги шкафа и вспомнил слова Фреда: «Ни один человек в здравом уме не стал бы назначать Рона старостой…»
      Гарри коротко хохотнул. А через секунду ему стало тошно от самого себя.
      Рон не выпрашивал у Думбльдора значок старосты и не виноват, что его выбрали. Так неужели же он, Гарри, лучший друг Рона, будет страдать из-за того, что значок достался не ему, будет за глаза смеяться над Роном вместе с близнецами и портить Рону удовольствие? И всё только потому, что Рон хоть в чём-то оказался лучше?
      В этот момент на лестнице послышались шаги Рона. Гарри встал, поправил очки и пристроил на лицо улыбку. Рон вошёл в дверь.
      — Успел! — радостно сообщил он. — Она сказала: если смогу, куплю «Чистую победу».
      — Класс, — сказал Гарри и с облегчением отметил, что неестественная сердечность исчезла из его голоса. — Знаешь, Рон… ты молодчага.
      Улыбка сошла с лица Рона.
      — Я вообще не думал, что меня выберут, — сказал он, мотая головой. — Я думал, это будешь ты!
      — Да ты что, от меня столько беспокойства, — отозвался Гарри, повторяя слова Фреда.
      — Да… — протянул Рон, — наверно, поэтому… Ладно, надо собираться, да?
      Поразительно, как их вещи успели разползтись по всему дому. Почти вся вторая половина дня ушла на то, чтобы собрать и распихать по сундукам книги и прочее имущество. Гарри обратил внимание, что Рон всё время перекладывает с места на место свой значок. Сначала он пристроил его на тумбочку, потом — в карман джинсов, потом достал и положил поверх сложенной робы, видимо, для того, чтобы посмотреть, как тот будет выглядеть на чёрном. И только когда Фред с Джорджем попытались неотлипным заклятием приклеить значок ему ко лбу, Рон нежно обернул своё сокровище бордовыми носками и надёжно запер в сундуке.
      Миссис Уэсли вернулась с Диагон-аллеи около шести вечера, нагруженная книжками и с длинным свёртком в плотной коричневой бумаге, который Рон с нетерпеливым стоном у неё выхватил.
      — Не надо её сейчас открывать, к ужину будут гости, и вы все нужны мне внизу, — сказала миссис Уэсли, но, стоило ей выйти за дверь, как Рон жадно разорвал упаковку и, с экстатическим выражением лица, стал дюйм за дюймом исследовать новую метлу.
      Внизу, в кухне, миссис Уэсли повесила над уставленным яствами столом малиновый плакат: ПОЗДРАВЛЯЕМ РОНА И ГЕРМИОНУ НОВЫХ СТАРОСТ «ГРИФФИНДОРА»
      За все каникулы Гарри ни разу не видел её в таком хорошем настроении.
      — Я подумала, пусть у нас сегодня будет не обычный ужин, а фуршет, — объявила она Гарри, Рону, Гермионе, Фреду, Джорджу и Джинни, как только те вошли в кухню. — Рон, папа с Биллом уже в пути. Я послала сов им обоим, и они просто в восторге, — добавила она с сияющим видом.
      Фред закатил глаза.
      Сириус, Люпин, Бомс и Кинсли были уже здесь, а вскоре после того, как Гарри налил себе усладэля, в кухню, тяжело ступая, вошёл и Шизоглаз Хмури.
      — Аластор, как я рада, что ты здесь, — воскликнула миссис Уэсли. Шизоглаз в это время, двигая плечами, освобождался от дорожного плаща. — Мы давно хотели тебя попросить… Ты не мог бы взглянуть на письменный стол в гостиной и сказать, что там внутри? Сами открывать мы побаиваемся — вдруг там что-то опасное?
      — Без проблем, Молли…
      Электрически-голубой глаз прокрутился вверх и внимательно уставился в потолок.
      — Гостиная… — проворчал Хмури, и зрачок волшебного глаза сузился. — Стол в углу? Так, вижу… да… это вризрак… Хочешь, чтобы я пошёл наверх и избавился от него?
      — Нет, нет, я сама, только попозже, — всё тем же радостным голосом сказала миссис Уэсли, — ты пока выпей чего-нибудь. У нас тут небольшой праздник… — Она показала на малиновый плакат. — Четвёртый староста в семье! — и она нежно взъерошила Рону волосы.
      — Староста, значит? — пророкотал Хмури, нормальным глазом глядя на Рона, а волшебным — себе в висок. У Гарри возникло неприятное ощущение, что этот глаз смотрит на него, и он отодвинулся подальше, к Сириусу и Люпину.
      — Что ж, поздравляю, — сказал Хмури, не сводя с Рона нормального глаза. — Тот, кто стоит у власти, — настоящий магнит для неприятностей, но, раз уж Думбльдор тебя назначил, стало быть, он уверен, что ты способен противостоять основным нехорошим заклятиям…
      Такой необычный взгляд на вещи явно поразил Рона, но ему не пришлось ничего отвечать, поскольку в это время в кухню вошёл его отец вместе со старшим братом. Миссис Уэсли была в таком хорошем настроении, что даже не рассердилась, увидев, что они привели с собой Мундугнуса. Последний явился в длинном пальто, из-под которого в самых неожиданных местах что-то выпирало. На предложение это пальто снять и положить его рядом с дорожным плащом Хмури Мундугнус ответил категорическим отказом. Когда все взяли напитки, мистер Уэсли сказал:
      — Что же, давайте поднимем тост, — он поднял кубок, — за Рона и Гермиону, новых гриффиндорских старост!
      Рон и Гермиона просияли; все выпили за них и поаплодировали, после чего столпились у стола, разбирая закуски.
      — А я так и не стала старостой, — раздался за спиной у Гарри довольный голос Бомс. Волосы у неё сегодня были до талии, помидорно-рыжего цвета, и её легко можно было принять за старшую сестру Джинни. — Наш завуч сказал, что для этого мне не хватает некоторых важных качеств.
      — Каких, например? — заинтересовалась Джинни, выбиравшая печёную картошку.
      — Например, умения себя вести, — ответила Бомс.
      Джинни засмеялась; а Гермиона, очевидно засомневавшись, прилично ей будет улыбнуться или всё-таки нет, сделала большой глоток усладэля и якобы подавилась им.
      — А ты, Сириус? — спросила Джинни, стуча Гермиону по спине.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.