Любопытствующий Терион, видимо считал, что он специалист в методе дедукции, потому как зашёл издалека, дабы узнать что-либо обо мне. Меня же это совсем не устраивало и потому, как-то само собой (надеюсь он так подумал), тема свернула с этой ненужной мне, скользкой дорожки, на более безобидную — о ярмарке.
Как оказалось, ни я одна не желала рассказывать о себе, посему мы обменивались ничего не стоящей информаций, а точнее — впечатлениями. «Пора бы закругляться» — ныл внутренний голос, да и руку стало жечь немилосердно, я едва терпела.
Принимая во внимание всё это, я таки, обменявшись любезностями на прощание, поднялась к себе. Закрыв за собой двери, я встала, прислонившись к ней, а обволакивающая темнота скрывала злые слёзы, терпеть боль становилось всё труднее. Добравшись до кровати, я бухнулась в чём была и мысленно крича, а вслух шепча, позвала:
— Шкееет!
Он был неподалёку, той самой пяткой я просто знала это. Левой рукой стащила сапоги, чувствуя, как ненавистная жалость к себе, душит меня. Всё же взяв себя в руки (уроки жизни в детдоме), успокоилась и попыталась дышать ровнее. Как ни странно, это помогло… Нет, жжение в руке не прошло, но как будто отодвинулось на второй план. Влетел в раскрытое окно Шкет, я обрадовалась ему, как родному. Этот пушистый комок брякнулся на подушку, округлившимся пузиком.
— Да ты, я смотрю, времени даром не терял. — Напряжённо улыбаясь, съязвила я. — Смотри, а то скоро будешь взлетать, махая и ушами тоже, одни крылья не справятся.
Мне показалось, что он облегченно вздохнул, и развалился на месте приземления, игнорируя мои волосы, раскинутые по подушке. Я уткнулась носом в плюшевого Шкета и забылась спасительным сном.
Глава 6
— Эх, как хорошо! — я сладко потянулась широко зевая.
Комната была залита солнечным светом, стало быть уже далеко не раннее утро. Я валялась на кровати, припоминая все события вчерашнего дня. Шкет бессовестно дрых, провалившись между двух подушек, одна носопырка торчала.
— «Надо бы освежиться» — подумалось мне. Я вышла на лестницу и стоя на верху, крикнула девушку. Не прошло и часа, как я уже сидела в полюбившейся бочке и уже окончательно проснувшись, думала, что мне делать дальше. Ну хоть бы одна здравая мысля в голову пришла. «Слышите, Вы там?» — крикнула я внутренним голосам. Вот так всегда, когда не надо так каждый норовит мою извилину в голове на себя перетянуть, а как нужно — не дождёшься их.
Надо же, как я привыкла к моим этим голосам. Помню, когда у меня начались беседы с собой — я дико испугалась. Меня тогда с полгода как перевели в детдом из монастыря. Сказать кому-либо из воспитателей, я не отважилась, как пить дать отдали бы в дурку. Они уже тогда познали все прелести общения со мной безобидной и не упустили бы шанса сплавить меня на законном основании. А настоятельнице было и вовсе страшно говорить — определила бы меня как одержимую. Заперли бы меня в кельи, купали бы в освящённой воде, и о ужас — меня держали бы на всех постах.
Но довольно скоро я успокоилась, списывая это на то, что это глас разума, иногда пробивающийся через мои бронированные мозги. К одному из внутренних голосов, я искренне испытывала уважение, он всегда меня подбадривал и будто прибавлял силы, этакий дух средневекового отважного рыцаря.
Голос этот первым «пробил» броню моих мыслей, а послужило этому, как я думаю, весьма неприятное обстоятельство.
Мы сидели в палисаднике на лавочке недалеко от детдома. Дети помладше бегали, играли по небольшой площадке. Вскоре вышел старший воспитатель и оповестив нас, собираться к ужину, удалилась. Все, разумеется, спешно засобирались только две девчушки ещё ковырялись, собирая своё барахло со скамейки. Я притормозила у дверей, чтобы их дождаться. На почти опустевшую площадку ввалились двое подростков. Подошли к ближайшей скамейке, где возились девочки, и одним жестом смахнули все их «сокровища» на песок.
— Валите отсюда малявки, — сказал патлатый недомерок при этом наступив на только что скинутые вещи.
И тут в голове у меня зазвенел голос:
— «Недостойно сие, стоять и смотреть, как отрок неразумный вести себя позволяет!» — я опешила, но была с ним согласна, и посему — направилась по направлению к ним, дабы забрать девочек в дом.
Одна из них попыталась поднять что-то упавшее, но тот, что был поплотнее (с голодухи видать опух) несильно пихнул девочку, но этого хватило для её падения. Девочки заплакали и не убежали лишь потому, что видимо те немногие игрушки, которые у них были, не хотелось бросать здесь. Голос во мне недовольно зарычал, и я прибавила ходу.
— Кто духом слаб, стремится силою мнимой позорно храбрость выказать! — с вызовом выпалила я им.
Они немного опешив промолчали, но быстро пришли в себя и встали с лавки. По мере их подъёма, я вынуждена была задирать голову (чувствую недомерком уже себя). Нахалы так недобро на меня зыркнули, что мне захотелось схватить девчонок и побежать. И вот тут я будто незримо коснулась души рыцарской, и часть её отчаянной смелости передалась и мне.
Перед двумя подростками, которые так хотели казаться крутыми, стояла щуплая, невысокая девушка. От нахлынувшей волны ярости черты её лица заострились, а серые глаза походили на две льдинки. Упрямо задрав подбородок и выпрямившись, она достала платок и бросила его в лицо нахала, толкнувшего девочку.
— Настойчиво рекомендую извиниться перед двумя маленькими леди и, собрав их вещи, немедленно удалиться! — буквально выплюнула я, чувствуя, как набирает силу ярость.
— Ага, уже бежим, падаем и спотыкаемся. — Осклабился другой.
— Я вижу вразумить недостойных словесно, не представляется возможным. В таком случае придётся ручно подправить прорехи в Вашем, как оказалось и без того убогом, воспитании.
В таком состоянии меня почему-то совсем не волновала разница в габаритах. Я подошла ближе и врезала, собрав всю силу (как мне показалось) в один кулак и приложила его туда, куда смогла достать — под дых.
— Ой, — парень удивлённо выдохнул одними губами, не произнеся не звука, и сложился пополам. Второй, глядя на него и пребывая в немом удивлении, собрал игрушки и, протянув девочкам, продолжал не мигая стоять.
— Пойдёмте, не след столь юным барышням одним продлевать сию прогулку. — Сказала я, взяв девчонок за руки и направляясь к дверям детдома.
После этого случая необъяснимая уверенность поселилась во мне, и если что-то грозило её изгнанию, голос «рыцаря» (как я его назвала) не оставлял меня.
Другой мой внутренний голос можно было определить как — разгильдяйка с язвочкой, толкающая меня на всевозможные проделки, стоило только дать ей свободу.
Помнится, меня сильно возмутил один случай, когда некто из старших, чуть ли не поголовно запугал всех рассказами о мертвецах. Очень хотелось уделать этого «храбреца», в конце концов, пугать — это моя прерогатива! Он собрал отряд смельчаков и вечером потащил их в монастырь… МОЙ монастырь (где я пребывала до моего появления здесь) для прохождения испытания. Из осторожных расспросов испытуемого я узнала, что они должны были войти в какой-то склеп. Вполне объяснимо, почему был выбран монастырь — это место было ближайшим, где можно было найти этот самый склеп (с полчаса ходу «огородами»).
В монастырях с древнейших времен совершались погребения как духовных, так и мирских лиц. Этот монастырь не был исключением. Внутри небольшого сада располагалось монастырское кладбище, на территории которого и был склеп-хранилище тех, кто когда-то скончался в стенах монастыря. Часть свода обрушилась, и он казался древнее, чем был на самом деле (настоятельница рассказывала).
Я как бы невзначай, науськала ребят:
— Вы сначала его попросите туда сходить одного, а потом последуете и вы. Разведать местность так сказать…
Осень уверенно вступила в свои права, и темнело уже достаточно быстро. После отбоя, я дождалась когда выйдет отряд смельчаков во главе с «мистером храбрецом» и, выскользнув на улицу побежала, чтобы добраться быстрее их. Благо я знала там всё как свои пять пальцев. Услышав вдалеке шаги, я наскоро окопалась в опавших листьях у самого склепа (их здесь было полно), оставив маленькое пятнышко обозреваемого пространства (ведь проучить я собиралась только «храбреца»). Долго ждать не пришлось, он замаячил в темноте, приближаясь ко мне. Я подождала, когда он почти вплотную подошёл к склепу и только собирался открыть дверь, как:
— Остановись недостойный, как смеешь ты тревожить покой умерших?! — сказала, нет, скорее провыла я надменным голосом.
В ответ я услышала только нечленораздельный набор гласных букв. Хотела на этом остановиться, но всё тот же задиристый внутренний голос подбил меня ещё на одну реплику:
— Тот, кто посмеет зайти на святую землю с грязными помыслами… — договорить я не успела. У «храбреца» вдруг прорезался голос… и реакция.
— Не… не… не посмеет, простите… — он улепётывал так, что пятки сверкали… хотя нет, даже пяток не было видно. Надо отдать должное — ребят, которых привёл, он отвёл назад, а не убежал один сломя голову. Некоторое время он ходил подозрительно молчаливым, но потом всё пошло по-прежнему, исключая разве что запугивания — их не стало. И мой внутренний голос ликовал!
Были случаи и другого характера, но они благодаря этой «козе» (я о внутреннем голосе), помогали мне легко сходится практически с любым, если я того хотела.
Старший воспитатель разрешила пойти в парк, прогуляться. Мы с девчатами шли, щебеча о ничего не значащих вещах. Я, смеясь, проводила глазами проходящего мимо весьма симпатичного парня. Он ответил мне взглядом и уже за спиной послышался шум с невнятными криками. Мы спешно обернулись, с земли поднимался понравившийся мне парень. Он подошёл к нам троим и, обращаясь ко мне, спросил:
— Каким видом спорта Вы занимаетесь? И если стрельбой (глазами имел он в виду)… у Вас отлично получается. — Добавил он отряхиваясь. Мы с девчатами прогуляли в тот день до вечера, а он с другом нас сопровождали в сем предприятии.
Вот такой вот озорной и немного легкомысленный один из моих внутренних голосов, словом «коза, она и есть коза». Хотя справедливости ради замечу — некой долей житейской мудрости она была не лишена, как и повышенной коммуникабельности на любом поприще.
А вот третий глас, появлялся по началу, крайне редко, словно предупреждая меня об опрометчивых поступках, этакий «мудрец». Зато всё своё красноречие проявил уже в старших классах и не оставил меня и в институте, помогая усидчивостью и какими-то необъятными кладезями знаний. Напару с этим «мудрецом» мы доводили Каку (Акакий Мстиславович, если кто забыл) до небывалого раздражения, которое сопровождалось, чуть ли не всеми цветами радуги на его лице.
Помню, как Кака мучил очередную жертву на семинаре. Было жаль парня, и не потому, что он хреновенько подготовился.
Дело в том, что наш преподаватель философии не просто спрашивал о жизни Великих и всячески приветствовал заучивание мудрых высказываний, но и требовал, чтобы студенты их объясняли. Если студент не учил цитат, он недовольно озвучивал их сам. И если несчастный не мог этого сделать это, было ещё полбеды («неуд» без нервотрёпки), а вот если он давал объяснение, которое расходилось с его пониманием — попадалово полное. Потому как не сдавшие семинар — к экзамену не допускались. Рисковать приходилось почти всем, мало кого устраивала пересдача (ещё и не одна) и «удочка» в итоге. В идеале для преподавателя, студент кроме жизнеописания должен бы процитировать несколько цитат в тему но, учитывая количество билетов, учить надо было не много, а очень много. А мой внутренний «мудрец» (голос) знал, если не сказать всё, то очень многое, чем частенько меня и спасал.
И парень с параллельного потока (сдавали двумя потоками) отчаянно пытался доказать, что все люди разные… как и мнения. Ха! Каку его потуги только распалили, ведь он не знал КАК с ним нужно «бороться». А я знала… и вознамерилась спасти бедолагу, не без помощи скрытого в моём сознании «мудреца», разумеется:
— Акакий Мстиславович, «… В большинстве споров можно подметить одну ошибку: в то время как истина лежит между двумя защищаемыми воззрениями, каждое из последних отходит от нее тем дальше, чем с большим жаром спорит» (Рене Декарт), — беспардонно влезла я, в так называемую беседу, потому что Кака игнорировал мою поднятую руку.
— Студентка Вольная, а Вы никак не можете усидеть на месте, «Говорят, что между двумя противоположными мнениями находится истина. Ни в коем случае! Между ними лежит проблема» (Иоганн Вольфганг Гете).
— Знаете профессор, «Отдельная личность не обязана быть мудрее целой нации» (Оноре де Бальзак).
— Да, но «Мудрость существует в единственном числе и имеет точные границы, а глупостей тысячи и все они безграничны» (Генрих Гейне). Вы хотя бы это способны подтвердить? — не унимался прфессор.
Кака начал потихоньку багроветь, присутствующие же студенты вжали головы в плечи и пытались сделать вид, что они вообще тут мимо проходили.
— Хм, «Мудрые люди обдумывают свои мысли, глупые — провозглашают их» (Генрих Гейне), заметьте Акакий Мстиславович, не озвучивают обдуманное, а провозглашают. — Продолжала я изводить его.
— Я понимаю Кира, «Каждая женщина — бунтарь по натуре, причем бунтует она исключительно против себя самой» (Оскар Уайльд). — Такс, перешли на личности и намёки, что у меня блондинистые мозги.
— «Из двух ссорящихся более виноват тот, кто умнее» (Иоганн Вольфганг Гете), — сказала я, нехорошо улыбнувшись. А бедный Кака, замер на полуслове, видимо вспомнилось ему и иная пословица (кто умнее первым и замолчит).
— «Не ссорящийся не осуждается» (Лао Цзы), — произнёс он с чувством собственного достоинства. Всё-таки не удержался.
— «Достойный муж делает много, но не хвалится сделанным; совершает заслуги, но не признает их, потому что он не желает обнаруживать свою мудрость.» (Лао Цзы). — Внутренний голос ликовал, дошло древних даосов.
— Студентка Вольная, «Все мои усилия сводились к тому, чтобы убавить у людей глупости и прибавить им честности» (Вольтер).
— Не стоит объяснять мне это профессор «Умная женщина та, в обществе которой можно держать себя как угодно глупо» (Поль Валери), — я таки припомнила ему намёки, по поводу «блондинки». Однако нужно было закругляться, а то Кака от негодования синеть уже стал.
— «Быть подлинно здравомыслящим уже означает много знать» (Люк де Клапье Вовенарг), — то ли оправдываясь, то ли сделав шаг к примирению, сказал он.
— Всё верно профессор и как говорил Эсхил: «К сердцу мудрому мудрые речи всегда путь-дорогу найду» и согласитесь, сложно оспорит: «Мудр не тот, кто знает много, а тот, чьи знания полезны», — завершающе сказала я.
— Соглашусь, и вот поэтому мы с Вами (оглядывая притихших студентов) продолжим обсуждение, а Вы студентка Вольная — можете быть свободны… до экзамена. — Вот так я получала допуск к зачётам и экзаменам у Каки.
И вот сейчас, все эти многоликие гады (голоса «рыцаря», «козы» и «мудреца») молчали, бросив меня на растерзанье неопределённости вынуждавшей принимать решение самой.
Я вылезла из уже успевшей остыть воды, и решила походить по ярмарке, но уже с другой целью нежели покупки. Спустившись вниз, я наскоро позавтракала и подошла к стойке, за которой находился бессменный Алкаш.
— Приветствую любезный, я хотела бы задержаться в Вашем заведении на некоторое время. — Обратилась я, пододвигая по стойке золотой.
— К Вашим услугам… э…, - он вопросительно посмотрел на меня в ожидании моего представления.
— Кияра Вольная, — продолжила я его «…э…», решив, что раз так получилось, пусть буду Киярой. Кивнула Алкашу и вышла на свет белый, мне предстояла придумать, как добыть деньги.
Глава 7
Ярмарка казалась бесконечной своими рядами, словно паутиной, окутав огромную площадь. Звонкие крики зазывал сливались с общим гулом толпы, иногда выбиваясь до различимых выкриков. Местами доносилась брань и недовольный гомон, которые смешивались со смехом, утопая во всепоглощающем море шума. Я обошла длинные ряды, которые кишили лавками и обозами с тряпьём и другим ненужным мне барахлом. Меня так и подмывало наведаться в оружейные ряды, но денег всё одно не было, а глазеть просто так не хотелось, поэтому я мужественно оставила их за спиной.
Вдруг я услышала хлопок, и недалеко от меня повалил синеватый дым. Ведомая своим любопытством я поспешила туда… интересно ведь! Когда я подошла, небольшая толпа зевак уже расходилась и это позволило лицезреть нарушителя спокойствия (хотя какое там спокойствие, если кругом такой гвалт). Возле котла, который висел на треноге, стоял мужчина, довольно молодой на вид. Я бы могла назвать его возраст и точнее, если бы не чёрно-синие пятна перемазавшие лицо. Светлые волосы были взъерошены, и чуб гордо синел впереди. Я невольно хихикнула, подумав, что и этому миру не чужда панк-культура.
— Ни… ни… ничего смешного не… не вижу, — обиженно произнёс парень заикаясь.
— Видел бы ты себя, тоже бы не устоял, — примиряющее сказала я, подходя ближе.
— Просто пе… переборщил с тень-т… травой, — оправдываясь бубнил он, больше себе под нос, нежели объясняя мне. Мне хотелось поговорить с юным алхимиком, но он нырнул в палатку (шатром как-то у меня язык не повернулся это назвать). Я разочарованно повернула голову и только тут увидела куда попала. Это был ряд, на лавках которого пестрели травы, пучки цветов, всевозможные корешки и куча всякой «прелести» для гербария. Я в ботанике была не сильна, но на травников и целителей (если таковые были) поглазеть бы очень хотелось.
Не прошло и получаса (как мне показалось) а я уже заскучала. Я не понимала, что может ввести сновавших по этому ряду людей в такой азарт? Они с завидным рвением копошились в стогах сена, кто-то с пеной у рта спорил о цене с торговцем, зажав замшелый пучок травы. Я стащила с прилавка травинку, выбивавшуюся из общей массы, засунула её в рот и прибавила шаг в желании наткнуться на что-то более интересное.
Наткнулась. Покосившаяся вывеска (на манер стяжки) гласила: «Магический ряд». Я постояла раскрыв рот от удивления и ринулась просветлять себя невежественную в этом новом для меня неизведанном. Здесь не было лавок как таковых, стояли шатры — некоторые весьма скромные, а иные очень даже впечатляющие. Перед входом были импровизированные стенды, на которых было навешано всякой всячины, отчего всё это очень походило на магазин «всё для души», с всякими побрякушками и благовоньями. Но пройти основательно средь этого всего мне суждено не было. По мере моего продвижения из некоторых палаток доносились какие-то звуки очень похожие на взрыв небольшой петарды или громкие хлопки. Я здешних порядков не знаю (быть может это у них в порядке вещей), но наблюдая за некоим беспорядком в рядах покупателей — я забеспокоилась. Когда же на свет божий начали выскакивать встревоженные продавцы и озираться по сторонам, будто выискивая кого-то, что-то мне стало нехорошо от предчувствия.
— Быть может их амулеты таким образом реагируют на иноземного жителя, — шепча самой себе произнесла я. — Да уж, иноземного… — добавила я, припоминая такую же реакцию при входе в город, но тогда я не знала причины беспокойства стражи. Хотя я не знала её и теперь, но подозрения закрались, что это произошло именно из-за моей скромной персоны. Я поспешила удалиться в места более спокойные для меня, сделав себе «зарубку» подумать над этим позже.
Задумавшись и пребывая далеко не в лучшем моём состоянии, я не сразу поняла куда забрела. Всё было запружено разного рода обозами, телегами и невысокими заграждениями. Отовсюду слышались мычанье, рёв, рык и ржанье на все лады. Я очутилась в «Зверином ряду», ну или как это тут называется, проще говоря — зоологический уголок для любителей животных с целью их приобретения.
Я очень удивилась, обнаружив вполне обычную скотину — коров, коз, хрюшек и бяшек, правда последние странные какие-то были. Будто их разводили не для мяса, а для более увесистых рогов: на мощной шее покоилась маленькая голова с рогами, превышающими раза в три обычные бараньи. Как-то об овечках нехорошо подумалось, глядя на впечатляющие габариты.
Были и собаки, ну это я их так окрестила потому, что несоответствие с оными было разве что в явно увеличенных размерах, а так ну вылитые «двортерьеры». Стоявшие рядом ротозеи (собственно как и я), называли их дьярдами. От них веяло мощью, что одновременно и восхищало и порождало страх. Шерсть «собачек» была средней длины и тёмно-серая с рыжеватыми подпалинами, но отливала словно дымкой. Морда — явно шире пресловутой шавки-переростка с соответствующими зубками (чуть ли не в два ряда, видать у крокодила спионерила). Щенята же были просто прелестные пуфики, так и потискала бы, но как-то не хотелось нервировать их маму, нервно прогуливающуюся по здоровой клетке.
Насмотревшись, я двинула дальше, есть захотелось неимоверно, но рискнуть купить пирожок ЗДЕСЬ я не отважилась, кто его знает что (точнее кто) оказался начинкой. Вот так с интересом посматривая по сторонам, я добрела до огороженного загона.
Каких только лошадей здесь не было… Вороные застыли в величавой неподвижности, караковые махали длинными шеями перебирая копытами на месте, соловые жались друг к дружке, серые, гнедые разных оттенков от светло-рыжего до шоколадного. Массивные тяжеловозы стояли будто монолиты, выразительная слегка горбоносая голова на шее с высоким выходом и поставом могли впечатлить любого.
Возле загона толпились люди разного возраста и виды — от сельского жителя в простой рубахе до вельмож в позолоченных кафтанах с прохиндейскими глазами.
В желании осмотреть весь загон, я попыталась пройти вдоль него. Не тут то было. Толпа звучно скандировала «давай, давай!» и мне стало интересно, что вызвало такой ажиотаж. На самом краю загона был сотворён закуток, отгораживающий эту часть от остальной его территории. Я пробралась вперёд, бессовестно расталкивая мужиков локтями. Если я не буду пихаться, меня и вовсе не заметят, затопчут не хуже табуна.
— Ну, из-за чего сыр бор? — молвила я, не желая оставаться в неведении. В любом случае народ так увлекся, что и медузу-Горгону не разглядел бы.
— Да вот, никто с лошадкой-то совладать не может, — не глядя на меня, ответил мужчина средних лет. Я присмотрелась к лошадке, ох хороша зараза! Гнедая кобыла стояла гордо вскинув голову, сердито пофыркивая и тряся смоляной гривой. Чёрный волос на её ногах частично перемешан с коричневым, в результате чего дистальные отделы конечностей не угольно-чёрные, и чёрная шерсть не доходит до запястных и скакательных суставов. Корпус же словно шоколадный, лишь на солнце отливал лёгкой рыжинкой. Конституция довольно крепкая с удлиненными сухими конечностями, мускулистая с низко поставленной шеей, холка же высокая и длинная.
Залюбовавшись лошадью, я только сейчас заметила мужика отползающего от неё. Он встал и, шатаясь, только было решил сделать шаг в сторону, как кобыла подскочила с места, оттолкнувшись всеми четырьмя копытами, тут же приземлилась почти на то же самое место.
— Ить скотина разумная, гляньте, она ж его подначивает быстрее ноги уносить, — раздался весёлый гогот из толпы.
— А чего он туда полез-то? — не удержавшись, спросила я.
— Так знамо чего, если б получилось её присмирить, не токмо кобылу в пол цены увёл, ещё и деньжат бы прихватил. — Мечтательно сказал мужик (мечтательно для себя видимо).
— С чего бы это и кобылу и деньги?
— Дык, уж который ярмарочный день прошёл, а стервоза эта даже подойти к себе не даёт, так что продать её хозяину весьма проблематично. Вот мужики веселья ради и затеяли забаву, на кону уж не мало стоит — 10 золотых. — С азартом пояснил мне мужик с козлиной бородкой.
— В смысле на кону?
— Чтобы кого-нибудь смельчака сподвигнуть на усмирение стервозы этой, желающие подкидывают монетки вон в тот короб. — Ответил мужик, которому уже явно надоело отвлекаться на меня.
Я призадумалась, денег-то я так не придумала как раздобыть. С лошадьми я ладила всегда, хотя наездницей как таковой была паршивой.
Я весело улыбнулась, когда вспомнила свой первый опыт общения с ними.
Подруга решила меня развеять, чтобы я тоской зелёной не обросла. Да и мне подумалось, почему бы не устроить себе праздник и не провести выходной за городом. Мы собрались, и она привезла меня в какой-то конный комплекс. Инструктор, выяснив мой нулевой уровень подготовки, откомандировал мне взрослую кобылу, чьё имя было — Засада. Нехорошее подозрение зародилось сразу, но я успокаивала себя богатой фантазией человека, давшего такое имя, а зря… (в смысле успокаивала). Это была здоровенная пегая кобыла (правда потом выяснилось, что это называлось «серая в яблоко»). Я не знаю, во сколько раз она превосходила меня в размерах, но её шея начиналась там, где заканчивалась моя голова. Взяв её под уздцы, я шагнула вперёд, но нервный окрик инструктора меня остановил:
— Э… не стоит идти впереди неё… она кусается. — Она думала, предупредив меня успокоит? Дудки! Я занервничала ещё больше, а чего Вы хотели, перспективы быть покусанной лошадью меня ничуть не радовала. Я резко подала назад, но вопреки чувству защищенности, услышала:
— Э… и слишком отставать тоже не стоит… она иногда лягается, — произнесла, уже начавшая раздражать меня девушка-инструктор.
— Есть что-то ещё, что мне следует знать заранее об этом смирном животном? — уже раздражаясь, спросила я.
Она молча покачала головой и я, заняв место возле передней ноги Засады, последовала дальше. Я с любопытством всё разглядывала, ведь до этого лошадей я видела только в зоопарке, да на аттракционах. Уже расслабившись, я рассматривала, как детишки в формах юных жокеев водили снаряжённых пони по малому манежу, когда они вдруг завопили:
— Засада! — при этом быстро отойдя подальше. На меня было жалко смотреть, разве что тика не было. Однако я вознамерилась пообщаться с выданной мне лошадью, ну не могли же новичку дать опасную кобылу (это я себя так успокаивала).
Мы вышли на большой и просторный манеж, подруга, оседлав своего жеребца, оставила меня наедине со зверюгой и инструктором. Следуя уё подсказкам, я попыталась достать до стремени… щазз. Для этого мне понадобилось растянуться чуть ли не вертикальном шпагате, но я таки впихнула ногу в стремя. А вот дальше я пыталась запрыгнуть в седло, подтянув себя. Подтянуться мне было не за что (в противном случае я просто на седле повиснула бы) и оттолкнуться было никак не возможно, с моим-то ростом я и так висела на стремени как… в общем, едва касаясь земли. Наблюдавшие за этим «весельем» хихикали над бедной мной. А эта сволочь, которая Засада, стояла как вкопанная даже не шевелясь, но я была уверена, что ржёт даже она. Я позволила подпихнуть меня инструктору за пятую точку. Подпихнуть — это мягко сказано, ибо она уперевшись ногами в песок буквально запихивала меня в седло и руками и плечами. В конце концов, я оказалась в седле. Лошадка действительно была высокая, если буду падать, мало не покажется. Меня поводили по кругу на корде, отчего я заскучала. Сидеть было удобно и я, переваливаясь в седле как на подушке (если не считать жёсткости) попросила:
— А можно мне без верёвки (который корд), самой? — в надежде на утверждающий ответ попросила я.
— Но… но это же Засада, да и Вы неопытный наездник, — несколько стушевалась инструктор.
— Ну хотя бы шагом, а то я усну. — Она нехотя отпустила меня.
Засада не оправдав своего имени (с меня и прелюдий поездки хватило, запугали меня безобидную), ходила по кругу. Она даже не пыталась бунтовать, когда её спугнул взбрыкнувший недалеко жеребец, просто перешла на рысь. Слезать оказалось гораздо легче, я подошла к лошадке (помня о грозящих мне покусаниях) и посмотрела на неё. Она застригла ушами и топнула с ноги на ногу. Я осторожно, но уверенно протянула руку и погладила её слегка склонившуюся голову.
Я вообще люблю лошадей, грациозные и красивые создания, но как-то не было возможности сталкиваться с ними так близко. Правда всю «прелесть» сближения я познала на следующий день. Я ходила, ощущая себя кавалеристом — каждую минуту нагибалась вниз посмотреть на ноги, мне казалось по ощущениями, что они у меня колесом.
Вот с тех пор я часто наведывалась в места обитания лошадей, хотя ездила крайне редко.
Я улыбнулась воспоминанию и, задавшись целью заполучить деньги, крикнула:
— Ну, кто готов подбодрить меня, дабы я попыталась рискнуть? На меня посмотрела недоумённая толпа и… все заржали. Я на словах не остановилась и перелезла через ограждение, остановившись в ожидании реакции собравшейся толпы. На меня таки соизволили посмотреть как на претендента и в коробку посыпались медяки и даже серебрушки, хотя поглядывали как на полоумную. Я заграбастала яблоко у стоявшего поблизости синеглазого паренька, пока он раззявив рот глядел на кобылу и, сунув фрукт в карман штанов, медленно направилась к лошадке.
Остановившись на почтительном расстоянии, я решила дать ей возможность обнюхать меня и убедиться, что я не имею злобных умыслов относительно её. Она как-то нехорошо посмотрела и отпрыгнула немного в сторону, я же возобновила медленное движение к ней. Она нервно забила передними копытами, потом подвела задние ноги под туловище и, оттолкнувшись передними ногами, взмахнула головой вставая на дыбы. Публика ликовала, а я драпанула в сторону. Тормознув, я развернулась пожираемая яростью на себя и негодованием на лошадь, во мне клокотала смесь страха и гнева, и снова направилась к кобыле. Она будто почуяв весь спектр чувств который меня охватил, пофыркивая, попятилась назад, но остановилась, задрав голову.
— «Остановись! Не дОлжно к животному благородному со своей злостью неразумной подходить!» — раздался в голове голос «рыцаря», — «подойти ровно и уверенно, успокой её своим голосом ласковым». — Добавил он.
— «Не относись ко всем с недоверием, но будь со всеми осторожен и твёрд». (Демокрит) — Будто шепнул «мудрец».
Я заставила себя успокоиться, кое-как подобрав упавшее в процессе стремительного драпанья мужество (а что, я девушка, мне можно!), и вновь двинулась вперёд. Подходя к лошади, я смотрела на неё уверено, да страха уже и не было, она навострила уши и всхрапнула, но не двигалась. Бубня что-то ласковым голосом (ну я так думаю что, наверное, ласковым), я подошла совсем близко и попыталась погладить её. Она вздрогнула и напряглась, а я всё смотрела на неё и уже осторожно поглаживая морду, продолжала приговаривать:
